Невыдуманные истории от Жоры Пенкина. В Чернигове (Е. А. Пекки)

В Чернигове

Чернигов обрушился на Пенкина слепящим украинским солнцем, сигналами автобусов и чириканьем воробьев возле вокзала, запахом разогретого жарой мягкого асфальта и, конечно, запахом цветов. Зелени было много. Огромное количество клумб и газонов благоухало, сразу гиацинтами и нарциссами, тюльпанами и лилиями, а к этому всему примешивался аромат цветущих сиреней и акаций. По улицам шли люди в нарядной одежде, а девушки были, кажется, все только ослепительной красоты.

Слегка обалдевший от этих видов южного города, Пенкин небыстрым шагом достиг расположения воинской части. За высоким бетонным забором был образцово-показательный Черниговский учебный полк желдорвойск Советского Союза.

Видя, как в дверях проходной время от времени исчезают сплошь лейтенанты с чемоданами или, как он, большими сумками в руках, Жора понял, что прибытие офицеров на курсы идёт в самом разгаре. Он храбро шагнул в полумрак проходной и был тут же остановлен дежурным офицером. Проверив командировочное предписание тот, окинул прибывшего лейтенанта ироническим взглядом и вышел вместе с ним во двор, в котором раскинулся роскошный плац, как в учебнике по строевой подготовке. Были там еще спортивные площадки и разного рода тренажеры, а так же сооружения, происхождение которых было пока не ясно.

– Воин, ко мне, – скомандовал дежурный. Когда рядовой в чистенькой отглаженной форме подбежал к капитану, тот продолжил, – берешь у лейтенанта вещи и провожаешь его в расположение третьей роты. Знаешь это где?

– Так точно.

– Дай, я сам донесу, – начал было протестовать Жора, но наткнувшись на гневный взгляд дежурного, понял, что в данном случае, это неуместно. Рядовой, с баулом и пакетом в руках, полубегом двигался, по дорожке, огибая плац, за ним едва поспевал Жора, чувствуя себя нелепо в спортивном костюме. Они оказались у каменного корпуса в двухстах метрах от проходной.

– Вам в канцелярию надо, к майору Приходько, сказал рядовой, поставив сумки у входа.

Пенкин постучался в дверь и вошел с вещами. За столом сидел широкоплечий майор, который, оторвав глаза от бумаг, вперил их в лейтенанта.

– Разрешите войти, товарищ майор?

– Ты уже вошел. Кто таков?

– Лейтенант Пенкин, прибыл на курсы, согласно предписанию.

– Почему не в форме? Приказано было прибыть в повседневной.

– Никак нет. Дословно если, было написано: иметь повседневную для строя и спортивную форму. Одна на мне, другая с собой, правда, еще не оборудованная, погоны не пришиты. Вот я в спортивной и прибыл, по погоде.

– Ладно. Завтра оценим. Размещайся во втором кубрике.

– Прям, как во флоте.

– Любитель поговорить? Что, «во второй палате» звучало бы лучше? – начал закипать майор, – небось, замполитом служишь?

– Ага, – кивнул Пенкин.

– «Ага» – это господин по-турецки. В армии принято отвечать или «так точно» или «никак нет».

– Так точно, – гаркнул Пенкин.

– Что, так точно? – нахмурил брови майор.

– Ага-господин, по-турецки.

– О-о-о, да ты еще и шутник, ладно. Завтра будет возможность отличиться, а пока – Шагом марш отсюда.

То, что майор назвал кубриком, представляло собой большую комнату с тремя десятками пружинных кроватей, при каждой стояли тумбочка и табуретка. Два двухтумбовых стола у большого окна и длинная вешалка.

Половина из них уже была занята. Поняв, что столы недолго будут пустовать, Жора предпочел выбрать койку от них подальше, от входа тоже.

После немудрящего ужина, Жора решил недолго прошвырнуться по городу, поскольку предстояло еще привести в порядок обмундировку. Вечером он за два часа справился с этой задачей с помощью подсказок коллег, прослуживших уже по полгода. Познакомился с соседями по койкам. Слева обосновался Толя Подкопаев – старлей родом из Москвы, который служил замполитом роты в Виноградове, а справа Костя Столпер родом из Питера, который службу нес командиром взвода где-то под Киевом.

В шесть утра майор Приходько заполнив собой весь объем входной двери скомандовал «Подъем, построение в шесть десять в спортивной форме возле казармы». Когда Пенкин влился в разношерстную толпу, поскольку на строй это было похоже мало, Приходько окинул взглядом, пахнущее вчерашним перегаром воинство, одетое кто во что горазд и аж присвистнул, потом рявкнул:

– В колонну по два становись, по росту разберись.

Когда это было исполнено, он развернул строй лицом себе и объявил:

– Вас здесь девяносто семь человек. Вы – это учебная офицерская рота учебного полка. Я ваш командир и воинский начальник. По всем вопросам – ко мне. Обращение только по уставу. За месяц я должен из вас сделать офицеров, которым не стыдно доверить, солдатами командовать. Для начала 3 км пробежка, привести себя в порядок, в 7—45 построение, завтрак, в 8—30 жду вас снова на плацу для инструктажа. Все, время пошло, – и офицеры побежали по дорожке стадиона нестройной толпой, обливаясь потом на щедром черниговском солнце. Возглавлял воинство прапорщик, как выяснилось, старшина роты, по фамилии Гудзь и тех, кто с бега переходил на пеший ход, строго спрашивал: «Яак хвамилиё?», а полученные данные тут же заносил в записную книжку. Пока все не пробежали дистанцию, он не отставал, постоянно подгоняя арьергард. На построении выяснилось, что у половины не очень аккуратно пришиты погоны, а лейтенант Куспангалиев пришил петлицы поперек воротника. У кого-то не было спортивной обуви, у кого-то портупеи. Однако к исходу вторых суток, по крайней мере, внешне, учебная офицерская рота выглядела вполне пристойно. Драли офицеров – двухгодичников (а так их называли повсеместно, отличая от офицеров кадровых) как «сидорову козу», без скидок на возраст и звание. Командиры взводов, слава богу, были свои из старших лейтенантов уже отслуживших в свое время срочную службу рядовыми.

Началась для Пенкина новая круговерть. Это, конечно, была не служба солдата первогодка в желдорвойсках, но и не курорт, уж это точно. Наступало долгожданное воскресенье. Можно было выйти в город и насладится свободой, относительной, конечно, с учетом того, что гулять приходилось в форме. Что радовало, увольнительная была не нужна, ведь Пенкин «со товарищи» были советскими офицерами. В ресторан или пивную можно было зайти без оглядки. Частые весьма патрули нужно было вовремя замечать и козырять начальнику, неввязываться в пьяные разборки и тогда к 23 часам можно было с чувством не зря прожитого дня возвратиться в полк и плюхнуться в чистую постель. Нужно отметить, что офицер в форме, в то время на Украине (западную её часть не берем), был весьма желанным гостем практически везде. Поэтому, болтаясь без боязни по городу мелкими группами по 2—3 человека, лейтенанты заходили в магазины и кафе, на почту и в кино, с удивлением разглядывая вывески, выполненные на украинском языке. Жора весьма значительное время посвятил изучению Черниговской старины, благо в этом городе было что посмотреть. Одних древнейших соборов пять штук.

Вечером, у тех, кто обладал денежными средствами, частенько возникало желание посетить рестораны. Хорошая кухня, знакомая музыка и песни всё это привлекало. Естественно, что возникали там и знакомства с девушками, которые шли на контакт весьма охотно. Был в этой, возникающей в ходе ресторанной вечеринки симпатии, еще один момент. Часть из нынешних сослуживцев Жоры Пенкина была свободна от брачных уз, а часть даже состоя в браке, с ухмылкой демонстрировала любопытствующим красавицам, пустую страницу в новеньком удостоверении личности офицера, которое теперь заменяло им паспорт. Это была оплошность кадровых служб, не придававших этой отметке большого значения. Кольца же все по совету командиров практически все поснимали. Жора этого не делал принципиально.

Своё кольцо, которое сверкало у него на безымянном пальце, он называл «красота без иллюзий». Брякнул так Пенкин однажды, на вопрос симпатичной соседки по столу в ресторане «Ластiвка», где с друзьями проводил вечер. Он потом неоднократно за время службы произносил эти, ему самому понравившиеся слова. По крайней мере, изображать из себя холостяка, готового скоропостижно жениться, ему не приходилось. Девушки охотно шли с офицерами танцевать и позволяли себя провожать по окончании вечера. Часто знакомство завязывалось, с невинного вопроса: «А в каких войсках вы служите?». Пенкин как-то отвечая на этот вопрос, схохмил, а потом в их среде, по крайней мере, на сборах, так и прижилось.

– Подводная авиация, – с самым серьезным выражением лица по секрету сообщил он своей визави, во время танца.

– А что разве есть такие войска?

– Вы же видите, мы ведь есть, значит и войска есть. На эмблемы внимательно посмотрите.

(Для тех, кто не помнит, как выглядит эмблема железнодорожных войск, поясняю: в виде якоря с крыльями, покрытого сверху красной звездой).

Ошарашенная девица поделилась секретом с подругой и та тоже с интересом стала поглядывать на петлицы лейтенанта Краснова Сергея, сидевшего рядом с ней. Серёга, чуть не поперхнулся, когда его подруга начала выяснять каким же образом самолет летает под водой, но Пенкин прекратил ненужные вопросы простым звуком: «Тс-с-с!» и приложил палец к губам. При этом, он добавил, вспоминая плакат, висевший у них в казарме,

– Враг подслушивает. Это военная тайна.

Девицы невольно обернулись, но любопытство возобладало. Ганна, как звали Серегину подругу, громким шепотом, перекрывая звук гремящего оркестра, спросила,

– А, якжешь, Сэрж мэни, замуж звал, если я з им видсель на БАМ поиду?

– А шо тоби стремае? – в тон ей, спросил Жора, который быстро схватывал незнакомую речь.

– З видкеля тамочки подводна авиация, колы на БАМе стоко воды не мае?

– Сразу видно, в школе вы плохо учились и газет не читаете. У нас как раз одна база на Байкале. Это же великое озеро. У него глубина больше километра, там не только на подводном самолете, а на атомной подводной лодке можно плавать. А вторая база во Владивостоке, – самозабвенно сочинял Пенкин, – вот туда путь и тянут, чтобы для нас боеприпасы подвозить. Кстати, в целях секретности, нам всем предложено говорить, если спросят, что мы из железнодорожных войск.

В двадцать три без четверти Пенкин, глянув на часы, расплатился за свой ужин и отбыл в сторону полка, предоставив акт провожания аборигенок осуществить Сержу. Дело в том, что сборная команда лейтенантов в процветающем славном городе Чернигове, столкнулась с широко распространенным обычаем местных девиц, после вкусного ужина с напитками и танцами «провернуть динамо» распустившим перья заезжим гусарам. Коллеги Пенкина предупредили, что провожать местных красавиц есть смысл, только если ты уверен в стопроцентном успехе. Часа в два ночи в казарму заявился Серёга, который зацепился за ограду рукавом рубашки и почти его располовинил.

– Ну, как? – шепотом поинтересовался Пенкин.

– Полный отпад, – тоже шепотом ответил товарищ.

Подробностями провожания Пенкин интересоваться не стал. Один, если деликатен – об этом не спросит, а второй, если воспитан – об этом не расскажет. Однако принцип этот нарушался нынешними сослуживцами сплошь и рядом. Жалованье, полученное в начале месяца, с каждым днём таяло всё больше, тем паче, что половина его, как правило, отсылалась сразу же семьям, оставшимся где-то по городам и весям Советского Союза. Походы в рестораны значительно подсократились, а с ними и знакомство с барышнями, и, соответственно, провожание их к месту жительства. А вот живописность рассказов счастливцев товарищам, коротавшим свои субботние и воскресные вечера в казарме, с каждым разом возрастала. Пенкин не без основания полагал, что лейтенанты, которые как-то в ходе сборов незаметно друг друга стали называть «поручик», весьма преувеличивают количество своих побед над представительницами прекрасного пола, как пресловутый поручик Ржевский. Если их послушать, то каждый из них, был неотразим для дам, отказа не имел и обладал способностями сексуального гиганта.

Как-то в казарму в среднем поддатии ввалились Шурка Копылов и Боря Волжанцев. Присев на кровать, валяясь на которой листал затертый том Джек Лондона Пенкин, они ему задали вопрос:

– Не вы ли, поручик, тот самый Жорж, который служит в подводной авиации? Не ваш ли друг по имени Серж бедной черниговской девушке жениться обещал? Короче, из-за твоих шуток был нам полный отлуп, как только они увидели наши петлицы.

Хохот, поднявшийся в кубрике, заглушил, последние слова Копылова. Оказывается, не смотря на то, что все увлеченно играли в карты, к разговору тоже прислушивались.

– Подводная авиация, – закашлявшись от смеха, выдавил из себя Костя Столпер, который, кстати, будучи внуком знаменитого режиссёра Александра Столпера, сам был юмористом первостатейным, – надо будет запомнить. Вы, Жорж войдёте в анналы фольклора желдорвойск.

Вечера в кубрике, где ночевал Пенкин, были все более однообразны. Всё большее число его коллег оставалось на вечер в стенах своего временного дома. Взяв ближайшей лавке, круг «краковской ковбаски», бутылку «Житней» водки, большую пухлую паляныцю и пучок редиски или лука у бабульки, торговавшей с рук прямо у проходной, контингент сборов устраивал себе дополнительный ужин в кругу друзей. Игра в карты получала всё большее распространение. Играли, правда, в отличие от батальонов на земле, всё больше в преферанс, иногда в «тыщу». А еще два лейтенанта из Москвы бренчали на гитарах и пели песни, которые иногда начинали подпевать и другие, особенно после принятия пары сотен граммов алкоголя.

Здесь впервые Пенкин услышал песни Александра Галича и некоторые из песен Окуджавы. Про поручика Голицына он услышал тоже здесь. Впрочем, были и песни из блатного репертуара и песни-переделки. Так скажем, известный романс «Сыпал снег буланому под ноги» в исполнении этих ребят приобрел припев из блатной песни, который звучал примерно так:

Романс с этим припевом получил комическое звучание. Да так и исполнялся под хохот слушателей.

Между тем, сокращая число посещений ресторанов и переходя на более дешевый образ вечернего времяпровождения, лейтенантская братия столкнулась с тем, что не все офицеры знают для себя норму, которую можно употребить без вреда для своего здоровья и окружающих.

Поэтому, в понедельник майор Приходько после завтрака построил личный состав роты и прочитал перед строем душеспасительную речь перемежаемую непарламентскими выражениями и междометиями. Из нее следовало:

– Три недели обучения прошли практически «псу под хвост» во всяком случае, та часть, которая касается дисциплины и строевой подготовки. Начались потери личного состава. За последние три дня двое попали на офицерскую губу, да еще оказали сопротивление при задержании. Один остался без зубов, преодолевая в пьяном виде металлический забор ночью, второй сломал руку, на этом же препятствии. А потому… «гайки будут закручены», а меры воздействия ужесточены.

И три взвода лейтенантов начали гонять по раскаленному плацу так, что подошвы горели как на сковородке, а форменные рубашки покрылись мокрыми разводами от пота. Уже перед самым перерывом на обед Приходько вышел из кабинета, чтобы лично увидеть, что с ними сделали капитаны. Когда строй, выполняя команду «Смирно, равнение направо!» прогремел мимо него, сверкая хромовыми сапогами не хуже, чем гвардейский полк по брусчатке Кремля, он решил усилить впечатление и отдал команду: «С песней!». Строй молча гремел сапогами по плацу.

– С песней, я сказал или до вечера маршировать будете.

И тогда случилось то, чего никто не ожидал. Костя Столпер, который шел впереди взвода, звонким голосом затянул песню, которую накануне вечером несколько раз пели всем кубриком нетрезвые лейтенанты. Она была положена на мотив «Славянки» и шагалось под нее легко. Это было неожиданно и дерзко. Но в строю все были едины, хотя ни разу до этого с песней их маршировать не заставляли.

Неслись скабрезные слова над плацем образцового учебного полка. Строй дружно подхватил:

И уже под воображаемый проигрыш между куплетами:

Возле плаца между тем собралось немало народу. Одних солдат было человек тридцать. Интересно же посмотреть как «трахают» офицеров, ведь такое не каждый день увидишь. Услышав песню, они начали хохотать еще до того, как услышали припев и помешали услышать команду «Отставить песню». Поэтому строй так и двигался плотными рядами, чеканя шаг и распевая скабрезные строки. Только после повтора команды, уже отданной майором Приходько истошным криком, песня прекратилась. Снова построение возле казармы. Приходько стоял перед строем, уже не угрожая. Из-под фуражки у него стекали капли пота. Он снял ее и просто, по-человечески, спросил, не ожидая ответа:

– Хотите, чтобы меня из-за вас из армии уволили? – потом добавил, – Я вас прошу, не делайте этого, мне немного осталось.

Вечером, после самоподготовки было решено, за пределами части вдрызг не напиваться. Хватит приключений. Однако в кубриках всё было по-прежнему. Решив, написать письмо домой Пенкин думал, где бы уединиться, после того, как уже выпил для души и аппетита, с удовольствием закусив, чем Бог послал. Сосредоточиться не удавалось. Гвалт стоял невыносимый. С книгой в руке, в которую был вложен лист чистой бумаги, он хотел пристроиться на подоконнике рядом с канцелярией и, вдруг понял, что она не закрыта. Это была удача. Жора расположился за двухтумбовым столом и начал уже своё послание излагать на бумаге, как вдруг взгляд его упал на вешалку, которая стояла в углу. На ней висел китель майора Приходько, который тот забыл в расстроенных чувствах, покидая вечером полк. Какой же лейтенант не хочет быть майором? Отложив в сторону свою писанину, Пенкин снял китель и примерил его. Подошел к зеркалу и стал разглядывать себя.

Да, хотя китель и был великоват в плечах и животе, вид в нем был совсем другой. В это время дверь в канцелярию от толчка ногой распахнулась и Пенкин в зеркало увидел Шурку Копылова, одетого в футболку, галифе и сапогах, в правой руке у него плескалась в граненом стакане водка, а в левой он держал бутерброд с колбасой и зеленым луком. Был он подшофе и без очков.

– Поручик, – заплетающимся языком, провозгласил он, – не откажите выпить за моё здоровье, а то Вы как-то слиняли неожиданно, да я заприметил куда.

Жора, глядя на него в зеркало, решился на эксперимент. Он слегка приподнял расстегнутый китель так, чтобы погоны съехали с плеч назад и подслеповатый Копылов их разглядел. Именно это и произошло. У лейтенанта, увидевшего майорские звёзды на плечах стоявшего офицера, глаза сделались круглыми от ужаса, а сам он слегка побледнел. Он попытался вытянуть руки по швам, при этом у него из стакана начала литься водка, а с бутерброда на пол шлепнулась колбаса.

– Бля буду, больше не повторится, товарищ майор, – рявкнул Шурка, мотнув головой.

Еле сдерживая себя, чтобы не расхохотаться, для усиления эффекта, Пенкин голосом Приходько, заревел как раненный буйвол,

– Что вы себе позволяете? Да я тебя под арест. На губу захотел?

При этом он медленно начал поворачиваться, продолжая свою тираду.

– Кэак, стоишь перед командиром? Я вас отучу водку пьянствовать и хулиганство безобразить. Вы офицер или где?

Копылов от ужаса закрыл глаза и после каждой фразы только мотал головой, как от оплеухи. Однако долго так продолжаться не могло. Он подслеповато прищурил глаза и увидел в двух шагах от себя улыбающуюся физиономию товарища.

– Жорка! Твою дивизию! Вот ты что, дурак, сделал? —гневно выпаливал Копылов, глядя на счастливо хохочущего Пенкина, – Пороть тебя некому. Я со всей душой, а ты. … Вон, из-за тебя водку пролил, колбасу уронил.

У него даже губы задрожали от обиды. Потом он махнул рукой,

– А вообще-то смешно получилось, я ведь и правда сперва поверил, что какой-то майор стоит. Ты хоть и подражал ему, но фигура другая и тембр не тот. Всё равно отменно. А давай почудим еще.

– Ох и влетит от Приходько, если он узнает.

– Да мы минут десять, не больше. Пошли вон в соседний кубрик, построим войска.

Пенкин для усиления эффекта от мундира, надел еще свою фуражку. Когда они с Копыловым вошли в помещение первого взвода, там шла нешуточная игра на деньги. Похоже, что преферанс уже поднадоел и на столе горкой лежали смятые купюры, а банкомет сдавал карты. Вокруг игроков столпилось человек десять зевак.

– Это что такое? – грозно спросил самозваный майор, – Кто разрешил? В трибунал захотели?

Карты веером взлетели воздух, сидевшие на столах и на кроватях лейтенанты вскочили и встали навытяжку, несколько рук расхватали деньги, лежавшие на столе. Всё-таки три недели строевой подготовки давали о себе знать.

– Кто старший? Почему нарушение устава допускаете?

В кубрике воцарилось молчанье. Вдруг один из игравших пригляделся и узнал в майоре лейтенанта из соседнего взвода.

– Пенкин, твою мать. Ты что же творишь-то? Такую игру испортил. Да за это башку тебе отвернуть надо.

Вместо веселого смеха толпа в кубрике глухо заворчала. Пенкин понял, что оставаться здесь небезопасно и в два прыжка выскочил из кубрика, вслед за ним вылетел Шурка, хлопнув за собой дверью и на бегу услышал, как в дверь с той стороны с хрустом врезалась казарменная тяжелая табуретка.

Через два дня, получив свидетельства о прохождении курсов повышения квалификации, лейтенанты разъехались по желдорбатам, сожалея, что вряд ли когда-нибудь придется им еще встретиться.