Глава 3
Да, разница между союзным и английским чемпионатами чувствуется. Особенно отбитыми ногами. Если в чемпионате СССР практически у каждой команды имеется собственный стиль, какая-то изюминка, то у англичан с этим просто беда. Советские команды больше играют в пас, активно используют домашние заготовки, в общем, практикуют комбинационный, остроатакующий футбол. Англичане более, что ли, консервативны. По итогам тех матчей, в которых мне довелось участвовать, сложилось впечатление, что английские клубы, кроме навесов и ударов по воротам из всех позиций, больше ничего не умеют. Как и мой «Челси», в общем-то. Но чего у них не отнять – всё это доведено до такого автоматизма, что практически каждый третий навес заканчивается либо голом, либо опасным ударом по воротам.
Ну и, конечно, борьба. Борьба на каждом участке поля на протяжении всех 90 минут. Что уж скрывать, в Союзе случалось, что с командами из нижней части таблицы часто играли просто на классе. В Англии такое просто невозможно. Команда, занимающая последнее место, бьётся с лидером так, словно играет в финале Лиги чемпионов.
В борьбе стыки кость в кость обычное дело. Причём, по-моему, болельщики просто с ума сходили от того, что ты, получив по ногам, вставал и показывал всем своим видом, что тебе не больно и вообще соперник бьёт тебя, как девчонка. Валяться на газоне и показывать, будто тебе больно, здесь было не принято, тебя освистают свои же болельщики. Сумасшедший дом какой-то. Мне, как иностранцу, да и вообще как техничному игроку, доставалось по самое не хочу. Нет, наверное, я неправильно выразился. Бить по ногам принимались защитники ещё до того, как я получал мяч, словно доказывая свою лихость, стелились в подкатах, пытаясь выбить мяч желательно с моими ногами.
И вот здесь-то я вспомнил несравненного француза Эрика Кантона. Тот, перейдя в «Манчестер Юнайтед» и столкнувшись со столь жёсткой игрой, принялся делать следующее… Увидев, что к нему сзади подкатывается игрок с намерением оторвать конечности, Кантона подпрыгивал и приземлялся на ногу соперника. Как говорится, с волками жить…
Я решил воспользоваться его опытом и в первом тайме ближайшей же игры повторил этот трюк. Не обращая внимания на вскрик футболиста, от перелома ноги которого спас качественный щиток, я на скорости обошёл центрального защитника и вколотил мяч в ворота. Во втором тайме я повторил этот приём ещё дважды, и, что удивительно, трибуны встретили подобный ход аплодисментами.
А на стадионах я стал замечать самодельные плакаты Prince George, и, как мне сказали игроки, это признак того, что болельщики признали меня за своего. Оказывается, Егора переименовали в Джорджа, так им было привычнее. Однако приятно, чёрт возьми…
Впрочем, не обходилось и без проблем. Например, на одной из двухсторонок между мной и защитником команды Роном Харрисом произошёл небольшой конфликт, едва не переросший в потасовку. Рон сыграл грубовато, я ответил тем же, защитнику это не понравилось, и в итоге пришлось вмешаться Томми Дохерти и другим игрокам. Впрочем, в раздевалке Рон первый ко мне подошёл и протянул руку, признав, что был не прав. Я мысленно выдохнул с облегчением, а то уже настраивал себя на «холодную войну», и далеко не факт, что остальные приняли бы мою сторону.
Вечером в четверг, как и обещал Мику, я появился в клубе Crawdaddy. Накануне, правда, отзвонился Федулову, перед которым отчитывался по телефону каждую неделю. О той драке у клуба я ему не рассказывал, просто объяснил, что познакомился с молодым музыкантом, который пригласил меня на свой концерт.
– Егор, а обязательно ходить по злачным местам? – спросил консульский работник. – Это же чревато… м-м-м… последствиями.
– Леонид Ильич, не стоит волноваться, я вполне взрослый, сознательный комсомолец и не поддамся на провокации. А вот все клубы вы зря причёсываете под одну гребёнку, среди них есть и вполне приличные. И вроде бы этот Crawdaddy как раз из них.
– Откуда такие сведения, от этого музыканта? Ну они вам ещё и не такого наговорят… Учтите, каждое ваше действие рассматривается под микроскопом… где надо, ну, вы понимаете.
– Понимаю, Леонид Ильич, и потому глупостей не наделаю. Спасибо за доверие!
Найти заведение, где проходил концерт, проблем не составило, оказалось, что это на самом деле паб, а клубом называлась задняя комната заведения, служившая по вторникам джаз-клубом, по четвергам – рок-н-ролльным клубом и так далее.
Роллинги на небольшой сцене в зальчике, куда натолкался народ и где дым стоял коромыслом, появились в четверть восьмого. Все в одинаковых костюмчиках, подобный стиль в это время, похоже, был в ходу. Те же Битлы тоже любили приодеться одинаково, The Animals, The Zombies… Разве что The Who стояли особняком, и то не факт.
Лицо Мика всё ещё напоминало о жестоком избиении, даже толстый слой пудры не мог загримировать отливающий желтизной фингал под левым глазом. Кита Ричардса с ритм-гитарой я тоже сразу узнал. Кто там ещё… Ага, за ударной установкой Чарли Уоттс, а рядом с Миком ещё один гитарист – Брайан Джонс. Тот самый, которого в возрасте двадцати семи лет сгубило пристрастие к наркотикам. Но сейчас он был вполне бодр, жарил на гитаре, губной гармошке, вовсю подпевал Джаггеру и частенько вылезал на передний план.
Конечно, пребывать в такой тесноте, будучи зажатым между каким-то хиппи с немытой шевелюрой и лысым здоровяком с бутылкой пива в руке, от которого разительно несло перегаром, удовольствия мало. Но в то же время я понимал, что Роллинги только в начале своего пути к вершине, никто им сразу не даст сцену Ковент-Гарден, так что и поклонникам группы приходилось терпеть некоторые неудобства. Но зато это создавало свой неповторимый колорит и наполняло моё сердце восторгом от осознания того, что я являюсь свидетелем столь исторического момента. Наверняка многие в моём будущем дорого заплатили бы, чтобы оказаться сейчас на моём месте. Но для этого нужно, чтобы их током шарахнуло, и впасть в кому. Не уверен, что многие на подобное согласились бы. А вот меня никто не спрашивал, судьбе было угодно сделать по-своему. И вот я нахожусь здесь, слушаю вживую выступление легендарных рокеров, когда о них особо-то ещё никто и не знает.
Группа играла сегодня вещи со своего первого альбома, который так и назывался – The Rolling Stones. Начали с композиции I Just Want To Make Love To You, затем сыграли Route 66, третьей – Honest I Do… Я догадывался, что их самая знаменитая вещь Satisfaction сегодня не прозвучит, потому что точно помнил, что она войдёт в следующий альбом Out Of Our Heads, вышедший в этом, 1965 году. Почему бы не предложить эту песню Роллингам в качестве своеобразного презента?
Но вдруг вещь уже написана, и они пока её приберегают для следующих концертов, после летнего выпуска грядущего альбома? Как я буду выглядеть в таком свете? Попасть впросак – это ещё самое мягкое выражение. Но можно ведь поступить и хитрее!
Шоу входило в решающую фазу, группа завела народ, и публика орала что-то невразумительное, разве что на сцену не летели пивные бутылки и кружки. Но это скорее от восторга, чем от недовольства. А тут ещё Мик во время паузы между песнями показал пальцем в мою сторону и проорал в микрофон:
– Леди и джентльмены, в этом зале присутствует русский футболист из «Челси» Егор Мэлтсэфф. Недавно он оказал мне большую услугу, давайте его поприветствуем!
Небольшой зальчик взорвался аплодисментами. Лысый бугай, щерясь в бороду редкозубым ртом, так меня пихнул, что я точно улетел бы в стенку, не окажись плотно стиснутым людьми со всех сторон. Пришлось глупо улыбаться и махать руками, мол, спасибо, я с вами и в том же духе.
После концерта я без проблем завалился к Роллингам в гримёрку. Здесь было накурено ничуть не меньше, чем в зале, стоял звон пивных бутылок, а парни, включая продюсера группы Эндрю Олдхэма, живо обсуждали прошедшее шоу.
– О-о, смотрите, это же Егор! – поднялся мне навстречу Мик. – Пиво будешь?
– Хм, пиво… Да ладно, давай, от одной бутылочки ничего ужасного не случится.
– Да и от двух тоже, – хмыкнул Кит, присасываясь к горлышку.
– Парни, я вам уже рассказывал, это тот самый русский, который спас меня от братьев Мерсеров. И кстати, надо бы вернуть им должок, Майкл Филипп Джаггер такого не прощает.
– Надо было тебе сразу заявить в полицию, – отозвался Олдхэм.
– К чертям полицию, такие же уроды, как и эти братцы. Я с ними разберусь по-своему, дай срок…
Похоже, Джаггер готов был разобраться со всем злом мира, правда, только на словах. Что ж, натура творческая, не мне его винить. Может, так оно и лучше, что он только языком молоть мастер, а то, чего доброго, не дожил бы до глубокой старости.
– Кстати, парни, Егор ещё и музыкой занимается, – сменил тему Джаггер. – У себя в Союзе он известный композитор и исполнитель.
– Серьёзно? – удивился Джонс. – Может, исполнишь что-нибудь из своего? Есть что-то на английском? – И он протянул мне акустическую гитару – дредноут Martin-D45.
Винтажная вещь, отличается громким звуком и усиленными басами, была популярна в эпоху, когда усилители и микрофоны ещё только начинали свой путь на сцену.
– Хм, что ж вам такое спеть… А вот, есть одна вещь. В общем, исполнил им Lady In Black от Кена Хенсли из Uriah Heep. Надеюсь, парень взамен этой песни родит хит не хуже. Ну а если не родит… Блин, ненавижу эти душевные терзания!
– А что, талантливо, – резюмировал Ричардс.
– Симпатичная мелодия, – поддержал Мик. – Конечно, не наш стиль, но своего слушателя найдёт.
Тут я должен был слегка зардеться, но что-то не рделось. Вместо этого я отхлебнул пива и заявил:
– Вообще-то у меня есть много разных вещей, не только баллады. Причём много, и я планирую понемногу их собирать в альбомы. А что-то буду предлагать другим исполнителям.
– Эй, парень, а у тебя есть продюсер? – спросил Олдхэм.
– Пока нет, хочешь им стать?
– Почему бы и нет? Если ты действительно настолько талантлив, то я мог бы организовать тебе выступление. У меня в лондонских клубах всё схвачено.
Ещё один любитель побахвалиться. Но в любом случае человек мог быть полезен, учитывая, что в кое-каких заведениях он реально смог бы организовать концерт. Правда, как на это посмотрит Федулов и прочие? Опять же, вдруг Роллинги своего продюсера ко мне заревнуют… Чего голову ломать, будем решать проблемы по мере их поступления.
– Почему бы и нет, Эндрю, я подумаю над твоим предложением.
– Эй, парни, – сменил тему Олдхэм, – я же вам должен за концерт! Вот, держите по десятке.
М-да, десять фунтов на рыло за концерт в прокуренном зале… Негусто, ну ничего, лет через десять их гонорары не будут идти ни в какое сравнение с сегодняшними. Москва тоже не сразу строилась, как пели Никитины… Кстати, неплохая песня, «сочинить» её, что ли, задним числом? В Союз-то всё равно вернусь рано или поздно. Другое дело, что песня аккурат встала в фильм «Москва слезам не верит», а его в это время точно не снимут, даже если я предложу идею. Может, и снимут, но получится совсем не тот, любимый миллионами фильм. Там же в тексте ведь и поётся: «Александра, Александра…» То есть муссируется имя дочери главной героини.
Пока шла раздача слонов я, негромко перебирая струны, вполголоса запел, как бы про себя, но при этом исподволь наблюдая за реакцией окружающих:
I can’t get no satisfaction,
I can’t get no satisfaction,
’Cause I try and I try and I try and I try.
I can’t get no, I can’t get no…
Ага, к середине песни появилась заинтересованность, разговоры замолкли, обратили внимание на меня. А я, увидев такое, стал громче ударять по струнам и добавил экспрессии в голосе. Закончив петь, с непробиваемым выражением на лице сделал из бутылки глоток пива.
– Егор, что это была за песня? – спросил Мик. – Ты придумал?
– Получается так, – кивнул я, внутренне расслабляясь. Видно, Джаггер и Ричардс до её сочинения ещё не дошли. И, похоже, теперь уже не дойдут.
– Кстати, всё думал, кому её предложить… Не хотите исполнить?
Короче говоря, через пятнадцать минут мы снова были на сцене, где быстро подключили все штекеры и усилки, а затем я снова начал её исполнять, уже под аккомпанемент Роллингов. За исключением Мика, который стоял перед сценой рядом с Олдхэмом, изображая слушателей.
В отличие от оригинального выступления группы, где солист просто пел в микрофон, мне пришлось опять вооружиться гитарой, но на этот раз её электрической версией. Пока парни врубятся, что к чему, нужно же кому-то играть ведущую партию. Всего-то пара-тройка аккордов по большому счёту, но ведь главное – как подать! Когда мы прогоняли песню по второму разу и парням удалось не только поймать ритм, но и обозначить вполне приличный аккомпанемент, я выложился на полную, в какой-то момент бросив гитару и принявшись бродить с микрофоном по сцене, насколько позволяли её миниатюрные размеры. Стоявшие чуть ниже Мик и Эндрю притопывали и хлопали в такт.
– Ну как, нормально звучит в оригинале? – вытирая рукавом пиджака вспотевший лоб, спросил я Мика.
– Это то, что надо, как раз в нашем стиле. Ты согласен, Эндрю?
– Точно, думаю, публика заведётся. Вроде слова и музыка непритязательные, но как-то затягивает. Эту вещь можно включить в ваш следующий альбом, Мик.
– Я тогда перепишу текст и ноты, хотя ребята и так эту простенькую мелодию выучили.
– Отлично… Кстати, Егор, где ты так здорово научился говорить по-английски? Ты вроде в Лондон перед Новым годом прилетел…
– Ну так я по условиям контракта два раза в неделю посещаю курсы, видно, хороший ученик.
Я и в самом деле похаживал на занятия, оговоренные по контракту, но откровенно там скучал. Хотя, вернее, больше забавлялся. Уроки были рассчитаны на практически полных дилетантов, я же вполне прилично владел языком, но вынужден был это скрывать, повторяя за педагогом давно известные выражения на языке Шекспира.
В общем, разошлись чуть не за полночь, вполне довольные друг другом и договорившись о дальнейших контактах. А на следующий день всю Англию потрясла новость о смерти Уинстона Черчилля. Похороны бывшего премьер-министра были назначены на 30 января, и по случаю траура все увеселительные и спортивные мероприятия отменили. Понятно, что и нас, игроков «Челси», освободили от тренировок, и мы всей командой ранним утром отправились на прощание с Черчиллем.
Похоже, у Вестминстерского зала собрался весь Лондон, если бы мы пришли чуть позже, чёрта с два удалось бы протолкнуться в первые ряды. Моё отношение к персоне Черчилля было неоднозначным. Да, фигура в мире политики считалась весьма значимой, но его нелюбовь к русским, особенно большевикам, была общеизвестна. То есть и ко мне отчасти тоже. Поэтому особой печали я не испытывал, пребывая лишь в роли стороннего наблюдателя. Кстати, многие в толпе отнюдь не выглядели грустящими, то и дело слышались смех и оживлённые разговоры. Для кого-то это так же было очередным шоу.
В 9.45 гроб с телом Черчилля был вынесен из Вестминстерского зала и водружён на лафет, после чего траурная процессия двинулась по Уайтхоллу через Трафальгарскую площадь, а затем по Стрэнд-стрит и Флит-стрит в сторону собора Святого Павла. Мы двигались параллельно, толпа сама несла нас.
В соборе, как мне подсказали, присутствовала королева Елизавета II. Может, удастся глянуть на неё одним глазком? Удалось, когда вполне ещё моложавая монархиня появилась на ступенях собора следом за гробом с телом Черчилля. По пути к тауэрской пристани мы разделились. Кто-то из команды решил сопровождать процессию до конца, то есть увидеть момент погружения гроба на катер, а часть вместе со мной отправилась в «Старый чеширский сыр», почтить память деятеля прошлого парой пинтов хорошего пива.
А спустя несколько дней в моей квартире раздался звонок, и на том конце провода прозвучал забавный акцент Хелен-Лены:
– Добрый вечер, Егор!
– А, Хелен, привет! Как дела?
– У меня послезавтра дебют на сцене театра «Олд Вик» в спектакле «Антоний и Клеопатра», хотела тебя пригласить. Придёшь?
– Так, завтра мы играем с «Астон Виллой»… Тебе повезло, – пошутил я, – у нас будет как раз выходной. Слушай, а давай тогда ты завтра на нашу игру, а послезавтра я на твой дебют.
– Здорово! Я не против.
– Тогда подходи к служебному входу на стадион где-то за час до матча, я выйду и проведу тебя.
Клуб из Бирмингема мы провели 3:1. Я, зная, что на Западной трибуне в восьмом ряду сидит будущая звезда кинематографа, носился как угорелый. Даже гол забил, и во время своего обычного празднования с проездом на коленях по жухлой февральской траве косился на Хелен.
Блин, влюбился я в неё, что ли?! А вдруг это, как в шпионских романах, какая-нибудь «медовая ловушка»? Завлекут парнишку, у которого гормоны играют, в свои сети, перевербуют… Да ну на фиг, какая к чёрту вербовка! Во-первых, меня и в Союзе ещё никто не вербовал, я простой сержант милиции и футболист. Ну и песенки до кучи сочиняю, здесь это для меня как бы хобби, за которое пока мне никто не платил. Надеюсь, пока… И какой я вообще могу представлять интерес для западных спецслужб? Если бы они, конечно, знали, что в теле парня затаился пришелец из будущего – другой вопрос. Но ведь этого не знает никто в мире, и я никому не собирался об этом рассказывать. Разве только случайно под гипнозом проболтаюсь или по пьянке. Да и по пьянке вряд ли, это в той жизни я сорвался и едва не стал законченным алкоголиком, а в этой ещё меня жизнь вполне радует и без спиртного.
В любом случае я всерьёз настраивал себя не поддаваться чарам Хелен, как бы она ни пыталась затащить меня в постель, если в её планах подобный сценарий вообще существовал. Безусловно, трудно здесь одному без любимой девушки, с которой встретишься не раньше лета этого года, но именно так и проверяется верность – долгой разлукой. Да и опять же, не такая уж она и долгая. Из армии и мест, не столь отдалённых, возлюбленных годами ждут, а тут – всего ничего.
На этот раз для похода в театр пришлось специально покупать костюм. Непредвиденные траты, но в простенькой одежонке ещё не факт, что меня пустили бы в храм Мельпомены. Да и хотелось выглядеть более-менее презентабельно. Не фрак с бабочкой, конечно, но всё же. В итоге остановил свой выбор на клетчатом костюме от Burberry стоимостью в 150 фунтов. Вот ведь, почти всю заначку потратил, а ведь только что получал зарплату в консульстве. Хотя костюмчик, если честно, смотрелся потрясно, и в XXI веке в таком не стыдно было бы показаться в обществе.
– Вам очень идёт, молодой человек, – расплылась в улыбке миловидная продавщица с крошечным бюстом.
– Да уж, – пробормотал я, – за полторы сотни фунтов ещё бы не пошло…
Выходя из магазина со свёртком под мышкой, подумал, что даже клетка от Burberry смотрится в этом мире довольно свежо. Англичане ещё отходили от войны, большинство предпочитали неброские цвета, стандартные, общепринятые фасоны, мало чем в этом плане отличаясь от советских граждан. Тот же Merc пока не начал свою деятельность, и на Карнаби-стрит в Сохо лавочка под этим брендом пока не открылась. А то ведь в таком сочном прикиде я мог бы стать частью «свингующего Лондона». Тут меня озарила мысль, не придумать ли самому этот яркий стиль, став законодателем моды? Ну а что, нанять пару швей, объяснить, что я хочу увидеть на выходе, благо кое-какие из тех моделей я помнил, пусть работают. Правда, всё это денег стоит, да ещё и помещение для магазина придётся арендовать… А денег пока таких нет. Это если альбомы успешно начнут расходиться, тогда я что-то получу на руки. Хотя ещё не вариант, вполне вероятно, что тот же Федулов позвонит и скажет: «Егор, что же это вы, свои песни издаёте в Англии, а о родине забыли. Я в том смысле, что валюта для Советского Союза лишней не будет». Вот что ему сказать в таком случае? «Отвали, чувак» или «Будет сделано»? То-то и оно, хочется и рыбку, как говорится, съесть… Ладно, пока у меня один фиг ещё ничего не вышло с песнями в финансовом плане, не будем бежать впереди паровоза.
Кстати, слушая музыкальные программы на радио или проглядывая их аналоги на ТВ, читая газеты и журналы, я обратил внимание, что «Битлз» не имеют той популярности, какая у них была в моё время. Не знаю, то ли дело в том, что я позаимствовал немного песен для «Апогея», то ли что-то ещё, но «Битлз» были «одни из».
А ещё Леннон ну просто отжигает. Я слышал эту историю в той реальности, услышал от Олдхэма и в этой. Два года назад на концерте Битлов в присутствии королевской семьи Джон заявил: «Тех, кто сидит на дешёвых местах, просим аплодировать. Остальные могут ограничиться позвякиванием своих украшений!» Нет, ну он просто красавчик! Хоть сейчас его в комсомол принимай, да я бы ему и рекомендацию написал.
А в одном из журналов Леннон, к слову, обо мне упомянул. Ну не в том смысле, что он хвалил меня как музыканта, а прошёлся по политическим темам.
«Нам говорят: Советы пытаются захватить Европу, – вещал Джон. – Но я вижу, сейчас они открыты как никогда. Например, русский футболист в Англии. Заметьте, не англичанин играет в СССР, а наоборот, тогда как нам говорят, что мы – самая свободная нация в мире. Такое лицемерие меня просто выводит из себя».
Ну не знаю, это ли является показателем демократии. Может, английского игрока в наш футбол и не пустили бы, может, демократия в том, что как раз англичане пригласили меня к себе.
– Сэр, ваш билет, пожалуйста! – Голос билетёрши в массивных дверях театра вывел меня из задумчивости.
Я протянул благообразной старушке контрамарку, от которой она оторвала контрольку, и прошёл в фойе. А ничего так, впечатляет. В обеих жизнях здесь я был впервые, и хотя много чего на том веку перевидал, всё же позолота, картины на стенах и лепнина на потолке всегда внушали уважение. В толпе бродящих по фойе театралов встречались как совсем дряхлые, так и мои ровесники. А одна пара даже притащила с собой сына лет десяти, хотя я не был уверен, что ребёнку будет интересно наблюдать за перипетиями жизни античных персонажей.
Хелен в образе Клеопатры смотрелась весьма мило, я бы даже сказал, с налётом сексапильности. Какой-нибудь критик из будущего заявил бы, что актёры переигрывают, гипертрофируя выражения чувств, перебарщивают с заламываниями рук и закатываниями глаз. Но публике нравилось, и на поклонах актёрам – Хелен в первую очередь – устроили овации и забросали охапками цветов.
Я тоже вручил ей букет из девятнадцати белых роз, символизирующих её возраст количеством и невинность цветом. На цветы у меня ушли почти все остатки моих денег, и, выходя из цветочного магазина, я не без сожаления подумал, что, вероятно, поспешил с отправкой половины зарплаты родственникам. Зато я мог пригласить Хелен после премьеры в паб на Флинт-стрит, где меня обещали кормить и поить бесплатно. Если Руперт не изменит своему обещанию, конечно, в противном случае моих оставшихся на жизнь денег хорошо бы хватило на оплату счёта. Но хозяин заведения своё слово держал, посадил нас за лучший столик и обслужил по высшему разряду. Ближе к полуночи я проводил Хелен до дверей её дома, вернее, отвёз на такси в пригород Лондона, сдал, можно сказать, родителям на руки, и на практически последние деньги на том же таксомоторе уже за полночь приехал домой. Вроде и тренировки не было сегодня, но я чувствовал себя настолько уставшим, что рухнул в постель, проигнорировав даже традиционный душ.