Не в штанах дело
Матрос Александр Злобин беззаветно любил деньги. Получив зарплату, Шура раскладывал пасьянс из разноцветных бумажек и огорчался, если они были выданы мелкими купюрами. Особенно ему нравилась двадцатипятирублевка. Бордовый насыщенный цвет, хрустящая бумага и портрет вождя вызывали у него душевный трепет и эстетическое наслаждение.
– Четвертак невозможно подделать, – говорил Злобин, любуясь на просвет водяными знаками. – У него классный портрет и хорошая бумага.
Саша часто просил меня разменять мелкие купюры на более солидные.
– Не в деньгах счастье, а в их количестве, – соглашался я и получал за новенькую банкноту стопку подержанных пятёрок и трёшек.
Червонцы Злобин тоже любил и берег для себя.
– Может «рыжими» возьмёшь? – уговаривал меня Злобин и подносил к носу веер лохматых рублей.
У Шурика была привычка обнюхивать все предметы, от апельсинов до портянок.
– Рубли – это уж слишком, – говорю. – Скоро будешь обонять свежие японские йены. Их делают из рисовой бумаги. А лучшую бумагу производят из рисовой каши, которую готовят на древесном угле по старинному рецепту.
– Значит, наши бабки делают из «кирзы», – заключил Злобин.
«Кирзой» Саша называл перловую кашу.
По весне нам выпал рейс на Японию. Это был подарок судьбы. Летом я собирался в отпуск и мне хотелось похвастать своими заграничными приключениями родным, друзьям, а главное, подружкам. Я считал себя моряком «загранзаплыва», имел визу, но за кордоном бывать еще не приходилось.
Не было бы счастья, да несчастье помогло. Линейщик «Омолон» потерял караван прямо в акватории порта Корсаков. С большим креном он виновато стоял на рейде, а вокруг плавали мокрые сосновые бревна.
Чтобы выполнить торговые обязательства, пароходство решило загрузить другое судно и наш старый каботажник оказался в порту очень кстати. Мы перешвартовались на лесной причал и докеры рьяно принялись за работу. Грузчикам была обещана премия и дополнительный выходной день. При помощи ломиков и «такой-то матери» докеры за пару суток забили твиндеки тяжелой лиственницей. На палубу погрузили легкую сосну.
Нам повезло ещё раз. Вместо соседнего Хакодате пароход направили в южный порт Яцусиро. Шлёпать туда по хорошей погоде самое малое – пять дней.
«Больше суток, больше шмуток», – шутили моряки.
В Японском порту Яцусиро мы с Шуриком Злобиным получили на двоих три тысячи йен.
– В городе разменяете и поделитесь, – сказал третий помощник, выдавая валюту. – Мелких денег нет.
– Разделим по-честному, – сказал Злобин и заграбастал наш общий капитал.
– Давай лучше поровну, – ответил я.
В каюте, при ярком свете настольной лампы, Шурик с первобытным интересом разглядывал невиданные до сего купюры. Три бумажки по одной тысяче йен. Потом не поленился и принёс с мостика большую штурманскую лупу.
– Наш Ленин гораздо солиднее, – наконец убежденно сказал Злобин.
– Ещё бы! – согласился я, заглядывая Шурику через плечо.
– Самурай староват и борода у него пучком, – злобствовал Злобин.
– Пиджачок хорошо сидит но, весьма старомодный и, видать, поношенный, – добавил я в тон.
– К тому же бородавка на носу и уши торчком.
– Паршивые деньги, – сказал я, – презентуй их мне.
– Деньги хорошие, но мало, – вздохнул Злобин и с сожалением протянул мне бумажку в тысячу йен. – Остальное завтра, когда разменяю. Куплю себе штаны!
Сказано – сделано. На следующий день счастливый Злобин ввалился в каюту с цветным бумажным пакетом.
– Андрюха, ты живой?! – как обычно заорал он с порога и радостно и вытряхнул на диван свою покупку.
В тонкий целлофан тугим бутоном были завернуты синие американские джинсы.
– Сбылась мечта! – поздравил я Шурика. – Фирма?
– Леви Страус! – гордо сказал Злобин и жестом фокусника превратил сверток в жёсткие негнущиеся брюки.
Глянцевых этикеток на них было больше, чем игрушек на рождественской ёлке.
– Икура дэс ка? – сказал я недавно заученную фразу.
– Две тысячи, – ответил Шура. – Акулы империализма! Но я сторговал за полторы. Еще и презент дали, смотри!
Злобин крутил перед моим носом стерео-открытку. На ней миловидная японка подмигивала и застенчиво прикрывала рукой обнажённую грудь.
– Спрячь её, таможня не пропустит, – посоветовал я.
– Да чего там… подумаешь, сиськи наголе…
– Сиськи они тебе и не простят. К тому же японские…
– Япония – сплошная барахолка, – говорил возбужденно Злобин, натягивая на свой толстый зад новые джинсы. – Базар в каждом переулке и, главное, можно торговаться и примерять всё на свете!
– Завтра тоже тряхну мошной.
– Смотри, штаны, как влитые! – сказал Шура. – Тесноваты чуток, но это ничего, разносятся.
Джинсы обтягивали злобинский зад, как манильская оплетка тугой кранец.
– Придется фигуру под штаны подгонять, – пошутил я и добавил фразу из рентгеновского кабинета: – Выдохнуть! И не дышать!
– Это ты от зависти, – без обиды сказал Шура. – Хорошего человека должно быть много!
– Первый парень на деревне! – продолжал ехидничать я. – Теперь можно и жениться. Только с замужними не тягайся…
– Почему это?
– Муж застукает, в штаны не успеешь запрыгнуть…
Две недели Шура разнашивал новые джинсы. Его ничуть не огорчал синюшный цвет собственных ляжек, которые впитывали едкую краску грубой материи.
– Это натуральная краска индиго, из Индии, – сказал как-то Злобин. – Говорят, даже от хондроза помогает.
– И от заикания тоже, – добавил я. – Но, только до первой стирки. Потом эффект пропадает.
Беда случилась после стирки. Злобин стоял перед зеркалом, совершенно убитый. Новые джинсы не сходились на его бедрах сантиметров на десять. Шурик пытался утянуть в себя живот, влезть в брюки по-змеиному, лёжа на диване, растягивал неподатливый материал руками – всё было напрасно.
– Сели штаны, – сокрушённо произнес он. – Это конец всему!
– Попробуй запарить утюгом, – посоветовал я, – через мокрую марлю.
Но и это не помогло. Ковбойские штаны не шли ни на какие компромиссы.
– Отдай джинсы Пони. Она их запросто подгонит, – сказал я.
Пони – это Ольга Понягина, наша девушка-дневальная. Прибыв на судно, она организовала кружок по интересам, в который полноправными членами вошли два машиниста и третий механик. Ольга из обыкновенной льняной простыни сшила им модные рубашки цвета слоновой кости и даже притачала подобие фирменных лэйбочек. Завистники окрестили неформальный клуб «Пони и маленькие кони», а Ольгу за глаза дразнили Поняга или даже Коняга. Бог им судья…
Злобин вывернул штаны наизнанку.
– Чёрта с два! – сказал он. – Никакого запасу. Жадные подлые капиталисты!
Как говорят киношные комментаторы, далее последовала непереводимая игра слов в адрес международного империализма, японского городового, императора и всей их родни до седьмого колена.
Хороший совет дал боцман Варенников.
– Возьмем, к примеру, меховые шапки, – сказал дракон, – их делают, в общем-то, одного размера. Потом окунают в соленую воду, напяливают на разные болванки и, после усыхания, получают нужный калибр. Этаким макаром и штаны растянуть можно.
Он критически посмотрел на Злобина:
– Под твою корму аккурат пилорус подойдет. От главного компаса, на верхнем мостике.
Шура Злобин последовал мудрому совету. Через полчаса его мокрые джинсы, натянутые на тумбу магнитного компаса, весело махали штанинами под свежим норд-остом. Матрос не учёл одного – пилорус намедни был окрашен масляной краской в яркий зеленый цвет.
Краска встала и не приставала к рукам, но реакция с заграничной индиго вышла самая неожиданная. На джинсах, ниже задних карманов и фирменной лэйбы, образовалось гнусное коричневое пятно.
– Это, наверное, из-за сиккатива, – сказал боцман Варенников. – Я краску сиккативом разбодяжил, чтобы быстрее сохла.
– Никакой это не сиккатив, – сказал Прохоров. – Это гораздо хуже.
– Цвет детской неожиданности, – подтвердил интеллигентный матрос Саша Будиш.
– Нужен хороший пятновыводитель, – сказал я.
– Может ацетоном?
– Нет, ацетоном нельзя, – возразил токарь Лалетин. – Ацетон и натуральный цвет вытравит, светлое пятно будет. А вот антинакипином, наверное, в самый раз. Дуй, Шурик, в яму, разводи антинакипин и на пару часов замачивай в нём свои брюки.
Химия – загадочная наука и бывает трудно угадать конечный результат опыта. Это я помнил ещё со школьной скамьи, когда смешивал в одной колбе все имеющиеся на столе реактивы. Адская смесь кипела, дымила и иногда взрывалась.
Из купели с антинакипином синие джинсы Злобина вышли голубыми. А пятно на филейной части стало более контрастным и поменяло цвет на бордо.
– Картина Репина «Не ждали», – сказал Паша Сенчихин.
– Терять тебе нечего, кроме своих штанов, – рассудительно сказал плотник. – Вяжи джинсы на выброску и – за борт!
– Выбросить что ли?
– Слушай сюда. Привяжи джинсы штертиком и буксируй за кормой. Линь отпусти подальше, чтобы на винт не намотать. Способ проверенный, результат гарантирован!
Вечером Злобин выудил японские джинсы из солёных волн Японского моря. Оказалось, что терять было чего. От штанов осталась ровно половина – вся фронтальная часть исчезла в морской пучине. Вероятно, подвела химия, растворившая синтетические заграничные нитки. Зато пятна на задней части как не бывало!
– Теперь из этого даже шорты не выкроить, – безмерно страдал несчастный Злобин. – Полторы тысячи японских йен – и все коту под хвост!
– Не журыся, Шурик, – успокаивал его боцман. – В конце концов, дело не в штанах, а в штанах дело!