Прощание с детством
Итак, я по-прежнему жила в родительском доме. Образ соседского паренька, когда-то такого желанного, ушел в небытие в тот день, когда я поняла, что мне еще четыре года придется играть роль Гадкого утенка. Я перестала мечтать о нем. Так бывает, когда мы понимаем, что до звезд нельзя дотянуться рукой, к ним можно только долететь, а крылья у меня были связаны. Я надевала свои монашеские одежды уже не с отвращением, а с удовольствием. Наверное, так чувствует себя черепаха под панцирем – ужасно неудобно, зато надежно.
Мне казалось, что отец после произошедшего притихнет и станет ценить благородство матери, которая не написала заявление в милицию после того ужасного случая. Но чувство благодарности ему было несвойственно. На следующий день он пришел домой пьяным в стельку, с наглой рожей, и ночью, закрыв меня в комнате, опять избил мать.
Я не подавала виду, что мне известно о его темном прошлом и о том, что он мне отчим. Об этом меня попросила мама, а я всегда делала так, как она говорила. Мы теперь были с ней, словно две заговорщицы, и с еще большим нетерпением ждали момента, когда останемся дома одни. Тогда мы садились с ней рядом и, прижавшись друг к другу, мечтали о будущем. Эти светлые мечты давали нам силы жить и не впадать в отчаяние.
К маме все чаще приходила медсестра делать внутривенные уколы и ставить капельницы, и я научилась делать это сама и твердо решила стать врачом.
В один из зимних вечеров маме было очень плохо. Она перестала воспринимать то, что я ей говорила. Даже после уколов ей не стало лучше. Мне пришлось вызвать участкового врача. Доктор над ней долго колдовала, а потом велела мне собрать вещи, чтобы везти маму в больницу.
– Не надо, – прошептала мама, едва сознание к ней вернулось. – Я никуда не поеду.
Только мы с ней знали, почему она пошла на такую жертву. Когда мы остались дома одни, я прилегла с ней рядом и, укрыв одеялом, обняла ее. Я очень боялась потерять ее и лежала не шевелясь, стараясь даже дышать тихонько, чтобы не потревожить ее покой.
Уже далеко за полночь мама почувствовала себя лучше.
– Ну что, мой домашний доктор, – сказала она, заметив, что я не сплю, – напугала я тебя?
– Ага, – призналась я и шутливо пригрозила ей пальчиком: – Больше никогда так не делай.
– Не буду, – мама улыбнулась одними уголками губ. – Паша, я давно собиралась показать тебе свой тайник, да все откладывала на потом. А сегодня подумала, что поступала глупо. Если бы со мной что случилось…
– Мама, – я с упреком посмотрела на ее бледное лицо, на котором начинал появляться легкий румянец, – не говори глупостей и не пугай меня.
– Нет, правда, Паша, мне надо что-то тебе показать.
– Ты нашла клад? – пошутила я.
– Нет, я его сделала сама. Для тебя.
– Это становится интересно!
– Помоги мне встать, – попросила мама.
Я поддержала ее, и мама, пошатываясь, поднялась с постели и надела теплый халат.
– Идем, – подмигнув мне, сказала она и увлекла за собой по коридору, туда, где была лестница, ведущая на чердак.
– Хорошо, что у нас не водятся привидения, а то я не пошла бы с тобой, – улыбнувшись, сказала я матери.
– Нам одного привидения хватит. Как войдет в дом – всем надо прятаться, – горько пошутила мама, медленно поднимаясь по винтовой лестнице.
Мы поднялись на чердак и включили свет. Единственная лампочка горела тускло, и от скопившегося хлама падали в разные стороны расплывчатые пугающие тени. У меня по коже пробежали мурашки, и я с опаской огляделась.
– Закрой дверь на крючок, – попросила мама и, увидев мои круглые от страха глаза, добавила: – Так, на всякий случай.
Я вернулась к двери, прислушиваясь к каждому зловещему скрипу старых деревянных половиц под моими ногами, и закрыла дверь.
– Иди сюда, – тихо позвала меня мама, словно кто-то мог нас подслушать.
Она села на деревянный пол и подняла короткую и узкую дощечку. Просунув руку в образовавшуюся щель, мама достала что-то завернутое в черный полиэтиленовый мусорный пакет.
– Главное, запомни, какая дощечка не прибита, а то можно целый день искать и не найти, – предупредила мама. – Постарайся запомнить ее. Она по счету двадцать первая от бокового окошка.
– Запомнила, – сказала я, не совсем еще понимая, зачем мне это надо.
Мама медленно, торжественно развернула пакет, и я увидела там пачки стодолларовых купюр. У меня от удивления чуть глаза не вылезли из орбит, и я поморгала, чтобы убедиться, что это не сон.
– Откуда это у тебя?
– Это все тебе для учебы, для жизни, – довольно улыбнувшись, пояснила мама.
– Мама, ты банк ограбила?
– Не угадала. Это деньги, скопленные мною за всю жизнь. Твой родной отец давал мне деньги, пока мы не расстались, и я решила собирать их для будущего ребенка, словно чувствовала, что так надо. А Андрей, когда занимался продажей машин, не знал даже, сколько их есть в доме. Я осторожно, потихоньку, денежка к денежке, добавляла их в этот вот заветный мешочек.
– Мама, этого я от тебя никак не ожидала, – со смехом сказала я.
– Приходили его дружки, сорили деньгами – в прямом смысле – на пьяную голову, а я все сюда их несла. Знаешь, Паша, признаюсь тебе честно: я даже подворовывала денежки потихоньку у этих пьяных тварей. Ну, и у отца тоже.
Мы обе рассмеялись, все еще сидя на полу.
– Ну ты и Плюшкин! – воскликнула я.
– Я не Плюшкин! – в шутку возмутилась мама. – Скуп – не глуп! Я предусмотрительная, экономная, бережливая… э-э-э… Еще какая я?
Она смешно загибала пальцы, перечисляя свои достоинства.
– Хитрая! Ты – хитрая рыжая лиса!
– Да, я такая! Я хочу, чтобы мой маленький рыженький лисенок имел деньги, хотя бы на первое время!
– Давай положим клад на место.
– Давай. Только хорошенько запомни, где он лежит.
– Я могу забыть дома ручку или тетрадь, но где денежки лежат – никогда! – засмеялась я, а потом серьезно сказала: – Мы можем хоть сейчас уехать с тобой из этого дома.
– Нет, не можем, – вздохнула мама. – Этих денег нам на двоих и на твою учебу не хватит. У меня в запасе есть еще несколько лет, и давай больше не будем поднимать этот вопрос.
Мы завернули деньги в пакет и, засунув его под пол, вставили дощечку на место. С этого дня я рьяно взялась за учебу. Нельзя сказать, что я до этого училась плохо, но теперь я знала, что не могу, не имею морального права не оправдать мамины надежды. Я должна была окончить школу с золотой медалью и без всяких блатов и взяток поступить в медицинский. Я окунулась в учебу с головой, и время для меня полетело очень быстро. Незаметно приближался день окончания школы, и мы с мамой заранее, за несколько месяцев до выпускного, начали готовиться к моему побегу.
Чтобы не вызывать у отца подозрений, мы решили собрать мои нехитрые пожитки и спрятать их на чердаке в старом шкафу. Сначала там появилась одна дорожная сумка, затем – вторая, поменьше. Мы тайком покупали мне нижнее белье, пижамы и ночные рубашки, халатики, тапочки, спортивные костюмы, кроссовки и даже зубную пасту и щетки. Все это в отсутствие отца аккуратно складывалось в сумки, потом перекладывалось по-новому или просто доставалось, когда нам хотелось помечтать о будущем.
– Скоро выпускной, – как-то раз грустно сказала мама. – Ты пойдешь?
– Мама, не смеши меня! Какой выпускной? Выпускной – это вечер прощания с друзьями, с детством. Друзей у меня нет, а с детством я уже давно простилась.
– Разве ты не хочешь надеть красивое платье? Распустить наконец-то свои волосы?
– Красоваться перед отцом? – ляпнула я не подумав и, чтобы сгладить неловкость, заговорила о другом: – Давай лучше посмотрим, как у меня волосы отросли.
Волосы я начала отращивать более двух лет назад. Но мне приходилось их скручивать в тугой бабушкин узелок на затылке.
– Давай, – согласилась мама.
Я вынула шпильки, раскрутила узел и тряхнула головой, дав волосам волю. Они золотистой волной рассыпались по плечам и, почувствовав свободу, запрыгали по спине веселыми пружинками.
– Ну как? – покачивая головой, спросила я.
– Шикарно! – восхитилась мама, поглаживая мои волосы.
– Такие, как у тебя были?
– Да, как у меня. Нет, у тебя они еще красивее, пышнее и больше вьются.
– Полюбовались – и хватит. – Я начала собирать волосы в узел.
Они не успели нарадоваться свободе и никак не хотели скручиваться. Пришлось нам с мамой вдвоем их вылавливать по всей спине…
Я заранее получила у директора свой аттестат и золотую медаль. Собрав нужные документы, мы положили их в одну из сумок, спрятанных на чердаке. Мама купила мне билет на поезд. Я должна была уехать за день до выпускного вечера в школе. Накануне отец спросил меня:
– Ты идешь на выпускной? Что-то ты родителей не приглашаешь!
– Иду. Я приглашаю вас – это само собой разумеется, – соврала я, чувствуя, как задрожали от страха коленки.
– Ты так пойдешь? – Он презрительно осмотрел меня с головы до ног и ехидно усмехнулся.
– Нет, конечно.
– Где же твое платье?
– К выпускному будет готово. Его еще шьют, – ответила я, удивляясь своей сообразительности. Даже не подозревала, что могу так ловко врать!
– А-а-а, – протянул он и опять уткнулся в телевизор.
Оставалось только избавиться от отца в день моего отъезда. Для этого мама берегла заранее выписанный рецепт на таблетки феназепам. Их можно было купить только в городской аптеке. Планировалось отправить отца в город утром на машине, и тогда я могла бы спокойно проститься с мамой и уехать.
Никогда не забуду тот день. Я ждала его столько долгих лет, мечтала о нем по ночам, готовилась к нему. Он был для меня как прекрасный сон, и я думала, что, когда он наступит, я буду чувствовать себя на седьмом небе от счастья. Наступило утро, и отец уехал в город, а мне стало почему-то ужасно грустно и страшно. Пугала неизвестность, и новая жизнь, такая долгожданная и желанная, казалась не такой уж радужной. Я верила, что она будет прекрасной, но теперь подумала, что, возможно, меня ждут и новые испытания. А еще я не представляла своей жизни без мамы. Как же мне не хотелось оставлять ее здесь, с этим зверем, больную, запуганную и такую одинокую!
– Ты не беспокойся обо мне, – сказала мама, словно прочитав мои мысли, – со мной все будет в порядке.
– Я заберу тебя отсюда, – твердо и уверенно сказала я.
– Хорошо, но только когда закончишь учебу.
– Нет, раньше.
– Как только сможешь. Договорились?
Я энергично покивала.
– Идем за вещами? Деньги я уже положила на дно сумки.
– Надеюсь, не все?
– Все, – ответила мама, и я больше ничего не сказала: было понятно, почему она отдает мне свои сбережения.
Мы взяли сумки и вышли из дома. До железнодорожного вокзала было далеко, и мы поймали такси. Я с опаской оглянулась, боясь увидеть сзади машину разъяренного отца.
– Доченька, прежде чем распускать волосы, купи бальзам для волос, он укрепит их, придаст им блеск, – давала последние наставления мама.
– Хорошо, мама, хорошо.
– А туфли на высоком каблуке сразу не надевай на улицу. Во-первых, сначала надо дома научиться в них ходить – есть риск подвернуть ногу, а во-вторых, помнишь, как должна женщина ходить?
– Конечно. Красиво, грациозно, словно модель по подиуму.
– Хорошо питайся, не экономь на еде.
– Мамочка, не беспокойся обо мне. Я помню все-все, чему ты меня учила, – улыбнулась я, стараясь не показать волнения, охватившего меня.
Мы недолго ждали поезда. Он заявил о своем прибытии громким протяжным гудком и громыханием колес по рельсам.
– Доченька, тебе пора, – сказала мама и взяла одну сумку.
Мы подошли к нужному вагону.
– Видишь, мама, я даже поеду в седьмом вагоне, а семерка – счастливое число. Значит, все будет о’кей.
– Я это знаю, знаю.
– Мамочка, как бы то ни было, знай, что я тебя очень люблю. Ты – самая лучшая мама, и я… я заберу тебя, – сказала я, ставя сумки в тамбур. – Я обязательно тебя заберу отсюда.
Я обняла маму и прижала ее к себе.
– Мне пора, – прошептала я, проглотив комок, застрявший в горле.
– С Богом! – сказала мама и поцеловала меня в щеку.
Я поднялась в вагон, и проводница закрыла дверь. Поезд издал длинный гудок и плавно тронулся. Я забежала в свое купе и высунула голову в открытое окно.
– Мамочка, до свиданья! – закричала я, пытаясь переорать стук колес.
На перроне осталась стоять моя мама. Она махала мне рукой, а я смотрела, как ее одинокая худенькая фигурка отдаляется от меня, становится все меньше и меньше. На глазах у меня выступили слезы, и мамина фигурка стала расплываться, а когда слезинки полились по щекам, ее уже не было видно – она исчезла за поворотом, осталась в прошлой жизни. Я мысленно навсегда попрощалась с детством, и домик на колесах повез меня в далекую, неведомую, новую, взрослую жизнь.