Глава 4
Павел Игнатьевич Дугин оказался абсолютно прав. Судебный процесс, где Александр Матюков проходил лишь в качестве свидетеля, и особенно приговор, по которому подчиненный отца, взявший на себя вину, был оправдан, окончательно укрепили Алекса в его полнейшей безнаказанности. Его жалкая душонка, давно уже сгнившая, теперь окончательно преисполнилась гордости из-за своей якобы исключительности. Матюков-младший понимал: соверши он любое преступление – убийство беременной, изнасилование ребенка, даже теракт с сотнями жертв, – папины связи и мамины деньги позволят ему и в следующий раз избежать наказания. Пока шел суд, отец не подпускал его к машинам и делал все, чтобы пресечь употребление наркотиков. Алекс все это время, за вычетом тех немногих случаев, когда ему приходилось навещать судебные заседания в качестве свидетеля, находился под домашним арестом в одном из загородных домов, принадлежавших его семье. Однако сколько волка ни корми, он все равно в лес смотрит. Алекс сумел-таки обойти наложенные на него ограничения. Знакомый дилер прямо в суд подогнал ему отличного кокса, и притом не обычную бодягу для лохов, разведенную сахарной пудрой, а «настоящего колумбийского». Этот «подарок» Алекс, усыпив бдительность родителей, употребил не сразу. Партию порошка, расфасованного в небольшие пакетики, он рассовал буквально по всему дому, поскольку знал манеру отца время от времени устраивать сыну личный досмотр с выворачиванием карманов и сниманием носков. За те дни, пока длился суд, «Гелендваген» Алекса был не только отремонтирован, но и во многом преобразился. По желанию хозяина его тюнинговали. Теперь «дьявольский «мерс» украсился мощным титановым «кенгурятником», по его корпусу вдоль подножек протянулись усиленные титановые же трубы, дуги прикрывали крышу и стойки. Таким образом Алекс хотел предохранить свою недешевую тачку от будущих повреждений. Такая конструкция, однако, оставляла открытым вопрос: что окажется прочнее при следующем столкновении – фонарный столб или машина?
Вечером после суда Алекс отправился в любимый клуб, где собирался оттянуться по полной. Это удалось в полной мере. Было все: танцевальная релаксация, длинноногие подруги и полное ощущение эйфории. К двум часам ночи генеральский сынок ощутил в себе спонтанный позыв погонять по ночной Москве на отремонтированном «Гелендвагене». Это было нечто сродни условному рефлексу: после дозы кокаина Алекса всегда тянуло за руль. Правда, на этот раз спутницы для ночных гонок не нашлось, и Матюков-младший отправился проветриться один.
Ни милицейские пикеты, ни патрульные машины ГИБДД не смутили ночного гонщика: «блатные» номера и лубянский спецталон на лобовом стекле заставляли патрульных стыдливо отворачиваться даже при самых грубых нарушениях дорожных правил. Угловатый капот мерседесовского внедорожника швырял под себя все новые и новые километры. Свет фар рассекал темную перспективу дороги. Редкие попутные машины недостаточно быстро жались к обочине, и Алекс уже всерьез подумывал, как бы «раскрутить» отца на мигалку.
Он и сам не заметил, как миновал МКАД и очутился на каком-то незнакомом периферийном шоссе. Восток уже розовел рассветом, и необъятное зарево ночной Москвы постепенно растворялось в зыбком предутреннем свете. Мощные динамики наполняли салон энергичными ритмами рэпа. Перед глазами молодого человека вновь закрутился гигантский калейдоскоп, неотвратимо ускоряясь в движении, волшебные узоры постепенно сливались в дьявольском ритме в одно огромное светящееся пятно, однако вскоре фантастическое видение пропало, уступив место холодной чернильной мгле.
Съезжая на обочину, чтобы вновь зарядиться кокаином, Матюков заметил на противоположной стороне пустынного шоссе какого-то мужчину. Стоя у края трассы, он то и дело голосовал изредка проходящим машинам. Мужчина был одет в куртку апельсинового цвета, которая сразу напомнила Алексу жилетку, бывшую на жестоком амбале из «МАЗа» – том самом…
Воспоминание о недавнем унижении, помноженное на ненависть «к этому быдлу», сыграло с Матюковым-младшим злую шутку. Ощущение своей полнейшей безнаказанности, лишь усиленное постнаркотическим синдромом, провоцировало желание немедленно задавить голосующего.
А чего, собственно, стесняться?
Ближайший ментовский пикет находился в трех-четырех километрах. Никаких видеокамер на таких трассах обычно не ставят – это генеральский сынок усвоил из рассказов папы. Случайных свидетелей тоже не наблюдалось – вокруг лишь лес, да машина на Москву раз в десять минут проходит. Мужчина в оранжевой куртке слишком сосредоточен на своем занятии и потому вряд ли ожидает неприятностей.
Несколько раз вдохнув белый кристаллический порошок через коктейльную соломинку, Алекс вывернул руль, проехал метров семьсот за поворот, развернулся в сторону Москвы и тут же притопил педаль газа. Страшный черный внедорожник с негромким и агрессивным урчанием помчался по пустынной трассе. Конусы фар выхватили из полутьмы силуэт с призывно поднятой рукой. Матюков довольно хмыкнул и миллиметровым доворотом руля взял чуть вправо, однако в последний момент, будто бы испугавшись, зачем-то нажал на тормоз. «Гелендваген» дернулся, словно пришпоренный конь, пронзительно взвизгнула резина по асфальту, человек на обочине так и не успел отскочить. Гулкий звук удара, короткая вибрация по всему корпусу, мгновенный взмах руки в слепящем свете фар…
Спустя несколько километров внедорожник выкатил на оживленное шоссе. Только теперь убийца испугался по-настоящему. Вдавливая педаль газа в пол, он гнал, не разбирая дороги: подрезал попутные грузовики, проскакивал в узкие просветы между машинами и обгонял, обгонял… Он остановил внедорожник лишь перед МКАДом. Вышел из машины, опасливо взглянул на передок… На усиленном бампере с правой стороны расплывалось небольшое кровавое пятно. Кроме него, никаких других следов дорожного убийства не наблюдалось.
И тут в кармане Алекса задребезжал телефон. Звонила мать, Валерия Никодимовна. Голос у нее был встревоженный.
– Ма, вот взяла и опять разбудила! Я же тебе еще вчера говорил, что у своей девушки ночевать буду! – нарочито-сонным голосом произнес он, едва поздоровавшись. – Нет, нет, в клубе лишь часик побыл, потом сразу к ней. Да, да, сегодня в институт, у меня семинар. Что? Да зачем волноваться, я же вам со стариком пообещал: больше никаких ДТП с моим участием не будет. Неужели ты мне не веришь?
И тут Алекс различил звук приближающегося мотоцикла. Он прикрыл микрофон трубки ладонью, чтобы мать, не дай бог, не услышала рева мотора. Ведь для нее он находился дома, а не на трассе.
– Вот же кретин, ненавижу байкеров, – прошептал молодой человек, вглядываясь в приближавшегося мотоциклиста. – Схлестнулись бы мы с тобой на дороге, в кювет улетел бы.
Байкер явно сбавлял скорость. И это выводило Алекса из себя. Ведь мать уже тревожно кричала в трубку:
– Ты чего мне не отвечаешь? Я что, со стенкой разговариваю? Почему ты мне врешь? Ты не с девушкой. Что это за шум? Отвечай сейчас же!
– Телевизор работает, – сказал Алекс, на пяток секунд приоткрыв микрофон. – Со мной все в порядке. Вернусь завтра днем. И вообще, у меня батарея садится.
Он поднялся и, поскольку обе руки у него были заняты, принялся махать ногой, чтобы байкер не вздумал останавливаться, а проваливал восвояси. Но тот и не собирался следовать совету. Мотоцикл уже остановился. Байкер в черном шлеме с забралом несколько раз звучно газанул, явно дразня Матюкова-младшего.
– Да уберешься ты, урод, или нет? – не выдержал и крикнул Алекс.
Из-за пригорка на дороге блеснули фары. Темный микроавтобус перевалил самую высокую точку и нырнул по шоссе вниз. Слепяще-белые фары облили «Гелендваген» и мотоцикл. Алекс даже прикрыл глаза ладонью. Байкер обернулся, некоторое время выжидал, а затем, убедившись, что появившаяся машина сбавляет скорость и берет вправо, сорвался с места и унесся по ночному шоссе. Микроавтобус резко затормозил, поравнявшись с «Гелендвагеном». Алекс пытался рассмотреть, кто же приехал. Створка двери отползла в сторону. Две пары сильных рук схватили молодого наркомана и втащили внутрь. Он не видел, кто именно похищал его. В салоне было темно, и его тут же бросили физиономией на заднее сиденье и придавили.
Молодой мужчина с невыразительным лицом вышел из микроавтобуса, вытер тряпкой кровь с бампера «Гелендвагена», аккуратно сложил ее и сунул в карман куртки.
– Поедешь за нами, – донеслось из микроавтобуса, и дверца закрылась.
Мужчина сел за руль «Гелендвагена», и оба автомобиля покатили к Москве.
Столицу по праву называют мегаполисом – ведь это самый большой город в Российской Федерации. Есть официальная статистика, в которой численность населения назовут с точностью до одного человека. Но этой статистике никто не верит, даже в самой мэрии. Истинных цифр не дано знать никому. Как и во всяком большом городе, в Москве идет не только явная, но и тайная жизнь, недоступная социологам. О ней можно лишь догадываться и строить предположения. Миллионы нелегалов уже давно заполонили Москву. Они вроде бы есть, их видишь на улицах, на строительных площадках. Но в то же время их не существует.
Москва для всех разная. Одной ее видят туристы, приехавшие в город лишь за тем, чтобы полюбоваться на достопримечательности да потратить привезенные с собой деньги. Другим город видится его коренным обитателям. Они могут месяцами не бывать в центре, изо дня в день созерцая однообразные пейзажи по дороге на работу и домой.
Только приезжим кажется, что Москва вся насквозь пропитана бешеным ритмом деловой жизни. Что люди толпами носятся по улицам, а автомобили постоянно торчат в пробках. Все это присутствует, но лишь местами. А между дорожными заторами и толпами пешеходов существуют сонные островки, попав на которые можно подумать, что время внезапно начинает течь раз в пять медленнее, чем на Тверской или на Ленинградском проспекте. Есть такие островки даже в самом центре столицы.
Никто толком не знает, откуда пошло название района, прилегающего к самому Кремлю, – Китай-город. Если в Нью-Йорке или Сан-Франциско Чайна-таун называют кварталы, населенные китайцами, то к Москве это никакого отношения не имеет. О китайцах в шестнадцатом веке в Москве еще и слыхом не слыхивали. Обживали эту землю в разное время разные люди. Сперва купцы, мастеровые и городская беднота. Потом ставились здесь первые московские фабрики. Так что к концу двадцатого века во многих районах столицы возникла разношерстная и невыразительная застройка. Ярких памятников мало, туристам делать здесь ровным счетом нечего. Полюбуются остатками Китайгородской стены, пожмут плечами – и снова в гул, в сутолоку центральных улиц. А ведь место козырное и, главное, тихое. Теперешний российский бизнес – если, конечно, он не является продолжением государства и не представляет крупную западную фирму – не любит выставлять себя на всеобщее обозрение. Невразумительные вывески, неброская архитектура фасадов… Вот и обосновались многочисленные офисы богатых, но не выставляющих себя напоказ компаний в перестроенных на современный лад особняках тихого района – Китай-города.
Головной офис строительного холдинга, принадлежащего Валерии Никодимовне Матюковой, «АРА-М», стоял на самом берегу Яузы. Тут не сновали прорабы в строительных касках, не появлялись на пороге у экономистов рабочие в робах, не проводились классические планерки, где бы ставились задачи по рытью котлованов и доставке раствора. Все это происходило в конторах низовых подразделений – на окраине города, за Кольцевой. В кабинетах четырехэтажного особняка в Китай-городе щелкали калькуляторы, тихо гудели кондиционеры и кулеры компьютеров. Тут обосновалась верхушка холдинга, допущенная к святая святых – к распиливанию средств, к обналичиванию, к раздаче откатов. Здесь же на последнем этаже располагался и кабинет хозяйки Валерии Матюковой. Одно окно выходило на Москву-реку, второе смотрело во двор памятника промышленной архитектуры второй половины девятнадцатого века – небольшой фабрички по окраске шерсти. Вид этого «архитектурного безобразия» в центре Москвы Матюкову раздражал. Она никак не могла понять причин, по которым пяток одноэтажных бараков был объявлен памятником. По ее мнению, строения давно пора было снести, а на их месте возвести офисное здание или, на худой конец, доходный жилой дом с огромной подземной автостоянкой. Именно по этой причине окно, смотревшее в ту сторону, Матюкова держала за закрытыми жалюзи.
Конец ознакомительного фрагмента.