Подкованная оферта
Судьба бежит, бежит, и горе тому, кто по лени или по глупости отстал от ее волшебного бега.
Догнать ее нельзя.
Голос Бориса в трубке был, на удивление, взволнованным:
– Гриша, срочно бери билеты и приезжай. У меня тут из-за твоих бумажек восстание.
Зная ничем не пробиваемое спокойствие бывшего боксера-супертяжа, было чему удивляться.
– Борь, что за восстание? Из-за каких бумажек?!
– Мои селяне бунтуют. Из-за тех бумаг, которые ты подготовил. Я разослал им – и вот тебе «здравствуйте». Приезжай срочно. Объясни им, что к чему. Да и мне еще раз заодно. Остальное – не по телефону. И это… возьми кого-нибудь из нашей московской конторы для массовки. Кто там сейчас на хозяйстве?
– Боря, сейчас лето, все в отпусках! «В лавке» из «топов» только Федор, по-моему.
В трубке возникла напряженная пауза. Взаимоотношения Федора (о нем я уже писал в предыдущей истории) с Борисом оставляли желать лучшего. Причиной был нетрадиционный взгляд Федора на взаимоотношения полов и неполное приятие Борисом такой европейской ценности, как толерантность.
– Пользы от него как от козла, ни шерсти ни молока. Больше никого нет? Ладно, его бери, и выезжайте прямо сегодня. С Аркадием я согласую.
Наше бюро обслуживало бизнес Аркадия уже несколько лет. Выходец из южнорусского региона страны Аркадий возводил буровые по всей Сибири. Никаких селян и восстаний не наблюдалось там даже на горизонте. Все это появилось в моей жизни после того, как умер отец Аркадия, и сын, поехав на похороны, неожиданно для себя пробыл в родных краях вместо трех дней две с лишним недели. За это время он, поминая ушедшего отца то там, то тут, спас от прозябания периодически бухавшихся ему в ноги земляков, купив два колхоза, влачивших жалкое существование, небольшой местный заводик, автоколонну и, наверное для комплекта, районную газету.
Все это хозяйство свалилось на компанию Аркадия неожиданной «радостью», и нам работы тоже прибавилось, хотя первоначально мы занимались только подготовкой тендерной и строительной документации для основного бизнеса. Особо доставляли забот бывшие колхозы, где, с юридической стороны, в частности в оформлении земельных паев, конь не валялся.
Мы разработали план по созданию акционерного общества, в котором все наделы жителей аккумулировались и селяне становились полноправными акционерами. Я, выполняя намеченные пункты плана, еженедельно курсировал между Москвой и «малой родиной» Аркадия. Одним из этапов плана было направление оферт «отказникам», то есть тем жителям, которым прежде мы сами помогли выделить земельные паи распавшихся колхозов и которые теперь категорически отказывались вносить их в «общий котел».
Вожаками этих людей стали обиженные Аркадием бывшие председатели со своими приспешниками. Выгнал он их, кстати говоря, за дело. На заре сотрудничества он созвал совещание, где задал им единственный вопрос: «Сколько вам платить, чтобы вы не воровали?». Заводя глаза к потолку и загибая пальцы, местный топ-менеджмент озвучил суммы, в разы превышающие подобные зарплаты в области. Аркадий согласился. Но, как говорится, дай вору золотую гору – воровать не перестанет. Он выгнал их через несколько месяцев. Независимый аудит показал, что они продолжали воровать.
Тогда-то на горизонте и возник старый друг Аркадия, с которым он прошел школу, армию, спорт, «огонь, воду и медные трубы», – бывший боксер супертяжелого веса Борис. Выдернул его Аркадий из полуподвального клуба, где тот тренировал смену.
Тренером он был сослан, провалив одно поручение. Какое – долго мне не рассказывал, но однажды все же поведал.
Дело было так. Борис отмечал свой день рождения, как обычно, скромно – у себя в сельском доме, с минимальным количеством приглашенных гостей. По случаю прекрасной солнечно-майской погоды столы накрыли во дворе. Дары Помоны и Флоры – фрукты и цветы – были уже на столе. Царила знакомая всем предторжественная кутерьма, когда на кухне что-то булькает и шипит, дамы носятся туда-сюда с блюдами и тарелками, мужчины курят на воздухе, обсуждая новости, и кто-то постоянно кому-то звонит.
Так получилось, что командировочными гостями в доме Бориса в тот раз были мы с уже упомянутым Федором, который, конечно же, на месте усидеть не мог и деловито занял позицию с другой стороны дома, поодаль от основных людских потоков, за вкопанным под цветущей яблоней столом, откуда усиленно махал мне рукой. Подойдя к нему, я увидел причину странной активности – на столе лежал полный пакет высушенных запрещенных растений.
– Ты где это взял?
– Местные угостили. От щедрот! Ты будешь?
– Нет, конечно! И тебе не советую – мы в командировке, люди кругом!
– Не дрейфь! Я с Борисом согласовал, он просил только по-тихому, а так, может, еще кто подтянется. Слушай, тебе все равно пока делать нечего, помоги, а? – и Федька вытащил из кармана пачку «Беломора».
Почему я согласился – так и осталось загадкой для меня самого, но через несколько минут я сидел с Федором за одним столом, катал папиросные гильзы и увлеченно рассказывал ему, что их диаметр точно соответствует патрону 7,62 мм, а стандартной сигареты – 5,45 мм, чтобы в случае войны моментально начать выпуск патронов вместо папирос и сигарет. И этим соответствие калибров сечениям вполне гражданских «продуктов» не ограничивается. Практически все мужские пуговицы на рубашках имеют тот же диаметр – 7,62 мм, а пуговицы на верхней одежде или 20 мм, что соответствует зенитному снаряду, или 30 мм – таков диаметр многих авиационных пушек. Диаметры сечения стандартной бутылки водки или пива тоже на всякий случай соответствуют диаметру станкового гранатомета (СПГ). Да и при производстве многих других предметов «ширпотреба» учитывается возможность «двойного предназначения». Макаронная фабрика в любой момент может начать выпускать порох (вот откуда шутка про «взрыв на макаронной фабрике», ведь макаронина по форме точно соответствует стандарту выпуска артиллерийского пороха). Даже обычный кусок хозяйственного мыла по габаритам эквивалентен тротиловой шашке…
Боковая калитка плавно открылась, и перед моим взором возник милиционер, позади которого зачем-то шла лошадь. Серая. В яблоках.
Дальше видео в моей голове кончилось и возникло немое слайд-шоу. То есть непрерывная картинка восприятия разбилась на фотографические фрагменты, а звуки перестали существовать вовсе. Слайды фиксировали глупо раскрытый Федькин рот и его выпученный одуревший взгляд то на меня, то на блюстителя закона. Потом в кадре оказались мои собственные руки, ставшие теперь прекрасным образчиком для криминалистической экспертизы. Шоу продолжилось слайдом батареи заряженных папирос-гильз и наполовину рассыпанного полиэтиленового мешка травы. Дальше в кадр неведомым образом попали мои мысли о том, каков объем мероприятия в граммах и в пересчете на срок лишения свободы. А потом понеслась перед глазами вся жизнь… Слова «Не хочу!», как мощная волна, ударились о скалу-вопрос «Что делать?!». И где-то совсем не к месту и не в фокусе носился жужжащий вопрошающий комарик под названием «При чем тут лошадь, ведь я не курил!».
Сотрудник органов внутренних дел и лошадь между тем, пройдя несколько шагов по направлению к нам, тоже остановились как вкопанные. Сотрудник смотрел на представшую его взору красоту, не веря своим глазам, лошадь неодобрительно фыркнула и мотнула головой.
Не знаю, сколько бы продолжалось это всеобщее оцепенение, если бы не голос нашего амфитриона – Бориса, который из-за угла дома позвал меня.
Я очнулся, встал и на деревянных, негнущихся ногах пошел прочь. Федор молча тронулся за мной.
– Э-э-э?! – донесся до нас то ли вопрос, то ли возглас удивления, который придал нам дополнительную скорость при передвижении.
– Вот ты где! – Борис, увидев мое лицо, перестал улыбаться. – Ты чего? Нормально все?
Он перевел взгляд на Федора и поверх наших голов наконец-то увидел причину серости лиц.
– А! Сергей Иванович! Приветствую тебя, дорогой! Приехал уже? Проходи!
– Ребята, это Сергей Иванович, участковый наш. А это Григорий – адвокат из Москвы. И Федор из головного офиса. Познакомьтесь!
Адвокат из Москвы выдохнул и с жаром пожал руку участковому. Тот, отвечая на шекгенс, улыбнувшись, с хитринкой в глазах спросил:
– Как вам у нас?
– Прекрасно!
– Покурить, значит, собрались? Как же это…
– Да что вы!
– …такое дело и без меня?!
Я замер. Борис и Сергей Иванович переглянулись и захохотали.
Посмеявшись, милиционер стал серьезен:
– Это шутка, конечно. А если серьезно, то Бориса я уважаю, вы – его гости, но прошу: чтобы этого сейчас же тут не было. Хорошо?
Вместо ответа я подтолкнул Федьку, тот развернулся и пошел назад к столу.
– Лошадь зачем? – чтобы занять паузу, спросил я.
– Держим для труднодоступных участков. Когда на машине не проехать, на ней – самое то. И еще я просто лошадей люблю. Вот сегодня перековал. – Милиционер вытащил из наброшенной на лошадь сумки старую подкову и протянул ее Борису. – На счастье. С днем рождения!
– Спасибо, Сергей Иванович! Дай Бог здоровья вам и генеральский чин! Прошу за стол, мы сейчас.
– Хорошо, лошадь привяжу только…
– Ага. Федор! Помоги Сергею Ивановичу. Заодно и познакомитесь.
Когда участковый с Федькой удалились, Борис, вертя подкову в огромных руках, отчего она выглядела сувенирной, проговорил:
– Повезло, однако. Всегда у меня с травой какие-то дурацкие истории. Потому и завязал с ней давно. Я ж из-за нее тренером пошел, когда из движения уйти пришлось.
– Борь, ты о чем?
Борис внимательно посмотрел на меня:
– Общак надо было перевезти. Мне загрузили, я поехал. Ну, дунул до этого немного. По дороге менты тормозят. И что-то они мне подозрительными показались. Я и дал по газам. Они – за мной. С «люстрами», все дела. Четыре машины навертел за собой!
– И все четыре подозрительные?
– Да уж… Но куда деваться, впереди круговое движение. Я – туда, они следом… Еду и вижу: передо мной зад последней машины, которая за мной гонится. Решил выскочить на трассу, но не повезло – прижали. Тогда хватаю дробовик, выхожу из машины и, передергивая цевье, ору: «Всем лежать!» Менты из четырех машин легли, а один верткий оказался. Сзади подобрался ко мне. Как только я его не увидел?! Приставил «макара» к виску и спрашивает меня язвительно: «Ну что?» Понятное дело: ствол на землю, руки в гору.
Борис замолчал.
– Чем закончилось-то?
– Да чем… Они в отделение поехали. А я – домой, за деньгами.
– Общак не взяли то есть?
– Нет, конечно. Но с меня поимели. Еще и с бонусом за то, что под стволом моим полежали. Да, были времена…
– Ладно, хоть пронесло. Пошли к гостям, стратопедарх ты наш.
– Ты меня с Федькой-то не путай!
– Раньше так начальника над войском называли, а не того, про кого ты подумал.
– А, тогда катит. Пошли.
Несмотря на то, что к сельскому хозяйству Борис имел отношение, как заяц к геометрии, деревенские его уважали.
Во-первых, он не воровал. А красть при неворующем директоре, да еще с пониманием того, что ответственность можно понести мгновенно, было как-то не с руки. Под влиянием таковых форс-мажорных обстоятельств тотальное воровство прекратилось.
Во-вторых, после развала СССР и приказавшего долго жить советского спорта он успел поработать несколько лет в Англии, то есть был для селянина человеком, приобщившимся к цивилизации, носителем знаменитых европейских ценностей. Это, в принципе, соответствовало действительности, но не полностью, поскольку приобщал к европейским ценностям Борис самих Джонов Буллей, работая вышибалой в пабе портового городка туманного Альбиона. И, надо сказать, немало в этом преуспел, поскольку к моменту прощания с надменными бриттами был уже местной знаменитостью и бригадиром вышибал. Впрочем, в такие мелкие подробности биографии люди из близкого окружения Бори, да и он сам, вдаваться не очень любили, ограничиваясь цитатой святителя Игнатия (Брянчанинова): «Англичане – враги человечества».
И в-третьих, он окончательно завоевал симпатии жителей после случая, который произошел вслед за его назначением. В разгар уборочной один из механизаторов не вышел на работу. Виной всему был любовный треугольник, о котором знало все село. Придя к директору на следующий день, мужик клялся, что такого больше не повторится, и просил его не увольнять. А в объяснительной он честно написал, что «завис» у любовницы и потому прийти не смог. Резолюция Бориса на объяснительной была краткой и стала притчей во языцех: «Засчитать рабочим днем».
Я набрал номер Федора, заранее понимая, что никакого энтузиазма по поводу поездки собеседник мой не испытает. Однако, вопреки ожиданиям, он невероятно оживился. Скорее всего, ему надоело сидеть в душной летней Москве, и поездку «в поля» он воспринял как развлечение. А может быть, взыграли дворянские корни, и Федька отнесся к ней как к своеобразному «хождению в народ».
Мы условились встретиться на вокзале.
Обычно командировка – это все-таки самолет. Но в данном случае мы выбрали поезд, поскольку уходил он вечером, имелось время спокойно собраться, к тому же от ближайшего аэропорта до места расположения хозяйства Бориса лежал очень неблизкий путь. А в расписании поезда была двухминутная остановка ранним утром на маленьком полустанке, от которого до Бориса было рукой подать.
Нам повезло – в купе, кроме нас, никого не было. Под стук колес Федор пустился в рассуждения о перипетиях жизни.
– От судьбы, что ни говори, не уйдешь. Вот тут мне рассказали недавний случай. Дело было так: водителя-дальнобойщика жрица свободной любви ублажать стала. По-французски. Приспичило им во время езды. Он отвлекся, съехал на обочину и с размаху припаркованную тачку протаранил. Легковушка, понятное дело, в хлам. В ней двое находились, оба сразу трупы. Достали их, а судмедэксперт никак не может определить, кто они все-таки: вроде бы мужчина с женщиной, но до конца не понятно – все в кровище… В конце концов определили, что двое мужчин: одному разжали рот и во рту нашли откушенное…
– Что – откушенное?
– Достоинство мужское другого, что! Они, оказывается, на обочине тем же самым, чем плечевая с дальнобоем, занимались. У водителя фуры, соответственно, травма – укус причинного места, у плечевой – сотрясение мозга (странно, что было чему!), а эти – всё!
– Да уж, хоть по причиндалам и мужчина, а на самом деле… – начал было я, но Федор, решив, видимо, поменять направление темы, продолжил:
– Или: на Т-образном перекрёстке «КамАЗ» управление потерял и поехал прямо на женщину, стоявшую на обочине. Она рванула на перекресток и от грузовика сумела увернуться. Так «КамАЗ» в бетонный столб освещения врезался, а тот прямо на эту женщину упал. Тоже насмерть. Так и получается, что в книге судеб написано – тому и быть.
Конец ознакомительного фрагмента.