Сказка про волчицу
Волчица бежала вдоль ночного шоссе, прижимаясь к земле и сливаясь с темнотой в моменты, когда мимо проносились железные повозки с большими яркими глазами. Она уже знала – это автомашины. Откуда? О, это была тайна её жизни, её триумф!
Она с детства жила на лесистом холме, охотилась, как мать, как отец, как всё их волчье семейство. Но любопытство – ах, эта страсть, снедающая её с детства.
Иногда в их волчью вотчину приходили люди. Они бродили посреди сосен на задних лапах и странно аукались. Мать с детства строго-настрого запрещала показываться людям, тем более – подходить. Но что ей родительские запреты? Однажды она в лесу увидела совсем маленького человечка. У него были красивые голубые глаза и большой белый бант на голове. Мать рассказывала, что человеки ходят с ружьями – это такие железные палки – и убивают всех волков. Даже маленьких. Но у этого человечка в руках была только берестяная коробочка, куда он собирал ягоды.
Волчица выпрыгнула из кустов и упала прямо у ног человечка. Тот тонко пискнул и свалился на спину. Потом он сел, а волчица припала на передние лапы и вильнула хвостом, но смотрела всё равно настороженно: не достанет ли человечек откуда-нибудь ружьё?
– Ой, щенок, – сказал человечек тонким голосом, – ты чей? Ты потерялся?
Человечек протянул переднюю лапу и хотел дотронуться до загривка. Шерсть у волчицы вздыбилась, но она не тронулась с места. Может, у человеков принято здороваться, не потёршись носом об нос, а протянув лапу? Так и случилось.
Человечек погладил волчицу, и ей даже стало приятно.
– Хороший, хороший, – пропищал человечек, – ты чей? Ты из дома убежал? А почему без ошейника?
Волчица не знала, что всё это означает, но, наверное, что-то хорошее, потому что рука человечка была тёплая, ласковая.
Вдруг за кустами послышался голос:
– Люша! Люша! Ты где?
Волчица вскочила и одним прыжком перемахнула поляну, остановилась, повернулась всем телом, посмотрела на человека. Тот стоял, глядя растеряно. Берестяная коробка валялась у ног, ягоды красными точками разбрелись по зелёной траве.
– Люша! – опять послышался голос.
Надо уходить, поняла волчица. Это может быть самый настоящий охотник. Очень даже запросто. Она ловко перепрыгнула через кусты и помчалась вглубь леса.
У подножия горы, возле самой опушки, стояли человечьи берлоги. Но до чего странные эти человеки! Вместо того, чтобы вырыть, например, под поваленной сосной уютное логово, так они то же самое делают из брёвен. Такое логово продувается со всех сторон, да и подобраться к нему легче лёгкого.
Подобраться волчица решила в ближайшее же новолуние: там она отыщет маленького человечка и позволит ещё раз погладить её по загривку.
Так она и сделала. Подползла к человечьим берлогам по всем правилам волчьей науки, но проклятые псы – помощники охотников – всё-таки учуяли её и подняли такой лай, что пришлось уносить ноги, пока не выскочили из берлог охотники.
Тогда она стала приходить днём и из кустов на опушке следить за человечьим жилищем.
Однажды ей повезло. Совсем близко на тропинке волчица увидела знакомый белый бант. Она так же ловко выпрыгнула из кустов и упала у ног человека. Тот снова пискнул, но узнав волчицу, спокойно подошел к ней и протянул лапу.
С этой поры они стали встречаться каждый день. Вместе играли, кувыркались на лесных полянах, даже купались. Человек оказался девочкой по имени Люша. Всё это волчица узнала, поскольку Люша стала обучать её человечьему языку.
Волчица делала поразительные успехи. Разговаривать у неё не получалось, зато всё, что говорила Люша, волчица прекрасно понимала. Она уже знала, что лесистый холм называется Николиной горой, что человечьи берлоги – дачи, что Люша живёт в городе. Хотя что это такое понять было пока невозможно. Но сильнее всего заинтересовало её то, что в городе есть Зоопарк, где живёт много-много животных и даже есть слон, и жираф, и крокодил.
Потом наступила зима, Люша уехала. Наверное, в город. Но волчица уже настолько обучилась человеческой речи, что стала понимать не только свою подружку, а и всех человеков. Это была её тайна.
Зимой на некоторых дачах тоже жили, но в основном охотники. Волчица безошибочно научилась распознавать своих врагов: почти все они были толстые, с маленькими заплывшими глазками. Даже воняло от всех одинаково. От этой вони хотелось чихать и волчица убегала подальше, чтобы не выдать своё присутствие.
Но были и другие люди. Они разговаривали, разговаривали обо всём, а волчица слушала и запоминала. Она впитывала в себя информацию, словно губка. И очень обрадовалась, когда услышала в одном из разговоров про Зоопарк. Ещё летом Люша рассказала, где он находится.
– Только тебе, – говорит, – туда всё равно не добраться. А со мной нельзя. Я когда узнала от папы, что ты волк, ничуть не испугалась. Ты мне веришь? Но это я не испугалась, а другие испугаются и убьют.
Пришла весна. Потом новое лето. Люши не было. Волки разбрелись кто куда: многие попали в лапы охотников прошлой зимой, другие просто ушли. Лес опустел.
И тогда волчица решилась.
Как стемнело, пробралась к дороге и вдоль неё, прячась за кустами, за деревьями, обходя многочисленные дачи, двинулась к городу. Скоро на пути стала неодолимая преграда: крутая насыпь, по верху которой непрерывным потоком неслись железные повозки с яркими глазами, которые называются у людей автомобилями. И только в одном месте в насыпи была широкая дыра. Но и там изредка проскакивали железные и глазастые.
Волчица долго выжидала. Потом, улучив момент, стрелой промчалась под мостом и сразу в сторону, в темноту. Всё получилось. Правда это была уже обманчивая темнота. Совсем недалеко волчица увидела множество ярких глаз, как на железных повозках, даже намного ярче. Это и есть город – поняла она.
Темнота здесь сохранилась только обрывками, клочками, пятнами. Но и к этому волчица приспособилась. Только за одну ночь ей до Зоопарка добраться не удалось, и целый день до вечера пришлось прятаться в подвале одной очень большой дачи. Но с наступлением темноты волчица опять отправилась вдоль дороги: всё прямо, прямо. До моста. За ним надо будет свернуть чуть в сторону.
Пока всё шло хорошо. Просто она не знала, что бродячих собак в городе великое множество и что внимания на них никто не обращает. У моста через реку ей снова пришлось долго ждать. Люди в этой части города ходили туда-сюда даже ночью. Но, наконец, она проскочила и мост.
Зоопарк волчица узнала издали. По запаху. Так могут пахнуть только звери. Но к родному звериному запаху примешивался ещё какой-то, незнакомый.
Пробежав вдоль забора, она обнаружила лазейку и юркнула туда. Сразу стало тихо. Сюда почти не доносился рёв железных повозок, не было ослепляющего света. А вот темнота была и по ней волчица порядком соскучилась. Только луна сегодня светила во всю мощь, но это было уже своё, родное.
Куда же идти? Люша говорила про слона, но не рассказала какой он. Где его искать? Вдруг в глубине Зоопарка раздался вой. Вой одинокого волка! Не может этого быть! Люша ничего не говорила про волков.
Волчица подалась на вой и скоро вышла к скале, вокруг которой стояла высокая загородка из прутьев с заострёнными наконечниками. В скале виднелось логово, а возле сидел большой серебристо-серый волк и, подняв морду к луне, пел. Пел что-то своё. Даже волчица не смогла сразу понять – что?
Скорее, это была вовсе не песня – плач! Ведь он никуда не мог выйти, не знал, что такое запах ветра, шум леса, не испытывал азарта погони за добычей, не прятался от охотников, не дрался с сородичами, доказывая свою силу. Да, это был плач. Плач пустоты.
Волчица тихонько позвала его:
– Эй!
Серебристо-серый замолчал, повернулся в её сторону всем телом – иначе волки не умеют. Потом осторожно подошёл к изгороди, просунул сквозь прутья морду. Они потёрлись носами.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Вака. А тебя?
– Я не знаю, – опустил он голову.
– Как так – не знаю? – не отставала она.
– У меня кличка есть – Серый. А имя не помню. Ведь я ещё щенком сюда попал.
– Бедный. Плохо тебе?
– Хорошо! – ощерился он. – Ты кто? Что тебе надо?
– Я Вака, – повторила она.
– Вака, а ты… а ты как здесь? – спросил он уже более миролюбиво.
– Я из лесу.
– Лес. А что это такое?
– Долго рассказывать, а мне уже пора. До свету надо назад успеть, – она повернулась, чтобы уйти.
– Ты ещё придёшь?
– Если ждать будешь, – она кивнула и побежала к дырке в заборе.
– Обязательно буду. Вака!
Но этого она уже не услышала. Ей действительно надо было быстрее убираться из города.
И вот сейчас Вака снова пробиралась знакомым путём. Времени на дорогу уходило намного меньше. Вдруг в ноздри ударил тревожный запах. Пёс! Почти сразу она увидела его. Мощный, с обрубленным хвостом и приплюснутой мордой. Пёс! Значит, где-то рядом охотник! Раздумывать не приходилось: или он, или я! Но об этом Вака подумала уже в прыжке. Мгновение – и челюсти сомкнулись на горле пса. Тот свалился, не успев даже обнажить клыки. А Вака была уже далеко.
Увидев знакомую дырку в заборе, она обрадовалась: не закрыли! Потом, уже подбежав к вольеру со скалой, с досады чуть не заскулила по-щенячьи.
Серебристого не было! В логово что ли забрался бирюк-заспиха?
Вдруг откуда-то, будто из-под земли:
– Ты всё-таки пришла?
Вака даже присела.
Потом разглядела у самой изгороди небольшую ложбинку, где серебристый устроился, высунув морду меж прутьев, как бы ловя запахи: вдруг донесётся запах леса?
– Да, это я. Вставай, я за тобой.
Серебристый сел и оскалился:
– За мной? Может, ты по дороге у какой-нибудь вороны крылья оборвала, чтобы мне отсюда вылететь?
Волчица отбежала чуть в сторону, примерилась к высоте изгороди. Волк тоже отошёл, посмотрел.
– Нет. Высоко. Мне недопрыгнуть. Да и зубцы там острые, – Серебристый опустил голову.
– Ерунда, допрыгнешь, – уговаривала Вака. – Ещё как допрыгнешь. У тебя будет имя!
– Нет, не получится…
Тут Ваку проняла такая злость, что она сама чуть не выпрыгнула из шкуры. Стоило ли рисковать из-за этого… тьфу ты, и волком-то его назвать стыдно!
– Я вижу, кошачий Кити-Кэт у тебя самая любимая еда? – ехидно осведомилась волчица. – Что ж, ты её достоин. Попрошу ещё свою знакомую Люшу, что б она тебе тёплые штанишки на зиму сшила. Знаешь, как у шавок домашних. А то ещё отморозишься, бедненький.
Вака повернулась было, чтобы уйти, но вдруг сзади раздался даже не рык – рёв. Она оглянулась. Тело серебристого взметнулось прямо с места, словно пружина, и, едва задев остриё ограды, перелетело через неё. Серебристый рухнул рядом, перекувырнулся, оглушённый и остался лежать. А Вака подбежала к нему, обнюхала, заметила на боку глубокую царапину, оставленную остриём ограды, принялась зализывать.
– Ну, вот. Крови уже нет, теперь быстро заживёт, – Вака старалась успокоить Серебристого. – Нам пора. До рассвета надо успеть.
Они рядышком потрусили к дырке в заборе, за которой где-то там, далеко, их ждал лес.