5. ЗАГАДКИ, ЗАГАДКИ…
Инструктаж начальника разведки был коротким. Прапорщик Куница, как и переводчик спецгруппы капитан Ванчен, уже побывал предварительно на Кирсановке. Двое суток днем и ночью, с редкими перерывами на сон, вели там наблюдение за районом, прилегающим к монастырю. Скрупулезно, как только возможно со своего берега, изучили подходы к развалинам, места, где придется, в случае чего, укрыться. Отметили также самые трудные для преодоления открытые пространства и конечно же пути отхода.
В общих чертах разведчики уже знали, что предстоит делать. Подполковник Смолистый только уточнил детали заданий и вопросительно поглядел на сидящих перед ним подчиненных. Взгляд больших светло-серых глаз был тяжелым. Он ждал вопросов и знал, что их не будет. В подчиненной ему спецгруппе давно усвоили установку начальника: всего заранее в свободном поиске не предусмотришь, поэтому действуй по обстановке, будь осторожен, но инициативен. Бестолковых Смолистый в спецгруппе не держал.
– Значит, все ясно? – заключил подполковник. В голосе прозвучало явное одобрение, а на худом остроносом лице появилось подобие улыбки. – Даю четыре часа на отдых. В одиннадцать ноль-ноль выезжаем. Свободны!
Они вышли из штаба, и Ванчен окликнул Куницу:
– Ты куда, Коля, домой ходи?
Капитан Ванчен, хоть и вырос и окончил среднюю школу в Хабаровске, говорил по-русски с акцентом. Зато на родном языке, что было для разведчика гораздо важнее, ошибок не делал. К тому же довольно прилично знал английский.
– Сперва за сыном зайду в школу, – отозвался Куница. – Малолеток опять перевели во вторую смену. А ты иди, Вано.
Они жили в одном доме и постоянно помогали друг другу по хозяйственным делам. Пятиэтажка, построенная еще в хрущевские времена специально для семей пограничников, требовала регулярного ремонта. И мужики, чтобы заменить сантехнику, побелить потолки и стены, починить крышу или исправить электрооборудование, кооперировались. Ванчен, он же Вано, он же Иван Иванович, охотно откликался на любое имя и всегда был готов всем помочь. Корни китайца Ванчена давно укрепились в России. Дед до революции владел в Хабаровске лавчонкой, потом перешел в категорию совслужащих. Отца призвали в армию. Там он стал переводчиком и воевал в Маньчжурии. Сын пошел по его стопам.
Что-то в голосе Куницы Ванчену не понравилось. Он обнял друга за плечи и осторожно спросил:
– Плохо дома, Коля?
– Всяко бывает, – передернул плечами Куница, прекрасно понимая, на что намекает сосед. Живут ведь рядом, общаются постоянно. То, что у них с Леночкой не все ладно, видно невооруженным глазом.
– Не запирай душа. Лучше открой, – тихо попросил Ванчен. – Одна голова хорошо, моя вторая лучше.
Куница посмотрел на друга с благодарностью за искреннее желание помочь. Но что можно сделать, когда семейная жизнь покатилась под гору и между двумя встал третий…
– Спасибо тебе, Вано, – пробормотал Куница. – Только ничего уже не сделаешь. Извини, пойду. Без десяти одиннадцать встретимся у штаба.
Куница махнул рукой и, спасаясь от дальнейших расспросов, торопливо зашагал в сторону КПП. Мысли закружились вокруг Елены. Неладно у них стало в семье. Исчезло былое душевное тепло. Заботится жена о нем и о сыне по-прежнему, но открытость, доверительность исчезли. Замкнутая стала, будто гложет ее что-то изнутри. Часто сидит задумчивая, посерьезневшая. Как-то сразу превратилась из озорной девчонки в зрелую женщину, от которой не лаской – холодком веет.
А как было поначалу! Беззаботно, весело… Леночка его, собственно, к жизни пробудила. После гибели Ксюши внутри все замерло, захолодало. Ксюша была для него всем. Если честно, он по первой жене и сейчас иногда тоскует, хотя ее нет уже шесть лет. Бандитская пуля оборвала Ксюшину жизнь. Когда ее не стало, Николай несколько лет не мог смотреть ни на одну женщину. А было ему тогда всего тридцать с небольшим, как говорят в Гусиновке, мужик в самой поре. И только Леночка…
Ох, огневая была девка! Николай вдруг увидел милое синеглазое существо, стройное, с тонкой талией и высокой грудью. Он вдруг прозрел, вырвался из летаргического сна. И потянулся к жизни.
Леночка уступила не сразу. Пришлось походить вокруг да около, тряхнуть стариной. В Гусиновке, что стоит на родной Кемеровщине, Николай был во всех отношениях первым парнем на селе. А пел как! Врежет частушку на околице деревни – на другом конце слышно. В общем, согласилась наконец Леночка выйти за него, хоть была на десять лет моложе. И начали они жить тихо, ладно. Одно лишь немного осложняло: отношение Олежки к мачехе. Леночка очень старалась, заботилась о мальчишке, пыталась притянуть к себе лаской – ничего не получалось. Парнишка слишком хорошо помнил свою мать…
Подходя к школе, стоящей в центре Соколовки, Куница услышал звонок. Занятия окончились, детвора с визгом и воплями вывалилась из широко распахнутых дверей, и он едва не пропустил бегущего в буйной толпе сына. Олежка сам его окликнул.
– Ты зачем пришел, папа? – спросил, взглянув исподлобья.
Недавно он в очередной раз нагрубил Елене и честно отцу в том признался. Николай не стал его ругать, лишь с укором сказал: когда человек к тебе с добром, нельзя отвечать черной неблагодарностью. Разговор получился серьезный, мужской и, кажется, достиг цели.
– Почему мне не отвечаешь? – настойчиво потребовал Олежка. Господи, как он походил на Ксюшу!
– Я шел мимо, – как можно беспечнее ответил Николай. Но сын не поддался обману:
– Опять домой сам идти не захотел?
– Не фантазируй, – возразил Николай. – Вместе пойдем, вдвоем веселее.
– А она дома?
– Где ж ей еще быть… – Голос прозвучал фальшиво, и Куница на себя рассердился. – Я в школу зашел, потому что тебя захотел поскорее увидеть. Дома мало бываю. Вот и сегодня в ночь ухожу. Совсем отобьешься от рук без отцовского пригляда. Как дела в школе?
– Нормально, две четверки заработал: по русскому и истории.
– Мог бы поднажать, особенно по истории. Ну пошли!
Через несколько минут они уже были дома. Елена встретила мужчин удивленным взглядом, однако ничего не сказала. Обычно Николай со службы спешил домой, чтобы до прихода сына побыть с женой наедине.
Поставив в кухне на стол еду, Елена ушла в комнату, сказав, что уже поела. А прежде всегда ждала, чтобы поужинать вместе. Николай поковырял вилкой жареную картошку и отодвинул тарелку. Аппетит сразу пропал. Отхлебнув несколько глотков компота, он сказал сыну:
– Пойду сосну часок. Сегодня ночью вряд ли придется глаза сомкнуть.
– Конечно, иди, папа! – воскликнул Олежка.
Николай лежал на широкой семейной кровати в одиночестве. Приглушенные звуки работающего за стеной телевизора не мешали. Он давно приучил себя спать в любой обстановке, разведчику иначе нельзя. Но сейчас сон не шел. Он думал о прошлом и будущем, о несбывшихся мечтах и реалиях сегодняшнего дня, в которых ему было также неуютно, как после трагической гибели Ксюши… Засыпая, Николай вспомнил о начальнике отряда. Видный мужик, высокий, осанистый. Скоро наверняка полковника получит – это тебе не прапорщик. А как классно работает на ковре! Недавно показывал им приемы рукопашного боя. Точный удар, мгновенная реакция, мертвая хватка. Пожалуй, если сойдутся на ринге, мастер спорта Куница вряд ли его одолеет.
В половине одиннадцатого, не дожидаясь звонка будильника, Николай встал. Натянул на себя легкий пятнистый комбинезон, в котором обычно ходил летом на задания. Выложил в ящик стола документы и фотографию сына. Поколебавшись, сунул в задний карман газовый пистолет. Подполковник Смолистый приказал не брать с собой оружия, только ножи. Но «газовик» – не оружие, хотя неоднократно выручал хозяина в затруднительных обстоятельствах. Пистолет был подарком старого друга из спецназа, сделан на заказ, с очень точным боем и сильными нервно-паралитическими зарядами.
В машине ехали втроем. Разговаривать не хотелось, каждый думал о своем. Молчание нарушил сидевший рядом с шофером Смолистый.
– Почему приуныли, добры молодцы? – спросил насмешливо. – Или страх одолел?
– Веселиться люблю после окончания дела, – мрачно отозвался Куница.
– На серьезную работу едем, – поддержал Ванчен. – Зачем говорить слова?
– Наверное, ты прав, Вано, – согласился Смолистый. – Можем к черту в зубы попасть…
– А вы тут при чем? – встревожился Куница.
– Я иду тоже.
– Нельзя вам, товарищ подполковник! Мы люди маленькие. Вдруг попадемся, спрос невелик. Взять с нас нечего…
– В разведке все рядовые. С каждого, коли провалимся, шкуру спустят.
– Плохие мысли, плохие слова, – поддержал прапорщика Ванчен.
– Согласен, – усмехнулся Смолистый.
Из машины вышли у знакомого причала, где швартовались катера, доставляющие грузы на мыс возле Кирсановки. Здесь, собственно, обрывалась дорога, прорубленная пограничниками в тайге. Однако пирс, к удивлению Куницы, был пуст.
– Вот так финт, – расстроился он. – Как же мы до Безымянного доберемся?
– Шутишь, Николай Васильевич? – спросил Смолистый. – За Безымянным китайцы наверняка смотрят особо. Зачем же нам на рожон лезть?
– Так ведь ночь безлунная. И тут до монастыря кратчайший путь. В темноте запросто проскочим.
– Думаешь, только у нас есть приборы ночного видения?
– У меня простой психологический расчет, – возразил Куница. – Китайцам в голову не придет, что мы попрем в самом опасном месте.
– Если бы тут стояло одно из подразделений народной армии… Но я получил ориентировку из округа: на той стороне появились «тигры».
– Китайский спецназ? – переспросил Куница.
– Подготовка этих ребятишек, сам знаешь, не хуже, чем наших. Ворон ловить не будут.
– А зачем они тут?
– Вопрос не ко мне, – рассмеялся Смолистый. – Ты, Николай Васильевич, к командованию китайской народной армии за разъяснениями обратись или прямо в политбюро ЦК КПК. Короче, будем переправляться выше по реке.
– В том месте Амур широченный, да и течение…
– Нет проблем, – ответил Смолистый. – Сами не справимся – помогут. Надеть приборы ночного видения!
Куница натянул на голову чудо-очки, и мир вокруг сразу раздвинулся. Обозначились деревья и даже огромные валуны, разбросанные по дальнему склону сопки.
Они двигались по лесу параллельно берегу, легко одолевая поваленные деревья, горы бурелома и густые заросли кустарника. Разведчикам было привычно ходить по тайге. Минут через сорок они вышли к излучине Амура, остановились и сразу увидели шагнувшего им навстречу человека.
Конец ознакомительного фрагмента.