Глава 2
1
Покинув негостеприимный ночной клуб, я направился к проезжей части, машинально отметив про себя, что походка моя стала неуверенной, а повадки – вороватыми. Когда на меня пристально посмотрел случайный прохожий, мне захотелось бросить сумку и бежать сломя голову куда глаза глядят. Даже без выброшенных инструментов она весила прилично. Тянула лет на пятнадцать строгого режима…
Я никогда не употреблял наркотиков, но подобных мешочков, набитых белым, навидался достаточно. Во всех видеобоевиках они выглядели именно так, будь то хоть кокаин, хоть героин, без разницы. Предположить же, что кто-то припрятал в «Текне» килограммов двадцать тальковой присыпки для Геворкяна, было бы наивно. Этот вальяжный бородатый мужчина давно вышел из того возраста, когда страдают детской потницей. И Черняков у себя в Москве вовсе не случайно озаботился столь незначительной сделкой, как продажа одного несчастного холодильника.
С сумкой, доверху набитой наркотическим грузом, у меня оставался только один путь – прямиком в выставочный центр. Я желал как можно скорее вернуть товар тем, кому он принадлежал. Наверняка Геворкян с соплеменниками уже дожидался меня, чтобы высказать пылкое возмущение по поводу навязанной ему белой «Текны». Я торопился удовлетворить его обоснованные претензии.
Подобравший меня молоденький водитель предложил положить сумку в багажник, но я решительно отказался и умостил ее на колени, держась за ручки обеими руками. Кащей Бессмертный, помнится, плохо оберегал иголку, спрятанную в яйце, за что и поплатился. Я же любил жизнь, что само по себе и не ново. И в настоящее время можно было надеяться сохранить голову на плечах, только доставив содержимое сумки по назначению.
Высадившись у высокого пандуса, ведущего к входу в центр, я настороженно огляделся. Против ожидания, в округе не наблюдалось засад или сторожевых постов. Никто не оглашал зимнее утро воинственными гортанными криками, никто не потрясал оружием и не обещал вырезать весь мой род до седьмого колена. Военные действия еще не начались.
Я немного успокоился. Разумеется, Геворкян еще вчера обнаружил пропажу и скорее всего немедленно связался с Черняковым. Тот заверил, что груз передан по назначению, но такой-сякой региональный менеджер все напутал по врожденной тупости, а поэтому не стоит бить тревогу раньше времени. Достаточно с утра поменять один холодильный шкаф на другой, и все уладится. Мол, непредвиденная случайность. Вот только если бы кто-нибудь покопался в «текновском» нутре до моего вмешательства, то эта случайность могла бы стать роковой. Лично для меня.
Оказалось, я не ошибся в своих предположениях. Первое, что я обнаружил при входе в центр, это тот самый белый холодильник, который я сбагрил вчера вечером. Привет от обманутого клиента. Жест доброй воли. Он возвратил то, что взял по недоразумению. Теперь настала моя очередь исправлять ошибку.
– Привет! – при моем появлении Серега моментально оторвался от компьютерного монитора. Обычно, чтобы выйти из виртуального транса, ему требовалось не меньше пяти минут.
– Привет. Были посетители?
– Ага. Какие-то хачатуряны. Я только дверь открываю, а они тут же следом. Выгрузили «Текну», которую ты им вчера втюхал, и стали требовать другую, ту, бронзовую. Я говорю: отгружена. Они: как отгружена, кому? Расшумелись, как на базаре. Я сказал, что продавал ты, а кому – мне неизвестно.
Серега умолк, пытаясь по моему лицу угадать, правильно ли он поступил. Я кивнул: все в порядке, продолжай.
– Ну вот, – Серега оживился. – У них за главного бородатый такой, лупатый. Он велел тебе передать, что вернется ровно в двенадцать. Предупредил, чтобы ты к этому времени достал ему обещанную «Текну» хоть из-под земли. Если тебе придется выплатить неустойку, то он готов возместить расходы. Но подавай ему только золотистый шкаф. Как будто на нем проба проставлена.
– Угу, – кивнул я. – Дороговато мне обходится эта штуковина. Головной боли не оберешься. Спасибо господину коммерческому директору.
– Он, кстати, звонил, – вспомнил Серега, явно озадаченный моей туманной тирадой. – Несколько раз. Велел срочно с ним связаться.
– Перебьется твой Черняков.
– Почему мой?
Я не стал объяснять, что моя карьера в фирме «Айс», по всей видимости, подошла к концу. Зачем Сереге мои проблемы?
– Что-то случилось? – он присматривался ко мне все внимательнее.
– Ничего не случилось.
Мне очень хотелось добавить: «пока», но я сдержался. Пристроил влажную от снега сумку на топчан, сам уселся рядом.
– Чем это она набита? – поинтересовался Серега.
– Героином. – Я растянул губы в гримасе, которая должна была означать улыбку.
Он понимающе ухмыльнулся в ответ:
– Заделался наркокурьером?
Я не поддержал шутку. Ничего веселого в своем положении я не находил. Чем больше я думал про назначенную встречу, тем меньше верил в то, что она завершится благополучно. Место вокруг нашей выставки пустынное, безлюдное. Покупатели не занимают с утра очередь в нетерпеливом ожидании новых партий поставляемого оборудования. Мало кто забредает в наши края от нечего делать. А Геворкян и его команда – не те люди, с которыми хочется общаться в укромных уголках. Чем закончится наш разговор? Как я буду объяснять, почему в наличии имеется не сама «Текна», а лишь вскрытый пакет? Делать вид, что я понятия не имею о его содержимом? Давать страшные клятвы, что буду молчать до гроба? Гораздо надежнее упрятать меня в этот самый гроб, чем оставлять в живых невольного свидетеля сложных взаимоотношений Москвы и Курганска.
Все больше меня привлекала идея устроить все таким хитрым образом, чтобы в руки Геворкяна попал пакет, а не я сам. После чего мне останется залечь на дно и не высовывать нос на поверхность, пока вся эта история не позабудется, пока не уляжется поднятая мной наркотическая пыль. Поскольку порошок будет возвращен, меня вряд ли станут искать чересчур уж рьяно. Отсижусь где-нибудь. Тех денег, которые хранились у меня в кармане, в маленьком городишке должно было хватить надолго – нельзя сказать, что я увольнялся из фирмы без содержания. Чтобы обосноваться на новом месте, следовало лишь немедленно рассчитаться с вредной домохозяйкой и завладеть паспортом. На эту неприятную процедуру почти полутора часов, оставшихся до полудня, хватало с лихвой.
– Вот что, Серега, – сказал я, глядя в пол. – Я понятия не имею, сколько этих орлов понаедет, и не желаю объясняться со всей их оравой. Ровно в двенадцать я буду ждать Геворкяна у главного входа во Дворец. – Вспомнив, как многолюдно бывает там днем, когда родители приводят своих чад на плавание, я удовлетворенно кивнул и повторил: – Да, у главного входа. Пусть явится один, если хочет получить свое имущество. Без провожатых. Понял?
– Ничего я не понял, – честно признался Серега.
– Неважно. Это даже хорошо. Ты главное не забудь передать мои слова Геворкяну. В двенадцать. У центрального входа. И не поминай лихом.
– Ты что, уезжаешь?
– Много будешь знать – скоро состаришься. Все, Серега, тема закрыта. Гуд бай.
Оставив своего бывшего помощника на посту, я, волоча за собой ненавистную ношу, отправился на свидание с бывшей домохозяйкой. Я и сам вдруг почувствовал себя бывшим. Вся моя размеренная жизнь вдруг оказалась в прошедшем времени. В далеком-далеком прошлом.
2
– Это я, Анна Ильинична. Откройте.
– Игорек?
Надо же, какие нежности! Хозяйкины глазки за приоткрытой дверью озарились неподдельной радостью – не моему визиту, а деньгам, которые я, по ее разумению, принес. Но дверь осталась на цепочке.
Ей явно не терпелось просительно высунуть ладошку за приношением, но в то же время она опасалась, что я ее мигом оттяпаю, ладошку-то. Без опеки участкового эта карга вела себя гораздо сдержаннее, скромнее. И голосок у нее вдруг прорезался сладенький-пресладенький, настолько приторный, что она, наверное, с трудом разлепила губы, когда решилась поинтересоваться:
– Неужто денежки принес, Игорек?
– Принес, – неохотно признался я. – Мой паспорт у вас?
– Так я его на квартире оставила. Вещички твои в кладовку определила, а паспорт сунула в пиджак. Во внутренний кармашек.
Похоже, она ожидала многословных изъявлений благодарности за свои старания, но время поджимало, и мне некогда было заниматься китайскими церемониями.
– Давайте ключи, Анна Ильинична, и получите свою сотню. Только побыстрее, пожалуйста. Я спешу.
Она попробовала выклянчить доплату за полмесяца, но я был сух и категоричен:
– Больше денег у меня нет. И я заберу не все. Паспорт, кое-какую мелочь. Остальное оставляю в залог наших доверительных отношений.
Я сунул в хозяйкину лапку стодолларовую купюру. Лапка исчезла и возникла снова, уже со связкой ключей.
– Там теперь новый постоялец, – предупредила домохозяйка. – Ему ключики и оставишь.
Сверившись с часами, я погнал извозчика к месту своего недавнего проживания. Двадцать минут туда, десять – на недолгие сборы, еще столько же на обратную дорогу во Дворец молодежи. Я успевал. Даже с небольшим запасом.
Дверь, которую я привык считать своей, открылась без скрипа. Теперь за ней обитал незнакомый мне тип, охарактеризованный домохозяйкой как очень приличный молодой человек. На самом деле ему было за сорок.
Я увидел его сразу, как только захлопнул за собой дверь и обутым протопал в направлении кладовки. Он сидел за кухонным столом совсем по-домашнему – в спортивных штанах и майке салатного цвета. Сидел, откинувшись на спинку стула и заведя руки за спину. Одна половина его лица была перепачкана кровью, и те же самые бурые пятна покрывали его плечо и безволосую грудь. А в левой глазнице квартиросъемщика торчал черенок вилки, одной из тех, посредством которых я еще недавно с аппетитом уплетал жареную картошечку или магазинные пельмешки. Я подумал об этом, и меня чуть не вывернуло наизнанку.
Уж понятно, это не был несчастный случай. Даже если бы постоялец случайно пронес вилку мимо рта, он не смог бы вонзить ее себе в глаз с такой силой. Кроме того, он вовсе не трапезничал, когда с ним произошло несчастье. Во-первых, на столе не наблюдалось ничего более съедобного, чем пустая бутылка из-под портвейна да пепельница, полная вонючих окурков. Во-вторых, рот убитого был надежно заклеен скотчем, а руки связаны за спиной.
Даже не будучи экспертом судебной медицины, я легко определил признаки насильственной смерти. Догадался также, что обнаруженный мной труп не самой первой свежести. Хладнокровно заключив это, я бегом отправился в уборную – меня вывернуло наизнанку.
После этого мне сразу перехотелось разглядывать покойника и я сосредоточился на месте преступления. До моего появления в квартире был произведен торопливый обыск. Все было перевернуто вверх дном, вещи в единственном шкафу перерыты и сброшены на пол. Сунувшись в кладовку, я и там обнаружил последствия погрома. А в моем единственном пиджаке никакого паспорта не обнаружилось. И это открытие заставило меня обессиленно привалиться к стенке.
Злоумышленники могли, конечно, прихватить паспорт мимоходом, преследуя какие-то свои преступные цели. Но мне представлялась совсем иная картина. Я был почти убежден в том, что в квартире искали московский гостинец, не попавший по назначению. Адрес узнали из личной анкеты, хранящейся в столичном офисе, куда у Чернякова имелся доступ в любое время суток. Разузнав координаты, бросились на поиски сотрудника, который нарушил распоряжение коммерческого директора и обманул доверившегося ему Геворкяна. Точнее говоря, преследовали меня по горячим следам, заподозрив коварный умысел в моих действиях. А когда выяснилось, что по этому адресу проживаю не я, на всякий случай укокошили постороннего мужчину, который видел налетчиков в лицо. Возможно, вилку в глаз ему воткнул Геворкян собственноручно, деликатно отстранившись при этом, чтобы не испачкать кровью свою светлую дубленку.
Лишь после этого его горячая кровь охладилась до температуры, при которой возможен трезвый расчет. Он еще раз созвонился с Черняковым, и партнерами было принято решение дождаться утра, когда можно будет спокойно заменить один холодильник на другой. Но меня утром на рабочем месте не оказалось, я находился в ночном клубе «Мистер Икс», куда был доставлен чуть ли не под конвоем. И тогда была назначена встреча, которая должна произойти через…
Я взглянул на часы. Времени оставалось в обрез. Водитель, получивший щедрое вознаграждение, ждал внизу, но все равно следовало поторапливаться, если я не хотел, чтобы уроженцы южной республики потеряли терпение и взялись за кинжалы. Или за вилки.
Динь-дилинь!
Неожиданный звонок заставил меня вздрогнуть, как будто этот короткий электрический разряд пропустили через мое тело.
Ди-ли-ли-ли-линь!
Так бесшумно, как не смог бы проделать и кот, я прокрался в своих тяжелых ботинках к входной двери и прислушался. Это могла быть домохозяйка. Или ее знакомый участковый. Или кто угодно. В любом случае мне с сумкой наркоты ни за что не доказать, что я к трупу за своей спиной не имею ни малейшего отношения. Меня прошиб холодный пот. Сердце заколотилось в груди столь отчаянно, что его стук показался мне таким же громким, как тот, который раздался снаружи.
– Открывай, Эдька! – требовательно голосил невидимый мужчина, тарабаня ладонью по дерматиновой обивке двери.
Я невольно оглянулся на кухню. Мне очень не хотелось, чтобы Эдька встал на зов и явился в прихожую с черенком вилки, торчащей из глаза.
– Эй! – к хриплому голосу присоединился еще один, позвонче, но тоже нетрезвый.
Оба гостя стучали и звонили, звонили и стучали, никак не желая понять, что их здесь никто не ждет, никто им не рад. Истекали драгоценные секунды, минуты, а настырная парочка все гомонила за дверью, призывно бренчала стеклотарой и не собиралась ретироваться. Возможно, именно сегодня мертвый Эдька пригласил их отметить новоселье пятью-шестью бутылками старого доброго вина «Агдам». А может быть, приятели явились сами по зову души, желая скрасить невеселое Эдькино одиночество. В любом случае этих мужиков нужно было как-то отвадить отсюда, пока они не подняли на ноги весь подъезд.
– Что надо? – грубо спросил я через дверь.
– Эдик дома?
– В ментовке ваш Эдик, – сказал я злорадно. – На нарах. Желаете составить ему компанию?
– К-как в ментовке? – обеспокоился басовитый. – За что?
– За пьянство и тунеядство. – Я постарался, чтобы мой голос преисполнился праведного негодования. – А вы его собутыльники, надо полагать? Так вы не уходите, вас тоже куда надо определят. Я это мигом организую.
Тон был выбран мною совершенно верный, интуиция не подвела. Не вступая в дальнейшую дискуссию, Эдькины гости сыпанули вниз по лестнице, даже не воспользовавшись лифтом.
Выждав пару минут, я тоже отправился восвояси. Когда я выходил, глазок соседней двери настороженно темнел, выдавая присутствие прильнувшей к нему соседки. Прежде чем уйти, я подмигнул зрачку дверного глазка. Это уже никак не могло усугубить мое положение. А старушенции будет что вспоминать долгими одинокими ночами.
3
Учащенно пыхтя и перебрасывая тяжелую сумку из руки в руку, я на всех парах ворвался во Дворец молодежи, где завертел головой по сторонам с удрученным видом опоздавшего растяпы, тщетно выискивающего взглядом нужный вагон отходящего состава. Но мой поезд ушел. Взрослые фигуры сразу выделялись среди детворы, гомон которой эхом разносился по всему вестибюлю. Среди взрослых не наблюдалось бледных брюнетов с черными бородами. Уже догадываясь, что случилось непоправимое, я обратился к седенькой вахтерше за столом:
– Вы не видели мужчину, такого темноволосого, в кремовой дубленке? Мы должны были здесь встретиться.
– Я много кого за день вижу. – Очки вахтерши неприязненно сверкнули. – Всех не упомнишь.
– Невысокого роста, бородатый, – торопливо продолжал я, выкладывая перед бабулей доллар.
– Кавказской наружности? – уточнила она, немного смягчившись.
– Вот-вот. Кавказской.
– Прохаживался тут один, шибко нервный. Потом на пол ка-а-ак харкнет – и шасть на улицу. Мог бы и там плеваться, сколько душе угодно.
– Вы не заметили, он, случайно, вилку в руках не держал? – мрачно осведомился я.
– Ась?
– Да это так, шутка.
Резко развернувшись на каблуках, я вышел из здания и стал огибать его, еще надеясь, что успею застать горячего Геворкяна в выставочном центре. Не с его темпераментом терпеть двадцатиминутные опоздания. Но причина дожидаться меня у него имелась, причем весьма веская причина. Как сумка, которую я волочил за собой.
По пути я не встретил никого, если не считать пьянчужки, мочившегося за углом, да бродячей своры мелких дворняжек, проводивших меня пронзительным тявканьем. Дверь в центр оказалась гостеприимно распахнутой настежь. Я осторожно вошел и, не обнаружив признаков посторонннего присутствия, поспешно заперся изнутри.
– Серега!
Мне ответила тишина. Только телефон звонил не умолкая, надрывался тоненько в углу. А еще ровно гудело оборудование, исправно гоняя фреоновый холод по своим изогнутым трубкам. Я подошел к щиту и отключил электричество. Когда в помещении не горел свет, снаружи даже ясным днем почти ничего нельзя было разглядеть сквозь годами не мытые стекла и вязь сплошной решетки, простирающейся из одного конца зала в другой. Я убедился в этом на собственном опыте, когда, забыв ключи, пытался определить, присутствует ли помощник на рабочем месте. Куда же он подевался теперь?
– Сергей!
Ответа я опять не дождался. И перестал надеяться на него, когда увидел разбросанные Серегины ноги в противоположном конце зала. Не мог же он просто так улечься на цементный пол за массивным португальским столом для приготовления пиццы! Случилось что-то плохое. После посещения своей прежней квартиры я уже не верил ни во что хорошее.
Я тупо глядел на деревянную обшивку монументального стола, на ноги, высовывающиеся из-за нее. Подошвы были обращены носками вверх, значит, Серега лежал на спине. Отключенное оборудование не холодило, но меня бросило в озноб. Я примерно представлял себе, какой очередной сюрприз меня ожидает.
Телефон назойливо нарушал царящую в зале тишину. Замолкал на несколько секунд, и все начиналось сначала. Стараясь не обращать на него внимания, я медленно направился к лежащему телу, и каждый мой очередной шаг был чуточку короче предыдущего.
Идя по цементному полу, разбитому на квадратики, я на мгновение представил себя пешкой, продвигающейся навстречу неотвратимой гибели.
Каждый квадратик был тридцатисантиметровым – зная это, мы с Серегой без труда вычисляли размеры любого оборудования. Так вот, стол для пиццы, под которым примостился мой помощник, занимал тринадцать таких квадратов, то есть был почти четыре метра в длину. Он был тщательно упакован, но я отлично знал, что представляет собой этот кулинарный агрегат: сплошной мрамор, нержавеющая сталь, специальный пресс и встроенный холодильник. 500 килограммов с лишним. И вся эта махина стояла на том месте, где должна была находиться Серегина голова.
Я стоял над безжизненным телом, смотрел на маленький ручеек крови, набежавший из-под стола, и никак не мог оторвать от него застывший взгляд. А когда это у меня получилось, я понял, что кровь – не самое плохое зрелище на земле. Потому что штаны на Сереге были приспущены. А его успели какое-то время попытать перед смертью. Когда я сообразил, что за обгорелый черный стручок находится перед моим взором, я поспешно закрыл глаза.
Напрасно они его мучили и совершенно зря убили, тоскливо думал я. Серега ничего не мог рассказать по поводу золотистой «Текны», он вообще был здесь ни при чем.
За один день мне довелось полюбоваться двумя трупами, и оба убитых были отчасти на моей совести. Очень может быть, что осознание этого факта могло бы серьезно травмировать мою психику. Но следующим на очереди был я сам, поэтому по-настоящему ужаснуться я не сумел. Моя душа словно заледенела. Судорожно работала только голова. И она приказывала мне действовать, а не ждать в оцепенении смерти.
Четко повернувшись на сто восемьдесят градусов, я пошел прочь от остывающего тела. Шагал я механически, как робот. А внутри меня разрабатывалась программа ближайших действий.
4
– Куда едем, командир? – лихо осведомился молодой водитель новехоньких «Жигулей» шестой модели.
Его величали Лехой. Ему явно нравилось катать меня, он быстро привык получать вознаграждение за каждый этап пути, и вид долларовых купюр действовал на него возбуждающе.
– Новотроицк знаешь? – осведомился я строго.
– Это тридцатник, – заявил Леха, не раздумывая.
– Баксов? – возмутился я.
– Километров. А долларов – в два раза меньше, командир.
Он упорно называл меня командиром. И мне отчего-то представился тот самый бедолага из песни, который шел под красным знаменем, оставляя за собой кровавый след на сырой траве. Какой уж там бой в подобном состоянии! Хоть ложись да помирай. Cтряхнув с себя унылое оцепенение, я решительно распорядился:
– Вперед!
В прогретом салоне машины, спешащей в неком конкретном направлении, я почувствовал себя намного уютнее, чем в пустынном центре, один на один с коченеющим трупом. Если бы не поджимавшее время, я был готов ехать и ехать, лишь бы не оставаться на месте.
Но времени как раз у меня и не было. Сидя на берегу и дожидаясь погоды, я рисковал вызвать на себя все самые страшные громы и молнии из туч, собравшихся над моей головой. Темпераментные гости казнили Серегу всего из-за каких-то двадцати минут моего опоздания. Они решили, что я навострил лыжи, сбежал вместе с их товаром.
Мог ли я обратиться в милицию? Со своим опасным грузом и показаниями о двух трупах, которые обнаружил ненароком в течение одного дня? Конечно, я мог пойти в милицию. Первым делом меня упекли бы за решетку до выяснения всех подозрительных обстоятельств, а там с энтузиазмом принялись бы лепить из меня какого-нибудь кокаинового магната для показательного процесса. Личину наркобарона мне в этом случае носить недолго. Скорее всего преследователи меня вычислят и прикончат в камере задолго до того, как я успею выучить первые тюремные заповеди. А я не желал умирать. И мне не хотелось знакомиться с правилами внутреннего распорядка следственного изолятора.
Подаваться в бега с чужим товаром, стоившим многие сотни тысяч долларов, я тоже не собирался. Единственным шансом выкрутиться было избежать мести кровожадного Геворкяна. И такая надежда все еще оставалась. В моем кармане лежала копия накладной, выписанной вчера вечером на белую «Текну». А в качестве пункта доставки значился неказистый городок Новотроицк, куда я держал путь.
Правильно ли был указан адрес в накладной? Я рассчитывал на то, что это не фикция. Получателям груза нужно было доставить его до места назначения без непредвиденных осложнений в пути, а предположить, что я узнаю про начинку «Текны», они не могли. Обозначенный в документах магазин мог оказаться и мифическим, но Геворкяна все же следовало искать в Новотроицке. Если я и ошибался, то разве имелись у меня запасные варианты?
– Врубить музон? – предложил Леха.
Радость переполняла его. Я завидовал беспечному парню, жизнь которого представлялась легкой и простой, как прямая дорога, за каждый километр которой он получал свои пятьдесят центов. Лично я впервые понял, что поговорка «не в деньгах счастье» не так глупа, как казалось мне прежде. Я с удовольствием променял бы все вырученные деньги на возможность возвратиться во вчерашний день и переиграть все сначала. Но никто не предлагал мне такую сделку – ни сам господь бог, ни сатана. Выкручиваться предстояло самому.
Не дождавшись ответа, Леха настроился на волну «Русского радио», и салон наполнился звуками неувядаемого хита про новый поворот. «Что он нам несет? – ревел хриплоголосый Кутиков. – Омут или брод?» Ответа на эти животрепещущие вопросы он так и не дал, как я ни прислушивался к тексту. Но все же я немного взбодрился и постарался расправить плечи. Не одного меня на этом свете подстерегали проблемы и опасности. И совсем необязательно препятствия на пути бывают непреодолимыми.
В поле разыгралась метель, мы приближались к Новотроицку. Машины тянулись по трассе, как вереницы мамонтов, спешащих засветло покинуть заснеженную равнину. Наша «шестерка» обошла пару автобусов и ворвалась в незнакомый мне городок. Здесь скорость пришлось умерить. То и дело мы были вынуждены притормаживать возле прохожих и спрашивать, как нам добраться до магазина «Оазис». Аборигены не помнили такового и бестолково тыкали пальцами в противоположных направлениях. Когда я уже совсем отчаялся обнаружить коммерческий оазис в зимней провинциальной пустыне, мы наткнулись на него. Случайно. Он стоял на отшибе. Уже начало смеркаться, и магазин, светившийся изнутри теплой желтизной, смотрелся как желанный приют для странников.
Внутри, однако, не наблюдалось особого оживления. Как только я вошел, внимание продавцов переключилось на меня, и было оно настолько пристальным, что мне сразу захотелось купить хотя бы стаканчик йогурта, дабы не обмануть ожидания. Сдержав щедрый порыв, я направился прямиком к узкому проходу между витринами, ведущему в лабиринт подсобок и служебных клетушек.
Бдительная девица с неправдоподобно румяными щеками выдвинулась мне навстречу и поинтересовалась:
– Вам кого, молодой человек?
– Геворкяна, – выпалил я и с замиранием сердца стал дожидаться ответа.
Лицо девицы приняло озадаченное выражение:
– Какого еще Геворкяна?
– Директор на месте?
– Пал Палыч? – уточнила краснощекая девица.
– Пусть будет Пал Палыч, – согласился я и протиснулся бочком к двери в подсобное хозяйство.
5
Этого типа я обнаружил в миниатюрном кабинетике, затесавшемся между уборной и кладовой. Запах в комнатушке стоял соответствующий.
Пал Палыч вперил в меня настороженный взгляд. Пару секунд ему потребовалось для того, чтобы определить, что к нему заявился не представитель санэпидемстанции или налоговой инспекции. После этого директорский взор утратил колючесть и потускнел.
– Товары на реализацию не берем, – заученно пробубнил он. – Разве что сахар и муку. Можете предложить что-нибудь?
– Нет, – честно признался я. – Нет у меня ни муки, ни сахара.
– Зачем же вы тогда пришли? – В голосе Пал Палыча прозвучало раздражение.
– Я ищу Геворкяна, – вежливо сообщил я.
– Нет. Никаких Геворкянов я не знаю.
Очень не хотелось расставаться с призрачной надеждой, поэтому я по возможности красочно описал нужного мне человека: невысокий, бородатый, армянской наружности. Еще когда я дошел до геворкянской бороды, в глазах директора «Оазиса» наметился огонек понимания, и я оживился. Каково же было мое разочарование, когда по окончании моей тирады Пал Палыч прищурил свои водянистые глаза и отрицательно покачал головой:
– Понятия не имею, о ком идет речь. Еще вопросы есть?
Вопросы имелись. Директор старательно отводил взгляд и демонстрировал свою полную некомпетентность. Мог бы, например, поинтересоваться, почему это я разыскиваю неизвестного ему человека именно в этом магазине. Мог бы для порядка задумчиво нахмурить плешивый лоб. А вместо этого он нетерпеливо барабанил пальцами по столу и делал вид, что я превратился для него в невидимку.
Печально улыбнувшись, я вздохнул:
– Выходит, ошибся. Извините. – Моя правая рука выскользнула из кармана и устремилась к Пал Палычу в прощальном жесте. – До свидания.
Он небрежно протянул мне пятерню:
– Всего хорошего.
Но ничего хорошего меня не ожидало. Значит, и его тоже. Я ловко поймал его ладонь, на ощупь отыскал на ней два пальца и заломил их назад. Это были безымянный и мизинец. Они дружно щелкнули суставами, Пал Палыч ошеломленно крякнул, на этом маленькая болезненная операция закончилась. Скукожив лицо, он медленно оторвал зад от кресла и открыл рот, готовясь заорать благим матом. Чтобы избежать ненужного шума, я свободной рукой нанес точный удар по дернувшемуся директорскому кадыку. Трагически охнув, Пал Палыч опустился мимо кресла и остался сидеть в тесном закутке, неудобно привалившись к допотопному металлическому сейфу. На некоторое время он отключился.
Я бы постеснялся назвать себя мастером рукопашного боя. Но моя молодость прошла в период повального увлечения восточными единоборствами, и я не остался в стороне. Не было у меня за спиной никакой конкретной бойцовской школы, не имелось соответствующих поясов или данов. Просто когда-то я посещал подпольный зал, в котором заправлял медведеобразный дядя Миша, велевший называть его сэнсэем.
Тренировки проходили на голом энтузиазме, приемы дядя Миша перенимал из гонконговских боевиков или разучивал по бледным ксерокопиям книг с громкими названиями. И все же польза от занятий доморощенным карате была. Воображая себя Чаками Норрисами и Брюсами Ли одновременно, мы по вечерам оттачивали и отрабатывали приемчики в парке культуры и отдыха. Там вечно собиралась всякая шпана, так что нарваться на неприятности было парой пустяков. Вот мы компаниями по два-три человека и нарывались, проверяя себя и своих товарищей в деле. Эти почти ежевечерние променады вокруг танцплощадки дали мне несравненно больше, чем натужные позы и движения, навязываемые дядей Мишей. Я научился главному, что должен уметь мужчина: принимать удары и самому наносить их, не закрывая от страха глаза.
А эти навыки не проходят бесследно. Умение драться по-настоящему и умение эффектно спарринговать на показательных выступлениях – очень разные вещи. Во мне не развился инстинкт сдерживать удары, намечать их контролируемыми касаниями. Если уж я бил, то бил в полную силу. Так что не в меру замкнутого директора «Оазиса» пришлось приводить в чувство около пяти минут.
Когда его глазные яблоки затрепетали под веками, а губы стали страдальчески подергиваться, я склонился над ним, взял в руки его покалеченную пятерню и предупредил:
– Если вздумаешь орать, будет еще больнее. Я не оставлю тебе ни одного целого пальца, ни одного зуба. И никакая помощь тебе не понадобится, разве что «Скорая». Ты меня слышишь? Понимаешь? Если да, то кивни, этого будет вполне достаточно.
Когда он подчинился, кривясь от боли, страха и унижения, я продолжил:
– Мне нужен Геворкян – невысокий плотный армянин с бородой, который обитает в Новотроицке и имеет какое-то отношение к этому магазину. Ты узнал его по моему описанию. Неважно, под каким именем или кличкой он известен тебе. Для меня он Геворкян. И ты поможешь мне с ним встретиться.
Чтобы подстегнуть мыслительные процессы Пал Палыча, я отделил его указательный палец от остальных и сделал вид, что готовлюсь приступить к продолжению экзекуции.
– Не надо! – взвизгнул он, выпустив из ноздри большой зеленоватый пузырь.
– Тогда говори.
– Возможно, – директор шумно сглотнул, – возможно, речь идет об Арарате?
– Очень даже может быть, – поощрил я его одобрительной улыбкой. – Этот Арарат со своими мальчиками не привозил ли вчера в магазин белую «Текну»?
– Белую – кого? – Директорский голос сделался плачущим. Викторина на сообразительность не закончилась, и он боялся дать еще один неверный ответ.
– Белый кондитерский шкаф. Холодильный, – терпеливо разъяснил я.
– Нет! – Косясь на свою пятерню, находящуюся в моих руках, Пал Палыч энергично помотал головой. – Арарат, он не занимается коммерцией. Он…
Мой собеседник замялся, и я пришел ему на помощь:
– Он просто курирует этот магазин, верно?
– Да, – с облегчением выдохнул Пал Палыч.
– Значит, – обстоятельно продолжал я, – Арарат не только получает свою долю выручки, но и оказывает тебе кое-какие услуги. Например, присылает своих орлов, если тебя кто-нибудь обижает. И на этот случай у вас существует связь, так? Сейчас именно такой случай. Позвони Арарату и сообщи, что из Курганска приехал человек, который желает встретиться с ним и уладить одно маленькое дельце. Пусть приезжает поскорее. Я буду ждать его снаружи, в темно-синей «шохе». Ничего не перепутаешь?
Задумчиво поигрывая директорским пальчиком, я дождался клятвенного обещания в точности выполнить мое поручение и только тогда оставил Пал Палыча в покое, сунув ему дребезжащий телефонный аппарат.
6
Мы сидели в машине и тупо слушали попсовые песенки, перемежающиеся рекламными вставками и клоунскими репризами ведущих, вынужденных прикидываться такими же дебилами, как и их постоянные слушатели. Дожидаясь прибытия опекуна «Оазиса», я почерпнул по радио массу бесполезной информации, но так и не узнал, зачем Новотроицку с его двухсоттысячным населением понадобилась многокилограммовая партия наркотиков. Впрочем, у меня не было особого желания разгадывать эту загадку. Мне хотелось избавиться от сумки и вплотную подумать о своем дальнейшем существовании.
– И долго мы так будем сидеть? – спросил Леха, когда ему надоело следить за монотонной работой «дворников», сметающих снег с лобового стекла.
– За простой заплачу, – пообещал я.
Вместо того чтобы облегченно расслабиться, Леха энергично заерзал на своем сиденье. От избытка положительных эмоций, надо полагать.
А я был мрачен и неподвижен. Смотрел прямо перед собой, прикидывая, много ли у меня шансов выбраться из этой переделки целым и невредимым. Расклад получался не слишком обнадеживающим. Перспективы передо мной вырисовывались не более обнадеживающие, чем у того ямщика, который замерзал в степи глухой. В интерпретации развязного радиобалагура он кончил так плохо потому, что не обзавелся пейджером. Меня же могла выручить только спутниковая связь с ангелами небесными, а как ее наладить, я понятия не имел. Тем более что и погодные условия этому не способствовали.
Ветер немного утихомирился, но зато снег повалил гуще. Там, где на него падал свет из окон магазина, снег серебрился и вспыхивал разноцветными искорками. На фоне темноты он смотрелся не так празднично: белесая муть, за которой ничего не удавалось разглядеть толком – ни тебе неба, ни тебе земли.
Они возникли из этой снежной круговерти: сначала свет фар, потом темная иномарка. Остановившись на площадке перед магазином метрах в десяти от нас, автомобиль призывно помигал фарами.
– Повтори сигнал, – велел я Лехе.
Он подчинился, но заметно напрягся и вопросительно покосился на меня. Я не обратил на него внимания, я следил за прибывшими, которые не собирались спешить мне навстречу, дожидаясь инициативы с моей стороны. Выругавшись, я перебросил сумку на заднее сиденье. Невозможно было определить, кто находится в таинственной иномарке, остановившейся на приличном расстоянии. Это могли быть совсем не те люди, которых я рассчитывал увидеть. Если Арарат окажется никаким не Геворкяном, то встреча с ним сулила очень неприятные выяснения отношений, которые могли закончиться конфискацией сумки. С предварительным мордобоем.
– Из машины не выходи, – посоветовал я Лехе. – Сиди тихонько, как мышка.
– У вас что, разборки какие-то? – В его голосе зазвенели панические нотки.
Заразившись моей нервозностью, он завертел головой по сторонам, как будто заподозрил, что нас незаметно окружают превосходящие силы противника.
– Успокойся, – сказал я как можно более мягко. – Разве я похож на бандита?
– Ты-то не похож, – вынужден был признать Леха. – Только это еще ничего не значит. Возил я как-то одного типа за город. На вид нормальный, заплатить обещал хорошо. Так он мне тоже фарами велел мигать. А потом у меня чуть машину не забрали.
– За что? – притворился я удивленным.
– А за чужие долги, – сердито буркнул Леха. – Его там братва поджидала, которой он задолжал. Заодно и мне перепало.
– Это совсем другой случай, – убежденно соврал я. – Ты, главное, не дрейфь. Сейчас я улажу одно небольшое дельце с приятелями, и мы поедем обратно.
– С приятелями? – недоверчиво переспросил Леха, вглядываясь в автомобиль, угрюмо застывший в отдалении.
– Ну, со знакомыми, – поправился я. – Обычная деловая встреча.
Подбадривая себя этой надеждой, я выбрался из «Жигулей», аккуратно прикрыв за собой дверцу.
Они вышли мне навстречу, когда я находился на полпути к чужой машине с фордовской эмблемой на капоте. Двое из ларца, синхронно захлопнувшие дверцы и сделавшие по три шага вперед. Не приближаясь вплотную, я остановился, вглядываясь в темные фигуры, озаренные лимонным светом фар. Молодые лица были плохо различимы, но растительность их не украшала. Радушные улыбки тоже отсутствовали.
– Арарата ищешь, чижик?
– Допустим, – откликнулся я уклончиво.
– Так ты его нашел, – успокоили меня. – На свою задницу. Готовься, чижик.
Парни походили на тех самых, которые вчера сопровождали Геворкяна. С непокрытыми головами, симпатичные, стройные. На общем черном фоне выделялись только белые шарфики. Если уж пользоваться их птичьей терминологией, то они напоминали двух озябших воронов, прикидывающих, как бы половчее выклевать глаз еще живой добыче. Я и не заметил, как они оказались совсем рядом – такими вкрадчивыми были их движения. Развернувшись к ним вполоборота, я миролюбиво сказал:
– Меня зовут Игорь. Узнаете меня?
– Скоро тебя и мама родная не узнает, – с пафосом пообещал один, а второй тут же витиевато прошелся по моей материнской линии.
– Используй свою собственную маму, – порекомендовал я. – Дешевле будет.
Бац! Соленый вкус крови на губах ощутился мгновением раньше, чем боль. Я и не подумал защититься от удара. Потому что замах одного сопровождался угрожающим жестом второго, стремительно обнажившего ствол пистолета. Пуля, она, может, и дура, но соревноваться с ней в дурости мне абсолютно не хотелось. И так было ясно, кто окажется победителем.
Направленный мне в живот пистолет перестал интересовать меня чересчур живо, когда за спиной раздался шум заводимого двигателя. Леха успел вдосталь налюбоваться происходящим и собирался покинуть сцену, не дожидаясь кульминации.
– Стой, придурок! – завопил я, обернувшись к привезшим меня «Жигулям».
Оба парламентера, еще не понимая, в чем дело, разом навалились на меня, заламывая мне руки и пытаясь опрокинуть лицом вниз. «Жигули», фыркая и вздрагивая, попятились назад, готовясь развернуться и резво пуститься наутек.
– Сумка с товаром! – орал я в отчаянии. – Она в машине!
Обладатель пистолета отреагировал самым бестолковым образом. Надо мной грохнул выстрел, от которого на мгновение заложило уши. «Жигули» дернулись, как от удара плетью, а потом разом очнулись все лошадиные силы двигателя, унося машину с площадки перед магазином. Еще один выстрел вдогонку только подстегнул беглеца. Опасно вильнув, он вырулил на дорогу и припустился по ней в направлении Курганска. Мгла с готовностью поглотила его вместе с рубиновыми габаритными огнями.
7
Секунд пятнадцать мы изображали из себя трех истуканов, столь же деятельных и расторопных, как снеговики. Еще столько же времени заняла посадка в «Форд», хотя я не сопротивлялся, а, напротив, сам поторапливал их. Наконец, около полуминуты потребовалось на старт, сопровождавшийся зубодробительным скрежетом коробки передач. Это расстарался мой третий попутчик, прильнувший к рулю с видом отчаянного лидера автогонок. Судя по его судорожным движениям, преследование предстояло долгое и полное неожиданностей.
Геворкяна внутри прокуренного салона не обнаружилось. Но, судя по возбуждению троицы, все они отлично понимали, о каком призе идет речь. И жаждали завладеть им не меньше, чем я.
Меня поместили на заднее сиденье, а по бокам расположились те двое, которые вели переговоры. Один из них тыкал мне пистолетом под ребра и одновременно давал инструкции водителю, перемежая свою родную речь русским матерком. Второй сосед тоже не закрывал рта, а водитель успевал отвечать сразу обоим. От этого эмоционального гвалта создавалось впечатление лихорадочной спешки, хотя на самом деле снегопад вкупе с отсутствием профессиональных навыков не позволял доморощенному гонщику набрать приличную скорость.
– Прибавь газу, – попросил я. – Второй такой сумки у меня нет.
– Он еще командовать будет! – возмутился водитель. – Карен, заткни ему пасть!
Кареном оказался незадачливый стрелок. На просьбу товарища он отреагировал тем, что попытался ввинтить ствол своего пистолета в мой левый бок.
– Закрой рот! – грозно распорядился он. И тут же добавил, не заботясь о нелогичности взаимоисключающих приказов: – Отвечай. Сколько человек в «шохе»? Куда они намылились с товаром?
Я пожал плечами:
– Водилу Лехой зовут, парень без понятия, что у него за груз в машине. Он один. Увидел оружие и испугался. Надо было меньше пушкой размахивать.
– Нет, вы только посмотрите на него! – возмутился мой сосед справа. – Он еще учить нас будет! Посмотрим, что ты запоешь, чижик, когда Арарат велит с тебя шкуру содрать!
Я подумал, что если мы не догоним Леху, то кожные покровы могут запросто пострадать у всех присутствующих, хотя делиться своими соображениями с нервными попутчиками не стал. Было бы лучше, если бы их внимание сосредоточилось не на мне, а на преследовании беглеца.
У Лехиной «шестерки» имелась кое-какая фора, и он постарался использовать ее с толком. Сколько я ни всматривался вперед, темно-синие «Жигули» там не появлялись. Впрочем, видимость была отвратительная. Перед глазами навязчиво маячила снежная пелена, подсвечиваемая фарами. Одно сплошное бельмо, сквозь которое все виделось молочномутным, расплывчатым, призрачным.
– Куда ехать? – спросил водитель трагическим тоном, глядя на ночную дорогу так пристально, как будто продвигался по минному полю.
Вопрос был задан по-русски, значит, обращались ко мне, и я ответил:
– Выруливай на трассу и жми в направлении Курганска. У Лехи путь один – домой.
– Где живет, знаешь? – осведомился Карен.
– Нет. – Я покачал головой. – Случайный знакомый. Взялся отвезти меня за деньги. Он здесь ни при чем.
– Был ни при чем, – уточнил собеседник. – Теперь пойдет прицепом за тобой следом. Станете кишки на локоть мотать. Друг у друга, по очереди.
Троица азартно заржала. А мне вспомнилась вилка в глазнице незнакомого квартиросъемщика. И еще безвинная голова моего помощника, расколотая, как орех. От этого жизнерадостный смех попутчиков прозвучал для меня зловещим карканьем.
Перестав обращать на меня внимание, они быстро затараторили по-своему, перемежая речь темпераментными восклицаниями.
Наверное, седоки подгоняли водителя, судя по тому, что «Форд» стало все чаще заносить из стороны в сторону. В результате бесконечных препирательств скорость мы все же набрали вполне приличную, так что каждый новый обгон мог стать последним. «Форд» обминал редкие машины то впритирку, то по встречной полосе, меняя одни накатанные колеи на другие. Когда он переваливался через снежные наносы, мы все дружно подпрыгивали на своих сиденьях, и тогда ствол пистолета елозил по моим ребрам. Я опасался, что при очередном толчке палец Карена нажмет на спусковой крючок, и все мысли, кроме этой, единственной, отступили на второй план.
Минут через двадцать водитель разразился бурной тирадой, в которой я опознал несколько знакомых крепких словечек, адресованных, по всей видимости, длинномеру, не желавшему притормозить и пропустить нас вперед. Разболтанно виляя задом, грузовик бойко катил впереди и даже прибавлял скорость, когда «Форд» пытался пристроиться рядом, чтобы совершить обгон. Снежные смерчи рождались под его задними колесами, искрясь и переливаясь в свете фар, как алмазная пыль.
– Э! – завопил сосед справа и добавил короткую торжествующую фразу на своем языке.
Переводчик мне не потребовался. Проследив за жестом указательного пальца, я увидел впереди мелькание синей «жигулевской» кормы. Нас разделял лишь корпус длинномера с бетонными плитами, установленными «шалашиком». Леха оказался отнюдь не лихачом. Судя по спидометру «Форда», он не рискнул набрать скорость больше девяноста километров в час. С одной стороны, это меня радовало. С другой – стало немного жаль парня, которого скоро отмутузят ни за что ни про что. О том, что ждет лично меня по окончании погони, я старался не думать.
Огласив округу надрывным сигналом, «Форд» выскочил на встречную полосу и помчался вперед, торопясь миновать опасный отрезок пути, пока из темноты не вынырнула встречная машина. Плиты на длинномере, одна за другой, поползли мимо. Мы находились на уровне тупорылой кабины грузовика, когда я обратил внимание, что свет фар уперся в сплошной сугроб, уходящий дугой в темноту. Это был слишком крутой вираж, чтобы брать его с разгону, не заботясь о существовании тормозной педали, однако наш водитель, видно, думал иначе. Не знаю, на чем он там ездил в детстве – на благородном скакуне или задрипанном ишаке, но когда он, вцепившись в руль, весь откинулся назад, впечатление создалось такое, что он пытается натянуть невидимые поводья.
Джигитовка не удалась. Он обреченно заорал, когда сообразил, что не вписывается в поворот, только польза от такой запоздалой реакции была нулевая. «Форд» налетел на снежный гребень, опасно накренился и устремился капотом вверх, словно намереваясь совершить прыжок с трамплина. Что-то громко проскрежетало по днищу, и я догадался, что это верхушка столбика ограждения, почти погребенного под снегом. Потом нас бросило вперед, потому что «Форд», перевалив препятствие, ухнул вниз. С треском ломая кусты, он прокатился еще несколько метров и очень удачно заглох, немного не доехав до деревьев. Мы завязли в снегу по самые фары, так что о продолжении гонки не могло быть и речи. Как говорится, сошли с дистанции.
На протяжении всего этого неожиданного трюка время перестало для меня существовать. Я не знал, сколько секунд или минут прошло с того момента, когда заверещал наш водитель, до ошеломляющей тишины, воцарившейся в салоне. Но молчание мои спутники хранили недолго. Когда стало ясно, что никуда мы уже не едем, они одновременно загомонили, жестикулируя руками так энергично, словно намеревались взлететь и продолжить преследование по воздуху. Карен, умудрившийся расквасить нос, размахивал пистолетом над самой головой водителя, а тот по-черепашьи втягивал ее в плечи и что-то вякал оправдывающимся тоном. Мой сосед справа тоже наседал на виновника происшествия, и его голос был самым громким и обличающим, потому что он, как было видно по его перекошенному лицу, перепугался больше всех.
Я не вмешивался. Сложив руки на коленях, сидел и ждал завершения разборки. Того, что меня вот прямо сейчас пристрелят и оставят лежать в сугробе, я не боялся – сначала им нужно было найти сумку, которую они так бездарно упустили. И я оказался прав. Выговорившись и уняв кровь, Карен достал из кармана трубку мобильника. Тон его был жалобным и растерянным, как у ребенка, заблудившегося в лесу. Он звал на помощь Арарата. Значит, мои злоключения только начинались.