Глава 2. Знакомство
– Марк! Марк! Очнись же! Просыпайся!
Опять этот голос. Вот привязалась. Что ей надо? Опять привяжется с какой-нибудь органической химией или маниакально-депрессивным синдромом! У неё же сплошная каша в голове, непонятная масса. Где я вообще?
– Ну что тебе ни свет ни заря! – крикнул я.
– Ты с ума сошёл! Мы чёрт знает где, а он разлёживается!
Тут память вернула меня к жестокой действительности. Я вспомнил, что мы должны врезаться в какую-то планету. Разлепив веки, увидел вполне нормальное обычное небо – голубое, с белыми пушистыми облачками. «Мне просто приснился дурной сон», – подумал я, глядя на ясное небо. Только вот солнце (или это не солнце) сияло более мягким, приглушённым светом, у меня бы сразу заболели глаза, если я так в упор смотрел бы на нормальное солнце… Значит это не оно. Можно было безо всяких солнечных очков разглядеть этот прелестный мерцающий шар.
Кое-как оторвав, наконец-то, спину от земли, я стал озираться как сумасшедший, проснувшийся, но всё ещё находящийся в бреду. Я сидел на песке золотисто-розового оттенка, позади меня шумело волнами море. Кристина, нацепив на лицо свою обычную ухмылочку, смотрела на меня, сидя в двух шагах. Подле неё стоял человечек низенького роста, на котором я невольно задержал удивлённый взгляд, что было не очень-то вежливо. А удивиться было чему. В нём было нечто ИНОЕ, незнакомое любому человеку с планеты Земля. «Иной» был одет во что-то сверкающее, как та злополучная штуковина, с находки которой началась эта странная история с полётом. Это была какая-то странная материя, отдалённо напоминающая шёлковую ткань. Если она сверкает при таком приглушённом свете, как же она сверкала бы под палящим солнцем? Эта мантия была незнакомцу до самых пят. Лицо его покрыто чем-то белым вроде пудры, губы покрыты ярко-оранжевым цветом, глаза с изумрудной подводкой, брови отдавали синевой, волосы цвета баклажана ниспадали до самого пояса. Волосы совсем не человеческие, слишком толстые, в миллиметр диаметром. Марафет у него, в общем-то, был почище, чем у Кристины, она на его фоне как-то даже поблекла. Но если бы не главное отличие от землян, я бы принял его за одного из певцов, есть такие на нашей планете. Но главное отличие было в том, что у него были большие (в два раза больше, чем у Кристины) глаза, как у куклы, таких не бывает у простого земного человека. Глаза, как льдинки, голубые-голубые.
– Радуйся дню и дневным светом! – вдруг сказал человечек. Я встал с земли, и он оказался чуть ниже моего плеча. У меня же рост не более ста восьмидесяти сантиметров.
– Чего? – не понял я его.
Кристина пришла глазастому на помощь.
– «Радуйся дню» – это означает по-нашему «Добрый день», – пояснила она, – «Радуйся утру» – «Доброе утро», «Радуйся вечеру» – «Добрый вечер» также «Радуйся ночи».
– Ага, радуюсь. А ты успела уже всё изучить, пока я был в отключке, – словно попрекнул я её.
– Со мной также поздоровались, вот я и начала задавать вопросы, – заулыбалась Кристина так, будто я с ней кокетничал.
– А ещё мы на планете Мерцелла говорим «Улыбнись Восходу», «Улыбнись Солнцу», «Улыбнись Закату» и «Улыбнись Звёздам», – заговорил человечек с фиолетовыми волосами. – Мы благодарим их за ежедневное сопровождение нас.
– Знакомьтесь, – заговорила Кристина, – это Дарбарон Бруно.
– Очень приятно, Марк Маккфеин, – представился я.
– Вы, наверное, после путешествия очень голодны, – заговорил Дарбарон. – Пойдёмте, пообедаем у меня дома.
– Вообще-то, лично я не планировал путешествие. Где мы? – не сдержался я. – Как мы сюда попали?
– А разве вы забыли, не помните? – загадочно вдруг заулыбался Дарбарон.
– Бруно обещал нам всё рассказать, – снова заулыбалась Кристина своим ярко-накрашенным ртом, как у Бруно. И от этого сравнения я почувствовал себя как в бредовом сне. Может, я сошёл с ума? Мы пошли за Бруно. Как Кристина может быть такой беззаботной, как может улыбаться в такой ситуации? Ну, впрочем, мы ведь не умираем и не попали в лапы чудовища. Нас приглашает на трапезу, с виду весьма милый человечек… Ох, если бы не этот его боевой раскрас, я бы может быть, так не нервничал.
– Честно говоря, у меня тоже к вам уйма вопросов, – заявил Бруно, шагая впереди. – Попав ко мне, вы даже не представляете, как вам невероятно повезло. Я не простой горожанин. – Бруно гордо вскинул слишком острый подбородок. – Я сотрудник Потаённой Конторы. Я могу замолвить за вас словечко. Главный Сотрудник Конторы сможет вам помочь.
– Мы с планеты Земля, – в тон ему, так же гордо сказал я, больше мне и похвастаться нечем, если честно.
– Я это уже давно понял, пообщавшись с очаровательной Кристиной Поляковой, – холодно парировал он.
– Нас, землян, достаточно называть только по имени. Без фамилии, – сказала Кристина. – И даже имя лучше сократить. Называйте меня Кристя. И тебя, Марс, это касается. А то ты всё «Поляко-ова-Поляко-ова».
– Тогда меня называйте Дарб.
Кристина засмеялась.
– Нет, давайте лучше Бруно!
На лице странного человека на миг отразилось смущение, но в ту же секунду он снова принял величественный вид, вскинув свой длинный подбородок.
– Идёмте завтракать в мой дом, – сказал он. – Там и поговорим подробнее. Сумбур и спешка в таких делах крайне опасное дело. На дрожащих от всего пережитого ногах я плёлся за этой размалёванной парочкой, оглядываясь по сторонам. Мы шли мимо здания, которое мне показалось весьма странным. Цвет и текстура стен издалека напоминала снежный сугроб, переливающийся на солнце, так красиво бывает только в крещенские морозы, о которых ещё упоминал сам Пушкин: «Мороз и солнце, день чудесный…». Только переливался «сугроб» немного иначе, так как солнце здесь не было, светило нечто другое. Здание было впечатляющим, этакий белый великан, белый айсберг… Виднелось множество окон с разноцветными занавесками, которые почему-то были снаружи здания, а не внутри. По форме здание напоминало снежный ком, в нём приблизительно было этажа три. Точно было невозможно сказать, так как окна располагались не по рядам, а хаотично, как дырки в сыре, разной величины. Круглые, овальные, вытянутые горизонтально, вертикально, по диагонали, некоторые были в форме месяца.
– Вот это да! – только и произнёс я.
– Это мой дом, – с гордостью сказал Бруно. – Здесь и живёт моя семья.
– Даже углов нет, – удивилась Кристина. – Будто большой белый зефир.
Когда мы подошли ближе, я потрогал стену… Она была мягкой! Так что сравнение с зефиром было более удачным. «Мне снится сон» – подумал я про себя. Мне часто в детстве снились подобные сны, где я бродил по сказочным местам. У меня появилось ощущение, что я был здесь.
У «зефирного» дома росли цветы. Таких чудных цветов я и во снах не видел. Удивление моё было вызвано не только необычным сиянием прозрачных лепестков, но тем, что когда я был поодаль от них, где-то в пяти шагах, они были закрыты, но стоило подойти к ним поближе, как они раскрывались. При более близком рассмотрении вид их поражал ещё больше: открыв свои сверкающие лепестки, они стали буквально излучать свет, который можно было сравнить с лунным. Но это ещё не все, они ещё и начинали издавать чуть уловимый мелодичный звук.
Это Цветок Луны. Или просто луноцвет, – сказал Бруно из-за моей спины. – Их обожает моя жена. Она говорит, что они по ночам избавляют от кошмаров, а отвар из опавших листьев придаёт волосам блеск. По ночам они открываются и источают сияющую пыльцу, освещают двор. Вы сами всё увидите ночью. Моя жена Лиланда измучилась от бессонницы и решила посадить эти цветы, с тех пор спит, словно младенец.
Мне не описать всего диковинного, что мы увидели, когда зашли в дом. Словно дети на аттракционах, разинули мы рты. Мы с Кристиной шли по витиеватым коридорам дома. Впрочем, некоторые вещи были вполне привычны: ковры, столы, кресла. Стульев не было, вместо них всюду можно было видеть разные пуфы различных размеров. Острых углов здесь не было, вся мебель была округлой. Пуфы были обтянуты материалом, напоминающим атлас белого цвета чем были похожи на сам дом снаружи.
Бруно привёл нас в столовую. В столовой вокруг огромного белого круглого стола стояли всё те же пуфики, только уже нежно-голубого и бежевого цветов. Удобно устроившись на пуфиках, мы с Кристиной стали рассматривать просторное помещение столовой. На округлых окнах (вернее за ними, ведь занавески были снаружи) переливались прозрачные занавески, словно крылышки стрекозы. На полу лежал огромный мягкий ковёр голубого цвета с замысловатым белым узором, такие мороз рисует на окнах по утрам. Стены обтянуты материей, но уже не атласной, а замшевой в голубую полоску. Столовая по интерьеру больше походила на спальню, но это сугубо по нашим земным меркам.
Мы с Кристиной не заметили даже, что Бруно выходил из столовой. Когда он вернулся, то взволнованно сказал нам, что скоро здесь будут обедать вся детвора этого дома, человек этак двадцать, и что лучше нам будет перебраться в его кабинет, иначе поговорить на серьёзные темы нам не удастся.
Снова мы шли по всем этим чудесным коридорчикам с пушистыми коврами голубого, жёлтого, розового цветов. В кабинете тоже был стол округлой формы бежевого цвета. Весь кабинет был выдержан в светлых песочных тонах. Я сел на один из пуфов за стол, Кристина – напротив… Вид у неё был странным. Когда она успела поменять внешность?! Бруно заметил моё изумление, проследил за моим взглядом и заулыбался. Кристина тоже не могла не заметить моего не очень адекватного удивления.
– Что-то не так с о мной? – спросила она.
Волосы у Кристины стали своего естественного цвета, светло-пшеничного оттенка и очень пышные, длинные, будто никогда не знавали они всех пергидрольных издевательств, что учиняла им их обладательница. Исчез вульгарный макияж в кислотных тонах, и лицо стало довольно-таки милым, даже можно было считать его красивым. Но сама Кристина застыла в ужасе, когда вытащила из сумочки на поясе зеркальце.
– Ничего удивительного, – сказал Бруно. – Нечему тут удивляться. Это происходит со всеми, особенно с женщинами, которые попадают на Мерцеллу. Да, все искусственные краски в волосах и макияж исчезли. Хорошо, что одежда не растворилась, и такое бывало. Мерцелла любит принимать человека в его первозданном виде, таким, как его сделала природа. Краски есть и на Мерцелле, если нужно что подправить.
– Какой ужас, дайте скорее этих красок! – в панике закричала Кристина.
– И никакой не ужас, – возразил ей я. – Так лучше. А что, у тебя линзы были? Глаза у тебя стали серыми.
– Издеваешься! Разве лучше? – прищуриваясь, спросила Кристина, – Тебе бы только ёрничать! Бруно, он считает меня уродиной!
– Вы как дети малые, – вздохнул Бруно.
– Я вообще ничего такого не говорил, – стал я оправдываться. – Совсем же наоборот сказал! Ещё бы красные ногти убрать и совсем хорошо будет.
– А вы, Бруно! Вы почему накрашены?! – перешла на бедного Бруно Кристина.
– Это не макияж, так принято у нас, когда выходят на природу отдохнуть и сделать несколько магических манипуляций – раскрашивать себя глинами разных оттенков, но к женщинам это никак не относится, женщины же у нас хорошеют уже с первого дня пребывания на Мерцелле, так что им и не нужно заниматься такой ерундой, как раскрашиванием лица, если этого не требует какой-либо редкий случай или магическое действие.
Кристина была раздавлена, как же она теперь проживёт без своих помад и пудрениц. Бруно сел за стол на самый высокий пуфик, и мы решили начинать нашу беседу.