© Владислав Блонье, 2018
ISBN 978-5-4490-3191-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Авторское предуведомление
Все действующие лица и ситуации вымышлены. Любые совпадения случайны.
Последняя любовь Ани Кляксиной
– Ребята, это ваша новая одноклассница, Елизавета Нистратова, – объявила классная. – Она перевелась из гимназии «Эврика»…
– Чо, нормик тёлочка, – прогудел ломкий басок с задней парты.
– Да ну, сиськи недоразвитые, – донёсся внятный ответ через полкласса. – Доска – два соска.
По классу прокатилось хихиканье. Физичка, которая пять минут назад с горем пополам навела в этом зверинце подобие порядка, возвела очи горе. Виновница торжества стояла у доски с плотно сжатыми губами и ничего не выражающим лицом.
– Петров! Бахметов! Вам слова не давали! – Классная повысила голос. Получилось очень похоже на мультипликационную Сову в эпизоде с «безвозбезддо, то есть дадом», и Лиза хихикнула. – Ребята, вам всем осталось учиться всего полгода, и я надеюсь, у Лизы останутся о нашей школе самые приятные воспоминание. – Человек пять «ребята» мужского пола заржали уже в голос, и без ложной стыдливости принялись обсуждать между собой – но так, что слышали все остальные – о том, какие приятные воспоминания останутся у новенькой. – Да замолчите же! – прикрикнула классная и ударила ладонью о ближайшую парту. Толстое обручальное кольцо на пальце при столкновении с поверхностью произвело звук, похожий на пистолетный выстрел. Он неожиданно возымел действие – «ребята» озадаченно заткнулись.
– Спасибо за тёплый приём, – сказала Лиза в наступившей тишине. – Мы классно потусим. Йюхууу! – она сжала ладони в замок и встряхнула над головой. Она улыбалась, но глаза оставались холодными.
– Ооооуа! – восторженно взревели «ребята».
– У вас совесть есть? Прекратите балаган, в конце концов! Нистратова, ты как-то подозрительно быстро вписалась в коллектив, не в лучшем смысле, – заметила классная. – Так, всё. Больше не отвлекаемся. Нистратова… Лиза, займи место в классе. До свидания, Ирина Валерьевна, до свидания, ребята.
Лиза прошла на свободное место – таковое нашлось в среднем ряду на предпоследней парте. К счастью, ни рядом, ни позади никого не было, и можно было немного перевести дух. Первым уроком была физика, которая ей не очень-то давалась, но вслушиваться в объяснения учительницы не было никакого желания, а та решила не тормошить новенькую в стрессовый первый день. Слава гуманистам, чё.
Собственно, что случилось? К этому всё шло. С полгода назад козлина-папочка отчалил к своей новой семье, которая уже заждалась его. Ну и хрен с ним, овощ в помощь. Когда в бракоразводном процессе была поставлена точка, мать восприняла это с потрясающим спокойствием. На самом деле, она уже миновала фазу слёз, криков, битья посуды и симуляции попыток суицида. Эта фаза длилась полтора года, а следующие полгода ушли на официальное оформление распада ячейки общества.
Случись это десятью-двенадцатью годами раньше, Лиза начала бы заикаться и писаться в постель. Пять-семь лет назад она решила бы, что, раз ЭТО произошло именно с ней, то вселенная устроена несправедливо, принялась бы писать депресснючие стихи и с очень большой вероятностью тоже стала бы заикаться и писаться в постель. Но родители начали регулярно собачиться в ту пору, когда она стала уже достаточно взрослой девицей, чтобы знать: большие тоже совершают ошибки, и её родители – увы и ах, не боги, разумные, всемогущие и всеблагие.
Если что и напрягало её в бракоразводной эпопее, так это последствия, а именно – размен квартиры и переезд из не очень богатого, но приличного района на непрестижную окраину. Результатом чего стала, в свою очередь, необходимость ездить через весь город в «родную» гимназию. Сперва Лиза решила, что она не будет в последний год менять место учёбы, и мать её в этом поддержала. Но, помотавшись на трёх видах транспорта, когда каждый день только на дорогу туда и обратно уходило пять часов, Лиза психанула и твёрдо заявила, что переходит в местную школу. Контингент и уровень преподавания там, правда, не гимназический, но зато не придётся тратить время на дорогу – школу видно с балкона. К тому же последние полгода в одиннадцатом классе – это не учёба, а времяпрепровождение перед ЕГЭ, а уж ЕГЭ она со своим гимназическим заделом сдаст отлично.
То, что контингент не гимназический, Лиза убедилась с первых минут пребывания в этом милом зверинце. М-да, здесь надо будет сразу показать зубы, как только её захотят испытать на прочность. Быдло спинным мозгом чувствует чужую слабость, а в слабаках видит добычу.
Надо сказать, её «родная» гимназия с весёлым названием «Эврика» меньше всего напоминала страну эльфов и розовых пони. К выпускному классу в параллели осталось не больше десятка девственниц, считая саму Лизу. Недоброжелатели шептались, что причина в стервозном характере и завышенных требованиях, сами же чистые девы, посмеиваясь, говорили, что неуверенные в себе мальчики боятся умных и красивых девушек, а поэтому страшненькие и заурядные быстрее расстаются с невинностью, хотя по логике должно быть наоборот. Нецелованных юношей, судя по всему, было побольше, хотя и говорят, что никто не умрёт девственником – жизнь поимеет всех… Между тем, господа гимназисты рвались во взрослую жизнь, и особо торопливые ломились в неё с чёрного хода (гусары, ма-алчать!). Один парень, сын депутата, прямо с уроков уехал на пятёрку за торговлю наркотиками. Не помогло ни малолетство, ни заступничество папеньки. Ещё двое входили в нацистскую банду, и, хотя они на тот момент ещё не сели, о них ходили очень неприятные слухи, большинство которых позднее подтвердилось (на каждом из «мальчиков» было по две-три «тушки, исполненных в одно лицо»). Но всё равно, на гимназическом обществе лежал отпечаток элитарности, и окунаться после этого в массу простых людей было не в кайф.
Она вполуха слушала учительницу и оглядывала будущих (да нет, уже вполне настоящих) сотоварищей. Мужская половина, согласно беглому визуальному анализу, представляла собой градиент от мамкиных блатных до чуханов. Посередине были приблатнённые чуханы. Девочки же делились на три категории: зачуханные (две) шалавистые (шесть) и чопорно-напуганные (три). Да, ещё: здесь не носили форму, но очень «неформальный» прикид тоже не приветствовался. А Лиза своим нарядом напоминала Сейлормун – в клетчатой юбке до колен, в белой блузке, и в брутально-изящных гриндерах. Плюс ностальгический клочок – полосатый гимназический галстук. Естественно, что на неё все пялились.
Ладно. За полгода ничего страшного не случится, а там – фюйть, бай-бай, адьос, мучачос, здравствуй, универ, взрослая жизнь, свобода!
На первой же перемене в Лизе подвалил чернявый пацанчик в белом костюме «abidas» и поделился желанием познакомиться. Это был тот самый, который определил её как «нормик тёлочку». Лиза вежливо посоветовала ему «отвалить».
– Чё такая дерзкая, э? – набычился парень.
– Да ты ещё дерзких не видел, – ответила девушка, стараясь говорить без выражения. – Уйди, мальчик, ты меня не возбуждаешь.
– Коз-за, блин… – пробурчал мачо и, проходя мимо, задел плечом. Лиза устояла.
Через перемену был обед. В столовой Лиза маневрировала с подносом, следила, чтобы не поставили подножку, и чувствовала себя героиней американского фильма про тюрьму. Если следовать логике сюжета, ей надо было побыстрее найти свой «Aryan Brotherhood». Ну, или хотя бы «Sisterhood».
После большой перемены в классе осталась едва ли половина – остальные решили, что есть более полезные и приятные занятия, чем примучивание своей попки жёстким сидением школьного стула. Разумеется, свалили самые борзые, и Лиза заметила, как несколько мальчиков и девочек, отличающихся зачуханностью высшей степени, просто расцвели. То же повторилось и на следующий день. Новые товарищи вообще относились к учёбе философски. Они знали, что, во-первых, большинству из них школьные знания за пределом чтения, письма и четырёх арифметических действий «по жизни» не пригодятся. А во-вторых, без аттестата их всяко не оставят: хоть тройки, да нарисуют. Здесь не готовили будущих академиков, министров и адмиралов бизнеса. Здесь отбывали одиннадцатилетний срок будущие работяги без квалификации, будущие «менеджеры по продажам», будущие мелкотравчатые уголовники, будущие домохозяйки и будущие матери-одиночки, будущие потребители, телезрители, электорат – словом, те, кого власть имущие пафосно именуют простыми трудящимися, моральным большинством и опорой страны.
– Нормальный быдлятник! – весело сказала Лиза, когда мать спросила её, каково ей учиться на новом месте. К тому времени она ходила в местную школу уже неделю.
– Всё так плохо? – Казалось, мать не слишком удивлена и не расстроена таким заявлением.
– Как говорится, могло быть хуже.
– А я ведь тебе говорила…
– Мамуля-киса-рыбка-чижик, не начинай, а? Я не ребёнок, я всё взвесила, приняла решение и готова отвечать за него. Океюшки?
После этого разговора прошла ещё неделя, и Лиза стала героиней скандала. Даже не скандала, а бури в стакане воды местного значения. Но зато она узнала, что в «быдлятнике» не всё так беспросветно.
…Обществознание в одиннадцатом классе вёл единственный в школе мужчина. Он был невысок ростом, в свои без малого сорок имел обширную плешь в обрамлении ржавых кудрей и солидный живот. Он говорил высоким голосом и, когда увлекался, «кахххтавил», по поводу чего ужасно комплексовал, хотя и старался не показывать виду. Другой причиной комплексов педагога было пухлощёкое младенческое личико, поэтому он, чтобы выглядеть взрослее, носил очки и редкую бороду (он бы с удовольствием носил и густую, но густая, как на грех, не росла). Помимо очков и бороды, он носил перстень с чёрным камушком на правом мизинце, латунный значок на левом лацкане, старомодные карманные часы, водолазку под пиджаком и говорил о себе, что он «абсолютный, твехдокаменный консехватох».
Ученики его недолюбливали: он был одним из немногих, кто требовал если не реального усвоения знаний, то, по крайней мере, внятных ответов. Он не стеснялся ставить четвертные двойки, чего все прочие учителя избегали. Конечно, в итоге он выводил удовлетворительные оценки, но чтобы получить у него хотя бы «тройбан», разнеженным, привыкшим к халяве школярам приходилось попотеть.
Впрочем, у него было слабое место. Если он в процессе урока нападал на тему «хусских тйадиционных ценностей», им овладевал Дух Большого Глухаря: ничего не слыша, он токовал без умолку, творил картины «пассиона’ного взлёта евхазийской цивилизации», сокрушая козни «наших заклятых па’тнё’ов», и только звонок возвращал его к действительности.
Правда, такая удача выпадала нечасто.
Всё это Лиза узнала потом.
На прошлом уроке класс писал «небольшую п’ове’очную хаботку». «Нужно п’овейить, что осталось в ваших головах после каникул», – сказал «обществознанец» в ответ на протестующее нытьё ополовиненного класса.
И Лиза вместе со всеми погрузилась в «проблемы социально-политической и духовной жизни».
Она вспомнила недавнее и усмехнулась. В «Эврике» общественные науки преподавала Инга Петровна – сухонькая дама пенсионного возраста, похожая на «дворянку из бывших», как их изображали в советских фильмах: аккуратная, строгая, корректная. Она не считала ниже своего достоинства отвечать на «провокационные» вопросы и диспутировать с учениками – если вопросы «не по теме» были содержательными, а не простым детским троллингом. Как-то раз во время урока, на котором шла речь о чём-то социально-духовном, поднял руку Серёга Маканин. Он слыл в классе революционным трибуном и возмутителем спокойствия. Остроумный и резкий на язык парень, обладающий к тому же не самой затрапезной внешностью и не самым хилым сложением, нравился многим девчонкам… да, многим…
– У вас вопрос по сегодняшнему материалу, Маканин? – спросила Инга Петровна: она всем без исключения ученикам говорила «вы».
– Не совсем, Инга Петровна, – ответил Маканин, с достоинством поднимаясь. – В учебнике физики написано, что ускорения свободного падения – девять и восемь десятых метра на секунду в квадрате. И любой из нас может это проверить в любую минуту. – Он взял с парты ластик, высоко поднял его левой рукой, отпустил и поймал правой: этот эксперимент должен был проиллюстрировать незыблемость закона всемирного тяготения. – В учебнике геометрии, – продолжал он, – говорится, что сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы. И, когда мы выходим из школы, сумма квадратов катетов по-прежнему равна квадрату гипотенузы, а не пачке йогурта и сапогам всмятку. Так же с химией и биологией… а почему то, что мы учим на ваших уроках, справедливо только в стенах класса?
– Почему вы так решили, Маканин? – спросила учительница.
– Инга Петровна, мы не дети… хотя большинство ваших коллег считает иначе. Мы ходим по улицам, мы читаем газеты, пользуемся интернетом, и не только затем, чтобы смотреть порно и бугагашечки… И мы видим, что происходит вокруг. Мы видим, что в нашей стране дела со свободой, правами, законом обстоят совсем не так, как это написано в учебнике обществознания…
– А тебе надо чтоб как в Хохляндии? – подал голос Юрка Вицин. Он не любил сноба-интеллектуала Маканина, и нелюбовь к нему экстраполировал на всех «либерастов»… или наоборот, неприязнь к либеральной интеллигенции перенёс на склонного к фрондированию одноклассника – этого он уже сам не знал…
– Вицин, ваша реплика неконструктивна, – заметила Инга Петровна. – А у вас, Маканин, претензии ко мне, к авторам учебника или к окружающей действительности?
– Ему другой глобус надо! – не унимался Вицин. – Где одни рукопожатые со светлыми лицами. А то в России одни нетолерантные ватники вокруг. И совестливых геев в Гулаг сажают…
– Минуту тишины! – повысила голос Инга Петровна. – Маканин полагает, что учебник содержит некорректные сведения о российской действительности. А Вицин придерживается противоположной точки зрения. Отлично. На следующем уроке каждый из вас выступит с пятиминутным докладом, затем у вас будет десять минут на дискуссию. Для Вицина и Маканина это будет зачёт, если, конечно, они будут достаточно убедительны. Остальные выступят в качестве экспертов. Эксперты тоже могут получить зачёт, но это будет зависеть от их активности и компетентности…
…М-да. Здесь, конечно, никто не станет проводить зачёт в форме диспута. Тот же Вицин: он больше отыгрывал «простого пацанчика с народа», чем являлся таким. На здешнем фоне он выглядел бы интеллигентом. Точнее, интеллигентишкой. Тут словосочетание «социальный анализ» вызывает тихое гыгыканье… причём больше всех изображают весёлость чуханы, которые показывают, какие они крутые и испорченные.
Размышляя о том о сём, Лиза заполняла двойной листок привычными формулировками. Когда прозвенел звонок и «обществознанец» велел сдавать работы, она уже минут пять как закончила.
Буря грянула в пятницу.
В этот день обществознание было третьим уроком. Подойдя к своей парте, за которой она обычно сидела одна – с первого дня между ней и одноклассниками пролегла полоса отчуждения, отчего она не очень-то страдала – Лиза увидела, как там раскладывает вещи незнакомая девчонка.
Новая соседка была небольшого роста, худенькая, с бесцветными волосами, забранными в «конский хвост», и в очках («Наверное, её тут чморят по-чёрному, – подумала Лиза. – Быдлотень очкариков не жалует. Вот щщастьице привалило, с чмошницей стол делить…»). Косметикой девушка не злоупотребляла. То есть не употребляла её совсем. На ней был простой джинсовый костюм; единственная яркая черта – брендовые кроссовки.
– Кто сидел на моём стуле? – осведомилась Лиза.
– О, привет. Так это ты новенькая? – спросила незнакомка.
Судя по голосу, слово «чмо» она знала применительно к другим, но не к себе. В новой соседке не было ничего от забитой омега-самочки.
– Ну, типа того. – Лиза поставила рюкзачок на парту. – Только я тебя что-то раньше не видела.
– А я к родичам уезжала, только сегодня вернулась, – просто ответила девчонка. – Читала, кстати, что о тебе наши тэпэшки в группе класса писали! – она ухмыльнулась.
– И как? Интересно? – немного враждебно поинтересовалась Лиза. Она заглянула в группу класса в первый или второй день учёбы на новом месте, но побыстрее вышла и испытала импульсивное желание помыть руки, глаза и мозги с мылом. Коктейль из инфантилизма, быдлячества и розовых соплей вызывал у неё почти физическую тошноту.
– Ну, если хотя бы половина правды… Ладно. Потом пообщаемся, а то уже лысенький прикатился.
«Лысенький» пришёл вдоль доски, держа в руке пачку исписанных тетрадных листов, встал возле стола и постучал перстнем о его поверхность. Он стучал до тех пор, пока в классе не воцарилась относительная тишина. Лицо учителя выражало мрачную сосредоточенность.
– П’овехил я ваши хаботы, – сказал он. – У половины в головах девственная пустота. Но это не самое худшее.
Он достал из пачки листок, в котором Лиза узнала свою работу.
– Огохчила ты меня, Нист’атова. Очень огохчила. Вп’очем, я всегда знал, что из так называемых элита’ных гимназий выходят люди, насквозь п’опитанные либе’альной за’азой… Тихо! – прикрикнул он, потому что, услышав про «заразу», ученики принялись хихикать и перешёптываться.
– У меня всё правильно! – твёрдо ответила Лиза, стараясь глядеть прямо в карие раскосые глаза «консехватоха». Этому мешали бликующие стёкла очков. – Когда я закончила работу, я сфотографировала её на телефон и дома проверила по учебнику. Даже если бы я списывала, я бы не могла написать лучше…
– Вот оно! – воскликнул «обществознанец». – Вы там настолько хазвхащены, что вам хватает наглости воз’ажать учителю. Учителю! В ста’ые вйемена учителя почитали как отца и не смели ему пейечить! Понятно, откуда у тебя в башке это деймо п’о пйиойитет свободы! Молчать! – это относилось к Лизиным соученикам, которые изощрялись в остроумии, комментируя «дерьмо в башке Нистратихи».
– Это дерьмо из учебника по обществознанию, – почти крикнула Лиза.
– Я сказал – замолкни! (Лиза выкатила глаза и сделала рот буквой «О» от изумления: в гимназии она такого не слышала. Во всяком случае, от учителей.) Это тебе не гимназия! Здесь с вами либехальничать не будут! Пока я здесь, тут тоталитайизм будет!..
– Просрали все полимеры, – вполголоса внятно проговорила Лиза, которая недавно пересматривала этот древний ролик.
Неизвестно, видел ли этот ролик «обществознанец», но ремарка про полимеры достигла его уха и подействовала, как иголка, воткнувшаяся в нежное место. Разгневанный педагог налетел на девушку, как коршун. Разница была только в том, что коршуны не пытаются поразить добычу «кахххтавым» визгом.
– Ты… Ты что себе позволяешь? По’оли тебя мало!.. – орал педагог.
– Ни разу! – весело ответила Лиза. Её потряхивало. Немного от страха (всё-таки противник принадлежал к миру Взрослых, к тому же был Учителем – то есть был тем, кого полагалось слушать и покорно махать гривой), и немного от азарта. – То есть меня вообще ни разу не пороли. А вас? Вас часто пороли? У вас остались шрамы на мягком месте? Вы любите спанкинг?
– Вон пошла нахъйен из класса, твай! – взревел «обществознанец». – Бегом отсюда, а то я тебя за космы вытащу!
– Не советую, – сказала Лиза. Похолодевшие пальчики стиснули «паркер» (подарок папочки на семнадцатилетие), и она подумала, что, если этот картавый визгун прикоснётся к ней, она воткнёт ручку ему… ну, куда достанет, туда и воткнёт. Кажется, «обществознанец» увидел в глазах ученицы что-то нехорошее, потому что внезапно замолчал и подался на полшага назад. Лиза выждала пару ударов сердца, поднялась, сгребла вещи в рюкзак и не спеша, расхлябанной походкой, вышла из класса.
В рекреации было пусто, гулко и пахло пылью. Лиза прошла к подоконнику вскарабкалась на него с ногами и некоторое время сидела, усмехаясь непонятно чему. Потом достала из рюкзачка пачку сигарет, щелчком выбила одну, чиркнула зажигалкой и затянулась.
Она не была никотиновой наркоманкой, которой нужно закинуть дозу божественного алкалоида, чтобы справиться со стрессом. Она давно начала покуривать, но больше из любопытства, и не находила никакого кайфа в том, чтобы втягивать в себя едкий дым. Сейчас она курила, чтобы подчеркнуть своё наплевательское отношение ко всем школьным правилам.
Но в этот раз дым особенно мерзко драл горло. Лиза не по-девичьи выругалась, затолкала недокуренную сигарету в пачку, смяла всё и отшвырнула.
Скрипнула дверь. Лиза обернулась и увидела, что из класса, который только что покинула она, выходит её новая соседка по парте.
– Давно не виделись! – сказала она, подходя к окну. – Ну и накурила ты, подруга! – добавила она, демонстративно разгоняя рукой дым. – Удивляюсь, как в классе не почуяли.
– Угостить сигареткой? – спросила Лиза.
– Не курю.
– А я вот тоже. Бросила. Вот только что. А тебя, что, послали позвать меня вернуться?
– Да нет. – Девчонка подпрыгнула и умостила тощую задницу на подоконнике, в нескольких сантиметрах от ранта Лизиных гриндеров. – Он меня тоже выпер.
– Тебя-то за что?
– За толстый троллинг, – осклабилась девчонка. – После того, как ты ушла, на него снизошёл Дух Большого Глухаря. Ну, ты знаешь, наверное, что глухари, когда токуют, ничего вокруг не слышат…
– Знаю, знаю. Читала в детстве «Лес» Бианки.
Лиза разделила эти слова небольшой цезурой. Собеседница оценила каламбур, фыркнула и продолжала:
– Ну, вот, а лысенького понесло. «Либехальная захаза, тхадиционные ценности»… – пискляво скартавила она, – в общем, даёшь правильное воспитание по домострою. А меня тоже разобрало, я и говорю: «Не сомневаюсь, что своих пятерых детей вы воспитываете правильно». Тут он взбеленился и выпер меня. Я ж наступила на его самую больную мозоль. Лысенький, – она ухмылялась, как будто рассказывала похабный, но ужасно забавный анекдот, – он ведь до сих пор живёт с мамочкой, прикинь! И детей у него нет…
– Мамочка ему не даёт? – спросила Лиза.
– Может, мамочка ему и даёт, а так… Насколько я знаю, он вечный холостяк. Ни разу не слышала, чтобы у него был романчик или что-то вроде того.
– Гомик, что ли? – осведомилась Лиза.
– Может быть, – не стала возражать девчонка. – Людмила.
– Елизавета.
(«Лизкой я ещё успею стать!»)
– И что теперь с нами будет? – спросила Лиза.
– Не знаю, что с нами, а ему точно пиздец, – спокойно сказала Людмила. – Потому что я его выступление записала и уже выложила в сеть. – Она помахала телефоном. – О, уже пятнадцать человек откомментили. Мы звёзды. И наш дурачок тоже…
На перемене Людмила познакомила Лизу со своими подругами – двумя девчонками из параллельного класса: пухленькой темноволосой Наташей, в джинсах и олимпийке, и рыжей бледной Юлией в дамском деловом костюме. Лиза видела их несколько раз, иногда им даже доводилось переброситься парой слов, но не более того.
В столовой девушки сели вчетвером за один столик и пересмотрели Людмилину запись.
– А я про тебя слышала, подруга, – говорила Наташа. – Ты ещё в первый день Русика слегка опустила. Было такое?
– Просто сказала, что он меня не возбуждает. А что ещё сказать?
– Ты должна была дать ему потискать себя и пищать «Ну Рууусик, ну отстааань, ну чё ты как эээтот, ну я нитакаааая!» – протянула Юлия самым быдляцким голоском. Девушки похихикали. – Он привык, что все перед ним стелются. Альфач с мыльного завода…
– Все стелются? – с намёком спросила Лиза.
– Мы – нет, – твёрдо ответила Юлия. – Вообще, знаешь, Лизок… если хочешь не иметь проблем, советую держаться нас. Не-е, я не угрожаю, ты что? Мы ж не гопотень какая-то! Как раз наоборот. Народец тут… – она выразительно сморщилась, – ну, наверное, сама уже поняла. Пролетарский район, вот это вот всё. Мальчики – такие, что любая, глядя на них, станет лесбиянкой. Нет, мы не лесбы, – поспешила добавить она, видя, как Лизины брови поползли кверху. – Извини, если что, сексуальная ориентация – это личное дело каждого, я знаю тут нескольких, сама увидишь. Но мы – вполне гетеро. Только все отношения – за пределами этого гадюшника. А другие девки в нашей параллели… без слёз не взглянешь! Одни всего боятся, дом-школа-дом, а дома из-за компа не вылезают, другие шалавы, третьи страшные, как биологическая война… Ну, ещё пара ботаничек, которые уже знают, о чём будут докторскую писать. (Лиза хмыкнула про себя, отметив, что её поверхностные оценки местного населения удивительно совпали со словами рыжей.) А ты нормальная, и это сразу видно.
Девушки мило проболтали всю перемену и половину следующего урока, а потом решили продолжить общение в нормальном кафе, куда и отправились. Людмила то и дело залезала в интернет с телефона и зачитывала особо интересные комменты к сегодняшнему видео.
– У вас в «Эврике», наверное, такого не бывало, – сказала Юлия.
– Всякое бывало, но такого – точно нет, – ответила Лиза. – Такое ебанько туда бы на пушечный выстрел не подпустили.
– Ну вот, а у нас он – без пяти минут завуч. – говорила Людмила. – Да ты не дёргайся, подруга…
– …А я не дёргаюсь!..
– …после этого его не уволят, но он точно присмиреет. Герой Интернета, блин! У нашего видосика уже под сотню килопросмотров.
– Ни фига себе! – воскликнула Наташа. – Откуда?
– А я его своему эмче кинула, а он на «Медузу» повесил.
– Куда? – спросила Лиза.
– «Медуза» – это сайт. Интернет-газета. Там любят такие хайповые видосики…
…Хайповый видосик не обошёлся без последствий. Скоро Лизе позвонила мать, которой, в свою очередь, позвонила директриса и нажаловалась, будто Лиза «сорвала урок и устроила недопустимое безобразие». Недопустимая безобразница рассказала, как всё было на самом деле, и, чувствуя в голосе родительницы недоверие, отправила ссылку на видео. Через несколько минут мать позвонила снова – уже в другом настроении. Она жаждала крови «этого нациста, который возомнил себя надзирателем в концлагере».
Три новые подруги, одна из которых была соучастницей, с интересом наблюдали за этими переговорами.
Скандал утих нескоро. Было несколько бурных разбирательств в директорском кабинете, с криками, воззваниями к совести и хватанием за сердце. Директриса просила «не полоскать честное имя школы в газетах». Лизина мать грозила судом. «Обществознанец» старался не встречаться глазами ни с ней, ни с Лизой, но по нему было видно, что он с удовольствием бы сжёг обеих на костре, а рядом поджарил бы Людмилу. Несдержанный педагог прославился в считанные дни. Он стал героем нескольких малопристойных фотожаб, которые разошлись по соцсетям, он устал отбрёхиваться от журналистов, которые регулярно звонили ему на мобильный, и от такой жизни всерьёз готов был бежать из школы куда глаза глядят. Но потом, к счастью для «консехватоха», где-то на Дальнем Востоке разбился военный самолёт, где-то взорвалось полдома, и о забавном скандале в одной из московских школ стали забывать.
В итоге был подписан негласный мирный договор, в котором стороны признавали статус-кво. А большего Лизе и не надо было.
Жизнь в новой школе постепенно налаживалась. После инцидента с «обществознанцем» учителя испытывали к Лизе сложные чувства: она раздражала их самим фактом своего существования, хотя и была светлым пятном на фоне большинства учеников, которым ставили оценки по принципу «три пишем, два в уме». «Обществознанец» старался не замечать её. Отношения, похожие на доброжелательные, у неё сложились с преподавательницей физики, хотя к этой науке Лиза не питала большой любви.
Отношения с одноклассниками установились именно такие, как ей хотелось. То есть никакие. Парни пытались к ней подкатывать, но, прекратили эти попытки, встретив обидное безразличие: Лиза быстро усвоила, что вежливый игнор отбивает охоту общаться быстрее, чем показное презрение или ярко выраженная неприязнь. У одноклассниц она заработала репутацию «суки» и «одной из этих сук», как именовали её новую компанию.
А «эти суки» были незаурядными девушками, и Лиза не нарадовалась, что судьба свела её с такими интересными личностями. Пухленькая темноволосая Наташа увлекалась химией, историей и тем, что она сама насмешливо называла «ебизнес». У неё были несколько самодельных сайтов, с десяток сообществ и туча ботов в разных социальных сетях, с помощью которых она «торговала воздухом».
– Я могу уйти в ебизнес и буду свободно иметь в месяц двести штук, – говорила она. – Но я пока не решила, нужно ли это мне.
Рыжая яркая Юлия, которую подруги звали Юльчина, собиралась поступать на юрфак, чтобы продолжить семейную традицию и работать в МВД, как родители, дядя и оба деда. Она не хотела начинать карьеру в кабинете и заранее готовила себя к оперативной работе, занималась стрельбой из пневматики и боевым самбо.
А худенькая Людмила, которая подарила Лизе «пятнадцать минут славы», была писательницей. Настоящей! Она не кропала сладенькие девочковые стишки и слэш-яойные фанфики по Гарри Поттеру, а сочиняла брутальные детективы с интригами, экшном и кровищей. Два её романа, которые она опубликовала под мужским псевдонимом, продавались в виде электронных книг и имели успех. У её произведений даже было что-то вроде фан-клуба. Она со смехом рассказывала, что встречала на тематических форумах «бывших сокурсников и сослуживцев» «отставного капитана СОБРа Виктора Гареева». Так звали её литературного альтер-эго, столь же реального, как Козьма Прутков и Ричард Бахман.
Конечно, этим девушкам гоповатые мачо местного разлива были неинтересны.
Между тем зима неохотно, но всё-таки уступила место весне. Отправились в ссылку шубы и пуховики, родители перестали терроризировать своих чад бессмысленными и беспощадными требованиями «надеть шапку, а то последние мозги отморозишь». Когда установилось настоящее тепло, четыре эксцентричные юные интеллектуалки освоили новое место для времяпрепровождения – крышу двадцатидвухэтажной башни, где жила Людмила. Она раздобыла копию ключа от чердака, и раз в несколько дней девушки осторожно выбирались на крышу и наслаждались безлюдьем посреди города. Они поднимались туда и днём, и ночью, и ранним утром, когда солнце только показывалось над горизонтом. Во все стороны уходили крыши, похожие на шизофренический «тетрис», то тут, то там торчали трубы – длинные, полосатые, или широкие параболические чушки, похожие на шахматные ладьи. Массив крыш рассекали шоссе, а на севере в них решительно врезалось серое, зеленеющее с каждым днём пятно лесопарка. Крыша – не самое подходящее место для пикников, особенно в конце марта и в начале апреля, но девушки притаскивали туда пенопластовые коврики и проводили по несколько часов – болтали, попивали винишко, смотрели фильмы с ноутбука, фотографировались, опасно замерев над пропастью, на фоне уходящего за горизонт города.
Там же и произошло событие, изменившее жизнь нескольких человек.
Накануне у Лизы случилось очередное столкновение с Русиком. Нельзя то чтобы тот страдал от неразделённой любви – просто статус местечкового альфа-самчика не позволял терпеть отказ от тёлки. Для пацана не существует слова «нет», пацан берёт то, что ему надо, иначе он не пацан, за грубость надо наказывать по-жёсткому – эти максимы школьный мачо усвоил ещё до того, как у него случилась первая поллюция. В своих мечтах, где Русик видел себя безбашенным отморозком, он отодрал охреневшую сучку во все отверстия, но проделывать это в реальности не решался. Поэтому он ограничивался словечками, брошенными мимоходом в спину (или в лицо), и милыми знаками внимания – такими, как загородить ногой проход между партами. Словечки Лиза пропускала мимо ушей, а, когда Русик загородил ей дорогу, пожала плечами, влезла на парты соседнего ряда и прошлась по чужим книжкам и тетрадкам.
Но однажды он зашёл дальше обычного, и было ошибкой. Реакция Лизы на чужую пятерню у себя под юбкой был удар «пяткой ладони» в нос: Юлия поднатаскала своих подруг в искусстве спортивного мордобоя. Нос хрустнул, кровь брызнула на толстовку несостоявшегося альфача и Лизину блузку. Русик гнусаво замычал и уже готов был не шутя наброситься на свою жертву, но двое его приятелей удержали его.
– Тихо, братан, тихо… западло об тёлку мараться… Ей уже не жить…
– Тебе пиздос, поняла? – гнусаво прорыдал Русик.
– Она ещё ничего не поняла. Она скоро поймёт, – успокаивал обиженного вожака верный бета-самец.
– Сопли утрите, цыпочки, – сказала Лиза, надеясь, что враги не видят, как её трясёт.
В тот день больше никаких сюрпризов не было, но Лиза понимала, что Русик это дело так не оставит. Сломанный нос – это не пара резких слов, которые никто толком не расслышал. За такое подают в суд по уголовной статье, но мамкин блатарь, конечно, будет мстить по-своему.
Это произошло в пятницу, а в субботу они вчетвером отправились на крышу играть в волейбол.
Они не запирали люк. И, услышав шаги за надстройкой над лифтом, Юля досадливо поморщилась: ну вот, кто-то настучал коммунальщикам… хорошо, если не ментам. Конечно, они ничего не нарушают, можно будет сказать, что замка не было, но всё равно такие разборки никому не нужны.
Из-за надстройки вышли пятеро. То есть пятого можно было не считать, это был пацанёнок лет двенадцати. Остальные – Русик, двое Лизиных одноклассников, которые постоянно отирались с ним, и ещё один одноклассник Юли и Наташи.
– Не дёргаться. А то с крыши полетите, – сказала Русик. Гнусавый прононс, который потсаны считают признаком крутизны, в свете последних событий усилился до комического уровня. Но на высоте семидесяти метров его слова звучали совсем не смешно.
– Чё надо? – спросила Юля.
– А ты вообще рот закрой. Откроешь, когда скажут. Щас вот эта, – он ткнул пальцем в сторону Лизы, – у всех нас у по разику отсосёт. А вы позырите. Можете тоже отсосать, хули нет. Потом обоссыте её и свободны. Кто полсловечка вякнет, найдём и язык вырвем. Ну чо, давай, Эврика-хуеврика…
Лиза почувствовала, как у неё резко ослабли ноги. Она сунула мигом ставшую ватной руку в карман, где лежал складной ножик. «Надо бить не сильно, а резко, – вспомнила она Юлькины уроки. – Какой там „резко“, мамочки, я же сейчас описаюсь…»
– А можно повторить? – послышался голос Наташи.
– Чё те повторить, овца ебаная? – почти по-доброму спросил парень.
– Кто кому будет сосать. И кто кого с крыши сбросит.
– Да тебя первой и сбросим, пизды кусок, если будешь тут вонять, поняла?
– Поняла. А ты в курсе, что ты только что стал героем интернета?
– Чё? Ты чё там лепечешь, убогая?
– Я веду видеотрансляцию. – Лиза увидела, что Наташа держит перед собой телефон. – Ваши рожи увидели во всём мире. И то, что ты тут лепечешь, тоже услышали.
– Ты запись сделала? Бля, я обосрался от страха, мать твою! Я твой телефон тебе в очко засуну, поняла? Дай сюда!
– Рус, оставь её нахер! – крикнул один из одноклассников Лизы и обиженного Русика. – Оставь её, говорю! Она реально ведёт трансляцию! Мы, бля, в прямом эфире! Есть такая приблуда в интернетах, реально!
– Чё? – Русик обернулся.
– Твой дружок умнее тебя, – заговорила Лиза. – Вас видят сотни людей в интернете. И кое-кто уже вызвал полицию…
– Да, тут спрашивают, где это, – подтвердила Наташа и спокойно продиктовала адрес.
– Если с нами что-то случится, – подала голос Юля, – вы все сядете. Вы уже заточкованы. Сядете надолго.
– Она не пиздит, реально! – в голосе парня, который кричал «мы в прямом эфире», звучали слёзы. – Пацаны, валим отсюда! Девчонки, ну простите, мы пошутили! Русик, ну не тормози, валим же!
– И побыстрее, пожалуйста, – сказала Наташа.
Незваные гости покинули крышу в беспорядке. Правда, неугомонный Русик на прощание обернулся и крикнул:
– Я тебя ещё найду, сука, готовься! Те’е не жить!
– О-оу. Какие страсти. Кажется, это всё серьёзно, – проговорила Наташа. – Дамы и господа, спасибо всем, кто смотрел наше реалити шоу «На крыше с обезьянками». При съёмках ни одно животное не пострадало. Буду держать вас в курсе дела. До новых встреч.
– Ф-фух!.. – выдохнула Юля и добавила длинную сложную фразу. – Лиза, ты ничего не хочешь нам рассказать?..
– …Он этого так не оставит, – уверенно заявила она, когда Лиза пересказала вчерашнюю историю. Остальные покивали. – И теперь эти гондоны захотят всех нас прессануть.
– Да. Поэтому надо нанести упреждающий удар, – заявила Людмила.
– Да что ты говоришь! Есть идеи?
– Есть. Для начала нужен тональный крем и парик.
…«Сладкая ловушка» готовилась долго и на высоком профессиональном уровне. Людмила, которая из всех четверых была самой неприметной, выступала в роли «есть одна тян». Её отфотографировали пару сотен раз, в разных позах и в разных нарядах – от пуховика с угги до слоя масла. Общее у этих фото было одно: нигде толком не было видно лица. Лицо везде закрывали гигантские очки, «случайно» выбившаяся прядка парика, изящно приподнятое плечико, козырёк бейсболки, букет цветов.
– На рожу он всё равно не будет смотреть, – посмеивалась модель, когда Наташа фотографировала её, целомудренно прикрывающую соски пальчиками.
Модель прифотошопили к разным пейзажам. Через три дня упорной работы появилась на свет Аня «Tango-Mango» Кляксина, шестнадцати лет, любящая гулять, путешествовать, встречать рассвет на море, свою собаку, кататься на гироскутере и ходить в кино, фанатка сериалов «Интерны», «Ольга» и «Кадетство», а вообще разнообразных «интересов» у неё было полсотни. Она играла в «Весёлую ферму», у неё было двести френдов, дюжина няшных и мимимишных подарков, несколько сотен аудиозаписей и сотня видеороликов, а ещё – полтораста фото в двадцати альбомах. Правда, записей на стене было мало, но всё объясняла закреплённая запись: «ЭТО МОЯ НОВАЯ СТРАНИЧКА, МОЙ СТАРЫЙ ПРОФИЛЬ ХАКНУЛИ ((((ДОБАВЛЯЙТЕСЬ! ВСЕХ ЛЮБЛЮ!!!!!!» В графе «семейное положение» стояло кокетливое «не замужем».
Тому, кто зашёл бы на её страничку, трудно было бы вообразить, что эта активная, весёлая, живая девчонка никогда не существовала.
– Жить тебе, подруга, месяца полтора, – приговаривала Юлия. – Это будет твоя последняя любовь.
– Клюнуло, – сказала она через неделю: на днях Аня Кляксина лайкнула пару фоток Русика, и уже вечером того же дня между ними завязалась многообещающая переписка, и вот альфа-пацанчик попросил «прислать фоты каторых нету вкантакте нуты панимешь».
– Ты панимешь? – хихикала Лиза. – Людок, кажется, пора послать ему сиськи.
– Рано ещё, – говорила специалистка по ебизнесу.
Полноценный секстинг начался через неделю. На деревьях зеленели молодые листочки, а в душе Русика буйно цвели гормоны. Усмирение бешеных тёлок было отложено на неопределённое время. Аня Кляксина, поломавшись для приличия, согласилась «показать киску» и даже проделала некоторые манипуляции. Правда, из скромности она не включала веб-камеру, а отправляла своему обожателю видеоролики. Реакция жертвы была «ТЫ SUPERRR!!!!!!», после чего он не отказался прислать и некоторые свои откровенные фото.
Он был бы более сдержанным, если бы знал, что у него давно существует аккаунт на сайте знакомств ЛГБТ, и «Русико ЛюблюПожёстче» ведёт откровенную переписку с тремя активными педерастами среднего возраста.
Наконец настал вечер «X», когда Аня Кляксина назначила одуревшему от гормонов парню свидание в уединённой беседке в парке. Туда же «Русико ЛюблюПожёстче» пригласил крепкого сорокалетнего бизнесмена южного происхождения, которому накануне намекнул, что любит баловаться с анальными шариками.
Накануне четыре заговорщицы обследовали место свидания. Оно было достаточно уединённым, чтобы распалённый гей начал лапать ничего не подозревающего пацанчика. Реакция Русика будет, скорее всего, кулачная, на что его «возлюбленный», обманутый в своих ожиданиях, ответит тем же… Жаль, увидеть это своими глазами не получится: местность не подходила для наружного наблюдения. Оставалось положиться на удачу и на горячность любителя мальчиков.
В ту ночь Лиза спала беспокойнее, чем перед экзаменом. Равно как и прочие участницы заговора. Под утро она заснула и была разбужена звонком Юли.
– Спишь? – с весёлой ядовитостью поинтересовалась та.
– Ну типа да. А что?
– Наталка сказала – встречаемся на скамейке, возле её подъезда. Всё супер.
– Он, значит…
– Говорю тебе, всё супер! Не по телефону же!
К месту встречи Лиза прибежала последняя. Три заговорщицы уже ждали её и подпрыгивали от нетерпения.
– Девочки, это нечто! – восторженно выдохнула Наташа, открывая на айфоне сайт криминальных новостей.
– При попытке вооружённого ограбления задержан ученик выпускного класса одной из школ столицы, – дежурно-озабоченным голосом вещал диктор. – Злоумышленник назначил свидание представителю сексуальных меньшинств. Местом встречи избрали парк. Когда мужчина прибыл в указанное место, юный грабитель спровоцировал ссору и нанёс потерпевшему несколько ударов руками и ногами, а затем ударил имевшемся при себе ножом и потребовал отдать ценные вещи. Однако потерпевший сумел оказать сопротивление. Полицейские, патрулировавшие парк, услышали крики о помощи и задержали злоумышленника, который попытался скрыться.
На экране грузный полицейский подводил к объективу взлохмаченного Лизиного одноклассника. Переносицу и лоб «злоумышленника» украшали ссадины, левый глаз был подбит, а общий вид вызывал скорее жалость. Затем кадр сменился. На экране появился следователь – бритоголовый, с короткой рыжей бородкой, при галстуке и в очках.
– Задержанный утверждает, будто не имел умысла на ограбление и нанесение телесных повреждений потерпевшему, – говорил он. – С его слов, он должен был встретиться с девушкой, с которой познакомился в социальной сети интернет, а потерпевший сделал ему оскорбительное предложение… Конкретно – предложил вступить в половую связь. Данная версия также будет нами проверена, хотя, по моему мнению, она представляет собой попытку задержанного выгородить себя.
Кадр снова сменился – теперь показывали профиль «Русико ЛюблюПожёстче». Некоторые фото были целомудренно замазаны.
– Следствие проверит задержанного на причастность к другим преступлениям аналогичного характера, – говорил диктор. – Полиция обращается к гражданам с призывом быть осторожнее при знакомстве в социальных сетях.
Досмотрев сюжет до конца, заговорщицы дружно издали восторженный вопль, который сделал бы честь оргазмирующему самцу гориллы.
На третьем этаже распахнулось окно.
– Девочки, ну что за безобразие, как вам не стыдно, орёте, как оглашенные, хулиганство какое, я сейчас милицию вызову! – заскрипел старческий голос.
– Всё нормуль, бабуль! – со смехом ответила Юлия.
– Какая я тебе бабуля, совсем стыд потеряли, идите домой и там горлопаньте… – не унималась пожилая блюстительница тишины.
– Воображаю, какой шухер завтра будет в школе, – мечтательно улыбнулась Юлия.