Вы здесь

Настроение. Про кота Масяню и его Большую Любовь (Людмила Ермакова)

Про кота Масяню и его Большую Любовь

Уж не знаю, кто и когда внушил этому куршивому созданию, что именно он – Масяня – будущий Царь Зверей… Скорее всего, – это уличная мама-кошка, в последний раз перед расставанием облизывая своего несчастного потомка и торопясь начать с чистого листа семейную жизнь с неким Василием из соседнего двора, – шепнула сынишке с виноватым видом:

– Не обижайся, милый. Я точно знаю – будет у тебя и свой дом, и вкусная еда – с витаминами да минералами, и постель мягкая, и туалет отдельный.

Сказала – и растворилась в темноте подворотни. Сколько часов пролежал малыш, в котором едва теплилась жизнь, на холоде – никто уже не скажет.

Прохожая – сердобольная старушка, обрыдавшись от жалости к сиротинке, что тоненьким дребезжащим голоском взывал о милосердии, кряхтя, склонилась почти до земли, подняла это жалкое создание, завернула в тряпицу, да и отнесла кроху к ветеринару, чья лечебница располагалась по соседству.

– Вот, милай, котёночка принесла, плохой совсем. Подмогни ему Христа ради, а то —неровён час— издохнет, болезный.

– Не видишь, бабуль, занят я. Потом, потом…

Ветеринарный доктор в это время за хорошие деньги скальпелем и пинцетом лишал красавца-перса возможности любить и быть любимым какой-нибудь изящной, возможно, в меру капризной, но нежной и ласковой кошечкой.

Поэтому всякое вмешательство в это «священнодействие» вершитель кошачьих судеб счёл неуместным.

Но и бабуля считала своё дело правым и не терпящим отлагательств.

– Дохтор, а дохтор, посмотри котика – уже со слезами в голосе робко проскрипела старушка.

Врач, опасаясь, что постороннее вмешательство не позволит ему качественно отсечь ничего не подозревающему пациенту лишние детали, раздражённо кивнул:

– Бабуль, ну ты достала меня! – и, не оглядываясь, рукой, затянутой в резиновую перчатку, указал куда-то в дальний угол коридора.

– Ладно, положи его в коробку и иди, иди уже, не мешай.

Очень бережно старушка опустила котёнка, не перестававшего жаловаться на жестокую жизнь, на импровизированное ложе.

Перекрестив на всякий случай найдёныша, бабуля ладошкой утёрла заблудившуюся в лабиринте морщин слезинку и пошла себе по своим старушечьим делам.

Закончив операцию, доктор подошёл, наконец, к пищащему в углу комочку.

Осторожно осмотрел бедолагу, послушал крохотное, трепыхающееся от холода, страха и обиды, сердечко, и грустно констатировал:

– Не жилец!

Действительно, вид у котёнка был никудышный: он дрожал всем своим тщедушным тельцем и щурил маленькие слезящиеся глазки с засохшими корочками гноя; под носом его красовались зелёные пузыри. Это был по-настоящему сильно простуженный больной ребёнок – только не человеческий, а кошачьего роду-племени.

Профессиональная жалостливость к животному в любом его состоянии заставила ветеринара хотя бы попытаться покормить заморыша. Через пипетку несколько капель молока попало внутрь малыша, а шерстяная тряпица, укрывшая его заботливой рукой доктора, сделала своё доброе дело: котёнок забылся тревожным кошачьим сном.

В это время прозвучал телефонный звонок:

– Алло! Аркаша? Это тётя Полина.

– Ты думаешь, тётя, я бы тебя не узнал? Да я тебя…

– Ладно, племянничек, воздержись от славословий: и так знаю, что я самая лучшая, самая любимая… Я, Аркаша, по делу.

По голосу тёти было ясно, что дело, действительно, важное. Но то, что доктор услышал далее, вызвало у него невольную улыбку.

– Помнишь, Аркаша, мою давнюю подругу – Раю?

– Ещё бы не помнить! Это та, которая в стародавние времена пыталась меня женить на своей дочери? Не вышло у нас с ней романа: Ольга моя вовремя узнала обо всём и быстренько сама сделала мне предложение руки и сердца…

– И ты согласился! – прервала воспоминания тётушка.

– Да, милая, и за эти годы ни разу не пожалел о содеянном.

– Знаю-знаю, что ты счастлив с Оленькой. Да я не об этом. Просто у Раечки – внучка подрастает – дочь, стало быть, несостоявшейся невесты. Так вот она уже целый год канючит:

– «Котика обещали, а не покупаете! У Кати есть котёнок, у Лены – собачка, а у меня – никого! Не любите вы меня!»

– Замучила прямо своих домашних. Они уж и хитрили, покупая ей игрушечных кошечек и собачек, и книжки с кукольно-фарфоровыми кошачьими мордочками приносили, да что толку? Разве современного ребёнка можно обмануть? Ещё сильнее распалили! В общем, выручай, Аркаша! Присмотри для этой девочки хорошенького котика. Авось, всё в семье и успокоится.

– Не смею отказать, тётушка. Как только будет подходящий здоровый котёнок, считай, он твой, то бишь, девочкин. Ждите. А сейчас, извини, у меня тут уличный котёнок на ладан дышит. Надо бы посмотреть, как он там.

Не успел уставший доктор, осмотрев малыша, притихшего в своём временном пристанище и, убедившись, что тот ещё дышит, выпить чайку, какза окном резко завизжали тормоза. Из такси спешно высадились пассажиры.

Тётя Рая, пытаясь удержать рвущуюся в кабинет растрёпанную девочку с двумя задорными хвостиками рыжих волос, запыхавшись и глотая слова, пыталась объяснить причину столь скорого визита, но девочка, без труда вырвав руку, уже влетела в помещение и, ведомая каким-то шестым чувством, подлетела к коробке в дальнем углу.

Увидев крохотный клубочек рыжей шерсти, девочка вдруг, неожиданно для окружающих, проявила поистине материнский инстинкт, заложенный в женщинах испокон веков, данный им свыше, – этакую смесь любви, жалости и сострадания.

Даже не попытавшись сопротивляться этим, внезапно нахлынувшим чувствам, маленькая Женщина своими нежными пальчиками стала осторожно, почти не дыша, гладить котёнка, и, глядя в прямо в слезящиеся глазки его, беззвучно шептать:

– Миленький мой, масенький! Ты – мой дружок! Я назову тебя Масяней и непременно вылечу! Договорились?

Не дожидаясь ответа, девочка тихонько попросила котёнка в самое ушко:

– Ты только выздоравливай поскорее!

И, резко обернувшись, словно не видя ничего вокруг, кроме понимающих глаз врача и обращаясь прямо к ним, робко спросила:

– Вы поможете нам, доктор? Пожалуйста!

– Детка, я могу только попробовать вылечить его. Уж очень долго он был на холоде, да и оголодал сильно. В чём только душа держится!

Тут уже и бабушка Рая взяла слово и прокомментировала события последнего часа:

– Поверите ли, Аркадий, как только Женечка услышала про больного котёнка (а она была свидетельницей разговора с вашей тётушкой), сразу же стала собираться – вот и корзинку приготовила! На мой вопрос: «Куда?» – она удивлённо воскликнула: «Как куда? За котиком!»

– Никакие объяснения и уговоры не помогли – посетовала бабушка и развела руками.

Девочка же во время этой тирады продолжала нежно поглаживать котёнка и говорить, говорить – наверно, так необходимые в данной ситуации больному малышу, слова:

– Я обещаю, рыженький, будет у тебя и тёплый дом, и мягкая постель, и вкусная еда, и отдельный туалет! А когда вырастешь, – то станешь Царём Зверей!

В крошечной душе котёнка пробудились какие-то неясные воспоминания, как будто кто-то близкий и ласковый когда-то говорил ему уже эти слова. Маму-кошку он успел забыть: слишком много испытаний выпало на его долю в последнее время. И девочка с рыжими хвостиками волос была воспринята им, как собственная мама. Похоже, в этой рыжеватости он усмотрел фамильное сходство.

Уставший от нахлынувших чувств, котёнок уснул прямо на руках у девочки и, наверно, впервые в жизни, тихонечко, едва слышно замурлыкал. И все улыбнулись.

Но доктор, сделав строгое лицо и взяв котёнка из маленьких тёплых ладошек, стал, как и в первый раз, кормить его молоком из пипетки.

– В общем, так, Женечка: сегодня я тебе твоего Масяню не отдам. До завтра он останется в лечебнице – нужно за ним понаблюдать. Бог даст, и поднимем нашего малыша. А вы готовьтесь к приёму нового члена семьи – прощаясь, сказал он с улыбкой.


Ночью девочке снился рыженький котёнок: она играла с ним в мячик, кувыркалась в снегу, и на фоне белого снега попеременно мелькали то рыжие кудри девочки, выбившиеся из-под шапочки, то рыжие ушки и хвостик её маленького дружка.

С превеликим трудом дождалась Женя, когда же бабушка позвонит, наконец, в лечебницу.

И вот доктор, пряча в усах улыбку, торжественно, словно дорогой подарок, вручает девочке её маленького друга и довольный ребёнок, как заклинание, шепчет едва слышно котёнку:

– Я спасу тебя, малыш! И ты БУДЕШЬ Царём Зверей!

И малыш, в знак согласия, довольно замурлыкал.

Но тут вмешался доктор. Он написал свои рекомендации по выхаживанию больного, и передал бабушке необходимые рецепты.

– Тётя Рая, Женя! Пожалуйста, соблюдайте всё, что я вам советую и, если что, – звоните.

– Пока, малыш! – помахал он вслед уходящим.


…Шло время. Из маленького заморыша, которого когда-то подобрала на улице сердобольная старушка, повзрослевший Масяня превратился в красивого, ухоженного, уверенного в себе мужчину с томным, зовущим взглядом своих зелёных глаз, с вальяжной походкой и гордо поднятым вверх хвостом. Любил этот донжуан показать себя ВО ВСЕЙ КРАСЕ!

Подросла и девочка. Кот и его юная хозяйка стали настоящими друзьями: у них сложились свои, доверительные отношения.

Спал Масяня только с Женей – или в ногах, или, доверчиво положив свою симпатичную рыжую мордашку на Женину подушку, которую искренне считал своей.

Укрывались они одним одеялом. Что уж намурлыкивал Жене в ушко её мохнатый друг, но те трогательные отношения, которые установились между девочкой и котом, вызывали у взрослых умиление и даже некоторую зависть.

Похоже, для Масяни Женя была неким Высшим Разумом, которому он подчинялся беспрекословно. Только Женин голос мог запретить коту драть обивку на новом диване или обгладывать листики на свежем букете.

Рыжий друг, опережая звонок, непременно встречал девочку у дверей лифта.

Когда Женя делала уроки или сидела за компьютером, он садился рядом на стопку книг и молча, немигающими глазами наблюдал за своей юной хозяйкой. Он долго и упорно колотил лапами по двери ванной комнаты, как только девочка уединялась в ней.

И только в отсутствие своей Повелительницы Масяня позволял себе так называемую «личную» жизнь: в определённый (по одному ему известным ощущениям), час, Рыжий женоугодник усаживался, как на пьедестал, на бетонный край балкона. И почти сразу же с разных концов двора к небольшой плешинке посреди газона тянулись представительницы прекрасной половины кошачьего сообщества.

Усевшись в чётко очерченный полукруг, они, как по команде, поднимали в сторону балкона свои прелестные (во всяком случае, так казалось Масяне) мордочки, и вострили ушки, приготовившись с благоговением внимать всему тому, что сочтёт нужным сообщить им их Повелитель. В эти минуты Масяня и вправду ощущал себя Царём Зверей.

Наблюдающему это зрелище показалось бы уморительным подобное «собрание». На плешинке постепенно воцарялась звенящая тишина. Тем не менее, что-то происходило, что-то висело в воздухе. Как потом оказалось – и это отмечено в научной литературе – четвероногие братья наши меньшие общаются на своих, недоступных восприятию простых смертных, частотах и их сборища, помимо обмена определённой информацией, позволяют совершать групповые медитации, что способствует укреплению здоровья этих умных животных.

Ровно через двадцать минут (можно проверять по часам!) мохнатые члены группировки расходились по своим «хаткам».

Масяня, конечно же, замечал весьма выразительные взгляды одной из представительниц прекрасного кошачьего пола – грациозной «девушки» в чёрном меховом одеянии с белой манишкой и в белых носочках, но поскольку дальше балкона прогулки котика не распространялись, эти взгляды ложились сладким грузом на его сердце. А нашего героя просто-напросто не выпускали на улицу, опасаясь легкомысленных романов, а заодно и болезней, которые после ночей любви мог принести Масяня в приличный дом.

А потом, когда изголодавшийся по настоящей, не виртуальной, любви, котище, очень хорошо усвоивший услышанные в далёком сиротском детстве слова: «Ты станешь Царём Зверей!», стал закатывать настоящие концерты с любовными завываниями и надрывными призывами, – домочадцы решили, что превратить уютные апартаменты в кошачий бордель не входит в их планы, а посему – пора везти котяру к доктору, который когда-то спас маленького Масяню..

Тактично, как могли, взрослые объяснили девочке причину «болезни» её любимца…


Когда доктор на приёме увидел перед собой пышущего здоровьем холёного самца, исполненного сознанием собственного достоинства, то просто опешил:

– Да неужели это тот самый Масяня?

– Да он, он, не сомневайтесь! – пискнула довольная девочка. Она улыбалась, а сердечко её трепыхалось от страха за своего четвероногого друга.

– Да уж, изменился наш котик! – подтвердила бабушка. – Одна беда – больно до «девочек» охоч…

– Доктор, а Масяне не будет больно? – волнуясь и заглядывая в глаза врачу, допытывалась Женя.

– Да не волнуйтесь вы так – всё будет в порядке! Подлечим мы вашего котика. Приходите вечером, заберёте его домой.

Умелые руки ветеринара свершили привычные манипуляции (опять же – за хорошие деньги!) и у Масяни началась новая жизнь.

Не сразу он понял изменения, происшедшие в отлаженном кошачьем организме, но стал явно спокойнее в проявлении своих угасающих мужских инстинктов.

Всё реже он выходил к ожидающим его «барышням» и всё меньше этот кот ощущал себя если уж не Царём Зверей, то хотя бы просто завидным женихом.

Рыжеволосая его подружка Женя не оставляла котика своим вниманием: она играла с ним в разные игры, даже дрессировала его.

И Масяня, начисто лишённый внимания дворовых «дам», совсем было загрустил, но тут произошло непредвиденное: на каникулы в гости к Жене приехала её двоюродная сестра Настя. Она была младше Жени, по возрасту ближе к Масяне. И кот на какое-то время ожил: втроём – две девочки и кот – носились по всей квартире – пыль столбом стояла после этих игрищ.

С окончанием праздников закончились и каникулы. Настя уехала, Женя пошла в школу, и Масяня явно приуныл. Никто и подумать не мог, что маленькая девочка своим отъездом нанесет сердечную рану романтичному не в меру Коту. Он практически перестал есть, отказался от прежних игр со своей подружкой Женей, и всем своим видом выказывал тоску и душевные страдания. Неизвестно, сколько времени продолжалась бы эта кошачья ипохондрия, но…

Однажды, когда дома проводили генеральную уборку, неожиданно для всех из-под комода вынырнула, вся в пыли, мягкая игрушка. Несмотря на то, что эта, забытая Настей, кукла, несколько дней провалялась в своём пыльном убежище, она выглядела (после соответствующей чистки) – просто обворожительно! В летнем цветастом сарафанчике, в белых носочках, миниатюрная, с прекрасным цветом лица, она невольно притягивала взгляд. Изящный носик, выразительные голубые глазки смотрели открыто и доверчиво.

Первым эту неземную красоту оценил Масяня.

Не спрашивая разрешения хозяев, он, «не говоря ни слова», взял красавицу в зубы и понёс в свой угол за шкафом. Там уже лежали все его кошачьи игрушки – мячики, катушки и пр. На лучшее место у окна «усадил» он новую подружку и целый час, не мигая, искренне любовался ею.

Неоднократные попытки «разговорить» куклу ни к чему не приводили. Несмотря на недвусмысленное мяуканье, приглашающее к дружбе и душевному общению, красавица продолжала хранить молчание. Желание котика по-настоящему подружиться с «новенькой» объяснялось тем, что она удивительным образом напоминала этому «рыцарю без страха и упрёка» одновременно и прелестную девочку Настю, покинувшую гостеприимный дом, и ту самую кошечку в белых носочках, которая с таким восхищением и преданностью заглядывала в его, Масянины, глаза во времена их дворовых посиделок.

Воспоминания о девочке Насте были столь сильны, что всю нерастраченную нежность четвероногий влюблённый перенёс на забытую Настей игрушку. После известной операции, Масяня, осознавший, наконец, какие непоправимые изменения произошли в его теле, а, следовательно, и в жизни, постепенно свыкся с мыслью о том, что пребывание его в статусе Царя Зверей ушло в прошлое.

Юная хозяйка Масяни недоумевала:

– Котик, милый, да что с тобой? Неужто вправду влюбился в куклу? А как же я?

Тем временем «нездоровая», по мнению людей, любовь развивалась по своим, неведомым им законам.

Всё «свободное» время Масяня проводил в обществе красавицы-куклы. Он обнимал её, гладил своими мягкими лапками, делал ей массаж. Он приносил к её ногам украденные на кухне косточки и, ожидая заслуженной благодарности или хотя бы просто доброй улыбки, и не получая ни знака благосклонности, уходил, поджав хвост куда-нибудь в ванную.

– Аркаша, выручайте! – сжалившись над девочкой, взмолилась по телефону бабушка. – Сделайте хоть что-нибудь!

– Но тётя Рая, я – простой доктор, а тут нужен психиатр! Я вообще первый раз в жизни сталкиваюсь с подобной, как Вы изволили выразиться, любовью. Это вообще вне рамок науки ветеринарии!

– Но, доктор, что я скажу девочке?

– Извините, дорогая, – дело это, как говорится, семейное, но лучше всего – доверьте это деликатное дело внучке: думаю, у неё получится.

– Может, вы и правы, – скрепя сердце, согласилась бабушка и повесила трубку.

Внучка в это время пыталась делать уроки, но время от времени глаза её застилали слёзы и строчки в учебнике сливались в сплошное белёсое пятно: она не знала, что в эти минуты сердобольная бабушка пытается ей помочь.

Женщина приоткрыла дверь в комнату девочки и, увидев её заплаканное личико, горестно сложила руки на груди:

– Всё, деточка, я придумала: сегодня же эту дурацкую куклу выброшу в мусоропровод. Что скажешь?

– Что ты, бабуля! Масяня сразу же нас возненавидит или вообще выбросится из окна. Нет, так нельзя!

– Девочка моя, ну поговори с ним! Вы же так хорошо дружили! Выбери подходящий момент и…

– Я постараюсь, бабушка, – утирая слёзы, пообещала Женя и задумалась.

Она, как взрослая, всерьёз готовилась к предстоящей «тет-а-тет» беседе со своим другом, подыскивала нужные слова. Вечером Масяня, так и не притронувшийся к еде, уныло сидел в своём уголке за шкафом и немигающими глазами, в которых уже не светился, как прежде, огонёк надежды на взаимность, смотрел на предмет своего обожания и жалобно, тоскливо скулил. Именно скулил – иначе не назвать исполненные отчаянья жалобные звуки, напоминавшие давние одинокие дни в тёмной подворотне.

И вот как раз в этот самый миг, когда Масяня своим кошачьим умом понял, наконец, что его Большая Любовь, его Принцесса, которой он отдал столько душевных сил, ради которой чуть было не растоптал давнюю и верную дружбу с девочкой Женей, оказалась всего лишь бездушной куклой, не способной на настоящие чувства, и что это он, кот, который был, пусть и недолго, – Царём Зверей, оказался игрушкой в руках этой жестокосердной барышни с насквозь фальшивыми— и внешностью, и душой, – к нему неслышно подошла девочка Женя.

На своей спине Масяня ощутил вдруг лёгкие, ласковые прикосновения нежных девичьих ладошек, и когда её пальчики почесали его за ушком, когда прозвучали полузабытые, услышанные им в раннем сиротском детстве слова:

– Миленький мой, масенький! – то чуть было по-человечески не разрыдался: так ему именно сейчас нужны были эти добрые, идущие от самого сердца, слова его славной подружки.

Но он не разрыдался, а просто потёрся бочком о девичьи ноги и весь вечер уже не отходил от Жени.

Спал в эту ночь Масяня, как и прежде, на кровати девочки. И она впервые за последние недели заснула спокойным детским сном и всхлипнула только один раз, когда ей приснился маленький больной котёнок в углу ветеринарной лечебницы.

А проснувшаяся, как всегда, ранее других домочадцев, бабушка, вышедшая на балкон, увидела внизу, на траве, – на том месте, где раньше собирались на свои посиделки дворовые кошки, – куклу.

Она лежала лицом вверх – холодная Принцесса, разбившее сердце последнего из котов-романтиков и глаза её уже ничего не выражали.

А девочка ещё больше зауважала Масяню: он сам, решивший расстаться со своей барышней, этой бездушной особой, выбросил её из окна, таким образом разрубив, наконец, «гордиев узел», и расставив все точки над «и».

Теперь на старости лет Масяне будет, о чём вспомнить с тихой грустью: он, хоть и недолго, а всё же был Царём Зверей, и в его жизни была, пусть и безответная, но такая Большая, Любовь!