На балу у демонов. Бал теней (Натали Якобсон)

Бал теней

Яркий свет молнии на миг осветил замок на холме, прекрасный, величественный, полный мрачного волшебства и тайн. Сколько ужасного было в нем, сколько кошмаров, поселившихся там, превращало его сказочную красоту в воплощение зла.

Сбежав вниз по узкой каменной лестнице, Эмили вновь очутилась в огромной зале, погруженной в глубокую темноту. Лишь свет молнии и мерцание бра кидали отблески таинственного света на ее прекрасное лицо. Казалось, что сама ночь, покровительствующая этому миру кошмаров, смеялась над ее неистовым страхом и жутким испугом. Она быстро осмотрелась вокруг. В ее сердце была только тревога. Взгляд, метавшийся из стороны в сторону в порывах страха, ничего не замечал. Но опасность была где-то рядом. Каждый шорох заставлял ее вздрагивать, словно лань, почувствовавшую погоню тех, кто охотится за ее жизнью. Какой-то звук раздался за ее спиной, и она, встревоженная, обернулась, но сзади не было ничего, кроме одной зловещей темноты и неистовой дрожи ее собственного сердца, передававшегося ей самой, заставляя тревожно зашуршать и встрепенуться пышные юбки ее белого бального платья и длинные вьющиеся пряди ее светлых волос, выбивавшихся из изящной прически.

Она боялась, что они снова вернутся, появятся прямо из этой пустоты, как призраки, чтобы уничтожить ее раз и навсегда. Она думала, что заслужила их месть. Ведь он дал ей этот черный дар, а она предала его смерти вот уже во второй раз. Как мгновенные вспышки молнии в ее памяти мелькали картины из недалекого прошлого. Теперь они казались ей всего лишь сном. Однако они были самой реальностью, как и блики сверкающих молний. Они исчезали, как молнии, не оставляя после себя ничего, кроме гнетущей тишины, готовящей новый взрыв мрачного света. Никогда не исчезнет из ее памяти картина того, как она входит в залу, сверкая своей красотой в ярком свете свечей и торжестве бала. Толпа расступается перед ней, к ней подходит он, и она танцует с ним. Ее пугают его огненные глаза, а потом она отчаянно пытается вырваться из круга мертвецов или самих исчадий ада. Ей кажется невозможным убежать от собственной смерти. До сих пор в ее ушах стоял раскат самого ужаса, ее безумный крик боли и страха. Она вырвалась из их толпы и побежала прочь, но ужас вспыхнул в ее голубых глазах, когда он преградил ей выход из залы. Тогда в порыве страха она схватила тот сверкающий кинжал и вонзила его в его сердце. До сих пор его алая кровь светилась болью в ее глазах.

Вдруг диким шепотом грозы в самой тишине прозвучало:

– Эмили, Эмили, Эмили!

Эмили тревожно осмотрелась по сторонам, в ее испуганных глазах теперь блестели слезы, но почему, могла ли она признаться себе в этом.

Вдруг темная фигура появилась за ее спиной, и когтистые лапы коснулись ее обнаженных плеч. Она обернулась, снова никого. Может быть, опасность осталась позади, а, может быть, уже подкрадывалась к ней.

Внезапно все свечи вокруг вспыхнули ярким огнем, наполняя огромную залу теплым светом.

– Эмили, – прозвучало за ее спиной, и она обернулась. Ее страх мгновенно прошел, когда она увидела такое знакомое и прекрасное лицо молодого человека, стоявшего перед ней.

– Я не могу больше переносить это, – произнесла она, и ее испуганный голос звонким эхом отдался в тишине огромной залы, – я не хочу больше жить в этой мрачной сказке.

– Ты не хочешь видеть правды, Эмили, – попытался возразить он.

– Нет, не я, ты не видишь ее, – вырвалось у красавицы, – да, ты спас мою жизнь, но ты же увлек меня в ад на земле. Ты вырвал меня из рук моей мечты, словно чудовище из сказки, ты кинул меня в мир тайн, а теперь ты сомневаешься, разумно ли поступил или просто в тебе, наконец-то, проснулась жалость. Но ведь такие создания, как ты, не способны испытывать ни любви, ни жалости.

– Ты не права, Эмили, – возразил он, – я пытался победить тьму, я хотел дать тебе то счастье, в котором тебе отказал этот мир.

– Нет, я больше не останусь здесь, в этом синем аду, – на этот раз более, чем решительно сказала она. – Я хочу спасти свою жизнь, свою душу. Сегодня же я уезжаю с тобой или без тебя.

Ее обвиняющий голос звонко раздавался в мертвой тишине. Он, сам не желая того, отвернулся от нее. Его глаза, налившиеся кровью и огнем, стали коварными и зловещими, благородное и прекрасное лицо исказила гримаса. Боль пронзила его тело, и всепобеждающая жажда крови овладевала им, но еще сильнее была боль его сердца, где жила любовь к светлому ангелу.

– Что с тобой? – вырвалось у Эмили.

Даже ее голос, такой красивый и настолько любимый им, не мог прекратить его мучения, но он мог победить силу тьмы, завладевавшую его рассудком.

Она взглянула на него, но что же происходило с ним. Его длинные каштановые волосы шелковистым покровом падали ему на плечи, он был бледен, как сама смерть, и даже его красота не могла скрыть мук, исказивших его лицо. Он вскрикнул, схватившись за себя рукой.

– Прости меня, Эмили, – прошептал он. – Более я не вечен.

Он поднял кинжал и вонзил его в себя. Его тело упало на мраморный пол, но она невольно подбежала к нему, то, что было в ее душе, оказалось сильнее страха, любовь осталось непобедимой, и она склонилась перед ним, он еще был жив.

– Прости меня, Эмили, – повторил он.

– Нет, – она упала на колени рядом с ним, и ее голубые глаза были полны слез.

– Не умирай, – прошептала она, проводя рукой по его мягким как шелк волосам и глядя взглядом, полным боли, в его молодое и красивое лицо, на котором уже лежал отпечаток смерти.

Он умирал, но его губы трепетно шевельнулись, и его дрожащая рука провела по ее прекрасному лицу.

– Не плачь, Эмили, – прошептал он, – моя смерть не стоит твоих слез, возьми это и беги. Скорее беги отсюда, ты сможешь уйти, только не смотри им в глаза, в них скрывается сила смерти.

Он вложил в ее дрожащую руку золотой крестик, золото засияло в свете колдовской ночи.

– Я освобождаю тебя от нашего проклятия, любовь моя, Эмили, – произнес он, и ее имя каким-то волшебным звуком отдалось в магической тишине в миге его смерти. Она невольно заплакала, но это уже было бесполезно, бессмысленно было прижимать к себе холодный труп и то прекрасное лицо, которое она когда-то так любила, надо было спасать свою жизнь, хотя с его гибелью сама смерть звала ее с собой.

Она выбежала из светлой залы, где когда-то светилась радость бала, но теперь царили только покой и тишина. В темноте вечного мрака и зла сияла ее светлая красота, красота прекрасного ангела. Вдруг она застыла на месте. В просвете каменной лестницы, стоял он, тот, кто вот уже дважды был мертвецом и воскрес в своей дьявольской красоте. Она посмотрела в его огненные глаза. Цепочка золотого крестика выскользнула из ее руки и ударилась о каменный пол, а она, сама не желая того, подошла к нему, но его холодный взгляд не выражал ничего, кроме скрытой в нем боли.

– Прости меня, мой светлый ангел, – прошептал он, и острые зубы вампира впились в шею светловолосой красавицы. Так они упали на холодные ступени каменной лестницы, красавица и вампир, и сама ночь приняла их в свои объятия, объятия вечно царствующего здесь, мрачного, но непостижимого и волшебного колдовства.