Глава 6
Утром Елена проспала и чуть не опоздала на лекции. Осторожно просунула голову в дверь аудитории – там никого не было.
– Лен, давай скорее в конференц-зал. Вместо занятий будет общеинститутское собрание, – торопливо сообщила ей новости Тина Геворкян, лучшая подруга Елены.
– Это по какому же поводу? Вчера, насколько я знаю, никаких объявлений не было.
– Объявление вывесили поздно вечером. Тема собрания вроде обычная, типа подведения итогов учебного года, разбор дипломных работ выпускников. Но старшекурсники между собой говорят о готовящемся скандале. Институт с утра гудит как улей. Бежим скорее, нам девчонки забили места у двери. Может, посидим минут десять да слиняем!
Вступительное слово ректора было коротким. Аристарх Владимирович в двух словах подвел итоги учебного года, зачитал по бумажке: сколько и по каким специальностям выпущено специалистов, обрисовал их перспективы, в плане трудоустройства. В общем, всё, как всегда.
Перейдя ко второй части выступления – обсуждению дипломных работ, – бодро назвал особо отличившихся. Имена были давно у всех на слуху, потому встречались шумными аплодисментами и одобрительными возгласами. Даже отъявленные критиканы и скептики были вынуждены признать, что представленные работы в высшей степени профессиональны, даже талантливы. Большинство картин, правда, были написаны на беспроигрышно «социально значимую» тему, и злободневное словосочетание «соцреализм» тихим ветром прошлось по всем рядам…
– Это же чистой воды конъюнктура! – шептались салаги-первокурсники.
– Посмотрим, какую тему для дипломной выберешь ты, – невесело усмехались умудрённые опытом старшие студенты. – Девять против четырех – это будет производственная тема.
– Товарищи, прошу вести себя потише, – призвал аудиторию к порядку ректор. И продолжил уже другим, каким-то вымученным голосом: – К великому сожалению, вынужден сообщить, что одна из работ комиссией не засчитана. Студент-дипломник показал свою полную несостоятельность, как профессиональную, так и гражданскую.
В наступившей гробовой тишине кто-то громко ахнул.
– Да что же это такое?! Ну, вызвать на ковер студента, пожурить, посоветовать умерить свои праздные фантазии – не без этого, – шёпотом возмущался Сергей Павлович, в институте он работал не так давно, преподавал цветоведение. От чрезмерного удивления он не заметил, что толкнул локтем своего соседа. – Но лишить диплома с такой убийственной формулировкой!.. На моей памяти такого ещё не было!
– На вашей памяти, – сделал ударение старший коллега. – Увы, мне это знакомо до боли… Образцово-показательное разбирательство и наказание, чтобы другим неповадно было.
В зале царили растерянность и недоумение – о ком речь? Дипломные работы были вывешены в актовом зале, с ними могли ознакомиться все желающие. Ничего крамольного, никаких поползновений типа сюра или абстракции! Все работы выдержаны в лучших традициях реалистической живописи.
Между тем слово было предоставлено Терентию Ивановичу, парторгу института, преподавателю истории. Он встал и с первых же слов обрушился на провинившегося, им оказался Дмитрий Торшин.
– Я не стану говорить о его профессиональных достоинствах и недостатках. Надеюсь, об этом ещё скажут преподаватели живописи. Перейду к главному. Товарищи, Дмитрий Торшин исказил образ советского человека! Вместо того чтобы отразить духовный мир, идейное превосходство трудящегося человека, он намеренно изобразил тупых, бездумных существ. Взгляните, – широким жестом фокусника Терентий Иванович скинул покрывало с большой картины и громко прочел её название: «Бригада рыболовов возвращается с путины».
Студенты невольно заулыбались и зашушукались.
На огромном холсте полтора на два метра – изображение пятерых здоровенных мужиков в рыбацких робах. Прекрасное композиционное решение давало возможность рассмотреть во всех деталях многочисленные атрибуты их профессиональной принадлежности. Здесь было и синее-синее море, и песчаный берег, и небольшой фрагмент траулера со снастями. Лица рыбаков были выписаны с особой тщательностью и казались живыми… Суровое, скорее свирепое выражение глаз рыбаков соответствовало их грубым чертам. Это были физиономии пиратов или уголовников со стенда «Их ищет милиция».
– Что этим хотел сказать автор? – тыкнул по холсту пальцем Терентий Иванович.
– Разве я виноват, что у них такие лица? – с самым невинным видом стал оправдываться Димка. – Это и естественно – люди всегда на солёном ветру, солнце, так сказать, профессиональные издержки. Уверяю: я не нарисовал ни одной лишней морщины, у меня и фотографии есть, я их уже показывал высокой комиссии. Между прочим, я специально ездил в Архангельскую область. Жил там, общался с рыбаками.
Елена и Тина переглянулась. Митькины приёмы им были хорошо известны. Он сам не раз с гордостью рассказывал, что на каждом предприятии, где доводилось проходить практику, срывал с Досок почета портреты передовиков производства, а потом делал с них точные копии маслом. За редким исключением, люди на таких фотографиях выходили непохожими сами на себя – с напряженными лицами, с испуганными застывшими взглядами. Народ относился к этому спокойно, даже с юмором. С удовольствием хвастали друг перед другом оригинальными снимками. Просто загадка, как разные мастера в разных лабораториях умудрялись делать такие жуткие портреты.
…Три дня назад они с Тиной вволю порезвились, заполучив такие шедевры, правда, маленькие, фотки для студенческих.
Фотограф, готовясь к съемке, сам себя нахваливал, всё говорил:
– Девчонки, считайте, что вам повезло: попали на такого мастера!
Долго наводил свет, поворачивал голову то так, то сяк. А в результате…
Сначала они сами искали свои карточки в ящике с готовой продукцией и не нашли. Приёмщица, сверившись с квитанцией, нашла их только по номерам.
Тина, не разобравшись, бросила карточки на стол:
– Что вы мне мужчину подсовываете?
– Какой же это мужчина, если это ваш номер?
Лена тоже взяла в руки карточки:
– А это что за индус?
– Судя по номерам, это ваша подруга, – тихо проговорила приёмщица. – Брать будете?
– Обязательно, – выдавила из себя Тина…
А потом они вылетели из мастерской и смеялись до слёз.
Ну а Димка сумел извлечь из этого прямую выгоду. Копии обычных бездарных фотографий, выполненные им в манере старых мастеров, производили потрясающий эффект и воспринимались как настоящий сюр! Картины пользовались большим успехом у московских коллекционеров и даже – у иностранцев. Вряд ли Терентий Иванович обо всём этом знал, но суть дела он ухватил правильно. Притворных Димкиных оправданий выслушивать не стал. Махнув на него рукой, резко прервал:
– Не надо делать из нас дураков! Задача художника – не механистическое копирование черт лица, его цель – передать через них богатый внутренний мир советского человека. А что показали вы? Грубая материальная оболочка, лишённая мысли, чувства, света!
– Ого, а Терентий-то не такой дурак, каким кажется, – с невольным уважением протянул Сергей Павлович.
– …Каким старается показаться, – тихо поправил его сосед. – Уверяю, в живописи он разбирается не хуже нас с вами. На искусство у него особый нюх, и он, как никто, чувствует фальшь. В конце концов, соцреализм – это тоже своеобразный жанр со своими правилами. Здесь, – он кивнул на картину, – ими осознанно пренебрегли.
Сергей Павлович молча согласился. Положение попытался спасти руководитель дипломной работы, Павел Андреевич Краснов, преподаватель живописи. Митька был его любимчиком. К тому же поговаривали, что и у него самого в мастерской тоже были довольно смелые картины.
– Я думаю, большинство коллег со мной согласятся, что с профессиональной точки зрения работы Дмитрия вне критики – выверенная манера письма, налицо свой стиль, множество интересных, оригинальных находок. Да, в погоне за правдой жизни молодой художник несколько переусердствовал: увлекся точностью воспроизведения натуры, забыв о внутреннем содержании. Но ведь это не криминал. Совершенно очевидно: молодой человек прочно стоит на позициях материалистического видения, и это главное.
Грамотно используя партийную терминологию, Павел Андреевич развернул обсуждение работы в сугубо профессиональную плоскость… В результате: вместо политической диверсии скрытого антисоветчика – сырой материал дипломника.
Кто-то из ребят сзади прошептал:
– Молоток, Андреевич, профнепригодность лучше, чем идеологическое вредительство.
Аристарх Владимирович, пользуясь замешательством парторга, поспешил подытожить выступления. Дипломная картина была забракована, Дмитрию было предложено в ближайшее время представить новую работу, в противном случае не видать ему диплома.