Вы здесь

Нацисты в белых халатах. Глава 3 (А. А. Тамоников, 2018)

Глава 3

Отгремели сражения в восточной части Белоруссии, откатился фронт. Земля приходила в себя после жарких сражений. Люди убирали трупы, свои и чужие, ремонтировали дороги и мосты, по которым на запад уходили войска. Части дивизии теперь дислоцировались в соседнем Родзюковском районе.

В Злотове остался обескровленный полк, потерявший почти всех офицеров. Два батальона обустраивали укрепрайон на западном берегу Земана, еще один дислоцировался в Калинках, на территории бывшей воинской части. Там же расположились штаб полка, гарнизонная гауптвахта, палаточный городок, в котором обретались бойцы артиллерийской батареи и отдельного танкового батальона, от которого фактически осталось только название.

В самом Злотове на Троицкой улице заработала комендатура. При ней был сформирован комендантский взвод для патрулирования и несения караульной службы в самом городе. На улицах появились первые милиционеры.

Заработал горком партии, состоящий из бывших партизан и активистов, прибывших с востока. Туда ежедневно выстраивались очереди. Люди хотели знать, как жить дальше, где работать, на что кормить семьи.

Прошло четыре дня. Из штаба дивизии в полк поступало офицерское пополнение. В Калинках разгружались полуторки, перекликались люди в погонах, перебрасывали чемоданы, набитые вещами. Офицеров распределяли по подразделениям, селили на квартирах в частном секторе. Подошла свежая танковая рота, влилась в часть. Прибыла минометная батарея, расчеты отправились в палаточный городок.

Через город на запад тянулись войска. Тягачи тащили орудия, лязгали гусеницами громоздкие «САУ». По соседству с батальонами расположилась рота войск НКВД по охране тыла действующей армии. Отдел упомянутой организации появился в Злотове. На площадях бывшей фабрики металлоизделий заработали мастерские по ремонту автотранспорта и военной техники. Открывались магазины. Продукты распределялись по карточкам.

В Калинках на территории караульного помещения действовала гауптвахта. Немцы за два года расширили там жилые площади. Теперь это заведение могло вместить до полусотни клиентов. Окна камер, расположенных на первом этаже, были забраны мощными решетками. Заключенные сквозь них хоть изредка видели солнечный свет. Внизу же, в извилистом подвале, освещение было минимальным. От немцев сохранились матрасы, какие-то подобия подушек. Воздух в помещениях был относительно сухой.

Арестантов кормили дважды в день. После обеда их выводили гулять во внутренний двор под жестким присмотром автоматчиков.

Про немцев, привезенных из-под Межеля, все начисто забыли. К ним никто не приходил, их ни разу не вызывали на допрос. Ирония судьбы. Те люди, которые что-то знали про этих персон, были либо далеко, либо мертвы.

Мужчина с глубокими залысинами, назвавшийся Киттелем, сидел в последней камере. За четыре дня он сильно осунулся, в пиджак и пуловер намертво въелась тюремная вонь. Настроение у него было сквернейшее. Он не бунтовал, выполнял все прихоти надсмотрщика, если понимал, чего тот хочет. Послушно принимал пищу, выходил на прогулку, заложив руки за спину.

Его коллега, назвавшийся лаборантом по фамилии Рунгер, сидел в другом конце коридора. Они почти не виделись, и лишь на прогулке могли обменяться взглядами.

Соседние камеры сегодня пустовали. Их постояльцев караульные увели несколько часов назад, обратно не вернули.

Утром в подвал спустился некий ответственный офицер, явно вставший не с той ноги, вызвал начальника гауптвахты и принялся грозно разоряться:

– Какого хрена, товарищ старший лейтенант?! Кто тут у вас сидит? На каком основании вы их содержите и кормите за казенные средства? Полицаи? Расстрелять к чертовой матери! Мародеры? Дезертиры и выпивохи? В штрафную роту! Пусть кровью искупают! Немедленно удалить их отсюда, списки ко мне на стол! А это кто такой?

Начальник гауптвахты что-то пробормотал на ухо офицеру.

Тот недоверчиво хмыкнул.

– И этот тоже?

Они остановились напротив решетки. В лицо заключенного ударил луч света.

– Так точно, товарищ подполковник, – пробормотал старлей. – Доставлены по приказу товарищей из Смерша, до особого распоряжения. Находятся здесь уже четыре дня.

– Надо же, – проворчал посетитель. – А с виду и не скажешь, что важные птицы. Ладно, пусть сидят, ждут своего часа.

Доктор Альфред Штеллер немного понимал по-русски. История была давняя. В начале тридцатых он стажировался на кафедре биологии Московского университета, даже водил приятное знакомство с одной аспиранткой, которая по иронии судьбы оказалась еврейкой.

Глухая депрессия первых дней заключения постепенно отступала. Появлялась надежда. За своего помощника Клауса Эрдмана доктор не тревожился. Тот ничего не скажет. Именно он и предложил выдать себя за других, если не удастся уйти.

Альфред проклинал себя за то, что так увлекся своими изысканиями, отверг голос разума. Ведь предупреждали его, что русские идут! Он не верил и остальных заразил этим чувством.

Отчаяние было зверское. Он всего добился, опередил своих коллег-конкурентов, поднял знамя немецкой науки на новую вершину! И так попасться! Пропало все – карьера, жизнь. Большевики узнают, кто он такой, вытянут всю полезную информацию, а потом повесят!

Но по мере нахождения в камере Штеллер начал сомневаться в этом. По-видимому, никто не подозревает, кто он на самом деле. Про филиал института бактериологии у русских информации нет. Его настоящее имя, Штеллер, им ни о чем не говорит. Их контрразведка молодая и еще неопытная. Военные, взявшие лабораторию, уже далеко. Дай бог, их нет в живых.

Фамилии заключенных в списках гауптвахты значатся, но никому не интересны. Если ты доктор Штеллер – то это проблема. Если же какой-то лаборант, согласный сотрудничать с большевиками, то это гораздо лучше.

Настал вечер. Штеллер лежал на мешковине. Свет был убавлен до минимума. У доктора медицины слипались глаза, он проваливался в сон.

Тут в коридоре кто-то возник, медленно двинулся вдоль решеток. Глухие шаги. Похоже, этот человек располагал свободным временем, решил пройтись, посмотреть, кто тут сидит.

Штеллер приподнялся, вытянул шею. На другой стороне решетки колебалось смазанное пятно. Ни лица, ни фигуры – все съедала темнота. Кажется, у него была фуражка и офицерские погоны. Вряд ли простой смертный мог сюда зайти.

Посетитель включил фонарик. Рассеянный свет мазнул лицо арестанта и пропал. Потом человек удалился. Ком застыл в горле узника. Но нет, тот вернулся, просто убедился в том, что в соседних камерах никого нет.

Незнакомец приблизился к решетке. Альфред тоже подался вперед, обливаясь потом.

– Доктор Штеллер? Очень рад, что с вами все в порядке, вы живы и почти здоровы, – проговорил этот человек по-немецки глухим шепотом.

– Кто вы? – Волнение зашкаливало, голос арестанта срывался.

– Тише, доктор. Мы с вами не одни в этом славном подвале. Я прибыл с той стороны исключительно по вашу душу.

– Вытащите меня отсюда!.. – Доктор тоже вцепился в решетку, чувствовал дыхание незнакомца, но по-прежнему не видел его лица.

– Убедите меня, что я должен это сделать.

– Да как же вы не понимаете!.. – Доктор чуть не задыхался. – Раз вы здесь по мою душу, значит, должны знать, чем я занимался. Я разработал идеальную вакцину. Она действует в ста процентах случаев, что наглядно подтвердили последние испытания. Я опередил всех своих немецких партнеров, да и русских, вакцина у которых не настолько совершенна. Да, когда наступали большевики, мы уничтожили всю рабочую документацию и запасы нового препарата. Но все, что нужно, находится здесь. – Он выразительно постучал себя по голове. – Только тут и больше нигде. Мои слова может подтвердить мой помощник Клаус Эрдман. Он тоже здесь. Мы работали вместе, но формулу готового вещества знаю только я. Уж поверьте и не совершайте непродуманных поступков.

Человек на другой стороне решетки выжидал, думал.

– Вытащите меня отсюда! – настаивал Штеллер. – Сделайте это прямо сейчас, пока тихо.

– Ну что вы, любезный доктор, – проговорил посетитель. – Сейчас я этого никак не сделаю. Я один, а вокруг нас целый полк русских. Гауптвахту охраняют три автоматчика, в караульном помещении еще семеро, за пределами ограды повсюду посты. Как говорят русские, один в поле не воин. Слушайте меня внимательно, доктор. Помощь придет, вас вытащат. Но не сегодня и не завтра. Про вас, похоже, здесь забыли. Если вспомнят и поведут на допрос, стойте на своем. Вы Зигмунд Киттель, второстепенный работник лаборатории. Доктор Штеллер сбежал до начала штурма. Эрдман вас не выдаст. Подтвердить вашу личность некому, русские о вашем центре не знают. Информацию о вас могут иметь службы, связанные с внешней разведкой, либо люди из медицинских кругов, но они далеко и включатся в игру не скоро. За это время вас успеют вытащить. Ведите себя покорно и смиренно, не буйствуйте, изображайте раскаяние. Ждите. Мы будем наблюдать за этим заведением. – Незнакомец растворился во мраке коридора.

Секунд через двадцать скрипнула входная дверь.

Доктор Штеллер перевел дыхание и начал молиться, хотя верил не в бога, а только в торжество всепобеждающей германской науки.


Густая темень накрыла Замковую улицу Злотова. Она получила название в честь бывшего имения князя Мстислава Лукоша, правящего этими землями во времена Великого княжества Литовского. Замок стоял к северу от городка, на живописном берегу притока Земана. В советские годы в нем действовал санаторий для рабочих и крестьян, работал ботанический сад, куда приезжали шумные экскурсии из Орши и Витебска.

В июле сорок первого сюда переместили госпиталь, который разбомбила немецкая авиация. От замка и сада остались лишь воронки и развалины.

Человек вошел в один из узких переулков, выходящих на улицу. Жимолость и малина еще не полностью облетели, частично закрывали обзор. Под ногами шуршал жухлый чертополох. Мужчина остановился у столба электропередач, стал водить носом, прислушиваться.

На сей раз он был в гражданской одежде.

В этой части города стояла тишина. Тучи удалились на запад, в разрывах облаков моргали звезды. Легкий ветерок приятно освежал. Осень взяла тайм-аут. В последние дни было сравнительно тепло и сухо.

Электричество в переулок еще не провели, дома и сады тонули в темноте. За занавесками кое-где поблескивали огоньки свечей.

Земля в переулке еще не высохла. Подошвы разношенных ботинок проваливались в грязь.

Прохожих не было, действовал комендантский час. Несколько минут назад по Замковой улице проехал автомобильный патруль, и кругом снова воцарилось безмолвие.

Размытый силуэт плыл по переулку. Мужчина знал, что патрули здесь ходят редко, да и не боялся он их. Восьмой участок от улицы по правой стороне. Здесь на штакетник были насажены несколько расколотых кувшинов. Вряд ли это добро приглянется уличному воришке.

За оградой сарай. Можно руку просунуть и коснуться дощатой стены. В земляную завалинку врыт маленький деревянный ящик. Сверху ветка колючего боярышника, внутри земля, какие-то ржавые болты. Любой человек с улицы может оставить тут послание и получить ответ. Хозяину участка достаточно обогнуть сарай с обратной стороны, просунуть руку и забрать записку.

Тайник выдумывали на скорую руку. Чем естественнее, тем вернее.

Мужчина остановился, осмотрелся. Место надежное, забор на другой стороне сплошной, хозяева не видят, что происходит в переулке. Он отсчитал четвертую штакетину, просунул руку, укололся о боярышник, шепотом ругнулся по-немецки. Вечно эти русские со своей неуместной фантазией!

Он опустил в ящик свернутую записку, убедился в том, что она легла туда, куда нужно. Поднялся, покосился на козырек крыши сараюшки. Промокнуть от дождя бумажка не должна. Мужчина снова посмотрел по сторонам и заскользил дальше. Этот переулок через двенадцать дворов выходил на Сухарную улицу.

Прямой связи с руководством у агента не было. В его положении пользоваться рацией было бы самоубийством. Он передавал сообщения через связного. Тот забирал послания, отправлял их в центр в зашифрованном виде, получал ответ, расшифровывал его и помещал в этот же почтовый ящик.

Связной абвера знал о существовании агента, но не имел понятия, кто это. Зато агенту был прекрасно известен обитатель этого участка.


Советские компетентные органы учились работать, что называется, с колес. К осени сорок третьего они уже накопили приличный опыт, научились распознавать руку абвера и эффективно реагировать на происки противника.

Радиотехнические службы работали во всех районах, отбитых у немцев. Контролировались значимые населенные пункты, мосты, железнодорожные станции, любые подозрительные места, где могли засесть вражеские радисты.

Радиоигры и радиотехническая разведка за линией фронта не являлись приоритетными направлениями работы Смерша. Но станции пеленгования в крытых грузовиках под охраной мотоциклетных подразделений прочесывали все прифронтовые районы. Им зачастую доставался улов, попадались даже опытные радисты.

5 октября была перехвачена радиограмма. Машина технической службы стояла на Троицкой улице, замаскированная под хлебную будку. В одиннадцать утра она вдруг сорвалась с места и устремилась на север по Троицкой улице.

Радист находился километрах в трех севернее города, на берегу Земана. Содержимое послания немедленно срисовали. Буквально через минуту прилетела ответная радиограмма – видимо, из-за линии фронта. Ее тоже поймали.

Начальник группы связался с Буровичами, где находился их отдел, доложил ситуацию, получил приказ задержать радиста. К нему тут же прибыло отделение пехоты на двух «газиках».

Техника была несовершенной, очерчивала лишь квадрат, но не точное место. Людей оказалось мало. Несколько часов они лазили по тальниковым дебрям, выявили места, откуда мог осуществляться сеанс, но больше ничего сделать не удалось.

Радист ушел. Возможно, у него была машина и он использовал старую дорогу, тянущуюся вдоль тальниковых зарослей.

Обе радиограммы были доставлены в шифровальный отдел при штабе дивизии. Специалисты несколько часов ломали головы, но своего добились.

«От Вальтера Юргену, – гласило первое послание. – Посылка находится в районе. Объект активный. Координаты прилагаются. Просьба забрать посылку в ранее оговоренный срок. Координаты квартиры для запасного плана также прилагаются. Почтальон».

С тем, что называлось координатами, дешифровщики так и не справились. Им пришлось признать, что в абвере тоже работают опытные и хитроумные люди.

Ответная радиограмма из-за линии фронта сообщала следующее: «Почтальону для Вальтера. Вас поняли, посылку заберут в установленный срок. Создайте условия для беспрепятственной работы. Отследите сохранность посылки. Юрген».


6 октября в штаб полка с первыми петухами нагрянула оперативная группа дивизионной контрразведки. Потрепанный «газик» с впечатляющей пробоиной в капоте резко затормозил у КПП в Калинках. В машине сидели четыре офицера в полевой форме: майор, капитан и два старших лейтенанта. Один из них за рулем. Персонал КПП не реагировал на их появление. Крупный старший лейтенант с каким-то простоватым лицом нетерпеливо просигналил.

– Спят служивые, – проговорил молодой старлей интеллигентного вида со смешливыми глазами.

Из будки выскочил заспанный сержант с соломенными прядями, торчащими из-под пилотки, засеменил к дороге, застегивая крючок на воротнике.

– Пересмена, товарищи офицеры, виноваты, служба, – пробубнил он. – Куда направляетесь?

– Кто мы? Куда мы идем?… – задумчиво глядя вдаль, пробормотал молодой старлей.

Широколицый майор, довольно молодой для своего звания, сунул под нос караульному волшебную книжку, открывающую любые двери и поднимающую какие угодно шлагбаумы. Пятиконечная звезда, под ней: «НКО, Главное управление контрразведки Смерш». Дальше разжевывать не пришлось.

Караульный подтянул винтовку, приклад которой едва не волочился по земле, побежал открывать шлагбаум.

Водитель газанул, машина, набирая обороты, покатила на территорию воинской части. Мимо пробежали секции бетонного забора, караульное помещение с примыкающей к нему двухэтажной кирпичной гауптвахтой.

– Расслабились товарищи солдаты, – брюзжал сухопарый капитан, с любопытством озираясь. – Почуяли мирную гарнизонную жизнь. Их тут голыми руками брать можно.

– Любого часового можно брать голыми руками, – высказал неоднозначную мысль накачанный водитель Василий Дорофеев. – Любой часовой, если правильно к нему подойти, существо бесправное, беззащитное и идеальная мишень, как бы он ни прятался.

– Товарищ майор, а что вам сказал начальник армейского отдела? – поинтересовался молодой старлей. – Вы вышли от него таким одухотворенным.

– Сказал, или работать, или под трибунал, – проворчал майор.

– М-да, неприятный расклад. – Старлей почесал затылок. – А вы нам что-нибудь расскажете о предстоящей работе? А то молчите, как партизан на собеседовании в гестапо.

Водитель хохотнул.

– К штабу давай, Василий, – спохватился майор. – Ты на футбольное поле нас везешь. Инстинкт, что ли?

Василий свернул, объехал развалившуюся казарму, какие-то склады, опоясанные колючей проволокой. В стороне остались спортивные площадки, склад горюче-смазочных материалов.

Сам поселок Калинки прятался за леском. В нем не было ничего интересного, кроме развалин. Он вплотную примыкал к Злотову, в него упиралась Замковая улица. Фактически это был один населенный пункт, разделенный лесополосой.

Машина затормозила у штаба, двухэтажного здания, построенного буквой «П». Здесь военные уже не спали. Во дворе стоял бронеавтомобиль, за мешками с песком прятался пулемет. Караульное отделение, выстроившись на плацу, получало задание от дежурного офицера.

Усердно дымила труба на крыше. Осень подминала под себя природу и людей. Солдатам уже выдали шинели и фуфайки, но менять пилотки на ушанки пока не спешили.

Напрягся часовой на крыльце, когда рядом с ним остановился «газик», набитый офицерами.

– Здесь меня ждите, – лаконично бросил майор, выбираясь через прорезь в борту. – Потолкую с комполка, или кто тут за него, а потом потрещим с вами по душам.

Подполковник Костычев – грузный пятидесятилетний мужик с одутловатым лицом – сидел в своем кабинете и распекал по телефону начальника вещевого склада, зажавшего партию теплых портянок.

– Немедленно раздать каптерам, Михаил Яковлевич! – разорялся комполка. – Я проверю! Для чего вы их держите? Ждете, когда в Берлин войдем? Перед немками будем красоваться? – Он отмахнулся, обнаружив в помещении незнакомого майора с голубыми ироничными глазами.

Тому пришлось повторно помахать волшебной книжицей.

– Виноват, товарищ майор. – Подполковник бросил трубку, поднялся, протянул руку. – Нам сообщили, что сюда едет опергруппа, но мы не думали, что вы прибудете так рано. Подполковник Костычев Федор Николаевич, исполняю обязанности командира стрелкового полка.

– Майор Попович Никита Андреевич, командир опергруппы. – Майор отозвался на рукопожатие. – Какое-то время пробудем в вашем городе по служебной надобности.

– Да, разумеется, товарищ майор. Мы поселим вас в военном городке. Да вы присаживайтесь, в ногах правды нет.

– Спасибо, Федор Николаевич. – Майор опустился на стул. – Во-первых, мы намерены поселиться не здесь, а в самом городе на съемной квартире. Думаю, мы найдем ее самостоятельно. Во-вторых, мы требуем от вас всесторонней поддержки. Никакой болтовни!.. Давайте без обид, Федор Николаевич, договорились? В-третьих, у руководства нашей организации складывается впечатление, что доверять в этом штабе можно только вам. Именно по этой причине я сейчас сижу перед вами.

– Простите, я не понимаю. Я в этой части ровно неделю…

– Об этом нам известно, – сказал Попович. – У вас неплохая репутация, и ваша личность подтверждена товарищами, заслуживающими доверия. Вы именно тот, за кого себя выдаете. – По губам майора контрразведки пробежала туманная, ироничная усмешка. – Вы на фронте с первого дня, воевали под Москвой, командовали батальоном под Сталинградом в армии Чуйкова, достойно проявили себя в сражении под Прохоровкой, где получили легкое ранение.

– Вы изъясняетесь загадками, товарищ майор, – позволил себе толику недовольства комполка.

– Такая у меня служба, Федор Николаевич. Впрочем, буду с вами откровенен, поскольку по уставу обязан поставить вас в известность. Полк при наступлении понес тяжелые потери, в том числе в командном составе. Вас назначили вместо выбывшего Постышева. Офицерское пополнение прибыло в полк пару дней назад. Это начальник вашего штаба Юдин, его заместитель, помощники по строевой и политической части…

– Такого пока не прислали, – перебил подполковник собеседника. – Проблема в наших войсках с замполитами, их выбивают в первую очередь.

– Согласен, – сказал Попович. – Но это куча народа. Вы обязаны с ними работать, хотя и не знаете этих людей. У нас имеются все основания подозревать, что среди данных офицеров затесался вражеский агент, выполняющий задание в этом районе.

– Вы уверены? – комполка насупился. – Все эти люди прошли через штаб дивизии.

– Но вы же понимаете, что нам противостоят не дураки. Абвер снабжает своих агентов достоверными документами и легендами. Эти люди прекрасно ориентируются на местности и в наших войсках. Они ответят на любой вопрос, какое-то время могут выдавать себя за советских офицеров и даже выполнять их должностные обязанности. Нами перехвачены радиограммы, подтверждающие эти опасения. Мы физически не можем проверить такое количество людей. К тому же агент уверен в том, что пройдет проверку. Есть серьезные основания предполагать, что это штабной офицер. Мы исключаем комбатов, офицерский состав артбатарей, танковых рот и тому подобного. Специфика их службы не позволяет вести работу в нужном им районе. А штаб полка будет стоять в Злотове и через неделю, и через две.

– Вы меня пугаете, товарищ майор, – пробормотал Костычев.

– Вражеских агентов скоро обезвредят, – успокоил его Попович и улыбнулся. – Вам часто приходилось рисковать, товарищ подполковник. Значит, загробная жизнь вас не пугает, а гипотетический лазутчик – легко? Впрочем, понимаю ваше беспокойство. Теперь вы знаете, с какой целью в город прибыл Смерш. Что требуется от вас? Полное содействие. Ни в коем случае не подавать вида, будто вы кого-то подозреваете. Это наша задача – подозревать и докапываться. Соблюдайте меры безопасности, иначе мы не напасемся командиров полков. Мы можем ошибаться, подозреваем штабиста, а это окажется какой-то штатский, пролезший в городское руководство. Со мной три офицера: капитан Кольский, старшие лейтенанты Дорофеев и Тетерин. Запомните эти фамилии. Иногда им придется меня подменять. Их указания следует выполнять точно так же, как и мои.

– Чем я могу вам помочь, товарищ майор? – пробормотал комполка.

– Ведите себя так же, как и десять минут назад. Не вздумайте к кому-нибудь присматриваться. Будут спрашивать, зачем приехал Смерш – подготовка к строительству фильтрационного лагеря для военнопленных и лиц, возвращающихся с оккупированной территории. Честь имею, товарищ подполковник. – Попович встал и небрежно козырнул. – Если понадобитесь, мы к вам обратимся.

Он вышел из штаба, не стирая с лица выражения легкой надменности, и направился к машине. Офицеры терпеливо дожидались его возвращения.


Со своей командой он давно нашел общий язык. Судьба свела их в Курске несколько месяцев назад. По городу рыскали немецкие агенты и диверсанты, молодая контрразведка сбивалась с ног. Происходил естественный отбор. Для борьбы с реальным, а не мнимым врагом требовались определенные качества и подготовка. Эти трое справлялись, он взял их к себе под крыло и с тех пор ни разу не пожалел об этом.

Капитан Глеб Кольский был родом из Казахстана. Он прибыл на фронт еще в сорок первом, командовал ротой разведчиков в дивизии Панфилова. В Средней Азии у него остались жена и две дочки.

Борис Тетерин – москвич, родня в эвакуации, сам перед войной окончил Институт связи. Когда фашисты подошли к столице, записался в народное ополчение, бился с танками, прорвавшимися к Красногорску. Самое поразительное, что остался жив, отчего и уверовал в свою бессмертность. Потом отправился на ускоренные офицерские курсы. Борис был начитан, сообразителен, обладал изощренным воображением, что весьма неплохо для оперативного работника.

Старший лейтенант Василий Дорофеев являлся полной противоположностью Тетерина. Эти сущности притягивались и дополняли друг друга. Он жил в глухой сибирской тайге под Иркутском. Этот лесник и охотник был способен голыми руками завалить четверых. Василий соображал неторопливо и тягуче, но с народной смекалкой у него все было в порядке.

На этой войне он потерял двух сестер. Жизнь разбросала родню по стране. Одна погибла в сорок втором, в партизанском отряде на Смоленщине, другую, вместе с маленьким ребенком, растерзали каратели под Харьковом.

Офицеры с любопытством следили за командиром. Когда он подошел, они дружно выбросили окурки.

Попович забрался в машину и задумался. Дорофеев выжидал. Приказа трогаться не поступало.

– Предложения, товарищ майор? – встрепенулся Борис Тетерин.

– Предлагаю совершенствовать свое мастерство, товарищи офицеры, – проговорил Никита. – Поработать для начала хотя бы мозгами. Выезжай на Замковую, Василий. Там остановишься.

Хвост за оперативниками не тянулся. Это было бы странно, но в нашем мире всякое бывает. Майор пока не знал, какими возможностями обладает противник, затаившийся в этом городке.

Машина проехала через лесополосу, свернула на Замковую улицу и остановилась среди домов частного сектора. Пейзаж портил обгорелый танк «Т-34».

– И какого хрена ты здесь остановился? – проворчал Тетерин. – Давай до следующего переулка, там «Тигр» подбитый.

– Действительно, Василий, – буркнул Попович. – Мозгами-то шевели. Почему мы должны на это любоваться?

– Подумаешь, какие нежные. – Дорофеев снял машину с ручного тормоза, проехал полторы сотни метров.

Раскуроченный «Тигр» действительно смотрелся краше. Солидный снаряд угодил точно в окошко механика-водителя. Башня со стволом поникла.

Никита представил, как ему в физиономию прилетает снаряд, поежился и осмотрелся. Хвоста определенно не было, но он не сомневался в том, что «заинтересованные лица» о прибытии Смерш узнают в первую очередь. А также о встрече некоего майора с командиром полка.

Улица была оживленной. Мирные граждане безбоязненно выходили из домов, занимались своими делами. Подбитые танки ввиду нерасторопности соответствующих служб становились элементами антуража. Проехал трехтонный «ЗИС», груженный мешками с картошкой. На отдельных полях люди еще убирали урожай.

– Поговорим здесь, товарищи офицеры, без посторонних. – Никита выбрался из машины, прошелся взад-вперед. – Итак, перехвачены радиограммы следующего содержания. – На память майор не жаловался, дословно воспроизвел текст обоих сообщений. – Поймать радиста не удалось. Он выходил на связь примерно в трех верстах от города, с берега реки. С солидной долей вероятности можно предположить, что в районе Злотова действует вражеский агент с псевдонимом Вальтер. Он не располагает рацией, передает текст послания некоему Почтальону, а тот связывается с центром. Знают ли эти двое друг друга, вопрос интересный. Возможно, нет, общаются посредством тайника. Район не имеет важного стратегического значения. Здесь нет железной дороги, объектов военной инфраструктуры. За исключением моста через Земан, который взят под усиленную охрану. Диверсия на нем исключена. Данная местность чем-то привлекает внимание абвера.

– Или кем-то, – вставил Кольский.

– Или кем-то, – согласился Никита. – Последняя версия – в приоритете. Что или кто имеется в виду под словом «посылка»? Явно что-то важное. Противник знает, что наши радиослужбы отслеживают район, и все же идет на риск. Данный объект или субъект определенно находится в районе Злотова. Что такое «объект активный»? Думаю, это просто. Он имеет важное значение для фашистской Германии. Когда заберут посылку? Уверен, речь идет о считаных днях. Расшифровать координаты наши умельцы не смогли. Видимо, фашисты предполагали, что мы можем перехватить радиограмму. Ладно, хоть основной текст поддался.

– Это важный немецкий шпион, располагающий ценной информацией? – предложил версию Тетерин. – Застрял на советской территории, не может выбраться?

– Не уверен. – Попович покачал головой. – Зачем вытаскивать одинокого шпиона, прекрасно знакомого с местностью? Линию фронта он пройдет без особых проблем. К тому же она не так уж и далека отсюда. Где-то пятнадцать, где-то двадцать верст.

– Ранен? – Дорофеев почесал затылок. – Может, на частной хате или в госпитале под видом нашего отлеживается?

– Или под конвоем, – заявил Кольский, – сидит за решеткой в темнице сырой. Гауптвахта в Калинках, губа в Боровичах, подвалы НКВД, ГБ. Наши могут и не знать, какую птицу при себе держат.

– Все версии имеют право на существование, – сказал Попович. – Я подозреваю – и полковник Мосин из дивизионной контрразведки со мной согласен, – что особое внимание следует обратить на военнослужащих, особенно на офицеров. В полку пополнение. Среди нового комсостава мог затесаться агент. У него легенда, отличные документы, не исключено прикрытие. Можно затеять повальную проверку, но сколько времени на это уйдет? Противник намерен провернуть свое дело за считаные дни. Изолировать всех прибывших офицеров мы не можем. За такое нас привлекут. Вальтер – не агент глубокого залегания. Он требуется лишь для конкретной операции. После выполнения исчезнет. Что касается Почтальона – не знаю. Он может дальше придерживаться легенды и использоваться абвером в последующей работе. Отсюда вывод – это не боевые офицеры. Те склонны к перемене мест и живут при частях. Наш клиент осел в тылу. Нам интересны штабисты, снабженцы, люди, имеющие свободу передвижения по району, живущие на частных квартирах. Радиста не поймали. Не значит ли это, что он колесит на служебной машине? Ушел из-под носа облавы, воспользовался проселочной дорогой, которых здесь уйма.

– Весь легковой транспорт повышенной проходимости мы можем взять на карандаш, – проговорил Глеб Кольский. – Реально выяснить, где находились машины в означенный срок, кто ими управлял.

– Вот ты этим и займешься, – заявил Попович. – Выйдем на Почтальона, потянется ниточка к Вальтеру.

– Хорошо, я этим займусь, – согласился Кольский. – Ты не ошибаешься, командир, утверждая, что наши клиенты носят офицерскую форму?

– Эта версия мне больше улыбается, Глеб. Вальтер, в отличие от Почтальона, которого внедрили явно не на этой неделе, человек новый. В совпадения не верю. Это персонаж с положением, возможностями, знающий местность. Теоретически это может быть штатский. К ним мы тоже присмотримся. Секретарь горкома, председатель горсовета, глава исполкома здесь тоже новые, прибыли с востока для восстановления советского порядка. Но мне почему-то кажется, что этот тип связан с военными. Хотя я могу и ошибаться.

Конец ознакомительного фрагмента.