12. Как политические страсти мешались со шпионскими
Факты говорят однозначно – первые серьезные удары в спину Россия получила отнюдь не от противников, а от союзников. Нашей стране требовались оружие и боеприпасы? Ну что ж, ее втянули в новые витки переговоров. И навязали создание центральной закупочной комиссии в Лондоне. Подписали соглашение, что все поставки будут осуществляться только через нее. Эта комиссия будет определять, что покупать, где, по какой цене. А председателем стал лорд Китченер. Русские представители в комиссию тоже вошли, но решающее слово оставалось за англичанами. И теперь уже они решали, на что Россия будет тратить выделенные ей кредиты и собственное золото! [168]
Восточной союзнице стали слать всякую заваль. Во Франции закупили 250 тыс. винтовок «гра» – однозарядных, валявшихся на складах полвека с франко-прусской войны [63]. Закупили итальянские винтовки – бракованные, они выходили из строя после нескольких выстрелов. Непригодной оказалась и часть приобретенных для России орудий. Многие заказы разместили в США, но лучшие американские заводы англичане застолбили для себя, а русские заказы размещали в тех фирмах, которые только отлаживали военное производства и могли выдать продукцию лишь через полгодика-год. Причем любые поставки доставались втридорога. И не только за счет естественного подорожания во время войны. Центральная закупочная комиссия создала отделения в разных странах. Которые стали обычными посредническими конторами, распределяя заказы и имея с этого собственный жирный «навар». Например, себестоимость пулемета «кольт» составляла 200 долларов, рыночная цена достигала 700, а России они доставались по 1250.
Впрочем, и российские дельцы неплохо грели руки на войне. Не только дельцы, «общественность» тоже! Чтобы выправить положение со снабжением армии, царь обратился к промышленникам, земствам, Думе – помочь фронту. Откликнулись широко и горячо. Были созданы «Союз земств и городов» («Земгор»), Особое совещание по обороне, Особые совещания при министрах путей сообщения, топлива и промышленности, земледелия, внутренних дел. Возникли военно-промышленные комитеты (ВПК), куда вошли представители банковских кругов, заводчиков, политических партий. Но, во-первых, все эти организации становились легальными «крышами» и рассадниками оппозиции. А во-вторых, сытными «кормушками», где деляги-«общественники» наживались на посредничестве. Скажем, 3-дюймовая пушка, произведенная на казенных заводах, обходилась государству в 7 тыс. руб., а через ВПК – 12 тыс. Барыши русских промышленников на поставках достигали 300–1000 %. И если в 1914 г. один день войны обходился российской казне в 9,5 млн. руб., то в результате махинаций зарубежных и отечественных бизнесменов эта цифра подскочила до 60–65 млн. руб.
А с кредитами по-прежнему было туго. Иностранные банкиры пытались обставлять их тяжелыми условиями. Получению кредитов мешала и кампания против «русского антисемитизма», развернутая с подачи Шиффа. К ней подключились те же самые силы, которые в 1912 г. решили «ставить Россию на колени» – видный американский сионист Луи Маршалл, британский банкир Мильнер, Ротшильды и т. д. Были задействованы и соответствующие круги внутри России. А надо сказать, что к «угнетенной нации» принадлежала львиная доля российской адвокатуры, банкиров, владельцев средств массовой информации, тузов торговли – словом, ох какой «ущемленной» и «гонимой» была эта нация. Она имела свою фракцию в Думе. А в 1915 г. при Думе была создана «Коллегия еврейских общественных деятелей», позже получившая неофициальное название «Политбюро». Ключевой фигурой в этих структурах был А. И. Браудо, он считался «дипломатическим представителем русского еврейства», через него осуществлялись связи с зарубежными центрами. В «Коллегию» входили также Л. П. Брамсон, М. М. Винавер, Я. Г. Фрумкин, О. О. Грузенберг (защитник Бейлиса на процессе о ритуальном убийстве мальчика) [139] и др.
При «Коллегии» было организовано «информационное бюро». Собранные им «Документы о преследовании евреев в России» были впоследствии опубликованы И. В. Гессеном, с ними может ознакомиться любой желающий [53]. И любой желающий может убедиться – несмотря на то, что «информбюро» ухитрялось доставать даже секретные военные приказы, там нет ни одного упоминания о фактах действительных расправ, погромов, репрессий. Фигурируют такие документы о «преследованиях», как, скажем, приказ командира пехотной дружины – не покупать для солдат карамель местечкового еврейского производства, сделанную из суррогатов и вредную для здоровья. Ну конечно, это был махровый антисемитизм! Информацию, собранную думской «Коллегией», раздувала западная пресса. В июле 1915 г. министр финансов Барк указывал – пока не будет решен «еврейский вопрос», «западный рынок закрыт, и мы не получим ни копейки» [195]. Вмешивался даже британский военный министр Китченер: мол, вы сами виноваты, что вам денег не дают, как же воевать будете без снабжения? Настаивал, что «для успеха войны одним из важных условий» является «смягчение режима для евреев в России» (как будто на самом деле существовал какой-то «режим»!) Что ж, царское правительство пошло на демонстративные уступки. 17 августа 1915 г. совет министров отменил пресловутую «черту оседлости» – существовавшую чисто формально, с ней давно уже никто не считался. Но и этого шага «не заметили»! Вопли насчет «антисемитизма» ничуть не ослабели.
А российские либералы использовали неудачи на фронтах и кризис со снабжением для первой попытки захватить власть. Летом 1915 г. вся «прогрессивная» пресса обрушила шквал нападок на правительство, его принялись поливать с думских трибун. Провозглашалось, что существующая власть не в состоянии довести войну до победного конца. Образовался Прогрессивный блок, выдвинувший программу «реформ». Созвать «ответственное министерство» (оно же «правительство общественного доверия») – подконтрольное Думе и состоящее из думских лидеров. В программу входили также общая политическая амнистия, обновление администрации, решение «польского вопроса», «финского вопроса»…
В нашу и зарубежную историческую литературу было внедрено представление, будто царь не пошел вовремя на реформы, что и привело к революции. Все это – полная чепуха. Достаточно вспомнить, к чему привели реформы октября 1905 г. – как раз к революции. Столыпину еле-еле удалось выправить ситуацию «контрреформами». Да и в феврале 1917 г. к власти пришли именно те лица, которые предлагались в «ответственное министерство» – Львов, Гучков, Коновалов, Рябушинский, Милюков и др. И осуществили они именно те реформы, которые предлагали раньше. Но привело это к катастрофическому развалу страны. Тогда почему же историки с умным видом повторяют явный абсурд о гибельном упрямстве царя? Да потому и повторяют, что эта версия была внедрена преднамеренно. Внедрена самими либералами и их зарубежными покровителями.
Но первая атака грядущих «реформаторов» не удалась. Царь занял твердую позицию, пригрозив распустить Думу, и оппозиция поджала хвосты. Тем временем и положение на фронтах удалось выправить. Русские войска, даже отступая, измотали и повыбили части противника, нанесли им огромные потери. Уничтожить наши армии враг не смог. Они сохранили боеспособность, целостность фронта. Постепенно улучшалось снабжение. И осенью фронт стабилизировался, установившись на новых рубежах.
Однако в это же время активизировались другие антироссийские силы – прогерманские. Первый год войны у них ничего толком не получалось. Кого-то пересажали в России, а эмиграция выглядела беспомощной. Ленин выпускал «центральный орган» большевистской партии, газету «Социал-демократ» – тиражом 500 экз. Парижская газетенка Мартова и Троцкого «Голос» больше походила на листовку – клочок бумаги, пригодный только для известных гигиенических надобностей. За отсутствием реального дела пуще прежнего перегрызлись между собой. Пишет, например, Пятаков (Киевский) статью «Пролетариат и право наций на самоопределение» – Ленин в ответ строчит целую разгромную брошюру «О карикатуре на марксизм». Пишет статью Радек – Ильич разделывает под орех и его: дескать, недооценил роль демократии. Пишет статью Бухарин – и он получает по первое число: недооценил роль государства. А уж когда Троцкий выдвинул идею «Соединенных Штатов Европы», на него обрушились все вместе.
Изменил положение Парвус. В Турции он поработал весьма успешно. Помог подтолкнуть ее к войне на нужной стороне. Сколотил миллионные капиталы. Поучаствовал в подготовке армянского геноцида. Эта тайная операция западных спецслужб и масонских организаций была направлена не только против армян. Но и против России и против… Турции. Армяне являлись главными проводниками пророссийских настроений на Ближнем Востоке. Они господствовали в ближневосточной торговле, банках, промышленности. В результате их уничтожения, с одной стороны, подрывались позиции России на Ближнем Востоке. А с другой, разрушалась экономика Османской империи. Что впоследствии предопределило ее поражение и расчленение. В выигрыше остались англичане – урвавшие Ирак, Сирию, Палестину. Кое-что урвали французы, хапнув Ливан. Место армянского капитала занял не турецкий, а американский. И создались предпосылки для создания Израиля.
Но Парвус результатов операции дожидаться не стал. Свернул столь выгодные дела в Турции и перенацелился на другое поприще. Ведь Израиль Лазаревич и те, кто стоял за ним, хорошо знали, что скоро в Османской империи станет очень неуютно и прежнему бизнесу так или иначе придет конец. Весной 1915 г. Парвус представил правительству Германии свой меморандум: «Русская демократия может реализовать свои цели только посредством полного сокрушения царизма и расчленения России на малые государства. Германия, со своей стороны, не добьется успеха, если не сумеет возбудить крупномасштабную революцию в России. Русская опасность будет, однако, существовать даже после войны, до тех пор, пока русская империя не будет расколота на свои компоненты. Интересы германского правительства совпадают с интересами русских революционеров» [168].
Прилагался план тайной войны, который очень понравился канцлеру Бетман-Гольвегу, министру иностранных дел Ягову, военному командованию и самому кайзеру. Министерство иностранных дел сразу же выделило Парвусу 2 млн. марок, потом еще 20 млн., а осенью 1915 г. еще 40 млн. Предусматривалась консолидация и координация действий всех сил, способных вести раскачку и разрушение России – большевиков, меньшевиков, эсеров, анархистов, сепаратистов, националистов всех мастей.
Чтобы объединить между собой враждующие группировки социал-демократов, Парвус в сентябре 1915 г. собрал их на конференцию в швейцарском местечке Циммервальд. Она была объявлена как бы «международной», прибыло 38 делегатов от 11 стран. Но в основном съехались российские большевики и меньшевики пораженческой ориентации. А из других государств – те, кому предстояло обеспечивать их деятельность. Правда, не дробиться социал-демократы не умели, на конференции особняком обозначила себя «циммервальдская левая» группа. Но в целом оказалось, что даже такие враги, как Ленин и Троцкий, вполне могут работать сообща. Заседать вместе, составлять резолюции о «поражении собственного правительства» и «превращении империалистической войны в гражданскую». Потому что у Парвуса были деньги. А деньги всем требовались, приходилось преодолевать взаимные счеты.
И дела революционеров сразу вышли на новый уровень. В Копенгагене под эгидой германского посольства был создан штаб, координирующий деятельность различных антироссийских сил и распределяющий средства. Были организованы каналы финансирования через нейтральные страны. Главный шел через Швецию. Деньги от банковской фирмы Макса Варбурга переводились в стокгольмский «Ниа-банк» Ашберга А отсюда перекачивались в российские банки. Для этого партнерами Ашберга, компаньонами фирм, связанных с «Ниа-банком», стали большевики Красин и Ганецкий (Фюрстенберг). Контакты между Стокгольмом и Россией курировал Шляпников. В нашу страну потекли средства на организацию стачек, выпуск листовок. Тематику пропаганды подкорректировали. Вместо открытых пораженческих лозунгов стали пристраиваться в струю думской агитации, «патриотической». Дескать, в правительстве измена, и с такой властью войну не выиграть.
С новыми возможностями Ленин в Швейцарии смог резко увеличить тираж «Социал-демократа», число «подписчиков» у него заметно прибавилось. При участии Крупской была создана «Комиссия помощи военнопленным», а заключалась «помощь» в том, что газета стала распространяться в германских и австрийских лагерях военнопленных. Продуктовые посылки, пересылаемые из России через Красный Крест, русские пленные не получали никогда, их жрали немцы. А вот «Социал-демократ» приходил во все крупные лагеря с завидной регулярностью. Уж конечно, не сама Крупская выясняла по почтовому справочнику адреса этих лагерей, не сама договаривалась с комендантами. Парвус организовал и другие финансовые каналы. Эсеры стали получать деньги от Германии через Цивина-Вайса и Левинштейна-Блау, от Австрии – через Марка Менделя Зайонца. Еще один канал действовал через Румынию, его курировал Раковский. Этим путем пошли деньги во Францию. И Троцкий в Париже смог издавать новую, уже полноформатную газету «Наше слово». В ней стали сотрудничать Урицкий, Лозовский, Антонов-Овсеенко, Луначарский, Чичерин. Дружным хором поливали грязью свою родину, получали за это неплохие редакционные оклады, гонорары.
Заметной сотрудницей сети Парвуса стала и Коллонтай. К началу войны она жила в Берлине. Арестовали как русскую, но уже через день выпустили по ходатайству социал-демократических депутатов рейхстага. И Александра Михайловна совершает очередной крутой поворот в жизни. Точно так же, как раньше предала мужа, сына, семью, так теперь она предает родину, Плеханова, соратников-меньшевиков. Становится кадровой немецкой шпионкой. Хотя с ее персональной точки зрения шаг выглядел вполне оправданным. Она ведь уже выходила на уровень «звезды», колобродила по свету в свое удовольствие, сверкая на сборищах социалисток и феминисток… Война это перечеркнула. Так что же, прозябать в каком-нибудь Цюрихе? Терять годы? А ей уже 42… А новое амплуа раскрывало перед ней даже большие возможности, чем прежнее…
Коллонтай порывает с плехановцами, переходит к большевикам, перебирается в Копенгаген и начинает работать при штабе Парвуса. А следующим ее любовником становится Шляпников. Официальным «фаворитом», кратковременные связи были не в счет. Александра Михайловна была привлечена к ответственной операции германских спецслужб по пропаганде в США, проводившейся осенью 1915 г. Все более явно стало намечаться сползание Америки в лагерь Антанты, опасались ее вступления в войну. И целью операции было повлиять на общественное мнение американцев, чтобы не допустить этого. Заказывались нужные материалы в печати, подкупались конгрессмены. В рамках этих мероприятий было устроено и грандиозное пропагандистское турне Коллонтай по США. «Русская революционерка», умевшая хорошо говорить и преподнести себя, должна была произвести впечатление.
Ехала она, кстати, по путевке не российской, а Германской социал-демократической партии. А организатором и распорядителем турне был Людвиг Лоре, секретарь Немецкой федерации социалистической партии Америки – и резидент германской разведки в Нью-Йорке. Но обращает внимание тот факт, что на пути Александры Михайловны появился вдруг еще одни человек, который неоднократно встретится на страницах этой книги. Джон Рид. Официально – журналист (и довольно хороший), корреспондент журнала «Метрополитен». Но он был известен и в администрации Белого Дома, в документах Госдепартамента округло указывалось, что он «оказывал некоторую помощь в мексиканских делах». А если не округло, а прямо, то Рид был шпионом. В 1915 г. он отправился в Россию «для подготовки статей о восточном фронте». Нашей контрразведкой он был арестован – при нем нашли письма, которые он вез из Румынии «галицийцам антирусских настроений», и ряд других улик. Но не только журнал «Метрополитен», а и Госдепартамент США тут же вздыбились в его защиту. Конфликтовать с Америкой наше правительство не желало, и Рида отпустили [139].
Домой он возвращается через Норвегию. И попадает на один пароход с Коллонтай. Такая повышенная концентрация сотрудников спецслужб сама по себе вызывает подозрения. Тем более что германская шпионка и американский шпион мгновенно нашли общий язык. И не только язык, но и все остальное, что обычно находят друг у друга в постели. Неслучайность их встречи видна и из того, что Рид, взяв Коллонтай под опеку на судне, остался при ней и в Америке, всюду сопровождал ее во время турне. Оно продолжалось 4 месяца. Александра Михайловна объехала 80 крупных городов США. В каждом из них устраивались митинги, лекции, вечера для рабочих, и гостья гневно обличала Антанту за то, что она натравила на «культурную» Германию «дикарей и варваров»: «Тут и русские казаки, и дикари иных видов: и индусы, и алжирцы, и нет им числа» [72].
Но если уж говорить об играх спецслужб, то можно обратить внимание и на такое обстоятельство. Все турне Коллонтай по США освещала, рекламировала и пропагандировала «рабочая» нью-йоркская газета «Новый мир». Несмотря на то, что ее владелец Вайнштейн был связан не с германской, а с британской разведкой. Впрочем, когда речь идет о России и русских, подобным «загадкам» можно уже не удивляться. Ведь и французские спецслужбы (а они в Первую мировую работали очень квалифицированно), не могли не знать о Циммервальдской конференции и принятых там решениях. Но целая делегация эмигрантов во главе с Троцким и Мартовым проследовала через границу из Франции в Швейцарию, без препятствий вернулась обратно в Париж и продолжила там орудовать. Ну а Александру Коллонтай по возвращении из Америки Парвус направил в Норвегию, где она организовала и стала курировать запасной канал пересылки в Россию денег, снаряжения, литературы. Очевидно, это означало повышение. К финансам не каждого допустят.