Глава 11
Штаб-ротмистр Блинский просто не мог нарадоваться на своего офицера – такая удачливость! Самое главное, корнет исправно упоминал в рапортах своего командира, его своевременные приказы, всемерную поддержку, дельные советы.
– Господин ротмистр, по вашему приказанию корнет князь Агренев прибыл!
– Господи, Александр Яковлевич, ну зачем так казенно? Я же вестовому сказал – для дружеской беседы, а он опять все перепутал, болван! Садитесь, прошу вас. Князь, у меня есть для вас очень приятная весть. – Корнет изобразил вежливое удивление, и в ответ ротмистр, многозначительно улыбаясь, продолжил: – Подполковник Росляков недавно намекнул мне в беседе, что к вашей Анне вскоре добавится Станислав!
– Действительно, очень хорошая новость, Сергей Юрьевич! Так неожиданно.
Блинский довольно заулыбался и отечески пожурил подчиненного:
– Ну, не скромничайте, князь, уж кто-кто, а вы это заслужили. Да, едва не запамятовал – вам следует озаботиться новым мундиром. Через месяц в офицерском собрании состоится бал, приглашены все стоящие офицеры, разумеется, вы в их числе, да-с. У вас есть на примете хороший портной?
– Увы, Сергей Юрьевич. Мне рекомендовали одного, но он проживает в Ченстохове.
– Ну, думаю, для такого дела и проехаться можно. Скажем, через два дня вам будет удобно? Вот и хорошо.
«Вот не было печали. С другой стороны, я ведь хотел завести счет в банке – вот и случай удобный подвернулся. Нда. Не вовремя все же».
После первого раза Александр устраивал еще три засады – две впустую, а на третий он выбрал самый перспективный вариант и организовал постоянное дежурство проверенных ветеранов. Четыре дня ожидания, и когда уже он хотел приказать сворачиваться, в расставленные сети попалась крупная добыча. Восемь нагруженных по самое не могу лошадей и пятнадцать «сопровождающих». В ходе короткой перестрелки пограничники убили пятерых из них и подстрелили одну кобылу, которую пытались увести. Быстрый осмотр груза, обыск людей – и живые «контрабасы» поволокли на себе мертвых, подбадриваемые незлой руганью и прикладами в спину, а один, самый непонятливый и говорливый, даже напутственного пинка удостоился. К тому времени, когда появился Александр, на месте короткой стычки остались только малозаметные пятна крови, гильзы от винтовок и револьверов и довольные донельзя ветераны, по-хозяйски щупающие поклажу на лошадях. Груз был стандартный: спирт в пузатых бочонках, плитки табака с несерьезным названием «Яблоневый», три короба дешевой бижутерии, неплохой набор дорогих напитков – от коньяка «Мартель», «Курвуазье» и «Камю» до хереса, бренди и арманьяка. Большая партия анилинового красителя в жестяных бидонах (тот самый коричневый порошок) и с маркировкой Второго рейха. В этот раз Таможенному департаменту не досталось вообще ничего: всю добычу, включая лошадей, продали к вечеру этого же дня (правда, кое-какие напитки князь себе отложил). Самое сложное было не договориться о купле-продаже, а остаться при этом анонимом, благо что заранее подобранный и уже разок «протестированный» корнетом купчик оказался профессионально нелюбопытен. Молча оглядел, молча подсчитал, молча расплатился – одиннадцать тоненьких пачек, замусоленных и надорванных по краешкам ассигнаций. Единственное, что он выдал напоследок, было:
– Надеюсь, не в последний раз?
Проблему распределения честно «настрелянных» дензнаков офицер решил просто, передав Григорию две тысячи вместе с напутствием:
– Сам решишь, кому сколько.
Участвовавшие в «охоте» ветераны сами по себе гарантировали сохранение всего в тайне: отбирались только те, у кого была большая семья (одному так и вовсе Бог послал восемь дочерей и ни одного наследника). Большая семья – большая нужда (если не сказать – нищета), это правило было неизменно, и проблемы выбора у них не было: или наконец досыта накормить и хорошо приодеть родных, или сдать контрабанду и не получить практически ничего. Ну может, очередную медальку навесят.
Учитывая ВСЕ «левые» поступления за отчетный, так сказать, период, доход Александра составил двенадцать тысяч рублей. На пару тысяч больше, чем полное жалованье корнета пограничной стражи за десять лет, с мундирными, квартирными, столовыми и прочей мелочью. За неполный месяц, правда – с некоторым риском. Но при его нынешней профессии это ведь скорее норма?
Поездку в Ченстохов пришлось ненадолго отложить – его сослуживец, корнет Зубалов, умудрился сильно навернуться со служебного мерина Борьки, известного всем своим меланхолично-спокойным нравом, и как минимум на неделю оказался в постели. А тут как раз визит-инспекция в исполнении бригадного адъютанта штаб-ротмистра Прянишникова, потом выдача денежного довольствия, прибытие трех десятков «молодых» взамен уходящих в отставку. Когда же он наконец освободился, то пошел несильный, но постоянный мелкий дождь, подпортивший настроение.
– Чем могу служить пану офицеру?
– Парадно-выходной мундир, через два дня. Можно быстрее.
– Пан офицер, это конечно же возможно, но… – Портной картинно закручинился и едва не заплакал. – Это потребует дополнительных трат. Если пан офицер согласен… Отлично! Прошу вот сюда.
На примерки пришлось приходить три раза, однако свободного времени хватало: и на открытие счета в Русско-Азиатском банке, и на тщательный осмотр немногочисленных достопримечательностей города, и на неспешный разговор с владельцем маленького магазинчика охотничьих товаров про новинки оружейной мысли, в ходе которого удалось договориться о реализации части трофейных стволов по вполне пристойным ценам. Переночевав в гостевых апартаментах при штабе, обратно возвращался довольный – столько дел разом сделал! К заставе подъехал уже в сумерках, но все еще в хорошем настроении, которое, к сожалению, удалось сохранить недолго.
– Стоять!
Идущий впереди и крайне нетвердой походкой солдат враз исправился: сгорбился и моментально растворился в темноте между казармами второго и третьего взвода.
«Это становится интересно! Явно узнал голос, но не подумал остановиться. Нехорошо…»
Все прояснилось, как только Александр подошел поближе к бревенчатой стене казармы третьего взвода: заунывные песни, разговоры на тему «уважения», негромкий гул голосов. На скрип двери поначалу никто не отреагировал, но понемногу разговоры стали утихать, и все больше и больше лиц поворачивалось к входу, желая узнать, кого принесла нелегкая.
– Понятно. Старший унтер где?
Из глубины казармы донесся почти трезвый голос:
– Оне с хаспадином фильдфебилем уехавши обмундировку новую получать.
– Младший унтер где?
Тот же голос, но уже поуверенней доложил:
– Туточки он, задремал. Притомилси, сердешный.
– Ну, раз задремал, как проспится, пусть ко мне подойдет вместе со старшим унтером. Пожалею.
С утра на младшего унтера действительно без жалости глядеть было нельзя. Левую половину головы он «отлежал» до синяка, руки непроизвольно прижимались к правому боку, внезапно прорезавшаяся зубная боль и хромота плюс отходняк после вчерашнего.
– Ну-с, слушаю ваши объяснения?
– Ваше благородие, я…
– Трифон Андреич, вы-то здесь при чем? Я еще вчера узнал о вашем отсутствии и к вам и старшему унтеру третьего взвода вопросов не имею.
Названные заметно расслабились и стали чувствовать себя более уверенно, не переставая при этом «есть глазами начальство».
– Слушаю?
– Ну, энто… Земляка встретил, вашбродь. Вот и… Дык кто ж знал, что так-то… А!
Обреченно махнув рукой, унтер тут же скривился от боли. Корнет понимающе покачал головой:
– Ясно. Трифон Андреич, распорядись насчет мешка с мусором, лопаты и двух носилок, а вы стройте взвод.
Оглядев угрюмо-унылые рожи, он сочувствующе улыбнулся и начал говорить, вспоминая некоторые воспитательные методики армии советской:
– Ставлю задачу. Вот этот мешок положить на носилки и доставить к вон той рощице, где и закопать. Младший унтер приболел. Но пограничники своих не бросают! Нигде и никогда! Поэтому младший унтер будет командовать прямо так, на носилках. Бего-ом, марш!!
Пока солдаты в полной выкладке добежали до небольшого леска в трех верстах от них, с них сошло семь потов, но жалоб слышно не было. Вновь выстроив взвод, Александр назначил «добровольцев» на откопку могилы и держал всех по стойке «смирно», пока место захоронения не было готово.
– На караул!!!
После торжественных похорон мешка с кухонными отходами повторился марш-бросок обратно к казарме, где взвод полчаса «отдохнул» в строю и наконец-то получил команду «Вольно!». Вот только радовались бедняги рано: все повторилось на следующее утро. И на следующее. Ко времени, когда корнет Зубалов нашел в себе силы вернуться к исполнению служебного долга, весь лесок выглядел как после набега дивизии кротов, а солдаты таскали с собой не двое, а трое носилок: их мучитель нашел-таки солдата, который от него тогда убежал. Зато когда все закончилось, третий взвод иначе как «лосями» никто и не звал, но смеялись тихо, особенно «молодые», и при этом оглядывались: не дай бог их благородие услышит, спаси господи!
Комвзвода-три был растроган до самой что ни на есть глубины души: его встретили как отца родного и разве что на руках не носили. Вот только странные усмешки ветеранов первого и второго взводов были непонятны.
Александр теперь часами пропадал на личном полигоне, оборудованном при самом живом и непосредственном участии провинившихся рядовых (хе-хе), где на посторонний взгляд зверски и с особым цинизмом измывался над собой и унтером (к плохо скрываемой радости остальных непосвященных). Занятия там и натолкнули на интересную идейку – попытаться изготовить пистолет. Ну, не то чтобы натолкнули. Просто надоело останавливаться и мучительно долго перезаряжать после всего шести (это если «смит-вессон») или восьми («раст-гассер») выстрелов. Барабан-то у револьверов даже не откидной, а переломный. Только сейчас пришло понимание, как это здорово, когда отстрелялся, выщелкнул магазин, вогнал новый, снял с затворной задержки (причем все это можно делать и на бегу) – и все, можно стрелять дальше. И по времени это от силы пара секунд, в отличие от аналогичной процедуры для «смит-вессона» или любого другого револьвера! Даже ловить себя стал на том, как бы он прошел вот здесь или там конкретно с пистолетом в руках. Конечно, и так жаловаться было грешно – за то время, что прошло с начала тренировок, Александр вырос в хорошего стрелка (по его собственному мнению, ему было еще очень далеко до идеала) и спокойно выбивал девяносто пять из ста, стоя на месте. В движении, конечно, выходило гораздо хуже, но и здесь было чем похвастать. Возможно, все так бы и осталось пустыми мечтаниями, да на глаза попался тот самый, первый блокнот, а в нем его невнятные мысли и планы. Перечитал, и так тошно стало.
«Как там оно все, без меня-то?»
Это, наверно, был первый раз, когда он напился до состояния нестояния, но иначе никак не получалось заглушить тоску, сжимавшую сердце.
В себя пришел на третий день, поняв простую истину – надо просто жить дальше. Узнав у денщика, что он, оказывается, болеет и еще пару дней может спокойно «забить» на службу (спасибо штаб-ротмистру), Александр принялся лечиться: рассол, банька, рассол. Опять полистав злополучный блокнот, он задумался.
«Почему бы и нет? Сколько раз я собирал и разбирал тульский Токарева? Или браунинг? Наган, «макарова»… Нет, про пистолет Макарова неудачная идея, пожалуй. Сделать эскизы, подыскать рукастого слесаря, еще лучше – мастера-оружейника, и щедро профинансировать его труд. А за образец возьмем ГШ-18 и браунинг «хай-пауэр» и… Ладно, пока и этого за глаза будет. Да, решено!»
Сгоняв удивленного такой активностью Савву за большой стопкой хорошей мелованной бумаги, он стал не спеша зарисовывать все, что помнил о конструкции ГШ-18 и последнем творении поистине великого оружейника.