Глава 6
Лили в очередной раз окинула взглядом негодяя. Он по-прежнему ее игнорировал – был всецело занят толстой книгой, которую держал перед собой. Все попытки Лили завязать вежливый разговор он пресек еще вчера днем. Их совместная вечерняя трапеза прошла почти в полной тишине, а завтракала она в одиночестве. Причем муж оставался верным своему слову – к дверям ее комнаты не приближался.
Лили снова посмотрела на него украдкой. Интересно, какую игру он вел? В том, что ее муж вел какую-то свою игру, она не сомневалась, как не сомневалась и в том, что он блефовал, когда заявлял, что ему не нужны ее деньги. Кто же захочет жить в бедности? Лили знала, что таких людей на свете нет, и потому не принимала всерьез его слова о том, что ее деньги ему не нужны. Но как понимать тот факт, что он не стал требовать от нее исполнения супружеских обязанностей?
Волнистая прядь упала ему на лоб, и он машинально смахнул ее. Впервые Лили обратила внимание на его руки. Руки красивой формы с длинными изящными пальцами… Однако с мозолями на ладонях, хотя под ногтями не было грязи. А тыльные стороны кистей были бронзовыми от загара, то есть такими же, как лицо и шея.
Его глаза она сейчас не видела, лишь длинные черные ресницы. И у него был весьма впечатляющий профиль – высокие скулы и крупный, с горбинкой, нос, типично французский. У Жан-Жака нос тоже был не маленький, но черты его были лишены той выразительности, что делала лицо сидевшего напротив мужчины таким привлекательным. Лили взглянула на его губы – красиво очерченные и чувственные; причем на нижней губе имелась едва заметная выемка посередине. Он брился утром, но вокруг губ, на впалых щеках и на квадратном подбородке, уже намечалась темная щетина.
Внезапно вздрогнув, Лили отвернулась и уставилась в окно, ландшафт за которым уже начал меняться; Лили даже разглядела узкую полоску моря на горизонте.
Вскоре они свернули к северу, и береговая линия с величественными утесами пропала из виду – теперь дорога проходила через лес. Через некоторое время показались массивные ворота усадьбы, и в тот же миг Паскаль закрыл книгу и убрал ее в заплечный мешок.
– Мы на месте, – сообщил он.
Лили осмотрелась, стараясь разглядеть маленький домик, но ничего подобного не увидела. Проехав через ворота, карета покатила по усыпанной гравием дороге, проложенной в густом лесу. «Интересно, в чье поместье мы заехали?» – судорожно сглотнув, подумала Лили; она чувствовала себя преступницей, ворвавшейся в чужие владения.
И вот, наконец, впереди показался огромный дом. Лили узнала Рейвенсуолк – она видела изображения этого места (карандашные наброски и акварельные этюды). Имение графа Рейвена считалось шедевром барочной архитектуры. Но зачем они здесь? Ей совсем не хотелось бы столкнуться с хозяевами этого поместья, поскольку она знала, что ей тут не обрадуются.
Нервно облизнув губы, Лили пробормотала:
– Э… мистер Ламартин, вам не кажется, что это наглость? Как вы осмелились воспользоваться парадной подъездной дорогой лорда Рейвена?
– Этот путь – самый короткий, – с невозмутимым видом ответил Паскаль.
– И все же лучше бы поехать окольной дорогой…
– Вы что, знакомы с этим поместьем?
– Нет, но я наслышана о нем. Где вы живете? На одной из ферм, что сдают внаем?
– Я живу здесь, – ответил Паскаль, когда карета остановилась у парадного входа.
Лили во все глаза уставилась на мужа.
– Здесь?… – переспросила она сдавленным шепотом. Но ведь слуги не входят в дом через парадные двери! Наглости этого субъекта можно позавидовать!
Тут кучер открыл дверцу кареты и спустил ступеньки. Паскаль взглянул на жену и сказал:
– Оставайтесь на месте. – А сам выбрался из экипажа.
– О, мистер Паскаль!.. – восторженно воскликнул слуга графа Рейвена. – Мы вас не ждали! Добро пожаловать домой, сэр. Давно вас тут не было.
Лили в изумлении смотрела на улыбавшегося супруга; в искренности и сердечности его улыбки никаких сомнений быть не могло. Итак, ее супруг – негодяй и лицемер! – улыбался и жал руку слуге графа Рейвена.
– Спасибо, Джеймс. Приятно вернуться домой. Как ваша жена?
– Сейчас замечательно, мистер Паскаль. Уж как она обрадуется, когда узнает, что вы приехали. Она всегда помнит о том, что вы для нее сделали.
– Пустяки, ничего особенного я не сделал. Лорд и леди Рейвен дома?
– Его светлость у себя в кабинете, а ее светлость в саду. Как же они обрадуются!..
– Паскаль! – Светловолосая женщина лет сорока уронила корзинку с цветами и бросилась навстречу негодяю. И Лили, в ужасе вздрогнув, узнала Джорджию, графиню Рейвен. – Ах, милый Паскаль!
– О, мадам! – Паскаль раскрыл объятия, и графиня бросилась к нему на грудь.
– Не могу поверить, Паскаль. – Она смотрела на него с улыбкой, смахивая слезы радости. – Не верю своим глазам!
– Мадам, я так рад вас видеть…
– А я тебя, дружок. Ты даже представить не можешь, как я тебе рада! Славный сюрприз ты нам устроил. Два года ты не показывался дома, негодник. Дети будут в восторге! Ты не представляешь, как они выросли! Чарли повел младших рыбачить, поэтому тебе придется немного подождать их возвращения. Джеймс, немедленно приведи сюда моего мужа!
– Нет, – сказал Паскаль, останавливая слугу. – Нет, мадам. Я сам к нему пойду. Я должен поговорить с вами обоими, и лучше сделать это без посторонних.
Улыбка сползла с лица графини.
– Случилось что-то… плохое? – тихо спросила она.
Паскаль пожал плечами.
– Это как посмотреть… У меня для вас еще один сюрприз. – Он подошел к карете, где все еще тихонько сидела Лили, и протянул ей руку. Она послушно сошла с подножки. На душе у не кошки скребли. – Мадам, позвольте представить вам мою жену. Элизабет, это леди Рейвен.
Графиня в изумлении смотрела на гостью.
– Твоя жена? Но почему… Какая приятная встреча, леди Элизабет. – Леди Рейвен даже не пыталась сделать вид, что рада этой встрече. Лили густо покраснела; она прекрасно знала, о чем думала сейчас Джорджия. Элизабет Боуз произвела на лондонское высшее общество не слишком приятное впечатление, вернее – слишком неприятное. Лили точно это знала, потому что, будучи в Лондоне, частенько слышала шепот у себя за спиной. И вот теперь леди Джорджия увидела ее унижение! Как же низко надо пасть наследнице герцога, чтобы выйти за простолюдина!
– Спасибо, леди Рейвен, – потупившись, ответила Лили.
Джорджия снова повернулась к Паскалю.
– Но когда это произошло? Впрочем, не важно, – поспешно добавила графиня. – Может, зайдете?… – Она повернулась к парадному входу, жестом приглашая гостей в дом.
Лили на негнущихся ногах поднималась по ступеням. «Отчего же негодяя так тепло тут принимают?» – думала она, то и дело вздыхая.
Паскаль отослал жену в оранжерею, поскольку не хотел, чтобы она присутствовала при его разговоре с Николасом и Джорджией. И действительно, зачем? Чтобы она в очередной раз выставила себя в неприглядном свете?
– …И в результате, – продолжал Паскаль, – мы оказались в этом глупейшем положении, и выход был только один…
– Подожди, – перебил Николас; казалось, он вот-вот рассмеется. – Неужели тебя обвинили в попытке изнасиловать Элизабет Боуз?
– Именно так, – кивнул Паскаль.
– Но кто же в такое поверит?… – изумился граф. – Мне это обвинение кажется совершенно неправдоподобным. И неужели Дом Бенетард мог бы помыслить…
– Нет, разумеется, – с улыбкой перебил Паскаль. – Дом Бенетард мне поверил, когда я объяснил ему, почему лежал на полураздетой девице.
Николас едва удерживался от смеха.
– Паскаль, ты уж извини, но вся эта ситуация… она поистине комедийная. И вообще, я не вполне понимаю, почему все должно было закончиться именно браком. Разве Элизабет не сказала Дому Бенетарду, что его подозрения абсурдны?
– Она-то как раз и выдвинула против меня обвинения. И при этом верила – до сих пор верит, – что все было именно так, как ей представляется.
– О боже… – прошептала Джорджия; ей уже было не смешно. – Господи, какое несчастье…
– Да, конечно. Вот я и подумал, что мне следует привезти Элизабет сюда. Честно говоря, я понятия не имею, что теперь делать.
– Могу себе представить… – пробормотала Джорджия. – Но мы очень рады, что ты приехал.
– Я понимаю, с какой проблемой ты столкнулся, – сказал Николас. – У тебя и впрямь трудный выбор…
– Нет, месье. Никакого выбора у меня нет и не было. Однако я чувствовал, что должен сказать вам обоим правду. Если этот брак каким-то образом вас скомпрометирует, то я, естественно, постараюсь оградить вас от скандала, заявив о том, что не состою с вами в родстве.
– Этому не бывать! – решительно заявил граф. – Я бы предпочел, чтобы ты хоть изредка поступался своими высокими принципами, чтобы не превратиться в зануду. Когда мы с Джорджией приняли тебя в свою семью, мы вовсе не думали о том, что приняли тебя на время. Имей в виду, семья – это пожизненно.
– Спасибо, – с улыбкой кивнул Паскаль. – Я знал, что вы так скажете, но считал своим долгом дать вам шанс.
Николас усмехнулся.
– Что ж, меня это не удивляет. Но давай перейдем к вопросу о месте вашего проживания. Почему бы тебе не поселиться в Роуэнз-клоузе? Он стоит пустой со времени твоего последнего приезда, а дому жильцы всегда только на пользу, верно?
– Не отказывайся, Паскаль, – вторила мужу Джорджия. – Здесь места более чем достаточно, но ведь Роуэнз-клоуз – твой.
– Я не могу занять Роуэнз-клоуз. Я уже говорил вам об этом раньше и повторю сейчас. Чарли должен стать там хозяином, а когда наступит время – Уилли. Роуэнз-клоуз не для меня.
Граф пожал плечами и проговорил:
– Но ведь Чарли скоро уедет в Индию, а Уилли – всего лишь двенадцать. Следовательно, Роуэнз-клоуз так и будет пустовать. Я не настаиваю на том, чтобы ты вселился в него навсегда, но ты можешь жить там столько, сколько сочтешь нужным – хоть год, хоть пять. И вообще, я ведь уже не раз говорил тебе, что ты – мой старший сын. Плевать мне на все эти глупейшие законы о праве наследовании. Раз ты мой сын, то я, как отец, имею право диктовать тебе свою волю, верно?
Паскаль с улыбкой покачал головой.
– Месье, вы, как всегда, требуете невозможного.
– А ты, как всегда, ужасно упрям. Но я настаиваю. А ты обязан мне подчиняться.
– Ладно, хорошо. Если вы настаиваете, мы поживем в Роуэнз-клоузе. Но мы будем жить там до тех пор, пока я не встану на ноги.
– А что же еще с ногами делать, если на них не вставать? – пробормотал Николас и, обняв Паскаля за плечи, громко добавил: – Добро пожаловать домой! Мы очень рады, что ты вернулся. И теперь, раз уж ты дома, постарайся оставить в прошлом привычку насиловать и грабить, которой ты обзавелся в монастыре. Мы не хотим, чтобы ты оказывал негативное влияние на Чарли. Он и без этого совсем от рук отбился.
– Спасибо за понимание, месье. – Паскаль улыбнулся. – Вам тоже спасибо, мадам. И простите меня. Я знаю, как вас расстроило это известие.
– Если кто и пострадал по-настоящему, так это ты, мой дорогой, – сказала Джорджия.
– Я со смирением принял свою судьбу. – Паскаль пожал плечами, тем самым давая понять, что тема закрыта. – Вы оба очень добры ко мне. Кстати, помните, я говорил о монахе, что поехал со мной в Сазерби-Парк?
Леди и лорд Рейвен вопросительно посмотрели на него, и Паскаль тихо сказал:
– Это был Жульен.
Графиня коротко вскрикнула, а ее муж кивнул и проговорил:
– Что ж, вполне естественно, он захотел тебя поддержать в самое трудное время.
– Он здоров? – спросила Джорджия.
– Да, здоров. А теперь… Если вы позволите, я отвезу жену в Роуэнз-клоуз.
– Конечно, – кивнул граф. – Я отправлю туда слуг, чтобы помогли вам распаковать вещи.
– Пожалуйста, не надо, – ответил Паскаль. – Не надо нам пока никаких слуг. Я знаю, где лежит ключ, и мне необходимо немного побыть одному. А Элизабет часок-другой вполне может обойтись без горничной – кое-какой опыт у нее уже имеется.
– Как пожелаешь, – с улыбкой сказала графиня. – Я могу понять желание молодоженов побыть наедине. – Паскаль промолчал, и Джорджия поспешила сменить тему. – Мы ужинаем в восемь. Ты ведь к нам присоединишься, правда? Дети захотят с тобой увидеться, и им очень захочется познакомиться с твоей женой. В любом случае мы должны ввести ее в семью как полагается.
– Да, конечно, – согласился Паскаль. – Элизабет следует познакомиться со своей новой семьей. Поверьте мне, ее новая семья гораздо лучше прежней.
Николас кивнул.
– Да, верно. Я знаком с ее отцом. Представляю, какие две недели тебе довелось пережить под его крышей. Я тебе не завидую.
– Тогда вы меня понимаете, – сказал Паскаль и тотчас же вышел, закрыв за собой дверь.
Как только лорд и леди Рейвен остались одни, графиня обратилась к мужу:
– Только представь: Паскаль – женат! Я даже представить не могла, что доживу до этого дня. Но мне очень жаль, что ему выпало жениться на Элизабет Боуз. Бедный Паскаль…
Граф криво усмехнулся.
– Да, верно. Бедный Паскаль… Эта девчонка – сущая бестия.
– Бестия – мягко сказано. Тебя не было, когда на балу у Эймис она унизила беднягу Джеймса Найторна на глазах у всего Лондона. Представляешь, заявила, что он не достоин не то что руку ей целовать, а даже слизывать грязь с ее ботинок.
– Ну… не так уж она и неправа. Мне тоже не по душе этот Джеймс. К тому же у него скошенный подбородок.
– Николас, ты отклонился от темы.
– Нисколько. И знаешь, вообще-то Элизабет Боуз мне нравится. Я бы даже сказал, что рад за Паскаля. – Николас встал из-за стола, подошел к жене и обнял ее за талию.
– Рад? – Джорджия недоверчиво смотрела на мужа. – Как такое возможно? Ведь эта девушка – настоящая катастрофа!
– Может, и так. Но я благодарю Бога за то, что спас Паскаля от него самого. Нам надо Элизабет в ноги поклониться за ее невероятную глупость. И только подумай!.. Паскаль ведь женился на одной из самых богатых женщин в Англии! – Отпустив жену, граф взял перо и принялся в задумчивости вертеть его в пальцах. – И знаешь, все эти жадные глупцы вроде Джеймса Найторна гонялись за недотрогой Элизабет Боуз, а она вышла замуж за того единственного на свете мужчину, которому дела нет до ее денег. Она стала женой… почти монаха!
– Надеюсь, он будет с ней счастлив, – пробормотала Джорджия.
– Не знаю, сделает ли она его счастливым, но если Элизабет сможет вернуть его с небес на землю, то я буду ей премного благодарен. Находиться рядом с Паскалем – все равно что находиться рядом с ангелом, черт его дери!
– Николас, как можно так говорить?
– Ты прекрасно меня поняла. – Граф кивнул в сторону окна. – Посмотри, как он ходит по земле… Ходит, влюбляя в себя птиц и зверей, я уж не говорю о более зрелищных чудесах. Паскаль совсем не такой, как все остальные люди.
– Совершенно верно. И мне кажется, именно поэтому он стремился найти для себя… особую нишу. Хотя я никогда не считала, что он создан для монашеской жизни.
Граф утвердительно кивнул.
– Конечно, не создан. Поэтому я и переживал, когда Паскаль отправился к буддистам в Тибет, а потом еще два года провел в аббатстве Святого Кристофа. Не представляю, как ему удается выдерживать такие долгие периоды целомудрия.
– Ты бы не выдержал, – сухо заметила Джорджия.
– Об этом, мадам, мы поговорим позже, – с ухмылкой ответил Николас. – А сейчас я хочу сказать только одно: Паскаль не сможет спрятаться от мира, будучи мужем Элизабет Боуз, – и слава богу. Для того чтобы держать Элизабет в узде, ему придется приложить немало сил, и тут уж витать в облаках не получится. Надо будет крепко стоять на земле. Хотя не могу не признать: если кому-то и дано обуздать Элизабет Боуз, то только Паскалю, ему одному.
Джорджия в задумчивости посмотрела на мужа.
– Возможно, ты и прав, – нехотя согласилась она. – Но для счастливого брака этого мало. А Паскаль заслужил право на счастье. Он достаточно настрадался.
Граф подошел к окну и молча постоял минуту-другую, глядя вдаль. Когда же повернулся к жене, она увидела боль в его глазах. Джорджия знала, как Николас любит Паскаля; казалось, между ними существовала какая-то особая связь, которая была едва ли не крепче, чем кровные узы.
– Ты, конечно, права, – сказал он, потирая затылок. – Паскаль заслужил право на счастье. Должно быть, он чувствует себя чертовски одиноким, несмотря на всеобщую любовь, а может, как раз из-за нее. Но я не шутил, когда говорил, что брак с Элизабет Боуз должен пойти ему на пользу.
– Не шутил? – с ласковой улыбкой переспросила Джорджия и, шагнув к мужу, обняла его, прижавшись щекой к его широкой груди.
– Ну… как бы тебе это объяснить?… Конечно, они очень странная пара: один почти святой, а другая – чуть ли не дьявол во плоти. Но, возможно, они все-таки смогут кое-что перенять друг у друга. И тогда у каждого из них появится ровно столько, сколько надо для нормальной жизни.
– Мой дорогой, да ты оптимист! – воскликнула Джорджия, подняв на мужа насмешливый взгляд.
– А что еще им останется? Они либо поубивают друг друга, либо влюбятся друг в друга по уши. Я очень сомневаюсь, что они останутся безразличны друг к другу.
– Я искренне надеюсь на второй вариант. Хотя… Глядя сейчас на Паскаля, можно подумать, что для него наступил конец света. Ты заметил, сколько скорби в его глазах?
– В его глазах и скорбь, и гнев. Он, конечно, думает, что ему удалось скрыть от нас свое состояние. Но я его понимаю. Я бы чувствовал то же самое, если бы меня заставили жениться без любви.
– Тебя и заставили, – широко улыбаясь, сказала Джорджия.
– Нет, тут ты не права. Если бы меня насильно притащили в церковь венчаться, я бы убежал из-под венца. Нет, Джорджия, я не был жертвенным бараном, идущим на заклание. Я прекрасно понимал, что делаю.
Графиня улыбнулась. Улыбнулась так, как улыбаются счастливые женщины, которые знают, что они любимы.
– Но с Паскалем вышла другая история, – продолжал граф. – Он действительно женился по зову долга, а не сердца. – Граф сокрушенно покачал головой. – И все же мы должны предоставить ему возможность самому справиться с ситуацией. Если же попытаемся вмешаться, он нам спасибо не скажет. Единственное, что мы сейчас можем ему предложить, – так это нашу безоговорочную поддержку.
– И любовь, – добавила Джорджия.
– И любовь, – повторил Николас и нежно поцеловал жену.
– Вот это и есть Роуэнз-клоуз. – Паскаль наклонился, чтобы достать ключ из-под цветочного горшка, стоявшего перед входной дверью. – Роуэнз-клоуз – часть поместья Рейвенсуолк.
Лили окинула взглядом особняк с тремя флигелями и остроконечной крышей. Самый большой из флигелей, перед которым они сейчас стояли, был покрыт густым плющом. Дом радовал глаз и нисколько не выглядел нежилым. Лили вздохнула с облегчением, поскольку не знала, чего ожидать, когда негодяй, ни слова не говоря, усадил ее в карету, после чего они поехали обратно по той же дороге, по которой приехали.
– Не советую тут слишком обживаться, – сообщил ей муж, открывая дверь. – Этот дом нам выделили лишь на время. Как только я найду работу, мы уедем. Прошу, заходите.
– Э… А чем именно вы планируете заниматься? – спросила Лили.
Переступив порог, она оказалась в просторном и светлом вестибюле. Широкая деревянная лестница вела наверх, а слева от входа находилась столовая. Но все двери по правую руку были закрыты. «Простенько, но не так уж плохо», – решила Лили с облегчением вздохнув.
– Как вы видели в аббатстве, я работаю с растениями, – сказал Паскаль, затаскивая в холл ее дорожный сундук. – Этим я и продолжу заниматься.
– О, конечно. Глупо было спрашивать. А постоянно жить тут вы не можете?
– Нет. При данных обстоятельствах это не представляется возможным.
– Да, понимаю. Но я ведь могла бы рекомендовать вас людям, которые с готовностью помогли бы вам занять более высокое положение…
– Я так не думаю, Элизабет. Я сам сумею устроиться.
– Ваша непомерная гордость не позволяет вам воспользоваться моими знакомствами? Вы желаете оставаться в том статусе, в котором жили до брака со мной? И вы хотите, чтобы я в это поверила?
– Можете не верить. Но я хочу заниматься тем делом, которому обучен.
– Итак, вы хотите сказать, что я замужем за садовником? Вас ведь знают как садовника, верно?
– Да. И в общем-то я им и являюсь.
– А как быть со мной? Теперь я – жена садовника? – Лили старалась не выдавать своей тревоги, хотя на самом деле была охвачена паникой. Умилительная картина жизни в маленькой хижине с белеными стенами и вкусным запахом свежеиспеченного хлеба, что возникла перед ней, когда она увидела этого самого садовника со стены аббатства, – эта картина мгновенно утратила свою привлекательность. Лили не то что хлеб не могла испечь, она и воду-то вскипятить не умела. И ради кого стараться?… Ради этого негодяя?!
Внезапно Лили вновь увидела себя в роли обитательницы того самого домика; только теперь все выглядело иначе: дверь домика слетела с петель, стекла в окнах были разбиты, и хозяйка дома, то есть она, Лили, одета в лохмотья; волосы же ее висели грязными прядями, а руки распухли и покраснели от тяжелой работы. Она встречала таких женщин в поместьях своего отца.
Лили вздрогнула при мысли о том, какая жизнь ее ждала.
– Вам стыдно иметь работающего мужа? – осведомился Паскаль. – Но в праздности живут разве что наследники герцогского титула.
– Я знаю, что некоторым мужчинам приходится работать, – с сарказмом в голосе сказала Лили. – Но ваша колкость насчет герцогского титула не достигла цели. Мой отец работает так, как вам и не снилось. Работает, чтобы держать в узде своих слуг, а поместья – в образцовом порядке. Я отнюдь не против работы как таковой, но зять герцога должен работать головой, а не руками. – Лили бросила презрительный взгляд на руки мужа.
Проследив за ее взглядом, Паскаль показал ей ладони.
– Вы находите их отталкивающими? – спросил Паскаль.
– Я нахожу их заскорузлыми, – с ехидной улыбкой ответила Лили. – У меня нет сомнений в том, что вы и мои руки мечтаете сделать заскорузлыми. И чем больше мозолей – тем лучше! Женились бы на торговке рыбой… Она, по крайней мере, имела бы кое-какое представление о том, как удовлетворить ваши скромные потребности.
Молча скрестив руки на широкой груди, Паскаль прислонился плечом к стене и в упор посмотрел на жену. Под этим взглядом Лили сделалось ужасно неуютно – муж почему-то стал внушать ей страх, хотя лицо его абсолютно ничего не выражало.
– Это верно, – сказал он наконец. – Мои потребности скромны. Это вас удручает?
– Полагаю, вы рассчитываете на то, что я буду брать стирку на дом, чтобы пополнить семейный бюджет? – съязвила Лили.
Паскаль с усмешкой покачал головой.
– Нет, я не рассчитываю на то, что вы будете наниматься в прачки или иным образом зарабатывать на жизнь. Но я рассчитываю на то, что вы будете стирать одежду. Свою и мою.
Лили смотрела на мужа во все глаза.
– Может, вы также ждете, что я стану для вас готовить и убирать? – спросила она.
– Да, конечно. А кто же, по-вашему, должен этим заниматься? Я буду весь день работать. А вы – моя жена, у которой есть определенные семейные обязанности. Вы ведь не собираетесь уклоняться от исполнения своих обязанностей?
– Я вам не верю! Ведь у меня больше денег, чем вы можете вообразить, и сейчас все они – в вашем распоряжении. С какой стати вы откажетесь от того, что вам теперь принадлежит? А если уж вы такой щепетильный… Что ж, тогда тратьте ровно столько, сколько необходимо, чтобы обеспечить мне комфорт, к которому я привыкла с рождения!
– Элизабет, вы теперь замужем. И то, что удобно для меня, должно быть удобно и для вас. А удобства определяются тем, что я могу себе позволить.
– Я вас не понимаю… Вы намерены жить в нищете, потому что привыкли жить в нищете? Или вы просто хотите унизить меня, чтобы наказать за то, что я – аристократка, а вы – нет?
– С какой стати мне наказывать вас за то, что вы аристократка? Мне кажется, я вам все вчера объяснил по поводу моего отношения к вашему приданому. Меня вполне устраивает простая жизнь, без всяких изысков.
– Тогда что же вы делаете в Рейвенсуолке? Зачем привезли меня сюда?
– Мне казалось, я уже ответил вам на этот вопрос. Тут мой дом, тут моя семья.
– Тогда где же эта семья? Почему я до сих пор ни с кем из ваших близких не знакома? Вам стыдно за них? Вы решили произвести на меня впечатление, показав, что хозяева поместья настолько хорошо к вам относятся, что согласились приютить вас на время в этом доме? Так знайте же: вы напрасно старались! Что бы вы ни сделали, меня это не впечатлит!
– А я не ставил перед собой такой цели, – холодно заметил Паскаль.
– Даже так? Тогда вы могли бы сразу представить меня своим родственникам, чтобы мне стало понятно, кто вы и откуда родом. Я ваша жена, я имею право знать, за кого вышла замуж, – заявила Лили.
Паскаль посмотрел на нее так, словно видел перед собой не дочь герцога, а черта с рогами.
– Господи, да вы и впрямь бестолковая! – Он всплеснул руками. – Элизабет, мне не хочется вас разочаровывать, но вы ошибаетесь сразу по нескольким пунктам. Во-первых, вы уже познакомились с одним из членов моей семьи.
– С кем же это? С Джеймсом? Лакеем? – поинтересовалась Лили, пряча за высокомерным тоном желание разрыдаться.
– Нет, я говорю не о слуге по имени Джеймс, хотя я бы гордился таким родственником. Я говорил о Джорджии.
– Она не может приходиться вам родней! – Лили была в ярости от такой бессовестной лжи. – И нужно быть идиотом, чтобы говорить обо этом мне. Ведь я-то прекрасно знаю, кто такая Джорджия! На что вы рассчитываете? Лорд Рейвен – пэр королевства, а вы… Вы жалкий парижский клошар!
– Как скажете. – Паскаль пожал плечами. – Но этот жалкий французишка был тем не менее усыновлен пэром королевства и его женой. Здесь, в этом доме, я провел значительную часть своего детства. Потому нас тут и поселили на время.
Лили побледнела. В памяти всплыла леди Рейвен, обнимающая Паскаля, словно мать блудного сына. И Лили вдруг с ужасом подумала, что ее муж, возможно, не лгал.
– Они вас усыновили? – прошептала она. – Но зачем?…
– Вам невдомек, зачем они усыновили никому не нужного французского мальчишку? Возможно – из чувства долга. А может, им просто захотелось обзавестись бесплатным чистильщиком сапог. – Паскаль снова пожал плечами. – Почему бы вам самой не спросить у них за ужином? Да, я думаю, вам следует сменить платье. Возможно, усыновив меня, они продемонстрировали дурной вкус, но во всем остальном граф с графиней люди вполне приличные.
Паскаль наклонился и с легкостью закинул на плечо сундук с вещами Лили. После чего, ни слова не говоря, понес его наверх. Его жена пошла за ним следом, чувствуя себя примерно так же, как борзая отца, которой крепко досталось, а вот за что – ей и невдомек.
Паскаль зашел на кухню и разжег плиту. Затем, наполнив котел водой, поставил его греться.
– Будь ты неладна, Элизабет Боуз, – процедил он сквозь зубы.
Выдвинув из-за стола стул, Паскаль со вздохом на него опустился и уставился в окно, скрестив на груди руки. Никогда еще он не сталкивался с таким к себе отношением. Даже его отец воздерживался от прямых оскорблений. Да, его и прежде называли клошаром, и он действительно им являлся какое-то время, поэтому и не находил в этом слове ничего для себя оскорбительного. Но ему ужасно досаждало беспримерное высокомерие Элизабет. Ведь она понятия не имела о том, как жили все остальные люди. Она этого не знала и знать не хотела! Хорошо бы ей на время стать прачкой, чтобы поняла, каково это – зарабатывать себе на хлеб. «А ведь неплохая мысль, – решил Паскаль. – И если так… Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?!»
После ужина он отведет Джорджию в сторонку и попросит ее не присылать в дом слуг. Ни одного. Джорджия, конечно, найдет его просьбе собственное объяснение, не имевшее ничего общего с действительностью. Но это ему даже на руку. Паскаль не хотел, чтобы графиня решила, что он недоволен женой. И, уж конечно, ему не хотелось, чтобы Джорджия догадалась, что он не спал с женой – ведь у нее с Николасом были совсем другие отношения, и она бы точно его не поняла. Паскаль улыбнулся, вспоминая те моменты, когда он случайно заставал их в объятиях друг друга и спешил удалиться, пока его не заметили.
Посидев еще немного, Паскаль тяжело вздохнул и, поднявшись, стал наливать воду в кувшины. Первый кувшин он поставил под дверь Элизабет, постучав на всякий случай. Второй же кувшин отнес в свою бывшую комнату. Свой заплечный мешок Паскаль уже успел туда занести и оставил на кровати. Этот мешок подарил ему Николас перед тем, как он отправился на учебу в Оксфорд. Паскаль помнил, как нервничал тогда, как не находил себе места. Граф вошел в его комнату – он как раз собирал вещи в дорогу, – сел на кровать и небрежно швырнул ему этот мешок, а затем рассказал несколько анекдотов, чтобы приободрить. И тогда этого оказалось достаточно – настроение у него тотчас же изменилось к лучшему. Жаль, что в данной ситуации даже Николас был бессилен.
Паскаль подошел к окну и, распахнув его, выглянул в сад. Они с Джорджией немало потрудились, чтобы вернуть саду былую красоту – прежняя леди Рейвен садом не интересовалась, и он, увы, пришел в запустение. Кусты, которые Паскаль привез из путешествия в Гималаи, прижились и чувствовали себя прекрасно, радуя взгляд яркой расцветкой листьев, переливавшихся в лучах предзакатного солнца. Паскаль невольно вздохнул. Все здесь было родное и знакомое, все оставалось точно таким, как ему помнилось, вот только его жизнь изменилась до неузнаваемости.
Наскоро помывшись и переодевшись, Паскаль спустился вниз и вышел через кухонную дверь в огороженный сад, который казался на закате олицетворением покоя и умиротворения; этому ощущению вселенского покоя способствовало вкрадчивое воркование голубей, а также басовитое уханье совы и звонкое пение жаворонков и малиновок, бравших невероятно высокие ноты. Легкие дуновения ветерка приносили то одну гамму ароматов, то другую, и каждый из этих чудесных запахов имел свою неповторимую прелесть. Сочетание цветов и ароматов было подобрано так, чтобы душа успокаивалась, так, чтобы человеку было здесь хорошо и покойно. Но где же его взять сейчас, этот покой?…
Паскаль крепко зажмурился и сказал себе: «Не думай. Ради бога, перестань думать, а не то совсем раскиснешь». Несколько секунд он стоял неподвижно, затем медленно подошел к скамейке под ивой, находившейся возле статуи юного Аполлона. Усевшись, он сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь унять невыносимую боль в груди. Боль эта появилась, когда он увидел Джорджию и Николаса – в этот момент словно что-то надломилось в нем. Он любил этих людей больше всего на свете, и они оба всегда были готовы прийти ему на помощь и поддержать; они были его опорой в жизни, его обожаемые месье и мадам – так он называл их в детстве, так он мысленно называл их и сейчас.
И все же Паскаль понимал, что не мог остаться здесь надолго, тем более – навсегда. Ведь остаться здесь – значит ежечасно терзать себя напоминаниями о том, что такое настоящая семья и настоящее супружество, то есть все то, чего у него не было…
При мысли о том, что вскоре ему предстояло покинуть этот чудесный дом, Паскаль глухо застонал и сжал кулаки, пытаясь обрести контроль над своими эмоциями. Ему ужасно не хотелось, чтобы Джорджия с Николасом увидели, что он чувствовал. Он не хотел огорчать самых дорогих для него людей.
Он завтра же начнет наводить справки. Он уже решил, что возьмется за любую работу и отправится куда угодно – лишь бы избавиться от этой мучительной боли.
Паскаль встал со скамьи, чувствуя себя гораздо старше своих двадцати девяти лет, и пошел обратно в дом, чтобы затем отвести свою высокородную скандалистку на ужин.
– Паскаль, Паскаль! Нет, дай мне сказать, Уилли! В конце концов, это же мой улов!
Лили с удивлением смотрела на темноволосую девочку, дергавшую брата за руку – кажется, девочку звали Жислен (она, как ни старалась, не могла запомнить, кто есть кто в этой большой семье). Нет-нет, Жислен – это, конечно же, та светловолосая девочка постарше, которая сейчас со смехом о чем-то перешептывалась со своей матерью в дальнем конце стола.
– Кейт, говори уже, – сказал граф. – А ты, Уилли, не мешай сестре.
– Так вот, моя удочка вдруг начала дергаться. Я осторожно, как ты меня учил, Паскаль, потянула на себя, потом сделала рывок – и все, рыба попалась на крючок! Но на словах-то все легко получается, а на деле все было совсем не так просто. Ты помнишь это место? То, что сразу за дубовой рощей, в тени ивы?
– Да, конечно, – ответил Паскаль с улыбкой. – А что ты делала потом? Вытягивала осторожно, да?
Лили с удивлением слушала; она не знала, как реагировать на эту веселую и шумную компанию, в которой все, кажется, говорили одновременно. И она чувствовала себя здесь совершенно неуместной. Более того, она чувствовала себя ужасно глупо, поскольку негодяй, ее муж, явно сказал ей правду о своем положении в этой семье.
Лили то и дело хмурилась, наблюдая, как он говорил с младшей из девочек, той самой, что поймала рыбу. И было ясно: все дети очень его любили, прямо-таки обожали. Сам же негодяй… Общаясь с членами этой семьи, он был внимательным, дружелюбным – и даже сговорчивым! Как странно… Ведь к ней, своей жене, он всегда относился с холодным безразличием. А впрочем… Какое ей, дочери герцога, дело до того, как к ней относился какой-то садовник!
Она отвернулась от мужа и стала наблюдать за графом. Они с негодяем были очень похожи, так что несведущий человек мог бы решить, что лорд Рейвен и впрямь приходился негодяю отцом. Причем сходство было не только внешним; чувствовалось, что они близки по духу и понимают друг друга с полуслова. Лили тут же поспешила отбросить эту мысль. Негодяй вообще не понимал других людей. Просто граф, как гостеприимный хозяин, старался, чтобы всем в его доме было хорошо – в том числе и негодяю. И с ней хозяева тоже были исключительно дружелюбны… Жаль только, что она не очень-то понимала, что ей с этим дружелюбием делать.
Лили старалась вести себя соответствующим образом, но у нее мало что получалось. Дома она привыкла к тому, что любое проявление нежности считалось грехом, а шутки и смех являлись достаточным основанием для наказания. Они с Жан-Жаком прекрасно знали об этом и вели себя как заговорщики, но здесь-то рот никому не затыкали, поэтому Лили и терялась – не знала, как себя вести.
Тут Чарли, унаследовавший серые глаза отца и светлые волосы матери, с улыбкой повернулся к ней и проговорил:
– Итак, Элизабет, каково это – оказаться в бедламе?
– Я… Здесь все по-другому. Я не привыкла к большим семьям, – пробормотала Лили.
– Ничего, скоро привыкнете. Знаете, люди, считающие себя благовоспитанными, обычно приходят от нас в шок. Дети за общим столом?… Какой ужас! Мы что, действительно сильно шумим?
Лили кивнула.
– Да, конечно. А у нас за столом всегда сидел монах, и нам запрещалось говорить на какие-либо темы, кроме религиозных.
– О Боже! – воскликнул Чарли. И тут же добавил: – О, простите… Значит, вы решили выйти за Паскаля, чтобы было с кем поговорить о религии? Что ж, его давно пора прибрать к рукам. Что же до вашего брака, то в этом, наверное, есть смысл, поскольку вы оба – католики. Но как вам удалось вытащить Паскаля из того монастыря, в котором он себя заточил? Вот уж победа, так победа! И как все быстро сделано!
Лили густо покраснела, но тут, как ни странно, на помощь ей пришел ее муж.
– Чарли, довольно расспросов. Ты смущаешь мою жену. И вообще, все это не твоего ума дело. Так расскажи, ты и впрямь собрался в Индию? Месье говорит, что ты скоро начнешь заниматься коммерцией. Выходит, учеба в университете отменяется?
Чарли пожал плечами.
– Я предпочитаю теории практику. Меня увлекают такие предметы, как женщины, вино и песни.
– Чарли, ты вообще никуда не поедешь, если будешь продолжать в том же духе, – строго сказал его отец.
– Прошу меня простить, – с жизнерадостной улыбкой ответил Чарли. – Так вот, я собираюсь поехать в Италию и там пересесть на один из папиных кораблей – как и ты в свое время. Тебе ведь и в Индии понравилось, и в Гималаях, верно? Ты о них так рассказывал… Словно в сказке побывал! Может, ты мог бы мне дать какие-нибудь наставления или советы?
– Завтра, Чарли. Сейчас не время углубляться в эту тему. Но едва ли я смогу дать тебе те советы, которые ты счел бы полезными для себя. – Паскаль повернулся к Николасу. – Куда вы думаете его определить для начала? В Бомбейский филиал?
– Нет, не думаю, что Бомбей – то место, где Чарли мог бы проявить себя с лучшей стороны.
Паскаль кивнул и проговорил:
– Пожалуй, вы правы. Бомбей – не лучшее место для Чарли. Где у вас самые степенные и положительные сотрудники? Думаю, именно в эту контору и надо его устроить.
– Папа, я не согласен! – воскликнул Чарли, и началась нещадная пикировка со всякого рода подтруниваниями с обеих сторон.
Лили же осталась наедине со своими мыслями. Разумеется, она была удивлена всем тем, что видела и слышала. Ведь она знала, что ее муж – негодяй и ничтожество. К тому же – притворщик. Да, конечно, все эти люди очень его любили. Но они заблуждались на его счет. Да и откуда им было знать, какую жизнь вел их любимчик, покинув дом? Если честно, ее ужасно раздражало то, что все они так его обожали.
И все же… Сегодня в нем было что-то особенное, что-то такое, к чему она совсем не привыкла. И это «что-то» совершенно не укладывалось в ее представление о нем. Стоило посмотреть на то, как доверчиво прижалась к нему маленькая девочка, чье имя Лили опять забыла. А как она держала его за руку… И как внимательно он ее слушал, наклонив свою темноволосую голову…
Нет-нет, ее Лили не проведешь! Все это – не более чем ухищрения хитрого лжеца. Ведь люди сплошь и рядом вели себя так, словно они – сама доброта, а намерения у них совсем не добрые. Для достижения желаемого все средства хороши – и ложь, и лесть, и вероломство. Такова жизнь. И ее отец был ярким тому примером: на людях – само обаяние, а в собственной семье – жестокий тиран. И таких, как ее отец, большинство. Во всяком случае, ее муж – именно такой. И, наверное, осталось ждать недолго… Вскоре появится священник за их с мужем обеденным столом. Увы, нет в жизни справедливости…