© Евгений Юрьевич Третьяков-Беловодский, 2017
ISBN 978-5-4483-9832-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
На свалке Российской империи
Кто в шалашике живет?
Неказистого вида шалашик я обнаружил случайно. Сооружен он был под корявой, разросшейся ивой на самом краю оврага, склон которого местный люд давно превратил в свалку бытовых отходов. Жители соседних домов щедро в течение многих лет заваливали природную пазуху всем тем, что становилось им ненужным в домашнем хозяйстве.
Зловонный язык свалки быстро продвигался вперед, но проходило два-три года, и на том месте, где некогда покоились кучи мусора, появлялись сараи и гаражи: овраг пасовал перед человеческим натиском.
В течение всего светового дня в поисках пищи копошились здесь бездомные собаки и кошки, вороны и крысы, которые удивительно мирно уживаясь на этой небольшой территории. Встречались и двуногие. Неприхотливые старушки по весне собирали в сумки прошлогодний проросший картофель, выброшенный из погребов. Осенью запасались подпорченными яблоками, морковью, свеклой – словом, всем тем, что годилось в пищу. Набегали сюда и мальчишки в поисках цветного металла и чтобы просто покопаться: авось, подвернется что-нибудь интересное.
Летом на свалке появились постоянные жильцы. Шалашик оказался их временной «квартирой». Изнутри он был тщательно занавешен тряпками. На полу лежало два прожженных в нескольких местах матраца, в углу (в головах) стояла закопченная керосинка, рядом с ней находились сковорода и кастрюля.
Все это я не спеша обследовал в один из своих отпускных дней: «квартира» была не заперта, хозяева куда-то отлучились. Ждать их не стал, а решил наведаться к неизвестным в гости вечером.
…Начинало смеркаться, когда (каюсь), вооружившись на всякий случай перочинным ножом, я приблизился к шалашу. Неподалеку в кустах горел костерок. Хозяева, а их было трое, сидели рядом. То, что это бомжи, понятным стало сразу, а вот в то, что они некогда были людьми, верилось с трудом.
Одежда их не поддается описанию. А внешний вид…. Руки черные, давно забывшие, что такое мыло. Спутанные, полные насекомых волосы, гноящиеся глаза, потрескавшиеся губы, ноздреватая кожа на лице – вот та картина, увидев которую, я содрогнулся.
Встретили меня настороженно.
– Тебе чего, мужик? – спросил тот, что кашеварил.
Над огнем висел котелок, в нем булькала какая-то
похлебка.
– Вы что тут затеяли? – как можно строже спросил я. – Пожар хотите устроить? Сараи рядом.
– Да ты че, паря! – откликнулся другой. – Какой пожар! Жратву готовим. Поедим вот сейчас и на боковую. – Он кивнул в сторону шалаша.
– Вы что, тут живете? – сделал я удивленное лицо и придвинулся поближе.
– Ага, – кивнул тот, что кашеварил. – А ты что, любопытный?
– Да вот все лето наблюдаю за вами, стало интересно, что за люди здесь обитают. – Я достал заранее припасенную пачку «Примы», рассеянно сунул сигарету в рот. Словно опомнившись, протянул пачку собеседникам.
Лежащий слева от меня старик проворно выхватил ее из моих рук и раздал сигареты своим товарищам.
– Садись, – хмыкнул тот, что был справа. – Гостем будешь. Выпить есть? А то рассказ «насухо» не пойдет.
Я это предвидел и тут же вынул из внутреннего кармана куртки бутылку дешевой наливки. Глаза собеседников вмиг увеличились раза в полтора. Кашевар крякнул и нырнул в шалаш. Оттуда он вылез с четырьмя пластиковыми полусмятыми стаканчиками, распрямил их своими черными пальцами и осторожно поставил на землю.
– На меня не рассчитывайте, – поспешно сказал я. – Не пью.
Лицо кашевара еще более повеселело:
– На нет и суда нет.
Он бодренько сковырнул с бутылки пробку и разлил наливку в стаканы.
2. Вася, Гриша и Миша
На эти имена отзывались мои знакомые со свалки. Выглядели они глубокими стариками, хотя лет им было не так уж и много. Самому старшему, Василию, 57, Грише – 54, Мише – 50 лет.
«Уговорив» бутылку и похлебав одной ложкой по очереди варево из котелка, они пустились в воспоминания, куря дармовые сигареты и изредка яростно почесываясь.
Вася попал на свалку после того, как пропил свою квартиру. После смерти жены он лет десять жил в ней один (детей Бог не дал) и постепенно пристрастился к рюмке.
Сначала продал все, что было в доме, потом решился обменять свою жилплощадь на общежитие, естественно, с доплатой. Однако деньги, какими бы большими они ни были, имеют обыкновение кончаться. После того, как Вася стал неплатежеспособным да еще в придачу потерял человеческий облик, его вышибли из общаги. С горя новоявленный бомж отправился в рюмочную и там пропил свой паспорт – какой-то жуликоватый тип, видя Васины страдания, предложил за документ полсотни рублей.
Утро Василий встретил в ливневой канаве и мокрых штанах. Очухавшись, он завыл от безысходности, и хотел было наложить на себя руки, но вовремя встретил Гришу и Мишу, которые радушно приняли его в свою компанию и привели на свалку.
История Григория и Михаила более запутанная. И, несмотря на угощение и развязавшиеся языки, мне думается, рассказали они только то, что хотели рассказать.
Два брата в прошлом были уголовниками и жили, как говорил Доцент – известный герой фильма «Джентльмены удачи», по принципу: украл, выпил – в тюрьму. В местах заключения прошли молодость и зрелость. И когда, изжеванных жизнью, потерявших здоровье, тюрьма их в очередной раз выплюнула на свободу, они вдруг поняли, что попали в совершенно изменившийся мир.
По стране гулял пьянящий ветерок анархии, многими почему-то называвшейся демократией. До освободившихся Гриши и Миши никому не было дела. Через месяц неприкаянной жизни тюрьма им стала казаться домом родным. Там хотя бы кормили и поили. На свободе было вдоволь лишь свободы как таковой и свежего воздуха.
Однако возвращаться «за колючку» уже не хотелось – годы не те, да и здоровье таяло на глазах. Еще одной отсидки братья не перенесли бы.
3. Помойка накормит и оденет
Так и «родился» шалашик на краю свалки. Пока лето – обитали здесь, зимой перебирались в подвалы домов на теплые трубы центрального отопления. Вскоре подвернулся Василий, стали жить втроем. Утром разбредались в разные стороны, каждый на свою «тихую охоту».
Василий рылся на свалке в поисках металла, благо, приемный пункт находился неподалеку. Если удавалось что-то выкопать (на поверхности уже давно ничего не было), нес «железку» к приемщику, а на вырученные деньги покупал в аптеке выпивку – настоянные на спирте травы. Стоили они недорого, но крепости были сумасшедшей. Попутно собирал пустые бутылки. Это, как известно, тоже деньги.
Михаил был охоч до голубей. Ловил он их силками. К обеду птицелов возвращался к шалашу с несколькими пернатыми со свернутыми шеями. Кипятил воду, обдавал ею птицу, ощипывал перья, вынимал внутренности и варил суп. Если удавалось найти или выпросить у кого-нибудь овощи, то добавлял в варево картошку, свеклу – словом, все, что имелось в наличии.
Гришка промышлял милостыней, попрошайничеством, мелким воровством. Он снабжал компанию куревом, хлебом, иногда удавалось стащить или купить колбаски или сыра. Захаживал он на рынок, где сердобольные старухи, видя «совсем пропащего» мужика, давали ему кто творожку, кто сметанки, кто пару яблок или помидоров.
Часам к трем-четырем все собирались вместе и начинали «пир», который одновременно был завтраком, обедом и ужином. На одну из таких трапез я и попал.
4. Ушли в никуда
– Ну, ты иди, земляк. Поздно уже, – Григорий кряхтя поднялся и залил костерок оставшейся в котелке похлебкой. – Не лезь в душу. Без тебя тошно. Иди, иди, – замахал он на меня руками. – Мы спать ложимся.
Я понял, что ничего мне здесь больше не обломится, в смысле рассказов и откровений, поднялся с корточек, поморщившись от боли в затекших ногах. Еще раз взглянув на трех стариков, пошел домой.
Спустя две недели мне вновь захотелось их навестить. По дороге на свалку я зашел в магазин, купил хлеба, консервов, немного подумав, молока, несколько пачек «Примы».
На месте их жилища чернело лишь пятно от костра. Шалаш был разорен, рядом валялось тряпье. Увидев старуху, тыкающую клюкой в какую то коробку, подошел к ней.
– Бабуля, ты не видела, куда подевались здешние жильцы? – Я поднял руку с сумкой, указывая в сторону бывшего жилища бомжей.
– Эти-то, кудлатаи?! – Зашамкала бабка беззубым ртом. – Кто их знает…. Жили, жили, небо коптили, я долгонько туточки их встречала. А с самым старым-то вместе, бывалоча, рылись в мусоре. Потом он чтой- то занемог. Так двое остальных его вроде как в больницу спровадили. А опосля и сами вдруг пропали. Нету их тут ужо как с неделю, – закончила она свой рассказ и занялась прерванным делом.
Я шел домой и думал, как все-таки странно устроена жизнь. Жили-были три человека. Пусть не очень праведных и правильных. В один прекрасный миг пропали, и никому до этого нет дела.
Такие, как они, похожи на брошенных собак и кошек, братьев наших меньших, подыхающих с голода на городских свалках.
Правду ли сказала мне бабка про Василия? Заболеть он, конечно, мог, и, всего скорее, так оно и случилось. А вот в том, что он попал в больницу, я что-то сильно сомневаюсь. Возможно, полежал два-три дня с высокой температурой на сырой землице да и отдал Богу душу. А Григорий и Михаил закопали бедолагу где-нибудь в дальней куче мусора и от греха подальше решили сменить место жительства. Россия большая, свалок не сосчитать. Да и примелькались они в этом городишке.