Глава 6
Граф Гийом де Ламонтань
Всадники появились с рассветом.
Даниэль увидел их издалека, как и предполагал; солнце еще не встало, но предрассветные сумерки уже властвовали над землей. Далеко-далеко в долине появилось облачко пыли, оно все увеличивалось, и вот уже стало возможно разглядеть едущих впереди. Присмотревшись, Даниэль отправился в дом и осторожно разбудил леди Александру.
– Моя госпожа, ваш муж близко.
Она поморгала, потом как-то сразу проснулась и села, неловко придерживая живот, – растерянная, испуганная.
– Дай мне воды умыться.
Даниэль не пошел к источнику (запасы можно пополнить позже), вылил в подставленные ладони леди Александры остатки воды из фляги и вышел во двор. Солнце только что поднялось над горизонтом; лошади, до того мирно дремавшие, подняли головы, запрядали ушами, а затем Джанан вытянул шею и звонко заржал.
– Тихо, – сказал ему Даниэль. Конь фыркнул, переступил с ноги на ногу.
– Скоро ли они будут здесь? – спросила из дома леди Александра.
– Через несколько минут, госпожа.
Даниэль уже видел штандарт: черный грач на белом поле, герб графа де Ламонтаня. Граф изрядный храбрец, коль разъезжает со штандартом по этим землям, не боясь ничего. Да и силу захватил внушительную: не менее двадцати рыцарей, вооруженных до зубов, следовали за супругом леди Александры. Это дает надежду, что женщину доставят домой в целости и сохранности. Если граф, конечно, не запрет ее в монастыре.
Даниэль приказал себе об этом не думать. Судьба леди Александры не должна его волновать.
Граф остановил отряд шагах в трехстах от дома и дальше поехал один. Даниэль стоял и ждал, положив правую руку на пояс, рядом с кинжальными ножнами. Граф приближался медленно, конь его, гривастый серый жеребец, шагал неторопливо и внушительно.
Супруг леди Александры был человеком высоким и статным, с крупным, словно бы из камня высеченным лицом. Сходство с валуном усиливал землистый цвет кожи, которую отчего-то не брал загар, и пепельные волосы. На нем была плотная кольчуга, которую не пробьет стрела из лука, а вот арбалетная – пробьет, и еще были поножи, и наручи, и легкий шлем, украшенный затейливой вязью, – судя по всему, сарацинский, добытый в бою. Граф остановил коня рядом с Даниэлем, и тот поклонился ему.
– Ты привез ее? – вопросил граф гулким, как из бочки, голосом.
– Да, господин. Она ждет вас в доме.
– Она не утратила разум?
Даниэль понял: граф оставил своих людей за пределами слышимости, чтобы иметь возможность задать эти вопросы.
– Нет, господин. Она все помнит и все понимает. Она справилась.
– Хорошо. Ты заслужил свою награду. Иди за мной.
Даниэль пошел, размышляя на ходу о том, как несправедливо судьба обходится с некоторыми. Взять хотя бы этого рыцаря. Он носит титул графа, но это всего лишь звонкое, как монетка, слово, а на деле владений у Ламонтаня меньше, чем у иного барона, и фьеф, по слухам, невелик. Не в том дело, что денег недостает, а в том, что всю землю давно поделили. Вот и приходится жить в тени Иерусалима, возделывать поля силами крестьян, собирать подати да платить налоги и сборы. И воинскую службу нести круглогодично. Веселая жизнь, что тут скажешь.
Вольной птицей быть гораздо лучше.
Леди Александра сидела на топчане, закутавшись в свой плащ, и, когда граф вошел, поднялась ему навстречу. Даниэль остался стоять в дверях, готовый уйти в любую минуту.
– Госпожа супруга моя, – сказал граф де Ламонтань и поклонился ей.
– Господин супруг мой, – ответила леди Александра и шагнула к нему.
И тут он понял.
Граф стоял к Даниэлю спиной, и тот не видел выражения его лица, зато прекрасно видел леди Александру, которая словно споткнулась – и остановилась. Повисло молчание, в котором даже невероятный шутник не обнаружил бы ни капли дружелюбия. Аккуратно, стараясь, чтобы его не заметили, Даниэль сдвинулся вдоль стены – теперь он видел графа в профиль, и профиль этот не выражал ничего хорошего.
– Как вы посмели, жена моя, – прошипел Ламонтань, – возвратиться после того, как дали опозорить себя? Не должны ли вы наложить на себя руки, коль скоро вас обесчестил сарацин?
– Господин супруг мой, – отвечала леди Александра дрожащим голосом, – я полагала, что вы будете рады увидеть меня живою.
– Живою, но сохранившей честь! Я и предположить не мог, что вы носите под сердцем бастарда! Вражеского ублюдка!
Не походило это на встречу любящих супругов после долгой разлуки. Даниэль на всякий случай вытащил кинжал из ножен и взял обратным хватом – так, чтобы лезвие лежало вдоль запястья. Если граф попытается причинить жене вред, придется вмешаться. Даниэлю не было никакого дела до семейных ссор, но обидеть женщину он не позволит, хотя граф выше и сильнее раза в полтора. Мало того, что потом со своей совестью не примиришься, так она к тому же графиня, а Ламонтани – вассалы могущественного человека.
– Мой господин… Я могу отправиться в монастырь и пробыть там, пока ребенок не родится. Я отдам его на воспитание монахиням, и никто о том не узнает. Я так ждала…
– Монахиням? – взревел граф, взбешенный не на шутку. – Вы должны были перерезать себе глотку, как только ваша талия стала округляться.
И тут леди Александра вышла из себя.
– Он взял меня силой! – закричала она, подавшись вперед. – Он брал меня силой раз за разом и смеялся, и говорил, что наставит рога всему франкскому рыцарству! Говорил, что жены франков возлягут на ложе с теми, кто чтит Аллаха, и будет так, а не иначе! Он не оставлял меня никогда так, чтобы я могла вонзить себе кинжал в сердце или броситься с башни – нельзя броситься с башни, когда тебя держат в комнате без окон, с одной кроватью, и даже веревки нет! Я смирилась. Я решила, что Господь хочет, чтоб я жила! А тот… тот говорил, что, если я рожу мальчика, он станет хорошим воином, а если девочку – ее бросят со скалы в ущелье, потому что лишние рты не нужны в крепости Ахмар. Я молилась ежечасно, ежеминутно, и лишь любовь к вам и надежда вернуться к вам сохранили мне рассудок! Умоляю, не отвергайте меня!
Граф слушал эту речь с презрительной гримасой на лице; когда же леди Александра простерла к нему руки, он бросил резко:
– Отвергать? Как можно отвергнуть ту, что отныне для меня не существует? Вы опозорили не только себя, мадам, вы опозорили мой род, мое имя, и я не стану мараться, даже прикасаясь к вам. Неужто вы могли решить, что я коснусь той, которая понесла от сарацина?
– Что же вы думали, супруг мой? Что все это время меня держали в богатых покоях и преподносили восточные яства, а по вечерам меня развлекали танцовщицы и певцы? Я провела почти год в разбойничьем замке.
– Я полагал, – резко отвечал граф, – что захвативший вас сарацин соблюдает законы и обращается с пленными, как подобает. И супруга моя, высокородная дама, в плену, но ее чтят, как чтят законы плена.
– Разбойники, – горько сказала леди Александра, – не чтят никого и ничего. Разве я в том виновна?
– Да, – твердо сказал Ламонтань, – вы виновны, потому что остались живы. Когда этот человек, которому я заплатил за ваше спасение, увел вас из замка, вы должны были смыть свой позор кровью. И все бы поняли это. Достойная смерть.
– Так убейте меня сейчас! – закричала она. – Заколите меня мечом, и закончим на этом!
– Незачем, – выплюнул граф, – вы уже мертвы. Вас нет. Вы погибли в крепости Ахмар давным-давно, и если вы осмелитесь ко мне приблизиться вновь, я отрекусь от вас, скажу, что это не вы, что выдаете себя за мою супругу. У вас больше нет мужа, нет рода, нет дома. И если вы понимаете, о чем я, то река тут неподалеку!
Даниэль покачал головой. Он не понимал такого. Да, леди Александра обесчещена, однако скрыть ее позор не так уж сложно. Отвезти ее в монастырь под предлогом, что она нуждается в духовной помощи после сарацинского плена, дождаться рождения ребенка, оставить его монахиням искупать грехи матери и возвратиться в мир. Здесь не Франция, не Англия, здесь действуют иные законы, и каждый владетель в своем фьефе – царь и бог. Даниэлю казалось странным, что супруг отрекается от своей жены (любимой жены, за спасение которой он платил большие деньги!) так легко. Как будто он только и ждал подобного хода событий.
– И если я решу последовать за вами, – выговорила леди Александра, – вы не примете меня?
– Вас нет больше, – повторил граф и повернулся к выходу.
Все это время леди Александра держалась, однако последние слова мужа сломили ее, и она жалобно крикнула:
– Гийом! Ведь я люблю вас! И вы говорили, что любите меня! Не оставляйте меня, прошу, не оставляйте!
Увы, мольба не помогла: граф вышел из дома, не оборачиваясь. Бросив короткий взгляд на леди Александру, Даниэль быстро последовал за Ламонтанем.
Граф отвязывал коня.
– Я хочу получить награду, – сказал Даниэль.
– А! Награду. Хорошо, – Ламонтань отцепил от пояса толстый кошель и бросил на землю; кошель сыто звякнул. – Здесь то, что я обещал тебе, наемник.
– Я привел сюда вашу супругу, – Даниэль не спешил поднимать кошель. – Вы не забрали ее. Что мне делать с ней теперь? Отвести ее обратно к стенам Ахмара?
Он говорил это равнодушно, глядя поверх головы графа, и не выпускал из руки кинжал.
– Моя супруга, – ядовито бросил Ламонтань, – никому не нужна отныне. Ты получил достаточно денег, чтобы забыть и о ней, и обо мне. Все равно, что ты станешь делать с нею. Хочешь – брось здесь, хочешь – отвези обратно.
Даниэль молчал, и граф вдруг заинтересовался этим молчанием, вгляделся в лицо своего собеседника пристальнее и перестал мучить подпругу.
– Хотя, – произнес Ламонтань задумчиво, – есть и иной путь. Почему бы тебе не избавить мою жену от страшного греха самоубийства? Ты ведь понимаешь, что это означает, наемник, не так ли?
– Конечно, – холодно сказал Даниэль, – но это стоит больше.
– Я не взял с собою больше золота, – раздраженно ответил граф. – Заберешь ее лошадь – эта кобылка стоит немалых денег, да и седло тоже. Такова будет плата за твою работу.
Даниэль скептически посмотрел на Айшу.
– Кобыла? Возможно. Но золото я люблю больше.
– Золота у меня нет. Либо соглашайся, либо отправляйся прочь.
– Меня устроил бы перстень, если камень на нем велик и ценен, конечно.
– Я не езжу по землям сарацин, украсившись сокровищами из заветного сундука, а родовое кольцо не отдам тебе, грязный наемник. Ну что, ты берешься, или я увожу кобылу?
Даниэль усмехнулся: граф торговался, как на рынке, куда там иерусалимскому купцу.
– Хорошо. Я беру лошадь и седло в уплату, хоть это и скудный дар за избавление вас от такой обузы.
– Она опозорила меня, – с отвращением произнес граф, – и об этом позоре никто не должен узнать. Если ты, наемник, посмеешь кому-нибудь рассказать о нашей сделке и о том, что сталось с леди Александрой, я отыщу тебя даже в аду, клянусь своей честью.
– Я уверен, что мы никогда более с вами не встретимся, – отвечал Даниэль с поклоном.
– Именно такой ответ я и желал услышать от тебя. – Ламонтань огляделся, воспользовался остатками стены как приступкой и взгромоздился на коня. – Прощай, наемник. И сделай все так, как уговорено, – помолчав, он добавил: – Пусть она умрет быстро.
Даниэль ничего не сказал на это, только лишь поклонился снова, и граф, развернув коня, направился к своему отряду. Даниэль стоял и смотрел, как рыцари перестраиваются, как в лучах жаркого солнца словно плавятся – и вот уезжают, исчезают, штандарт скрывается за холмом…
Уехали.
Даниэль не торопясь вложил кинжал обратно в ножны, постоял, задумчиво глядя вслед уехавшим, поднял кошелек, а потом неспешно двинулся обратно. Теперь у него очень много времени, чтобы все как следует обдумать.
Леди Александра сидела на топчане, согнувшись. Даниэль подумал, что она, наверное, слышала все сказанное супругом, и ей страшно, и она ждет: вот сейчас наемник будет ее убивать.
Но тут она подняла на Даниэля глаза, полные страха и боли, – и он все понял.
Проклятие.