Испания
Ольга Рейзен
«Несвобода – как это ни парадоксально – стимулирует поиск альтернативных художественных средств для выражения мыслей, идей, настроений общества». Эти слова испанского режиссёра Хуана Антонио Бардема, произнесённые им в 1954 году на встрече кинематографистов в Саламанке, многое объясняют в истории национальной кинематографии и собственно творчестве Бардема. И хотя для него, художника, тяготевшего к направлению социалистического реализма и даже состоявшего в рядах компартии Испании, символика, метафоризм и аллегории не были органичны (в его лентах образную систему отличает прямолинейность на грани дидактичности), потребность «выговориться», обходя цензурные рогатки франкизма, заставляла вновь и вновь обращаться к эзопову языку, на долгие годы остававшемуся «визитной карточкой» испанского кино.
После падения франкизма именно такая необычная образность стала причиной повышенного интереса к испанскому кинопроизводству, заставив говорить о настоящем «буме»: премии, недели, многочисленные статьи в престижных англоязычных изданиях… Фестивальные дорожки для испанских кинематографистов становились уже не красными – золотыми. И даже «Оскар», чутко отзывающийся на конъюнктурный спрос, достался весьма невзрачной картине Хосе Луис Гарей «Начать сначала» (Volver а empezar, 1981).
Однако, как это часто случается, интерес к «перестроечному» испанскому кинематографу постепенно сошёл на нет, иллюстрацией чего стала как судьба всего национального кино, так и самого известного в 1970-80-е годы за пределами Испании режиссёра, неоднократного фаворита международных (особенно Берлинского) кинофестивалей, который после падения франкизма утратил авторитет на родине, где его кинематограф критики расценивают как конъюнктурный, космополитичный, ловко спекулирующий на «национальной специфике».
Кинематограф Карлоса Сауры, по мнению видного испанского критика X. Эрнандеса Леса, – «наследник эпохи, дитя франкизма»: его фильмы сослужили свою службу и теперь не нужны. По всей видимости, подобная критика заставила режиссёра пробовать силы в других жанрах и направлениях. То он возвращается к теме люмпенов в фильме о современных «беспризорных» – «Скорей, скорей» (Deprisa, deprisa, 1980), то рассказывает о трансформации на гране гротеска своих героев-символов из «Анны и волков» (Ana у los lobos, 1973) в послефранкистской Испании (фильм «Маме исполняется сто лет» / Mama cumple cien anos, 1979), то исследует лабораторию творчества писателя («Элиза, жизнь моя» / Elisa, vida mia, 1977), театрального режиссёра («С завязанными глазами» / Los ojos vendados, 1978) или драматурга («Лос Занкос» / Los zancos, 1984). То вдруг переносит на экран три балета, поставленные Антонио Гадесом: «Кровавая свадьба» (Bodas de sangre, 1981), «Кармен» (Carmen, 1983), «Колдовская любовь» (El amor brujo, 1985). Или обращается к истории, к временам завоевания Америки – «Эльдорадо» (El Dorado, 1987).
Категоричность Леса, признающего после падения диктатуры лишь открытую борьбу с ней и её пережитками, понятна, хотя и вряд ли справедлива. Тем более что тенденция, обозначенная Капарросом Лера как «политико-интеллектуальное» кино, к которой он относит и Сауру, получила широкое распространение в послефранкистеком кинематографе, в так называемом кинематографе поколения. Объектом его исследования становятся люди, чьё детство совпало с переломным моментом испанской истории. Они, как правило, не застали гражданской войны или помнят её по отрывочным воспоминаниям детских лет. Обычно они далеки от политической борьбы. Они росли с ощущением страха, который в ту пору стучался в двери, заглядывал в окна. Неумение и нежелание что-либо изменить хотя бы в собственной жизни стало отличительной чертой их натур.
Авторы картин чаще всего – ровесники своих героев. В их лентах силён автобиографический мотив, и когда они рассказывают о современности, и когда обращаются к прошлому – собственному детству, совпавшему с гражданской войной. Повествование о фашизме здесь не связано с вооружённой борьбой, – борьбы вообще вроде бы нет. Действие замыкается в рамках одной семьи, с её, на первый взгляд, мелкими домашними проблемами. Но историческая действительность Испании неизбежно вторгается в маленький домашний мирок.
У «кинематографа поколения» была предтеча в испанской литературе, в «поколении без наставников», к которому относятся писатели Анна Мария Матуте, Кармен Лафорет, Хуан Гойтисоло, родившиеся во второй половине 1920-х годов и выразившие в произведениях свои детские ощущения. В фильмах и повестях, рисующих военное и послевоенное детство маленьких героев, часты сюжетные и тематические пересечения. Автобиографичность повествования обусловила не только искренность, непосредственную свежесть, но и общность мотивов.
«Кинематограф поколения» превратился в некую летопись жизни поколения, чья судьба складывалась при диктатуре. При этом сама диктатура не является объектом исследования, в фильмах запечатлён лишь момент её зарождения, гражданская война и крах, смерть Франко. Соответственно картины делятся на повествующие о детях («Кузина Анхелика» / La prima Angelica, 1974, и «Выкорми воронов» / Cria cuervos, 1975, Карлоса Сауры; «Демоны в саду» / Demonios еп eljardin, 1982, Мануэля Гутьерреса Арагона; «Гнездо» / El nido, 1980, Хайме де Арминьяна; «Дух улья» / El espiritu de la colmena, 1973, Виктора Эрисе) и рассказывающие о взрослых («Несданный экзамен» / Asignatura pendiente, 1977, «Одинокие на рассвете» / Solos en la madrugada, 1978, «Зеленые лужайки» / Las verdes praderas, 1979, и «Сданный экзамен» / Asignatura aprobada, 1987, Хосе Луиса Гарей; «Гари Купер, который на небесах» / Gary Cooper, que estas en los cielos, 1980, Пилар Миро и др.). Причём между первыми и вторыми существует причинно-следственная связь: авторитарность родителей, олицетворяющих франкистский режим (отец или мать, подавляющие, губящие друг друга и детей), приводит к естественному результату – к беспомощности выросших детей, их растерянности перед лицом наступивших в 1975 году перемен. Отмечая равнодушие, нежелание героев что-то менять в своей жизни и жизни общества, режиссёры отнюдь не осуждают их за это, ибо «дети эпохи, наследники франкизма» просто не в состоянии избавиться от дурной наследственности. Примером характерной для «кинематографа поколения» тематики и направленности могут служить «Дух улья» Эрисе и «Выкорми воронов» Сауры.
Признание и международный престиж, сопровождавший испанский кинематограф целую декаду после падения франкистского режима, кружил голову, не позволяя кинематографистам понять, что этот успех в большей степени связан с политической ситуацией, демократизацией общества, нежели с достижениями в области развития языка кино. Когда же мировое сообщество, устав от замысловатых аллюзий, копании в психологии нации и индивидов, переживших франкизм, перестало проявлять интерес к любому произведению под грифом made in Spain, в стране началась предсказуемая гонка за жанровым кинематографом, собранным по голливудским образцам. Однако для качественно поставленных задач не хватало ни средств, ни мастерства.
Несмотря на общий кризис, обозначившийся в испанской экономике задолго до того, как он охватил всё мировое сообщество (на рубеже 1980-90-х гг.), общая ситуация в национальном кинематографе остаётся достаточно стабильной и объём кинопроизводства удерживается на уровне 52 (1992), 56 (2003), 57 (2011) фильмов в год. Самым урожайным оказался 2005 г., когда на экраны вышло 142 полнометражных фильма. «Непревзойдённый результат за 20 лет», – так обозначила этот феномен пресса.
В то же время не стоит обольщаться таким положением дел. Картины, выходящие на испанские экраны, производятся не столько за счёт равномерного развития крупных производящих компаний, сколько на средства телевидения, с участием государственных субсидий, на средства, представляемые мелкими кинофирмами, снимающими картины на корпоративной основе. Причём в каждом конкретном случае кинопроизводства чаще всего присутствуют все три способа финансирования, поскольку ни один из них в отдельности не в состоянии обеспечить съёмку одного, пусть даже малобюджетного фильма. Вот всего несколько цифр, говорящих сами за себя:
• население страны – 46,745,807;
• кинотеатры – 4083/852;
• посещаемость – 2,34;
• финансирование с помощью государственных фондов поддержки – 83,85 млн евро;
• доля вкладов телевидения – 158,185 млн;
• доля картин национального производства в 2009 г. – 15,97 %;
• доля картин американского производства в 2009 г. – 70,62 %.
Количество копий наиболее перспективных испаноязычных картин, вышедших на испанский экран в 2013 году:
«Седьмой» (Septimo, реж. Пачи Амескуа; Аргентина): история отца, отправившегося на поиски детей, которые исчезли, выйдя из квартиры, расположенной на седьмом этаже, – 301 копия.
«Альфа» (Alpha, реж. Джоан Кутрина; Испания): три дружка, промышлявшие когда-то грабежом, встречаются через 8 лет, – 30 копий.
«Это не свидание» (Esto no es una cita, реж. Гильермо Фернандес Гроисард; Испания): коллеги по офисной работе начинают встречаться, чтобы забыть своих бывших партнёров, – 11 копий.
«По ту сторону лета» (Del lado del verano, реж. Антония Сан Хуан; Испания): музыкальная комедия с несинхронной записью звука, – 10 копий.
Не столь-то уж плохая ситуация для продукции подобного калибра, вызывающая тем не менее яростное возмущение фирм-производителей. Низкий уровень испанских развлекательных лент обеспечивает лидерство американского кинематографа на экранах страны, как, впрочем, и повсеместно. Стоит ли удивляться, если лента «Это не свидание» представлена «комедией года», а сюжет её выглядит следующим образом: Роберто увлечён Паулой, Пауле Роберто не нравится. Пауле нравится Мигель. Но Мигель к ней возвращаться не хочет, тогда как Сильвия, бывшая девушка Роберто, хочет возобновить отношения с ним (с Роберто, не с Мигелем). Но Роберто не хочет. Потому что Роберто нравится Паула… Игры в китч, затеянные Педро Альмодоваром ещё на заре своей карьеры, его коллеги и соотечественники, кажется, воспринимают всерьёз.
По прошествии 25 лет испанские социологи продолжают приводить в пример статистический парадокс: признанный самым популярным в стране и за рубежом за последние четверть века испанский фильм Альмодовара «Женщины на грани нервного срыва» (Mujeres al borde de un ataque de nervios, 1988) за два года непрерывной демонстрации собрал 330 млн песет (речь идёт о периоде до введения евро), а «Индиана Джонс и последний крестовый поход» (Indiana Jones and the Last Crusade, 1989, реж. Стивен Спилберг) и «Бэтмен» (Batman, 1989, реж. Тим Бёртон) по миллиарду всего за полгода.
Испанская киноиндустрия тем не менее не сдаётся, и их собственные «крестовые походы», большие и малые, продолжаются. Ещё в 1985 году, назначенная на пост директора Управления кинематографии при министерстве культуры кинорежиссёр Пилар Миро приняла первый закон о кино, получивший в обиходе название «Операция «Художественный образ»». С тех пор не один директор сменился на этом посту, да и само Управление было реформировано в Институт киноискусства и аудиовизуальных средств, новые законы о кино продолжают выпускаться раз в два-три года, обрастая новыми прозвищами, а суть остаётся прежней: речь идёт о финансовой помощи (по возможности предварительной) в размере 50 % бюджета наиболее талантливым и «высокохудожественным» произведениям. Закон соблюдается, помощь оказывается, а вот высокохудожественных произведений всё не возникает. Не было их вначале, когда киноинститут выделил финансы для дебютных проектов, 70 % которых впоследствии ветеран испанского кино Луис Гарсия Берланга назвал «невыносимыми». Не появились они и потом, когда средства стали распределять на соревновательной основе и их получили маститые Хесус Франко, Хосе Луис Гарсия Санчес, Хайме Камино, Мануэль Гутьерес Арагон.
Не обходилось и без курьёзов, особенно когда на посту руководителя кинематографии оказывался неофит. Один из законов отменял обязательную – в размере 15 % бюджета – субсидию, полагавшуюся всем картинам испанского производства, зато непомерно увеличил ассигнование фильмов, чьи проекты предусматривали привлечение иностранного капитала. Этот закон, названный именем тогдашнего министра культуры, бывшего республиканца и известного писателя, «законом Семпруна», в кинематографической среде язвительно обозначили «законом, запрещающим снимать кино».
Иностранный капитал никогда не обходил своим вниманием Испанию, где погодные условия, живописная натура и дешёвая рабочая сила позволяют сократить бюджет в 20 раз по сравнению с аналогичными затратами в США, что в частности подтвердил и опыт Вуди Аллена с картиной «Вики Кристина Барселона» (Vicky Cristina Barcelona, 2008), первоначально задуманной как «Вики Кристина Сан-Франциско».
Последующие законы, обязывавшие национальное телевидение инвестировать средства в национальное кинопроизводство (в разные годы от 5 % до 3 % годового дохода телекомпаний), породили ряд комедий, о качестве которых говорят одни только их названия: «Оборотная сторона постели» (El Otro lado de la cama, 2002, реж. Эмилио Мартинес Лисаро) или «Неразрешимое сексуальное напряжение» (Tension sexual no resuelta, 2010, реж. Мигель Анхель Ламата).
Разумеется, бывают исключения. 2010 принёс 20 млн евро национальному кино, а 2012 – 99,14. Резкий скачок был обеспечен выходом на экраны очередной серии «Бури» (Torrente 4) Сантьяго Сегуры, «Полночи в Париже» (Midnight in Paris, 2011) Вуди Аллена, снятой на испанские деньги, и картины «Снова ливень» (Tambien la lluvia) Исиар Болейн. Увы, такие «тучные» годы не часты. И прибыль не всегда подтверждается качеством картин. Впрочем, Испания в этом отношении не исключение, а подтверждение общего правила.
Один только беглый обзор продукции любого года на выбор демонстрирует предсказуемый провинциально-вторичный набор тем, направлений, жанров. И то что испанцы обозначают их на свой лад – фильмы об изгнанниках, фильмы для туристов, кино с фламенко, сарсуэлы, комедии а-ля Ланда (по имени актёра Альфредо Ланда, часто выступавшего в ролях неказистых и немолодых неудачников, одержимых проблемами со слабым полом), пеплумы и спагетти-вестерн (до сих пор!), – сути не меняет. Вот несколько характерных примеров картин 2012 года.
Попытка обратиться к актуальной проблематике в «Белом шраме» (A Cicatriz Blanca) Маргариты Ледо повествует о женской нелегальной эмиграции в США в первой половине XX века, их мытарствах и злоключениях. «7 дней в Гаване» (7 dias en La Habana) – совместный проект-альманах, название которого говорит само за себя (продолжение серии о Париже, Нью-Йорке, Москве), среди авторов – престижные имена Бенисио дель Торо, Хулио Медема, Хуана Карлоса Табио. Р. Торт прямо так и обозначил «жанр» своей картины – «Фильм о детях и кино», чтобы целевая аудитория не сомневалась. «За дверь и – без эмоций» (A puerta fria, 2012) К. Пуэбла – драма о сокращении штатов и увольнении сотрудников – востребована в период кризиса, охватившего Испанию.
Узнаваемые многозначительные паузы, сложновы-строенные ракурсы и планы отсылают к кинематографу авторскому, фабула и сюжет стараются изо всех сил удержаться на плову в рамках жанра. И это относится к львиной доле картин испанского производства. Однако попытка усидеть на двух стульях, угождая и коммерческому, и взыскательно-критическому вкусу, редко увенчивается успехом. Общий высокий технический уровень кинопроизводства не в силах возместить нежелания вглядываться в человеческие души и переживания, ограничиваясь поверхностными гэгообразными конфликтами, что не может не сказываться на исполнительском мастерстве.
Разумеется, как каждый кинематограф, испанский, прежде всего интересен не столько «общей панорамой», сколько «лица необщим выраженьем», то есть отдельными авторами, которые не только собственным примером оказывают влияние на национальный кинематограф, определяют его стилистику, тематику и даже направления – в известной степени, – но и успехом собственных работ за рубежом позволяют сохранять некоторый престиж испанской кинематографии. Разумеется, число таких мастеров не легион, их и не может быть много, и лидерство вот уже более четверти века остаётся за Педро Альмодоваром.
Педро Альмодовар пришёл в профессиональный кинематограф, не имея специального образования, только опыт работы с Super-8 и 16-мм камерами; некоторое время состоял актёром в труппе «Лос Голиардос», писал рассказы, новеллы.
Принадлежит к направлению постмодернизма, считаясь его основоположником в национальном киноискусстве. Одновременно Альмодовара называют преемником Луиса Буньюэля, хотя эта преемственность носит скорее национально-биографический, нежели эстетический характер. Скандальная эпатажность тем произведений режиссёра выражена в достаточно эклектическом калейдоскопе стилей, свойственных постмодернизму, цитатность (в том числе – и преимущественно – из фильмов старших коллег Буньюэля и Сауры) – свидетельство поколенческой преемственности. Тем более что неизбежные ирония и чёрный юмор, присущие всему поколению постмодернистов, в работах Альмодовара балансируют на грани китча, ниспровержения основ и революционного низвержения авторитетов прошлого. Однако кажущиеся импровизационность и лёгкость стиля режиссёра, словно подчёркивающие, что он в кинематографе неофит-самоучка, привычное нарушение всех законов монтажа, мизансцены, построения кадра, с течением времени не то превращается в навязчивый приём, не то в действительности начинает давать себя знать отсутствие специального образования, очевидно так и не восполнившегося опытом. В то же время, по всей видимости, именно отсутствие академического авторитаризма способствует особой атмосфере свободы в лентах Альмодовара. Ни у кого на съёмочной площадке не чувствовали себя столь раскованно такие корифеи испанского экрана, как Кармен Маура, Анхела Молина, Виктория Абриль. Именно ему обязан своей известностью Антонио Бандерас, открытый режиссёром.
Пик славы Альмодовара связан с такими работами, как «Матадор» (Matador, 1986), «Свяжи меня» (Atame! 1990). В США долгое время даже рассматривался проект ремейка ленты «Женщины на грани нервного срыва» с Джейн Фондой в главной роли. Но отсутствие новых «поворотов винта», повторяемость тем и их решений в значительной степени ослабили интерес к режиссёру как на родине, так и за её пределами. Творческая манера Альмодовара была подхвачена не столько его соотечественниками, сколько молодыми американскими кинематографистами (Квентин Тарантино, Роберт Родригес).
Основная тема творчества Альмодовара – любовь, но режиссёр никогда не рассматривает её изолированно. Если в «Лабиринте страстей» (Laberinto de pasiones, 1982) он предлагает несколько игривый взгляд на тему, в «За стенами» / «Нескромное обаяние порока» (Entre tinieblas, 1983) рассказывает о любви однополой, то с картины «И чем я это заслужила?» / «За что мне это?» (iQue he hecho уо para merecer esto? 1984) теме любви неизбежно начинает вторить тема смерти. Поначалу ироничное, в тонах чёрного юмора, отношение режиссёра, проявившееся в таких лентах, как «Женщины на грани нервного срыва», «Свяжи меня», постепенно уступает место сперва хоть и сдобренному шутками, но всё-таки достаточно трагедийному восприятию этой антитезы («Матадор», «Высокие каблуки» / Tacones lejanos, 1991), чтобы затем вылиться в откровенно китчевую действительность «Живой плоти» (Carne tremula, 1997), снятую на грани нервного срыва, дурного вкуса и цыганской мелодрамы.
Альмодовар далеко не единственный испанский режиссёр, добившийся мирового призвания. Но единственный, которому это признание удаётся удерживать. Судьбы прочих одарённых кинематографистов развиваются по схожему сценарию. Они обращают на себя внимание одной, иногда даже двумя или тремя неординарными работами, успех которых упорно стараются повторить, следуя базовым рецептам, и исчезают из мирового кинопространства, превращаясь в провинциальных вундеркиндов, на которых соотечественники ещё какое-то время продолжают возлагать определённые надежды, пока надежды эти не сменяются горьким, часто язвительным разочарованием. Амбициозное тщеславие, присущее национальному характеру испанцев, часто подставляет им подножку, когда понятие творчества подменяет понятие успеха.
Алехандро Аменабар в 1990 году поступил в Мадридский университет Комплутенсе на факультет информационных наук. Любовь к кинематографу вскоре взяла вверх над наукой. Будущий режиссёр бросает университет и начинает снимать короткометражные фильмы. И достигает успеха. В 1991 году он получил премию Независимой ассоциации непрофессиональных кинодеятелей (AICA) за свой первый короткометражный фильм «Голова» (La cabeza). Год спустя премии кинофестивалей в Эльче и Карабанчеле завоевала другая его короткометражка – «Перепончатокрылый» (Himenoptero). В 1994 году его третий короткометражный фильм «Луна» (Luna) получил премию Луиса Гарсии Берланги за лучший сценарий и награду Независимой ассоциации непрофессиональных кинодеятелей (AICA) за лучшую музыку.
Как оказалось, Аменабар оставил университет не насовсем. Его первый полнометражный фильм «Диссертация» (Tesis, 1996) разворачивается на факультете информационных наук Мадридского университета Комплутенсе, а один из отрицательных героев носит имя профессора, беспечно провалившего будущего режиссёра на экзаменах. Полнометражная лента уже в более просторном формате сохраняет стилистику, от которой и в будущем не откажется Аменабар: она погружает в мир странный и призрачный («…в своих фильмах я не отвечаю на вопросы, только задаю их», – скажет он впоследствии в интервью), в котором всё зыбко, неясно, и события, то ли разворачивающиеся в воображении героев, то ли в действительности, неся на себе черты сюрреализма и немецкого экспрессионизма, соотносят кинематограф молодого режиссёра с лучшими традициями мирового кино.
Необычный, странный триллер привлёк внимание критики на Берлинском кинофестивале, а у себя на родине получил семь премий «Гойя», в том числе за лучший фильм, оригинальный сценарий и режиссёрский дебют.
Второй полнометражный фильм Аменабара, его версия «Головокружения» (Vertigo, 1958) Хичкока, «Открой глаза» (Abre los ojos, 1997) имел успех у критики на кинофестивалях в Берлине и Токио. Кроме того, он привлёк внимание известного актёра Тома Круза, который выкупил права на сценарий картины и позже снялся в фильме «Ванильное небо» (Vanilla Sky, 2001), основанном на этом сценарии.
Том Круз выступил и в роли продюсера третьего фильма Аменабара, «Другие» (The Others, 2001), в котором снялась известная актриса Николь Кидман. Премьера фильма состоялась на кинофестивале в Венеции в 2001 году, где он входил в конкурсную программу. Картина имела успех у критики и публики по всему миру, а в Испании стала самым популярным фильмом года. «Другие» получили восемь премий «Гойя», в том числе за лучший фильм, режиссуру и оригинальный сценарий, а также боролись за премию европейской киноакадемии в номинации «Лучший фильм».
В 2004 году на экраны вышел фильм «Море внутри» (Mar adentro), рассказывающий о реальной жизни полностью парализованного Рамона Сампедро (его роль исполнил Хавьер Бардем) и поднимающий проблему эвтаназии. На фестивале в Венеции картина получила специальную премию жюри (вторую по важности на фестивале), а Хавьер Бардем получил «Кубок Вольпи» как лучший актёр. В 2005 году этот фильм завоевал «Оскар» в номинации «Лучший фильм на иностранном языке».
Хулио Медем. Ещё один типичный пример биографии испанского режиссёра последней четверти века. Университет Страны Басков (общая хирургия), увлечение кино, сперва в качестве кинокритика (колонка о кино в ежедневной газете La Voz de Euskadi, статьи о кино и телевидении для журнала Cinema 2002), затем – экспериментальные фильмы, снятые на камеру Super-8, несколько короткометражек. Его полнометражный дебют, фильм «Коровы» (Vacas), привлёк к себе внимание не на волне ангажированного интереса к Испании (в 1991 году интерес этот давно сошёл на убыль). Лента Медема поражала пронзительным проникновением в жизнь Страны Басков, истовой привязанностью к своей земле, почти языческим описанием природы. Эмоционально насыщенный видеоряд вкупе с талантливо рассказанным сюжетом, в котором простой анекдот перерастал в метафору, не могли не привлечь внимания к дебютанту, и его последующие работы отборщики международных фестивалей отбирали уже по инерции. Однако ни удостоившаяся на Каннском форуме премии Молодёжи «Рыжая белка» (La ardilla roja, 1993), ни «Земля» (Tierra, 1996) не достигли уровня «Коров».
Вялая режиссура, аморфные истории – ничто и в последующих работах («Любовники полярного круга» / Los amantes del Circulo Polar, 1998; «Люсия и секс» / Lucia у el sexo, 2001) не напоминало той трагедийной эпической мощи, с которой Медем рассказал о своей родине в дебюте. И даже в «Беспокойной Анне» (Caotica Ana, 2007) – фильме, посвящённом сестре режиссёра, талантливой художнице, погибшей в автокатастрофе по пути на открытие собственной выставки, – личная заинтересованность режиссёра не способна преодолеть банальности сюжета и его воплощения на экране, а факты личной жизни Медема превращаются в мелодраму.
По привычке испанская кинообщественность продолжает надеяться. То тот, то другой фильм Медема номинируется на национальную кинопремию «Гойя», но номинациям не удаётся стимулировать талант.
Хосе Луис Гарсия Санчес получил юридическое и социологическое образование в Мадридском университете. Сняв по собственным сценариям несколько короткометражных лент, в 1973 году дебютировал полнометражной лентой «Жестокая любовь» (El love feroz). В 1978 году стал обладателем «Золотого медведя» Берлинале за фильм «Форели» (Las truchas). В 1980-е пишет сценарии в соавторстве с Рафаэлем Асконой. Их первый совместный проект «Свита фараона» (La corte de Faraon, 1985) получил приз «Серебряная раковина» на кинофестивале в Сан-Себастьяне. Адаптация романа Рамона дель Валье-Инклана «Тиран Бандерас» (Tirano Banderas, 1993) принесла Гарсие Санчесу премию «Гойя» за лучший сценарий.
Хосе Луис Гарей с дипломом бакалавра начал свою профессиональную кинематографическую деятельность в банке, куда его устроил по протекции отец. Находясь на службе, Гарей сочинял статьи про фильмы, которым посвящал всё своё свободное время. Статьи нигде не публиковались, просто стали «его университетами».
Сегодня, учитывая, что Хосе Луис Гарей продюсирует, монтирует, пишет сценарии к собственным фильмам, а также исполняет в них роли, его можно считать одним из самых плодовитых режиссёров современного испанского кино. Надо же возместить упущенные в банке годы. Так или иначе, ещё служа в банке, Гарей начал сочинять рассказы, а в 25 лет – и сценарии.
«Нехорошо человеку быть одному» (No es bueno que el hombre este solo, 1973) Педро Олеа, «Глоток крови, чтобы умереть влюблённым» (Una gota de sangre para morir amando, 1973) Элойя Де Иглесиа, «Новые испанцы» (Los nuevos espanoles, 1974) Роберто Бодегаса вывели Гарен в число востребованных сценаристов, а в 1975 году началась и его режиссёрская карьера, сперва, как водится, с короткометражек, но уже в 1976 году дебютная полнометражная лента «Несданный экзамен» (Asignatura pendiente), остроумно и жёстко анализирует изменения в жизни среднестатистического испанского интеллектуала после смерти Франко.
Жизнеописание своих «перестроечных» героев впоследствии Гарен превращает в триптих: к несдавшим экзамен присоединяются «Одинокие на рассвете» (Solos en la madrugada, 1978) и персонажи «Зелёных лужаек» (Las verdes praderas, 1979), а лента о пожилой паре, встретившейся на закате дней, «Начать сначала» (Volver a empesar), жестоко обруганная национальной критикой за повышенную эмоциональную мелодраматичность, становится первым испанским лауреатом «Оскара» в 1981 году.
Болевые точки испанской действительности постепенно становились «общим местом» и в реальной жизни, и в её отображении на экране. Однако Гарей этого не замечал, он продолжал муссировать принёсшую ему успех тематику. Страсти по «Оскару» продолжались, испанский комитет отказался выдвигать очередной фильм режиссёра, инкриминируя протекционистские анонимные письма в поддержку его кандидатуры. Речь шла об экранизации романа классика испанской литературы Бенито Переса Гальдоса «Дед» (El abuelo, 1998).
Ленты Гарей постепенно перестали интересовать зрителя, критика относится к ним прохладно, но кинематографист не сдаётся. Его продюсерская фирма «Никельодеон» не только финансирует постановки (собственные и коллег); у Гарей свои передачи на телевидении «Как прекрасно кино!» и «Чёрно-белый фильм», популяризирующие кино по-американски. Но коммерческие провалы последних проектов, воспрепятствовавшие съёмкам сиквела «Взлом 3» (El crack), исторического ремейка «Последних филиппинцев» (Los ultimos del Filipinas, 1945, реж. Антонио Роман), равно как и перевыпуску в 3D «Регентши» (La regenta) и «Тигр Хуан» (Tigre Juan) заставили Гарей заявить, что если его последняя работа, сериал «Холмс. Резиденция в Мадриде» (Holmes & Watson. Madrid Days, 2012), не окупится хотя бы финансово, он оставит за собой только писательскую деятельность.
…когда-то, в далёком XX веке, получая очередную академическую мантию очередного испанского университета, замечательный литературовед Г. Степанов отождествил родство русских и испанцев с аналогичной близостью человека и дельфина, не уточняя, кто есть кто. История это родство только усиливает. И они и мы пережили застой и перестройку, надежды и разочарования, кризисы экономические и социальные, а искусство наших стран отражало эту историю по мере сил и возможностей. И они и мы научились говорить на языке Эзопа, который в демократическим обществе оказался мёртвым языком. Тупиковая завистливая увлечённость фабричной голливудской рецептурой, в равной степени не поддающаяся ни сложной русской, ни сложной испанской душе, равно как и амбициозные «на-потребу-фестивальные» проекты постепенно уступают место думам о том, что лишь собственный путь оказывается верной дорогой к подлинному искусству… А кому по этой дороге идти, а кому плыть, покажет время…