Глава шестая
Ценная голова
Следствие по делу Норфолка длилось до января 1572 года. Наконец двадцать четвертого числа этого месяца состоялся суд в большом Вестминстерском зале. Норфолка обвиняли в намерении лишить королеву Елизавету престола и жизни, в желании вступить в брак с Марией Стюарт, к которой он, как судья над ней, должен был относиться как к убийце и нарушительнице супружеской верности, а также в изменнических сношениях с папой римским, испанским королем и другими врагами.
После предъявления и признания доказательств, герцогу дано было право защищать себя, что он и исполнил, в общем, с ловкостью, умом и убедительностью. Одно лишь было позорно с его стороны – он с презрением говорил о браке с Марией Стюарт. Но его защитительная речь не увенчалась успехом. После долгого совещания члены суда единогласно приговорили его к смерти. Приговор был объявлен герцогу в тот же день, и он выслушал его спокойно.
– Милорды, – сказал он, – я умираю верным моей королеве, насколько это только возможно. Вы вытолкнули меня из своего круга, но я надеюсь вскоре быть в лучшем кругу. Я не прошу никого из вас ходатайствовать за мою жизнь. Для меня все кончено. Но я прошу вас быть моими заступниками у ее величества, чтобы она не лишила своей доброты моих бедных осиротелых детей, уплатила мои долги и не оставила в нищете моих бедных слуг.
Пред смертью познается настоящий характер человека. Поступив недостойно относительно Марии, Норфолк, несмотря на свою речь на суде, написал еще письмо Елизавете, в котором выражал свое раскаяние, молил о милости и в особенности просил монархиню позаботиться о его детях.
Совершенно иначе поступила Мария по отношению к нему. Вскоре после того, как были увеличены строгости ее заключения и она еще не подозревала, что процесс Норфолка примет столь печальный оборот, она также написала Елизавете, прося о смягчении своей участи, но эта просьба осталась без внимания. Услышав о смертном приговоре Норфолку, Мария плакала день и ночь и объявила, что смерть Норфолка принесет ей более огорчения, чем кончина ее первого супруга Франциска II, которого она все же бесконечно любила.
В эти часы ее скорби Филли удалось пробраться к ней и посоветовать обратиться лично к Елизавете с просьбой о помиловании Норфолка. Мария ухватилась за эту мысль и написала трогательное письмо, которое Филли взялась передать.
Храбрая женщина, с вверенным ей письмом, покинула Четсуорт и отправилась в Лондон, прежде всего к своей матери.
Графиня Гертфорд, следившая со вниманием и не без сердечного волнения за текущими событиями, приняла ее с радостью. В это же время Филли написала следующее письмо своему мужу Лестеру:
«Милорд, мой господин и повелитель! Вы, быть может, рассердились на меня за то, что я без Вашего разрешения покинула указанное Вами мне местопребывание, и, быть может, думаете, что вследствие пережитых Вами обстоятельств я изменилась к Вам в своих чувствах. С первым я мирюсь, но второе было бы заблуждением с Вашей стороны. Я ушла с намерением быть Вам полезной, и мне было больно, что Вы не выказали мне доверия, которым наградили дурных, вероломных людей. Моя любовь к Вам осталась неизменной; я готова быть Вам служанкой – всем, чем хотите, как это уж и было. Никогда не бойтесь, что я предъявлю к Вам какие-нибудь требования или претензии. Взамен этого я делаю это для другой особы, страдания которой так же велики, как незаслуженны. С чувством удовлетворения и радости я узнала, что вы не играли никакой деятельной роли во враждебной ей партии. Эта причина дает мне смелость просить Вас передать прилагаемое письмо несчастной королевы Марии Стюарт в руки королевы английской. В этом письме королева просит о помиловании Норфолка. Ведь герцог был также и Вашим другом. Итак, я по-прежнему близка Вам; прикажите только – и у Вас сейчас же будет Ваша Филли».
Филли присоединила свою записку к письму королевы и послала весь пакет к фавориту Елизаветы со своей матерью.
Когда лорду доложили о графине Гертфорд, он колебался, принять ли ее, но благоразумие решило этот вопрос утвердительно. Лестер все-таки принял графиню холодно, до известной степени вооруженным против всяких требований и упреков; взяв письмо, он вскрыл его, глазами пробежал несколько строк, и то, что он понял, заставило его моментально испугаться. Однако он сейчас же стал читать письмо.
Быть может, Лестер вспоминал прекрасные часы, прожитые им с Филли, так как при чтении его черты становились мягче, нежнее, и несколько раз он глубоко вздохнул.
Прочитав письмо, он долгое время оставался в раздумье, а затем произнес:
– Я постараюсь исполнить желание леди, но скажу прямо – надежды на успех очень мало.
Графиня поклонилась.
– Я также желал бы повидать вашу дочь, – продолжал он, – сегодня вечером я навещу ее.
Графиня снова поклонилась и вышла от лорда, чтобы поспешить к дочери и рассказать ей о своем посещении.
Филли была чрезвычайно рада сообщенному известию о визите лорда.
Лестер сдержал слово относительно письма Марии. Правда, он передал его королеве Елизавете не сам, так как это было для него слишком опасно, а доставил его в руки королевы другим способом.
Как и нужно было ожидать, письмо не привело ни к чему. Мария Стюарт была, быть может, самой неподходящей заступницей для герцога Норфолка.
Свидание Лестера с Филли состоялось еще в тот же вечер. Филли была все еще так же красива, как прежде; и при виде ее прежняя страсть снова возгорелась в сердце лорда, и он провел счастливый вечер в доме графини. Но он не ограничился этим. Он объявил, что не желает более отпускать от себя Филли, и было решено сообща, что она вместе с матерью переселится в его замок Кенилворт.
Елизавета долго медлила подписать смертный приговор Норфолку. Не было недостатка в людях, просивших о помиловании и смягчении, но ее сопротивление поддерживалось строгим, неумолимым лордом Берлеем.
Наконец 31 мая 1572 года Елизавета подписала вынесенный Норфолку смертный приговор, а 2 июня 1572 года Лондон снова сделался свидетелем зрелища, которое видел так часто в прежние времена и которое ему предстояло нередко видеть и в будущем.
Ровно в восемь часов утра двери Тауэра отворились, чтобы выпустить Норфолка. На Тауэр-Гилле был воздвигнут для него эшафот. Норфолк вступил на роковой помост спокойно и с достоинством.
По старинному обычаю в Англии преступнику позволялось держать речь пред казнью, и у врат вечности говорилось много замечательного как невинно, так и справедливо осужденными. Норфолк воспользовался правом, которое предоставляло ему это освященное веками обыкновение, и долго говорил к народу, после чего обратился с молитвой к Богу и положил голову на плаху, не позволив завязать себе глаза. Секира палача сверкнула в воздухе, и великому заговору герцога пришел конец.
Во время всех этих событий Мария Стюарт была переведена из Четсуорта в Шеффилд, где содержалась под строгим надзором Шрусбери. Остальные соучастники заговора были наказаны различным образом, хотя не поплатились жизнью; большинство из них постигло изгнание и конфискация имущества. Епископ росский также очутился в числе изгнанников, причем ему пригрозили жестокой карой, если бы он посмел вернуться обратно. Балльи был схвачен и препровожден за границу.
Зато Кингстону повезло. По ошибке Берлею было доложено о смерти Пельдрама, как и Гекки. Это была значительная потеря для министра. Но так как теперь он освободился от обещания, данного Пельдраму, то подумал о замене последнего. А кто же мог заменить его лучше Кингстона? И вот после переговоров с министром смелый злодей исчез из Тауэра. Когда Пельдрам снова появился, то от него отделались, сообщив ему, что его враг бежал по недосмотру своих сторожей. Позднее мы познакомимся с деятельностью этих обоих искателей приключений и результатом их встречи.