Глава 5. Мозговой штурм или Бизнес-план по-русски
Всю последующую неделю друзья размышляли и прикидывали, как им быть дальше, но – по настоянию Улана – строго по отдельности. Сам он, поднявшийся через пару дней с постели, вообще практически целыми днями молчал. Ковыляя потихоньку по деревне, он присматривался к окружающему его миру, новому и непривычному, порой удивляясь его необычности.
Но не любуясь, поскольку нечем. Может, кто-то из любителей патриархальной старины и нашел бы кое-что, милое его сердцу. К примеру, простоту нравов – дверей в домах никто не запирал. Или, скажем, безусловное подчинение старшему, именуемому большаком. Он в каждой избе был свой, но имелся и еще один, общий для всей деревни – староста дед Липень, бодрый и крепкий старик, то и дело хитровато жмурившийся при разговоре.
Но Улану в первую очередь бросалось в глаза иное: скопище серых невзрачных строений, которые он про себя назвал во время самой первой прогулки избушками на курьих ножках, грубая обстановка внутри каждой с минимумом мебели, и царящая повсюду непроглядная, с его точки зрения, нищета.
На вопросы любопытствующих он отвечал односложно: мол, тяжело разговаривать, не отошел от ран. Впрочем, к нему особо и не приставали, относясь сочувственно: косолапого голыми руками задрать – труд тяжкий. Да и не до того было народу, особенно мужикам, чьи мысли занимало иное, куда более важное – сборы на войну.
С кем? Да с тем самым московским князем Юрием Даниловичем. Оказывается, тот, заполучив ярлык на великое Владимирское княжение, вознамерился окончательно растоптать своего тверского соперника. Едва собрали урожай, как Юрий налетел на владения Михаила Ярославича, ведя с собой один из татарских туменов, приведенный им из Орды. И сейчас ратники-московляне вкупе с татарами продолжали нещадно разорять тверские земли, расположенные на правом берегу Волги. На левый, правда, не перебирались, дожидаясь хорошего льда, но им хватало добычи и на правом[7].
Что они вытворяли, рассказывали те, кто на своей шкуре испытал эти погромы. Чудом уцелев и укрыв в лесах семьи, мужики – оборванные, голодные, злые – переправившись через Волгу, не раз проходили через их деревню, торопясь в Тверь, где Михаил Ярославич собирал рати для отпора ворогам. Как только мужики не обзывали московского князя. Иуда и христопродавец, пожалуй, были самые мягкие из прозвищ. Москвичей от татар в своих рассказах никто не отделял – вели они себя практически одинаково, а потому и имели общее название – нехристи.
На Улана, нечаянно попадавшегося на глаза, мужики смотрели недобро, исподлобья – уж очень он напоминал одного из тех, кто жег, насиловал, убивал. Правда, когда Петр, дед Липень или кузнец Горыня объясняли им, кто он таков и какого племени, остывали быстро. Правда, о калмыках они ни разу до этого не слыхали, но главное – не татарин.
Решив «идти подсоблять своему князю», практичный деревенский народец на сходке определил, и кому оставаться: совсем оголять деревню не дело, да и позже, если кто не вернется, надо, чтоб хоть один мужик из каждой семьи остался здоровехонек. Получилось четверым воевать, а пятерым – беречь добро и семьи. Не согласился с таким раскладом один Горыня. Ему тоже следовало остаться. Во-первых, он один у Заряницы, а во-вторых – и это самое главное, единственный кузнец. Однако переубедить упрямца не вышло, и Липень нехотя согласился.
К концу недели Улан согласно кивнул другу:
– Думаю, настала пора мозгового штурма, а то ты чуть ли не подпрыгиваешь от нетерпения. Давай, излагай надуманное. Но вначале ответь – есть у тебя какие-то объяснения тому, как мы сюда угодили?
Сангре пожал плечами:
– Ну а как же. Партизанское проклятье, конечно, ерунда, но немцы со своими минометами, скорее всего, действительно во что-то нечаянно попали и от их бомбежки запустился некий неизвестный науке механизм. Он-то нас сюда и доставил…
– И я того же мнения, – согласно кивнул Улан. – Получается, надо думать о досрочном запуске этой неведомой машины.
Петр кисло поморщился.
– Наиболее логичный вариант: завезти на островок с десяток бочек с порохом и подорвать. Тогда есть шанс, что он опустится под воду, заодно включив механизм. Но порох у нас на Руси, равно как и во всем мире, отсутствует, – уныло развел он руками. – Разве поискать в Китае, где много народу и мало гигиены. Но Интернета здесь нет, да и доставка осуществляется не самолетом. Так что пока объясним все купцам, пока дождемся выполнения заказа… Ты только не падай в обморок, но вывод печальный: торчать нам здесь года три, а то и все пять, причем в самом лучшем варианте.
– Пять лет, говоришь, – хмыкнул Улан и неожиданно протянул. – Дай-то бог, чтоб всего пять. А что до пороха, то… в Европе порох должен быть уже сейчас, – выдал он твердо.
– Ты уверен? – ликующе вспыхнули глаза Сангре.
– Абсолютно. Я, пока отлеживался, пытался припомнить все известное мне из истории этого времени. Кое-что набралось. Например, когда и от чего погиб ныне здравствующий литовский князь Гедимин. А причиной его смерти стал огнестрельный выстрел из аркебузы во время осады какого-то из замков Тевтонского ордена. И приключится это всего через двадцать четыре года, в сорок первом. Мне потому и запомнилось: дата символическая, особенно с учетом того, что стреляли немцы.
– Все равно долго ждать, – разочарованно вздохнул Пётр. – Сдается, через Китай быстрее выйдет.
– Так ведь не за один же год изобрели в Европе порох, приготовили нужное количество, додумались до того, как его использовать в военном деле, и так далее. Сам подумай, сколько времени надо для изготовления аркебузы, да и то в качестве экспериментального образца. А в крепости, обороняемой орденскими рыцарями, она, скорее всего, была не одна. Да и в Прибалтику их доставили не сразу.
– А ведь верно, – протянул Сангре и глаза у него вновь азартно блеснули. – Тогда дело за малым: отыскать порох и привезти сюда. Одно плохо. В Европу попасть не проблема, но найти денег для покупки… Впору встать возле какой-нибудь синагоги вроде собора Парижской богоматери и начать клянчить милостыню у местных барыг!
– Хочешь попробовать? – усмехнулся Улан и иронично процитировал: – Месье, же не манж па сис жур.
– Вообще-то я тебя имел в виду как полиглота, – огрызнулся Сангре, – поскольку у меня с языками, сам знаешь, проблемы. Хотя… – он окинул друга критическим взглядом и сокрушенно махнул рукой. – Нет, не пойдет. Дабы выглядеть солидным просителем, надо раздобыть инвалидное кресло, тебе помимо французского языка научиться играть на гуслях, а мне каждый день начищать твою рожу, освежая многочисленные синяки и фонари под глазами. Словом, слишком много возни. Слушай, а самим состряпать порох никак? Ты ж такой умный, да и состав у него вроде простой.
– Отпадает, – влет отверг его идею Улан. – Примерные пропорции мне известны, но где найти некоторые составные части, например серу, я понятия не имею, а потому проще купить готовый. Исходя из этого задача номер один – заработать денег на его покупку, причем в большом количестве, поэтому надо подготовить небольшой бизнес-план. Есть у тебя какие-то соображения?
– Это ты насчет раздобыть деньжат? – уточнил Сангре. Улан кивнул. Петр вздохнул и виновато развел руками, честно сознавшись: – Шоб я так знал, как не знаю.
– Ты и не знаешь?! – изумился Улан. – Да ты еще с лейтенантских времен всегда был нашим бессменным казначеем, и я не помню такого, чтобы мы голодали или…
– Не забудь, я не добывал эти гроши хитроумными способами, а преспокойно получал их в кассе. И потом я лишь экономил рублики, выделенные мною и тобой на хозяйство, – перебил Сангре. – Тут да, могу выдать класс хоть сейчас, благодаря учебе в университете на Привозе под руководством академика бабы Фаи. Но все это за поторговаться, а не за разбогатеть. Нет, перспективных идей у меня уйма, но бедным они не по карману.
– В смысле?
– В смысле, есть большая проблема за первоначальный капитал. Хотя сейчас, после того как ты меня вдохновил наличием пороха в Европе, кажется, я имею некий вариант… – он хитро улыбнулся. – Конечно, лучше бы пожить вольными стрелками, но не получится, а потому надо добраться до Твери и завлечь в будущую акционерную компанию тамошнего князя.
– И чем ты собрался соблазнить Михаила Ярославича?
– Тем, что он заработает кучу деньжищ всего за каких-то пару-тройку лет. Надо лишь выложить гривну сегодня и чуточку обождать, а послезавтра он поимеет на ней десять и будет иметь их каждый год. Ну а далее, так сказать, в развитие темы, поясним, что перспективы у страны гигантские, но пока Русь даже не пристяжная в упряжке Орды, а дойная корова. Значит, вывод один: она должна стать коренником. Разумеется, сначала сменив кучера. И посулим со временем достать такой порошок, который он сможет засунуть под облучок и сделать громкое «ой» этому самому кучеру. Поверь, такую морковку, как славный мордобой ненавистных ордынских рож, князь схрумкает на ура, даже если услышит, что надо подождать несколько лет.
– Сдурел?! Рано еще выводить. О поражении не подумал? Или ты по принципу: нам здесь не жить, значит, твори что хочешь, так что ли?
– Нам здесь действительно не жить, – согласился Петр. – Во всяком случае я на это надеюсь, но дело не в этом. Не можем же мы так и сидеть здесь сложа руки все то время, кое судьба отвела на наше пребывание здесь. Как сказал поэт, «быть русским – значит, воином быть в поле, пусть даже в этом поле ты один[8]». А учитывая, что нас двое, мы с тобой просто обязаны внести какой-то вклад в грядущую победу.
– Насчет победы, – саркастически хмыкнул Улан. – Напоминаю, Дмитрий Донской дрался с частью Орды, и то еле-еле победил. А сейчас Узбек ой как силен да и Орда единая.
– Подумаешь, – пренебрежительно отмахнулся Петр. – Нет, я не спорю, пока враг един, а на Руси раздрай, лезть в драку нечего и думать. Значит, надо помочь Михаилу помимо добычи пороха быстренько объединить Русь и внести раскол в Орду. И когда претенденты на тамошний опустевший престол примутся грызться меж собой, как собаки за вкусную кость, мы…
– Стоп, стоп, – остановил не на шутку увлекшегося друга Улан. – Почему опустевший? С чего ты решил, что Узбек скоро умрет? Насколько я помню по истории, ему еще минимум лет двадцать, а то и больше, править Ордой.
Петр покачал головой:
– Это долго. Мы столько ждать не можем, да и незачем – вспомни про спрятанный под стрехой карабин.
– Ты с ума сошел! – охнул Улан.
– Ну почему, – пожал плечами Петр. – Сдается, что захватили мы его с собой не просто так, а по велению свыше. Не иначе как судьба расстаралась. Знала, окаянная, куда мы попадем, вот и подкинула нам подсказку.
– Какую еще подсказку?
– А такую. Это ж явный намек, что гражданина Узбека надо отправить в священную долину предков, а то его Чингисхан там заждался. Нет, я допускаю, что ордынская знать поначалу может объединиться и помочь кому-то из живущих ныне хануриков, то бишь сыновей хана, снова поднять знамя, пробитое русскими пулями, над ихним амбаром, сараем или овином. Но в наших силах сделать правление сынишки столь же длительным и счастливым, как жизнь воробья в пасти у кошки, то бишь повторить вариант с Узбеком. И поверь, мы таки устроим в их ханском чуме ужас и большой бенц, а заодно исправим некоторые ошибки мадам Фортуны, допущенные в отношении нашей страны. И тогда… – он мечтательно зажмурился. – Товарищ, верь, взойдет она – звезда пленительного счастья, и… на осколках всей Орды напишут наши имена. А что? Может и вправду напишут в парочке летописей, мол, жили такие: загадочный и жутко мудрый калмык и развеселый одессит…
– Остынь, великий комбинатор, – посоветовал Улан. – Мы в Липневке, а не в Больших Васюках. И вообще оставь-ка на время отдаленные перспективы и вернись к дню сегодняшнему.
– А за день сегодняшний я все сказал, – развел руками Сангре. – Начинаем с того, что принимаем тверского князя, то бишь нынешнюю власть, в свою акционерную компанию, предложив впечатляющий по своим масштабам гешефт, от перспектив коего завистливо взвоют все сыны Сиона. И пожалуйста: дорога для будущих титанических свершений открыта, просторы распахнуты настежь. А нам нешто жалко, коли за моральное вознаграждение, слово доброе и долю малую.
– Долю в чем? У тебя есть конкретные идеи?
– Он спрашивает! – возмутился Сангре. – Да они здесь валяются на дороге, как конское дерьмо после прохождения княжеской дружины. Кидаю навскидку: с бумагой тут напряженка, а чтоб ее изготовить, хватит даже моих куцых мозгов. И для книгопечатания их тоже хватит, поскольку буковки отливают из свинца, а для его плавления достаточно температуры обычного костра. Между прочим, книжечки сейчас дороже мерседеса, так что на них одних можно стать мультимиллионером. Ну и помимо них… Наша родина та еще корова, и молока у нее, в смысле полезных ископаемых и прочих богатств, хоть залейся! Одна беда – вымя пока не раздоено, я имею в виду Урал. А стоит нам его освоить, как мы ух и ого-го. А там топать и топать вперед по Сибири-матушке, попутно подбирая пушнину, кедровые орешки, а когда доберемся до Якутии, то и алмазы. Ну и колымское золото.
– Круто размахнулся, ничего не скажешь. Вот только сроки ты не учел. навряд ли мы уложимся по времени, разумеется, если ты не предпочитаешь прожить здесь всю жизнь.
– Да я понимаю: нам здесь не жить, в смысле долго, но мы и за два-три года запросто положим начало многим затеям, а тут ведь главное – закрутить колесо, чтоб оно первые обороты успело сделать, а потом оно само вращаться станет, так сказать, по инерции.
– Сомневаюсь я, что этой инерции хватит до решающей битвы.
Сангре уверенно парировал:
– Наше дело – подсадить Русь в седло, а поскакать в атаку на врага она в любом случае должна сама, добровольно, а не понукаемая нашими пинками. А насчет сомнений ты зря. Наша страна чем-то напоминает каток-асфальтоукладчик. Такая же слегка тормознутая, но ежели сдвинуть с места, да направить под горку, будет картина маслом: «Спасайся, кто может!» Кстати, не подскажешь, время для пушек не скоро придет?
Улан потер лоб, припоминая.
– Вроде бы литовский князь Ольгерд применил их в битве с Ордой где-то в середине этого века.
– Получается, в Европе они либо уже имеются, либо на подходе, – сделал вывод Сангре. – Значит, найти спецов по их отливке не проблема. Тогда вообще красота! Представляешь, идет мирная демонстрация татар с нижайшей просьбой выплатить им задержанную за несколько лет дань, а русские войска во главе с тверским князем встречают их приветственным салютом… из картечи. Орудийный залп из двадцати-тридцати, а лучше из сотни стволов – это ж сказка, песня, героическая симфония. Шостакович отдыхает. Кстати, за посмотреть такое я готов даже сделать небольшое ша нашему отъезду в двадцать первый век. В смысле не насовсем, но слегка отсрочить, эдак на пару-тройку лет, от силы на пяток. Оченно мне жаждется лицезреть массовый переезд дяденек-разбойничков из своих фигвамов на просторы бескрайней тундры куда-нибудь в район побережья Карского моря. Пора им пересаживаться с лошадей на северных оленей, давно пора, – он жизнерадостно потер ладоши и расплылся в довольной улыбке. – Ну и как тебе перспективы?
– Радужные, что и говорить, – согласился Улан. – И обрисовал ты картину, в принципе, верно. Вот только насчет твоего выбора князя… Почему именно тверской? Все-таки московский верх-то возьмет, так что давай вначале послужим ему, а если и ошибемся, то не страшно, перейдем в Тверь. Один чёрт – Русь.
– Нет, Уланчик, не пойдет, – возразил Сангре. – Черт-то один, но рога разные, в смысле нынче на самой Руси что ни княжество, то отдельное государство со всеми вытекающими отсюда последствиями, включая присягу. А меня еще мой отец учил, что присягают на верность всего один раз. Когда… – но тут он осекся и смущенно кашлянул в кулак, виновато покосившись на друга.
Ему, конечно же, очень хотелось поведать Улану о том солнечном дне, когда воинская часть, где служил гвардии капитан Михаил Сангре, выстроили на плацу для принятия присяги на верность Украине. Поведать во всех подробностях и, разумеется, процитировав блистательный ответ отца, в тот же день облетевший весь Привоз, Молдаванку и Дерибасовскую.
Уже самое начало: «Советские офицеры дают присягу один раз в жизни!» привело новое украинское командование в неописуемое изумление, от коего оно попросту онемело. Именно потому вызванный из строя гвардии капитан смог беспрепятственно продолжить, иронично глядя на хмурые лица своих сослуживцев:
– А шлимазлы и байстрюки, готовые променять родину, друзей и кальсоны по выгодному курсу, никакие не офицеры, а…
Далее последовала непереводимая игра слов с использованием всего богатства словаря идиоматических выражений, густо пересыпанных виртуозными фразами из лексикона мамы Фаи и портовых биндюжников.
В строй Михаил встал самостоятельно, без команды, ибо начальство так и не вышло из ступора. Командир части попытался сделать вид, что ничего особенного не произошло, но не удалось – чуть ли не все те, кто накануне колебался, присягать или нет, как один отказались. Ну не захотели господа офицеры встать в один ряд с байстрюками, шлимазлами, гопниками, лайдаками, тухлыми фраерами, коцаными лохами и прочим фуфлом. Скандал оказался ужасный, ибо вместо предполагаемых и уже доложенных наверх семидесяти пяти процентов, в новую армию незалежной неньки Украины перешло меньше четверти.
Как ни удивительно, Галя, молодая супруга капитана Сангре, узнав о случившемся, не сказала мужу ни единого слова поперек. А может, сказалась буйная кровь ее дедушки пана Станислава, никогда не забывавшего о своем польском шляхетском роде Амадеев и не раз рассказывавшего внучке, как он сам браво дрался с фашистской сволочью в те времена, когда пан Сталин еще мочил свои пышные рыжие усы в чарке с горилкой, осушая ее во здравие пана Гитлера.
Одобрила сына и мама Фая. Более того, она еще сильнее возгордилась своим ненаглядным и единственным, который «имеет-таки истинную честь и не променял ее, подобно Исаву, на шмат жирного сала и миску ароматного борща с галушками». Хотя и всплакнула – не без того – провожая любимца в далекую Россию. Правда, внука у сына с невесткой (с обещанием отдать, когда они осядут где-нибудь всерьез и надолго) забрала.
А фраза Михаила о настоящем советском офицере, принимающем присягу лишь раз, так ей понравилась, что она цитировала ее маленькому Петру при каждом удобном случае, и застряла она в голове мальчишки накрепко. Впрочем, он и сам, когда повзрослел, столь сильно восхищался поведением отца, что о дне принятия украинской присяги неоднократно рассказывал тому же Улану.
Ныне, судя по невозмутимому лицу друга, тот уже набрался терпения, дабы выслушать эту историю в очередной раз, но Петр вовремя спохватился и был краток:
– Потому что настоящий офицер дает присягу на верность лишь один раз, – повторил он отцовские слова и, не давая Буланову вставить хоть слово, торопливо продолжил: – Да, не спорю, мы ее уже приносили и как ни крути, получается, что это второй, но при таком форс-мажоре даже мой батя дал бы добро на лишний разок. Но на один, а значит давать ее надо именно тверскому князю.
– Почему?
– Ну не Юрию же с его татарами, – пожал плечами Петр. – Значит, Москва отпадает, Одессы пока, увы, не существует, как ни удивительно сознавать за этот факт, и, следуя методом исключения, остается Тверь, поскольку остальные князья мелковаты.
– И все-таки на мой взгляд проще сделать ставку на будущих победителей.
– Проще, – согласился Петр и поморщился. – Но… несправедливее. И потом, какие проблемы? Одно то, что именно тверские князья выведут русские полки на Орду, гарантированно обеспечит им первое место. Следовательно, и победителями окажутся они.
– А кто ты такой, чтоб менять династии?! – возмутился Улан. – И вообще, есть ли в этом смысл? Коль победят московские князья, значит, они способнее, талантливее…
– Или подлее, – перебил Сангре. – На конкурентов в Орде стучать и степными саблями Русь к своим ногам пригибать особого ума не надо. Да ты сам погляди. Про Юрия вообще говорить нечего – козел высшей марки, успел я от проходящего народа наслушаться, что он сейчас вместе с татарами в тверских владениях вытворяет, а касаемо прочих московских князьков… Скажешь, Иван Калита на тверских князей в Орде не клеветал, отчего у них головы одна за другой летели? А? Чего умолк?
– Откуда нам знать – может, и тверичи того… – проворчал Буланов.
– Ты сам-то в это веришь? – иронично хмыкнул Сангре. – Историю пишут победители, и если б со стороны тверичей была замечена хоть какая-нибудь пакость, Москва бы ее расписала с своих летописях в стихах и красках. Нет, я, конечно, отечественную историю в Академии на четверку сдал, в отличие от тебя, да и та, если честно, незаслуженная, но в своем розовом беспортошном детстве мне довелось читывать в разных исторических книжках за потомство Ивана Калиты и его самого. И мой вывод категоричен: нашей прекрасной стране всё время не везло с государством.
– В смысле?
– В смысле, с руководством. То на троне полудурки припадочные с пятнадцатью женами под мышкой, то столь рьяные любители подглядывать за жизнь в Европе, что аж специально дыры в стенах для форточек ковыряют, откуда потом все время нездоровые сквозняки несутся, то вообще вечно пьяные идиоты, оркестрами дирижирующие, а в перерывах между пьянками оружие всякой мрази раздающие, после чего кое-кому…
Он неожиданно помрачнел и резко осекся, отвернув лицо в сторону. Улан вздохнул, понимая, что именно вспомнилось Петру – последняя командировка на юга майора Михаила Сангре закончилась трагично, и на память об отце у его друга остались лишь семейный фотоальбом и несколько боевых наград. Последнюю из них – орден Мужества – вручили уже сыну, ибо посмертно.
Однако Петр довольно быстро взял себя в руки и продолжил:
– А ведь все пошло с нынешних шлимазлов. И что уж там спрашивать об их отношении к населению страны, когда они своих родных братьев нещадно гнобили – кого голодом уморят, кого… Да, кстати, – встрепенулся он, резко меняя тему, – напомни-ка мне, хоть раз при осаде врагами их столицы московские князья, начиная с Дмитрия Донского, вставали на стены вместе со своим народом? Да ладно стены, но они ж и в Москве не оставались, постоянно удирая куда глаза глядят.
Улан почесал в затылке, подыскивая опровержение. Сангре терпеливо ждал и торжествующе улыбнулся, услышав от друга растерянный ответ:
– А знаешь, я и правда не припомню ни одного случая, чтобы… Но-о… им же рати для обороны страны собирать требовалось.
Петр иронично крякнул:
– Ой, только не надо меня лечить! Ты сам-то веришь в эту детсадовскую отмазку? Да со сбором войска любой воевода справился бы. Наоборот, народ вдвое, а то и втрое быстрее собрался бы на выручку, узнав, что их князь или царь героически кукует на стенах столицы и весь израненный, потеряв три руки и четыре ноги, все равно не собирается сдаваться, день и ночь грызет гнусных врагов зубами и впрыскивает им в кровь ядовитую от лютой ненависти слюну. Не-ет, дружище, шкуру они свою любимую спасали и ничего больше. Короче, не желаю я за этих трусливых татарских холуев подписываться, и баста! – Улан хотел возразить, но Петр властно протянул в его сторону руку. – Ша, дядя, я еще не изъяснился за тверских князей. Так вот навряд ли Михаил рванул бы без оглядки из Твери во время ее осады врагами. И его сыновья тоже.
– Почему ты так уверен?
– А я на днях имел беседу со старостой. Мужик опытный, пожил немало, повидал всякое, в том числе и татарскую Дюденеву рать. Была такая, лет двадцать назад. Между прочим, привел их на Русь один из сыновей Александра Невского, а по совместительству родной дядя этого Юрия. Разборки он с родным братцем учинял вот и позвал басурман на подмогу, умник хренов. Ну они и рады стараться, явились – не запылились. И единственное не пострадавшее в то время княжество – Тверское, потому что Михаил выставил на границу войско и сам встал во главе его. Прямо как в песне: на смертный бой, с татарской силой темною…, – он осекся и потер лоб, задумчиво протянув: – Как в песне… А что – мысль неплохая.
– Так что дальше-то? – перебил Улан.
Петр вопросительно уставился на друга. Тот повторил.
– Да ихняя Дюденя почуяла, что настрой у пацанов не детский, почесала репу и сказала, что притомилась и вообще подзадержалась в гостях, пора и по домам. То есть одна, пускай бескровная победа над регулярным татарским войском в активе тверичей имеется.
– Я читал об этом, – кивнул Улан.
– Ты читал, а мне, как ни дико оно звучит, очевидец рассказывал. Да ты сам, поди, от мужиков местных слыхал, как они о Михаиле отзываются. Сомневаюсь я, чтоб в других местах народ добровольно и в таком массовом порядке шел защищать столицу и своего князя. Заметь, в худшем случае они рискуют поиметь инвалидность без выплаты пенсии или вообще облачиться в деревянный макинтош, а в самом лучшем… ничего не поиметь. Ну-у, если не считать драного трофейного малахая и чувства глубокого морального удовлетворения за небесцельно прожитые годы. А ведь идут.
– Ладно, давай пока отложим дальнейшую дискуссию и как следует все обдумаем, – предложил Улан.
– Идет, – согласился Петр. – Но ненадолго. Через три дня устраиваем повторный сходняк.
Улан согласно кивнул и иронично заметил:
– Странный у нас бизнес-план получился. Начали с обсуждения, где и как раздобыть деньги для покупки пороха, а закончили спасением Руси.
– А чего удивляться, – пожал плечами Петр. – Мы ж не европейцы какие-нибудь, так что нормальный русский бизнес-план.