За песочком
– Цыгане, да. Табором встали. Пару дней как.
Это Марина. Мы с ней в сельпо выпиливали. Торопились. Песок, видите ли, выбросили. Сахарный.
– Песок выбросили! Песок выбросили! Песок выбросили!
С этими воплями примчалась она к нам в дом. Если бы я не сделала успокаивающий жест – вот так вот, вытянутой правой рукой с открытой ладонью – она бы ещё раз пятнадцать эту фразу выкрикнула. Таким жестом режиссёр Касадзе, Георгий Автандилович, лауреат премии Ленинского комсомола за постановку спектакля «Пер Гюнт», своих актёров успокаивает. И мою мамочку в том числе. Ни слова не говорит – лишь руку вытягивает. И успокаиваются! Даже мамочка. Секреты Станиславского, понимать надо!
– Дед-то где?
– Ещё не вернулся. Отбыл по делам в райцентр. Вообще-то я думала, что он тебя отоваривать отправился, но выходит – действительно по делам. По каким – неизвестно.
– Света! Как тебе не стыдно?
– Да ладно.
– Песок ведь выкинули! Он ждал. Ему надо. Ягоды не простят.
– Ну нет его.
Марина долго не думала.
– Значит, так. Хватай сумку – и за мной. Деньги потом отдаст.
Я задумалась на секунду – покапризничать что ли? Я умею. Но схватила. Самой удивительно.
У сельпо уже очередь. Я бы даже конкретнее выразилась – очередина. Но Марина жутко обрадовалась, что мы всего какие-то двадцать пятые и радостно выдохнула:
– И народу нет почти. Ай да мы!
Да уж. Нет нам равных.
– По пять кило в руки! По пять кило в руки! – неслось из точки зарождения этой извилистой и бурлящей человеческой субстанции.
Торговали заезжие коробейники прямо на улице. Дородная баба в синем фартуке взвешивала фасованный песок на массивных весах, что были установлены на двух пустых ящиках. Худущий мужичок подтаскивал ей с машины – она красовалась облезлым задком в трёх метрах за её спиной – мешки.
– Ах, жаль, Никиты нет, – успела тут же и горечь изобразить тётя Марина. – Вы бы с ним десять взяли.
– Что там с цыганами-то? – я почему-то об этом продолжала спрашивать. – Балуют что ль?
Это я деревенский говор начинаю перенимать. Хитрость и простота в одном слове. Непосредственность и лукавство в одной фразе. Люблю тебя, мой русский язык. Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах…
– Да нет, – Марина пожала плечами. – Они смирные. Даже не воруют ничего. По домам ходят, вещи продают. Я юбку как-то себе купила, ничё так. А однажды наняла двоих дрова нарубить. Недорого взяли.
– Это вот не из табора экспонаты?
– Где?
Я кивнула в хвост очереди – она за нами протяжённостью своей уже превышала отрезок спереди. Две цыганки и парнишка-цыганёнок побоку с сумками и какой-то одежонкой, перекинутой через вытянутые руки, обходили народ и заинтересовывали сельчан. Те заинтересовались – у цыганок уже собиралась кучка граждан, в основном женского пола. Разбивая песочную очередь, они тянулись к торговкам, чтобы поинтересоваться ценами и повертеть в руках шмотки. Вроде бы кто-то уже совершил первую покупку.
– Вот счастье народу привалило – и песок выбросили, и цыгане торговые нарисовались! – изрекла я саркастично.
– О, точно! – воскликнула Марина. – Держи очередь! – бросила она тут же и побежала разглядывать цыганский скарб.
Цыганёнок, на которого я поначалу почти не обратила внимания, выплыл вдруг из-за спин своих старших подруг и от других спин и плеч так же ловко освободился и направился прямиком ко мне, глядя пристально, ласково и улыбчиво. Я не то чтобы напряглась, но чуток удивилась. Не могла не отметить, впрочем, что был сей наглец симпатичен и взгляду приятен. Моих лет примерно. Невысок, да, на пару сантиметров меня повыше, но стройный такой и голубоглазый. Это, видать, у них редкость. Черноволосый, голубоглазый и черты лица правильные – ровные, изящные даже. Редкий человеческий образчик. Штучного изготовления.
– Лифчики, – вкрадчиво молвил он, – трусы, чулки. Всё есть, что твоей душеньке угодно.
– У моей душеньки повыше притязания, – процедила я сквозь зубы, отворачиваясь.
– Ты знаешь, что ты красивая? – спросил он, выдержав небольшую паузу. Видимо, вопрос был риторический. – Самая красивая девушка, что я видел. – Я не сдержалась – кинула на него взгляд, и вроде бы даже заинтересованный. Блин, нельзя так! – Честное слово. Сколько живу – никогда такой красавицы не видел. Аж жениться захотелось. Тебя как зовут?
Э-э, брось парниша! Знаем мы эти штучки. Что-что, а внешность у меня самая что ни на есть заурядная. Хотя, если свет правильно падает…
– Света, – ответила устало и гордо. – И я не танцую.
– А меня – Серёжа. Приятно познакомиться.
Надо же, он даже руку протянул. Что ты там этой рукой делал – у кобылы в заднице лазил?
Или я слишком строга?
Пожала. Ладонь сухая, касание приятное. Ну ладно, один ноль в твою пользу.
– Серёга! Серёга! – закричали ему вдруг из толпы. Это цыганки. Кричали и махали руками. – Неси трусы сюда!
– Приходи к реке, – бросил он торопливо. – Знаешь, от моста чуть подальше типа пляж есть. У меня магнитофон хороший, «Модерн Токинг» на кассете. Посидим, послушаем. Ладно?