Глава 1
– Полетт, пожалей мою старость, – трагическим тенором вещал дед, – ты вообще знаешь, что только великие грешники уходят в мир иной, не прижав к груди внуков?
– Дедуль, ну где я тебе возьму внуков? – лениво и привычно отмахнулась я. – В подоле принесу?
– Мон ами, ты выражаешься, как кухарка, – поморщился Ариша, – хотя я вполне мог бы принять внебрачного младенца, зачатого от здорового и умного мужчины.
– Значит, ты не согласен с Инессой?
– В чем? – насторожился дед.
Инесса, нынешняя подруга Ариши, являлась для него непревзойденным авторитетом и последней инстанцией.
– Инесса говорит, что дети должны рождаться от первого мужчины, любимого и законного. Принесенные в подоле… пардон, внебрачные, не будут ни здоровыми, ни счастливыми.
– Правда? – сделал брови домиком дед. – Инесса так сказала?
Он глубоко задумался, глядя в антрацит ночного окна, потом уверенно тряхнул головой и произнес:
– Завтра у нас будут гости. Мой старый друг Николя Зосимов и его внук, прекрасный молодой человек Вениамин. Будь добра, измени своему обыкновению и встреть их как хозяйка дома.
Знала я этого Венечку. Великолепный образчик занудства и снобизма.
– Деду-улечка, – заныла я, – я не могу, я завтра буду очень занята, у меня важное дело.
– Нет у тебя никакого важного дела, – отчеканил дед.
Видимо, в этот момент в нем проснулись предки со стороны отца, чекисты, по крайней мере, взгляд деда стал стальным, а осанка по-большевистски горделивой.
– Или ты выполняешь мою просьбу, может быть, одну из последних, или…
Голос его сорвался, дед театрально всплеснул руками и отвернулся к окну.
Горе его было наигранным, но аргументов, способных отразить нападение, у меня не нашлось. Поэтому я просто пожала плечами, не подтверждая свое согласие, но и не отказывая прямо. Скорее всего, Ариша на этом не остановился бы, но резкая трель мобильного телефона на время спасла меня от этой пытки.
– Полина, вы с сумасшедшими девушками умеете обращаться? – вежливо прошелестел в телефонную трубку Вася. – Если умеете, то приезжайте срочно, один я не справляюсь.
– А Люся? – резонно поинтересовалась я. – Почему Люся тебе не помогает?
– Люся ревнует, – емко ответил Вася.
В другое время я ни за что не потащилась бы на заброшенное кладбище. Безопасности моих приятелей ничто не угрожало, неизвестной сумасшедшей девушке – тоже, что понадобилось ей в пристанище моих приятелей, было неизвестно. И вообще, выступать арбитром между умалишенными и бомжами – не мое хобби. Но звонок Васи предоставил мне прекрасную возможность ускользнуть из дома, денек намечался прелестный, чистый и звонкий, поэтому долго я не раздумывала. К тому же мне нравилась компания этих выкинутых на обочину жизни бедолаг. Редко кому выпадает удача иметь в знакомых абсолютно бесхитростных, бескорыстных и независтливых людей. В первое время я даже пыталась как-то вернуть их в среду обитания обычных обывателей, но все мои потуги наталкивались на столь ярое сопротивление, с каким обычно отстаивают частную собственность люди менее робкие, чем мои приятели.
– А что за девушка?
– Хорошая такая, беленькая, хоть и татарка. Плачет все время и про дедушку что-то лопочет.
– Хорошо, – недолго ломалась я, – буду через полчаса.
Не в моих правилах бросаться очертя голову с жилеткой под мышкой и носовым платком в кулачке на выручку первой попавшейся блондинке. Но смотрины, которыми грозил мне Ариша, требовалось предотвратить любой ценой, и последняя меня вполне устраивала.
– Все, дедуля, бегу на задание. Извини, работа, – лаконично и строго бросила я.
В конце концов, во мне тоже течет кровь чекистов. Смешанная, впрочем, с чистой голубой дворянской кровью моей прабабки, матери Аристарха Владиленовича, или Ариши, как ласково величаю я любимого и единственного моего родственника.
Я поставила машину возле пышно цветущего куста сирени, перелезла через полуразрушенную ограду и скользнула по знакомой тропинке. Можно, конечно, было пройти через главный вход, как и делали редкие посетители кладбища, но тогда мне пришлось бы долго брести до часовенки, в которой обитали мои друзья. К тому же шестое чувство, выработанное за время моей не совсем обычной деятельности, заставляло меня маскировать свой мини-купер от любопытных глаз даже тогда, когда в этом не было никакой необходимости.
За несколько шагов до часовенки, повинуясь все тому же шестому чувству, я остановилась и прислушалась. Тихо, только ветер мягко играет новорожденными листочками кладбищенских посадок. Я ждала, и спустя пару минут до моего слуха долетело тихое монотонное бормотание Васи. Ему ответил незнакомый чистый женский голос. Я все так же тихо проскользнула к входу в часовню и замерла в дверях.
Еще в начале зимы Вася и Люся, не без моей помощи, конечно, благоустроили полуразрушенную часовню до уровня вполне пригодного для зимовки жилья. Плотная дверь, застекленное окно и буржуйка позволяли держать тепло, а раздобытая парочкой бомжей утварь создавала некое подобие уюта. У моих приятелей действительно были гости. На ящике, накрытом цветастым вязаным ковриком, сидела светловолосая хрупкая девушка в джинсах и голубой ветровке. Веки ее были припухшими от слез, но безумного блеска в глазах я не заметила. Одно из двух: приступ прошел сам собой либо Вася поставил неточный диагноз. Никаких признаков, хотя бы косвенно указывающих на наличие в ней татарской крови, я также не заметила. Интересно, откуда такие выводы сделал Вася?
При моем появлении вся честная компания притихла, Люся сунула в руки приятелю кружку с остатками буроватой мутной жидкости, именуемой чаем, и вскочила.
– Вы тут сидите пока, а я с руководством потолкую, – деловито скомандовала она, проталкивая меня плечом подальше от выхода.
Пристроившись возле проржавевшей могильной оградки, затараторила, пришепетывая от волнения:
– Ты забери ее от греха подальше, Полинка, она хоть и тщедушная, и нерусь, но Васька с нее битый час глаз не сводит. Виданное ли дело, на меня почти руку поднял, когда я оплеуху ей залепила! А ведь он никогда меня не бил, даже когда мы со всеми на свалке жили, где сожительниц лупить принято. И по морде я заехала ей не со злобы, а в качестве лекарства, с ней истерика случилась.
– Не тараторь, – слегка отодвинулась я, – давай по порядку. Откуда взялась девица?
– Так Васька и привел! Я сижу, значит, никого не трогаю, судоку разгадываю, и вдруг – на тебе! Мой Васятка со Снегурочкой этой. Ну, я понимаю, зимой бы приволок, но весной! Все порядочные Снегурки стаяли давно. Хотя, на мой взгляд, и эта потрепанная какая-то, жухлая. Волосенки сивенькие, тельце вяленькое, морда зареванная. Хотела сразу прогнать, а она в слезы: дедушку, видите ли, жалко.
Далее из сумбурного рассказа Люси я поняла, что девица действительно бродила по кладбищу в поисках свежей могилы своего недавно почившего родственника. Вася вырос перед ней, как черт из табакерки, но девушка не испугалась, а бросилась к нему навстречу и потребовала показать свежее захоронение. Вася пытался растолковать ей, что на этом кладбище уже лет пятьдесят никого не хоронили, но она то ли не понимала, то ли не хотела понимать. Вообще сложилось впечатление, что девушка маленько коверкает слова. Поэтому Вася и принял ее за татарку. Хотя почему именно за татарку? Уж татары-то прекрасно владеют всеми известными российскими диалектами.
– С чего вы взяли, что она не в себе?
– Чего? – оторопело уставилась на меня Люся.
– Вася по телефону заявил мне, что ваша Снегурочка сумасшедшая, – пояснила я.
– Так потому и поняли. Кто же не знает, что на наше кладбище упокойников уже давно не носят?
– Может, и не все знают.
– Да мы ей битый час об этом толкуем! А она сразу в слезы и что-то про родовой долг, фамильный склеп, честь семьи. Совсем девка с катушек съехала. Говорит, пока могилу деда не найдет, с места не сдвинется.
– Так, может, вы ее не поняли? Может, дед ее был захоронен здесь как раз пятьдесят лет назад?
– А черт ее разберет. Вот иди и сама все выясняй. И, слушай, забери ее отсюда, а? Честное слово, получит она у меня еще раз по своей хилой морде. Так умильно на Васю смотрит, что у меня в ладонях зуд появляется. Хорошо, один раз душу отвела, когда с ней истерика заделалась. Во второй и покалечить могу, ты меня знаешь.
Мы вернулись в часовню. Девушка все продолжала греть руки о не совсем чистые бока кружки с чаем, Вася с озабоченным видом ожидал окончания консилиума.
– Как вас зовут? – кивнула я девушке.
В этот момент я так напомнила себе добрую фею из сказки, что чуть не фыркнула. Уж кто-кто, но фея из меня никогда бы не получилась. Не теми методами работаем.
– Марта Марсвин, – робко подняла голову Снегурочка.
Глаза ее были светло-серые, почти прозрачные.
– Вы ищете старое захоронение?
– Не старое, дедушка был совсем молодой, ему только недавно исполнилось шестьдесят пять лет, – запротестовала она.
– Вот видишь? – вспыхнула было Люся. – Ничего не понимает!
Я остановила поток ее красноречия жестом и продолжила дознание:
– Вас зовут Марта, вы ищете могилу своего не совсем старого дедушки на кладбище, на котором давно никого не хоронят, – подытожила я. – Я думаю, что вы просто перепутали место. Вы приезжая, я угадала? В городе есть другое кладбище, действующее, думаю, останки вашего родственника покоятся там.
– Покоятся, останки, – опять не удержалась Люся, – так бы и сказала: твоего предка зарыли там, где положено. Слушать противно!
– Не груби, – предостерегла я Люсю.
– Я поняла, – перебила меня девушка, и лицо ее озарилось улыбкой, – в вашем городке два кладбища!
– Молоток, вырастешь, кувалдой будешь, – опять буркнула Люся, – битый час ей о том талдычим.
Радостное выражение на лице девушки сменилось отчаянием:
– И все-таки я не успела. Я летела из Копенгагена на его похороны, и из-за какой-то ошибки не смогла проститься с единственным оставшимся в России родственником. Никогда у меня не получается ничего сделать правильно.
Лицо ее перекосилось, и глаза вмиг стали влажными и блестящими от слез.
– Водитель такси, наверное, не совсем меня понял. Я говорила про старого дедушку, а он привез меня на старое кладбище, – строила она предположения, почему попала не туда, куда надо, – теперь все пропало, я так и не успела.
Мне стало ее жалко. Обычный образчик недотепы, у которой все благие намерения рушатся из-за досадных случайностей.
– Может быть, на поминки успеете, – неуверенно предположила я, – во сколько должны были состояться похороны?
Она открыла сумочку, немного порылась в ней и достала скомканный клочок – международная телеграмма.
– Ваш дед, Матвей Васильевич Лепнин, скончался сегодня от сердечного приступа. Похороны состоятся двенадцатого мая в тринадцать часов на городском кладбище. Соболезнуем. Друзья покойного, – вслух зачитала я.
– Двенадцатого, – повторила я, – а сегодня двадцатое. Вы действительно опоздали даже на поминки. Больше, чем на неделю.
– Как? – подняла глаза Марта. – Двенадцатого? А сегодня двадцатое? Я и числа перепутала? Всегда путала эти две цифры. Но телеграмма пришла только вчера, поэтому я подумала…
– Сколько лет вы живете в Дании? – мягко спросила я.
– С раннего детства. Отец мой русский, мама развелась с ним, когда мне было два года. Вышла замуж за датчанина и уехала из страны. Дома мама разговаривала со мной исключительно по-русски, поэтому оба языка для меня – родные.
– А ваша мама? Неужели и она не поняла, что телеграмма безнадежно опоздала?
– Мы давно не общаемся с ней. У нее своя жизнь, они с отчимом переехали в Вайле, а мне оставили квартиру в Копенгагене, в которой жили с момента переезда в страну. С дедушкой переписывалась я, он так и не смог до конца простить маме то, что она бросила родину ради любви и благополучия. Я, конечно, сообщила ей о кончине деда, но она не смогла поехать.
– Почему приехали вы? – спросила я в лоб. – Ведь, как я понимаю, вы почти не знали Матвея Васильевича?
– Знала, – вскинула она голову, – я помню, он приезжал, когда я была совсем маленькая. Он держал меня на коленях, смешно подбрасывал и декламировал стишок про кочки: «Ехали, ехали, в лес за орехами. Кочки-ямки, кочки-ямки, в речку – бух». Я и боялась этого «бух», и ждала. Почему-то было так смешно и весело, так захватывало дух. После этого никто не подбрасывал меня на коленях.
Ее щедрые на слезы очи вновь налились влагой. У девушки стресс, поняла я, перелет, незнакомая страна, блуждание по кладбищу, странные люди Вася и Люся, оказавшие ей не менее странное гостеприимство.
– Я отвезу вас в гостиницу, – решила я, – а там решим, что делать. Думаю, стоит найти друзей вашего Матвея Васильевича. Они покажут вам могилу деда.
– Вы мне поможете? – схватила Марта меня за руку. – Если не поможете, я опять попаду куда-нибудь не туда.
Я хотела возмутиться, но вовремя вспомнила о грозящих мне смотринах с Веней Зосимовым. Сегодня Ариша отвязался, но завтра он опять заговорит о старости, внуках, моей пустой девичьей постели. Уж лучше несколько дней сопровождать суматошную и растерянную девицу, чем играть роль старой девы двадцати восьми лет, которая не может найти себе суженого традиционным способом.
– Я понимаю, что вы потратите на меня свое время, и хорошо заплачу, – неверно поняла она мои колебания.
Хотя почему неверно? Я же не просто буду выполнять работу таксиста. Вряд ли по адресу проживания ее деда она кого-то найдет, скорее всего, друзей Матвея Васильевича придется искать мне. Работа не совсем по профилю, но все-таки работа. Вернее, прикрытие для Ариши с его неуемной жаждой выдать меня замуж.
Несмотря на стремление Марты как можно скорее посетить последнее пристанище деда, я уговорила ее отправиться в гостиницу. Спешить было уже некуда, ей необходимо было привести себя в порядок и немного успокоиться. К тому же мне хотелось провести разведку на местности без путающейся под ногами никчемной и ноющей девицы. В идеале, хорошо было бы поднести все интересующие ее сведения на блюдечке с голубой каемочкой и распрощаться. Что-то подсказывало мне, что она попросит меня быть ее гидом по захолустному Горовску, в котором провел жизнь обожаемый дед, которого она практически не помнила.
Интересно, что ею двигало? Вот не могу поверить, что молодая девица из заплесневевшего в своем благополучии Копенгагена бросила все, собралась в считаные часы и рванула в российское захолустье только для того, чтобы кинуть горсть земли в могилу того, кто двадцать лет назад качал ее на коленях. Или за словом «ностальгия» действительно стоит мощная, сметающая все на своем пути сила?
Не раздумывая долго и не тратя время на маскировку, я отправилась по адресу, который дала мне Марта. Ни у нее, ни у меня не нашлось обрывка бумаги, поэтому улицу, номер дома и квартиры Марта накорябала на обратной стороне жестоко измочаленной телеграммы, которая сообщала о кончине деда. Дело, которым я занялась, и делом-то назвать было нельзя. Ни мне, ни русской эмигрантке ничего не угрожало, ее чести и материальному благополучию не был нанесен урон, никто не ломал ей жизнь и не покушался на самое дорогое. То есть не было у нее тех проблем, с которыми привыкла иметь дело я.
Так получилось, что по воле кого-то сверху я стала помогать тем, кто не мог постоять за себя. Нет, я не консультировала обиженных на тему тонкостей составления сутяжных документов, не организовывала митингов протеста, я просто старалась повернуть линии судьбы заказчика и заказанного так, чтобы сотворенное зло вернулось к своему автору как можно быстрее. Допускаю, что провидение и само позаботилось бы об этом, но иногда ждать высшего возмездия приходится так долго… Впрочем, сегодня был не тот случай. Сегодня мне просто необходимо было создать видимость бурной деятельности и ускользнуть от простого женского счастья в том виде, в каком его предлагал мне Ариша.
Я нашла нужную улицу, дом, припарковала машину на обочине. Номер квартиры вылетел из головы, и я снова развернула замусоленную и политую слезами бумаженцию, в недалеком прошлом именуемую телеграммой. Вполне вероятно, что в квартире никого не окажется. Марта сказала, что дед, по ее предположению, жил один, других родственников у него не было. Если никто на мой звонок не откроет, пойдем проверенным путем, будем опрашивать соседей. Обычно на телеграммах не пишут адреса отправителя, но я сочла нужным проверить, нет ли на листке координат «друга», отправившего послание внучке Лепнина.
Увы, нет. А так хотелось решить проблему, не прилагая к этому никаких усилий! Я машинально пробежала текст глазами, и вдруг простейшая мысль пришла мне в голову: кстати, а почему это телеграмма пришла так поздно? По словам Марты, она собралась за один день, благо близкое знакомство с консулом российского посольства помогло уладить необходимые формальности. Сколько может идти международная телеграмма? Часы, не сутки же! Ну уж не неделю, точно. Если родственников вызывают на похороны, то вряд ли будут отправлять телеграмму задним числом да еще с таким опозданием. Непонятно. Получается, что «друзья» Матвея Васильевича и не больно-то хотели, чтобы родственники успели на похороны? А почему? Может, просто забыли за хлопотами и поздно спохватились? Или сыграло роль обычное российское разгильдяйство, и виноваты почтовые работники. А может… Что «может», я додумывать не стала. Сначала попробуем найти друзей Матвея Васильевича и место на кладбище, как и просила меня заказчица.
Как и следовало ожидать, на мой звонок в дверь никто не ответил. Не особо веря в удачу, я нажала на кнопки звонков нескольких соседних дверей – тишина. Конечно, а чего я хотела? Май, выходной, кто же добровольно будет сидеть дома? У кого дача, у кого шашлык, кто-то просто забивает «козла» под липами во дворе или выгуливает собачку. Я не сочла первую попытку за неудачу, время у меня еще было. Кроме того, существовало множество более результативных путей выявления знакомых Лепнина, чем примитивный опрос соседей. Другая мысль не давала мне покоя – телеграмма. Какой-то назойливый червячок в моем сознании продолжал точить мне мозг: столь длительное опоздание не случайно.
Я решила себя не мучить и поехала в ближайшее отделение связи. Марта, скорее всего, сейчас отсыпается, домой она улетит только через неделю, успеет и на могилке поплакать, и город осмотреть, и милые сердцу безделушки забрать, и встретиться с адвокатом. Должен же был Матвей Васильевич оставить завещание: даже если он и был обычным нищим российским пенсионером, квартира чего-то да стоила. Даже по европейским меркам. Кстати, если Марте потребуются услуги специалиста, я вполне могла бы ей помочь и в этом. Все-таки дипломированный юрист с опытом работы. А что? Может быть, пора закончить с экстремальной деятельностью на грани законности и с высокой степенью риска и заняться спокойной, нудной, благополучной юридической практикой?
Скептически хмыкнув в ответ на свой внутренний душевный порыв, я толкнула дверь отделения связи и подошла к единственной сотруднице. Признаться, не дружу я почему-то с почтовыми работниками. Не понимаю, им не нравлюсь конкретно я или все посетители? Почему-то на любой мой предельно вежливый вопрос эти дамы либо даже не поворачивают головы, либо обливают меня таким вязким презрением, что желание обращаться к ним пропадает надолго. Хотя, господа, скажите откровенно, есть ли среди вас мазохисты, посещающие это унылое заведение просто из спортивного интереса? Желания поразвлечься? Возможности поцапаться с сотрудницами? Стремления постоять пару часов в очереди? Вот то-то и оно. Все мы оказываемся там только по крайней необходимости.
Памятуя о прежних, не совсем удачных попытках общения с дамами за стойкой, я не стала особенно церемониться и выложила на стойку до неприличности измятую телеграмму:
– Кто принимал телеграммы десятого числа сего месяца?
– Ну, моя смена была, – удосужили меня ответом.
– Значит, вам знаком этот текст.
Женщина за стойкой, чем-то похожая на постаревшую мопсиху, сердито глянула на меня поверх очков, но телеграмму взяла. Морщась от недовольства, вчиталась в текст, поиграла бровями, будто что-то припоминая, и швырнула мне в лицо мятый бланк:
– Вы чего мне даете? Вы думаете, я буду это читать? Из какой ж… вы ее достали? Может, она в помойке валялась, а вы ее культурным людям в руки суваете? Идите отсюда, не мешайте работать, только очередь создаете.
Столь бурной реакции, признаюсь, я не ожидала. И мне она не понравилась. К тому же в зале толкалась всего пара посетителей, и те рассматривали газеты на стойке, поэтому ее заявление об искусственно создаваемой мною очереди было, по меньшей мере, беспочвенно. Не торопясь, я нагнулась, подобрала упавший на пол бланк, вернула его на стойку пред заплывшие очи «мопсихи».
– Значит, телеграмму принимали вы, – утвердительно сказала я.
– А я помню? Много вас тут таких шатается.
Помнит, помнит, решила я, уж больно глазки бегают. Да и взрыв негодования чересчур бурный, обычно даже самые вредные почтовые работники ограничиваются парочкой нейтрально-ехидных фраз. Из опыта я знала, что размахивать какими бы то ни было корочками и кичиться связями, которые могли бы лишить даму карьеры, бесполезно. За свое место она не так уж и держится, да и не поднимется ни у кого рука прогнать ее с этого места – заработок низкий, работенка невеселая. Поэтому, не отрывая взгляда от колючих глаз «мопсихи», я убрала телеграмму в карман:
– Хорошо. Теперь мне все понятно.
Ничего мне не было понятно, кроме того, что колючая дама узнала телеграмму и чувствует за собой какую-то вину. Какую – выясним позже. Только обдумаем положение и найдем к ней подход. Жаль, что я успела ее насторожить. А может, это и к лучшему. Вложив в свой взгляд как можно больше официальной строгости, я пару секунд смотрела ей в глаза, потом резко развернулась на каблуках и направилась к выходу.
– Эй, ты, – не выдержала «мопсиха», – погоди. Чего хотела-то?
Зацепило, поняла я, теперь главное – не сойти до роли просительницы. Эту роль мы оставим ей. Никак не реагируя на оклик, я вышла за дверь и медленно направилась к своему авто. Жаль, что не курю, можно было бы без риска показаться заинтересованной несколько минут помаячить возле большого витринного окна отделения связи. Впрочем, в запасе у меня была бомбочка гораздо более действенная, чем сигарета. Я заняла позицию перед окном, достала сотовый, сосредоточенно потыкала пальцем в кнопки, насупила брови и поднесла трубку к уху. Хотя я и стояла вполоборота к стеклу, мне было прекрасно видно все, что делается в операционном зале отделения связи. «Мопсиха» что-то крикнула в сторону служебного помещения, выскочила из-за стойки и метнулась к выходу.
– Да, товарищ полковник, – негромко, но чеканно произнесла я в трубку, когда поняла, что меня уже подслушивают, – никак нет, вину свою не признает… да, думаю, стоит применить план «Б», вызывайте отряд быстрого реагирования… где будем брать? Думаю, возле подъезда ее дома… соседи? Не помешают. Граждане России должны знать предателей Родины в лицо. Спрашиваете, когда она заканчивает работу?
Почти строевым шагом я промаршировала к вывеске, информирующей о часах работы почтового отделения, и продиктовала в глухо молчащую трубку часы работы. Не оборачиваясь на замершую за моей спиной «мопсиху», продефилировала мимо своего мини-купера и завернула за угол. Потом бегом обогнула небольшое здание отделения связи и подошла к раскрытой двери с другой стороны. Как я и надеялась, преступная почтальонша для своего звонка выбрала то же место, что и я. Наверное, думала, что в помещении подслушать ее разговор было бы значительно легче. Конспираторша! Мы стояли по разные стороны открытой двери, она говорила, а я слушала.
– И чего мне делать? – продолжала «мопсиха» начатый разговор. – Сказать, что под стол завалилась, а нашлась только через неделю? А вы знаете, что меня за это могут премии лишить? Я однажды на полдня позже телеграмму отправила, так столько дерьма огребла, чуть с сердцем плохо не стало… да, нервничаю, и не просто нервничаю, и если что, сразу на вас валить буду, что это вы мне велели телеграмму на недельку придержать и запугивали. Уж не беспокойтесь, найду, что сказать… сколько, говорите? Мало. Мне в застенках из-за вас томиться, а вы мне копейку жалеете?
Торговалась она еще долго, из разговора я поняла, что «мопсихе» предлагают на время затаиться, может быть, даже отпроситься у начальства на пару дней и посидеть дома, и если продолжения не последует, выйти из подполья. Кажется, напугала я ее лихо. Это с одной стороны. А с другой, даже перед структурами власти в наше время трепещет тот, кто действительно чувствует за собой серьезную вину. Скорее всего, ей неплохо заплатили за то, чтобы она придержала телеграмму на возможно долгое время. Почему придержала? Можно было вообще «затерять» ее на просторах эфира. Значит, она все-таки должна была найти своего адресата, но найти несколько позже положенного срока.
Где-то в животе почему-то зашевелился червячок азарта. Кажется, не все так просто в безвременной кончине предка моей нечаянной клиентки. И хотя никто не поручал мне вести расследование этого мутного дела, да и расследование преступлений – не моя стезя, остановиться я уже не могла. А может, все было куда проще. Может быть, мне просто захотелось вывести на чистую воду и дать чувствительный щелбан наглой «мопсихе», которая корысти ради запутала бестолковую, наивную Снегурочку-Марту?