Предисловие
Настоящая книга – плод более чем двадцатилетних наблюдений за современным бытом крестьянина-великоросса, дополненных сравнительным изучением всех ранее появившихся в печати материалов по русской и славянской этнографии.
Самостоятельные наблюдения сосредотачиваются преимущественно на нижегородско-самарском Поволжье (губерниях Нижегородской, Казанской, Симбирской, Самарской). Волгу я изъездил вдоль и поперек, на берегах ее провел детство, юность и раннюю молодость, поставившие меня лицом к лицу с народной жизнью, объявшей меня неотразимым дуновением самобытной поэзии ярких преданий прошлого.
С юношеских лет стали наполняться одна за другой мои записные тетради – то пословицами, поговорками и ходячими народными словами, то отрывками деревенских песен, то содержанием подслушанных сказок.
Часть этих тетрадей, к сожалению, утратилась бесследно; уцелевшие послужили мне поводом к написанию – во «Всемирной Иллюстрации», «Ниве», «Севере» и других журналах – первых (если и вошедших в настоящую книгу, то только в качестве материала) беглых заметок о русских простонародных суеверных обычаях, связанных с различными праздниками и временами года.
Семь лет тому назад у меня появилась мысль об изучении русского народоведения – с целью более подробной разработки накопившегося в тетрадях и в памяти материала. Близкому ознакомлению с богатой литературой этого вопроса, начиная с древних первоисточников и кончая новейшими исследованиями, я в немалой степени обязан предупредительной любезности, встреченной мною со стороны заведующего Русским Отделением Императорской Публичной Библиотеки – Владимира Петровича Ламбина. Достойная всякого уважения личность этого человека хорошо известна всем работникам пера, которым приходилось за последнее десятилетие пользоваться сокровищами, собранными в государственном книгохранилище.
В конце 1895 г. был напечатан в фельетоне «Правительственного Вестника» первый мой очерк, посвященный бытописанию народной Руси; в 1896 г. за ним последовало несколько новых, а с конца 1897 г. по настоящее время они стали появляться периодически, постепенно слагаясь в нечто цельное; к 1899 г. созрел уже и общий план всего труда.
Бесчисленные перепечатки, которыми встречала столичная и провинциальная печать каждый, появлявшийся без всякой подписи, очерк, и переводы некоторых из них на французский и немецкий языки служили для меня достаточным побуждением к написанию дальнейших, – причем зарождалась уже и мысль о приведении всего этого материала в известный порядок и об издании книги.
Внимание, совершенно неожиданно оказанное этнографическим фельетонам «Правительственного Вестника» Ее Императорским Высочеством Великой Княгиней Милицией Николаевной, пожелавшей узнать имя автора и запросившей особым отношением, через адъютанта Его Императорского Высочества Великого Князя Петра Николаевича, барона Стааль, редакцию газеты, «будут ли эти фельетоны изданы отдельной книжкой», укрепила меня в этой мысли, которая, однако, была еще далека от осуществления. Письма, полученные от Министра Земледелия и Государственных Имуществ А.С. Ермолова, оказавшегося постоянным читателем этих очерков-фельетонов и выразившего желание лично познакомиться с их автором, явились высокой наградой за мой безымянный труд. Ободряемый добрыми советами и благими пожеланиями столь осведомленного читателя, я и приступил к изданию этой книги.
Более полугода потребовалось на систематическую обработку напечатанных фельетонов, на дополнение их новыми очерками, также появившимися в «Правительственном Вестнике» благодаря исключительно сочувственному отношению главного редактора – Константина Константиновича Случевского, отведшего на столбцах газеты широкое поле замыслам автора.
Чем жива народная Русь – в смысле ее самобытности? На чем зиждятся незыблемые устои ее вековечных связей с древними, обожествлявшими природу, пращурами? Какими пережитками проявляется в современной жизни русского крестьянина неумирающая старина стародавняя? Где искать источники того неиссякаемого кладезя жизни, каким является могучее русское слово – запечатленное в сказаниях, песнях, пословицах и окруженных ими обычаях? Чем крепка бесконечная преемственность духа поколений народа-богатыря? Что дает свет и тепло жизни народа-пахаря? Что темнит-туманит и охватывает холодом эту подвижническую трудовую жизнь, идущую своими заповедными путями-дорогами?
Вот семь вопросов, на которые я – по мере сил – пытался ответить в этой своей книге. Внешний мир, обступающий суеверную душу русского крестьянина, и внутреннее бытие этой детски-пытливой, умудренной многовековым жизненным опытом, стихийной души, – вот что я желал отразить с большей или меньшей полнотою на предлагаемых вниманию читателей страницах.
Приблизился ли я хоть сколько-нибудь к задуманной цели – судить не мне, а моим будущим читателям и критикам, за каждое существенное указание со стороны которых я буду искренне признателен.
Если только суждено увидеть свет следующим изданиям этой книги, являющейся вместе с «Бывальщинами» заветным трудом всей моей жизни, то я не премину воспользоваться всеми такими указаниями, чтобы устранить, по мере возможности, те ошибки и неточности, которые, несомненно, могут встретиться здесь, и пополнить допущенные теперь пробелы.
Жизнь русского пахаря красна праздниками: к ним приурочено и огромное большинство простонародных сказаний, поверий и обычаев. Потому-то в основу своих очерков я и положил эти «красные» дни, отведя месяцеслову («круглому году») народной Руси чуть ли не две трети своей работы. На общие вопросы жизни, отразившиеся в сказаниях русского народа, пришлась остальная треть (первые семь и десять последних очерков).
Перечитав отпечатанные листы своей «Народной Руси», я считаю особенно приятным долгом посвятить эту книгу глубокопочитаемому Алексею Сергеевичу. Без его нравственной поддержки, без его драгоценных для меня писем она если бы и увидела свет, то – в лучшем случае – только в отдаленном будущем.
9 декабря 1900 г., С.-Петербург.
Аполлон Коринфский