Глава 2
Черное полотно покрывало поверхность залива, грязной кляксой расползаясь вниз по течению. Изредка по нему проходили низкие волны, словно река под нефтяным кляпом пыталась вдохнуть хотя бы немного воздуха, но вновь теряла сознание. И каждая попытка такой борьбы приносила на берег черную взвесь, окрашивая в траурный цвет бетонные сходни и декоративный пляж с некогда белым песком. Над портом не было солнца, оттого каждое черное пятно без единого отблеска казалось вырезанным из цветного мира.
Жуткое зрелище. Но у солидного мужчины, рассматривающего порт с обзорной площадки, было на уме совсем другое прилагательное – дорогое.
Виктор Александрович Зубов, несмотря на типичную внешность борца – толстую шею, узкий лоб и кряжистую невысокую фигуру, уважал финансы гораздо больше единоборств. И состояние скопил не кулаками, а умением подбивать два скучных столбика с доходами и расходами. Внешность – она для деловых партнеров, предпочитающих наличные и ночную загрузку катерами.
Внутри же работал четко выверенный механизм, без труда жонглирующий неповоротливыми цифрами – стоимостью груза и страховых выплат, суммами, нужными на поднятие кораблей из воды и их починку. Издержки, связанные с простоем порта, соединялись с выплатами за вред, нанесенный экологии. Высочайшее недовольство местного князя тут же обретало ярлычок ценника на дорогих подарках. Любопытство журналистов утихомирил крупный заказ на рекламу – достаточный, чтобы в новостном выпуске произошедшее описали всего двумя предложениями, показав старое фото порта в солнечную погоду без единого пятнышка на водной глади.
Много расходов, маленьких и крупных, наличными и перечислениями, подарками или обязательствами. Все складывалось в солидную сумму, но вовсе не фатальную – в бюджете имелась отдельная статья, названная «непредвиденные обстоятельства», куда ежегодно отчислялась малая толика прибыли, чтобы однажды быть изъятой для погашения трудностей размером в два потерянных корабля и небольшую экологическую катастрофу. Так что, если бы в трюмах был только официальный груз, все на этом и закончилось бы.
Если бы не шесть тонн груза деловых партнеров в бронированных огневодостойких кейсах, спрятанных под обшивкой баржи, которые смяло ударом танкера, а последующим взрывом разнесло ко всем чертям – для начала по воздуху, а затем смыло водой и основательно перемешало с нефтью.
Виктор Александрович любил точные цифры, но в данном случае мог только догадываться о стоимости груза – ни его характера, ни его предназначения он не знал и никогда им не интересовался. Все-таки он благородных кровей, и лучше не пачкать герб излишне опасной информацией. Почти от любого обвинения можно уйти, прикрывшись титулом и правильно оформленными документами, но со своей совестью приходилось искать общий язык, чтобы не потерять честь, а вместе с ней и солидную толику зависящей от нее Силы. Поэтому все годы взаимовыгодного сотрудничества лучше было ничего не знать.
Единственное, на что имело смысл опереться при расчетах, – так это на заоблачную плату за тайный транзит, аккуратно и без задержки доставляемый в спортивных сумках на один из дальних складов. И если с этими цифрами провести стандартные расчеты, умножить на коэффициент риска, приблизительно представить ожидаемую прибыль… выходило дорого. Очень дорого – даже для бюджета целого благородного рода.
Разумеется, Зубов не считал потерянный груз своей проблемой. Вопрос в том, считали ли так же его деловые партнеры.
Простолюдины, добиваясь богатства и собирая под свою руку солдат, частенько начинают считать себя ровней благородным. Это заблуждение легко проходит в битве, когда Сила, заключенная в древней крови, планомерно отнимает жизни врага огнем или водой, землей или воздухом. Она доводит до суеверного ужаса, до паники и бегства…
Но дело в том, что у простолюдинов, добившихся богатства и собравших под свою руку солдат, очень быстро появляются благородные хозяева. Игнорировать требования такого уровня уже не получается. Отчего-то Виктор не сомневался как в наличии хозяев, так и в том, что претензии обязательно последуют – ни один благородный род не упустит возможности получить положенное с должника.
В таком деликатном деле никто не пойдет в суд, не станет выслушивать историю о коротком замыкании в одном из перекачивающих насосов, опрашивать обескураженных капитанов, технический персонал или читать спасенный корабельный журнал. Экспертные заключения с десятком штампов столичных лабораторий останутся невостребованными. Все ограничится личной беседой, роли в которой расписаны, а ответы на любые доводы известны заранее.
У вас короткое замыкание? Вы плохо следили за кораблем, это ваша вина. У вас нештатная ситуация? Вы отвечаете за нанятый персонал. Вы подозреваете диверсию? В ваши обязанности входила защита груза.
В самом деле, зачем ворошить бумаги, если сильный уже знает выгодное ему решение? Слабому же остается выбирать между смирением и безнадежной схваткой.
Какую роль – сильного или слабого – доведется ему примерить?
Впервые Зубов пожалел, что его род так и не вошел ни в один клан, выбрав вместо стабильности и защиты независимость и возможность вести дела с кем угодно. Метаться в поисках господина поздно – никто не любит, когда на его порог приходят с проблемами. Его, разумеется, возьмут, но заберут в клановую казну едва ли не больше того, что могут потребовать хозяева груза.
Как бы пригодился сейчас живой виновник, способный говорить и каяться! Чтобы не глупая техногенная катастрофа была всему виной, а человек! И очень хорошо бы – из числа старых врагов его деловых партнеров, чтобы вместе с его головой отсечь все претензии в его, Зубова, адрес! А может, все-таки найдется?
– Сережа, данные с камер достали?
Референт звучно откашлялся и пошелестел страницами блокнота.
– Виктор Александрович, записи со всех камер близлежащих зданий собирают представители княжеской охраны. Они обещают поделиться.
– Когда? – встрепенулся тот.
– После того как порт будет очищен от нефти и наших кораблей, – с капелькой вины в голосе доложили ему.
– А на наших кораблях не было камер? – раздраженно гаркнул Зубов.
– Были, Виктор Александрович.
– И где они?
– Так это… Половина утонула, половина сгорела, – растерянно сглотнув, вымолвил референт.
– Возьми наличные и обойди все магазинчики, все банки, все заведения в этом районе, где есть камеры, – прикрыв глаза, распорядился босс. – Затем с помощниками выстроишь картину всех перемещений каждого человека в часовом интервале от момента происшествия. Бегом!
Почему им надо рассказывать, как делать их работу?! Или он слишком нервничает? Зубов оправил рукой белоснежную рубашку в районе сердца и на минуту оставил там ладонь, высчитывая пульс. Стандартные семьдесят ударов, тело не боится.
– Виктор Александрович, к вам приехал сын, – тактично подождав, когда господин тряхнет руками после долгой неподвижности, сообщил подошедший слуга, поворачивая голову в сторону двух черных седанов возле заграждения, час назад выставленного у въезда в порт.
Зубов невольно улыбнулся, но тут же собрался и зорко осмотрел пространство вокруг. Порт окружали три круга людей, и если первый – из числа его слуг и работников, выгребавших черную муть с берега – его устраивал полностью, а третий был достаточно далеко, чтобы его разглядеть, то второй круг с портовыми рабочими, временно оставшимися без дела, не совсем соответствовал тому, что можно показывать восьмикласснику.
– Разогнать зевак, подмести асфальт. Затем веди, – повернулся он обратно к воде.
Зубов не был тут хозяином, но и тех, кто мог ему об этом напомнить, тут тоже не было.
Позади раздавались окрики разозленной охраны, сгонявшей недовольных и резких характером мужиков к ограждению. Зашуршали несколько метел, сметая в сторону пластик бутылок и окурки.
Грязь этого мира, видимая и скрытая – не для его сына. С возрастом ему придется столкнуться с разными сторонами жизни, не все открытия будут добрыми. Тем ценнее детство, беззаботное и счастливое, организовать которое вполне под силу его отцу. Втайне даже от себя Зубов-старший искренне надеялся, что жизнь его первенца пройдет в офисе, а не в забегах по всей стране, что налаженное дело освободит от необходимости влезать в темные дела. Хватит, отец всю жизнь карабкался вверх, пытаясь обеспечить себе герб и замшелые бумаги с привилегиями, на которые все плевали, капиталами и боевой силой – достаточной, чтобы его вновь начали звать на рауты как равного, а дарованное прадедам право беспошлинной торговли было узаконено. Пусть сын просто живет, без потрясений и войн, без голода и крови, преумножая величие рода из кресла своего кабинета. Но для этого предстояло еще немало потрудиться.
– Привет, – буркнул сын, скрывая за угрюмостью волнение.
Виктор Александрович улыбнулся, рассматривая свою будущую копию – такого же основательного на вид и непростого характером парня. Правда, еще умеющего смущаться и испытывать чувство вины – за полоску пластыря на носу, к которой невольно потянулся, за проигранную драку, после которой эта полоска появилась.
– Подранили тебя сегодня, а? – подмигнул он сыну и получил несмелую улыбку в ответ. – Голова не болит? Не кружится?
– Нормально, – дернул тот плечом. – Адам Георгиевич смотрел.
– За что воевал? – полюбопытствовал отец, с удовольствием взъерошив сыну волосы.
– Да там, – отклонился в сторону Пашка, освобождая голову из-под отцовской руки и неохотно отвечая куда-то в сторону. – Погорячился.
– Павел Викторович! – построжел Зубов-старший.
– Новенький у нас в класс пришел. Ходит, смотрит на всех свысока, – забубнил под ноги сын. – Как будто мы ему слуги, а он император.
– А имя у твоего новенького есть?
– Максим, – скривился Пашка. – Самойлов Максим.
– Из семьи Самойловых, – продолжая благостно улыбаться, кивнул Зубов. – Что мы знаем про эту семью?
– Н-но… – поднял вверх удивленные глаза парень. – Но у них же Федор!
– А теперь еще и Максим, – одарив отпрыска легким подзатыльником для улучшения памяти, уточнил отец. – Приемный сын, о чем было написано в новостном циркуляре месяц назад.
Павел замер и, вместо того чтобы погладить место удара, задумчиво почесал голову.
– Циркуляры пишутся, чтобы их вдумчиво и очень внимательно читали, – наставительно добавил Зубов-старший. – А не использовали вместо подставки под кружку.
– Все равно бездарь, – тихо буркнул сын, но был услышан и награжден еще одним подзатыльником. – А что он!!! – искренне возмутился Пашка.
– Не он, а ты, – вздохнув, положил старший руку отпрыску на плечо. – Надо быть умнее, сын. Какая разница, есть ли у него дар? Я тебе больше скажу: у его семьи его тоже толком нет.
– Нет? – Паша недоверчиво вздернул голову, чтобы посмотреть отцу в глаза.
– Их Сила в вещах, которые они делают, – поведал он первенцу. – И нам с тобой важно, чтобы эти предметы… ну, продолжишь?
– Они не использовали против нас? – предположил сын.
– Не продали нашим врагам с хорошей скидкой, – качнул старший головой. – А то и подарили бесплатно… Не надо с ними ссориться, сын.
– Я с ним дружить не буду! – упрямо насупился Пашка, коснувшись пластыря.
– Ты опять меня не слушаешь, – недовольно поджал губы Зубов-старший. – Не хочешь – не дружи.
– А как тогда? – растерялся тот.
– Достаточно уважения с его стороны, опаски или небольшой толики страха. Пусть сам держит дистанцию.
– Этот вообще бояться не умеет, – буркнул Пашка.
– Он просто еще не видел, чего должен бояться, – подмигнул отец. – Вот представь, был бы ты ростом как дядя Борис из охраны и с такими же мышцами – стал бы он с тобой драться?
– Нет, наверное.
– А почему?
– Ну, дядя Боря сильный. Он его одним ударом в землю вобьет!
– Он увидел бы мышцы, увидел бы силу и ощутил страх, – одними губами улыбнулся Зубов. – Даже связываться не стал бы, верно?
– Но я ведь не дядя Боря…
– Ты сильнее, – потрепал он сына по волосам. – У тебя есть дар. Только этот парень не знает. Он видит обычного мальчишку без горы мышц, поэтому не боится.
– Но дар нельзя применять в обычной драке! – возмутился Паша, вспомнив крепко-накрепко, в том числе ремнем, вбитые уроки.
– Тебе не нужно его применять, – терпеливо пояснил отец. – Когда человек видит такого, как дядя Боря, его воображение мигом рисует, как такая махина сносит его с ног. Заметь – он даже не знает, умеет ли противник драться! Так и тебе не нужно его калечить. Просто зажги огонь в руке, и разум твоего соперника уже будет чувствовать боль от ожогов.
– И он станет бояться! – расцвел сын.
– Уважать, – поправил старший. – Так маскируют страх сильные люди. Этого достаточно, больше он к тебе не сунется. Может, сам начнет набиваться в друзья.
– Вот еще!
Виктор Александрович тяжело вздохнул, но упрашивать сына не стал. А ведь было бы неплохо иметь таких союзников.
– Весь мир держится на страхе и уважении, – продолжил он урок, выпрямляясь и закладывая руки за спину. – Наша задача поддерживать их. Во-первых, не лезть в те драки, где мы можем проиграть. Понял, о чем я говорю?
– Не драться на кулаках, – чуть поникнув, кивнул Паша.
– Вот именно. Иногда достаточно слов, чтобы противник проиграл в глазах окружающих. Не матерных, – тут же уточнил отец. – Не надо опускаться до уровня простолюдинов, пусть они сами покажут свою культуру окружающим и заработают их презрение.
– Я понял.
– Хотелось бы надеяться… Во-вторых, надо постоянно напоминать о своей Силе! Для начала – однокласснику, потом этому городу, а потом и всему миру! Чтобы все знали, что с Зубовыми лучше не связываться!
С куражом, рожденным восхищенным взглядом сына, Виктор выплеснул в сторону воды дикую смесь из воли и Силы. Это не его работа, есть люди, которые выполнят ее быстрее и качественнее, но урок должен быть подкреплен ярким впечатлением – достаточным, чтобы запомниться на всю жизнь.
Черная поверхность залива пошла ощутимыми волнами, закручиваясь против часовой стрелки – первые минуты медленно, но с каждой секундой все быстрее… она будто бы поднималась в самом центре над водой!
Рядом восхищенно раскрыл рот сын, вцепившись в перила обзорной площадки. Зубов отметил это довольной улыбкой – как и то, что вокруг не оказалось ни одного равнодушного к происходящему. Только охрана дисциплинированно отвернулась от взбесившейся воды, бдительно наблюдая за публикой, – будет им премия.
В небо над портом вытягивалось монструозное черное веретено, сотканное из нефти, собранной волей одного человека с десятка тысяч квадратных метров. Шипела падающая вода, гудел воздух под напором чужой воли, радостно вопил сын, не слыша себя за всеобщим грохотом.
– Подожги его! – наклонившись к уху сына, прокричал Зубов.
– А? – не сразу понял Пашка.
– Поднеси огонь!
– Далеко! – кивнул было сын, но потом мотнул головой, оценив свои силы.
– Я верю в тебя! – хлопнул его по плечу отец, на пределе воли продолжая удерживать заклинание.
– Хорошо, – не подкачал наследник и, упрямо закусив нижнюю губу, зажег над ладонью крохотный огнешар.
«Нормально, – с отцовой гордостью отметил Зубов. – Понимает, что хватит и искры, а так меньше Силы и лучше контроль».
Огненная точка стремительно унеслась к стонущему в небесах веретену, почти сразу же исчезнув из вида – и только по сосредоточенному лицу Пашки было понятно, что огонек еще жив и продолжает движение к цели по прямой.
Момент завершения пути крохотного огонька увидели все в городе – как полыхнул самый край, как огонь узкой лентой достиг вершины, скользнул кольцом вниз и будто бы взорвал огромный факел целиком.
Виктор до крови прикусил щеку, пытаясь помочь огню сына, нагнетая волну за волной воздух, стараясь удержать всю конструкцию целиком. Свои силы он изрядно переоценил, но какой позор для чести, если все рухнет сейчас в воду! Ради славы рода, ради сына, ради чести тянул он из себя Силу волна за волной, одержимый желанием удержать волшебство в узде, и это ему пока удавалось. А через минуту, когда огонь основательно подъел часть массы, растворив ее чадным дымом по небу, пришло приятное осознание, что все у него получилось. За следующие десять минут нефть вместе с тем самым неудобным грузом обратилась облаком пепла и жирной пленкой, осевшей на воде и берегу. Мелочи, слуги подчистят.
– Вот так вот, сын, – ответил он улыбкой на взгляд, полный обожания. – Пусть город помнит, что такое «стихийный мастер».
– И боится! – с восторгом подхватил Пашка.
– Господин, – объявился откуда-то референт, пришибленно глянул на босса и протянул ему белоснежный конверт с золотым вензелем. – Секретариат князя.
Настроение ухудшилось, Зубов разорвал печать и, скривившись, вчитался в цифры очередного штрафа за ущерб, нанесенный экологии.
– Но боятся не все, – вздохнул он, комкая бумагу в руке.
– А кто не боится? – полюбопытствовал сын.
– Те, кого надо бы бояться нам. Но мы не будем, верно?
– Да!
– Мы будем их уважать и стараться держаться подальше…
Отец и сын медленно побрели в сторону стоянки. Большая, как у медведя, рука придерживала Пашку за плечи, чем тот с удовольствием пользовался, позволяя себя вести и прикрыв глаза так, что видел только узкую полосу асфальта под ногами. В голове царило ощущение приятной пустоты, сменившей яркие эмоции восторга и гордости.
Тем неожиданней оказался резкий крик и сильный толчок в спину, буквально швырнувший наследника на асфальт. Тренированное тело привычно погасило удар приближающейся земли, разум откинул боль в ладонях как досадную помеху и с кристальной четкостью начал вбирать в себя картины окружающего мира, доступные с невеликой высоты. Мир в пяти метрах вокруг искажала тонкая пленка сотворенной защиты, образуя купол с вершиной в метре над головой отца. А за щитом, вроде как ничего не изменилось – не ревело рукотворное пламя, не гремели выстрелы, только сине-фиолетовые круги, плывшие по охранному барьеру, придавали порту тревожный вид – все-таки высший цвет энергонасыщения…
Пашка решил было прижаться к асфальту ухом, чтобы получше прислушаться, но тут же охнул от резкого головокружения и соленого привкуса во рту. Ударило в грудь и больно обожгло прямо напротив нагрудного кармана. Перекатившись на спину, он резким движением отшвырнул раскаленный предмет, выдернув его из рубашки вместе с карманом. И с удивлением опознал в дымящем золотистом пластике сотовый телефон – весь вздутый, с полураскрытой крышкой, отчаянно чадящий неприятным запахом пластмассы. Откатившись в сторону и охнув от очередного приступа головокружения, парень остановился у самой пленки барьера, тяжело дыша и с испугом переводя взгляд от сгоревшего телефона к линии складских зданий и обратно. И только через постыдные десять секунд догадался поставить собственный защитный барьер вокруг тела, виновато глянув в спину отца – глупо думать, что он этого не заметит.
Странное противостояние длилось не больше пяти минут – да и боролся ли кто-то с той стороны? Завершилось все тем, что Пашкин отец одним движением развеял щит, довольно потянулся на месте и обернулся к сыну, сияя улыбкой.
– А у меня телефон сожгло, – невпопад буркнул Пашка.
– Все сожгло, – удовлетворенно добавил отец. – Все телефоны, камеры, регистраторы. Всю технику в округе. И это очень, очень хорошо! – с воодушевлением завершил он.
– Почему? – искренне удивился сын.
– Потому что это значит, что виновник наших бед есть. – Наставительно произнес Зубов-старший. – Осталось его только найти.