Нашествие Батыя на Северо-Восточную Русь. II. «Только дым, земля и пепел…» (М. Б. Елисеев, 2017)

1. «Коли нас не будет всех, то все ваше будет». Декабрь 1237 г.

Отправляясь в ставку Батыя на реке Воронеж, князь Фёдор понимал всю сложность возложенного на него поручения. Молодому князю предстояло не только задержать монгольское вторжение, но и узнать как можно больше сведений о неведомом противнике. В «Повести о разорении Рязани Батыем» говорится об этом так: «И послал сына своего князя Федора Юрьевича Рязанского к безбожному царю Батыю с дарами и мольбами великими, чтобы не ходил войной на Рязанскую землю». Раз «дары и мольбы» были великие, значит, князю Фёдору предлагалось любой ценой выиграть драгоценное время, столь необходимое его отцу. В Рязань стягивались полки со всего княжества, но главным было дождаться прихода суздальцев, которые пообещали помощь и, по слухам, тоже начали собирать рать.

Посольство было представительным, поскольку в его составе автор «Повести» упоминает «других князей и воинов лучших». Трудно сказать, что это были за князья, поскольку их имена даже не называются, а потому можно предположить, что во главе посольства был только один князь – Фёдор Юрьевич. Несомненно, что в помощь ему были даны отцовские бояре, которые знали, как вести себя в подобных ситуациях, и имели опыт хождения послами. Интересно замечание по поводу «воинов лучших». Однозначно, что именно им было велено охранять молодого князя. Но с другой стороны, не дай Бог что случиться, что они смогут сделать против всей монгольской рати? Но если исходить из того, что одной из целей поездки князя Федора к Батыю был сбор информации о неизвестном противнике, то всё становится на свои места. Ибо кто, кроме этих «воинов лучших», мог оценить выучку и вооружение монгольских нукеров, прикинуть их численность, разобраться в расположении войск, подметить сильные и слабые стороны военной организации противника? Подразумевалось, что когда князь с боярами будут решать дипломатические проблемы, «воины лучшие» займутся совсем другими делами. Казалось, всё продумал Юрий Ингваревич, всё точно рассчитал, но только не рязанскому князю было состязаться в коварстве с восточным владыкой. Батый действовал в типичной азиатской манере, а потому полностью переиграл своего русского оппонента.

Едва только хан узнал, что к нему едет русское посольство и кто его возглавляет, как он тут же решил, что князь Фёдор должен умереть – и дело не в том, что хан испытывал к нему особую неприязнь. Просто Батый отдавал себе отчёт в том, что рязанский князь наверняка собирает войска, и послал к соседям за помощью. И если эта помощь придёт, то справиться объединённым русским войском будет очень непросто. Если же он поведёт орду на Русь сейчас, то что помешает рязанскому войску засесть в стольном городе? Выслать оттуда не способное держать оружие население и, опираясь на мощнейшие укрепления, обороняться до подхода суздальской рати? Батыю было нужно решающее сражение. Причем именно с рязанцами и до подхода суздальцев. Перед вторжением на Северо-Восточную Русь хан и его военачальники долго думали над тем, как выманить русские полки в чистое поле и бить войска каждого княжества поодиночке. Субудай помнил, что именно разобщенность южнорусских князей стала главной причиной его решительной победы на Калке. Однако теперь русские такой возможности монголам не предоставили, и Субудаю с соратниками приходилось самим ломать голову над проблемой.

Юрий Ингваревич, отправляя сына в ханскую ставку, монголам этот шанс предоставил. Потому что пошли он только рязанских бояр, и возможно, всё пошло бы по-другому. Но князь допустил ошибку, и Батый ей воспользовался. Хан прекрасно понимал, что если князь Федор будет убит в монгольской ставке, то его отец это без последствий не оставит и, значит, будет шанс выманить рязанское войско из-за городских стен и спровоцировать на битву. Где орда благодаря численному преимуществу и подавляющему превосходству в коннице будет иметь значительный перевес. А как только объединённая рязанская рать будет разбита, можно будет спокойно забирать все города княжества, поскольку защищать их будет некому. Затем придет очередь суздальцев, которые останутся в одиночестве перед силой Монгольской империи.

Именно так мог рассуждать Батый, когда рязанское посольство подъезжало к его ставке. И князь Фёдор ещё не знал, что он уже не жилец на этом свете, и все его усилия бесполезны и ничего не изменят. Однако князь очень серьёзно отнёсся к выполнению своей ответственной мисси и, представ перед ханом, стал задаривать его подарками и улещивать речами. Не подозревая, что всё уже предопределено: «Безбожный же, лживый и немилосердный царь Батый дары принял и во лжи своей притворно обещал не ходить войной на Рязанскую землю, но только похвалялся и грозился повоевать всю Русскую землю». Автор «Повести о разорении Рязани Батыем» конкретно указывает на лживость монгольского хана, который принял дары и даже обещал не воевать Рязань. Хотя для себя уже всё давно решил и просто забавлялся с молодым князем как кот с мышкой. И неслучайно дальнейшие переговоры стали откровенным издевательством Батыя над русским посольством: «И стал у князей рязанских дочерей и сестер к себе на ложе просить». Это уже было откровенной провокацией и глумлением, поскольку хан наверняка знал, как относятся к супружеству русские православные князья, и что большего оскорбления, чем он сейчас им нанёс, придумать было трудно. Но не успокоился Батый и продолжил зубоскальство, на этот раз уже конкретно против Федора: «Царь Батый лукав был и немилостив, в неверии своем распалился в похоти своей и сказал князю Федору Юрьевичу: “Дай мне, княже, изведать красоту жены твоей”».

Князь Фёдор давно себя еле сдерживал, чтобы не оскорбить ответным словом зарвавшегося хана. Понимал, что за ним сейчас стоит целое княжество, за судьбу которого он несёт полную ответственность. Но когда дело коснулось любимой жены, терпение рязанского князя лопнуло, чего, собственно, и добивался Батый. Фёдор Юрьевич был человеком смелым и сильным, с рогатиной хаживал в одиночку на медведя, а потому не было в его сердце страха перед наглым монголом, из которого он при других обстоятельствах просто бы вышиб дух одним ударом кулака. Но ханский шатёр был битком набит вооружённой до зубов стражей, и князь горько пожалел о том, что нет с ним меча, который бы он с удовольствием вонзил в толстый живот монгольского владыки. Поскольку такие оскорбления смываются кровью.

И не имея возможности ответить делом на слова одуревшего от своей безнаказанности Батыя, посмотрел князь Фёдор в плоское монгольское лицо хана и сказал, как плюнул: «Негоже нам, русским князьям, вести к тебе поганому своих жён на блуд. Когда нас одолеешь, забирай себе всё!». И развернувшись спиной к опешившему от неслыханной наглости завоевателю, пошёл прочь из шатра. Вся монгольская знать, что присутствовала на переговорах, ахнула от невиданной дерзости, дернулась было стража, чтобы догнать и прикончить наглеца, но взмахом руки хан их остановил – не здесь! Батый сидел красный как свёкла, мучительно переживая унижение, которому перед всеми остальными чингизидами его подверг рязанский князь. А затем подозвал начальника личной охраны и отдал приказ, чтобы дерзкий посол был наказан смертью. Князя Фёдора убили недалеко от шатра, а вместе с ним погибло и всё русское посольство – лишь княжеский пестун Апоница сумел скрыться в суматохе, которая произошла, когда ханские тургауды[28] с копьями и мечами кинулись на безоружных рязанцев. «Апоница укрылся и горько плакал, смотря на славное тело честного своего господина. И увидев, что никто его не охраняет, взял возлюбленного своего государя и тайно схоронил его» (Повесть о разорении Рязани Батыем). Скорее всего, монголы сознательно не заметили побега княжеского пестуна, поскольку Батыю надо было, чтобы весть о случившемся дошла до князя Юрия как можно быстрее. И подвигла на необдуманные действия.

В «Повести о разорении Рязани Батыем» ясно сказано, что донёс хану о красоте жены Федора «некто из вельмож рязанских», и он же упомянул о том, что княгиня Евпраксия – родственница византийского императора. Монгольская разведка работала хорошо и где могла, вербовала кадры. Но она не была всемогуща, и с несколькими её проколами мы ещё столкнемся. Пока же отметим, что свои люди у монгольского хана были везде, и вполне возможно, что именно этот вельможа донёс Батыю, с какой целью едет в монгольскую ставку рязанское посольство…

О судьбе князя Федора и его жены Евпраксии подробно рассказывает «Повесть о Николе Заразском», которая, как и «Повесть о разорении Рязани Батыем», основана как на официальных летописных сведениях, так и на народных преданиях. Начинается эта «Повесть» с того, как в 1225 году из Херсонеса Таврического в земли Рязанского княжества прибыл чудотворный образ Николы Корсунского. Икона осталась во владениях князя Фёдора, в городе Зарайске[29], а Юрий Ингваревич построил там храм святого Николая Корсунского. Дальше сообщается, что князь Фёдор «сочетался браком, взяв супругу из царского рода именем Евпраксию. И вскоре и сына родил именем Ивана Постника». Трудно сказать, какого царского рода была Евпраксия, но на Руси в те времена знали только одного царя – византийского императора. Однако Византийская империя в те времена вообще не существовала в природе, поскольку IV Крестовый поход стёр её с политической карты мира. Но правившая в Никее династия Ласкарисов считала себя наследницей славы императоров древнего Константинополя. Вполне возможно, что Евпраксия приходилась родственницей никейскому императору Иоанну III Дуке Ватацу, и в том, что её выдали замуж за наследника Рязанского княжества, нет ничего удивительного. Положение империи было далеко не блестящим, и этот брак выглядел очень престижным как для одной стороны, так и для другой. Времена, когда русские князья брали с боем византийских принцесс, давно канули в Лету. Поэтому в том, что родственница никейского императора, которые сами происходили из незнатного рода, оказалась на Северо-Восточной Руси, нет ничего удивительного.

Так и жили князь Фёдор с женой счастливо до тех пор, пока осенью 1237 года к рязанским рубежам не подошла монгольская орда. Мы уже знаем, как и почему погиб князь Фёдор в ставке Батыя, но не менее трагической была судьба у его жены и малолетнего сына. Страшная беда, которая пришла на Рязанскую землю, уравняла всех – и князя и простого смерда.

Княгиня Евпраксия Рязанская

Худ. Матвеев Н.С.

Дальше можно предположить две версии развития событий. По одной из них, всё происходит так, как описано в «Повести о разорении Рязани Батыем» – узнав от Апоницы о смерти мужа, Евпраксия схватила сына и вместе с ним выбросилась из своего высокого терема в Рязани. По другой версии, можно предположить следующее. Понимая, что война с монголами будет очень трудной и как развернуться события, предсказать невозможно, князь Фёдор отправляет свою семью подальше от возможного театра боевых действий, на северо-запад, в Зарайск. Но монголы добрались и туда. Не желая попасть к ним в руки и отдавая себе отчёт в том, что ждёт её в плену, Евпраксия вместе с сыном на руках бросается на землю с «превысокого своего храма». «Прииде ж весть ко княгине его, яко убиен бысть князь Феодор от царя. Она ж тогда у чюдотворца Николя у заутрени. Егда же князиня услыша князя Феодора убиение, и абие в том часе с крыла церковнаго заразилася на землю, и паде мертва. И от того времени прозвася место то Николае Зараской»[30] (Повесть о разорении Рязани Батыем).

Могила князя Федора, его жены Евпраксии и сына Ивана в Зарайске

Фото автора

Академик Д.С. Лихачев так прокомментировал данное свидетельство: «От этого якобы и место, где “заразилась” Евпраксия, стало называться Заразским. Перед нами, следовательно, типичное для средневековой литературы объяснение названия города. На самом деле название Заразска (ныне Зарайска) вряд ли может быть так объясняемо и скорее должно производиться от находящихся близ него “зараз” – оврагов»[31]. Возможно, так оно и есть, но мне лично легенда про Евпраксию нравится больше, потому что в ней сплелось всё – и великая любовь, и великая ненависть к врагу, и желание княгини даже в последние минуты жизни остаться достойной своих родичей – императоров. Когда же схлынет мутная волна нашествия, то тело князя Фёдора привезут в Зарайск и похоронят вместе с женой и сыном, поставив над их могилами каменные кресты. Пусть и после смерти, но они снова будут вместе. «Благовернаго же князя страстотерпца Феодора Георгиевича многострадалное тело принесе с Воронежа в Зараск и положи с княгинею его и с сыном – князем Иоанном во едином гробе, и постави над ними три кресты каменны близ церкве иже во святых отца нашего Николая архиепископа мирликийских чюдотворца, юже прежде сам созда благоверный князь Феодор» (Повесть о Николе Заразском[32]).

В наши дни могила князя Федора, его жены Евпраксии и сына Ивана находятся на территории Зарайского кремля, около храма Николая Корсунского.

2. «Удальцы, резвецы, узоречье рязанское». Декабрь 1237 г.

Убивая в своей ставке Фёдора Юрьевича, Батый знал что делал. Он был практически уверен в том, что князь Юрий впадёт в ярость, потеряет осторожность и выступит с войском против орды. От Рязани до реки Воронеж достаточно далеко, и пока князь Фёдор ехал в ставку хана, а затем Апоница добирался обратно, прошёл немалый срок. Реки встали, покрылись крепким льдом, и Батый велел туменам выступать в поход. Двигались не спеша, поскольку джихангир ожидал вестей от своих лазутчиков в Рязани. В данный момент хана интересовало только одно – выступит рязанская рать ему навстречу или нет.

Рязанский князь все это время тоже не сидел сложа руки, а продолжал собирать войска. Пришли дружины из Мурома, Пронска, Зарайска, отряды из Переяславля-Рязанского, Белгорода, Ростиславля, Ижеславца, Перевитска. По деревням и весям княжества собиралось ополчение, ратные люди со всей Рязанской земли сходились к столице. Юрий Ингваревич вооружал всех кого только мог, его тиуны[33] опустошали княжеские оружейные и кузницы. Сани, нагруженные ратным снаряжением, выезжали прямо на площадь перед Борисоглебским собором, и там дружинники раздавали оружие рязанцам, расписывая их по десяткам и сотням.

Сила собиралась немалая, однако князь Юрий понимал, что стянув к Рязани всю свою рать, он оставлял без защиты другие города княжества. Трудно сказать, что дальше собирался делать Юрий Ингваревич – засесть в столице и ждать подхода суздальцев, либо выступить к Коломне на соединение с полками Георгия Всеволодовича. Потому что именно в это время пришла скорбная весть о гибели сына.

О том, что произошло дальше, рассказывает «Повесть о разорении Рязани Батыем»: «И плакал город весь много времени. И едва отдохнул князь от великого того плача и рыдания, стал собирать воинство свое и расставлять полки». Как видим, случилось то, к чему так стремился Батый, поскольку потеряв от горя контроль над собой, Юрий Ингваревич решил дать орде полевое сражение. С человеческой точки зрения князя Юрия понять можно, но как государственного деятеля – нельзя. И дело даже не в том, плох или хорош был план его нападения на монголов, а в том, что решив под влиянием эмоций выступить против Батыя только с рязанскими полками, Юрий прямо нарушал договорённость с князем Георгием. Потому что в случае его поражения суздальская рать оставалась на территории Рязанского княжества один на один с монгольской ордой. Правда, на порубежье союзников ожидала дружина князя Романа Ингваревича и коломенский полк, но эти силы были невелики. Появлялась реальная угроза, что и великокняжеская рать обрекается на поражение. Но хуже всего было то, что владимиро-суздальские дружины будут вступать в бой с монголами по частям. Часть у Коломны под командованием князя Всеволода и воеводы Еремея Глебовича, а другая часть под командованием Георгия Всеволодовича. Только где и когда великий князь вступит в битву с ордой, было ведомо одному Богу. Таким образом, одним удачным ходом – убийством князя Федора – Батый вынудил русские войска вступать в бой порознь и в невыгодных условиях. Монгольский хан сделал всё от него зависящее, чтобы облегчить жизнь своим полководцам, и теперь всё дело было за ними. От того, как темники и нойоны распорядятся подарком Батыя, зависел весь успех монгольского вторжения на Северо-Восточную Русь.

Князь Юрий считал, что шансы на успех есть и всё зависит от того, как быстро рязанцы смогут напасть на врага. Вполне возможно, что именно Апоница рассказал князю о том, что монгольские тумены стоят отдельно друг от друга, и у Юрия Ингваревича возникла мысль разбить их поодиночке. В противном случае даже ослепленный горем князь понял бы всю бессмысленность затеянной им авантюры. Правда, вряд ли пестун Фёдора Юрьевича мог сообщить какие-либо сведения о точной численности монгольских войск, поскольку князь Федор и «воины лучшие», которые должны были это выяснить, были убиты. Поэтому Юрий Рязанский в какой-то степени действовал вслепую, хотя его дозорные уже доложили князю о начале движения монгольской орды и снова ускакали в степь.

Пока Рязань оплакивала князя Фёдора, его отец, одержимый жаждой мести, действовал. Он даже не стал посылать за князем Романом в Коломну, поскольку хотел как можно быстрее ударить по монгольским станам. Гонцы из степи доносили о том, что орда резко ускорила движение и идет прямо на Рязань. Князь снова собрал военный совет. Трудно сказать, кто из князей и воевод поддержал решение Юрия Ингваревича атаковать монголов, а кто высказался против. Известно только одно – рязанская рать выступила против степняков. Напасть на монголов было решено в одном переходе от Рязани, используя условия местности и фактор внезапности, там, где лесные массивы вплотную подходят к равнинной местности. Князь Юрий полагал, что в лесах у русских будет преимущество перед степной конницей, а с другой стороны, в случае неудачи в этих самых лесах рязанские полки могли укрыться.

Выступив в поход на Рязань, Батый с удивлением обнаружил, что рязанские полки не идут ему навстречу. Ханские шпионы докладывали, что князь Юрий и рать большую собрал, и по сыну скорбит, но за городские стены пока полки не выводит. Здесь уже Батыю стало не по себе, поскольку он решил, что рязанцы останутся в городе и будут ждать помощи от суздальцев. Хану показалось, что великокняжеская рать вот-вот подойдет к Рязани, и он велел своим полководцам ускорить движение туменов. Батый хотел захватить вражескую столицу до того, как русские князья объединятся. Сделав стремительный бросок вперед, орда остановилась на широкой равнине в 30 верстах от Рязани, хан хотел дать своим воинам небольшой отдых перед тяжелыми боями. Правда, один тумен отделился от главных сил и взял в осаду Пронск, потому что в данной ситуации город оказался у степняков в тылу. А монгольские военачальники хотели исключить все неприятные неожиданности. О том, что Юрий Ингваревич скрытно выступил ему навстречу, Батый до поры до времени так и не узнал. В итоге хан, хотя и ожидал удара рязанских полков, оказался застигнут врасплох – настолько быстро и неожиданно всё произошло.

Рязанская рать выступила из города под вечер. В последних отблесках вечерней зари из тёмного зева ворот проездной башни сплошным потоком изливались конные дружины и медленно двигались на юго-запад. Гордо реяли рязанские стяги, лес копий покачивался над растянувшейся колонной, ярким блеском вспыхивали в предзакатных лучах солнца панцири и шлемы дружинников. Следом за всадниками шла пешая рать. Впереди, забросив за спину большие червлёные щиты, шли закованные в кольчуги княжеские пешцы, а за ними двигалось ополчение, набранное по городам и весям рязанской земли. В овчинных полушубках, вооружённые тяжёлыми топорами, рогатинами и луками, мужики нестройно топали по дороге. Редко в их рядах мелькали шлем или кольчуга. Весь город высыпал на валы и стены провожать воинство, долго горожане толпились на боевых площадках, невзирая на крепкий мороз. Даже когда ночь окутала землю, они продолжали стоять на стенах, разгоняя ночной мрак светом сотен факелов.

Князь Юрий вёл свои полки с таким расчётом, чтобы достигнуть кромки леса до рассвета и успеть укрыть свою рать в густом лесном массиве. А там уже дать людям передохнуть перед битвой, поскольку сражение обещало быть долгим и жестоким. Шли всю ночь, а на рассвете полки и дружины уже расходились по лесу. Усталые ратники, отложив топоры и рогатины, опускались прямо в снег, гридни слезли с коней, а князья и воеводы, собравшись на опушке, обсуждали предстоящую битву. Костров не разводили, чтобы не обнаружить себя раньше времени. Конные разведчики рыскали по всем направлениям, и вскоре русские знали о том, что орда на подходе. Уже смеркалось, и Юрий Ингваревич предложил выждать ещё немного, чтобы понять, будут монголы разбивать на ночь стан или продолжат движение. Вскоре выяснилось, что противник разбивает станы на противоположном берегу речки Прони, о чем князя Юрия уведомили дозорные. Сначала в сгустившихся зимних сумерках замелькали яркими точками тысячи вражеских костров, а затем по ночному небу багровым пламенем разлились огни ханской ставки. Каждый тумен встал своим лагерем, выдвинув вперед сторожевое охранение.

Князья долго выжидали, когда монголы уснут в своих станах, а затем приказали готовиться к бою. Вперёд ушли рязанские дозоры, которые состояли из местных охотников и знали местность как свои пять пальцев – их задачей было убрать вражеские караулы и позволить русской рати без помех выйти на рубежи для атаки. Монгольские сторожевые посты резали быстро и сноровисто, без лишнего шума и криков, а мёртвые тела оттаскивали в кусты и забрасывали снегом. Получив известие о том, что путь впереди чист, Юрий Ингваревич повёл свою рать несколькими дорогами через лес. Князь распорядился, что если какой из отрядов первый выйдет на лесную окраину, то пусть в поле не выходит, а ждет, когда подойдут остальные полки. Князь видел, что времени у него ещё достаточно, и когда рязанские дружины подошли к кромке леса, он велел всадникам спешиться и немного отдохнуть перед началом атаки.

Выехав на край перелеска, Юрий Ингваревич смотрел на монгольский стан, где быстро тускнели костры и откуда по равнине растекался приглушённый гул. Князь знал от разведчиков, что за этим станом находится ещё один, а за ним другой, и сколько их всего, одному Богу известно. Рязанское войско столь стремительно выступило навстречу врагу, что Юрий так толком и не узнал, сколько же всего степняков пришло в его землю. Понимая, что скоро наступит рассвет, он распорядился выводить из леса войска и идти на врага.

Стараясь не шуметь, из-за деревьев медленно выезжали конные гридни, за ними, уминая ногами снег, выходили пешие ратники, которых, приглушённо ругаясь, десятники и сотники выстраивали в густые шеренги. Закончив построение, рязанское войско медленно двинулось вперед. Туда, где ничего не подозревая, дремали в своих юртах монголы. Рать быстро перешла через скованную льдом Проню и развернулась в боевые порядки. Ярко сверкнул месяц, налетевший ветер погнал прочь затянувшие небо облака, а затем его резкий порыв развернул княжеские стяги и знамена.

И здесь рязанцев заметили. Ночь взорвалась от грохота монгольских барабанов, степняки выбегали из юрт и шатров, хватали оружие, прыгали на коней и мчались к местам построения своих сотен и десятков. Князь Юрий поднял копьё, указал им на видневшийся в глубине поля монгольский стан, и рязанская рать, ускоряя движение, устремилась вперёд. Первыми, постепенно набирая ход, шли конные дружины, за ними, щетинясь копьями и рогатинами, двигались ряды пеших воинов. Взревел княжеский боевой рог, и гридни, пришпорив коней, пошли в атаку. Снег полетел в разные стороны из-под копыт лошадей, а стальная волна русских всадников покатилась навстречу такой же монгольской волне, идущей от лагеря. Бешено неслись по полю кони дружинников, пели рязанские боевые трубы, и гридни опустили копья, целясь в приближающихся степняков и выбирая себе соперника. С лязгом и грохотом две конные лавины столкнулись на заснеженном поле, сотни монгольских всадников вылетели из сёдел, не выдержав прямого копейного удара рязанских гридней. Не меньшее число степняков повалилось на землю вместе с конями, не устояв против таранного натиска дружинников. Большую часть оказавшихся на земле нукеров просто затоптали копытами, а остальных добили пешие ратники, закалывая супостатов рогатинами и засапожными ножами. Боевые порядки монголов рассыпались, уцелевшие степняки стали разворачивать коней и обращаться в повальное бегство. Преследуя противника, рязанцы ворвались во вражеский стан, но князь Юрий запретил своим воинам в нём задерживаться. Он понимал, что залог успеха заключается в быстроте действий и стремительности натиска, и поэтому повёл своих воев дальше. Кто-то подпалил несколько юрт с шатрами, и яркое пламя ударило в тёмное небо, постепенно разбегаясь по всему монгольскому лагерю.

Битва рязанцев с ордой Батыя

Миниатюра Лицевого летописного свода XVI в.

Выведя свои войска из вражеского стана, рязанский князь вновь развернул дружины и повёл их по направлению к следующему монгольскому лагерю. Навстречу русским под грохот барабанов начала движение построенная в боевые порядки степная конница, которую тысячники сумели вывести в поле. Рязанские гридни сразу же пустили своих коней в галоп, надеясь достичь монгольских рядов прежде, чем кочевники натянут луки. Прибегнуть к своей любимой тактике – выпустить стрелы и обратиться в бегство, степняки не могли, поскольку за их спиной находились юрты, шатры и телеги с добром. Нукеры пустили стрелы, и десятки дружинников запрокинулись в сёдлах, кони же их продолжали мчаться вперёд, волоча за собой зацепившиеся ногой за стремена тела всадников. Второй выстрел кочевники сделать не успели. Рванув из ножен сабли и кривые мечи, они помчались навстречу рязанцам, надеясь остановить их яростный натиск. Но столкнувшись со стальным строем гридней, монгольские ряды разлетелись, словно глиняный горшок от удара о стену, и нукеры как горох рассыпались в разные стороны. Рязанские дружины втоптали в снег передовые шеренги степных наездников и, преследуя беглецов, ворвались в очередное становище. Сметая всё на своём пути, рязанцы прошли его насквозь и вновь оказались в поле, где резко осадили коней, поскольку прямо на них шла туча готовых к бою степняков. Ханские темники оправились от неожиданности и теперь уверенно руководили боем. Ночь подошла к концу, наступило хмурое декабрьское утро, и монгольские полководцы могли увидеть, насколько они превосходят врага в численности.

Князья рязанские поняли, что если они останутся стоять на месте, то враг их просто задавит массой. Поэтому князь Юрий поднял над головой боевой топор и повёл своих всадников в новую атаку. Кони дружинников уже устали и шли значительно медленней, копья гридней были изломаны в предыдущих схватках, и потому шанс с ходу опрокинуть монголов был невелик. Но иного выхода у рязанцев не было, и два войска вновь схлестнулись в рукопашной схватке. Русские воины рубили степняков мечами, били палицами и шестопёрами, а монголы секли гридней саблями, кололи копьями и расстреливали из луков. Какое-то время бой шёл на равных, но к степнякам подходили всё новые и новые отряды, и русский строй дрогнул, а затем поддался назад. Исколотый копьями повалился из седла князь Пронский, а его гридни начали разворачивать коней. Но тут накатил вал пешей рязанской рати и накрыл монголов. Храбрых багатуров[34] поднимали на рогатины, били окованными железом дубинами, ударами тяжёлых двуручных топоров разрубали их шлемы и доспехи. С засапожными ножами в руках ратники кидались под монгольских лошадей, вспарывали им брюхо и подсекали ноги, а самих всадников стаскивали с сёдел и добивали на земле. Не выдержав яростной атаки, кочевники развернули коней и бросились наутёк. Натиск пеших рязанских воев был настолько неудержим, что монголы разбежались, а князь Юрий почувствовал вкус победы.

Но до победы было ещё далеко. Справа и слева, не вступая в бой, рязанские полки обходили свежие монгольские тумены, а в глубине равнины темнели густые ряды приближающейся ханской конницы. Юрий Ингваревич начал осознавать, что всё может кончиться очень плохо. Его план разбить монгольскую орду по частям явно не удался, поскольку рязанцам просто не хватило на это сил. Поэтому надо было думать уже о том, как спасти русскую рать от приближающего разгрома.

Князю неожиданно повезло. Серое зимнее небо затянуло тучами, повалил густой, крупный снег, и Юрий Ингваревич решил, что пользуясь непогодой, ему удастся отвести войска к лесу, где монголы не смогут их достать. Рязанская рать стягивалась в кулак, а князья и воеводы пересаживались на запасных коней, чтобы вновь повести полки и дружины в бой. Только на этот раз речь шла уже не о победе, а о собственном спасении. Тело князя Пронского положили поперёк седла и крепко привязали верёвками, надеясь отвезти в Пронск и там достойно захоронить. Многие гридни, потерявшие лошадей, встали в ряды ополченцев, укрепляя передние шеренги, и рязанская рать двинулась через залитое кровью поле, заваленное телами тысяч павших воинов.

Старый Субудай, руководивший у монголов сражением, не собирался выпускать рязанского князя из той ловушки, в которую тот сам себя загнал. Тысячи конных лучников, вынырнув из-за снежной пелены, обрушили на русское войско настоящий ливень стрел. Люди падали десятками на окровавленный снег, потери начали расти с катастрофической быстротой, а до спасительного леса было не близко. Дружинники прикрывались большими миндалевидными и круглыми щитами, стрелы отскакивали от их шлемов и панцирей, зато ополченцам приходилось нелегко. Без кольчуг и доспехов, с одними самодельными щитами, они были обречены на гибель. Длинные монгольские стрелы насквозь прошивали овчинные полушубки, пробивали меховые шапки, раскалывали деревянные, обтянутые шкурами щиты. Но рязанцы упорно продолжали идти к лесу, устилая свой путь телами погибших воинов. Видя, что наскоками конных лучников противника не сломить, Субудай решил изменить тактику, и монгольские всадники скрылись за снежной завесой. Юрий Ингваревич вздохнул с облегчением, но в этот момент земля загудела от ударов копыт, и в атаку пошла тяжёлая ханская кавалерия. Рязанские ратники теснее сомкнули ряды, и их строй мгновенно ощетинился рогатинами и копьями.

Монголы ударили разом и со всех сторон. В страшной рукопашной схватке русские отбросили багатуров, но на смену потрепанным тысячам шла новая волна степняков. За ней готовились вступить в бой другие тумены. Сеча не затихала ни на минуту. Гридни и ополченцы навалили перед строем целый вал из убитых людей и лошадей, но русских воинов становилось всё меньше и меньше, а те, кто ещё сражался, валились с ног от усталости. Под ударами стрел и копий свалился на истоптанный снег Юрий Муромский, а Олега Красного, который изнемогал от многочисленных ран, выдернули арканом из седла и утащили в полон.

Юрий Ингваревич, лишившись коня, стоял в первом ряду и рубился мечом, как простой ратник. Возможно, в эти последние минуты своей жизни он осознал, какую страшную ошибку допустил, решив сразиться с Батыем в чистом поле, один на один, без суздальских полков. Что этим поступком он обрёк на погибель не только себя, князей – родственников и рязанскую рать, а всю свою землю, свой любимый город и, возможно, всю Северо-Восточную Русь. Поскольку теперь владимирские дружины будут биться с Ордой в одиночку. И когда монголам наконец удалось развалить рязанский строй и разбить битву на десятки отдельных схваток и столкновений, для Юрия Ингваревича всё было кончено. Под ударами кривых мечей нукеров рязанский князь пал на поле брани, его стяг рухнул на снег и был затоптан копытами коней торжествующих победителей.

Битва закончилась. Монголы преследовали и рубили тех, кто пытался спастись в лесу. По месту побоища уже ездили многочисленные всадники, высматривали раненых рязанских воинов и добивали их ударами копий. После этой битвы Рязань была обречена.

При описании боевых действий на подступах к Рязани основным источником мне служила «Повесть о разорении Рязани Батыем». И вот почему. Дело в том, что летописные известия о событиях, которые предшествовали взятию города, довольно скупы и противоречивы. Рязанский летописный свод до наших дней не дошел. Лаврентьевская летопись о битве молчит, и если следовать её тексту, то получается, что князь Юрий погиб во время штурма города вместе со всей своей семьёй, а полевого сражения с монголами как будто и не было. Впрочем, такая же картина наблюдается при изучении большинства летописей, за исключением Никоновского летописного свода, где содержится краткий рассказ о битве (т. 10, с. 106).

Ещё более путаны и невнятны сообщения Ипатьевского летописного свода, описанные в Галицко-Волынской летописи. Галицкий летописец явно не обладал всей полнотой информации о рязанской трагедии, да и к князьям Северо-Восточной Руси, как уже отмечалось, был настроен негативно. То, что убитый в 1217 году Кир Михайлович является активным участником событий, не самое главное. Беда в том, что книжник из Галича создал такую путаницу, что очень трудно найти в его рассказе о гибели Рязани здравое зерно. Судите сами: «Первое их нашествие было на Рязанскую землю, и взяли они приступом город Рязань, выманили обманом князя Юрия и привели к Пронску, ведь княгиня его была в то время в Пронске. Обманом выманили и княгиню, и убили князя Юрия и его княгиню. Кир Михайлович убежал со своими людьми в Суздаль и рассказал великому князю Юрию о приходе и нашествии безбожных агарян» (Галицко-Волынская летопись).

С Киром Михайловичем все понятно, уже привыкли. Но возникает закономерный вопрос – откуда монголы выманили Юрия Ингваревича, если к этому времени взяли Рязань приступом? Он что, ушёл в леса и скрылся там как партизан? А что делала в это страшное время княгиня в Пронске, ведь столицей была Рязань, чьи укрепления были гораздо мощнее! К тому же в других письменных источниках четко указано, что сначала был взят Пронск, а затем Рязань: «начали завоевывать Рязанскую землю, и пленили ее до Пронска, и взяли все Рязанское княжество» (Из Лаврентьевской летописи). В «Повести о разорении Рязани Батыем» нестыковок при описании хода событий, которые делает летописец из Галича, не наблюдается. Там каждое действие поддаётся логическому объяснению. Монгольский хан убийством сына спровоцировал рязанского князя на бой в невыгодных условиях, а уничтожив рязанское войско в чистом поле, уничтожил и намечавшийся военный союз между Рязанью и Суздальской землей.

Это одна сторона медали. Подобно галицкому летописцу, автор «Повести» также занимается тем, что воскрешает давно умерших князей и делает их активными участниками событий. Мы уже отмечали, что это касалось Всеволода Пронского и Давыда Муромского. Князь Роман Ингваревич в числе участников битвы автором «Повести» не назван, зато там присутствует некий Глеб Коломенский, по поводу которого академик Д.С. Лихачёв заметил, что он «упоминается не во всех списках и по летописи неизвестен». Не настолько велик был город Коломна, чтобы там одновременно правило два князя.

Путаница происходит и с князем Олегом Ингваревичем Красным. В «Повести о разорении Рязани Батыем» Олег Красный попадает в плен и принимает лютую смерть от рук монгольских палачей: «Окаянный же Батый и дохнул огнем мерзкого сердца своего и повелел, чтобы Олега рассекли ножами на части». Мало того, когда Ингварь Ингваревич вернется из Чернигова, где пережидал нашествие, то, по версии автора «Повести», захоронит тело брата. Сцена сильная с литературной точки зрения, но с исторической действительностью не имеющая ничего общего. Судите сами: «Князь Ингварь Ингваревич пошел к городу Пронску и собрал рассеченное на части тело брата своего – благоверного и христолюбивого князя Олега Ингваревича, и принес в город Рязань, а славную голову его сам князь великий Ингварь Ингваревич до самого города нес, и целовал ее с любовью. И положил его с великим князем Юрием Ингваревичем в один гроб». Между тем из летописей достоверно известно, что князь Олег находился в плену до 1252 года, вернулся в своё княжество и умер в марте 1258 года, будучи рязанским князем: «Того же лета преставися Олег князь Рязаньскиий, постригся и в схиму» (Воскресенская летопись, т. 7, с. 162).

Но дело не только в летописях. «Повесть о разорении Рязани Батыем» входит в цикл повестей о Николе Заразском и насчитывает 34 списка, классифицированных академиком Д.С. Лихачевым. И между ними встречаются существенные различия. Так вот, в Особой редакции «Повести» о судьбе Олега Красного рассказывается иначе, чем в остальных списках: «А князь Ольга жива яшя, и в полон в Орду сведоша, и бысть в полону в Орде 14 лет»[35]. В итоге получается, что именно Олег Ингваревич оказался единственным князем, который остался в живых после битвы с Ордой.

Так откуда же в «Повести о разорении Рязани Батыем» столько неточностей в мелких деталях, когда сам ход событий изложен довольно грамотно? Тщательно анализируя повесть, Д.С. Лихачёв сделал очень интересное наблюдение: «Автор имел в своем распоряжении Рязанскую летопись, современную событиям, весьма вероятно, краткую, без упоминания имен защитников Рязани. Отрывки именно этой летописи дошли до нас в составе Новгородской первой летописи. Вот почему между рассказом Новгородской первой летописи о событиях нашествия Батыя и «Повестью о разорении Рязани» имеются буквальные совпадения. Впоследствии эта летопись была утрачена в самой Рязани»[36]. Раз имена князей в летописи не указывались, а автор «Повести» точными сведениями о них не располагал, понятно, почему возникла путаница.

Другим источником, которым пользовался безымянный автор при написании своего произведения, были народные сказания и местные предания. Академик Лихачёв считал, что сама «Повесть» была составлена в первой половине XIV века, когда все легенды, касающиеся монгольского нашествия, были на слуху: «Именно они-то не только дали автору “Повести” основные сведения, но и определили художественную форму “Повести”, сообщив ей и местный колорит, и глубину настроения, отобрав и художественные средства выражения»[37]. Именно сочетание народных преданий вместе со сведениями официального летописания и делают «Повесть о разорении Рязани Батыем» самым важным источником по изучению той катастрофы, которая произошла зимой 1237 года на рязанской земле.

Ещё один момент, касающийся князя Романа Ингваревича: «Князь же Юрий Рязанский заперся в городе с жителями, а князь Роман отступил к Коломне со своими людьми» (Из Тверской летописи). Обратим внимание на два обстоятельства. Во-первых, автор заостряет внимание на том, с кем именно рязанский князь заперся в городе – с жителями, а не с дружиной. А это могло произойти только в том случае, если рязанское войско было уничтожено монголами. Рязань обороняли именно её жители, а не воины-профессионалы, о чем свидетельствует тот факт, что большой и очень хорошо укрепленный город был захвачен на пятый день осады. Маленькая Москва, чьи укрепления были значительно слабее, но в состав гарнизона входили дружины князя и воеводы, а также отступившие от Коломны ратники, продержалась столько же. И хотя в Тверской летописи нет информации о битве рязанских полков с ордой Батыя в чистом поле, однако те сведения, которые она сообщает, косвенно сам факт сражения подтверждают.

Во-вторых, мы видим, что Роман Ингваревич со своей дружиной и коломенским полком ни в полевом сражении, ни в обороне Рязани участия не принимал: «а князь Роман отступил к Коломне со своими людьми». Хотя информация подается так, что якобы Роман сначала привел войско к Рязани, а затем в силу определенных причин ушел назад в Коломну. Но тогда зачем приходил? Логики в действиях князя нет никакой, потому что если бы он со своими ратниками засел в столице княжества, то она бы продержалась значительно дольше. Все встанет на свои места, если исходить из того, что Роман со своим воинством Коломну не покидал и действовал согласно прежним договоренностям с Юрием Ингваревичем и Георгием Всеволодовичем. Дожидался в своем уделе великокняжеских полков, чтобы вместе с ними идти выручать Рязань.

О том, что князь Роман со своими войсками не участвовал в боях с монголами ни на подступах к столице княжества, ни при обороне города, свидетельствуют и Новгородские летописи. Там приводится следующая информация: «князь же Рязаньскыи Юрьи затворися в граде с людми; князь же Роман Ингваревич стал биться против них со своими людьми» (Новгородская I летопись старшего извода). Как погиб Юрий Рязанский, при взятии города или в битве с монголами в чистом поле, мы поговорим чуть ниже.

Разберем первое столкновение русских с ордой Батыя. В том, что именно рязанские полки атаковали монголов, сомневаться не приходится, в Никоновском летописном своде об этом написано недвусмысленно: «Князи же Рязаньстии, и Муромстии и Пронстии изшедше противу безбожных, и сотвориша съ ними брань». В «Повести» тоже говорится о том, что князь Юрий «вышел против нечестивого царя Батыя и встретил его близ границ рязанских. И напал на Батыя, и начали биться с упорством и мужеством». Все ясно и понятно.

В большинстве летописей эта битва не упоминается, из чего некоторые делают выводы о том, что её не было. Это не так. Приведём следующий пример: «Князья же рязанские, Юрий Ингваревич, и братья его Олег и Роман Ингваревичи, и муромские князья, и пронские решили сражаться с ними, не пуская их в свою землю. Вышли они против татар на Воронеж и так ответили послам Батыя: “Когда нас всех не будет в живых, то все это ваше будет”» (Из Тверской летописи). Дальше идёт рассказ о том, как Юрий Ингваревич просил помощь у Георгия Всеволодовича, рассуждения летописца о Божьей каре за грехи, а затем описывается осада Рязани. Нелепости данного свидетельства просто бросаются в глаза. Здесь летописец всё свалил в кучу: посольство на реку Воронеж князя Фёдора и его ответ Батыю, совещание рязанских князей и сбор объединённой рати, поход навстречу монголам и…

Но о самом главном – о сражении – нет ни слова, как будто его и не было! Тогда смотрите что получается. Рязанские князья горят желанием сразиться с Ордой и не допустить её во внутренние земли княжества. Собирают полки со всей рязанской земли и идут на реку Воронеж, чтобы дать бой степнякам. Там они оскорбляют монгольского хана, а потом с чувством выполненного долга расходятся по своим уделам: «Князь же Юрий Рязанский заперся в городе с жителями, а князь Роман отступил к Коломне со своими людьми» (Из Тверской летописи). После чего Батый идет на Рязань и берет город штурмом.

В такую глупость поверить невозможно.

Итак, сражение было. Вопрос в том, где оно произошло. Никоновский летописный свод об этом ничего не сообщает, а в «Повести» сказано, что где-то «близ границ рязанских». Очень часто в качестве места битвы называют реку Воронеж, поскольку именно туда, согласно летописным свидетельствам, приехали рязанские князья, чтобы дать свой легендарный ответ на требования Батыя. Однако достаточно просто посмотреть на карту, чтобы понять всю несостоятельность данного предположения. Где Рязань и где река Воронеж! На мой взгляд, нет смысла трактовать «границы рязанские» так, как будто сражение произошло на реке Воронеж, куда его стараются иногда поместить. Да, ставка Батыя была на этой реке, но не более того, вести в такую даль свои полки у князя Юрия нужды не было никакой, в открытой степи монголы просто раздавили бы рязанцев и не заметили.

Если предположить, что летописец подразумевал реку Лесной Воронеж, то на ситуацию можно посмотреть и с другой стороны. От её истоков до Старой Рязани будет примерно 150 км, и путь этот будет проходить через лесные массивы. Теоретически можно допустить, что используя их как прикрытие, рязанские полки ушли так далеко от своей столицы. Недаром академик В.В. Каргалов считал, что именно в устье рек Лесного и Польного Воронежа стояла орда Батыя в канун похода на Рязань. Но сюда монголы, по мнению Вадима Викторовича, пришли из тех мест, где теперь находится город Воронеж.

На мой взгляд, в таком действии Батыя не было никакого смысла. Перемещая свои тумены в этот район, он лишал себя свободы маневра, поскольку идти на Рязань ему пришлось бы через те самые леса, где могли укрыться рязанские полки. Недаром именно здесь в XVI–XVII вв. проходила засечная линия Русского государства. Рановская засека[38] начиналась от села Лопатино, затем через Скопин и села Городецкое и Шелемишево до Ряжска. По линии Ряжск – деревня Щурово, село Покровское – крепость Сапожок проходила Пустотинская засека. Дальше уже начиналась Липская засека, которая протянулась до места впадения реки Пары в Оку. В наши дни от этих засечных лесов мало что осталось, но тогда они были серьезным препятствием для степной конницы. Поэтому вывод напрашивается простой – идти этим маршрутом Батыю не было никакого смысла.

Конец ознакомительного фрагмента.