Найтблюм. ЧАСТЬ I (Мэри Блэкуотер)

Глава 1

Глава 2

В дверях стоял невысокий человек на вид около пятидесяти лет в строгом костюме. Круглое лицо, серые волосы с отчетливой сединой на висках, спокойный взгляд и соответствующая осанка – это был дворецкий. Возникла пауза. Найтблюм только открыл рот, как тот заговорил:

– Добрый день сэр. Мистер Хэмминг Найтблюм, если не ошибаюсь? – сдержанно осведомился дворецкий.

– Совершенно верно, – ответил гость.

– Прошу, вас уже ждут, – сказал тот и жестом пригласил войти.

Дворецкий принял его плащ и удалился за хозяином. Когда Хэмминг вошел внутрь у него перед глазами предстал просторный холл. Отполированный каменный пол, в центре которого красовался выгравированный древнегреческий шлем. Некоторые черты его были совсем не свойственны таким шлемам: зауженные прорези для глаз, вытянутая нижняя часть, а так же невесть откуда взявшиеся рога. Больше всего они походили на обломанные рога антилопы Гну. «Причуды последнего владельца», – отметил Найтблюм.

Дальняя стена была разделена на два яруса. К верхнему вели две заворачивающие к центру лестницы по сторонам, которые словно выливали ступени к ногам. Практически вся стена второго яруса была завешана картинами разных сортов. По центру холла, практически у потолка висела огромная факельная люстра – старая рухлядь. К счастью она висела довольно высоко, чтобы не портить общий вид холла. Спокойные бежевые и зеленые тона в помещении, несмотря на минимальное количество золота в его декоре придавали, однако, довольно изысканный вид.

Расхаживая по холлу в ожидании, Найтблюм заприметил одну картину, спрятавшуюся в укромном месте в стене справа. На ней был изображен ночной пир людей со странностями. У кого-то был рыбий хвост; у кого-то тело лошади; кто-то синюшный летал по небу. У автора был довольно забавный почерк: у всех лиц, неважно в каком они были положении, оба глаза располагались всегда на одной стороне лица. Некоторые люди танцевали на клетчатом «танцполе», кто в пиджаках, а кто нагой. Все это перерастало в вакханалию, попойки, сношения, азартные игры. За всем этим, чуть поодаль, находился человек в оранжевых одеждах, больше напоминавших пижаму. Он сидел на небольшом холмике, на золотом троне. Вальяжно расположившись в нем и опираясь на подлокотник, подпирал кулаком подбородок. Повернув голову, он, очевидно, слушает подлетевшего к нему слугу, но его бесстрастные глаза со спокойным умиротворением смотрят на творящуюся грязную оргию. Несмотря на сцену картины, она очень понравилась Найтблюму. Подпись под полотном гласила «Бал сатаны. Игорь Чужиков».

Переведя взгляд на стоящую рядом с картиной греческую вазу, Найтблюм наткнулся на еще одну довольно маленькую картину за углом. На ней был изображен пухлый ребенок, одетый в одежду моряка. В одной руке он держал воздушный шар, а другую в кармане, насупившееся выражение его лица было в один и тот же момент и строгим, и глупым. Хэмминг присмотрелся и его передернуло. Колени его были кривые, широкий таз, угловатая мясистая челюсть, кулак руки сильно обвит жилами и венами, тяжелые веки, усталые глаза, одно плечо выше другого. Это был не ребенок – это был карлик. Кто-то боится пауков, кто-то змей, кто-то мышей, Найтблюма же пугали «низкорослые» люди. Карлики вызывали в нем паническую настороженность, как у некоторых людей пауки, только от паука можно быстро избавиться, а от карлика нет. За это и в тюрьму можно загреметь.

Вскоре центральная дверь холла распахнулась, и появился сам Ричард Гринхэлм. Это был высокий жилистый человек лет пятидесяти, с темно-серыми зачесанными наверх волосами, седыми висками и небольшими усами щеткой. Овальное загорелое лицо, темные ровные брови, синие прищуренные глаза и прямой римский нос выдавали в нем волевого уверенного в себе человека.

– Рад видеть вас Хэм, – громким голосом поприветствовал его Гринхэлм и взглянул на свои старомодные часы. – А вы как всегда вовремя.

– Рад встрече мистер Гринхэлм, – с выражением произнес Найтблюм и обменялся с ним рукопожатиями.

– Вижу, вам пришлась по нраву картина, – отметил Ричард, указав на картину с вакханалией.

– Довольно своеобразная.

– Из числа моих особо любимых, – сказал Ричард и, подойдя к картине, стал разглядывать ее. – Вы обратили внимание на главу праздника. Сидит себе, дает всем волю делать, что они хотят, а сам смотрит на то, что происходит после, я почти вижу улыбку на его лице. Его это забавляет.

– Каждый сходит сума по-своему, – отметил Найтблюм, взглянув на толстяка с раздувшимся брюхом, сидящим возле деревянных бочек с вином.

Гринхэлм на мгновение сделался серьезным и посмотрел на него, а потом рассмеялся.

– Хорошо подмечено.

Он еще какое-то время рассматривал картину.

– Как ваша поездка, надеюсь, вы добрались сюда без особых сложностей? – осведомился Ричард.

– За исключением того, что мой велосипед стоит у входа, никаких, – отметил Хэмминг.

– Вы ехали в такую даль на велосипеде? – удивленно спросил Ричард.

– Не от самого Бирмингема, но ощущения схожие.

Гринхэлм рассмеялся.

Спустя полчаса Хэмминг уже сидел за одним большим столом с семьей Гринхэлмов в просторном зале, на праздновании пятидесяти первого дня рождения главы семейства. Зал ничем не выделялся, за исключением нескольких пар грациозных тонких колонн, восходящих к высокому потолку и переходящих в блестящий веерный свод, который характерен для ранней готики. Точь в точь как в часовне Кэмбриджского Королевского колледжа. Стены имели тот же приятный бежевый цвет. А над столом висела большая хрустальная люстра. В дальнем конце зала находились две пары тройных окон с двойной широкой сводчатой дверью посередине. Все это было оформлено орехом махагон и прекрасно сочеталось с мягкой палитрой зала, создавая довольно уютную, и одновременно изысканную атмосферу. За окнами был настоящий сад с большим и малым фонтанами посередине. По центру зала стоял большой тяжелый стол. Заставленный диковинными яствами, тот сверкал серебряными колпаками накрытых блюд. Расставленные на столе изящные позолоченные подсвечники согревали изысканную атмосферу огнем высоких свечей. Когда все собрались, Ричард встал и обратился ко всем присутствующим:

– Прошу всех внимания. Перед тем как начать, хотел бы сообщить, у нас сегодня два гостя. Хочу вам представить их. Это мистер Джэймс Декстер, мой новый адвокат, – сказал он и указал на лощеного человека сидящего справа.

Тот в свою очередь встал из-за стола и сдержано поклонился. Человек средних лет с овальным лицом, раздвоенным подбородком, тонким носом, он явно щепетильно относился к своей внешности – аккуратная стрижка, чисто выбрит, с прекрасным загаром. Могло даже показаться, что он выщипывает себе брови.

– А так же, – продолжил Ричард, указав на Найтблюма, – мистер Хэмминг Найтблюм, эксперт по старинным особнякам.

Хэмминг встал и проделал то же. На секунду ему показалось, как кто-то скривил лицо. После того, как он и Джеймс поклонились и сели, Гринхэлм взял бокал шампанского и продолжил:

– Моя дорогая семья, я очень рад, что вы все, в который уже раз собрались здесь, чтобы поздравить старика, – сказал он, и дети за столом засмеялись. – Очень рад, что мой сын, Альберт, наконец, решил жениться на его без преувеличения достойной подруге, Диана, да я о тебе дорогая, – обратился он к молодой особе, – Вильгельму уже семь, давно пора.

– Уж извини пап, так вышло, – сказал веселый, рыжеволосый молодой человек, приобняв сидящую рядом женщину с короткими черными волосами.

– В любом случае уж лучше поздно, чем никогда, – отметил Ричард и обратился к сидящей паре рядом с Хэммингом. – Искренне рад, что мой старший сын Чарльз, наконец, одержал еще одну победу на своем поприще. Это начало сынок, еще большие победы впереди. Успехов вам всем, – придав последней фразе особое значение, он поднял бокал и отпил. Остальные последовали его примеру.

Как только Ричард сел, Чарльз неспешно встал.

– Отец, сегодня твой день и это мы должны поздравлять тебя, – сказал он гордым голосом и поднял свой бокал. – Могу сказать без преувеличения, что благодаря исключительно своим силам и своей настырности отец, несмотря ни на что, все-таки добился того, к чему стремился. Посмотрите вокруг, взгляните на нас, на этот прекрасный стол, на окружающие нас блистательные своды. Это все благодаря моему отцу, – сказал он и обратился к Ричарду. – Отец, от всей души, поздравляю тебя!

– Уж слишком по-христиански, – сказал Ричард, скривив улыбку.

Волна смеха прокатилась среди присутствующих.

– Спасибо, сынок!

После этого последовали громкие овации и праздник продолжился. Закончив рассматривать потолок зала, Найтблюм завел неспешный разговор с Чарльзом – старшим сыном виновника торжества. Молодой человек создавал впечатление серьезного и очень смышленого человека, но как выяснилось из диалога с ним, он был попросту надменным идиотом, о чем Хэмминг ему напоминать не стал. Тактично отклонившись от дальнейшего общения, он обратил внимание на молодую девушку с удивительного темно-рыжего цвета волосами до плеч. Сидела она следующей от адвоката. Очевидно, это была старшая дочь главы семейства – Виктория. Ее удивительно синие глаза были мрачны, отчетливо чувствовалось, что ей не по себе. Едва он задумался о причинах, как те дали о себе знать. Сидящий по ее правую руку темноволосый, спортивного сложения человек с мерзкой улыбочкой стал ей что-то шептать на ухо. Она отпрянула, отстранив его локтем, не желая слушать. Однако он медленно сжал своей лапой ее запястье и попытался подтянуть к себе. Это заметил Джеймс, бросив свой пренебрежительный взгляд на неандертальца в костюме. Виктория со злостью вырвала свою руку из его лапы и опрокинула бокал на пол. Звон разбившегося хрусталя перебил шум празднества. Голоса стихли, сидящие за столом обратили внимание в сторону Виктории и неотесанного человека. Здоровяк успокоился, а Виктория приняла безразличный вид. Через мгновение все снова оживилось.

Вскоре Найтблюм почувствовал неприятное чувство – легкое, словно маленький жучек ползает по лбу. Такое чувство возникало у него только тогда, когда на него пристально смотрят или когда по лбу действительно ползает маленький жучек. Природа этого чувства его всегда удивляла, в юности он считал это своей особой способностью, как у супергероев из его любимых историй, что это есть его личное шестое чувство. Так собственно и было, кое-кто действительно буквально сверлил его взглядом. Он вскоре нашел взглядом этого человека. Им оказалась Кэтрин, младшая дочь Ричарда, с коей он собственно и познакомил Хэмминга на одном из своих благотворительных вечеров. Она неловко теребила пальцами свои черные кудряшки, но господи, снова эта идиотическая улыбка, его передернуло.

– А что вы думаете по этому поводу, – наконец обратился к нему Ричард, – если затеют драку лев и белый медведь, кто победит?

– Трудно сказать, – ответил Найтблюм, – лев быстрее, белый медведь сильнее.

– Победит белый медведь. Он очень силен, его шкуру очень трудно прокусить, один его удар пошлет льва в нокдаун.

– Любопытный факт. Неужели вам довелось это видеть своими глазами?

– Научный факт, мой друг, – иронично ответил Ричард.

– Интересно. А знаете ли вы, что в лесах Индии водится черный лев? – продолжил тему Хэмминг.

– Черный? – удивленно спросил Ричард.

– Говорят, он почти в два раза больше обычного, и водится в особо темных лесистых местах, близ гор и пещер. Он также прекрасно взбирается по горам и деревьям, что говорит о его огромной силе и ловкости.

– Ну, если это действительно так, то я думаю, вопрос про льва и медведя стал бы философским, – сказал он и засмеялся.

Хэмминг решил аккуратно перейти к цели своего визита. Отвесив пару отборных шуток по поводу модельной внешности его личного адвоката, он заставил невольно улыбнуться и самого Декстера. Но после, его ждала неожиданность.

– Я знаю истинную цель вашего визита, мистер Найтблюм, – монотонно заявил Гринхэлм старший.

– Неужели?! – сделал удивленное лицо Хэмминг.

Надо сказать, что его очень трудно застать врасплох или искренне удивить. Поэтому практически все эмоции, которые можно было заметить на лице Найтблюма, всего лишь маска, но маска отменного качества.

– Я знаю, что вы собираетесь предложить мне то же, что и ваши «коллеги», если можно так выразиться, – спокойно продолжил Ричард.

– Любопытно, – прервал его Хэмминг

– Что именно?

– Кто же вам сообщил столь неактуальную новость?

– Что вы имеете в виду? – Ричард удивленно поднял брови.

Найтблюм снисходительно улыбнулся.

– Дело в том, что я передумал предлагать вам продажу.

– Как же так? – в голосе Ричарда прозвучала нотка разочарования.

– Дело в том, что взглянув воочию на ваш без преувеличения прекрасный особняк, я пришел к выводу, что большую цену вам за него я все же предложить бы не смог, – отметил Найтблюм и встретил вопросительный взгляд Ричарда.

– Каковы же причины вашего решения. Вы считаете, что он не стоит своих денег?

– К сожалению, это так, – заявил Хэмминг.

Ричарда этот факт очень заинтересовал.

– Продолжайте.

– Судя по всему, предыдущие владельцы были довольно эксцентричны и влезли в чужое дело, через-чур нагрузив своими прихотями фасад здания – знаете ли, каменные горгульи и греческий фриз плохо сочетаются друг с другом.

Ричард внимательно слушал.

– А прекрасный пол в вашем замечательном холле подпортили, вырезав на нем совершенно невообразимый рисунок, – продолжил Найтблюм, – стены дома тоже в блестящем состоянии, что говорит о его реставрации. Все это, безусловно, скажется на цене. Я не могу предположить, сколько элементов еще было заменено. В идеале дом должен находиться в первозданном виде, без вмешательства в его внешний вид владельцев, хотя бы этого столетия.

Выслушав его до конца, Ричард улыбнулся и переглянулся с Декстером, после чего ответил.

– Мистер Найтблюм, спешу вас обрадовать, – весело сказал Ричард, – заявляю вам, что к экстерьеру здания ни притрагивалась ничья рука, ни владельцев, ни даже реставраторов. Специалисты поработали внутри, но и только. Никто здесь не занимался самодеятельностью, было восстановлено лишь то, что и так было. Моя семья является владельцем этого поместья уже пять поколений. И этот факт я могу подтвердить документально.

– Но как же сплошь застекленные окна на первом этаже, – отметил Хэмминг, – надеюсь, вы не хотите сказать мне, что они там так и стояли с самого начала?

– Их пришлось застеклить, так как раньше там стояли безвозвратно уничтоженные витражи. В таком состоянии, как рассказал мне еще тогда мой дед, они и достались нашей семье. Могу только представлять какими прекрасными они могли быть.

Где-то в глубине Хэмминг, казалось, впервые искренне удивился. «Витражи на первом этаже, стрельчатые окна. Неужто это строение раньше было подобием церкви?» – спросил себя Найтблюм.

– То есть и рисунок на полу в холле имелся с самого начала? – уточнил Хэмминг.

– Абсолютно верно, – сказал Ричард и улыбнулся.

В голову сразу же забралась мысль о том, для чего раньше могло служить поместье – до того, как оно перешло к Гринхэлмам. Его чутье подсказывало ему, что дом еще старее, чем он предполагал, а возраст поместья, как и у вина, очень благоприятно сказывается на цене. Ну и что же что Ричард, вероятно, не согласится продать этот дом, у Найтблюма всегда есть второй вариант, не очень обходительный, но очень действенный.

– В таком случае, – обратился он к Ричарду, – исходя исключительно из профессионального интереса, я бы хотел осмотреть фундамент здания.

– Боюсь, что это не возможно, – отметил Гринхэлм.

– Но…

– Никаких «но» мистер Найтблюм, – оборвал его Ричард, – это мой дом, и я решаю, что в нем можно, а чего нельзя. И не в обиду вам, но я не потерплю, что бы кто-то шнырял в моем подвале. Надеюсь, вы меня понимаете.

– Я вас прекрасно понимаю, – произнес Хэмминг и решил, что этот вопрос больше поднимать не стоит.

Но еще один вопрос беспокоил его. Зачем же Ричард пригласил его сюда, зная заранее, что он отправится к нему с целью убедить продать поместье. «Думаю, это мало кому понравится. Значит, у Ричарда имеется определенный интерес в отношении моего прибытия сюда. Но какой именно?»

Вечер продолжался. Кажется, никто не скучал. Ричард неспешно общался то со своей женой, то с адвокатом; Чарльз и Альберт вели словестную дуэль, хвастаясь перед женами, а Кэтрин все продолжала сидеть, уставившись на Хэмминга. В конечном итоге это так ему надоело, что он попросту совсем перестал это замечать.

Звуки изысканной музыки заполняли пространство целиком. Хэйдн звучал как всегда замечательно. Неспешно кружилась старомодная музыкальная пластинка, благодаря ей каждая нота чувствовалась по особенному. По сравнению с этим звучанием, то, что делали с музыкой современные проигрыватели, можно было назвать не иначе как садизмом.

– Знаете, Хэм, вы хитрый малый, – сказал Гринхэлм, опустошая третий бокал, – особенно мне понравился тот случай с поместьем… Бэкенфолд, если не ошибаюсь, о котором мне рассказал ваш влиятельный друг. Как же вы смогли вычислить, что владелец поместья мошенник? Я помню хорошо, что мне рассказали. Вы, готовясь приобрести поместье, углядели искусно прикрытые манипуляции с бумагами, что с трудом и опытный в таких делах юрист мог упустить. Потом вы вернули его той несчастной леди, впоследствии купив его у нее, гораздо дешевле! – он рассмеялся, – А вы никогда не упустите выгоды, даже делая добрые дела.

– Надо будет треснуть Джеймсу по губам, – спокойно сказал Найтблюм, отпив немного виноградного сока.

Да, именно что сока, как это не смешно. У Хэмминга было немало принципов и один из них это полный отказ от спиртного, за исключением разве что использования его при приготовлении какого-либо знатного блюда.

– Да, и что в вашем бокале виноградный сок, я тоже знаю.

– Мистер Найтблюм, – обратилась вдруг к нему Мария – статная загорелая девушка с черными как смоль волнистыми волосами и глазами цвета свежемолотого кофе, – говорят, вы очень хорошо играете в поло?

– Да это так. Знаете ли, это мое единственное хобби.

– Хобби так хобби, – вмешался вдруг Чарльз, – да вы сама скромность мистер Найтблюм. Знаете, как поговаривают в добром десятке клубов: Не Хэмминг Найтблюм присоединяется к команде, а команда к нему. Вы прекрасно играете, и готов поспорить могли бы выиграть кубок Картье на раз-два. Я хотел бы с вами сыграть. Как вы могли уже догадаться, в нашей семье это любимый вид спорта.

Он напоминает рыцарство! – мечтательно сложив руки, отметила Мария, – мистер Найтблюм не откажите мне в чести увидеть, как вы играете. Я хочу посмотреть, как вы отделаете моего любимого зазнайку Чарли.

– Ну, это будет не так-то легко, я занимаюсь с самого детства, знаете ли, – с наигранной надменностью сказал Чарльз, – если у вас нет ни каких неотложных дел, то приглашаю вас составить нам завтра компанию в поло, – предложил Чарльз.

– Думаю, если глава семьи не будет возражать, то я смогу найти время поиграть с вашей семьей, – отметил Хэмминг, – полагаю, ваш брат тоже участвует?

– Скажу так, Альберт играет так же хорошо в поло как баскетболист в футбол, но держится в седле умело.

Немного помедлив, он продолжил.

– Значит, решено, – не скрывая радости, сказал Чарльз и обратился к сидящему напротив брату. – Ты слышал Альберт, завтра у тебя будет меньше шансов продуть.

Хэмминг на минуту представил высокого рыцаря в носатом шлеме верхом на поло-пони, с клюшкой в руках и пятками, взрывающими землю. Потом обратился к Ричарду, смакующему вино.

– А вы тоже играете?

Тот поперхнулся.

Ночью этого же дня, лежа в постели в комнате второго этажа, где его разместили, Хэмминг думал о том, насколько интересное место ему довелось увидеть. Поместье Гринхэлмов все больше и больше начинало интересовать его не только кругленькой суммой, за которую то можно было продать. Его не на шутку заинтересовало происхождение самого здания, уж очень необычным оно стало казаться. Чтобы определить истинный возраст постройки, необходимо осмотреть его фундамент – ведь это, то с чего все и начинается. Найтблюм не сомневался в том, что осмотр первичной закладки порадует его, если, конечно, ее не замуровали. Для этого нужно попасть в подвал, очевидно, что одна из тех дверей под лестницами в холле, если не обе, ведут туда. Должно быть, здесь есть и винный погреб, такое отменное вино хранить в другом месте было бы просто кощунственно. Скорее всего одна из дверей именно туда и ведет. Твердо решив осмотреть фундамент, Найтблюм спокойно уснул.

На следующий день, проснувшись как всегда рано, Хэмминг решил, что надо немного размяться перед предстоящей игрой. Присев четыре раза, он решил, что с него достаточно. Одевшись, он неспешно спустился в холл, и, убедившись, что никого поблизости нет, зашел под лестницу. Старинная дверь легко открывалась толстой щеколдой. Найтблюм спустился по широкой каменной лестнице в подвал и попал в просторный винный погреб. Как только включился автоматический свет, он в полумраке внимательно осмотрел стены при помощи карманного фонарика, который постоянно носил с собой из профессиональной необходимости. Кладка стен в действительности оказалась приличного возраста. В самом дальнем углу, где место под стеллаж пустовало, стена была довольно сильно потерта в нескольких местах, будто здесь находилось что-то, что постоянно перемещалось. Миновав несколько стеллажей с дубовыми бочками и шкафов с запыленными бутылками, он закончил осмотр. Выяснив все, что намеревался, Хэмминг покинул погреб. Аккуратно закрыв за собой дверь, он направился к противоположной лестнице, ко второй двери – необходимо было убедиться, что все части фундамента идентичны.

Дверь под этой лестницей находилась в глубоком алькове и была сделана из того же дерева, что и входная, и обжата по всему краю сплошной металлической набойкой без единой заклепки по всему краю. Дверь была закрыта наглухо. Место дверной ручки закрывал фигурный готический щит округлой формы с круглыми вырезами по четырем четвертям, чем отдаленно напоминал пузатый крест. В центре щита находилась выдавленная окружность, в которой были выгравированы асимметрично переплетенные вьющиеся лозы. Найтблюм внимательно осмотрел щит и обнаружил, что в пространстве между самой дверью и металлом находится мудреный механизм. В каждой из четырех выемок щита находилось по одному шершавому колечку, с отверстием как раз по размеру пальца. Головоломки были коньком Найтблюма, он щелкал их как орехи. «С этой придется повозиться», – с азартом подумал Хэмминг, потирая руки.

Аккуратно просунув палец за эмблему, он зацепил одно кольцо и аккуратно поиграл им. Послышался ход механизма. Он прислушался. Едва слышимое металлическое постукивание передалось в ближайшее по часовой стрелке. Второе кольцо оказалось очень трудно сдвинуть, Хэмминг с трудом просунул фалангу пальца в него. Итак, он оттянул первое кольцо и все остальные кольца, кроме того в которое он просунул палец, вышли в стороны, показавшись из-за щита. Вдруг он уловил звук заводной часовой пружины, наверняка, спрятанный таймер начал отсчет, не теряя времени, он с трудом потянул то второе кольцо, медленно, но верно оно стало выходить. Послышался щелчок, и внезапно все вытянутые кольца стали по очереди резко втягиваться вглубь щита. Едва успев выдернуть свой припухший палец из кольца, он спас его от затягивания внутрь. Через несколько секунд механизм вернулся в изначальное положение. Найтблюм нащупал то место, вглубь которого недавно спрятались кольца и порезал палец. Это привело его к весьма неприятному умозаключению – если бы он не успел вовремя выдернуть палец, то этот маленький слайсер внутри, лишил бы его оного. Со всей осторожностью, он снова стал проверять замок и вскоре пришел к правильному выводу.

Время подходило, скоро здесь могут появиться. Он услышал шаги и звон. Прямо над ним на втором ярусе должно быть шел дворецкий с подносом гремящих чашек. Как только он удалился, Найтблюм понял, что лучше не рисковать и вышел обратно в холл.

Он повернул в угловую комнату. Еще раз, спокойно осмотревшись в поисках нежелательных наблюдателей, Хэмминг вынул из кармана коробок спичек. Немного повозившись со створкой окна, он приоткрыл ее и втиснул коробок между нижней петлей и рамкой створки, так чтобы тот ни в коем случае не выпал.

Вернувшись в холл и полюбовавшись картинами, он собрался было подняться к себе в комнату, но был настигнут дворецким, который сообщил о приглашении на полуденный чай.

Проводив его на террасу, дворецкий удалился. Терраса была удобно расположена во внутреннем саду сразу на выходе из главного зала, в котором вчера проходил праздник. Здание охватывало сад с обеих сторон, оставляя по центру роскошный вид на холмистые поля и зеленые горные холмы вдалеке. Найтблюм посмотрел выше. По обеим сторонам на крышах, на невысоких квадратных колоннах располагались горгульи, обращенные в сторону гор.

Сад был скромен, но прекрасно постриженный кустарник в виде римских статуй произвел на Хэмминга впечатление. Отменный садовник поработал с душой. Низкий лабиринт, тоже хорошенько постриженный, заканчивался у большого старинного фонтана. Центр фонтана украшала изящная полуторная статуя девушки в накидке. Капюшон был скинут на плечи. Девушка стояла на коленях, склонившись, поднеся сложенные руки к губам, чтобы утолить жажду. С ладоней статуи приятно журча, выливалась вода. За этим фонтаном Хэмминг заметил второй что поменьше. Прямо по центру сада, спиной к нему, стояла статуя человека атлетического сложения, в шлеме с щеткой, напоминающем римский. Он подошел ближе и пригляделся. Все, что было на том из одежды лишь набедренная повязка и высокие плетеные сандалии, на запястьях были тугие обхваты. В руках он сжимал рукоять очень широкого меча, воткнутого в основание фонтана. Вода, исходившая из-под эфеса, буквально обволакивала лезвие меча и бесшумно стекала по клинку в бассейн фонтана. Это придавало занятный вид: казалось, что лезвие блестит как свежеотполированный металл.

Сидя за большим белым овальным столом, на просторной террасе, Хэмминг не спеша пил ароматный зеленый чай с лимоном и имбирем. Ричард рассказывал всем какую-то историю, но он его не слушал. Совершенно расслабившись, он просто получал удовольствие. Хэмминг попытался припомнить, когда же он в последний раз хорошо отдыхал, но не смог. Частые разъезды по стране, встречи с важными шишками, деятелями искусства. Найтблюм никогда не чувствовал себя уставшим от работы, он был далеко не брюзгой. Напротив, его упорству и воле можно было позавидовать. Он считал себя одним из тех людей, кто смог по-настоящему обрести себя в жизни, его работа была его главным интересом и доставляла удовольствие. Таких счастливчиков на самом деле мало, считал он. Подавляющее число людей связывают свою жизнь с зарабатыванием денег и опираются в выборе профессии лишь на то, сколько они смогут зарабатывать. Каждый третий хочет стать крупным бизнесменом, и лишь только потому, что это обещает пачки цветастых купюр в будущем. В итоге только в старости некоторые из них, чувствуя что-то потерянное, задумываются, а сделало ли их это дело действительно счастливыми. Обеспеченные дети и семья не в счет. Что ты сделал лично для себя? И в половине случаев они скажут «ничего». Найтблюм не любил вести с кем-либо полемику по этому поводу. Всегда найдется умник, любящий все поставить с ног на голову. Деньги для него была закрытая тема, он частенько любил порассуждать сам с собой о разных сторонах человеческой натуры.

Единственной мечтой Хэмминга был собственный огромный замок где-нибудь высоко в горах. «За стены его будет вести огромный подъемный мост, у него будет несколько высоких, круглых башен с острой крышей. Одна из них будет самой высокой. На ней я поставлю телескоп. Внизу, с высоты, со всех сторон будут огромные поля, горы со снежными вершинами. Внизу можно будет разместить кого я знаю хоть всех разом. Колоссальный прием. А когда мне надоест, на смертном одре, поднимусь с кровати, выбегу на балкон с телескопом и брошусь вниз с самой высокой башни и крикну что-нибудь позабавнее», – совсем замечтавшись, думал про себя Найтблюм.

Вернувшись с небес на землю, он поймал на себе улыбающийся взгляд Виктории, которая сидела совсем рядом. Хэмминг понял, что выглядит глупо и сделал серьезное лицо. Однако ему самому было трудно не улыбнуться в ответ на обаятельно сдержанную улыбку.

– Значит. Вы занимаетесь недвижимостью, мистер Найтблюм? – спросила она, немного отпив из белоснежной чашки.

– Как уже было сказано… Совершенно верно, – аккуратно выправившись, ответил Хэмминг.

– Какой же именно?

– Особняки, поместья, скромные замки. Но не обычные.

– Как же могут быть обычными замки? – удивленно приподняв бровь, воскликнула Марта.

– И вправду, – поддержала Диана.

– Все довольно просто, – ответил Хэмминг, – далеко не во всех замках происходило что-то особенное. То, что и делает их, по моему мнению, и не только моему, по-настоящему особенными.

– Догадываюсь о чем вы, – сказал Альберт.

– Это не сложно сделать, – ответил Хэмминг, – ведь вам ли не знать, что значит имя.

Однако, – отметила Виктория, – у каждой семьи, которые живут или жили там когда-либо, есть своя история. Возможно, полная неожиданностей и переплетений, каким мог позавидовать и сам Дюма, Челлини или Дю Террайль.

– Боюсь, вы меня не до конца понимаете. Но не зря вы упомянули Челлини.

Хэмминг поднял брови и опустил глаза, сдержанно натянув улыбку. Поставив чашку на стол, он достал из внутреннего кармана темно-синюю металлическую авторучку и демонстративно поднял ее перед собой.

– Сколько вы дадите за эту скромную ручку? – задал он вопрос окружающим.

– Я не мог предположить, что вы находитесь в таком печальном финансовом положении, – пошутил Чарльз.

Виктория закатила глаза. По всей видимости, излишне тонкие шутки брата ее удручали.

– Допустим, – поспешил прервать не столь уместную шутку Альберт, – семь фунтов. Но при условии, что эта ручка должным образом выполняет свои функции.

– О! Об этом не беспокойтесь. Прошу вас возьмите ее, – он небрежно протянул ручку Альберту.

Тот смело схватил ее и, подбросив в руке, посмотрел на ни чем особо не примечательный письменный прибор.

– Ничего не обычного, правда? – сказал Хэмминг, ухмыльнувшись.

– Я уже знаю, что вы скажете, – начал Альберт. – Сейчас вы скажете, что ей писал кто-нибудь незаурядный.

– Ей писал Ганди, – прервал его Хэмминг, – она была у него в кармане, в тот момент, когда его застрелили.

Альберт поднял брови и немного напрягся. Он осторожно взял ручку обеими руками, опасаясь, не дай бог уронить ее даже на стол.

– Чувствуете, – сказал Хэмминг, – чувствуете, как она потяжелела, мистер Альберт? – лукаво подметил он. – Я знаю, чувствуете.

– И впрямь. Она стала настолько тяжела, что для того чтобы ее удержать моему братцу потребовались обе руки, – засмеялся Чарльз, а за ним и остальные.

Ричард усмехнулся глядя на сына и покачал головой.

– А теперь прошу вас, верните мне мою ручку.

Альберт крепко сжал ее и с осторожностью вернул обладателю.

– Осторожно, прошу вас, – сказал Найтблюм, со всей бережностью приняв ее.

– А теперь, – продолжил он, демонстративно удерживая ручку указательными пальцами обеих рук, – сколько вы дадите за ручку мистера Ганди?

– Если это ручка самого Ганди…

– Вы сомневаетесь? – лукаво спросил он.

– В таком случае. Семь.

Хэмминг удивленно приподнял бровь.

– Пятнадцать, – поправился Альберт.

– Я вас правильно понял, – сосредоточенно нахмурив брови, спросил Хэмминг, – пятнадцать тысяч за то, чем вершилась история и судьбы людей? За предмет, которому доверил руку один из Великих? Пятнадцать?

– Хм. Почему бы и нет, – наигранно протянул Альберт. – Хорошо. Сорок, – но увидев тень сомнения на лице владельца, он быстро поправился. – Сорок пять. И ни пенни больше.

Выдержав паузу, Хэмминг передал ручку Альберту. Малость замешкавшись, тот чуть было не уронил ручку на каменный парапет, отчего перепугался.

– Я вам ее дарю, – произнес он, глядя в удивленные глаза Альберта. – Да, и кстати, она стоит пять.

Наступила тишина, которую вскоре нарушил смех Гринхэлма старшего. Остальные тоже подхватили добродушный настрой главы семьи. Один лишь Альберт сидел с досадой насупив лицо.

– Это будет хорошим уроком моему сыну, – сказал Ричард.

– Как по мне, так это скучно, – со скукой произнесла Виктория, подперев рукой подбородок.

– А я прекрасно понимаю, о чем говорит мистер Хэмминг, – сказал Чарльз. – Нет, действительно. Самый яркий пример таких диковинных мест, это замок Цепеша. Посмотрите, сколько туристов съезжается каждый день в тех краях, всего лишь для того чтобы посмотреть как жил ужасный колосажатель. А это, господа, неплохой бизнес.

В этот момент к Альберту подошел дворецкий и что-то сообщил тому на ухо. Тот посмотрел на Карсвелла и, кивком извинившись, покинул чаепитие.

– Да, сказки о вампирах и прочей нечисти вызывают неподдельный интерес в сердцах людей. И заставляют их трепетать, – отметила Диана.

– Действительно, – поддержала ее Кэтрин. – Все эти истории о мистических силах, привидениях и существах ночи. Это так жутко. Но без этого, я думаю, было бы совершенно не интересно жить!

Хэмминг притворился, что пьет чай. После того, как эта виртуозная попытка не удалась, он ответил:

– Именно. Мистика, жуткие истории, они вызывают желание проникнуть в сокровенные тайны истории. По природе своей, человеку просто необходимо чего-то бояться. Чего-то неизвестного. Как ни парадоксально, но именно это чувство и создает уют, как противоположность. Эти истории, как годы для вина – чем их больше, тем выше ценность.

– Интересно знать, – лукаво спросила Кэтрин, – что же мешает людям вашей профессии выдумывать такие истории?

– В первую, очередь честь и собственное достоинство, – привыкший к подобным вопросам, он моментально парировал.

– Да. В наше время такими вещами, к сожалению, все чаще пренебрегают, – подвел Ричард.

– Аминь, – ухмыльнувшись, сказал Чарльз.

– Главное, оставаться верным своим принципам, – подытожил Хэмминг, – и не давать спуску другим.

Последнюю фразу он произнес с особым выражением, чтобы подчеркнуть шутливость высказывания.

– В моем ремесле, – продолжил он, – главное подтвердить все эти вещи документально историческими ссылками. А некоторая недосказанность, которыми неизбежно изобилует история, придают изюминку объекту. Приобретателю хочется восполнить эти пробелы самому. Во всяком случае, ему будет, чем заняться на досуге. Без тени притворства могу уверенно заявить вам, господа, что у меня особое чутье на такие вещи.

– И что же вам говорит ваше чутье, насчет этого прекрасного места? – резонно спросила Диана.

– Если никто не сочтет за нахальность мое откровение, я вам скажу что я думаю.

– И только в таком случае я дам вам добро, – с неуловимой хитрецой в глаза произнес Ричард.

– Ну что же, в таком случае я поделюсь с вами, – он подался навстречу, словно то, что он хотел сказать, можно было произнести только шепотом. Остальные машинально подались навстречу.

– Я считаю, – озираясь по сторонам, осторожно сказал Хэмминг, – что здесь произошло убийство, и не одно!

Все присутствующие почти в один голос ахнули. Ричард же подозрительно нахмурил брови и взглянул на дворецкого.

– Что это значит? – серьезно спросил он.

– Сами посудите, – ответил Хэмминг, – старомодный дом в прекрасном месте. За него можно и убить. А учитывая нравы людей, живших в те времена, когда оно уже существовало, уж пару баронов точно порешили друг друга в этих стенах.

На этот раз рассмеялся только Чарльз с Дианой. Полная спокойствия Виктория прикрыла улыбку рукой. Хэммингу в свою очередь очень импонировало то, что он смог рассмешить ее. Она показалась ему интересной. Возможно, она представляет из себя нечто большее, чем набор женских вредностей и хорошенькую внешность.

Он довольно часто сталкивался с женщинами, красивыми только внешне. И чем красивее, по нынешним меркам те выглядели, тем меньше в них было. Хотя его отец часто повторял ему: «Опасайся красивых и умных женщин. Когда обе эти ипостаси сливаются в один сосуд, он становится гремучим». Отчасти он, конечно же, прислушивался к напутствиям сердобольного отца, учения же деда ему больше приходились по душе: «Никогда не гоняйся за дикими кобылами и за женщинами, потому что все равно не догонишь». Да, эти слова он всегда вспоминал с гордой ухмылкой.

– Знаете, – обратился к нему Ричард, – у вас исчезающе тонкое чувство юмора.

– Потому его могут уловить только ценители, – ответил он.

Глава 3

Ровно в час дня, после полуденного чая прибыли семь лошадей. Шесть из которых были класса поло-пони. Доставивший их человек живо приветствовал Гринхэлма старшего.

– Добрый день, мистер Гринхэлм, – отчетливым голосом приветствовал Ричарда невысокий пузатый человек в клетчатой кепке, – как вы и просили, эти замечательный лошадки в вашем распоряжении.

– Отлично, Рэймонд, – сказал Ричард, похлопывая одну из лошадей.

Вскоре из дома вышли все остальные.

– Миссис Гринхэлм, – прищипнув козырек кепки сказал Рэймонд неспешно подошедшей высокой женщине.

– Тебе нравиться, Марта? – не оглядываясь, спросил Ричард.

Могло показаться, что лошади его интересовали больше.

– Это хорошие лошади, – спокойно сказала Марта, – как вы считаете, мистер Хэмминг? – внезапно обратилась она к Найтблюму.

В свою очередь он несколько удивился, что не обратил внимания на жену Гринхэлма еще во время праздника. Высокая, утонченная шатенка с темно-карими глазами, бледной кожей и гордым выражением лица. Без сомнения, аристократического происхождения она в тоже время могла легко затеряться в толпе, настолько неброской была ее внешность.

Найтблюм подошел к одной из лошадей и оценил ее взглядом.

– Манипури? – осведомился он.

– Они самые! – подтвердил Рэймонд.

– Мои любимые, – сказал Ричард, – невероятно выносливые и самые резвые, раньше такую породу использовали в бою.

– Полагаю, на этих соразмерно будут смотреться только китайские рыцари, – попытался сострить Чарльз, что подействовало только на детей, которые и так хохотали по любому поводу.

Еще одним человеком, которого Хэмминг точно не видел на торжестве, была приземистая пожилая женщина со строгим взглядом. Ее волнистые с яркой проседью волосы, были плотно собраны сзади в шиньон. Ровные черные брови, блеклые синие глаза и острый прямой нос на худощавом смуглом лице. Найтблюм сделал вывод, что, скорее всего, эта пожилая женщина была матерью Ричарда – уж очень схожи черты.

– Мистер Грэйфилд просил узнать, – вновь обратился к Ричарду Рэймонд, – получили ли вы его подарок и поздравления?

– Да получил, – сообщил он. – Передайте ему, что я был несказанно рад получить столь редкую вещь, она прекрасно дополнит мою коллекцию.

– Непременно сэр.

– Ну что, господа, – обратился Ричард к остальным, – по коням.

Поле находилось не так уж далеко, практически сразу за острым выступом леса, окружающим поместье Гринхэлмов. Женщины и дети решили вместе прогуляться до поля, пока мужчины будут готовиться.

Коней пустили шагом. Хэмминг осмотрелся вокруг. Ровное, словно шелковое, поле спокойно спускалось в долину, которую пересекала ленивая темная река. Он вдохнул полной грудью – воздух был прохладным и сырым как после дождя. Дальше за рекой вздымались холмистые поля с пролесками. За всем эти наблюдали синевшие вдали невысокие горные хребты. Спрятавшееся за размазанными серыми облаками солнце освещало мягким, ровным светом всю долину. Темный лес, к которому они приближались, прекрасно успокаивал взгляд. Найтблюм терпеть не мог яркую, пеструю погоду, так горячо любимую посетителями тропических курортов. Ему становилось не по себе от жары и яркого солнца. Потому державшаяся последний месяц особенно серая погода несказанно радовала его.

Приближались последние деревья леса, острием указывающие в сторону реки. Обогнув его, они двинулись дальше. Найтблюм бросил взгляд на наездников, что бы правильно расставить акценты. Ричард держался в седле очень уверенно, играть он точно умеет. Чарльз, что двигался немного поодаль, постоянно ерзал в седле и слишком крепко сжимал поводья, да и осанкой были проблемы – таз закрепощен. Создавалось впечатление, что у него зудит в причинном месте. «Он мне не соперник», – заключил Хэмминг. К Декстеру было не придраться. Как, впрочем, и к Хью Лэйну – мужу Виктории, хоть он и был атлетически сложен. С другой стороны от него, рядом, ехал Альберт. А вот у него-то проблем с верховой ездой точно нет. Держится почти также уверенно, как и отец. Он постоянно трепал языком, да так громко, что Хэмминг уже и не знал, с ним ли он вообще разговаривает или со всеми белками в лесу. Это было невыносимо.

– Мистер Альберт, – чуть ли не сорвавшись на фальцет, прервал его нескончаемый поток болтовни Найтблюм, – вы верите в Бога?

– Я?.. Конечно не посещаю церковь по выходным, но в Бога верю.

– И вы верите в его всемогущество и всесилие?

– Да конечно.

– В таком случае хочу спросить вас, как вы считаете, может ли Бог создать такой большой камень, который он сам не сможет поднять? – сказал Хэмминг и продолжил. – Говорят, что эта задача для высших умов.

Альберт не на шутку задумался. «Слава богу, он замолчал», – с облегчением подумал Найтблюм. Декстер, уловивший вопрос, усмехнулся ехидной улыбочкой.

Вскоре они вышли к полю, о чем свидетельствовали плетеные штанги ворот. Поле было добротным, но меньшим по размеру, что сулило больший накал страстей. Ровное, с густой короткой травой. Земля влажная, но без луж. «Прекрасно», – отметил для себя Хэмминг. Поодаль были установлены две импровизированные длинные скамьи из рассеченного надвое ствола дерева, на совесть покрытые лаком. Там то и расположились женщины и дети. Разобрав обмундирование, игроки начали подготовку. Хэмминг хорошенько подтянул добротные наколенники и ботинки, и еще раз осмотрел свою лошадь, особо тщательно проверив мартингал на разрыв. Такую привычку, вместе с сотрясением первой степени, три года назад ему в голову вбила одернувшаяся голова лошади во время соревнования, после того как этот проклятый ремень порвался прямо перед решающим голом. Взяв клюшку и надев шлем, он ловко вскочил в седло и встретился с остальными в центре поля.

Была проведена жеребьевка. Судьей назначили Рэймонда. Найтблюму в команду достался Альберт и Джеймс. Ричарду соответственно Лэйн и Чарльз. Хоть Хэмминг был хорош и в защите и в нападении, он больше предпочитал быть нападающим. Исходя из своего опыта, он распределил Декстера первым номером как форварда, Альберта – третьим как защитника, а сам соответственно вторым – игроком по центру. Игра обещала быть занятной. Хэммингу всегда было интересно встречаться с новыми соперниками, анализировать, менять тактику на ходу. Это заставляло голову работать. Было решено играть как обычно – шесть таймов по семь с половиной минут и такими же перерывами между ними, так как сменных лошадей не было. Игроки заняли позиции на поле. Потому как судья был без лошади, мяч сбрасывал сам Ричард. В его порядочности сомневаться не пришлось, он сбросил мяч точно в центр.

Игра началась. Не теряя ни секунды, Хэмминг ударил по белому мячу и выбил его в сторону поля соперника. Чарльз, быстро сориентировавшись, хорошо поставленным ударом выбросил мяч в противоположную сторону. Найтблюм, увидев настигающих мяч Декстера и Гринхэлма старшего, подстраховавшись, занял центр поля. Из их стычки, вскоре вылетел мяч прямо в его сторону. Не теряя времени даром, Хэмминг выбил мяч прямо из-под удара подоспевшего Лэйна и погнал галопом к чужим воротам. Тут подоспели Ричард и Чарльз. Точеным ударом Хэмминг послал мяч прямо под брюхом лошади Ричарда, отдав пас подоспевшему Декстеру. Тот его не разочаровал, добротным ударом он пустил мяч в ворота. Первый тайм был окончен.

– Хорошее начало, – отметил Ричард, когда игроки уселись на скамьи.

– Надеюсь, так и продолжиться, – добавил Хью, снимая шлем.

– Да, но без ваших побед, – с иронией заметил Чарльз.

– Все зависит только от вас, – парировал Хэмминг.

Близился второй тайм. Лошади отдохнули, игроки одели шлемы и заняли свои позиции. Мяч был сброшен. На этот раз Ричард играл заметно активнее и довольно агрессивно, да и Хью стал часто одергивать клюшку Хэмминга. Это не могло не радовать Найтблюма, он любил накал страстей в игре. Борьба затянулась, лошади пыхтели все тяжелее. Чарльз перехватил мяч у Декстера и несся галопом, то и дело ловко подбивая мяч. Он слишком много на себя взял – на таком ходу мяч приходится подгонять все чаще, а уж постоянно попадать торцом «сигары» и подавно. Гринхэлм старший три раза попал по мячу. На четвертый же, как и ожидал Хэмминг, тот промазал и потерял мяч. Хэмминг было настиг его, как внезапно Альберт подставил свою лошадь, столкновение было неминуемо. Найтблюм мгновенно натянул поводья, лошадь встала на дыбы и начала заваливаться на спину вместе с ним. Поняв, что спрыгнуть ему удастся только под зад падающей лошади, он обнял шею лошади и повис спереди у нее не груди. Это мгновенно поставило лошадь на копыта. Не обратив внимания на оторопевшего Альберта, он в тот же момент вскочил обратно в седло и понесся к воротам, к которым уже подбирался Ричард. Благо, что Джеймс замедлил его, выбив мяч. Расслабляться рано, Лэйн на подходе. Выбив мяч у Декстера, он отдал пас Ричарду. Тот сделал замах и ударил по мячу точно в ворота. У самых ворот неожиданно для него появился Хэмминг и прямо в полете клюшкой отбил мяч обратно. Рэймонд дунул в свисток, делая знак. Тайм окончен. Ни одного гола.

Игроки вернулись на скамейку. Дамы аплодировали.

– Вот это да, мистер Хэмминг! – обратился к нему Джеймс, – ничего подобного я никогда не видел. Вы это видели? – обратился он к остальным.

– Попал по летящему мячу, – констатировал Лэйн, – разве так можно?

– Бросьте Хью, – отрезал Ричард, – это не противоречит правилам. Блестящий удар.

– Виртуозно! – сказал Альберт, – мистер Хэмминг, примите мои глубочайшие извинения. Этот конь мог вас покалечить. Я ни в коем случае не хотел этого.

– Ничего страшного, – спокойно ответил Хэмминг. – Я не держу на вас зла. Напротив, такие ситуации заставляют всегда быть начеку.

– Вот это мне нравится, – отметил Ричард. – Моим сыновьям многому можно у вас поучиться.

В третьем тайме Хэмминг решил дать фору Ричарду и позволил ему забить гол. После этого решено было устроить перерыв в двадцать минут – уж очень уставшими выглядели скакуны.

– Ричард, могу ли я кое-что у вас уточнить, если позволите? – обратился он к главе семейства.

– Конечно Хэм, я весь внимание.

– Меня заинтересовали фонтаны в вашем внутреннем дворике…

– Что, хотите купить хотя бы их, – с иронией спросил Гринхэлм.

– Ни в коем случае, вашу позицию я прекрасно уяснил. Они так же были частью этого владения?

– Как я вам сообщил ранее, Хэм, все в этом месте стоит с самого первого поколения нашей семьи, поселившегося здесь, включая эти фонтаны.

– Благодарю вас.

Ричард на мгновение задумался, нахмурив брови.

– Здесь неподалеку есть еще один фонтан. Прямо посреди той тропы, – ответил Гринхэлм и указал на виднеющуюся узкую тропинку неподалеку, уходившую в лес. – Правда фонтан находится в руинах, но, я думаю, как архитектора, вас могут заинтересовать некоторые его особенности.

– Никогда не упущу случая оценить что-нибудь новое. Я хотел бы его осмотреть.

– Сейчас?

– Вы знаете, как я отношусь к таким вещам.

– Как считаете нужным. Мы вас подождем, коней мы все равно загоняли.

Хэмминг снял наколенники, хорошенько обтер подошвы сапог и захватил с собой свой плащ. Он неспешно пустил лошадь к тропинке. Углубившись в серый лес, он обернулся и, удостоверившись, что пропал из виду, накинул свой черный плащ и погнал лошадь по тропинке. Вскоре он добрался до самого фонтана, но тот его не интересовал. Он пронесся мимо. Как и ожидалось, тропинка шла сквозь лес и вскоре вывела его на поле близ поместья. Он обогнул поле и подъехал к поместью со слепой стороны, чтобы лошадь не заметила в окно прислуга. Оставив лошадь у стены, он пробрался через заранее приоткрытое им окно. Вынув подпирающий створку коробок, он прикрыл ее. Осмотревшись и прислушавшись, он тихим шагом направился к двери под лестницей. Почти не издавая звука, благо ботинки позволяли, он приблизился к двери и еще раз осмотрелся – гробовая тишина. Хэмминг начал возиться с замком. Он уже имел представление о том, как приблизительно работает механизм: первым делом нужно вдавить выступающее кольцо. После – вытянуть то, которое выпрыгнуло последним после включения механизма – вопрос внимательности. Это было не такой простой задачей, потому как на первый взгляд могло показаться, что кольца выскакивают одновременно. И так далее, пока все кольца не будут выдвинуты. Вытягивать кольца было нелегко, поэтому палец приходилось вставлять полностью, что было рискованно. Если кольцо выбрано правильно, оно фиксировалось в выдвинутом положении. Если же нет – оно резко втягивалось в механизм с вращающимся диском. Насколько смог определить Найтблюм, диск был не просто хорошо заточен – его лезвие было выполнено в форме частой волны, что было еще одним неприятным сюрпризом. Такие же лезвия в средневековье применялись во фламбергах – пламенных клинках. При рассечении волнистое лезвие оставляло на плоти лохмотья кожи, такие раны крайне болезненны, быстро начинают гнить и очень долго заживают. Он представил себе те неописуемые ощущения, которые он получит от встречи его пальца с этим механизмом.

Тем не менее, загадка замка была разгадана, и вскоре послышалось как окружность в центре, с изображением лоз, выступила, освободившись от внутренних защелок. Хэмминг попытался повернуть ее, однако та не поддалась, тогда он надавил на нее. Словно большая кнопка, окружность утопла в щите. Послышался плавный ход засовов и дверь, высвободившись, приоткрылась. В этот момент на мгновение пронесся сильный сквозняк. Наконец.

Очевидно, что массивную дверь обслуживали, никакого скрежета и лязга – механизмы были смазаны на совесть. Хэмминг с трудом открыл тяжелую толстую дверь и практически сразу же за ней обнаружил узкие каменные ступени, уходящие по коридору в темноту. Осмотрев дверь с обратной стороны, он обратил внимание на три массивных внутренних петли и то, что на внутренней ее стороне нет абсолютно ничего, ни ручек, ни засовов. Так что, если дверь вдруг закроется, открыть изнутри он ее уже не сможет. В определенной степени это пугало Найтблюма, особенно учитывая тот факт, что к двери сверху и снизу были прикреплены два стальных троса диаметром не менее дюйма, которые уходили в отверстия стены в полуметре от дверного косяка. Это позволяло предположить, что дверь может закрываться и из другого места. Поэтому Хэмминг серьезно задумался над тем, чем же возможно подпереть такую тяжеленную дверь, спичечный коробок здесь явно не подходил. Тут он вспомнил, про дымоход на крыше. Прислушиваясь к любым подозрительным звукам, Хэмминг тихо прошел в следующую от угловой комнату, в которой и обнаружил камин. Вернувшись к двери с кочергой, он подпер ею дверь.

Достав из внутреннего кармана плаща фонарик, размером чуть меньше сигары, Хэмминг осветил ступени, уходящие в глубину чернеющего коридора. Фонарь хорошо освещал путь на несколько метров вперед. Пройдя ступеней тридцать, он ступил на ровную поверхность и осмотрелся по сторонам, стены коридора были выгнуты. Пройдя еще футов двенадцать, перед ним вновь показались ступеньки, стены постепенно начинали сужаться.

Он спускался по ступеням уже некоторое время. В ожидании того, что скоро стена или дверь высветится перед ним, Хэмминг направил свет вдаль, тот все так же пропадал в темноте. Он ускорил шаг, так как время поджимало. Спускался он в таком темпе уже две минуты, светя фонарем то на ступени, то вдаль – в впереди так ничего и не появилось. Совсем скоро стены коридора пропали, но не ступени, которые тянулись дальше, постепенно сужаясь. Гул не сдерживаемой боле стенами темноты по сторонам и лишь одна опора в виде ступеней, все тянущихся вниз, вызывали сжимающий внутренности страх. Так как глазу больше не за что было зацепиться, временами наступала дезориентация – казалось, что он попросту падает в черноте пространства. Постепенно узкие ступени давали о себе знать: Хэмминг шагал, то и дело чертыхаясь, в страхе ступить хоть на пару дюймов в сторону, рискуя как минимум сломать себе ноги, если ненароком сиганет в темноту под ним, в которую так и проваливался свет фонарика, который прежде с легкостью освещал ему дорогу на шесть метров вперед. Он, было, достал из кармана монетку, чтобы проверить высоту, но посчитав, что шуметь здесь лишний раз не стоит, покончил с этой идеей.

Спустя еще две минуты спуска, Хэмминг осмотрелся по сторонам, свет фонаря смутно выхватил широкую квадратную колонну. Он вгляделся в сумрак, судя по всему, колонна была усилена мощным металлическим каркасом, что говорит, прежде всего, о том, что высота потолка здесь внушительная. Прошагав еще две минуты, ступени стали заметно расширяться. Вскоре свет упал на относительно ровный пол. Показавшийся ему вечностью спуск был закончен. Найтблюм с облегчением ступил на каменный пол и осмотрелся – все так же темно, хоть глаз выколи, ни одного источника света. «Видимо сюда не часто ходят», – поспешно подумал он и тут же вспомнил блестящее состояние двери в подвал, а так же полное отсутствие пыли на ступенях, по которым он шел. Что бы еще раз удостовериться он снова осветил их фонарем. Подступенок был крайне грубо обработан и больше походил по фактуре на магнезию цвета бетона. А проступь, напротив была словно отполирована. Он провел по ней пальцем – раздался такой же скрип как если провести пальцем по хорошенько вымытой тарелке. «Горничная и сюда ходит? Сомневаюсь», – подумал он. Безуспешно посветив по сторонам в надежде найти стены, он обнаружил массивные основания еще двух колонн, так же обжатых толстым металлом. Хэмминг уже и так понял – то что он ищет, здесь ему не найти, но этого и не требовалось. Само по себе место, в котором он сейчас находился, уже представляло ценность. Оно просто пахло древностью. По сравнению с возрастом этого места возраст дома казался ему незначительным. Еще немного оглядевшись и осмотрев пол, Найтблюм сделал несколько шагов вперед – эхо здесь было очень гулким. Он настроил свет в узкий пучок и снова посветил вдаль. На миг свет выхватил что-то неясное. Вдалеке мелькнул свет, Хэмминг пригляделся. Сделав еще шаг, он поводил фонариком из стороны в сторону – свет мелькнул в ответ. Свет его фонаря что-то отражало, очевидно, это было зеркало вдалеке. Но проверить это он почему-то не решился.

Хэммингу заложило уши, как иногда с ним бывало, когда самолет набирал высоту. Ему вдруг стало не по себе. Его заполнило чувство тревоги. Он всегда прислушивался к себе, его предчувствие еще никогда его не подводило. Поэтому он поторопился поскорее покинуть это место. Развернувшись, вскочил на ступени, по которым спустился и быстро зашагал обратно вверх. Пройдя часть пути, ему вдруг померещился диссонанс в звуке его шагов. Вот опять – показалось, как звук подошвы прозвучал дважды. Вскоре его посетило странное чувство. Спустя несколько мгновений он понял, что это за чувство. Ужас наполнил его в тот миг когда он понял – чувство, которое испытывает – ничто иное как это чувство жертвы, преследуемой хищником. Кто-то его преследует, шагает за ним, ступая след в след, подбирается поближе. Усталость вмиг исчезла. Спустя пару мгновений Хэмминг рванул изо всех сил. Он буквально бежал по крутой лестнице, боясь оглянуться хоть на мгновение, чтобы не снизить скорость и уж тем более, оступившись, нырнуть в темноту. Он чувствовал, что дистанция между ними сокращается. Ему несдобровать. Впереди в стене появился проем, краем глаза он выхватил над ним картуш с печатью. Ему было совсем не до того, теперь он снова бежал по коридору, стиснутому стенами. По спине прыгали ледяные мурашки. Вдруг Хэмминг вспомнил про фонарь и, щелкнув переключателем, переведя его в режим стробоскопа, направил его мелькающий луч назад через плечо в надежде ослепить преследователя. Однако чуть сам не стал его жертвой – мерцающие отблески от единственного источника света чуть было не дезориентировали его самого. Зажмурившись, преодолевая ступени на удачу, он продержал свет сколько смог. Впереди появился свет входной двери. Еще чуть-чуть.

Споткнувшись, Хэмминг повалился на пол перед дверью и в ужасе бросил взгляд назад – в темноте никого не было. Чувство паники отхлынуло, но ощущение тревоги осталось. Быстро поднявшись, он метнулся к двери и, выдернув кочергу, выскочил за нее и захлопнул за собой. Послышался щелчок засова – дверь автоматически заперлась.

Найтблюм стоял у двери, тяжело дыша, пытаясь переварить то, что сейчас произошло. Кто-то его преследовал там. Очевидно, что кто бы не находился в том исполинских размеров подвале, мгновенно заметил единственный источник света. Должно быть, тот находился довольно далеко от Хэмминга, потому как он успел спуститься, осмотреться и пойти обратно. Вероятно, что тот сразу же двинулся на свет, причем искусно подкрадываясь на протяжении всего пути, так как здоровое эхо там мгновенно выдало бы скорый шаг. Переведя дух, Хэмминг огляделся по сторонам. Он посмотрел на кочергу, которую сжимал в руке. Кочерга была сильно погнута. Значит, дверь закрывалась. Возможны два варианта. Первый – дверь кто-то пытался закрыть удаленно, посредством механизма с тросами. Потому как если допустить что кто-то обнаружил бы открытую дверь самостоятельно, то непременно выдернул бы кочергу и захлопнул ее с концами. Второй, и самый вероятный – у двери возможно имеется некий внутренний таймер, и она закрывается автоматически через определенное время. Как бы там ни было не зря он, рискуя, лишний раз путешествовал за кочергой. Так или иначе, он еще раз рискнул, вернув ее на место, тихо прошел по холлу и вылез в окно наружу, как можно тише закрыв его за собой. Сев на лошадь, Хэмминг, отправился в обратный путь. Также сделав крюк по полю, он поспешил обратно. Обернувшись, Найтблюм оглянулся через плечо на удаляющееся поместье. На мгновение Хэммингу показалось, что занавески на втором этаже дрогнули. Пока он скакал по лесу, он сообразил, что за ним никто не гнался. Он представил себе, как один несся по той лестнице с паникой на лице, светя фонариком назад, и выглядел со стороны как последний идиот.

Подоспев к фонтану, он бегло осмотрел его. На нем некогда красовалась статуя, об этом свидетельствовали оставшиеся от нее ступни. То, что осталось от ног, стояло на потрескавшемся кубе, который мало того, что был обвит живыми лозами, так и сам имел барельеф в виде лоз. Это показалось ему забавным. Ему надо было торопиться, чтобы не вызвать лишних подозрений ввиду его двадцатиминутного отсутствия. Как только Хэмминг потянул лошадь за поводья, он увидел Чарльза, подъехавшего к нему на лошади.

– Все в порядке? – спросил он опешившего Найтблюма. – Вы в курсе, что смотрите на эту груду старых камней уже без малого минут двадцать, мистер Хэмминг.

– Вы специально научили свою лошадь подкрадываться, – переведя дыхание, ответил Хэмминг. – Потому как вы чертовски напугали меня.

– Если так, то извините, – рассмеявшись, ответил Чарльз. – Не думал, что вас так легко напугать.

– Порой за такими вещами я теряю счет времени, – сказал Хэмминг, одергивая поводья лошади.

Чарльз последовал его примеру и вскоре они вдвоем вернулись к полю.

Похоже, никто не заметил его затянувшегося отсутствия. Все спокойно занимались своими делами.

Спустя несколько минут игроки снова встретились на поле для третьего тайма. На этот раз игра была спокойной и более тактической. Спустя четыре минуты с небольшим, Найтблюм забил гол практически в одиночку.

Четвертый тайм был отмечен самым быстрым голом за всю игру – команда Хэмминга забила гол на первой минуте. Счет 3:0 в пользу команды Найтблюма. На пятом тайме он понял, что будет совсем не лишним дать форы в конец издергавшемуся Ричарду. Очевидно, что он был одним из тех людей, которые не любили проигрывать или попросту не умели. Хэмминга забавляли такие люди.

Итак, пятый тайм по плану был красиво проигран, что кардинально сказалось на настроении Ричарда, конечно же, в лучшую сторону. На шестом же тайме Хэмминг решил, что одного гола достаточно. Он собрал все силы и ринулся в бой. Теперь игра стала намного жестче. О принятых правилах не сталкивать лошадей все позабыли. Чарльз то и дело блокировал его скакуна. А Лэйн, настолько завелся, что со злости ударил коня Хэмминга клюшкой по заду, отчего схлопотал хороший удар копытом по голове, на которой к счастью была каска. В конце концов, Хэмминг, зажатый со всех сторон, не без труда смог выбить мяч и отдал пасс Декстеру. Что есть силы тот ударил по воротам и мяч, пролетев приличное расстояние, остановился всего в паре футов от черты. Ошалевшие игроки понеслись туда. Декстеру оставалось только смотреть, качая головой на проносящийся мимо табун запачканных грязью лошадей, потому как Альберт внес свою маленькую лепту, легким ударом заведя мяч в ворота. Победа! Команда Найтблюма одержала верх со счетом 4:1. Альберт поднял клюшку над головой и скривил дурацкую победную гримасу, что, тем не менее, позабавило Хэмминга.

Хотя игра и была довольно необычной и местами грубой, Хэммингу понравился тот контраст, с которым она прошла. Ричард подъехал к нему и спрыгнул с коня:

– Никто раньше не заставлял меня так попотеть в поло, – отметил он, – не пропускаете ни одной игры в клубе? Скажите честно, Хэм.

– Отнюдь. Предыдущий раз был три месяца назад.

– Неужто. Значит вывод только один, это у вас в крови.

– Благодарю. Надо сказать, вы тоже далеко не промах, Ричард. Вы тоже изрядно заставили меня попотеть.

– Ну что ж, слышать похвалу от такого игрока дорогого стоит.

Сделав небольшую паузу Гринхэлм продолжил.

– Знаете Хэм, у меня небольшая проблема и я считаю, что вы сможете помочь мне ее решить, – сообщил Ричард, придавая выражение каждому слову.

– Если это будет в моих силах, то я буду рад вам помочь, – ответил Хэмминг.

– Тогда сразу к делу, – он отпил из фляги. – Вышло так, что в связи с некоторыми обстоятельствами мой близкий друг собирается продавать свое поместье здесь в Беркшире. Поместье не из скромных. Вышло так, что для него сейчас очень важен финансовый аспект продажи. Он опасается прибегать к помощи чужих людей, тем более риэлторов, которые всегда пытаются урвать побольше от сделки, он не хочет остаться в дураках. В связи с чем, он обратился ко мне и попросил найти добросовестного специалиста в этом деле. О чем собственно я вас и прошу Хэм. Вы могли бы оказать ему честь, если бы занялись продажей его владения и помогли бы организовать максимально выгодную сделку, естественно учитывая ваш процент. Что вы скажете?

– Почему бы и нет, – сделав паузу, ответил Хэмминг. – Я буду только рад.

– В таком случае, я думаю, что очень скоро свяжусь с вами и представлю вам этого человека. Надо сказать, содействие ему может принести вам немало пользы. Он обладает обширными связями.

Послышались тревожные восклицания, кто-то их окликнул. Ричард обернулся и поспешил в сторону, где сидели недавние болельщицы. Найтблюм сделал то же. Подбежав, он увидел, как мать Гринхэлма держится за грудь рукам и, открыв рот, пытается что-то произнести. Ее кожа и без того бледная отдавала уже голубизной, дыхание поверхностное, глаза бешеные. Это сердечный приступ. Кэтрин и Виктория панически роются в ее карманах и сумочке.

– Где же оно?! – взволнованно кричала Кэтрин. – Оно пропало!

– Оно было у нее в кармане, – панически отвечает Виктория, продолжая ощупывать карманы.

Вскоре подоспел Чарльз.

– Нашел, – сказал он, встряхнув оранжевый контейнер с таблетками, и бросил его Ричарду.

– Держись мама! – произнес Ричард, отсчитывая таблетки.

Положив, наконец, несколько пилюль ей в рот он успокоился. Спустя некоторое время она пришла в себя. Кэтрин обмахивала ее платком. Спустя еще пару мнут, Марша медленно поднялась, убрала руки от сердца и, набрав полную грудь воздуха, с облегчением выдохнула.

– В следующий раз я точно не дотяну, – обратилась она тихим голосом к Ричарду.

– Здесь вина твоя мама, – отметил Ричард, – ты снова забыла взять с собой таблетки. Ты понимаешь, что это происходит уже не в первый раз? Может тебе стоит начать принимать таблетки для улучшения памяти? Хотя нет, ты их тоже забудешь.

– Не смей так со мной говорить, Ричард! – неожиданно громовым голосом вдруг заговорила Марша. – Я этого не потерплю!

В этот момент Хэмминг на мгновение уловил как будто детский страх в глазах главы семейства, но тот мгновенно взял себя в руки и принял безразличный вид. Марша снова поникла и, поскольку Хэмминг и его конь были самыми чистыми по сравнению с остальными, он вызвался отвезти ее домой.

– Это было бы замечательно, – ответил Ричард. – Как только прибудете, Карсвелл – наш дворецкий, о ней позаботится. Мы скоро двинемся за вами.

– Возможно ли срезать путь по той тропинке, где я видел фонтан? – спросил Хэмминг, усадив Маршу на скакуна.

– Да, конечно. Она проходит сквозь лес. Там немного узковато, но одна лошадь проедет, – ответил Ричард.

– В таком случае я отправлюсь по ней, – взобравшись на коня, сказал Хэмминг и дернул за поводья. Лошадь двинулась в сторону леса.

Лошадь скакала по узкой тропинке, то и дело шевеля ушами в разные стороны. Небо было затянуто тучами, через них, как через разорванную вату виднелось синее-синее небо. Воздух был все также приятен и необычайно свеж. Марша молчала, а Хэмминг все думал о том подвале и о его предназначении. Ему не терпелось вновь попасть туда. Его желание было столь велико, что он всерьез стал подумывать над тем, чтобы навестить поместье после отъезда Гринхэлмов. Взять с собой парочку специалистов по таким делам и хорошенько осмотреть подвал на предмет исторической ценности. Той постройке что находилась под поместьем было по меньшей мере пятнадцать веков, а возможно, что и больше, но такие исполинских размеров постройки совсем не характерны для столь давних времен, тем более постройки подземные, потому как уровень мастерства древних строителей просто не позволял достичь такого уровня. Очевидно, под зданием проходили катакомбы. Но для чего же была необходимость сооружать такой огромный подвал, с неимоверной высоты потолком и колоннами. Неужели такая высота была необходимой. Раз так, то для чего? Было видно, что прочности самого материала, из которого состояли те исполины, было недостаточно, именно потому колонны были укреплены металлическим каркасом. Чутье Хэмминга подсказывало, что разгадка пахла большими деньгами, а возможно и не только.

Замечтавшись, Хэмминг чуть было не проехал мимо дома. Вовремя опомнившись, он поймал вопросительный взгляд Марши и натянул поводья. Он помог Марше спешиться и проводил до двери, которую тут же открыл дворецкий. Пройдя под руку с Хэммингом внутрь, Марша высвободилась и жестом приказала не трогать ее. Она закрыла глаза и, приставив палец к губам, призывая молчать, медленно привела дыхание в порядок. Никто не смел ослушаться.

– Что-то стряслось? – осведомился шепотом дворецкий, подойдя к Хэммингу.

– У дамы случился приступ, – пояснил Найтблюм. – Мистер Гринхэлм поручил отдать ее вам.

– Ясно. О да, конечно, – сказал он довольно беспокойным голосом.

– Карсвелл, – тихим голосом подозвала его к себе старуха, – проводите меня в мою комнату.

– Прошу госпожа, – подскочив к ней, ответил Карсвелл и, взяв под руку, провел ее дальше.

Решив, что возвращаться к группе незачем, Хэмминг решил еще раз пройтись по холлу и осмотреть более мелкие картины поближе. Он поднялся по ступеням на второй ярус и принялся не спеша разглядывать их. Хоть он понимал в живописи не так уж и много, но любил созерцать полотна вне зависимости от престижа художника, ему было важно не громкое имя, а то, что он чувствует при взгляде на полотно.

Хэмминг становился довольно чутким человеком, когда дело касалось предметов искусства, особенно картин. Так, например, ему совсем не нравились картины да Винчи. Да, о его мастерстве вопроса не стояло, он был велик в своем деле. Найтблюма отталкивало то, что люди на картинах Леонардо казались фальшивыми словно актеры, играющие свои роли. Возможно дело в людях, которые могли позировать художнику, считал он. Ему по нраву были картины с долей мистики, но самыми любимыми были картины фантастические. Такие картины, он считал, показывают всю силу воображения художника. У многих фантастов, к сожалению, полотна получались не четкими, детали, которых они не видели, а могли только представить выходили ненатуральными. То начинала страдать светотень, то падала детализация. Это немного расстраивало его, достойных картин такого рода было не так уж много. Картины Ганса Рудольфа Гигера приходились ему особо по душе. Как называл их автор, фантастический реализм, биомеханика. В его картинах, половину из которых подавляющее большинство людей сочло бы возмутительно непристойными, словно специально призванными вызывать эмоции, Найтблюм видел безразличную, холодную логику, чуждую самой сути человека. То, что могло у праздного обывателя вызывать только трепет и страх неизвестного, ему же казалось таким любопытным, ему хотелось понять природу этого страха, представить суть и назначение механизмов, изображенных там; как они могут двигаться. Он представлял, что может быть с несчастным странником, попавшим вдруг туда, в те залы. Что каждый неверный шаг или прикосновение, могут стать преддверьем страшных мук и неведомой боли. Но, тем не менее, Найтблюм всегда считал, что нет ни одной вещи страшнее смерти, есть вещи ведущие к смерти, они и вызывают настоящий страх, все остальное – ерунда. Он был убежденным атеистом.

Картина, которая ему приглянулась, была выполнена в черных и синих тонах. На ней было изображено нечто в ночи отдаленно напоминающее человека с чертами ящера. Оно стояло по пояс в воде, на фоне скал. Существо стояло скрючившись. Спина – огромный горб, на котором красовались тупые, обтянутые толстой кожей костистые парные шипы, идущие вдоль позвоночника. Открытая пасть, усеянная иглами зубов, мутные стеклянные глаза без зрачков. Огромные руки и крупные жилистые лапы. Стоя в пол-оборота, оно смотрело своими зловещими глазами на зрителя, раскрыв пасть и высунув черно-красный язык. Надпись на картине гласила: Стивен Эйслер, «Страж ночи». Эта картина приглянулась ему среди остальных, оказавшихся откровенно скучными.

Вскоре ему наскучило это занятие, и он поднялся по небольшой лесенке, соединяющей второй ярус холла с коридором, ведущим к дверям просторной комнаты, в которой его разместили. Проходя по коридору, он посмотрел в одно из высоких окон через поле в сторону леса: лошадей не было видно. Гринхэлмы видимо не очень то и торопились. Пройдя в комнату, Хэмминг переоделся. Надел все те же строгие черные брюки с четкими стрелками, которые невидимая служанка отлично выгладила. Обул черные классические туфли на шнуровке, свою любимую бледно-сиреневую рубашку и накинул плащ, на который к счастью не попало ни единой капли грязи. Еще раз посмотрелся в зеркало и вышел из комнаты.

Выйдя в коридор, он почувствовал головную боль. Потерев виски пальцами, Хэмминг сел в виндзорский стул с высокой спинкой, стоявший у окна сразу возле двери в его комнату. Постепенно головная боль отступала. Он откинулся на спинку и закрыл глаза.

– Ну и погодка стоит, – сказал кто-то совсем рядом.

Найтблюм открыл глаза. Неподалеку от него, в двери в ванную комнату стоял Карсвелл. В брюках и майке, и небрежно брился старомодной опасной бритвой, поглядывая в зеркало.

– Такая погодка, недели три уже стоит без малого, – продолжил дворецкий. – Даа… места эти не славятся солнечной погодой, как в принципе и многие другие места. Вот где солнце, когда оно нужно? Лучше солнце и дождь, дождя то уже дня три нет. Тучи есть, гром есть, а дождя ни капли. Вы обратили внимание, какой у нас воздух в этих местах. Говорят здесь самый чистый воздух во всей Англии.

Хэмминг уже было собирался устроить этому болтуну лекцию об этикете и основах поведения прислуги по отношению к гостям. Неожиданно разговорчивый дворецкий вел себя неприемлемо в отсутствие хозяев.

– Кстати вы видели наше озеро, да мелковатое, скорее большая лужа, чем озеро. Да больше похоже на пруд, как-то раз туда упала лошадь вниз головой и захлебнулась, потому что застряла. Так и торчала там кверху задом – все продолжал Карсвелл, сдержанно смеясь. – Я, конечно, не видел, но прежний дворецкий мне рассказал. Вот бывает же такой цирк…

Что бы с ним не происходило, за такое поведение болтливый дворецкий рискует вылететь отсюда. Не дожидаясь пока ему ответят, он просто продолжал говорить. Хэмминг не обращал внимания на пустую болтовню, которая уже давно превратилась в монолог. Приподнявшись в кресле, он посмотрел в окно. Из-за леса вдалеке появились люди на лошадях – хозяева возвращались. А Карсвелл все продолжал болтать, при этом активно вертя головой, постоянно оборачиваясь в его сторону, при этом успевая орудовать лезвием по шее. «Господи. Да кто его бритвой учил пользоваться. Если он и дальше будет так вертеть головой, то рискует перерезать себе глотку», – раздраженно подумал Найтблюм. – «Может оно и к лучшему, хоть заткнется, наконец». Лезвие бритвы подходит к горлу и медленно срезает пену, выступает кровь. Маленькая кривоногая фигура вывалила из-за угла со стороны лестницы и, нажав на спусковой крючок, отправила револьверную пулю прямиком в лоб остолбеневшему Найтблюму. Грохот выстрела оставил после себя гробовую тишину. Хэмминг словно замерз с вытаращенными в страшном удивлении глазами, еще некоторое время держа голову запрокинутой. Еще мгновение он сидел удивленный. Из отверстия в голове пошел дымок, глаза погасли и закрылись, голова опрокинулась на грудь, ручеек крови пробежал по лицу, тело обмякло. Найтблюм так и остался сидеть в деревянном кресле.

Вторая детская фигура, быстро перебирая мерзкими маленькими ножками, двинулась к креслу с телом. Вскоре после выстрела дворецкий продолжил болтать, все так же, время от времени поглядывая на своего уже мертвого слушателя, словно ничего особенного не произошло и он продолжает слушать. Глаза дворецкого были безразличны, безразличны до сумасшествия. Оглушающий грохот не заставил его и бровью повести. Двое карликов ухватились за деревянные ручки кресла и, торопясь потащили его вместе со скрючившимся телом по коридору в сторону лестницы. Лица их были кривы и напряжены, языки высунуты. Ножки кресла, елозя по деревянному полу, издавали отвратительный скрип. Коротышки пыхтели как два паровоза, но ни на секунду не сбавляли темп. Наконец они спустили груз вниз по лестнице, умудрившись ни разу не уронить тело. Дотащили его до приоткрытой двери красного дерева с щитом, что в алькове под лестницей. Они быстро втащили кресло в проход. В тот же момент дверь с силой захлопнулась за ними. За закрывшейся дверью некоторое время слышался удаляющийся грохот оступившихся карликов, вместе с креслом кувыркающихся вниз по лестнице.

Послышался топот копыт и вскоре Карсвелл уже открывал дверь вернувшимся Гринхэлмам.

– Вовремя мы, – сказал едва промокший Ричард.

Грянул гром, дождь полил как из ведра.

Глава 4

Черные как смоль чернила туч отражаются на безразличной водной глади. Дождь закончился также внезапно, как и начался. Сквозь тучи те прорезаются редкие жилы белых облаков. Серая долина изменилась до неузнаваемости, огромная тень теперь обволакивала ее. Каждая травинка согнулась, словно пытаясь спрятаться. Солнечный свет покинул это место, словно живое существо, поняв, что здесь ему уже не рады. Золотисто-оранжевый, он освещает собой теперь только горы вдалеке. Тяжелые стены дома впитывают тень, становясь темнее. Почерневший лес держит долину в клешнях, и говорит с ней голосами воронов. По тонким веткам холодных деревьев стекают капли влаги, оставленные недавним дождем. Дорога, ведущая от трассы к дому, зажата стала лесом как тисками. Горгульи насмехаясь, сидят на доме, как дозорные на стенах замка. Холодный кусок камня может вызвать злость и отвращение. Рядом в поле волной прокатывается ветер по сгорбленной траве. По ней стекают капли. Все вымокло до нитки. Блеск темный в пустом взгляде медленно находит дом. В глазах мелькает искра. Придя в себя, стоит промокший с головы до ног.

Резкий вдох наполняет спертую грудь, он уже не кажется таким свежим как раньше. Обрывки мыслей никак не связываются воедино: ужас, гром, мгновенье боли, привкус дробленой кости. Черная фигура стоит в траве с поникшей головой и смотрит пусто исподлобья на поместье. С трудом вспоминая, дрожащими холодными руками, он ощупывает лоб. С содроганием пальцы нащупывают рубец почти по центру. В голове мутится. «Как же так…». Все вперемежку. Придя в себя, он делает несколько шагов и падает плашмя, споткнувшись. Немного полежав в мягкой траве, он смотрит на причину своего падения – развязанные шнурки на ботинках. Завязав их покрепче, Хэмминг встает и медленно идет к дому. Его наполняет паника, непонимание. «Что это было. Что могло произойти? Не может быть, нет…» Отчаяние гонит его к дому. То и дело поскальзываясь на мокрой траве, он взбегает по ступеням и бьется в дверь. Кричит сиплым голосом: «Откройте!». В окнах загорается свет, но к двери никто не спешит.

После десяти минут избиения двери и тщетных попыток ее открыть, Найтблюм останавливается. Чувство паники накатывает на него все сильнее, ему кажется, что что-то важное он потерял или забыл. Он снова оборачивается к двери, что-то на него находит. Как в трансе, закрыв медленно глаза, во тьме он слышит отпираемый замок и ход засова. Его трясет, он открывает глаза и обнаруживает, что уже стоит по ту сторону двери, в холле.

Не заметив этой странности, он прошел в холл. Вдруг почувствовав внезапно накатившую усталость, едва не подкосившую его колени, он как в тумане побрел дальше. Тут навстречу ему, распахнув двери, выбежала Кэтрин, что-то бормоча, она посмотрела на него.

– Простите, Кэтрин, – сказал Хэмминг, срывающимся голосом, пытаясь держать себя в руках, – вы не подскажите где…

Она прошла мимо и скрылась в угловой комнате. Посмотрев ей вслед в недоумении, он прошел, оскорбленный таким безразличием, в гостиную с большим столом, за которым вчера сидел на празднестве.

Там он обнаружил Карсвелла, тот осматривал зал и поправлял стулья.

– Постойте, – обратился к нему Хэмминг громким голосом, чтобы его наверняка услышали. – Карсвелл, вы были там, где… вы все видели, не так ли?

Дворецкий обернулся и посмотрел на него.

– Не тяните, – продолжил он, – что произошло? Говорите же, – стиснув зубы, он приблизился. – Пуля в лоб и в озеро, так вот как значит, вы дела решаете. Так вот зачем Ричард меня позвал, чтобы убить? Надо сказать, я не думал, что он способен на такое. Да и зачем, кому я насолил? Отвечай!

Найтблюм взялся за гудевшую голову. «Господи, что я говорю?» – сказал он себе. Он все не мог собраться с мыслями. Дворецкий стоял с безразличным выражением лица.

– Карсвелл, – вдруг раздался чей-то голос позади, – не видели ли вы мистера Найтблюма, я не могу его нигде найти?

Это была Виктория, ее вид был также как всегда, беспокойным. К его все большему сожалению, она тоже не обратила на него внимания.

– Отец хочет с ним поговорить, – продолжила Виктория.

– Боюсь что это невозможно, – ответил Карсвелл.

– Да как же так, я здесь! – возмущенно крикнул Хэмминг.

– Как же так, он что уехал? – спросила Виктория.

Хэмминг стоял между ними. Он махал руками перед их лицами вплотную и все не верил в то, что они его не замечают.

– Совершенно верно, – ответил Карсвелл без запинки.

– Лжец! Я никуда не уезжал, я здесь! – кричал безрезультатно Хэмминг.

– Когда? Расскажите подробнее.

– Сразу после того, как он доставил госпожу Маршу. Я отвел ее и уложил, а когда вернулся, то увидел в окно как мистер Найтблюм уже уезжает на своем велосипеде в сторону дороги. Судя по всему, он очень торопился.

– Что ж. Видимо что-то серьезное произошло, раз он так бесцеремонно уехал.

Виктория направилась обратно, но на полпути она вдруг остановилась задумавшись. Спустя несколько мгновений она продолжила свой путь и вышла из зала.

Хэмминг схватился за голову, не веря своим глазам. Ему казалось, что это нелепый сон. Он проморгался, больно ущипнул себя несколько раз, даже влепил себе хорошую пощечину, чтобы проснуться. Но он чувствовал, что он дышит, чувствует тепло. «Этого быть не может. Я жив, я чувствую… или нет, или это все просто застывшие ощущения, воспоминания чувств, того что я попросту привык чувствовать?» – все больше запутываясь в дебрях сознания говорил он про себя. Последняя проверка, которая рассеяла бы все его подозрения, всплыла в мыслях самой последней и, он даже удивился, как это его раньше не посетила такая блестящая идея. Хэмминг подошел к дворецкому, тот уже направился к выходу в холл, и со всей силы нанес ему удар в челюсть. Руку вмиг пронзила дикая боль, Хэмминг закричал, чувство было такое, будто кулак врезался в каменную стену. Он схватился за руку и согнулся. Тут он встретил грудь двигающегося на него дворецкого. Сначала лбом, а потом и всем телом, он почувствовал удар, словно на пути у него был не человек а грузовик, груженый камнями. От удара он повалился на пол и получил еще один ботинком, весом под тонну, под дых. От такого пинка он проскользил по полу футов десять не меньше. Он словно угодил под состав. Дворецкий двигался, как ни в чем не бывало, просто шагая, спокойно глядя вперед. Так он пропинал Найтблюма через добрую половину холла, пока не сменил направление, при этом чуть было не наступив ему на голову, от чего тот в последний момент увернулся. Карсвелл вскоре исчез в одной из комнат, оставив несчастного Найтблюма на полу корчиться от боли.

Было странным, что такая сильная боль стихла неожиданно быстро. Отдышавшись, он медленно поднялся, его все еще мутило. Постаравшись ни о чем пока не думать, он направился на улицу. Входная дверь не поддавалась, словно была приварена. Отполированный до блеска засов с гравировкой не поддавался, как он только не налегал на него. Спустя момент, как по наитию, Хэмминг сделал шаг назад и закрыл глаза. На этот раз он услышал какое-то бормотание и снова звук засова открывающейся двери. Вскоре он оказался снаружи.

Хэмминг стоял посреди поля, вдыхая свежий воздух, который принес ветер, взял себя в руки и попытался собраться с мыслями. Он все пытался представить полную картину произошедшего с ним. Некоторые связующие моменты воспоминаний были грубо вырваны из его памяти, оставив набор картинок, порой совершенно абсурдных. Самое раннее, что он мог вспомнить это праздничный ужин. Последним же что он помнил, перед тем как погрузился в кошмар, было лицо Карсвелла, держащего в руке кровавую бритву. На нем были брюки и белая майка, испачканная кровью. Мерзкие, заполненные кровью глубокие раны на шее напоминали кровавые жабры, они постоянно пульсировали, источая кровь. Он смотрел на Хэмминга и что-то невнятно бубнил. Рядом с ним вдруг появились двое уродливых карликов, они медленно шагали по направлению к Найтблюму. Лица он видел очень четко – одинаковые, изрезанные в разных местах глубокими шрамами. Схожий хищный взгляд, челюсти с раздвоенными подбородками – судя по всему близнецы. Глаза мелкие, как у свиней, глубоко утопленные в узкие глазницы. Мясистые овальные лица. У обоих одинаково оттопырено левое ухо. Лоб одного очень пологий, другого бугристый. Постоянно открытые рты, но не как у умственно отсталых, а в осознанном оскале. Их крупные зубы были в таком состоянии, что им мог бы позавидовать любой: абсолютно ровные и симметричные. Один из странных уродцев подошел ближе и, изобразив пальцами пистолет, указал на Хэмминга. Прозвучал выстрел. Хэмминг в панике открыл глаза. Перед ним все также простиралось серое поле.

Найтблюм понимал, что эти отвратительные воспоминания не могут быть правдой, но, тем не менее, еще никогда в жизни он так четко не представлял ничего. Казалось, что-то постоянно вклинивалось, мешая вспомнить реальную картину событий. Все что он знал, лишь то, что он был убит, по видимости одним из карликов, и Карсвелл был там. Он подавил в себе вновь подкатывающее волнение. Закрыв глаза, опустив голову и вдохнув поглубже, он начал издавать гудящий звук. Таким образом Хэмминг приводил мысли в порядок в особенно сложных для него ситуациях. Вскоре звук стал громче, заполнив все вокруг. Найтблюм полностью погрузился в мысли.

Картинки сходятся вместе, недостающие всплывают сами собой и выстраиваются в ряд. Он вспомнил как сел на поезд, как прибыл сюда. Свое небольшое приключение в подвале. «В подвале», – оцепенев, вспомнил он. Перед глазами внезапно всплыла картинка: со стороны он видел себя бегущим вверх по лестнице из подвала. Позади в нескольких футах за ним гонится уродливый карлик. В руке он сжимал что-то напоминающее телескопическую антенну от старого радиоприемника и постоянно пытался дотянуться ею до головы Найтблюма. Просто удивительно как резво тот перебирал своими коротенькими ножками медленно нагоняя совсем не низкого Хэмминга. Его чувство паники не было безосновательным. И вот когда карлик уже было нагнал его и почти дотянулся кончиком металлической «антенны» до шеи, тот направляет мигающий фонарик назад, прямо ему в лицо. Через несколько мгновений карлик, закрыв сморщившееся лицо пухлой ручкой, резко сбавляет скорость и исчезает во тьме позади. Найтблюм открыл глаза. «Вот что произошло там на самом деле. Но откуда я это знаю? Вовремя рванув с места, я спас себе жизнь. Но, видимо ненадолго». Вскоре он вспомнил и все остальное: как тот же гнусный карлик всадил ему пулю в лоб, безразличный взгляд Карсвелла, которого больше интересовало бритье, а после – мрак. Словно кто-то резко выдернул работающий телевизор из розетки.

Теперь он понял, что причина беды – подвал, в который он сунулся. Очевидно, что уродцы пришли оттуда. Он готов был поклясться, что Гринхэлмы были в курсе, пусть даже один, но знал точно о том, откуда взялись эти карлики. Здесь они явно чувствовали себя как дома. И если допустить что они пришли именно из подвала, в чем Хэмминг уже не сомневался, то изнутри дверь они бы попросту не смогли отпереть, так как ранее заметил он с внутренней стороны, та была абсолютно гладкой. Следовательно, дверь им кто-то отпер. Должно быть, это был этот подозрительный дворецкий.

В сложившейся ситуации Найтблюм прекрасно понимал, что сидеть, сложа руки – последнее дело. Нужно было срочно что-то предпринять, но что? «Надо снова спуститься в этот чертов подвал, в любом случае дважды они меня убить уже не смогут. Или быть может, я проснусь», – подумал про себя Хэмминг. Чтобы не бросаться с головой в огонь, он решил сначала осмотреть дом и хорошенько осведомиться, о чем же могут секретничать Гринхэлмы между собой. А это для него теперь не составляло труда – его, как он уже не раз убедился, никто не видел.

Попав обратно в поместье таким же чудным способом, он все-таки направился к двери в тот злополучный подвал, решив на всякий случай проверить, сможет ли он ее отпереть. Подойдя к ней, Хэмминг прикоснулся к эмблеме. В тот же мгновение его руку пробила боль, разойдясь током по всему телу. Он не смог даже вскрикнуть – его будто зажало в тисках. Несколько долгих секунд и его отбросило на пол. Опомнившись, он встал напротив двери и закрыл глаза, решив проделать тот же трюк, что и с входной дверью. Вскоре он услышал тот же шепот, прозвучал звук механизма, но какой-то странный, словно механизм двери не отпирался, а напротив – затягивался туже. Шепот в его голове превратился в истошный крик. Внутри головы растеклась неведомая доселе боль, словно кто-то вылил кружку кипятка прямо на мозг. Он отпрянул и схватился за голову, повалился на пол, его били судороги. Спустя несколько мгновений мучения прекратилась. Он лежал на полу, приходя в себя, эти несколько секунд адской боли показались ему вечностью. Все шло кругом. Медленно поднявшись, он решил, что без помощи ему не попасть в подвал. Отбросив еще пару вариантов, одним из которых был поиск тайного переключателя, возможно находившегося где-то в доме, он решил, что ему не остается ничего другого как обойти дом в поисках сплетен в надежде, что в одном из разговоров что-нибудь всплывет.

Наступали сумерки. Карсвелл накрывал на стол, когда Хэмминг появился в зале. На всякий случай он еще раз громко окликнул дворецкого – никакой реакции. После этого, пройдя к стулу, стоявшему у стены, Хэмминг расположился в нем поудобнее и стал ждать. Он решил, что бегать за каждым идея несостоятельная – так он мог потерять уйму времени. Поэтому для начала он решил послушать, о чем будут говорить члены семьи за одним столом. После чего он собирался понаблюдать за Карсвеллом.

Устроившись поудобнее на одном из мягких стульев, стоявших вдоль стены, он стал наблюдать: анализировал лица, прислушивался к разговорам. В ходе этой процедуры он отметил, что мать Ричарда и в этот раз не присутствовала на ужине, скорее всего ей нездоровилось. Дворецкий внимательно наблюдал за ходом пиршества, успевая наполнять быстро пустевшие бокалы. Хэмминг не обнаружил ничего подозрительного. Утомившись от нескончаемой пустой болтовни, он принялся расхаживать по залу, разминая затекшие конечности. Проделав небольшую зарядку и хорошенько попрыгав, он стал подходить к каждому из присутствующих и пристально всматривался в их лица. Ему все еще не верилось, что он невидим для них. Не обнаружив ничего нового, кроме того что под столом ползал непоседливый ребенок, он вновь уселся у стены. Еще раз окинув взглядом всех присутствующих, он направил взгляд в сторону двери, за которой скрылся дворецкий.

Мелкий «жучек» неприятно защекотал по лбу. Снова это чувство. Без сомнений – кто-то на него пристально смотрел. В изумлении он стал искать этот взгляд, как и в тот раз буквально сверливший его. Кэтрин, опять она. Снова этот отвратительные выпученные глаза. Но как же так, она одна единственная могла видеть его? Найтблюм осторожно встал и, обойдя праздничный стол, направился к ней. Голова ее не двигалась, но глаза все также сопровождали его. Даже тогда, когда он подошел к ней вплотную и, наклонившись, посмотрел в них. Он заметил, что зрачки ее глаз заходят далеко за естественный угол и смотрят на него сквозь висок и казалось, даже затылок – щекотание во лбу так и не исчезло. Пугающее чувство. А Кэтрин все также сидела и, как ни в чем не бывало, преспокойно разделывалась с лососем, клала его кусочки в рот. И при всем при этом зрачки ее были устремлены на Хэмминга, стоявшего прямо позади. Так что если взглянуть на нее спереди, казалось, будто у той вообще нет зрачков.

Осознав это, он вздрогнул. Пытаясь подавить испуг, он отшатнулся от Кэтрин, словно от гремучей змеи, внезапно оповестившей о своем присутствии. Услышав шаги позади, он обернулся. Вовремя отпрянув, он чуть было не столкнулся с объявившимся дворецким. Припоминая незабываемые последствия предыдущего соприкосновения с ним, Хэмминг увернулся и от подноса, которым тот, чуть было не врезал ему по голове.

Избежав столкновения и без того испуганный, он поспешил подальше, в самый угол просторной залы. Когда Карсвелл, наконец, закончил с подносами, Найтблюм проследовал за ним. За дверью оказалась кухня. Дворецкий говорил с одним из трудившихся там кулинаров. В нос Хэммингу ударил воздух, полный ароматов. Замечательный запах жареной свинины с розмарином, нотки базилика и орегано, перец, лавровый лист, чеснок. Он вспомнил, что давно не ел, а урчание в животе лишь глухо подтвердило это.

Отдав распоряжения, дворецкий проследовал дальше. Хэмминг шел за ним по пятам, протискиваясь следом, стараясь не соприкасаться ни с ним, ни с дверьми. Он всерьез опасался что двери могут иметь такой же эффект что и сам дворецкий. Итак, опасаясь оказаться между молотом и наковальней, он все-таки преодолел это небольшое испытание и вскоре оказался в боковом коридоре, освещенным холодным светом настенных ламп. Дворецкий прошел до самого конца и, остановившись у крайней двери слева, достал ключ. Отперев дверь, Карсвелл прошел внутрь, Хэмминг протиснулся за ним.

Комната оказалась довольно уютной и не такой уж маленькой. Единственное окно находилось напротив входной двери, высокий книжный шкаф черного цвета слева. В дальнем правом углу находилось бюро и небольшой стол. Рядом стоял темно-коричневый комод из массива сосны. Между окном и бюро находились кованая кровать и торшер. Карсвелл начал копаться в выдвижных ящичках бюро. Найдя какую-то бумажку, он просмотрел ее и, свернув, убрал в карман. После этого он повернулся к комоду и отпер один из ящиков. Немного повозившись, он достал оттуда небольшой серебряный цилиндр, по форме напоминавший миниатюрный тюбик от помады. Открыв его, тот прижал его к носу и сделал вдох сначала одной ноздрей, потом другой. Постояв так несколько секунд, дворецкий запрокинул голову и издал слабый кряхтящий звук. Он потупил голову, ссутулился и, потирая переносицу, повернулся.

Медленно приходя в себя, Карсвелл поднял свои тяжелые веки. Спустя мгновение он сделал два широких шага в направлении выхода, очутившись рядом, он схватил недоумевающего Хэмминга. Вцепившись в горло, он вдавил его в дверь. Силы в дворецком было столько, что тот держал его одной рукой, а ноги Найтблюма трепыхались в нескольких дюймах над полом. Вовремя натужив шею, он смог избежать перелома. Времени думать не было, шею зажало, словно в тисках. Хэмминг схватился обеими руками за запястье нападавшего и, упершись ботинком в подозрительное лицо дворецкого, от чего у того оттопырился нос, попытался вывернуться. Безрезультатно. Карсвелл стоял, словно башенный кран, рука его была как из чугуна. В глазах мутнело, оставались считанные мгновения до того, как тот его задушит. В последнем рывке, он протянул руку в сторону, в надежде хоть что-нибудь ухватить. Краем глаза он заметил подсвечник на полке у настенного зеркальца и потянулся к нему. Нащупав его кончиками пальцев и опрокинув, Хэмминг смог его подхватить. Сжав в руке подсвечник, он что есть мочи нанес удар в голову. К счастью Карсвелл оказался левшой и потому не смог должным образом защититься свободной рукой от удара справа. Инстинктивно вжав голову, он закрыл правой ладонью лицо. Этого оказалось мало. Подсвечник угодил ему в череп, чуть выше уха. Хэмминг уже и не надеялся, но удар подкосил соперника. Тот мгновенно ослабил хват и отпустил его.

Схватившись за голову, дворецкий скорчился от боли, жадно хватая воздух. Хэмминг пытался как можно скорее прийти в себя, ведь он осознавал, что если дворецкий сделает это раньше – ему несдобровать. Сделав глубокий вдох, Хэмминг все-таки смог подняться первым. Задумав пнуть того повыше, он быстро понял, что может порвать себе штаны, поэтому отмел эту идею. Пока он «отметал» эту идею, Карсвелл успел разогнуться и вновь бросился на него. Получив подсвечником по лицу, тот оторопел. Получив второй под дых – скрючился, задыхаясь. Не подумав, он пнул дворецкого под колено, рассчитывая его свалить. Не совсем приятное, даже совсем не, чувство растекающейся по всей голени боли, сигнализировало его владельцу о том, что то было на грани перелома. Хэмминг вскрикнул. Не совсем поняв себя, он схватил с соседней стены бубен и, ударом порвав, надел его на голову поднявшегося дворецкого, а после, еще раз съездил подсвечником. Схватив за обод бубна, что был у того на шее, он что есть мочи запустил того в стену. На этот раз он не казался недвижимой скалой. Угодив головой в стену, дворецкий, наконец, потерял сознание, приземлился на кровать и более не двигался.

Отдышавшись после нешуточной схватки, Хэмминг ощупал свою шею, жгучая боль спадала. Ноющая боль в голени пошла на убыль. Он плюхнулся на пол и прислонился к стене. Чувствовал он себя так, словно подрался с медведем.

Обыскивая комнату, он и не подозревал, что именно ищет. Хэмминг осматривал все что мог: книжный шкаф, всевозможные полки, заглянул под кровать. Вскоре он принялся за бюро: ничего особенного, никчемные бумажки, канцелярия. Совсем скоро он вспомнил про ключ, которым Карсвелл открывал комод. Опасаясь, что тот может проснуться, он вновь взял в руки подсвечник. Попытавшись перевернуть дворецкого, он опять почувствовал, что пытается ворочать глыбу. Тогда он взялся за обод бубна, так и покоившийся у того на шее. Удивительно, но только так тот поддался. Немного повозившись, он, наконец, перевернул его на спину и обыскал карманы. В первом же попавшемся, он и обнаружил тот самый ключ. Карсвелл застонал. Хэмминг рассудил, что лучше его больше не беспокоить. Это было чревато, как для него самого, так и для дворецкого. Чтобы тот не сделал, он совершенно не хотел снова использовать подсвечник не по назначению. Ведь он мог попросту убить беднягу.

Хэмминг направился к комоду и, вставив ключ в скважину второго ящика, повернул его. В ящике находилась деревянная узорчатая шкатулка, она сразу бросилась в глаза. Несколько мутных стеклянных шаров неизвестного назначения лежало на подставке с другой стороны. Также там лежал блокнот, исписанный двухзначными цифрами через запятую, подушечка с иглами, пару мотков ниток, липкая лента, ластик и набор карандашей. Он взял в руки диковинную шкатулку темного дерева и осмотрел ее. Первое что он отметил – внутри шкатулка видимо была отделана металлом, это выдавал ее вес. Второе – ошибиться ключом к ней было невозможно. Она была закрыта на диковинный замочек в виде золотой призмы, в центре которой располагалась скважина в форме пяти расходящихся от центра лучей. Судя по тому, с какой тщательностью была выполнена шкатулка, в ней находилось как минимум Наследие Уинстона. Оставив в покое шкатулку, он принялся разглядывать мутные шарики. Хэмминг насчитал десять, размером чуть больше лайма. Он взял один в руку. Тот был довольно легок. Сжав его, Хэмминг почувствовал, как тот звучно треснул в руке, но не рассыпался. Хэмминг аккуратно положил его на место, на всякий случай обмотав скотчем, который обнаружил в бюро. Дворецкий снова закряхтел. Наверное, сейчас ему снились прыгающие через забор Найтблюмы. Хэмминг понял, что пора уходить – дворецкий очнется с минуты на минуту. Мельком осмотрев остальные ящики, в которых оказалась всякая дребедень из набора юного конструктора, он запер второй на ключ и направился было к выходу, но кое-что вспомнил. Судя по всему Карсвелл его не видел до того момента пока не вдохнул какой-то, возможно, порошок из футляра. Хоть он был и не до конца уверен в этом, он все же осторожно достал серебряный футляр из нагрудного кармана приходящего в себя дворецкого. Дойдя до двери, он покинул помещение тем же причудливым способом.

Он шел по коридору, рассматривая футляр. Сдвинув ребристый ползунок вниз, он увидел содержимое. Порошок, как он и предполагал. Выраженного запаха тот не имел. Он едва попробовал его на язык. Легкое онемение охладило язык и отдало горечью. Хэмминг с отвращением сплюнул и поспешил избавиться от содержимого футляра, как и от него самого.

Хэмминг сидел в холле на одном из кресел, приводя мысли в порядок. Он все пытался расставить разлетающиеся мысли по полочкам. Голова гудела после схватки с дворецким. Но он совсем не опасался, что тот поднимет шум. Да и кто ему поверит? Даже он сам. Подумает, что в галлюцинациях собственноручно себя поколотил, напялил на шею бубен и уснул. В следующий раз будет знать, как вреден кокаин в рабочее время.

Снова подкатывает чувство отчаяния. Паника снова заполняет рассудок, опрокидывая полки, мешая рождаться мыслям. Хэмминг так и не мог понять природу этого наваждения. В байки о призраках умерших он не верил даже в детстве и мог смело назвать себя прагматиком по рождению. Всегда находить выход из, казалось бы, заведомо проигрышных ситуаций – да, это он умел. Более того, это доставляло ему огромное удовольствие. К любой ситуации он подходил как к разгадыванию паззла. Он потирал руки, его глаза радостно бегали. Но, не сейчас. Здесь он блуждал в сумраке призрачных воспоминаний, в которые он просто не мог поверить.

Быть убитым, судя по всему выстрелом. Провалы в памяти блуждали по его мозгу черными пятнами. Он то вспоминал, то забывал момент своего «умерщвления». «Умерщвление – какое мерзкое выражение. Отдает чем-то являющимся обыденным процессом, как на скотобойне», – думал про себя Найтблюм, все больше зацикливая внимание, превращая его в тревогу. Он успешно погружался в апатию. В один прекрасный момент и довольно скоро, он понял, что если не возьмет себя в руки, не сожмет в железный кулак, он никогда не сможет выбраться из этого наваждения.

Он попытался вспомнить что-нибудь хорошее из своей прошедшей жизни. Это оказалось довольно сложно. Но вот что-то пришло в голову. Хэмминг скривился в улыбке. Вот он вспоминает, как выбрасывает зазнавшегося репортеришку из своего офиса. «Вы только посмотрите на его лицо, такое потерянное». Да, к сожалению, в основном такие ситуации доставляли ему удовольствие. Не то чтобы он был садистом или злым человеком. Нет, он попросту очень любил, если быть совсем уж точным, «возвращать людей с неба на землю». В данной ситуации такое выражение звучало достаточно иронично. А вот и уважаемый Лоренс Шнауцер щедро поливает кетчупом свой договор купли-продажи. Еще бы, двенадцать листов целлюлозы. Рассказывает присутствующим джентльменам что-то про полезные очищающие свойства древесных волокон. Хэмминг снова неумело улыбнулся – вышло довольно паршиво. К сожалению, только так он и умел улыбаться. Но надо отдать тому должное, он сдержал свое слово, практически не упав в глазах присутствующих. Найтблюм уважал таких людей.

Собравшись, он решил немного развеяться, если можно так выразиться, и решил обойти особняк. В голове по-прежнему был туман. А теперь и вовсе казалось, что он покинул ее и проник в помещение. Он поднял себе настроение той мыслью, что, скорее всего, он и не мертв вовсе. Может быть, он находится под действием наркотика. Да, очень верятно. Но когда он предположил, что, возможно, пока он бегает в своей голове, его сейчас готовятся расчленить на мелкие кусочки, его настроение упало ниже, чем столбик термометра зимой в Сибири.

Он попытался вспомнить, что пил накануне тех зловещих событий. Сильнодействующий наркотик вполне мог вызвать подобные галлюцинации о кровоточащем дворецком и кривоногих фигурках. Перебрав еще несколько вариантов, он побрел на второй этаж.

Пересчитав ногами лесенки, ведущие сначала на ярус, а потом ко второму этажу, он вскоре миновал зловещий коридор и дойдя до того места где в последний раз почувствовал как исчезают чувства, остановился. Он обернулся, всего на мгновение ему показалось, что в дальнем темном углу рядом с лестницей кто-то находится. Машинально он потянулся за карманным фонариком, но ощупав карманы, не обнаружил его. Тогда, недолго думая, он подошел к темному углу. Перед ним вскоре вырисовалась металлическая вешалка. Он помотал головой.

Пройдя в свою комнату, он осмотрел ее. Все в ней лежало на своем месте. Еще раз убедившись, что в нее никто так и не заходил, он вышел. Выйдя в коридор, он также осмотрел ванную комнату, в которой не так давно стоял Карсвелл из сомнительного воспоминания. Ничего необычного, прекрасно выложенная ванная. Блестящий бежевый кафель со стилизованным греческим орнаментом. Он постучал по настенной плитке, толстый керамо-гранит. Хэмминг подсознательно пытался чем-нибудь отвлечь свое внимание. Он бросил взгляд на кран умывальника – «водопад» – ему такие нравились.

Одернув себя, он подумал: а что если у него не так много времени? Может ему надо сделать что-то важное, но что же? Может нужно найти его убийц и наказать их? Тогда его дух, как в кино, полетит не в ад. С неба ударит сноп света, он войдет в него, под руки его подхватят ангелочки и унесут на небеса. Его миссия будет выполнена и… «Черта с два!» – выпалил Хэмминг. – «Чувствую, эти ангелочки получат моим лакированным ботинком по своим пухлым розовым задницам!»

Мысли прочь. Он вышел из ванной. Пробежав взглядом по коридору, Хэмминг снова вспомнил карликов – его передернуло. Он знал, что им больше негде прятаться – с такими физиономиями трудно затеряться в толпе. Принимая же во внимание размеры подвала, даже если он и попадет туда, то искать их будет неделю… Главная задача состояла в том, чтобы отпереть эту дверь. Но как это сделать, если не можешь даже прикоснуться к ней?

Перебирая ногами ступеньки, ведущие в холл, он не сразу заметил находящуюся в нем женщину. Кэтрин! Он вспомнил то отвратительное явление, произошедшее с ней во время ужина, и поспешил спрятаться между крупными перилами лестницы. Она стояла спиной к нему футах в шестнадцати. Спустя мгновение она повернулась в его сторону. Она его видела, но как? Хэмминг смотрел в узкую щель. Ее фигура быстро зашагала в его направлении, лицо скрывали перила. Он был готов сорваться с места в любую секунду. Шаги стихли. С минуту он сидел, затаив дыхание. Спустя вторую, он вновь заглянул в щель, пытаясь разглядеть лицо Кэтрин. Она стояла, закатив глаза, о чем то воображая. К счастью теперь в ее взгляде не было ничего необычного. Судя по выражению лица можно было предположить, что она что-то считает. «Наверное, прыгающих через забор испуганных Найтблюмов», – заключил он и вскоре с облегчением выдохнул.

В холл из залы, из которой доносились оживленные разговоры и смех, вышла Виктория. Она была мрачна. «Видимо из-за этого павиана Лейна», – отметил Хэмминг. Она направилась к лестнице в противоположное крыло.

– Дорогая сестра, – окликнула ее Кэтрин, да так звонко, что у него зазвенело в ушах, – не могла бы ты подойти? У меня к тебе важное дело.

Окинув Кэтрин безразличным взглядом, Виктория сделала шаг в ее сторону, заставив ту подойти самой.

– Я тебя внимательно слушаю, – произнесла она прохладным тоном.

– Я польщена, – съязвила Кэтрин.

Воцарилась тишина. Виктория вопросительно посмотрела на нее.

– Думаешь, я не видела? – произнесла Кэтрин, одарив сестру острым взглядом.

– Будь добра, не заставляй меня угадывать или заканчивать за тобой предложения. Что именно?

– Не смей врать, лгунья, – топая ногами и сжимая кулаки зазвенела Кэтрин, – я видела, как ты на него смотрела вчера. Прямо глаз не сводила.

– Никак не пойму тебя сестрица. Кого ты имеешь ввиду?

– Мистера Хэмминга!

– Ты снова шутишь?

– Разве похоже, что я шучу?

– Тебе показалось, сестрица, – выдержанно ответила Виктория. – Тебе много чего кажется.

По всей видимости, ей было не впервой отвечать на такие глупые нападки сестры. Она к ним привыкла. Хэмминг понимал ее. Иногда в жизни попадаются личности, просто ошарашивающие тебя своей глупостью. Таких людей, как и упрямо злых, которые сродни им, обычно игнорируешь. Потому как ответ такому человеку подразумевает диалог, а диалог – это в любом случае совместное движение к взаимопониманию. А взаимопонимание с людьми, не умеющими себя вести, никому не нужно. Совсем другое дело, когда этот человек твой родственник. Сквозь ненависть, временами сменяющуюся жалостью, в итоге к такому человеку начинаешь относиться снисходительно.

– Не смей меня так называть, – неумело играя надменность, сказала Кэтрин.

Заметив язвительный взгляд, исполненный глупой ненависти, Виктория все же попыталась успокоить сестру:

– Можешь не беспокоиться. Уважаемый мистер Найтблюм меня ни сколько не интересует. Такие личности меня совершенно не прельщают.

Кэтрин все еще молча смотрела на нее презрительным взглядом. Виктории это надоело.

– Раз уж ты завела этот престранный разговор, то надо отметить, что кто-кто и смотрел весь вечер на него, так это ты, Кэт.

Кэтрин едва успела открыть рот, чтобы вновь сказать что-нибудь по громче, но сестра ее оборвала:

– Да что уж там. Бедняге даже стало не по себе. Быть может, поэтому он и поспешил умчаться, не выдержав твоего «обворожительного» взгляда.

– Чтобы ты знала, – начала скрепя зубами Кэтрин, – папа пригласил его по моей просьбе.

– Неужели? – с наигранной заинтересованностью ответила Виктория.

– Ты же знаешь, он терпеть не может торговцев недвижимостью.

– Избавь меня от своих рассказов, Кэт.

– Не смей даже смотреть на него. Он для меня. Ты поняла?

– Так взяла бы велосипед и укатила за ним, – устало съязвила Виктория.

– Я с ним еще встречусь. Папа все устроит.

«Не дай бог!» – подумал Хэмминг и почувствовал легкую слабость.

– Приличные женщины, не говоря уже о женщинах наших кругов, так себя не ведут.

– Приличные женщины себя так не ведут, – инфантильно передразнила Кэтрин.

– Спокойной ночи, – ответила Виктория и удалилась.

Кэтрин недовольно посмотрела вслед удаляющейся сестре и, презрительно фыркнув, ушла.

Практически внезапно на Хэмминга накатила усталость. Он доплелся до ближайшего стула и, развалившись в нем, быстро погружался в сон. Последнее что он видел: темная широкоплечая фигура вышла из тени под лестницей.

Глава 5

Вырвавшись из объятий сна, Хэмминг моментально открыл глаза. Казалось, он проспал от силы пять минут, но стрелки дедушкиных часов свидетельствовали о другом. Холл освещал слабый оранжевый свет. Судя по всему, он проспал не менее шести часов. Ему не верилось. Сон в несколько мгновений. К несчастью он совсем не чувствовал бодрости, опять как в тумане. Лишь на пару мгновений сон вернул ему сил. Вскоре воспоминания вновь захватили его мысли. Раз за разом, снова и снова, одно беспокойство сменялось другим. По спине раскатилась боль, позвоночник ломило. Шесть часов на жестком стуле давали о себе знать. Хэмминг с хрустом потянулся. Боль перенеслась в голову. Вскоре и она исчезла, оставляя отголоски ветра в ушах. Чтобы вновь не утопнуть в беспокойных мыслях, он продолжил осматривать дом. Хэмминг поднялся по лестнице в оставшееся крыло.

Пройдя в коридор второго этажа, он сощурился – дрожащее оранжевое солнце в окне щипало глаза. Вскоре свет приглушила накинувшаяся на то пузатая туча. Этот коридор был точным отражением коридора противоположного крыла. И, по-видимому, комнаты здесь были устроены также. Хэмминг заприметил забавный бюст рыцарского доспеха. Он находился между двумя высокими греческими вазами черного цвета. А сам покоился на серой дорической колонне. У самого доспеха был приятный темный металлический цвет. Т-образная прорезь угловатого полного шлема имела золотую окантовку в виде сложного витиеватого узора. На макушке его возвышалась блестящая пика. Нельзя было не отметить блестящую работу мастера, ведь детали были столь точны, а пропорции столь выверены. Взяв шлем в руки, он попытался приподнять рукой забрало, это потребовало времени и второй руки. Наконец оно поддалось и обнажило внутренность шлема. Он замер. В комнате стало мрачно, как на похоронах. Из черноты шлема на него смотрело два неистовых бельма. Поначалу он принял их за отблеск, но когда понял что это не так, его пронизал страх осознания. Руки обожгло раскаленным железом, он со сдавленным криком бросил шлем. Хэмминг вжался в стену, а шлем грохнулся на пол со звуком тяжелого ведра и подкатился к ногам.

Он быстро пришел в себя и вскоре подобрал шлем. Уже изрядно подустав от всякого рода потрясений, он убедил себя в том, что ему померещилось. Нервы стали ни к черту от постоянного внутреннего напряжения.

Возвратив шлем на положенное тому место, он осмотрел ванную комнату и проследовал дальше по коридору в следующую. Там он застал себя врасплох, увидев спящую Викторию. На мгновение он почувствовал себя провинившимся мальчишкой. Но только на мгновение. Окинув взглядом, залитую нежным светом комнату, он вновь перевел взор на Викторию. Даже во сне она выглядела великолепно. Мягкие лучи солнца пробивались сквозь белоснежные занавески, превращая их в золото. Свет со всей нежностью освещал ее лицо, от чего оно сияло словно белый шелк. Она сонно приоткрыла глаза и, потянувшись, улыбнулась. Поднявшись с кровати, Виктория, не вставая села на боковину и прищурившись, посмотрела в яркое окно. Ее малость всклокоченные волосы и вправду были будто нарисованы золотым карандашом. Вдруг она посмотрела на Найтблюма, от чего тот оторопел. Он обернулся и увидел за собой настенные часы, на которые и смотрела Виктория.

Хэмминг вновь обратил свой взгляд на нее. Она уже стояла перед окном, снова лениво потягиваясь. В лучах света, ее ночнушка казалась совсем прозрачной, выдавая изящные формы. Она скинула ее, и Хэмминг увидел намного больше дозволенного. «Один раз живем», – подумал он.

Хэммингу не терпелось проверить еще одну теорию. Он быстрым шагом прошел по коридору и проследовал к спуску, как, словно взрывом, был отброшен в сторону Лейном, так неожиданно появившимся на лестнице. Он отлетел к стене. Удар пришелся в грудь, отчего ее сдавило, перехватив дыхание. Отчаянно пытаясь набрать воздуха в сжавшуюся грудь, Хэмминг старался превозмочь боль. Растекшаяся по всем ребрам, она буквально сдавила легкие железной хваткой. Он хватал скудные порции воздуха. Тем временем Хью Лейн, что-то бубня себе под нос, шел, шатаясь по коридору. В руке он держал практически опустошенную бутылку Джека Дениелса. Старина Джек в таких количествах еще никого до добра не доводил. Дошагав до комнаты Виктории, из которой совсем недавно вышел Хэмминг, он грузно постучал в дверь мясистым кулаком и, не дожидаясь ответа, прошел.

Захлопнув за собой дверь, он уставился стеклянными глазами на оторопевшую Викторию. Он поставил бутылку и, не произнеся ни слова, приблизился к ней и окинул взглядом с ног до головы, как какую-то вещь. Лейн вновь посмотрел в ее глаза, будто что-то пытался в них рассмотреть, но видел лишь знакомый холод. Надо отдать ей должное – она так и не отводила взгляда в сторону при виде темных синих глаз. Тяжелый, полный необъяснимой ненависти взгляд мог выдержать далеко не каждый, не говоря уже о хрупкой женщине. Но Виктория видела в нем лишь глупое примитивное существо. Ее даже забавляла ненависть в его взгляде. Ей казалось, что даже сам Лейн не понимает природы своей злости. В ее глазах он был всего лишь неандертальцем, пытающимся силой взять то, что силой взять нельзя. Не отрывая взгляда от Виктории, Хью посмотрел на ее губы и провел по ее щеке обратной стороной своей грубой ладони. Он ухмыльнулся после того как увидел скривившиеся от отвращения губы. Не успев открыть рот, чтобы сказать ей то, что собирался, как получил хлесткую оплеуху. На его лице проступил жгучий румянец, но подействовало это слабо. По всей видимости, ему было не привыкать.

Схватив Викторию за шею, Лейн прижал ее к шкафу. Он наблюдал за тем, как ее лицо багровеет. Разгоряченная спиртным, его высвободившаяся садистская натура дала о себе знать. Бедная девушка пыталась держаться безразличной, сколько могла, но вскоре ее обуяла паника и она стала сопротивляться. Тщетно. Ее утонченные ручки мало что могли противопоставить пьяному здоровяку Лейну, если вовсе ничего. Хью ослабил хват и приблизился, чтобы поцеловать ее, но тут же получил удар наотмашь. Острые ноготки прошли по его лицу, еда не задев глаз, и оставили три приличные царапины, вскоре заполнившиеся кровью. Это не могло на него не подействовать. Схватившись за лицо, он, наконец, выпустил почти потерявшую сознание Викторию из своих медвежьих лап. Она едва успела прийти в себя, как со всего размаха ударил ее по лицу. От сильнейшего удара девушка, разбив головой стекло во фрамуге окна, упала без чувств.

Диковинной работы шлем черного металла не украшал боле стального бюста в коридоре. Теперь его сжимали руки Найтблюма. Ненависть заполонила комнату. Хью это почувствовал. Почувствовал что рядом есть кто-то еще. Мгновенно развернувшись, он нанес сильнейший «боковой» и разворотил свой кулак об угол стального шлема, уже двигавшегося на свидание с ним. Кулак превратился в кровавую мочалку из переломанных костей и плоти. Своим воем Лейн разбудил бы и карликов в подвале. Такой боли он еще никогда не испытывал. Схватившись за руку, Хью согнулся, упав на колено. Ухватив шлем за пику на макушке, Хэмминг замахнулся:

– Нарекаю тебя… – злобно выговорил он и ударил по левому плечу, – лордом… – ударив по правому, – Беззубым, – довершив «шлемным» апперкотом в челюсть и не промазал.

Тот упал навзничь. Но непривыкший проигрывать Лейн быстро поднялся и, с трудом разжав челюсть, выплюнул сломанные зубы на ковер. Словно дикий бык он помчался на невидимого противника, наугад, пытаясь сгрести как можно больше пространства. Чуть было не задев увернувшегося Хэмминга, Лейн споткнулся и ударившись животом в столешницу, угодил головой в большое настольное зеркало. Осколки звонко рассыпались по сторонам. Мотнув замазанной кровью головой здоровяк наконец «поплыл». Он вновь упал только на одно колено. С размаху напялив ему шлем на голову, который сел как влитой, Найтблюм, во второй раз рискуя своими штанами, пинком в лицо послал Лейна в окно.

Снаружи поместье выглядело безмятежным и спокойным, почти не ощутимый ветерок и щебет далеких птиц – вот и все, что мог уловить блаженный слух. Звук разбивающегося стекла нарушил идиллию. Летящий из окна Хью Лейн кричал в шлем как бык в жестяное ведро – гулко и громко. Как, кстати, и его древний обладатель, перед тем, как сигануть в пропасть на своем зазевавшемся скакуне. Через пару мгновений его нынешний обладатель на землю. Что-то неприятно хрустнуло и, снова замычав, Лейн схватился за поясницу.

Хэмминг подбежал к лежащей на полу Виктории. Он попробовал нащупать пульс, но не почувствовал его. Ощущение теплого камня, вот и все. Он наклонился и прислушался – она дышала. Это не могло не радовать. Не разожми Лейн в последний момент кулак в открытую ладонь, то убил бы бедную женщину на месте. Хэмминг жалел, что не мог оказать ей хоть какую-то помощь. Спустя несколько мгновений, Виктория сделала глубокий вдох и открыла глаза. Хэмминг со спокойным сердцем удалился.

Продолжая осматривать помещение, он думал о том, не перегнул ли он малость палку, обойдясь так с Хью Лейном. Так, как он поступил по отношению, пускай даже, к собственной жене – непростительно, но он не заслуживал смерти или инвалидной коляски, в которую Хэмминг мог его запросто отправить.

Он пытался понять причину столь резко нахлынувшего на него гнева, отвратительной ненависти – такого он себе никогда не позволял. Довольно быстро он пришел к пониманию данной причины, запрятавшейся где-то в отдаленном уголке его сердца за стальной дверью с дюжиной замков. Он знал название этого чувства, которое испытывал по-настоящему всего лишь раз. Больше оно его, как он считал – к счастью, никогда не беспокоило. Он попросту не давал никому и шанса. Как только прекрасная особа начинала лезть к нему в душу, она натыкалась на необъятное поле острого кустарника. Хэмминг беспощадно гнал оттуда любого.

Он совершенно не любил людей. Не любил, прежде всего, за их слабость и глупость. Из которых вытекало огромное количество последствий, которые, несомненно, ухудшали жизнь окружающих. «Уроборос» – змея, кусающая себя за хвост. Он увидел этот символ еще во времена своей учебы, на одной из исторических выставок. Еще тогда он понял, как содержателен и одновременно прост этот символ. Преподаватель истории описывал змею как символ круговорота жизни, смерть-рождение. Он присутствовал во множестве древних культур: Майя, Ацтеки, был даже в Индии. Первое его появление отмечено в древнем Египте более полутора тысяч лет до нашей эры. Но у Хэмминга было свое особое мнение на этот счет. Он был уверен, что значение символа было более прозаично. По его мнению, он явно показывал непревзойденное умение людей кусать себя за зад. Стремление создавать что-то новое, по пути разрушая все остальное. «Что же, по видимости такова природа человека – вечно кусать себя за зад», – рассуждал тогда молодой Найтблюм.

Покончив с философскими бдениями, он обнаружил, что стоит в еще одном коридоре и созерцает тот же пейзаж через высокое окно. Все то же блеклое поле, все те же темные деревья, серые облака. Будто день и вовсе не начинался.

Громыхая подошвами по каменному полу, мимо пронеслись дети. Они весело хохотали и дурачились, на бегу бросая друг другу черный комочек. Маленький мальчик и две девочки чуть постарше. На вид лет восемь – десять. За ними спешил рассерженный повар. Вскоре озорная кампания скрылась за углом.

Настала полная тишина, Найтблюм снова погрузился в размышления. Вскоре его настигло ощущение того, что он снова что-то упустил, какую-то очень важную деталь. Эта важная деталь как-то связана с дворецким. «Но какая? Что же это может быть?» – допытывал он себя. Наконец его осенило – шкатулка. Тот диковинный замок в форме расходящихся лучей. Точно такое же изображение он видел совсем недавно. «Нагрудник», – вспомнил он. Именно тот знак был выдавлен у него прямо по центру. Он понял, что это не может быть совпадением. Почти бегом он ринулся туда.

Добежав до лестницы, он услышал едва уловимый лязг. Взбежав по ступеням, Хэмминг второй раз наступил на те же грабли. Он налетел на, взявшуюся невесть откуда, Маршу. Последствия не заставили себя долго ждать. С огромной силой его отшвырнуло прочь. Он проелозил по массивным перилам лестницы. Падая, он с силой сжал перила, в надежде хоть как-то смягчить падение. Тщетно. Достигнув последних ступеней, он со всего размаху ударился о каменную балюстраду яруса. Громом и молнией боль прокатилась по голове. Пробив током от подбородка в зубы, она пронеслась по переносице и, вонзившись в глазницы, раскатилась по всему лбу. Хруст кости, звон в ушах и боль пламенной струей залила половину лица. Схватившись за искаженное гримасой боли лицо, Хэмминг умудрился отпрянуть от быстро надвигающейся Марши. Избежав участи быть затоптанным под ногами старой карги, он вскоре дал боли полностью объять себя.

Боль казалась нестерпимой. Он отнял руку от сломанных зубов и с трудом выпрямившись, закрыл глаза. Боль разошлась по всей голове. Через минуту она начала отступать, струясь от неприятно тукающей челюсти, растворяясь в висках. Но тут что-то неладное нахлынуло на него. Ноги начали дрожать, переставая слушаться. Колени подогнулись. Схватившись за перила лестницы он, еле перебирая ногами, поднялся и забился в угол возле нее. Опершись о стену, он медленно сполз. Голову наполнила свинцовая тяжесть, глаза – тьма. Все заволокло чернотой.

«Из земли знакомого поля вздымается круча. Поле поникло, трава суха. Одно касание и та превращается в пыль. Запах сырости земли, очень странен. В нем есть что-то еще. Что-то, что вызывает боль. Дождь был совсем недавно. Но как же высохло дотла все поле – почва жирна, как чернозем. Пепельные облака застлали небо. Темнеет лес, обрызганный чернилами. Деревья изогнулись, пятясь в ужасе, словно намеревались убежать. Но не могли. Круча рвется из земли, обнажая кости. Что же такое. Разгибаясь как исполинская змея, она осаживается, увлекая ком наверх. Тонны желтеющих костей, разверзшись, превращаются в подобие цветка. В нем сотня багровых лепестков, зубчатая кость по краю. Как корень, ствол растет из-под земли. Усеян он как стебель роз – шипами, – паучьими ногами. Содрогаясь, те рождают звук воющий, ужасный, словно голос умирающий кита. Небо розовеет. С туч сходит дождь кровавый. Смрад ржавчины металла, резкий запах серы заполоняет душный воздух. Стою я, обагренный кровью с ног до головы. Улыбаюсь, плачу, в ужасе кричу или быть может в ярости? Я сам не понимаю. Застывшее лицо. Трава вокруг начинает оживать, но не зеленеет. Впитавши дождь как губка, воспрянув острыми клинками, как бритва режет пальцы. Стою я в поле том, близ адского цветка, кровавый. Обступившая трава, изрезав плащ, растет все выше, колыхаясь от дуновенья ветерка. Она окутала меня. Она растет до самого лица, тянется к глазам. Горы воют, знаменуя приближенье бури. А вот и ветер, проминая заросшую траву, словно невидимый гигант, он настигает поля. И меня. Клинки прорежут все и плоть и кость. Кроваво-красное – они в голове. И я кричу. Кричу…»

Найтблюм в ужасе вырвался изо сна. Он обнаружил себя в центре холла, распластавшимся прямо на эмблеме зловещего шлема. За окнами раскинулась ночь. Об этом свидетельствовали занавешенные окна и залитые теплым искусственным светом стены. «Что за наваждение», – кое-как приходя в себя, подумал Хэмминг. Минувший сон был как наяву. С трудом он встал на ноги и ощупал свою сломанную челюсть. Что-то странное произошло с ней, и он ринулся к зеркалу. Подыскав то, что удачно освещено светильником, он осмотрел свое лицо. Шрам от пули во лбу превратился в едва заметную отметину. Он натянул улыбку, чтобы осмотреть сломанные зубы, но и их там не оказалось, были лишь абсолютно целые здоровые зубы. Ни следа от скола. Стиснув зубы, он, однако почувствовал боль. Челюстные мышцы ощутимо болели, в подбородке, на месте перелома, чувствовалась неприятная ломота. Однако он был цел, а челюсть практически полностью функционировала. Единственное что напоминало о травме это ссадина на подбородке. Не сказать, что Хэмминг был этому не рад. Конечно же, в некоторой степени это радовало. Но теперь он совсем запутался в том живой он или все-таки дух мертвеца. Хотя вариант с наркотическим опьянением выходил на первое место.

Различные доводы противоречили друг другу, убеждая его постепенно то в одном то в другом, а потом и вовсе переворачивали все с ног наголову. Решив пока не загонять себя в тупик абсурдными стечениями возможных обстоятельств, он оставил эти мысли и попытался вернуться к сути. Хэмминг вспомнил Маршу. О ней-то он совершенно позабыл. Последний раз он ее видел… Найтблюм вновь почувствовал, как мысли пытаются поскорее разбежаться. Напрягшись он, наконец, вспомнил кое-что другое и направился туда, до куда не дошел в тот раз.

Поднявшись по ступеням, в этот раз без эксцессов, Хэмминг прошел на второй этаж. Пройдя по залитому лунным светом коридору, он подошел к рыцарскому бюсту. Лязг металла, который он тогда слышал, очевидно, был вызван тем, что кто-то прикасался к нагруднику. Поскольку других крупных металлических предметов в коридоре не было, он предпочел именно этот вариант. Осторожно сдвинув шлем, он услышал тот же металлический лязг. Стараясь более не издавать ни звука, он осторожно поднял шлем и отставил его на подоконник.

Конец ознакомительного фрагмента.