На изломе. I. Лена (О. И. Бажанов, 2007)

I. Лена

…Под стеклом пилотской кабины промелькнул близкий край высокого берега реки, и винтокрылая машина послушно устремилась вниз вдоль откоса к самой воде.

– Держать строй!.. – бросил в эфир Иванов.

– Идут как привязанные, – сообщил, взглянув в свой блистер, правый летчик. – На этот раз удержали.

– Сколько до аэродрома дозаправки? – поинтересовался у него Иванов.

– Через сорок минут будем…

Это была командировка на Кавказ. В самом начале весны получили приказ перегнать звеном из части в Моздок четыре вертолета «Ми-8». Машины старые, доживающие свой второй срок, но других просто не было в наличии. В полку все машины летали с продленным техническим ресурсом. При отборе вертолетов Иванову пришлось поругаться с полковыми инженерами, не желающими отдавать лучшее. Наконец, выбрали из того, что было: четыре машины с мощными двигателями. Навесили броню, оружие – и в путь!

Из состава четырех экипажей «обстрелянных» – только двое: майор Александр Иванов, командир звена, и ведущий второй пары Серега Чамов – орденоносец, капитан, старший летчик звена. Афганцы. Остальные – молодежь. Для Иванова с Чамовым – обычная командировка, летят спокойно, а пацаны волнуются – на войну летим.

Когда внизу проплывала безлюдная степь, Иванов использовал время в пути для тренировки звена, отрабатывая групповую слетанность экипажей. Его машина то падала к самой земле, то резко набирала высоту. Ведомые вертолеты еле успевали за ней. Слетанность пар оставляла желать лучшего. Сказывалась нехватка горючего в части и, как следствие, малый налет часов молодых летчиков. А вертолет на войне без маневра – удобная мишень.

Первая посадка на дозаправку по плану значилась на одном из аэродромов истребительной авиации в Волгоградской области. Сели по расчетному времени. Заправились. Ждут. А метеослужба вылета все не дает. Над аэродромом погода, как говорят летчики, – «так себе», но взлететь можно. А вот к югу метеослужба пугает ухудшением. Но запас светлого времени еще позволял, и вертолетчики с надеждой ждали, сидя в грузовой кабине командирского вертолета.

– Андрей, пойди потревожь метеослужбу, – распорядился Иванов, взглянув на своего правого летчика, – а то светлое время скоро закончится.

– Понял, – отозвался «правак», поднимаясь.

Отправив своего помощника на командно-диспетчерский пункт к метеорологам, Иванов пошел прогуляться по аэродрому. Ностальгия у него по истребителям осталась с самого детства. Мечтал он на них летать, и до сих пор еще душа не успокоилась. После школы из-за глупой мальчишеской драки не поступил Иванов в истребительное училище. Тогда ему пришлось скрываться от милиции. Забрав документы из приемной комиссии Качинского училища, он уехал навсегда из родного города.

В вертолетное училище Иванов сдал экзамены без особого труда. Вначале пузатые и неспешные вертолеты вызывали в нем простой интерес и, по сравнению со стремительными истребителями, казались тихоходными каракатицами или, как говорят профессионалы, – «вертушками». Но со временем он полюбил эти машины за их особенную маневренность, надежность и возможность видеть красоту земли с высоты птичьего полета. А в Афганистане – и за живучесть. А по истребителям в душе навсегда осталась ностальгия как о несбывшейся детской мечте.

И вот идет военный летчик первого класса гвардии майор Иванов по бетонным рулежным дорожкам аэродрома, смотрит на остроносые красавцы-истребители и как будто купает душу в чистых водах детской мечты. Вдруг слышит с той стороны, откуда прилетело и их звено, накатывается и становится громче знакомый звук. Так гудят вертолеты, летящие группой. Через пять минут заходят на аэродром шесть «Ми-8».

Вертолеты зарулили на стоянки, выключают двигатели.

Иванов подошел. Из открывшихся дверей выходят экипажи. Ребята молодые, знакомых лиц нет. А машины – все шесть – чистенькие, только что с завода, еще пахнут краской. Иванову ли не разбираться в этой технике! В боевых частях про новую модификацию «Ми-8МТВ-2» только слышали, а тут – вот они, можно потрогать руками. Хорошая машина – мощная, с локатором, новой автоматикой и вооружением. Не то что побывавшие в Афгане «старушки» «Ми-8», на которых летает полк Иванова.

Получив разрешение экипажа осмотреть кабину, Иванов поинтересовался:

– С нами в Чечню, мужики?

– Нет, – отвечают. – Проданы машины в Казахстан. Гоним уже третью партию.

Не понятно Иванову стало тогда, даже обидно: нашим войскам эти машины в Чечне нужны как воздух, а первоклассную технику продают в другие республики, откуда она может попасть в Чечню, но уже к бандитам. Видно, не надумана в России пословица «Кому война, а кому – мать родная».

Транзитные экипажи дозаправили свои машины и взлетели, взяв курс на восток. А группа Иванова все сидит. Лететь на юг – погоды нет. Летчики и техники кое-как перекусили бортовым пайком и стали возмущаться:

– Как продавали Россию, так и продают, сволочи! Совести нет…

– Этих гадов – самих бы в Чечню!..

– Совсем стыд потеряли. У нас такие потери! Техники не хватает, «горючки» не хватает! Все продают! Лишь бы карманы набить!..

Пришлось вмешиваться. Голос Иванова прозвучал спокойно, но властно:

– Хватит без толку глотки драть. Нервы поберегите. Вон лучше погоду ругайте. А то Ващенки все нет, видно, метеослужба «добро» на вылет не дает.

Летчики еще немного повозмущались по поводу улетевших вертолетов, затем обругали всю метеослужбу с их прогнозами и успокоились. А что еще остается? Достали картишки и расписали «пульку» по офицерскому преферансу. Иванов тоже поучаствовал.

В этот день ему в картах не везло.

Правый летчик еще не возвращался из штаба. Иванов не выдержал и, бросив карты, пошел сам на командно-диспетчерский пункт.

От разводящих руками диспетчеров он поднялся на этаж метеослужбы. А там – сюрприз.

– Сашка! Кислов, ты? Вот это да! – воскликнул Иванов, открыв дверь с табличкой «Начальник метеослужбы полка» и не поверив своим глазам.

Из-за рабочего стола навстречу Иванову с улыбкой поднялся красивый высокий мужчина лет тридцати пяти в летном комбинезоне:

– Я все думаю: что ты не заходишь? Прилетел уже два часа назад! Сам уже хотел идти тебя искать.

Они по-дружески обнялись.

– Знал бы – сразу зашел! Теперь улетим! – улыбался Иванов, радостно похлопывая Кислова ладонью по спине.

Но не тут-то было. Кислов показал карту погоды, а там – дело плохо. И на завтра прогноз неутешительный. Настроение у Иванова совсем испортилось.

– Вот невезуха!.. – произнес он озадаченно, разглядывая большую карту, висящую на стене.

Товарищ подбодрил:

– Саня, ты не расстраивайся! Сдавайте машины под охрану. Я сейчас позвоню в гостиницу. Вас устроят. А ты вечером к нам в гости приходи. Супруга будет рада. Вот адрес.

Кислов написал на оторванном клочке бумаги пару строк и протянул Иванову. Тот прочитал и, гася разочарование, пообещал:

– Ладушки… Расскажешь, как ты в такую дыру угодил? За майорскими погонами погнался?

Кислов грустно улыбнулся:

– Почти угадал.

– Насчет дыры?

– Насчет погон. Значит, мы с женой ждем тебя к ужину.

– Договорились. Кстати, ты моего «правака» тут не видел?

Кислов поднял трубку телефона:

– Он у связисток на коммутаторе. Позвать?

Иванов усмехнулся:

– Скажи, чтобы шел к вертолету вещи собирать. Ромео хронический!..

Последнее слово Иванов бросил уже с порога двери. За дверью его догнал голос Кислова:

– Он насчет вашего питания уже договорился! Можете идти прямо в столовую. Дежурную машину я пришлю туда.

Иванов крикнул из коридора:

– Спасибо!..

После столовой экипажи отправились в гостиницу. До нее добрались на дежурной машине, присланной Кисловым.

Водитель остановился у старого четырехэтажного типового кирпичного строения. Красная вывеска, ярко контрастирующая со всем видом обшарпанного здания, сообщала: «Общежитие войсковой части».

Всего группа вместе с инженерным составом насчитывала четырнадцать человек. Для них выделили три четырехместных номера на втором этаже и один двухместный – на третьем. Иванов со своим правым летчиком как некурящие разместились в двухместном номере, выше этажом от основной группы.

Оставив вещи, все звено отправилось на экскурсию по городку и его магазинам. Благо что командировочным в финансовой службе полка перед вылетом выплатили долги почти за год.

Не найдя для себя ничего примечательного и накупив продуктов, компания в полном составе возвратилась в общежитие, где в одной из комнат второго этажа дружно и быстренько занялись приготовлением походного ужина. А Иванов, оставив за старшего Серегу Чамова и дав «ценные указания», направился в гости к Сане Кислову, предусмотрительно по пути еще раз наведавшись в магазин.

Дверь квартиры открыла эффектная белокурая женщина в ярком красном платье – жена Кислова, Людмила. С ней Иванов поздоровался как со старой знакомой. Когда они с ее мужем служили в одном полку на Дальнем Востоке, она работала официанткой в офицерском кафе. А так как холостяк Иванов являлся частым посетителем этого заведения, то он с ней часто танцевал на всяких праздниках. А однажды они выпивали в одной компании, Кислов тогда еще не являлся законным супругом Людмилы и отсутствовал, будучи в командировке. Людмила, приняв предложение Иванова, в середине вечеринки ушла с ним. Он даже немного влюбился в эту яркую блондинку. Но через несколько месяцев их отношений на горизонте появился красавец метеоролог Кислов и отбил Людмилу.

Итак, дверь Иванову открыла женщина, знающая о том, что она красива. Поздоровались как старые добрые друзья, обменявшись любезностями.

– Привет, Людмила! Извини, цветов нигде не нашел, – Иванов протянул ей пакет с продуктами.

Женщина ответила очаровательной улыбкой, пропуская Иванова через порог:

– Здравствуй, Саша! Ты не меняешься. Сколько же мы не виделись?

– Чуть больше двух лет. А ты все хорошеешь!

– Шутишь, Саша! – снова улыбнулась Кислова, кокетливо поправляя прическу. – В таком захолустье разве похорошеешь?

– Но тебе это удается.

По всему было видно, что хозяйка искренне рада гостю. Иванов поцеловал ей руку, вложив в этот жест как можно больше галантности. Она погладила Иванова по голове как старого друга и обняла.

Саня Кислов появился из ванной комнаты в шикарном спортивном костюме, и друзья обменялись рукопожатиями.

Ужин удался. Жена Кислова готовила неплохо. Оба Александра пили водку, закусывая мясом с картошкой и разносолами. За столом они вспоминали полк, дни совместной службы, общих знакомых. Людмила расторопно суетилась между комнатой и кухней, но и успевала посидеть за столом с мужчинами, шутила и смеялась наравне с ними. Кисловы были искренне рады неожиданному появлению Иванова – это внесло какое-то разнообразие в их установившийся уклад жизни в глубокой провинции.

– У нас тут глухомань, Саня, – жаловался Кислов. – До Волгограда полдня трястись на машине. Только новостями по телевизору и живем. Хоть сыну ни в чем не отказываем.

Сынишка Кисловых – симпатичный парнишка трех лет – Иванову понравился.

И Людмила произвела на Иванова должное впечатление – не забылись старые чувства. Он даже произнес тост: «За красивую женщину, прекрасную хозяйку! Я тебе завидую, Саня, по-хорошему. Повезло тебе!». Довольный Кислов поддержал такой тост.

Людмила, бросая короткие взгляды на гостя, пила только вино, а рюмки мужчин наполняла водкой. Иванову показалось, что делала она это слишком резво. Не успела закончиться одна бутылка водки, как на столе появилась другая.

Кислов-младший уже спал, когда Людмила предложила посмотреть фотографии и принесла большой толстый альбом. Оба Александра уже достаточно охмелели. Людмила позвала их на диван и села между ними, сказав, что между двух Александров обязательно загадает желание, которое сбудется, положила альбом к себе на колени и раскрыла его на первой странице. Чтобы видеть фотографии, Иванову пришлось придвинуться ближе к молодой хозяйке. Безотчетно он обнял Людмилу за талию. Его рука через одежду ощутила, как упругое и горячее женское тело напряглось при его прикосновении. Иванов убрал руку.

И тут Иванов почувствовал, как рука Людмилы, скользнув под альбомом, легла на его колено. У него перехватило дыхание. Женщина как ни в чем не бывало продолжала говорить, показывая фотографии. Иванов посмотрел на друга. Кислов спал, откинув голову на спинку дивана. Иванов перевел взгляд на его жену и увидел очень близко глаза… Людмила отложила в сторону ненужный альбом и тихо произнесла:

– Он не проснется.

– Может, тебе помочь убрать со стола? – Иванов мягко убрал руку хозяйки со своего колена.

Его реакция задела ее, но она быстро взяла себя в руки.

– Не нужно. Я сама… Знаешь, Саша, а ведь те дни на Дальнем Востоке я вспоминаю как самые счастливые. Мы были такими молодыми!

Иванов улыбнулся.

– Мы и сейчас нестарые. А счастье, Люда, предмет, не имеющий настоящего времени: оно или прошлое, или, чаще, – будущее.

– А ты все такой же… начитанный, – грустно улыбнулась Кислова. – Не женился еще?

– Умных и красивых такие парни, как твой Саня, разобрали. Холостякую…

– Ты всегда отделываешься шутками. Оповести хоть, когда надумаешь остепениться.

– Да я уже и сам мало в это верю. Вот ответь мне, Люда, только честно: ты любишь своего Кислова?

– Хочешь сказать, что если бы я тогда вышла за тебя, все сложилось бы иначе? – продолжила она его мысль.

– Не знаю, – пожал плечами Иванов. – Знаю только, что всякая любовь проходит. Даже такая, как ваша с Саней. А ты мне очень нравилась…

– Нравилась? – Кислова пытливо смотрела Иванову в глаза. – Скажи, а ты меня любил?

Иванов отвел взгляд. Зачем ворошить прошлое?

– Знаешь… – протянул он неопределенно, – поздно уже. Пора мне…

Иванов поднялся и направился в коридор. Людмила вышла следом.

Надев кожаную куртку и фуражку, Иванов поцеловал хозяйке руку:

– Спасибо! Все было выше всяческой похвалы!

– И тебе спасибо за вечер, – очень тихо произнесла Людмила. В ее глазах Иванов читал немой вопрос: «Почему?».

Он повернулся, легко справился с дверным замком и вышел на площадку. И все же озвученный вопрос заставил его обернуться.

– Почему, Саша?

Иванов чуть помедлил с ответом. Зачем лгать?

– Я любил тебя…

– Ты можешь остаться.

– Не могу.

– Почему?

– Саня был и остается моим другом.

Он уже прошел вниз целый этаж, когда услышал, как очень тихо захлопнулась дверь квартиры Кисловых. Навсегда.

«Ну и ладно!» – грустно улыбнувшись, подумал Иванов.

Вечерняя прохлада немного остудила голову, притупив чувство неутоленной жажды женского тела, но огонь, распаленный Людмилой, все не гас. Иванов шел, кляня и Кислову, и ее мужа, и себя самого, за то, что согласился прийти в их дом, но легче от этого не становилось.

На пороге общежития Иванов появился злой, как собака, поэтому, даже не проверив, как дела у подчиненных, он прошел в свой номер.

«Правак» уже мирно спал, не заперев дверь на ключ. Иванов попытался последовать примеру подчиненного, но из головы никак не выходила Кислова! Молодой организм отключаться совсем не желал.

Иванов встал, оделся и решил погулять на свежем воздухе. Но, к еще большему своему раздражению, обнаружил, что входная дверь общежития заперта на ключ, а дежурная старушка спит непробудным сном, забаррикадировавшись стульями у себя в тесной дежурке.

Поднявшись обратно на третий этаж, Иванов услышал доносившийся со стороны кухни шипяще-булькающий звук кипящего чайника. Подумав, что там кто-то есть, и чай сейчас бы не помешал, Иванов пошел на этот звук.

В большом, давно требующем ремонта помещении общей кухни он увидел невзрачную, похожую на мальчика глазастую худую девчушку, сидящую за пустым столом. Внешность, надетый на ней блеклый старенький халатик впечатления на Иванова не произвели, но ему нужно было с кем-то поговорить.

Девушка красила ногти, и внезапное появление незнакомого мужчины ее напугало. На плите вовсю надрывался паром видавший виды большой алюминиевый чайник, но девушка не обращала на него внимания – по-видимому, была слишком поглощена своим занятием. При неожиданном вторжении Иванова она растерялась, стала поправлять и запахивать халат, вскочила со стула, наконец, вспомнив про кипящий чайник, выключила газ, потом села обратно за стол и, не поднимая глаз на незваного гостя, стала теребить пальцами подол халатика.

– Не спится? – поинтересовался Иванов, разглядывая с порога потертые в трещинах стены и потолок, почему-то не посчитав нужным поздороваться. Хмель почти прошел. Осталось раздражение.

Девушка не ответила.

– Чайком угостишь? – спросил Иванов, подходя к столу.

– Сейчас кружку принесу.

Девушка, перестав дергать халат, сорвалась с места и пулей вылетела в двери.

Усмехнувшись, Иванов поглядел ей вслед: небольшого роста хрупкая девчушка со спины вполне могла сойти за подростка. С красавицей Людкой Кисловой ни в какое сравнение она не шла.

Через минуту с двумя кружками, заваркой и сахарницей в руках девочка-мальчик стремительным ураганом влетела на кухню.

– Печенья у меня нет, – как бы оправдываясь, пожала она плечами. Затем подняла на Иванова чистый светлый взгляд голубых глаз:

– Хлеба хотите?

– Нет, спасибо, – мотнул он головой и подумал: «А взгляд – как у ребенка».

Пока девушка хозяйничала возле стола, Иванов подошел к окну и, опершись руками о подоконник, стал смотреть на темную, освещаемую редкими фонарями неширокую пустынную улицу, чувствуя, как мучившее его последний час раздражение куда-то уходит.

– А вы меня не узнали, Александр Николаевич? – донеслось до Иванова.

Он повернулся и с удивлением посмотрел на девушку, стараясь уловить что-нибудь знакомое. Она ему совсем никого не напоминала.

– Честно говоря, нет, – озадаченно признался Иванов. – А вы что, меня знаете?

– Вы же к нам сегодня заходили. Вы – друг моего начальника, майора Кислова. Я вам еще карту погоды приносила. Ну, вспомнили?

«Друг!» – с усмешкой подумал Иванов. А вслух произнес:

– Вот теперь вспомнил! Как одежда меняет женщину! – хотя, если честно, он и тогда не обратил на нее никого внимания.

– Ты чего же не спишь, Золушка? – уже по-доброму поинтересовался Иванов.

– Завтра у подруги день рождения, а я до вечера буду на службе. Боюсь не успеть. Голову вот помыла, теперь сушу. Да вы идите к столу, чай готов.

– А звать-то тебя как? – спросил Иванов, устраиваясь на стуле напротив гостеприимной случайной знакомой.

– Леной.

Голос у девушки, как и ее взгляд, был приятным и чистым, и от нее самой веяло такой простой человеческой добротой, что Иванов решил отбросить все сложности.

– Раз мы с тобой такие старые знакомые, Лена, можешь называть меня Сашей. Не забудешь, потому что так и твоего начальника зовут.

– Я, наверное, не смогу вас просто по имени называть… Можно с отчеством? – Ее смущению не было предела.

Иванов хмыкнул. Определенно, человечек, сидящий напротив, ему уже начинал нравиться. Не ответив на ее вопрос, Иванов со словами: «Подожди секундочку» отправился в свой номер, где спал «правак» и видел, наверное, десятый сон.

– Держи, это тебе, – сказал Иванов, вернувшись на кухню, и протянул большую плитку шоколада. – И давай, наверное, перейдем на «ты».

– Давайте, – опустив глаза, тихо согласилась Лена. – Спасибо… за шоколад.

– Ну что, я таким старым выгляжу? Что тебя смущает? – спросил Иванов, весело подмигнув.

Девушка засмущалась еще больше:

– Нет. Просто сегодня, когда вы ушли, Александр Павлович про вас рассказывал.

– Много плохого?.. Что Саня Иванов – бабник, картежник и пьяница… – Иванов напустил на себя грозный вид.

– Нет-нет, – запротестовала Лена, открыто взглянув Иванову в глаза, – наоборот! Он рассказал, что вы воевали, что у вас много орденов. Вы столько в жизни повидали, Александр! А я нигде не была. Я ведь местная. Родители тут недалеко в деревне живут. Вся жизнь: школа, техникум, в армии и года нет… Вся деревня мне завидует, все говорят: повезло! Мне уже девятнадцать, а я еще ничего не видела. Я вам искренне завидую, Александр… Николаевич…

Лена замолчала. Иванов смотрел на нее и думал, что человек не всегда должен иметь яркую внешность, чтобы быть по-настоящему интересным. Теперь перед ним сидела совсем другая девушка – умная и добрая. А главное – заботливая. Ему льстило, что она назвала его просто по имени, когда так незатейливо рассказывала о себе. И вдруг Иванов почувствовал, что ему просто необходимо выговориться самому. Он рассказал про то, как не попал в истребительное училище, про то, как женился и не смог стать хорошим мужем и отцом, про полеты в афганских горах, про Чечню, потерю друзей, свое постоянное одиночество. Говорил он долго, а она слушала и не перебивала.

И среди ночи, на кухне старого общежития в затерянном на карте России военном городке Иванов ощутил, что ему стало легче, и что Лена – совсем не подросток, а молодая женщина, и что у этой женщины красивые и умные глаза…

Когда резкой металлической трелью ударил в уши звон будильника, Лена проворно поднялась, потянулась через просыпающегося Иванова и остановила поток этого ужасного противного звука. Без одежды Лена действительно напоминала подростка, только была по-женски ровненькой.

Заметив, что Иванов не спит, Лена улыбнулась ему:

– Доброе утро!

– Доброе утро! – улыбнулся он в ответ и вздохнул, потягиваясь: – Может быть, мы сегодня не улетим? Что скажешь, фея погоды?

– А если улетите, ты меня сразу забудешь? – тихо спросила Лена, не отрывая взгляда от его глаз.

Что он мог пообещать этой девочке? Врать не хотелось.

– Мне с тобой очень хорошо, девочка. Остальное сейчас не важно.

Лена присела на краешек кровати, прикрыв руками небольшую девичью грудь, и, глядя по-детски чистыми глазами, грустно улыбнулась:

– Мне с тобой тоже очень хорошо, Саша.

Они стали целоваться…

Невыспавшийся, но с радостью в душе и с ощущением легкости в теле, Иванов появился утром перед своими экипажами. В отличие от своего командира, подчиненные особым весельем не отличались.

На вертолетной стоянке Иванов построил экипажи.

– Что, орлы, вас родители не учили, что много водки клевать – вредно? – вместо приветствия рассмеялся Иванов. – Вот смотрю я на вас и понимаю: как все-таки необходима телепередача «Здоровье»! Прям, тут ее клиенты.

Подчиненные понуро исподлобья смотрели на своего командира. Его юмор был сегодня тяжел. Один Ващенка незло усмехнулся и пропел высоким фальцетом:

– Если выпил хорошо – значит, утром плохо. Если утром хорошо – значит, выпил плохо!

На его реплику появилась реакция:

– Да пошел ты, Шуберт хренов!..

Дав команду готовить технику к вылету, Иванов отправился к метеорологам. Поднявшись на этаж, он сразу прошел в кабинет Кислова:

– Здорово, Саня!

Сидящий на своем рабочем месте Кислов отозвался болезненно:

– Привет! Голова раскалывается.

Хмурясь, Кислов пожал протянутую через стол руку.

– Что, лишнего вчера себе позволил? – участливо поинтересовался Иванов.

– Да, чувствую, что норму превысил. А ты как?

Иванов пожал плечами:

– Я в норме.

– Везет…

Кислов сделал паузу, глядя на Иванова долгим взглядом:

– Я не помню, как ты ушел. Представляешь, просыпаюсь в три часа ночи на диване… Никого… Стол не убран. Пошел к своей под бочок… Еще успели поругаться. До утра глаз не сомкнул.

Иванов ответил, спокойно выдержав взгляд товарища:

– Ну, ты извини, если что… Ты как заснул, я сразу и собрался.

Кислов махнул рукой, отводя взгляд:

– Да ты-то тут при чем! Моей опять шлея под мантию попала. У нее бывает…

В этот момент из аппаратной в комнату зашла Лена, одетая в ладненько сидящую военную форму с погонами рядового. Увидев Иванова, она вспыхнула и опустила глаза.

Кислов, не посмотрев в ее сторону, мрачно распорядился:

– Свежую карту принеси…

Девушка, кивнув Иванову, скрылась в аппаратной.

Внимательно изучив принесенную Леной карту погоды и весело подмигнув ей, Иванов отправился на стоянки к своим экипажам с известием, что сегодня они никуда не улетят.

В течение дня, чувствуя душевный подъем, Иванов каждый час заходил в помещение метеослужбы, как бы поинтересоваться прогнозом погоды. Сане Кислову он мог честно смотреть в глаза, и это приносило Иванову дополнительную радость. Но по-настоящему его интересовала только Лена. С деловым видом, под осоловелым взглядом страдающего в муках послепохмельного синдрома Кислова, Иванов с Леной обсуждали прогноз погоды по маршруту полета, Иванов обнимал девушку за тонкую талию, потом исчезал из комнаты метеослужбы и ровно через час появлялся там снова, чтобы в точности повторить процедуру. Дождавшись таким образом обеда, майор Иванов с легкой душой перенес заявку на вылет на следующий день. О чем сразу сообщил Лене. Девушка заметно обрадовалась:

– А ты пойдешь со мной на день рождения?

В ее взгляде Иванов увидел столько надежды, что с готовностью ответил: – С тобой – куда угодно!

На вечеринке присутствовало много симпатичных девчонок, с интересом поглядывающих в сторону Иванова, но он не отходил от Лены, потому что рядом с ней чувствовал себя уютно. В другое время Иванов обязательно воспользовался бы возможностью «поохотиться» на таких «цыпочек», но сейчас не имел на это желания.

Именинница, улучив момент, когда Лена вышла из комнаты, предложила гостю выпить «на брудершафт». Но дальше одного дежурного поцелуя и у нее дело не пошло. От танца с именинницей Иванов вежливо отказался. В тот вечер он горел желанием быть только с Леной.

За столом женская половина имела численное превосходство, поэтому Иванову пришлось ухаживать за тремя ближайшими соседками сразу. Когда же началась танцевальная часть, Иванов отправился в составе делегации из нескольких девушек к своим подчиненным.

Для командированных приглашение на праздник стало приятнейшим сюрпризом. Парни в тот вечер «оторвались» по полной. А Лена продолжала удивлять Иванова: она заражала всех весельем, умно шутила, неплохо танцевала. Она даже похорошела и уже не казалась той стеснительной дурнушкой, с которой Иванов встретился прошлой ночью на кухне. Брюки и блузка приятно обтягивали ровненькую фигурку девушки. Стройные ноги на высоких каблуках казались очень длинными. Пышная прическа мило шла ее лицу. Большие голубые глаза светились радостью, а счастливая улыбка придавала лицу особое очарование. Она часто находила его руку и долго не отпускала ее. Не дожидаясь окончания праздника, они решили уединиться.

Утром погода прояснилась. Звено вертолетов получило «добро» на вылет почти сразу по прибытии на аэродром.

Лена хотела проводить Александра до вертолета, но он решил попрощаться с ней в коридоре штаба. Все уже было сказано. Иванов поцеловал ее грустные большие глаза и ушел, не оборачиваясь. Лена осталась стоять у холодной стены.

Ему было плохо. Казалось, что он оставляет здесь очень близкого и нужного человека, как частичку самого себя. Расставания Иванову всегда плохо удавались. Хотя по специфике службы с частыми командировками, постоянными встречами и разлуками ему нередко приходилось расставаться с хорошими людьми и с хорошенькими женщинами, но при этом он всегда нелегко переживал расставание. Со временем Иванов научился загонять это чувство глубоко внутрь, научился быть менее сентиментальным, стал жестче в отношениях даже к самому себе. Но сегодня почему-то было особенно трудно улетать. Будь Лена красавицей, ему, наверное, было бы гораздо легче. «Яркая женщина в жизни не пропадет», – думал Иванов. А Лену с ее внутренней беззащитной красотой было жаль.

Перед стоянкой Иванова встретил Андрей Ващенка. Доложил не по уставу:

– Саня, все готовы. Машины в порядке, опробованы…

Иванов бросил коротко:

– Хорошо…

Ващенка с пониманием поинтересовался:

– Хреново?..

Иванов ответил тихо:

– Прав был наш коллега Экзюпери: мы в ответе за тех, кого приручили. Глупо как-то все прошло при расставании. Мы даже не поцеловались… Она сказала, что будет ждать… Зачем?.. Ведь я ей ничего не обещал… Еще она сказала, что если я никогда больше не прилечу, она все равно будет благодарна за все… За что?.. Это мне надо благодарить ее…

Выруливая на взлетную полосу, Иванов бросил взгляд на здание штаба и увидел в далеком окне второго этажа хрупкий девичий силуэт. И снова боль резанула по сердцу.

Уже на старте, получив разрешение на взлет, Иванов, повинуясь порыву безрассудного лихачества, скомандовал в эфир звену: «Делай, как я!». И, оторвав вертолет от «бетонки» всего на метр, в нарушение всех правил и инструкций, переведя машину в разгон скорости на предельно малой высоте, заложил крутой вираж в сторону штаба. Вертолет, опустив нос как хищная птица, высматривающая добычу, шел прямо на здание штаба на высоте всего каких-то пары метров над землей, разгоняя скорость. И когда кирпичная стена закрыла все пространство впереди и стала неотвратимо набегать на кабину, Иванов натренированным движением взял ручку управления на себя и дал максимальную мощность двигателям. Тяжелая бронированная машина, задрав тупой нос, как истребитель, на пределе всех своих возможностей взвилась вверх, лишь за пару последних секунд перевалив высоту двухэтажного здания, и с натужным воем двигателей и грохотом винтов пронеслась над крышей штаба, чуть не посшибав на ней антенны.

Иванов бросил взгляд в боковой блистер: за ним, как привязанные, шли, выдерживая строй, все вертолеты звена. «Молодцы!» – с облегчением и чувством гордости за пилотажное мастерство похвалил Иванов в эфир своих подчиненных. «А ты – дурак!» – сказал он себе.

– «282-й», нарушаете! – возник в эфире недовольный голос руководителя полетов.

– Пожелайте нам доброго пути, братья славяне! – ответил Иванов.

– Удачи! – примирительно отозвался эфир. – Красиво прошли! Бейте гадов и берегите свои головы!

Иванов промолчал. Городок внизу промелькнул быстро, и вертолеты, заняв заданную высоту, взяли курс на юг.

– Командир, – нарушил молчание правый летчик, – Ленка на втором этаже стояла.

– Видел, – коротко бросил Иванов.

Он думал: «Русские женщины особенные… Очень хорошо, что есть такие, как Лена. Они дают нам, мужчинам, неожиданную, случайную возможность счастья. Пусть короткого, но такого, в котором мы очень нуждаемся. По сути, любое большое счастье – это сумма маленьких. Без маленьких нет и большого. Как бы я себя чувствовал сегодня, не встретив Лену позавчера? Пусть грустно, но мне очень хорошо. Значит, она поделилась своим кусочком счастья. И если вдруг мне будет суждено не вернуться из чеченских гор, то, погибая, я буду знать, за что отдаю свою жизнь. За Лену, за таких женщин, как она. Чтобы они могли жить и любить. Любовь и доброта – это островок света в нашем жестоком мире. Люди, лишающие себя радостей любви маленького счастья и гоняющиеся за призрачным большим, в конечном итоге – люди несчастные, блуждающие в темноте. Ненароком они делают несчастными и тех, кто оказывается рядом с ними. Кто-то из философов сказал, что жизнь человека – не те дни, что прошли, а те, что запомнились. Спасибо тебе, Лена, за один день и две ночи, которые стоят нескольких лет моей жизни. Сведет ли нас судьба еще раз?». И Иванов попросил, глядя в небо: «Господи, пусть у Лены все в жизни сложится!».

Небо Кавказа встретило низко летящие вертолеты тяжелыми свинцово-серыми облаками. По радиосвязи передали, что над Моздоком высота края облачности составляет четыреста метров, а в сторону Грозного облака уходят с повышением. Чем ближе группа подходила к Моздоку, тем плотнее и темнее становились облака: в серой массе уже не оставалось ни одного просвета. Руководитель полетов на аэродроме дал условия подхода и предупредил, чтобы ведущий был внимательным, – «точка» работает. Полетный минимум летчиков звена соответствовал погодным условиям, поэтому, распустив строй на минутный интервал, Иванов первым пошел на снижение.

С высоты полета аэродром «Моздок» напоминал палубу огромного авианосца, плотно утыканную крошечными фигурками самолетов и вертолетов. Иванову подумалось, что даже один боевой заход четырех вертолетов-штурмовиков приведет к огромным потерям авиационной техники и личного состава. Счастье командования, что у чеченцев нет авиации.

В плотном радиообмене экипажи уловили, что какой-то самолет тоже запросил посадку, но вертолет ведущего уже находился на схеме и подходил к посадочной прямой. Экипаж, ведя осмотрительность, работал по-деловому спокойно и не видел заходящий на посадку самолет. Оставалась надежда, что летчик самолета наблюдает снижающийся вертолет. Тем неожиданнее оказалась огромная тень, промелькнувшая чуть выше, слева от вертолета. И только тут экипаж заметил впереди с уже выпущенными закрылками и шасси зеленый штурмовик «Су-25». В Афгане их прозвали «грачами». Этот «грач» проскочил настолько близко, что Иванов ясно рассмотрел гайки на его правом колесе.

– Лихачит, – спокойно прокомментировал Иванов выходку штурмовика. – Мы среди своих. Готовимся к посадке, славяне!

Если не считать этот нюанс, то перелет звена завершился благополучно.

Через три дня вертолетчики во главе с майором Ивановым, передав свои машины в действующий боевой полк, уже возвращались домой самолетом военно-транспортной авиации.

Во второй раз Иванов летел в Чечню в самом начале лета. Шли тем же маршрутом, что и три месяца назад. Погода благоприятствовала полету. Поэтому, подлетая к уже знакомому промежуточному аэродрому, Иванов еще в воздухе запросил «добро» на вылет после дозаправки. Летели двумя экипажами на Кавказ теперь уже надолго. На войну.

А ведь он имел право тогда принять решение и остаться на этой базе с ночевкой. И у Иванова росло это желание тем сильнее, чем ближе вертолеты подходили к посадочной полосе. И никто не стал бы осуждать его за такое решение. Три месяца он не видел Лену, а она обещала ждать. И ему очень хотелось встретиться с ней. Очень хотелось… Но что он мог ей пообещать? Ничего… И именно поэтому он не должен был оставаться на аэродроме. Ничего большего, чем то, что уже между ними случилось, быть не могло. Как говорят, в одну реку дважды не войдешь… Да, он ничего не мог обещать в будущем этой хорошей, замечательной девушке. Он не мог дать ей надежду, чтобы потом обмануть. Нет, он не забывал Лену и, наверное, никогда не сможет забыть. Но пусть она останется светлой, нетронутой пошлостью полянкой в заповедных джунглях прошлого.

На память пришли строки из выученного еще в детстве стихотворения:

Автор этих строк знал и понимал жизнь. И пусть Лена останется в памяти ярким воспоминанием вместе с началом весны 1995 года, решил Иванов.

После посадки он все же сам направился в метеослужбу, потому что не мог улететь, не повидав Лену. Еще по дороге к штабу, он издалека заметил знакомый девичий силуэт в окне второго этажа. Понятно, она знала, что он прилетит сегодня, ведь заявки с фамилиями командиров перелетающих экипажей приходят в часть за сутки. И она ждала. Увидев ее, Иванов почувствовал, как в груди на мгновение приятно сжалось сердце и стало расти желание остаться. Он с улыбкой помахал девушке рукой и легко вбежал по крутой лестнице на второй этаж. Они встретились в коридоре.

– Ленка, здравствуй! – Иванов с радостью обнял ее как старого друга. И она вся светилась радостью.

– Ну как ты тут, Дюймовочка? – сравнение вышло само собой: миниатюрная, в аккуратненькой военной форме, Лена действительно напоминала персонаж известной сказки.

– Здравствуйте, Александр Николаевич. У меня все хорошо, – ответила она, сдерживая счастливую улыбку и пряча светящийся радостью взгляд. И тут Иванов обратил внимание, что в коридоре они не одни: в глубине, у окна стояли два незнакомых офицера в летных комбинезонах и с интересом смотрели в их сторону.

– Идем. – Иванов первым прошел в кабинет начальника метеослужбы. Сашка Кислов барином восседал за своим столом. Они по-дружески пожали друг другу руки и завели разговор, во время которого Лена за спиной начальника игриво помахала Иванову пальцами, прежде чем выйти в аппаратную.

– Как тут ваше «ничего»? – поинтересовался Иванов.

– Вашими заботами без работы не сидим, – в тон ему ответил Кислов.

– А как оно вообще? Как здоровье, как семья?

– Людка с сыном к матери вчера уехала. Так что можно сегодня организовать банкетик у меня.

– С большим удовольствием, Саня, но не получится – улетаю.

– На войну спешишь? Так успеешь еще. Говорят, что эта война надолго. Оставайся. – Кислов, прищурившись, посмотрел на товарища и неожиданно, кивнув головой в сторону аппаратной, заговорил о другом:

– Она тебя ждала. Только о тебе три месяца все разговоры. Пожалей девчонку. Останься.

Иванов почувствовал, будто кто-то ударил его в грудь очень больно. Сбилось дыхание. Не глядя в глаза Кислову он произнес:

– Заманчиво. Но как-нибудь в другой раз. Война эта, похоже, действительно скоро не закончится. В этом ты прав, Саня. Но не прав в другом – лететь мне надо сегодня. За приглашение, конечно, спасибо! Жаль, что остаться не могу. Ты мне лучше метеобюллетенчик сообрази. – Иванов не мог объяснить тогда ни себе, ни Кислову причину, по которой не имел права оставаться. Только по прошествии времени он понял, что просто струсил, побоялся тогда влюбиться в Лену.

– Как знаешь! – с искренним сожалением вздохнул Кислов.

Заняв Саню Кислова оформлением бумаг, Иванов, немного помедлив у двери, зашел в аппаратную и плотно прикрыл дверь за собой.

И тут Лена, как ребенок, бросилась к Иванову, обхватила руками шею, прижалась и, глядя пытливо снизу вверх, прошептала:

– Саша, здравствуй! Ты меня не забыл?

Их губы слились в поцелуе. Обняв девушку за талию, он оторвал ее от пола, легко перехватив, поднял на руки и, опустившись на стул, посадил к себе на колени. Она доверчиво прижалась и замерла. Некоторое время они молчали. Иванов ласково гладил ее густые пышные волосы. Она нарушила молчание первая:

– Саша, я знала, что ты сегодня прилетишь. Я тебя ждала.

– Раньше не получилось, – как бы извиняясь, тихо ответил он и, будто целуя ребенка, нежно коснулся губами ее головы.

– Ты сейчас улетишь? – будто что-то почувствовав, она тревожно отстранилась и смотрела прямо в глаза. Вопрос задали ее губы, но глаза спрашивали: «Почему?». И эти большие красивые глаза умоляли, требовали ответа.

– Я должен. Пойми, я не могу остаться, – выдавил Иванов.

Лена поднялась, отошла и остановилась у окна:

– Ты просто не хочешь…

Она стояла, застыв в напряженной позе, и смотрела, не мигая, в точку на стекле.

Иванов чувствовал себя виноватым.

– Лена, ты мне нравишься, но я не тот, кто тебе нужен, – пытался он подыскать себе оправдание. – У тебя все еще будет. Я же ничего не смогу тебе дать в жизни. Ничего не могу даже обещать. Я нехороший. Я не нужен тебе. Со мной ты будешь несчастна. – Он волновался и не знал, что сказать еще. – Прости…

Она плакала тихо, почти неслышно. Лишь в такт редким всхлипываниям вздрагивали и поднимались ее плечи. Ему так хотелось обнять их!

– Лена, мне надо лететь, – нерешительно сказал Иванов. Желание подойти, успокоить, остаться чуть не взяло верх. И произнеси она тогда хоть слово, попроси, он бы остался… Но она только плакала.

– Прости, – еще раз вместо «прощай» бросил Иванов и вышел из комнаты.

Взлетели точно по полосе, не нарушая инструкций. Иванов чувствовал, что больше уже никогда не вернется сюда. Но также он знал, что хрупкий силуэт маленькой девушки в далеком окне будет сопровождать его всю оставшуюся жизнь. И в тот последний раз он видел ее там. Или это ему только показалось?..