Электронная версия данного издания является собственностью издательства, и ее распространение без согласия издательства запрещается.
Валерий Георгиевич Кузнецов – доктор филологических наук, профессор Московского государственного лингвистического университета (МГЛУ). Выпускник этого учебного заведения. Работал в качестве переводчика и референта, научного сотрудника отдела языкознания Института научной информации по общественным наукам РАН, заведовал кафедрой европейских языков и межкультурной коммуникации Института европейских языков и мировой экономики МГЛУ. В настоящее время профессор кафедры лексикологии и стилистики французского языка факультета французского языка МГЛУ.
Тема кандидатской и докторской диссертаций – история лингвистических учений. В сферу научных интересов также входят: теория языка, когнитивная лингвистика, сравнительная типология, межкультурная коммуникация и стилистика французского языка. Автор учебного пособия «Функциональные стили современного французского языка», лингвострановедческого словаря для говорящих на французском языке, ответственный редактор и автор статей в юбилейном сборнике «Фердинанд де Соссюр и современное научное знание» (М., 2008), автор статей о Женевской школе и о ряде лингвистов в Большой российской энциклопедии. Кроме того, автор многочисленных публикаций в «Вестнике МГЛУ», «Вопросах языкознания», «Известиях РАН» и др. Член Российской ассоциации лингвистов-когнитологов, участник многих лингвистических конгрессов и конференций.
ВВЕДЕНИЕ
Задача истории науки состоит в том, чтобы восстановить и сохранить преемственность научных идей и положений, воздать должное предшественникам, установить научные приоритеты и, главное, обосновать с позиций современной науки актуальность и перспективность выдвигавшихся идей и положений. Исторический подход к научному знанию свидетельствует о непрерывности его развития: каждое данное состояние в развитии научных знаний представляет собой фазу поступательного движения. Нельзя не согласиться с основоположником методологии исследований истории науки В. И. Вернадским в том, что «каждое поколение научных исследователей ищет и находит в истории отражение научных теорий своего времени. Двигаясь вперед, наука не только создает новое, но неизбежно переоценивает старое, пережитое» [Вернадский 1922: 112].
Обращение к истории науки свидетельствует о ее зрелости, усложнении решаемых ею задач, требующих систематизации и осмысления накопленных знаний, закономерностей их получения.
Исследования по истории науки имеют не только познавательную ценность, прежде всего они служат современной науке ориентирами не только в ее настоящем состоянии, но и в будущем. В. И. Вернадский, один из пионеров историографии науки, писал в этой связи: «Научное изучение прошлого, в том числе и научной мысли, всегда приводит к введению в человеческое сознание нового» [Вернадский 1981: 243].
Задача истории науки, таким образом, обратить внимание на идеи, оставшиеся по разным причинам незамеченными и недооцененными современниками исследуемых школ и направлений, а иногда и последующими поколениями, и являющиеся перспективными и плодотворными с точки зрения современной науки. Ценность и значимость истории науки – в ее возможности прогнозировать научные знания. Она обращена не только в прошлое, настоящее, но и в будущее, охватывая три временных измерения.
Исторический подход к научным школам и направлениям позволяет представить их на широком культурном фоне, понимая под культурой совокупность достижений в разных областях знаний. Это дает возможность зачастую по-новому воспринимать известные, привычные факты. Научно-исторический факт, по нашему мнению, следует рассматривать с двух сторон: во-первых, как одно из явлений соответствующей науки, и во-вторых, как принадлежность культуры в широком смысле.
При изучении истории науки нередко выясняется, что некоторые современные идеи и представления формулировались и обсуждались ранее под другими названиями и в другой связи.
При изучении истории науки обнаруживаются не только несомненные достижения, открывающие новые пути, но и ошибки и заблуждения. В последнем случае задача исследователя – установить источники этих ошибок и заблуждений, чтобы избежать их в будущем.
В задачу истории науки входит также установление традиций и преемственности между отдельными учеными, школами и направлениями, их роли во взаимном обогащении новыми идеями. При этом некоторые идеи были восприняты современниками и утвердились в науке, другие были забыты на долгие годы, несмотря на их истинность и значимость.
Сказанное в полной мере имеет отношение и к истории языкознания, изучение которой имеет не только историко-познавательное значение, но является нередко источником постановки новых проблем в современной лингвистике.
Интерес к истории языкознания как научной дисциплине возник во Франции в конце XVIII в., когда французские грамматисты Ф. Тюро и Д. Тьебо предприняли попытку создания общей концепции развития лингвистики. Методологические основы построения истории науки о языке были заложены в период с середины XIX в. до начала ХХ в. в трудах таких видных языковедов, как Г. Штейнталь, Т. Бенфей, Б. Дельбрюк, В. Томсен, Х. Педерсен, С. К. Булич.
Однако как самостоятельная отрасль современной лингвистики история языкознания сформировалась во второй половине ХХ в. в трудах В. А. Звегинцева, М. Леруа, М. Ивича, Р. Робинса, Ж. Мунена. Этому в значительной мере способствовали специальные периодические издания (Historiographia linguistica), международные конференции по истории языкознания. История науки о языке стала постоянной темой и на международных лингвистических конгрессах.
История языкознания, также как и другие науки, имеет собственную проблематику, которая включает:
– предмет и объект исследования,
– цели и задачи исследования,
– методы исследования,
– основные понятия истории языкознания,
– периодизацию истории языкознания,
– теоретическую и практическую значимость истории языкознания,
– место истории языкознания в системе научных знаний.
Итальянский лингвист, специалист по истории языкознания, Р. Симоне считает важным для эпистемологии лингвистики восходящее к Ф. де Соссюру различение предмета (matière) и объекта (objet) лингвистики [Simone 1975]. Объект моделируется в зависимости от уровня разработанности науки о языке и смежных наук в данный момент.
Предмет и объект соотносятся как данное, материал исследования и как интерпретация этого данного исследователем. Объект формируется объективно-субъективным подходом историка науки. Объективный подход обусловлен состоянием лингвистической науки и смежных наук, субъективной принадлежностью исследователя к определенной школе или направлению, культурной традиции, совпадением или расхождением его научных взглядов с анализируемыми концепциями. Примером могут служить существенные различия в оценке положений учения Соссюра Р. А. Будаговым в 1954 г. [Будагов 1954] и Н. А. Слюсаревой в 1969 г. [Слюсарева 1969], с разницей всего лишь в 14 лет.
Различение предмета и объекта исследования связано с философским вопросом об абсолютной и относительной истине. Научные истины являются относительными, поскольку обусловлены уровнем науки, не дают полного, исчерпывающего знания о предмете (абсолютная истина) и содержат элементы, которые в процессе развития научного знания будут изменяться, углубляться, уточняться.
Историю науки Симоне понимал как эволюцию тесно связанных между собой эпистемических и неэпистемических факторов. К эпистемическим факторам он относил: 1) состояние лингвистики, 2) состояние смежных наук, 3) место, отводимое лингвистике среди других наук. Среди неэпистемических факторов он выделял: 1) факторы, влияющие на установление признаков, вычленяемых в исследуемом объекте, 2) факторы, влияющие на разработку теории.
Рассмотрение основных моментов истории интерпретации соссюровской мысли свидетельствует о том, что Ф. де Соссюру приписывали всякий раз различные положения в зависимости от того, какими эпистемическими и неэпистемическими факторами историки пренебрегали. Сущность соссюровского учения о языке была понята только тогда, когда обратились к области признаков объекта исследования, которые были положены в основу построения его теории. Подход к анализу концепции Соссюра в историко-эпистемологическом плане позволил установить взаимосвязь отдельных сторон его учения.
Цель и задачи истории языкознания – теоретическое осмысление развития знаний о языке, анализ теорий и концепций генезиса лингвистической мысли в целом и в ее отдельных аспектах – традициях, течениях, направлениях и школах.
В настоящее время на повестке дня стоит задача разработки методологических основ истории языкознания. Речь идет прежде всего о методах исследования и понятийном аппарате. История языкознания должна быть не просто описательной наукой, фиксирующей последовательность имен, событий, положений[1], а объяснять суть изменений, претерпеваемых наукой, выявлять их движущие силы. Результаты и выводы истории языкознания позволяют соотносить современное состояние науки о языке с опытом ее предшествующего развития. В этом состоит первый комплекс методологических проблем истории языкознания.
Изучение прошлого науки должно исходить не из отдельных фактов, а из научной ситуации соответствующей эпохи в целом. Каждый этап развития знания о языке должен исследоваться как целостное явление, обладающее определенными внутренними закономерностями. Данные истории языкознания свидетельствуют о неоднократном обращении к одним и тем же фактам и явлениям, и каждый раз они предстают в новом ракурсе в связи с новой ориентацией исследования и новыми методами.
Для установления исторической перспективы развития научного знания важен целостный, системный подход к науке прошлого, рассмотрение отдельного этапа развития как фазы общего развития науки.
Одной из ключевых задач изучения истории языкознания является проблема развития, прогресса научного знания. Прогресс как неотъемлемая характеристика науки не является атрибутом каждого факта ее развития. История развития науки не подобна прямой линии, это «сложный процесс, полный противоречий, спадов, подъемов, возвращений на новом уровне к старым, давно оставленным и забытым взглядам, борьбы различных мнений, гипотез, теорий, редко выходящих из этой борьбы в своем первоначальном виде, но почти всегда незаметно меняющихся, впитывающих в себя новые элементы» [Микулинский 1981: 28]. Тот факт, что развитие науки не исключает преды дущие исторические этапы, подтверждается примерами возвращения науки к уже, казалось бы, «преодоленному» прошлому. Так, Ф. де Соссюр, разрабатывая проблемы языкового знака и синхронической лингвистики, обращался к традициям XVII – XVIII вв. и утверждал, что научная база грамматики того времени «менее подвержена критике, а ее предмет лучше определен, чем у той лингвистики, которую основал Бопп» [Соссюр 1977: 115]. Таким образом, проблема прогресса лингвистического знания должна решаться не на уровне отдельных научных фактов, а на уровне научного знания как целого с учетом прежде всего успешности и продуктивности применения полученных результатов для решения поставленных задач.
История и современное состояние языкознания соотносятся как историческое познание предмета и его результат, в котором последовательно складывавшиеся в ходе исторического развития связи достигли определенного состояния. Соотношение и взаимосвязь различных сторон развития целого отражает историю становления этого целого, историю познания его разных сторон в их взаимосвязи. Таким образом, между историей и теорией предмета существует диалектическая связь, и та и другая – развивающиеся и изменяющиеся во времени категории. Современное состояние предмета воспринимается как определенное и сформировавшееся, при этом не принимается во внимание, за исключением историков науки, зигзаги его развития, а также второстепенные, не являющиеся релевантными, с точки зрения его настоящего восприятия, факты. Отсюда вытекает различие в отображении предмета исследования в историческом и современном состоянии. Другими словами, для современного исследователя предмет изучения предстает в большей мере в статике, и только исторический подход позволяет представить предмет в динамике.
Именно потому, что в самой действительности процесс и результат развития не совпадают, хотя и находятся в единстве, неизбежно различие по содержанию исторического и неисторического способов исследования. Задачей исторического исследования является раскрытие конкретных условий и форм развития тех или иных факторов и явлений, последовательность и внутренняя логика их перехода от одних исторических стадий к другим. Задача неисторического теоретического исследования – раскрытие роли, которую отдельные элементы предмета изучения играют в его составе как целого. Исторический подход позволяет восстановить динамику становления фактов и явлений, внутреннюю связь составляющих их элементов. Так, современное понимание противоречивых отношений между формой и содержанием в языке нередко основывается на теории асимметричного дуализма лингвистического знака С. Карцевского, восходящей, в свою очередь, к учению Ф. де Соссюра о произвольности знака. «С. Карцевский, – писал В. Г. Гак, – был, пожалуй, первым, кто в своей статье “Об асимметричном дуализме лингвистического знака” (1929) воспользовался терминами симметрия и асимметрия в применении к языку... Но если пятьдесят лет тому назад применение термина “асимметрия” к фактам языка могло казаться метафорой, то развитие языкознания за прошедшие полстолетия не только характеризуется все более широким использованием терминологической пары симметрия / асимметрия, но и осознанием этих категорий как отражения фундаментальных черт строения и функционирования языка» [Гак 1998: 106]. Тем самым история языкознания позволяет восстановить логические связи между последовательными стадиями становления и развития современных научных понятий и методов.
Как справедливо отмечает П. Сьюрен, «современная лингвистика, к сожалению, привыкла жить без собственной истории. Это обстоятельство печально не только потому, что ведет к суживанию горизонта... но еще и потому, что создает риск постоянного изобретения заново колеса». В результате многие важные вопросы, привлекавшие внимание наших предшественников, «выпали из поля зрения современной лингвистики, отчего она многое потеряла» [Seuren 1998: 11].
Глобальную задачу перед историей языкознания поставил Р. Симоне: разработать своего рода типологию открытий, к которым привели соответствующие исследовательские процедуры [Simone 1975]. Другими словами, речь идет о методологии научных открытий в отличие от логики изложения научных данных и их обоснования. На наш взгляд, эти два подхода взаимосвязаны, поскольку установлению закономерностей появления новых знаний предшествуют эмпирические обобщения количественных данных, приведших к качественным изменениям.
Опора на современные знания позволяет оценить значимость выдвигавшихся идей и положений для развития современной мысли, тем самым воздать должное деятелям прошлого, установить национальные и индивидуальные приоритеты. С другой стороны, прямолинейное перенесение современных представлений о научных фактах на научную деятельность прошлого без учета специфики состояния лингвистики и смежных наук в определенный период может привести к искажению исторической перспективы.
История языкознания, так же как и других наук, процесс не равномерный в плане появления качественно новых направлений и методов исследования. Развитие научного знания не может быть представлено как плавное и равномерное, периоды относительно спокойной и равномерной деятельности сменяются периодами перестройки научной деятельности, когда пересматриваются основополагающие представления, вырабатываются новые установки, приводящие к расширению проблематики исследования, становлению новых методов, формированию новых направлений исследования.
В то же время качественные скачки в развитии языкознания, например, под воздействием теории Соссюра в ХХ в. не означали разрыва с предшествующими традициями. В. И. Вернадский подчеркивал, что периоды качественных преобразований в науке носят «яркий созидательный, а не разрушительный характер. Строится и создается новое; оно для своего создания часто использует, перерабатывая до конца, старое» [Вернадский 1981: 232]. Иллюстрацией этого положения может служить творческое использование Ш. Балли в своей теории высказывания понятий французской рациональной грамматики XVIII в., а также социально ориентированной традиции французской лингвистики, ее тесной связи с общественной языковой практикой. Таким образом, наука на каждом этапе своего развития сохраняет в творчески переработанном виде опыт прошлого.
Новое в науке, как правило, возникает во взаимодействии со старым, даже если это взаимодействие носит характер полемики. Для дальнейшего развития знания имеет значение не только положительный, но и отрицательный опыт прошлого. В то же время то, что заимствуется у предшественников, не остается неизменным. Элементы предыдущих фаз развития продолжают существование в преобразованном виде в результате критического пересмотра в свете новых достижений и вовлекаются в новые условия и взаимосвязи. Как указывает Э. Кернер, лингвистике XIX в. не были чужды понятия «система» и «структура», а в ХХ в. они были «не просто введены в научный оборот, но и существенно переосмыслены» [Koerner 1975]. С. Ору замечает, что минимальные пары были известны ученым уже в XVIII в., а оппозиции фонетических признаков использовались фонетистами XIX в., но действительное применение и то и другое нашло только в фонологии ХХ в. [Auroux 1980: 12].
Ускоряющим фактором развития лингвистики выступают значительные сдвиги в развитии смежных наук, прежде всего, философии, психологии, социологии, логики, педагогики. В качестве примера можно привести значительное влияние на концепцию Женевской школы бурного развития в начале ХХ в. во Франции и Швейцарии психологии, в том числе детской, и педагогики. На развитие лингвистики оказывают влияние не только школы и направления смежных наук, но и отдельные ученые – представители этих направлений. Однако не всегда подобное влияние принимается во внимание в исследованиях по истории языкознания. Так, Дж. Ленски справедливо указывает, что в работах по истории языкознания XIX – начала ХХ в. обычно даже не упоминают таких известных в свое время ученых, как женевский психолог Г. Флурнуа, между тем его эксперименты с медиумами, говорящими на неизвестных языках, вызывали живой интерес Ф. де Соссюра [Lensky 1982: 30].
Поскольку история языкознания не выработала собственной модели развития своей науки, она обратилась к опыту науковедения. В англоязычных странах и в ряде стран Западной Европы в описании процесса развития науки о языке применяется понятие «парадигмы науки», разработанное для истории естествознания американским ученым Т. Куном [Кун 1975]. Согласно Куну, наука, достигшая определенной зрелости, развивается циклически: периоды планомерной деятельности сменяются резкими скачками (научными революциями), в результате которых полностью меняются установки, определяющие деятельность ученых. В результате научной революции происходит смена старой парадигмы на новую [Там же: 68].
Хотя понятие «парадигмы» и имеет определенные операциональные удобства, ее применение малоэффективно для такой гуманитарной науки, как история языкознания. Процесс смены парадигм у Куна не включает внутреннюю логику развития науки, преемственность между отдельными этапами развития, о чем говорилось выше, а также не учитывает прогресс научного знания. Поскольку в отличие от естествознания лингвистика является гуманитарной наукой, ее историю необходимо изучать в связи с историей культуры и общества.
Более приемлемой и продуктивной, на наш взгляд, для истории языкознания является концепция Ф. де Соссюра о трех последовательных фазах развития лингвистики: грамматическая фаза, когда преимущественное внимание уделялось нормативному описанию языков; филологическая фаза, когда внимание ученых было сосредоточено на толковании и комментировании текстов; фаза сравнительно-исторического языкознания. К этим фазам следует, очевидно, добавить структурализм, многие направления которого восходят к учению Соссюра, и современную фазу – функционализм, сформировавшийся в значительной степени под влиянием Пражской и Женевской школ [Кузнецов 2004: 200 – 201]. В современной лингвистике функционализм все чаще рассматривается как метапарадигма, объединяющая разные школы и направления. Он характеризует и когнитивную, и коммуникативную парадигму лингвистических исследований.
Более продуктивным для истории языкознания является понятие научного сообщества Т. Куна. В его представлении ученый «может быть понят как ученый только по его принадлежности к научному сообществу, все члены которого придерживаются определенной парадигмы» [Кун 1975: 68].
К истории языкознания более применимы менее жесткие, чем парадигма, понятия: школы, направления, течения, традиции, которые «однако... – справедливо отмечает С. А. Ромашко, – крайне слабо разработаны» [Ромашко 1985: 25].
Предпримем попытку дать определение этих кардинальных для методологии истории языкознания понятий.
Школа в истории языкознания может быть интерпретирована как группа ученых, объединенных и вместе с тем отграниченных территориальной и культурно-исторической принадлежностью и – что самое главное – общностью научной концепции, возникшей на основе общего источника (как правило, таким источником является глава школы) и в дальнейшем развиваемой учеными, принадлежащими к данной школе; школа обычно живет и развивается в рамках какого-либо большего объединения: направления, течения, традиции. Такое строго определенное понятие школы применимо, например, к Пражской (если рассматривать ее как фонологическую школу) и к Копенгагенской школам.
В отличие от школы основным объединяющим принципом в направлении выступает не глава, учитель, а единство взглядов на язык как предмет исследования, общность исходных методологических установок и принципов исследования. Направление объединяет несколько школ, течений и отдельных концепций. Примером может служить французская социологическая лингвистика, наиболее видными представителями которой являются А. Мейе, Ж. Вандрисс, Э. Бенвенист, Ф. Брюно, М. Граммон, М. Коэн. Объединяющее начало этого направления – рассмотрение языка как социального факта, общественного продукта, который должен изучаться в связи с другими фактами и явлениями. Теоретические принципы этого направления очень близки установкам Женевской школы, не случайно Й. Йордан включает ее представителей в это направление [Йордан 1971: Гл. IV].
Термин «течение» употребляется в истории языкознания довольно редко. В целом под течением понимается более тесная группировка в пределах направления. Так, можно говорить о нео-позитивистском течении в структурализме.
«Этапы в развитии языкознания не зависят от национальных границ, но протекают в определенных национальных рамках. Те или иные национальные границы, в которых развивается наука о языке, принято называть лингвистическими традициями» [Амирова, Ольховиков, Рождественский 1975: 24]. Примером может служить французская традиция изучения языка в тесной связи с его носителем – человеком, оказавшая существенное влияние на формирование научной концепции Женевской школы.
Задача истории языкознания состоит также в определении места науки о языке в общем ходе познавательной деятельности, являющейся составной частью процессов, обеспечивающих функционирование и развитие общества, что вытекает из тесной связи лингвистики с общественной языковой практикой и важнейшей ролью языка в жизни общества. Для решения этой задачи требуется изучение: 1) социальной практики и общественных потребностей, решаемых языкознанием, 2) состояния общественного сознания, значимого для науки о языке, 3) основных тенденций развития науки в целом. Поэтому история языкознания не может не учитывать в своих исследованиях связи развития языкознания с различными потребностями общественной языковой практики. Спектр этих потребностей чрезвычайно широк: совершенствование письменности, вопросы культуры речи и нормирования, перевод и преподавание языков, изучение древних текстов и др. Общественная языковая практика в значительной степени обусловила проблематику и направление исследований представителей Женевской школы. Научное познание, подчеркивает С. Ору, никогда не является понятием незаинтересованным, потому что наука представляет собой социальную практику [Auroux 1980: 10].
История науки не является чем-то законченным, устанавливающим непреложные истины. Как и любое научное знание, она эволюционирует. Это касается даже отдельных ученых, научное творчество которых достаточно хорошо изучено. Примером может служить теория Ф. де Соссюра, которой посвящено большое количество исследований, даже сложилось самостоятельное направление исследований – «соссюрология». Публикуются все новые и новые работы, комментирующие, уточняющие, а нередко и проливающие новый свет на отдельные аспекты его доктрины. Известно, что даже хорошо изученные исторические факты при повторном обращении к ним предстают в ином свете и квалифицируются как имеющие научную ценность благодаря появлению новых документов и анализу их с позиций современной науки. Этому способствует также рассмотрение идей и положений на широком культурно-историческом фоне.
Перед исследователем творчества ученых стоит задача последовательного представления их концепции как взаимосвязанного, логически организованного целого. Иногда сами ученые излагают свои взгляды фрагментарно и разрозненно.
Известно, что взгляды ученых, в том числе и лингвистов, формируются на основе взглядов их предшественников, которыми могут быть как учителя, так и целые школы и даже направления. Задача историка науки состоит в том, чтобы установить генезис взглядов и идей ученых, логику развития их мировоззрения.
В истории языкознания недостаточно исследованной остается Женевская лингвистическая школа. Название «Женевская школа» употребляется применительно к ученикам и последователям Ф. де Соссюра по Женевскому университету. Она представлена непосредственными учениками Соссюра, основателями школы – Ш. Балли, А. Сеше, С. Карцевским и их учениками и последователями – А. Бюрже, А. Фреем, Э. Сольберже, Р. Годелем, Л. Прието, Ф. Каном, Р. Энглером, Р. Амакером.
В своей научной деятельности лингвисты Женевской школы опирались на основные положения теории Соссюра: дихотомии языка и речи, синхронии и диахронии, понимание языка как системы знаков, принцип произвольности и линейности лингвистического знака, различение внутренней и внешней лингвистики. Наряду с этими положениями в рамках Женевской школы были выдвинуты и получили развитие вопросы теории языка, обусловленные индивидуальными научными интересами ее представителей. Они неоднократно заявляли, что учение Соссюра не является для них догмой, и их научная деятельность является ярким тому подтверждением.
Как справедливо отмечает Ж. Редар [Redard 1982], в работах по истории языкознания (Робен, Мунен, Мальмберг, Леруа и др.) либо вообще не уделяется внимания Женевской школе, либо она занимает незаслуженно мало места. Как в зарубежной, так и в отечественной историографии науки о языке нет систематических исследований, посвященных цельному разбору теории языка Женевской школы, в которых лингвистические воззрения представителей этой школы анализировались бы во взаимосвязи и в сравнении с общелингвистическими взглядами Соссюра и с другими современными им школами. Применительно к Женевской школе изучению подвергались лишь отдельные, преимущественно частные концепции некоторых ее представителей [Будагов 1954; Илия 1970; Поспелов 1957; Введенский 1965; Слюсарева 1969 и др.]. Целый ряд положений Женевской школы получает противоречивое толкование.