Вы здесь

Небесконечность. Шахта (Сергей Супремов, 2015)

Шахта

В сумерках одинокий луч скользит снизу вверх, выхватывая из темноты неровный каменистый рельеф. У луча нет соперников, нету равных, но только до поры. Еще минута и вертикальный туннель станут посещать огоньки сигнальных ламп, еще выше подключатся прожектора, а на площадке в хор вступит солнце.

Глущук Женя поднимался наверх в скрипящей вагонетке и благодарил Бога. В этом действии он мог бы произносить хвалебные речи и вслух – все равно скрип не дал бы расслышать ни одного слова, к тому же, он ехал один. Но стеснялся. Толи непроницаемых базальтовых стен, толи метанового воздуха. Эти вещи не страшили его уже пятнадцать лет, но что они живые в это Женя верил.


Еще два уровня и он узрит солнечный закат. Как великолепно подходят друг к другу закат и шуршащая внутри молитва. Но сегодня не так, и виной всему Леня! Нет, он славный парень, у него заслуги и подвиги в подземелье – Лене честь и хвала, и не гадина, и не предатель. Но зачем ему захотелось поработать в Женькину смену на следующей неделе? Мало ему премиальных и за выслугу? А Женя Глущук из-за Ленькиной прихоти теряет барыш. Ах нет же, нет! Эти вот черти-мысли все духовное и губят. Ведь если выпало ему не лезть в шахту, то и не надо – причем здесь барыш? Создатель желает уберечь, а он все о мамоне.


Леня тоже верил в рулетку, но говорил, что жизненные обстоятельства сильнее. У него семья и она «рулит», а рулетка – ну если вывинтит на него, то хоть не за себя в иной мир, а за семью – это даже немного по-геройски. Но Женя сомневался, что семью можно просто так вписать в оправдание. Своей семье он таких полномочий не давал. Если Людмила наедет, почему отдал свою смену Леньке, то пусть женщина прикусит язык, ибо не знает о каких материях ведет речь. Метан это не курортный воздух и для большого взрыва довольно крохотной искры.


Ему возвращают зажигалку, сигареты, мобильник – ого, сколько звонков пропущено сегодня! Звонили те, кто не знает, что он на смене? Ну так все же знают… Вот и опять-опять подкрадывается – ну отчего же он не выкинет Ленькину просьбу, так и вцепилась в память! Развеять смрад раздумий пробует и красно-оранжевое солнце – в проходной широкие окна, весь длинный коридор до душевых. Здороваются приятели, а друг с другом просеивают давнишние темы – одни и те же, и известно почему. Потому что шахта, потому что каждый день рулетка. Она напоминает о себе слишком большим от себя расстоянием. Сто тридцать дней без происшествий – долго! И каждый из шахтеров понимает, что долго – это не вечно, долго не бывает вечно, это в любой день. Сто тридцать дней без сучка и задоринки. На прошлой неделе, словно для очередного витка обороны, поставили новые вентиляторы с дачниками газа: диапазон двести метров и направленная струя. Метан отступил. Но сколько его в недрах?

Ответ знает рулетка. Зарубежные звезды одна за другой перепевают тему русской рулетки. Радоваться, плясать надо, когда просят уступить, а Женька туда же, к жабе-душительнице. Леня-приятель заслушался голоса обстоятельств, супруга его промывает, семейные дела требуют о себе думать. Лене нужно больше денег к концу месяца – это диктант судьбы и он должен за ней записывать.


Прошлую пятницу, в пивной Женя пробовал подойти к волнующему вопросу:

– Ты жену спрашивал, ну, беседовали вы на эту теме? – шахтеры напрямую не говорят, а вот так, издалека. Все что он хотел узнать, это будет ли Ленькина жена, когда предстанется, брать на себя грех. Леня за ее благополучие ставит жизнь, рискует больше нормы – будет ли Светлана говорить, что просила мужа о риске, выдвигала требования. Ведь должно быть взаимно! Женщина понимает, что любая смена может быть последней, а каждый дополнительный раз удваивает ставки.

Леня отворачивался, не хотел это обсуждать. Год назад он сам завел разговор, веселился, бахвалился – все под пьяную дудку, но так даже честнее. Теперь Женя понимал, что приятель-таки спросил, и что его жена-таки ответила, а вот дальше рассказывать не хочется. Потому что пятница и впереди два выходных и если сейчас все испортить, то эти два ценнейших дня жизни придется жевать с дурным привкусом.

Как все исправляет красно-оранжевый диск, медленно опускающийся за кромку леса. Что-то в нем про вечное; словно в предзакатном огне можно растворить мимолетную печаль. В душевых солнце прыгает по зеркалам, рисует длинные полосы вдоль стен и по потолку. Приятные струи выгоняют усталость и приросший к телу запах подземелья. Выходные впереди и понедельник – тоже свободен благодаря Леньке, черт бы его подрал!

Женя хочет поймать солнечный луч, присевший на краешек зеркала. Сжимает мокрый кулак и луч исчезает, как будто и вправду зажат между пальцев. Но стоило только разжать кулак, как пучок света поскакал по зеркалу прочь – может вслед за проезжающей машиной, которая его увлекла. Женя тянется поймать его, но звонит мобильник и он только шлепает по зеркалу. И тут, раз! Звон разбитого стекла, звук беды…

На полу и в раковине осколки зеркала. Блестят. Их много и они везде – вот только что был один удирающий луч, и тут сразу груды мерцающих осколков на мокром кафеле.

«Сто тридцать дней без происшествий, – соображает Женя, – и у меня, по крайней мере три! Три дополнительных дня. А могло быть два!»