May Day in Russian Bay – 1 мая в Русской бухте
Я болтался за кормой на подвеске и белой краской выводил название нашего лайнера. Боцман Варенников часто поручал мне работу, которая требует терпения, аккуратности и художественного вкуса. К тому же, у меня не кружилась голова и не было страха свалиться в воду. В корни моего генеалогического древа наверняка вплелись предки из племени ирокезов, которые строили Эмпайр-Билдинг в Штатах и генетически не боялись высоты. Конечно, в детстве, лазая за шишками на столетние кедры, я об этом ещё не знал.
ЯРОС – старательно рисовал я четвёртую букву, когда на планшире повисла Маша Толоконникова, наша красивая повариха.
– Андрейка-а-а, – ласково запела она, – навагу забыла выписать по раскладке, сам вылезешь или ключ от артелки дашь?
Ещё чего! Первая заповедь лавочника – не доверяй ключи никому. Поэтому, я начал торговаться:
– Чем порадуешь за это?
– Будет тебе спасибо…
– Только-то? – куражился я, любуясь снизу её стройными ножками. – Пообещай чего-нибудь хорошего. Хотя бы для приличия.
– Ладно, – засмеялась покладистая Маша, – будет всё, чего пожелаешь!
– Это другое дело, – самодовольно сказал я и начал карабкаться вверх по шторм-трапу.
После шаткой подвески твёрдая палуба давила на подошвы ботинок. За бортом, в густом ультрамариновом небе, зеленели кудрявые сопки острова Шикотан.
Навстречу шел боцман Варенников:
– Куда ты её, такую молодую?
– В закрома, – говорю, – будем рыбу жарить.
– Это сейчас так называется? – пошутил боцман и добавил: – Зайди потом к чифу. Срочное дело есть.
– Абинский нарасхват, – говорю, – там еще ЛАВЛЬ дописать надо. Так я до обеда не управлюсь.
– Интеллигента туда налажу, – сказал дракон, – принайтую покрепче, пусть обвыкает помалу…
Интеллигентом боцман называл Сашу Будиша, совершенно случайного человека на флоте. Будиш мог свистнуть на палубе, сесть на кнехт или назвать гак крючком, а компАс кОмпасом.
– Прогуляешься, Абинский, на берег, – сказал старший помощник, едва я вошёл. – Держи сто двадцать тугриков. Возьмёшь на все спирта – дюжину бутылок. Мешок прихвати, куда складывать. В «Сельпо» спросишь Нетребу Ивана, без него не дадут. Обратно на плашкоуте. Подойдешь к «курятнику», тебя посадят. Смотри, чтобы наши ухари не перехватили по дороге, до праздника еще целая неделя.
Я почувствовал себя разведчиком, которого засылают в стан врага. Правда, имя резидента я запомнил крепко – Нетреба Иван.
– Тяжеловесы будем выгружать? – спросил я.
– Пути военных неисповедимы, – развел руками старпом. – Если и будем, то при свете звезд. Чтобы враг не заметил. Успеешь…
Во втором трюме ждали выгрузки два средних танка. У бортов располагались ящики со снарядами, патронами и ручными гранатами. В третьем трюме, по обеим сторонам гребного туннеля, были уложены ракеты в круглых зелёных футлярах. С таким арсеналом мы запросто могли бы объявить войну Японии и захватить у нее пару северных островов.
Перевозить военные грузы – дело неблагодарное. Самовыгрузка оплачивалась через бухгалтерию и контора забирала себе приличный кус за амортизацию лебёдок. Еще хуже было то, что нами командовали военные. Они вдруг устраивали учения, десантировали технику на берег, потом снова грузились на судно и ехали покорять другой остров. Десантники менялись, а экипажу приходилось работать и днём, и ночью, выгружая танки и самоходки тяжеловесными стрелами.
– Прощай, турыст! – сказал чиф голосом Анатолия Папанова, смахнул воображаемую слезу и добавил: – Ключи от артелки оставь. Мало ли что…
В прошлом году мы потеряли на Шикотане старшину самоходной баржи. Парень уехал на берег к девушкам и пропал навсегда. С баржевиками нам не везло. Другого шкипера, Аркадия Веселова, зарезали в пьяной драке в тихом кафе «Оазис» в порту Корсаков.
Через час катер ткнулся в железный пирс посёлка Крабозаводское. Мир сузился полукругом зелёных сопок, поросших молодой травкой и колючим стлаником. Пахло солёным морем, прелыми водорослями и свежей рыбой. Слева выгружался рыболовный сейнер. Над ним метались горластые чайки. Рядом из воды выступал ржавый остов затонувшего корабля. У его дырявых бортов толкались и всхлипывали мелкие волны.
– Где тут «Сельпо»? – спросил я у бородатого шкипера, когда он бросил чалку на швартовый кнехт.
– А вон, желтый лабаз на сопке, – махнул он рукавицей, – ступай по дороге, мимо не пройдешь.
«Асфальт здесь не в моде», – подумал я и зашагал вверх по каменистой тропинке. Каждая досточка, каждый кирпич – всё здесь привозное. Население, в основном, сезонное – люди приезжают со всех концов Союза на заработки, «шкерить» рыбу.
Над окном магазина была прибита фанерная доска с надписью «СЕЛЬПО». На двери в кованых железных петлях висел солидный замок. Вокруг – ни души. Я присел на каменные ступеньки, закурил и стал ждать резидента. Из-за угла появилась большая рыжая собака.
– Привет, Трезор, – сказал я. – Как поживаешь?
– Терпимо, – дружелюбно взмахнул он хвостом и растянулся у моих ног.
Я давно заметил, что рыжие собаки обладают весёлым нравом и добрым характером.
Следом подошёл древний дедок в брезентовой штормовке и высоких резиновых сапогах. Нечёсаная борода висела у него сосульками.
– Добрый день вам, – сказал старик и присел рядом на ступеньку. – С какой лайбы будете?
– С «Ярославля».
– Большой корабль, – уважительно сказал дед. – Штурманишь или как?
– Или как… Я там матросом.
– Матросов уважаю… Революцию делал кто? Народ? Хрен в нюх – матросы! – сказал дедок и мелко захихикал.
– Я Нетребу жду, не знаете, скоро он будет?
– Тю, – присвистнул дед. – Магазин откроют аккурат вечером, в пересменок, а если трэба Нетребу, шукай его у веселой Таськи.
– Где это?
– Вон, аккурат, за фабрикой, – ответил дед, – в первом доме. Там еще берёза стоит. Войдёшь и сразу налево. Только от-тель выйти труднее, чем зайти.
– Почему так? – насторожился я.
– Так это… здесь бабье царство, – засмеялся опять старик, – и все честные, и все девушки. За вечер пять раз тебя оженят. Вербота, она и есть вербота…
Я поблагодарил деда и зашагал в сторону рыбозавода.
– Ивану не гри, что это я тебя спровадил, – сказал мне в спину абориген. Его Трезор промолчал.
Возле двухэтажного барака росла одинокая манчжурская берёзка. Молодая листва еще не закрывала корявых веток.
Я вошел в тёмный коридор и постучал в первую дверь.
– Не заперто! – послышался женский голос.
– Добрый день вам, – поздоровался я словами аборигена.
Это была небольшая кухня с железной печью и столом у окна. За столом сидела фигуристая женщина лет тридцати в голубом прозрачном пеньюаре. Я стеснялся смотреть на её грудь. Напротив, в глубоком кресле, раскинулся крепкий мужик купеческой внешности, с рыжей, аккуратно подстриженной бородкой. «Третий бородач за полчаса», – отметил я.
– Я с «Ярославля», – говорю, – мне бы Нетребу Ивана…
– Кому Иван, а для кого – Иван Силантьевич! – заявил купец густым басом. – Ты как меня нашёл?
– У меня хороший нюх.
– А-ха! – произнёс резидент. – Пить, однако, будешь?
– Да мне бы…
– С утра выпил – весь день свободный! – сказал Иван Силантьевич и плеснул в стакан из прозрачной бутылки. – Держи, моряк, и оцени нашу рыбацкую закуску.
На столе, в глубокой тарелке, высилась горка хлеба. Рядом стоял эмалированный таз. В этой посудине можно было легко искупать младенца. В густой коричневой жидкости среди луковых колец плавали жирные куски красной рыбы.
– Пятиминутка, – пояснила женщина, протягивая мне кривую алюминиевую вилку. – Горчица, лук, лаврушка и свежая гарбушка.
– Под её можно запросто литру принять, – сказал купец Нетреба. – За встречу, значит. Тебя как величать?
– Андрей.
– Вздрогнем, Андрюха.
– Буде здравы! – сказал я и мы выпили.
В стакане оказался чистый спирт. Пока я хватал ртом воздух и судорожно ловил в тазике шмат рыбы, мои собутыльники радостно ржали.
– Ха-ха-ха! – трубил Нетреба.
– Хи-хи-хи, – вторила ему хозяйка.
Ее пышная грудь взлетала до подбородка. Наконец, я справился с дыханием, вытер слёзы и попытался сказать по-мужски, сиплым басом: «Ух ты! Крепкий, зараза!»
Вышло не очень убедительно.
– Ха-ха-ха!
– Хи-хи-хи!
– Закусывай, зажуй скорее и не дыши пока, – сказал Нетреба. – Спирт надо пить умеючи. По второй?
– Погоди, Ваня, не гони баркас, – сказала Таисья отсмеявшись. – Дай парню покушать.
Закуска и вправду оказалась сочной, вкусной и таяла во рту.
– Можно и по второй, – согласился я. – Может, разбодяжить?
– Ни-ни! – возмутился Иван Силантьевич. – Тёплая будет и кураж не тот.
– Будем живы, здоровы и богу милы, – скороговоркой произнесла Таська, – а людям – сам чёрт не угодит!
– Будем! – сказал Нетреба и выпил.
Спирт действовал быстро, мне стало хорошо.
– Вторая пошла веселее, – говорю.
– Первая колом, вторая соколом, остальные – мелкими пташечками, – засмеялся Нетреба. – Было бы что выпить, а повод мы всегда найдем!
– Было дело, – продолжал он, – на «Баргузине» затралили мы вместе с селёдкой железную бочку… литров на двести пятьдесят. Тара свежая, даже надпись еще осталась. Я запомнил – эс два, эн пять, ОH. Открыли, значит, понюхали – вроде как спирт, только шибко солёный. Думали, гадали он или не он. Боцман говорит: «Видишь, русским языком написано – ОН!» А в команде грамотный человек был, Фазиль Сапожников. То ли химик, то ли фармацевт в прошлом. На химии много не заработаешь, вот он и подался в рыбаки. Дразнили Фазиля по-французски – Де Финил. Наш химик и придумал эту шнягу перегонять в самогонном аппарате. Полезный продукт выпаривается, а соль – в остатке. Короче, три дня сейнер лежал в дрейфе и мы в лёжку. Потом, правда, пофартило, косяк за косяком пошел, взяли втрое…
– У тебя этих баек – не переслушаешь, – сказала Таисья. – Человек по делу пришел, иди уже…
– Успеем, до вечера далеко… а года три назад довелось мне работать под Якутском, на телестанции «Орбита». И была там…
– Бочка спирта, – вставил я.
– А-ха! Угадал! – кивнул Нетреба. – Только вот закавыка – в эту бочку загодя добавили ацетона, чтобы пить нельзя было. До холодов мы сидели, как бакланы, тверёзые. Потом применили научный метод. Наливаешь, значит, жидкость в обыкновенный чайник и струйкой цедишь на железный уголок. Морозы там под пятьдесят и вся гадость прилипает к железу, а чистое «шило» идет в бутыль. К весне приехало начальство:
– Куда спирт дели?
– Контакты протирали, – говорим.
«Фух!», – Иван Силантьич дунул на вилку и потёр ее ладонью.
– Хи-хи-хи!
– Ха-ха-ха!
– «Шило», это спирт? – спросил я.
– Ну да, только технический, – ответил Нетреба. – Водку, думаю, тоже из него гонят. У вас на кораблях «шило» есть?
– Мне случалось пить из компаса, – говорю.
Резидент уважительно поднял брови.
За разговорами время летело незаметно. Наконец, Нетреба поднялся из-за стола и сказал женщине:
– Красивая, не убирай пока. Жди меня и я вернусь!
– Шампанского захвати, – сказала весёлая Таська на прощание.
По знакомой дороге мы пришли в магазин. Нетреба двумя ключами отомкнул склад и выдал мне дюжину бутылок с голубыми этикетками.
Он взболтал одну из них и пояснил: «Видишь, пузырей нет – чистый, значит. Как слеза младенца!»
Я бережно уложил покупку в рюкзак, душевно попрощался с купчиной и двинулся к морю.
У рыболовного сейнера летали голодные чайки. На сваях возвышался «курятник» – большой ящик с окнами, обшитый рваным кровельным железом. В нем располагался диспетчерский пункт с радиостанцией и антенной на крыше.
«Ярославля» на рейде не было! В синей вечерней дымке мой лайнер густо коптил небо и взбирался на размытую кромку горизонта.
– Ни фига себе! – сказал я себе. – С дуба сыплются листья ясеня! Прогулялся ты, Андрюха, на берег!
По железному трапу я взобрался в диспетчерскую. За спиной, в туристическом рюкзаке, позвякивала хрустальная тара. В тесной будке едва помещался узкий диван и стол с радиостанцией «Акация». У окна стоял лысый дядя в водолазном свитере с морским биноклем на шее. В левой руке командир держал микрофон, правой отчаянно жестикулировал.
– «Селенга»! – хрипло кричал он в трубку. – Тебе говорю! Пять минут на всё, про всё! Не заведешь свою керосинку, привяжу «Эгершельд», а ты будешь ещё неделю здесь чалиться!
У рыбаков свои заботы – нужно быстрее скинуть улов и вперёд, на промысел. Время – деньги.
– Моряки, что дети! – сказал диспетчер уже в мою сторону. – Абинский? Мухой грузись на «Топаз», он уже отходит. Пойдёшь в Северо-Курильск. Еще и обгонишь свое корыто. Благодари своего чифа, он мне все уши провертел!
Всё понятно, пока я бражничал с Нетребой, «Ярославль» срочно направили к северному острову Курильской гряды. Пути военных неисповедимы…
– Бегом, бегом! – торопил меня диспетчер и тут же закричал в микрофон. – «Топаз»! Борис Васильевич, будь ласка, забрось хлопца в Северо-Курильск. Бедолага от парохода отстал.
– Да за ради бога, Макарыч, – догнал меня жестяной голос «Топаза», когда я гремел ботинками по железному трапу.
На пирсе сейнер уже отвязал нос и травил кормовые концы. За подзором вспенились буруны потревоженной воды.
– Эй, моряк! Скинь чалку! – крикнули мне с мостика.
Я сбросил шпринг, потом продольный и перевалился через низкий фальшборт. Матросы койлали швартовы и скатывали палубу из пожарного шланга. «Топаз» медленно развернулся и взял курс в открытое море.
На сейнере всё было непривычно тесным и пропахло рыбой. Я поднялся на мостик, по пути здороваясь со всеми встречными. Капитан, маленький круглый человек, суетливо бегал по рулевой рубке и ругался со старшим механиком. Оба при этом не стеснялись в выражениях. Из разговора я понял, что вся машина на судне плохая, а грузовая лебедка, подвергнутая насилию в извращённой форме, накрылась женским половым органом, а какие-то ферадо и прочие плохие запчасти отсутствуют вовсе.
– Куда ты на хрен денешься с подводной лодки?! – закончил кэп свою гневную речь. – Ты дед или хвостик поросячий? Чем новый трал грузить будем? Кровь с носу, чтобы к приходу всё крутилось и вертелось!
Расстроенный стармех промокнул ветошкой вспотевший лоб и загремел в «яму» налаживать свои плохие механизмы.
Я ожидал чего-нибудь подобного и в свой адрес, однако ошибся.
– Пойдем ко мне, – сказал мастер будничным голосом и направился к себе в каюту.
Капитанские апартаменты тоже были весьма скромными. Фанерные переборки окрашены под слоновую кость. Стол и потёртый диван требовали ремонта. Над столом из-за вороха пришпиленных графиков и таблиц сиротливо глядела неподвижная картушка гирокомпаса.
– Документ какой есть? – спросил меня кэп и кивнул в сторону дивана.
– Нет ничего, – говорю, – не думал, что понадобится.
– Всегда так, – проворчал он, – дядя за вас думать должен. Как звать-величать?
– Андрей Степанович Абинский, матрос с парохода «Ярославль».
Борис Васильевич записал мои данные в школьную тетрадку, в раздумье постучал карандашом по столу и спросил:
– Лет сколько?
– Девятнадцать. Почти.
– Рулить умеешь?
– Конечно. Могу.
– Пойдешь вахтенным к третьему. Насчёт жилья – спроси чифа, он тебя определит.
– Понял, спасибо, Борис Васильевич.
Свой рюкзак я сдал на хранение капитану. «У нас сухой закон», – коротко пояснил он.
Старший помощник снабдил меня подушкой и вытертым солдатским одеялом.
– Свободных коек нет, – сказал чиф, оправдываясь. – Перекантуешься на диване, в каюте матросов. Уж не обессудь…
– Нормально, – говорю, – однажды я ночевал в бассейне.
– Как это? – удивился старпом.
Конец ознакомительного фрагмента.