Вы здесь

Небесный летающий Китай (сборник). Девять принципов Камамбера (А. К. Смирнов, 2014)

Девять принципов Камамбера

Светлой памяти Роджера Желязны


А также посвящается Александру Житинскому и его роману про «Потерянный Дом»

1


…Первый принцип Камамбера: Камамбер – это не только сыр, но и его запах.

Я проснулся от сильнейшего запаха Камамбера.

Если бы не этот запах, я бы и не вспомнил о Камамбере, ибо не помнил ничего и совершенно не понимал, где нахожусь. Ноздри мои раздулись, обоняя волны настолько густые, что сразу же и опали, как опадает предсмертный пакет, надетый на голову и втянутый в приоткрывшийся рот задохнувшегося юнца, любителя клея. Клубился тяжелый туман цвета несвежего хлора; в нем, будто в бане, прохаживались дьявольские существа.

Я пошевелился и выяснил, что лежу в постели.

Ко мне явился инопланетянин, но я не пошел с ним на контакт, потому что я был мирный пододеялолежанин; тогда он ушел, вернулся и привел с собой яйцекрутянина.

– Вставай же! Вставай! – захрипели оба. Их страшные лица то сливались, то разъезжались.

Под мое одеяло – я не заметил, как и когда – скользнула рука, и я вздрогнул.

– Вставай, братишка, – стонало ужасное существо. – Очнись! Нам нельзя оставаться в этом месте… Посмотри, что у меня есть!

Ничего не разумея из сказанного, я натянул одеяло, пытаясь подобраться под него ртом, и впился глазами в тусклое серебро, сверкавшее в руке ночного мучителя. Стояла ночь, и мой рассудок был в этой ночи луной. Луна светила достаточно, чтобы я сориентировался во времени суток. Но я еще не узнавал запаха. Вернее, он был мне знаком, но я никак не находил ему названия.

Инопланетянин сверху, яйцекрутянин снизу поднес к моему лицу блестящий металлический предмет. Я тупо смотрел, не понимая. Адская комната полнилась бормотанием, всхлипами и бессвязными выкриками.

– Первый принцип Камамбера! – в отчаянии проскрежетал мой мучитель. – Бесплатный Камамбер бывает только в мышеловке! И ты в эту мышеловку попал!

Сознание дрогнуло, отступило, шагнуло вперед, присмотрелось и вдруг просияло горьким восторгом:

– Тем Пачино! – выдохнул я, тараща глаза.

Стоявший у моего ложа залился слезами:

– Узнал, узнал, – приговаривал он. – Скорее подымайся, они сейчас придут… Они никогда не уходят надолго…

Я сделал над собой усилие, выдрался из-под капельницы и сел. Меня качнуло; по локтевой ямке расползался чернильный синяк. Я порядком ослаб, но чувствовал, что справлюсь и встану на ноги. Возможно, при поддержке Тем Пачино.

– Где мы? – я огляделся, на сей раз пристальнее и зорче. Мрачное помещение, наполненное равнодушными фигурами, погруженными в странные дела. Вспыхивали разноцветные зарницы; из-под двух десятков пружинных кроватей летел визг, мешавшийся с писком. Комнату то и дело пересекали, а может быть, и не пересекали, крылатые твари, похожие на летучих собак. Кто-то лежал, завернувшись в тонкое и бедное одеяло; кто-то сидел, другие, как уже было сказано, бродили в проходах.

– Слуги Хаоса заманили нас в западню, – объяснил Тем Пачино. Приземистый, рыхлый, с пепельным распухшим лицом он смахивал на верного оруженосца из старинной повести, популярной в здешних краях – я, похоже, припоминал все больше и больше. – Они построили иллюзию, внушив нам ложную видимость Камамбера. Спасаясь и думая, что цель близка, мы перелезли через ограду – и очутились в ловушке. Мы – воины Порядка, если ты помнишь. Когда мы доберемся до истинного Камамбера, будет полный порядок.

Я достаточно освоился, чтобы спросить о предмете, который он настойчиво совал мне под нос.

– Это ключ! – выдохнул мой доброжелатель. – Не спрашивай, какими трудами я его взял. Мне пришлось…

Воспоминание далось ему тяжело, Тем Пачино схватился за сердце и поморщился.

Я внимательно смотрел на то, что он называл ключом. Это был полый четырехгранный стержень, которым в этом мире отмыкают не то купейные вагоны, не то вагонные купе… или? В мгновение ока я понял все.

– Это лечебница, – выдавил я, потрясенный.

Тем Пачино кивнул:

– Да, это она. И не самая хорошая!

Вдруг он повел носом:

– Ты чуешь? Каша! Кашу несут! Мы больше не можем медлить!…

Мы выскользнули в дверной проем, предназначенный для неусыпного наблюдения и не знавший створки. Коридор был пуст и освещен покойницким светом. Дыбился линолеум, каркали пересохшие голоса. Воздух гудел низким гулом, оседая в инфразвук. Тем Пачино, не выпуская рукава моей пижамы, метнулся за угол. Десять шагов, отделявшие нас от выбеленной двери, мы преодолели единым прыжком. Прыгающие пальцы Тем Пачино вложили ключ в квадратную выемку. Раздался щелчок, дверь отворилась, и мы шагнули в новый Слой, где было темно. Запах Камамбера усилился…


2


Постепенно мне пришло на память, кто же такой был Тем Пачино, мой добрый ангел. Во всяком случае, я помнил его существом неопознаваемой биологической принадлежности, но не из высших. Он относился к незаменимой категории Вечных Спутников, которые в разных пластах реальности сгущаются в заботливых дядек и денщиков. Одновременно я вспомнил и все обстоятельства, приведшие нас в это мрачное заведение, где нас, задержись мы еще на несколько часов, непременно бы искалечили. Наша память, претерпевши воздействие местных ядов, пришла бы в полную негодность, и мы навсегда увязли бы в этом скверном Слое, далеком от Слоя первичного, заветной мечты любого странствующего героя.

Летя по ступенькам и чувствуя, до какой степени мне не хватает привычного развевающегося плаща, я с силой втянул в себя воздух. Камамбер активно проталкивался сквозь гречневый аромат, но теперь, когда я совершенно пришел в себя, в нем ощущалось очевидное несовершенство.

– Тем Пачино! – проскрежетал я торжественно, вращая глазами. – Назови мне второй принцип Камамбера!

– Настоящий Камамбер ни с чем не спутаешь, – ответил тот со смешком.

– Стойте! – закричали голоса за нашими спинами. – Вернитесь немедленно! Держите их!

На бегу обернувшись, я увидел их – прислужников Хаоса, обрядившихся в обманчиво белые одежды, небрежно застегнутые, а то и вовсе распахнутые; стуча каблуками, меняясь в лицах, эти коварные существа поставили себе целью настигнуть нас и навсегда разлучить с первородным Слоем, где Камамбер.

Я запустил руку в карман больничных штанов – пусто.

– Держи, – Тем Пачино в очередной раз пришел мне на помощь. Он протягивал мне колоду игральных карт, которую чудом спас в момент моего пленения. Колода обладала магическими свойствами – еще бы не обладать, когда ее рисовали в Закрытом Профилактории при первородном Слое; рисовал и крапил человек, отведавший Камамбера под напиток напитков. Напиток, который не чета здешней губительной субстанции: только ее одуряющим качеством я мог объяснить тот факт, что принял за врата, ведущие к ближним Слоям, обыкновенную дыру в проволочном заборе, за которым меня уже поджидали враги.

Я выщелкнул двадцать одно: его составили Бубновый Туз, частый спутник жаждущих Камамбера; пиковый король Дядя Женя – резидент благородных Слоев, прочно обосновавшийся в несовершенной реальности; да пара чернявых дам: бабы, как всем известно, спиваются надежнее. Им легче принять на грудь, потому что их две, груди.

Преследователи отпрянули, прикрываясь руками. Повалил дым. В следующую секунду мы с Тем Пачино облегченно вздохнули, ибо увидели, что мчимся, что было сил, по пустынному проспекту: это был новый Слой, очень похожий на предыдущий, но все же другой. Лечебницы не было и в помине, погоня растаяла. На мне были плащ, широкополая шляпа и высокие ботинки с металлическими набойками. Тем Пачино кутался в неброский зипун и мягко топотал валенками.

Падал снег.


3


– Третий принцип Камамбера, – потребовал я, останавливаясь, чтобы отдышаться.

– Бесплатный Камамбер встречается лишь в Слоях, используемых под ловушки, – повиновался Тем Пачино. – Вариант принципа первого. Повторение – основа всего?

– Повторение укрепляет кю и ци, – констатировал я с необязательной назидательностью, так как Тем Пачино и без меня преотлично разбирался в живительных силах, вызываемых повторением азбучных мантр.

Впереди замаячило мелкое казино. Я не игрок и достаточно зрел, чтобы знать: мы еще очень, очень далеки от истинного Слоя, породившего все остальные Слои, которые суть его несовершенные эманации. Я понимал, что в наметившемся притоне мне не найти настоящего Камамбера, который, согласно легенде, подается к настоящему Пиву, оно же Эль, оно же Пьяный Мед – вересковый, должно быть, о котором слагали стихи, секрет которого унес с собой в могилу стивенсоновский карлик, маг и колдун.

Но мне хотелось пить.

– Послушай, Господин, – обратился ко мне Тем Пачино. – Наше странствие затянется на долгие годы, если мы ограничимся поисками Камамбера и не станем обращать внимания на напитки, к которым он подается. Может быть, нам временно перенастроить наше обоняние?

– Отягощать свой состав низкими сущностями, летучесть которых… – я нерешительно и уже колеблясь поморщился, направляясь к казино и щупая в кармане уцелевшие карты. Но тут в мои ноздри ударил сильнейший запах, как никогда прежде близкий к Камамберу.

– Стоять! – скомандовал я. – Мы, несомненно, приблизились. Если это и не истинный Слой, то Слой, весьма к нему близкий. Поспешай за мной!

Забыв про казино с напитками Слоя и думая о меде и Камамбере Слоя Обнажения, куда я давно стремился – куда каждый стремился в желании обрести своеобразный Грааль – я побежал к какой-то ограде.

– Не спеши, сударь! – упрашивал меня чуть поотставший Тем Пачино. – Это снова ловушка! Вспомни, мы только что чудом сбежали из подобного места!

Я же улыбался, на бегу ощупывая в кармане сохранившихся карточных женщин, дядей Жень и Бубновые Тузы. Пахло Камамбером. Известно ли вам, как благоухает истинный Камамбер? Он пахнет грязными носками в сочетании еще с чем-то затхлым; ароматы, плывшие из намеченного здания, соответствовали этим требованиям.

– Четвертый принцип Камамбера! – выкрикнул мой оруженосец. – Не все Камамбер, что им пахнет!

Но я уже видел себя близ первородного Пивного Ларя, водруженного на пень с миллиардом годичных колец, а рядом стоит и улыбается отпускной резидент дядя Женя в лакированных ботинках; он разворачивает тряпицу, вынимает кусочек сырной плоти – и я умираю от достигнутого… «Можно ведь и вовсе не закусывать», – лукаво улыбается дядя Саша. Он помнит времена, когда ларьков было много, но все они вдруг повывелись, и только один остался где-то, на бергмановской земляничной поляне, и я спешу к нему, вычерчивая наново пивную карту этого мерзкого, низкого Слоя в поисках лазейки, где он, Ларек с подачей Камамбера, остался и ждет утомленного жаждой рыцаря.

Я вбежал в какие-то воротца.

– Стуй! Стуй! – загукал кто-то.

Сзади охнул Тем Пачино, ему заломили руки.

Но какой запах! Я жадно принюхивался.

– Тормотычинов! Папахонов! – позвали из небольшого кирпичного здания в два этажа. – Кого это вы крутите?

– Ты сам посмотри, – пропыхтел, видимо, Тормотычинов, схвативший меня в стальной захват.

– Хули мне смотреть, веди сюда, – распорядился человек в расстегнутом мундире и заломленной фуражке.

– Пятый принцип Камамбера! – вопил, вырываясь, Тем Пачино, а я и сам уже припомнил этот принцип: Камамбер не идентичен своим псевдохудожественным созвучиям, милым сердцу романтических книгочеев. Но руки мои были скованы, я не мог дотянуться до карт. В Амберовской же, рифмующейся с Камамбером хронике, данный Слой, а точнее – Отражение, относился бы к самым ничтожным и варварским.

– Пошли, мужик, в вытрезвитель, – сказал, отдуваясь потно, Тормотычинов.

– От второго не пахнет, – крикнул Папахонов.

– Веди-веди, сейчас фельдшер разберется.

Старшина Гржейба, что любопытничал на крыльце, и присоединившийся к нему старший сержант Саидов с надменностью взирали на ведомых.

– Ну и уроды, – отметил Гржейба – долговязый, скуластый, с потухшим лицом волка, поруганного стадом овец. – Сбежали, что ли, откуда? Документы есть?

– У вас сильно пахнет Камамбером, – не без достоинства ответил я.

– У нас такие, как ты, всяким говном пахнут, – кивнул старшина. – Ну, так что – нет документов? Давайте на освидетельствование; койки им подготовь, Саидов. Не хер бегать, где не попадя.

Вновь заклубились сущности.


4


– Я даже не знаю, – покачала головой дебелая сущность женского пола. – Это какие-то неполноценные, уро… лилипуты. Присядьте! – приказала она. – Вытяните руки! Пройдитесь!

Мы с Тем Пачино попытались выполнить ее указания все сразу, и она махнула рукой: оформляйте!

– Тттаа-к, – протянул Гржейба и взялся за наши карманы. – Пишите! – бросил он кому-то назад. – Плащ-палатка… Карты… игральные… смотри-ка, и города карта, с маршрутами! По всем пивным точкам, какие были – помнишь, Папахонов? У тебя такая висела. Молодцы… Брючремень. Ломрасческа. Носплаток. Разные бумажки. Мелочь… двадцать… сорок… пять копеек…

– Там деньги были, – шепнул мне Тем Пачино. – Не меньше сотни в местной валюте. Где же они?

– Молчи, – прошептал я в ответ. – Лишь бы они вернули карты….

– Командир, – Тем Пачино схватывал на лету и немедленно взялся ныть. – Командир… картишки-то оставь… перекинуться…

– На что тебе перекинуться? – ухмыльнулся Тормотычинов. – На жопу твою?

– Да забирай, – махнул рукой старшина. – Убогие какие-то. Чтоб тихо у меня сидели! Не то в обезьянник закрою!

В ту же секунду из невидимого обезьянника заскулили:

– Ууу, что же у вас тут так паскудно?…

Крепкий да ладный Саидов пошел разбираться. Из коридора загремел его голос:

– Паскудно? А ты чего же хотел, сволочь? Ты же дома, небось, на пол не ссышь?

– ААА!!! – скулеж сменился ударами и ревом.

– Камамбером пахнет – страшная сила, – сказал я негромко. – Может быть, настоящий Камамбер делают из всех этих…. Ингредиентов?

– Не унижай мечты, Господин, – сурово откликнулся Тем Пачино, облизываясь на карты, которые я уже сжимал в кулаке.

– Я не унижаю ее, – молвил я скорбно. Шестой принцип Камамбера: Он – не сыр.

Тут все засуетились, потому что втащили бородатого мужчину в спортивном костюме; все лицо вновьприбывшего было почему-то перепачкано дерьмом. Доставленный хохотал и декламировал скабрезные стихи. Саидов взял швабру с тряпкой, окунул в ведро и, стараясь не приближаться к задержанному, принялся мыть ему бороду; тот же мычал и благодарно тянулся к щетке.

– Все, отправляйте этих, – приказал старшина. – Поспите ребята, подумайте, а будете себя хорошо вести – через часок-другой отпустим.

Я чувствовал, как он с отвращением кивает головой, провожая нас взглядом.

– Коззззлострой, суки, – процедил он сквозь зубы.


5


У умного человека в мыслях ложка стоит.

Когда стальная дверь, запиравшая нас в нашем скорбном приюте на двадцать шконок, вдруг стала светиться синим огнем, Саидов забеспокоился.

Я тасовал карты.

– Дядя Женя, – сказал я весело и пожал плечами.

– Шестерка треф, – Тем Пачино сделал свой ход.

Саидов стоял и смотрел, как на двери проступают и переливаются огненные письмена на непонятном ему языке. Старшина, которого он позвал полюбоваться на эти знаки, в наречиях разбирался еще слабее.

– Именем Камамбера! – крикнули мы хором с Тем Пачино.

После долгой паузы засов-таки громыхнул и отъехал.

– Чего шумим? – осведомился Гржейба не без некоторой дрожи в голосе.

Тем Пачино сидел у меня на руках, плотно вжимаясь своей впалой грудью в мою выпуклую. Вокруг нас расходилось электрическое сияние.

– С душком у вас Камамбер, – проскрежетал Тем Пачино. В соседнюю шконку ударила молния, сбив постояльца, который так и не проснулся, закутанный в знакомое мне по больнице одеяло.

– Хорошо, на выход, – примирительно сказал Гржейба. Он сразу решил не спорить и этим обманул нас. Когда мы, гордые немудреной, откровенно говоря, магией, прошествовали мимо, они с Саидовым наградили нас сильнейшими ударами по затылкам – такими, что мы отключились на какое-то время, а очнулись уже в автомобиле, который, прыгая, мчал нас куда-то прочь от Слоя Медвытрезвителя.

Чуть позднее состоялось событие, уже описанное в низменного Слоя милицейском фильме: ночь, улица, фонарь, на пустынном перекрестке встречаются милицейский «газик» и уже знакомая нам «скорая помощь», но цели в том фильме были другие: там, по законам надуманного благородства, Папахонов и Тормотычинов, передавали великодушным врачам срочную роженицу, и этим подчеркивалась преемственность жизни, ее охрана, забота о ней и вообще ее непрерывность. Здесь тоже заботились о жизни, но только не о нашей. Они так спешили, что даже не обратили внимания, как Тем Пачино ловко встроился в мою внутренность.

– Не пахнет, – пожаловался он еле слышно. – Ни тени Камамбера. Ни всплеска Эля.

– Терпи, – я потрепал себя по животу. – Не тесно тебе внутри?

– Вы же говорите, их двое? – возмущались работники скорой.

– Тебе что, выбирать, что ли? – окрысился Папахонов. – Найдем мы тебе второго. Вези пока этого. В нем такие органы – закачаешься. Слону, блин, пересадишь.

Дверца захлопнулась.


6


Седьмой принцип Камамбера: его нет там, где его нет.

В стерильной операционной комнате, куда меня швырнули и прикрутили ремнями к столу, ничем похожим ни на Камамбер, ни на Эль не пахло. Это был Слой, бесконечно удаленный от цели наших поисков.

В лицо мне целились маской.

– Что же это за недоделок? – хрипел высокий человек в халате, маске и колпаке. Он прямо вошел в них из кабинета, держа руки вытянутыми перед собой. – Менты оборзели, впаривают бог знает что. Чего мы из него нарежем, каких-таких органов?

– В музей, – некстати хохотнул какой-то подхалим.

– Твоих мудей, – оборвал его подхалим посерьезнее. – Шеф, мы готовы вскрывать.

– Тем Пачино! – я подал сигнал.

– Ай!! – завизжала операционная сестра; упал поднос. – Из него вылупилась, какая-то штука вылупилась! Чужая! Ай! Она меня укусила, она побежала!

Я бодро спрыгнул со стола, разрывая путы. Это было не так уж сложно. Я просто выжидал, высчитывая, насколько мы далеки от Обетованного Слоя Камамбера.

Вокруг метались.

– Что мне делать, она кусила! – продолжала визжать медсестра. – Вон, вон она скачет по коридору!

– Ничего, девка, – бросил я на ходу. – За нами пустишься… потом, когда дозреешь…

Ограждаясь от подступавших хирургов, я развернул карточный веер. Четыре тузовые молнии – две красные и две черные – скрестились в единой точке. Над разоренным столом повисла маленькая шаровая молния и стала примериваться, в кого бы ударить первым. Главный трансплантатор вышел, пятясь, из халата и уже крался обратно в кабинет.

Молния ударила в круглую лампу, зависшую над операционным столом. Та рухнула; в наступившей темноте я безошибочно выстроил светящийся карточный мост между собой и Тем Пачино, притаившемся в металлическом биксе для стерильных перевязочных материалов.

– Мы уходим из этого слоя, Спутник, – молвил я торжественно и надменно.

– Да, господин, – ответствовал Тем Пачино. – Эти существа собирались пересадить нас той страшной образине, которой нас не хватало. Она не могла без нас жить. И не сможет.

Я мельком взглянул на соседний стол, где траурная гармонь играла себе, накачивая эфир в безжизненное тело.

Мы пошли по карточному мосту и встретились в самом центре. Взявшись за руки, мы прощально помахали распоясавшемуся хаосу. Мост свернулся под нами в огненное кольцо и так же стремительно развернулся, уже заключив нас внутрь.

Исчезая, я проявил милосердие, простер руку и выдернул из сети вилку ненужного аппарата искусственного дыхания.


7


Перед нами стоял дядя Женя.

Обманчиво тщедушный титан, среднего роста сутулый дядечка в темных очках и кепочке: наш дядя Женя, в лакированных черных ботинках, наш боевой наставник и наш товарищ по играм.

Пиковый король в колоде, которую он и держал в своих лапах, покрытых темными трещинами и поросших цыпками. Из кармана некогда клетчатого пиджака дяди Жени торчала древняя карта с указанием маршрутов и троп: лабиринт, который вел, а может быть, и не вел к Истинному Ларьку с подачей Истинного Камамбера. Истинным Камамбером пахло от самого дяди Жени.

Он добро щурился; к редким его зубам прилипли рыбьи чешуйки.

Вокруг лениво буянило лето: цвели приятные желтые цветы на длинных стеблях, называвшиеся одуванчиками. Вблизи от дяди Жени растянулась долгая очередь, состоявшая из знакомых дяди Жени; голова очереди скрывалась в темном дверном проеме, откуда несло затхлой бочкой.

– Торопыги, – пожурил нас дядя Женя, возвращая Карту и карты.

Тем Пачино принюхался к Камамберу дяди Жени.

– Близко, сударь! – шепнул он мне, выходя на грань возбуждения. – Это очень близко!

Годичные кольца бессмертных дубов завертелись перед моими глазами. Я сел на траву.

– Вы забыли о восьмом принципе Камамбера, – упрекнул нас дядя Женя и наподдал камешек. – К Истинному Пиву из Истинного Ларька не подают Камамбер.

– Но запах! – не выдержал я, готовый сразиться с самым принципом.

– Отсутствие Камамбера не отменяет его эманаций, – дядя Женя хитро подмигнул сначала мне, а потом Тем Пачино.

Из очереди крикнули:

– Дядя Женя! Так ты идешь или нет, что ли?

– Да нет, – добродушно отмахнулся тот с таким видом, будто и очередь эта вся никогда не была ему интересна. – Я в гости иду! – сказал он важно, пошевелив ботинками, которые сверкнули, будто жуки, умывшиеся росой.

Он делал вид, будто явился просто так, постоять, потому что ему-то в гости, а с ними, с которыми он всегда, ему совершенно не по пути.

Тогда какой-то мужчина приблизился к дядя Жене с бутылкой низкого напитка:

– Вы пьете?

– Нет, – беззаботно ответил Пиковый король, глядя в синее небо. – Чревато слезами.

Мы с Тем Пачино стояли понуро, сжимая бесполезные карты. Дядя Женя был с нами, и дядя Женя знал истину. А истина была в том, что много, много родников, но где-то, где известно дядя Жене, обитает он – огненный и вонючий гений Камамбер, невидимый и влекущий через обманные слои своей недостижимостью.

– Можно нам с вами, дядя Женя? – спросил я робко.

– Отчего бы и нет? – удивился тот. – Прибудут дамы, Пика и Треф. Состоятся веселые танцы вприсядку и вприкуску, а то и впредъявку. Не понимаете? Ну, как в трамвае: не садиться, а присаживаться, и не показывать, потому что показывают врачу, а предъявлять. Это означает: присядь и предъяви, если не хочешь сесть и показать.

Из дома, куда втягивалась очередь, выходили люди с желтыми банками. Многие курили и пили взасос.

– Оно, – кивнул дядя Женя. Он принял нас с Тем Пачино под руки: – Пойдемте, волчата! Вы идете со мною в гости, но вы же идете в гости ко мне.

– Это темное, темное время, – вздохнул он чуть погодя, – эпоха искривления пространства и рыл…


8


В наших желудках ворочались огнегривые львы.

– Ведомы, ведомы нам эти кошечки, – приговаривал дядя Женя, рассаживая нас вкруг стола. – Зеленоротые юнцы пытаются приструнить их специальным пивом «Гладиатор». Но дело оборачивается бедой, ибо не там ищут…

– Вы как-то удивительно обжились здесь, пускай и в благословенном, но не совершенном Слое, – заметил я, озираясь по сторонам. Повсюду виднелись следы неумелой, но безошибочно бытовой деятельности.

– А? – дядя Женя, занимавшийся огромным серым бидоном, привстал.

– Поосторожнее с Учителем, – шепнул Тем Пачино, кладя мне руку на бедро, давно изувеченное в поисках Истинного Ларька с Камамбером.

– Мои уста на замке, – я склонил голову.

– Не там ищут люди – да и люди ли? – бормотал, разбираясь с кружками и крышками, дядя Женя. – Видел одного… дежурит возле ларька, с петухами встает. Ходит кругами, а тому еще три, два часа не открываться… вообще не открываться… и не то в том ларьке, не живое… Идешь, еще солнца нет, а сторож стоит, снежок утаптывает… Винаграда ему иногда от меня выходит… винная награда…

– Это просто почтительный страж, – высказался неисправимый Тем Пачино.

– Снежок? – настороженно осведомился я. – Здесь бывают снега? Мне казалось, мы в Слое постоянного лета…

– Ты молод, сынок… Вам время тлеть, а нам – цвесть… Слои – они та же колода, тасуются… Тебе казалось, будто они – круги по воде? Не так рассуждаешь…

Тем Пачино вторично коснулся моего бедра, указывая глазами на дверь. В дверях стояла Дама Пик. Она была в верхней и некрасивой одежде, из чего следовала что Дама Пик только что вернулась откуда-то, где не ждала увидеть нас тут.

Дядя Женя нагнул бидон и начал разливать жидкость по кружкам. Он затянул сквозь усы:

– Мудя топорща в гневе ратном… герой пришел домой обратно…

Причины стихосложения оставались темными. Мне все больше и больше не нравилось в доме учителя.

– Слуги Хаоса прикидываются силами Правопорядка, – дядя Женя выпрямился и протянул нам кружки. – Не позволяют гнать… О! – воскликнул он, различив Даму Пик, которая так и стояла, в сиреневой куртке, в дверном проеме. – А что? – приосанился он жизнерадостно. – Сейчас сядем, Колбасевича порежем…

– … Вон! Вон! – вдруг заревела хозяйка, прежде молчавшая.

Дядя Женя стал желт лицом. Полезли глаза, растопырились пальцы; язык стал вываливаться и разбухать.

– Бежим! – Тем Пачино опрокинул стол и вскочил. – Нас опять провели! Скорее…

Я уже раздвигал карточный веер.

– Стойте! – кричал позади дядя Женя, продираясь сквозь вой и свист бури. Дама Пик лежала, поваленная навзничь, и слабо отбивалась. – Обмана нет! Девятый, девятый принцип Камамбера!… Там, за веником, стоят две посудины… хватайте их и бегите, пока ног хватит!… я задержу их… Девятый принцип!…


9


– В котором мы Слое? – спросил я, когда мы остановились и попытались отдышаться на каком-то пустыре.

Тем Пачино сунул палец в рот, выдернул его с пробочным хлопом и выставил, подставляя ветрам.

– Может быть, норд, но и без зюйда не обошлось, чует моя душа, – пробормотал он затравленно. – Господин, мы находимся на перекрестке дорог.

Я сел на битые кирпичи. В моей правой руке была бутыль, и в моей левой руке была бутыль.

– Назови мне девятый принцип Камамбера, – велел я Спутнику и Ординарцу.

Тот тяжко вздохнул.

– Камамбер недостижим. Но он везде и ждет любого, у кого жажда.

Я посмотрел на правую бутыль. Этикетка была содрана, взамен прилепилась бумажка, где рукой дяди Жени было написано: Бутылка номер один, не пить, как бы ни хотелось. На левой бутылке была такая же бумажка, но слова стояли другие: Выпить, если очень захочется. Ниже, мелкими буквами, шла приписка: тогда уж можно выпить и первую.

Тем Пачино расстелил карту некогда существовавших, а ныне по одиночке истребленных ларьков; края он придавил камешками. Прямо на карте он раскладывал хитрый пасьянс, и наши волшебные карты слагались в круг, центром которого был, если верить ориентирам, тот самый пустырь, на котором мы предавались унынию.

Я откупорил левую бутыль, отпил половину и протянул оставшееся Тем Пачино; тот, как всегда, подчинился своему Господину.

– Смотри, – я указал пальцем в небо. – Небесный град Иерусалим.

– Да нет же, – всплеснул руками Тем Пачино, – Это же ларек! Он парит! Он дрожит в воздухе! Ему нет места на земле! Ты чувствуешь запах? Вонищу эту?

Я чувствовал запах и быстро выпил половину жидкости из бутыли, откуда пить запрещалось, но в безнадежных случаях разрешалось. Ларек приобрел четкие очертания. Он подрагивал, с него текло, к нашим стопам, с тяжелыми шлепками, падали клочья пены. Из оконца выглядывал грач в белом чепчике, он забавлялся латунным краном.

Тем Пачино принял бутыль и допил ее до конца. Мы ощутили легкость и начали подниматься к нему, к единственному реальному.

– Мы летим, Господин, – заметил Тем Пачино. – Здесь пахнет гораздо гуще!

Действительно: смрад сгущался, но так и положено Камамберу, который недостижим.

Наши руки скользнули в карманы в поисках мелочи. Потом сплелись. Мы поднимались все выше и выше, покидая Слои и вступая в Центр. Под нами, все дальше и дальше от нас, сверкало порожнее стекло.

© январь – май 2004