О любви
Я наконец собралась с духом. Пора! Мне, как и вам, страсть как любопытно: чего это Арсений со мной возится? Почему защищает? Выгораживает? Даже Стратоныча в клочья не порвал, хотя и собирался – по лицу было видно. Но удержался ведь! И я горела желанием услышать причину. Поэтому когда Арсений сказал: «Я тебя провожу», возражать не стала. Хотя в этом городе я никого не боюсь, боятся меня. Все знают, что мой муж ушел от меня практически законченным импотентом, и я очень хочу взглянуть на того насильника, который осмелится ко мне приблизиться. Мне достаточно лишь сказать: «Завтра у тебя член отвалится». – И перепуганный насмерть мужской половой орган не будет ждать до завтра. Отвалится тут же, потому что люди мнительны. Эффект плацебо не сравним ни с чем, так же как эффект сглаза. Трофическую язву на ноге проще объяснить порчей, чем антисанитарией или диабетом.
«Как?! Я не моюсь?! Да во всем соседка виновата! Не так посмотрела!»
Есть, конечно, в городе люди, которые готовы меня убить. Но для этого надо знать, куда я хожу, а не хожу никуда. Я дома сижу. Или в библиотеке. Но библиотека место культурное, и наши жители, которые все как один ходят на постановки Народного театра, не способны убить там, где хранятся бессмертные творения Шекспира и много чего еще. И в читальном зале, где я работаю, сидят люди. Дома же со мной сидит мама, а она убьет каждого, кто захочет убить меня. Ей плевать, что меня считают шизофреничкой, для нее я – все. Мои редкие отлучки из этих двух мест, абсолютно для меня безопасных, надо еще отследить. А за нами никто не шел, за исключением двух дворовых собак. Замаскироваться же под облепленную репьями, как входное отверстие в улей пчелами, кавказскую овчарку ни у кого из моих врагов фантазии не хватит.
Но Арсений так не думал. Крепко взяв меня под локоть, он сурово, по-мужски заговорил:
– Ты ведешь себя неразумно. Хотя бы газовый баллончик купи.
– Это еще зачем?
– Если кто-нибудь из жителей нашего города случайно наткнется на тебя в темном переулке, а под ногами у него вдруг окажется подходящий камень, результат гарантирован: твоим предсказаниям раз и навсегда придет конец, потому что придет конец тебе.
– Меня все так ненавидят? – искренне огорчилась я.
– Не все. Есть один человек, – он тяжело вздохнул, – который испытывает к тебе прямо противоположные чувства.
– И кто же это?
– Я.
Мое сердце сладко замерло. Я сразу поняла, куда он клонит. Мне ни разу в жизни не объяснялись в любви, не то что Капке. Она эти слова слышит чуть ли не каждый день, и плевать, что они принадлежат Шекспиру, а не тому парню, который изображает Ромео. Она все равно их слышит, эти волшебные слова, любую женщину, даже похожую на жабу, превращающие в королевну! Одиночество – это лягушачья кожа, которую все хотят сбросить, потому что женщина красива любовью, когда она согрета, обласкана, осыпана комплиментами. А я…
Признание Ярополка в любви звучало так:
– Аня, я долго думал и пришел к выводу, что лучше уж ты, чем вообще никого.
И моя лягушачья кожа натянулась, как барабан, но все же не лопнула. Он пытался меня любить, надо отдать ему должное. Но мне тоже надо отдать должное: я сопротивлялась изо всех сил. Могу повесить себе на шею в качестве трофея одно разбитое сердце. Было бы чем гордиться!
Поэтому я молчала. Язык мой – враг мой. Пусть скажет Арсений.
– Я знаю, ты очень удивишься. – Он замолчал и полез за сигаретами. Похоже, он волнуется. – Черт! Зажигалка сломалась!
– Успокойся. – Я взяла у него зажигалку и, чиркнув ею, добыла трепещущий огонек. Дала ему прикурить в надежде, что продолжение последует. Так и вышло.
– Я давно уже искал повод с тобой познакомиться. – Он глубоко затянулся.
– По-моему, поводов было достаточно, – осторожно произнесла я.
– Да, но ты такая… неприступная. Честно сказать, я боялся к тебе подойти. Следил за тобой издалека, мне нравилось в тебе все: как ты одеваешься, как говоришь, как ходишь… Ты столько раз на меня смотрела, но все время будто на пустое место.
– Просто я близорука, а очков не ношу. Они мне не идут.
– Тебе все идет! – горячо заверил Арсений. – И не слушай Аксенкина. Ты самая красивая женщина в мире, что бы ты ни надела. – Я потупилась. Что тут скажешь? Красиво! – И вот ты пришла сама. Когда я тебя увидел в своем кабинете, немного растерялся. И не смог сказать, что к тебе чувствую. Просто решил пойти за тобой, куда бы ты ни позвала. – «К трупу, облепленному мухами!» – Я сделаю все, что ты скажешь, даже если ради этого мне придется пойти на должностное преступление. Я тебя прошу, Анфиса, не отталкивай меня. – И он посмотрел умоляюще.
Я и не собиралась. Последнее время я всерьез подумывала об искусственном оплодотворении и уже настроилась на секс с пробиркой. А тут живой мужчина! Не превратившийся в исторический памятник, да еще и любит меня! Я что, сумасшедшая, чтобы отказывать ему?
– Если честно, я не ожидала… – На самом деле я хотела сказать «уже не надеялась».
– Тебя удивляет мой выбор? Да ты же не женщина, а мечта! – разгорячился вдруг он. – Мечта любого мента! Где ты – там смерть. Преступление. Опасность. С твоим появлением в нашем городе перестало быть скучно. До тебя мы не жили, а кисли. И вдруг – такие страсти!
– Шекспировские, – не удержалась я.
– Анфиса, мне не до смеха. – Он затянулся чуть ли не до фильтра. – Ну? Что ты мне ответишь?
– Извини, я не услышала вопрос.
– Ты согласна быть моей девушкой?
– Я в некотором смысле уже не девушка…
– Я не так выразился, – нетерпеливо перебил он и метнул бычок в кусты. – Давай встречаться.
– Мы с тобой и так встречаемся каждый день. Ты предлагаешь сойтись? – помогла ему я.
– Типа да. – Он облегченно выдохнул. Слово «сойтись» явно не из лексикона влюбленных, поэтому озвучить эту мысль должен человек прагматичный. И я ему помогла. Осталось уточнить:
– И где мы будем жить? У твоего отца или у моей мамы?
– А других вариантов нет?
– Можно разбить палатку. Но скоро наступит зима, а зимой, сам знаешь, холодно.
Я еще не пришла в себя, поэтому тянула время. До того как Арсений признался мне в любви, я чего только не передумала! Ведь все остальные мужчины бегали от меня как от чумы. Я уже начала думать, что Ладушкин маньяк или тайный карьерист, втирается ко мне в доверие, чтобы спасти город от этой самой чумы и стать национальным героем. А тут вон оно что! Ее Величество Любовь! У меня даже слов нет, чтобы описать мои чувства, когда я услышала его признание. Совсем растерялась, простите великодушно.
В самом деле, как мне раньше в голову не пришло! Ну, для кого я еще могу стать идеальной женой? Только для мента! Благодаря мне профилактика преступности в нашем городе будет осуществляться на пять баллов с плюсом! Преступление еще только замышляется, а я уже знаю, где оставить засаду! Идеальный вариант! Выходит, моя вторая половинка – Арсений? Я посмотрела на него с сомнением. Честно сказать, чувств к нему у меня было не больше, чем к «хоть кому-нибудь». То есть никаких. Он был мне не противен, да и только. Но, быть может, я привыкну?
– Эх, Анфиса! – с сожалением сказал он. – Я уже понял: ты не отнеслась к моим словам всерьез. А зря. Я на все для тебя готов. Ну, хочешь, я засажу Стратоныча в тюрьму, и он оставит тебя в покое раз и навсегда? Подключу мужиков, мигом состряпаем уголовное дело, тем более за ним такое амбре тянется. Незаконная застройка, подкуп должностных лиц, уклонение от уплаты налогов. Да и по моей части хватает, по уголовной. Недаром он расценки на киллеров знает. Я ему трехтомное дело организую, пусть сидит в камере, читает. Он тут же забудет и про картину, и про тебя. Хочешь?
– Нет, что ты! Зачем?
– Затем, что он хам. Я ему еще припомню морковный чаек и пособие по безработице! Только ради тебя я все это вытерпел.
– А то что? Убил бы? – прищурилась я.
– В морду бы дал точно. У меня не заржавеет. – И он показал мне огромный кулак.
– Я думаю, Аксенкин не остался бы в долгу. А тебя бы вдобавок ко всему с работы выперли. Может, мы найдем другой способ?
– Ты и в самом деле собираешься раскрутить его на деньги? – удивился Арсений.
– Нет, тут другое. Я просто не хочу иметь его среди своих врагов. Он чуть ли не единственный в городе не испытывает ко мне ненависти, для меня это ценно. Мне же придется быть свидетельницей на его свадьбе.
– На какой свадьбе? – вытаращил глаза Арсений.
– Ты думаешь, Капка зря около него крутится?
– Чтобы Аксенкин женился на Капитолине! – Он рассмеялся. – Да не бывать этому!
– Почему? – искренне огорчилась я.
– У него хватает своих внебрачных детей, чтобы их содержать.
– Во-первых, все Капкины дети брачные, – рассердилась я. – Во-вторых, всех их уже содержат. И неплохо содержат. В-третьих, в нашем городе существует традиция. Ты сам знаешь.
– Только не Аксенкин. Он никогда не женится.
– Почему?
– Потому что он жмот! Для него брак – это выгодное предприятие. А с твоей подружки взять нечего, как с козла молока.
– Ну, тогда они просто сойдутся, – пожала я плечами. – Как мы с тобой.
– Как ты можешь сравнивать? – возмутился Арсений. – У меня, между прочим, чувства!
– Ах да! Мы же еще не выяснили, где именно будем жить! Хотя бы встречаться. Как насчет твоего папы?
– Невозможно. Он все время дома торчит. Потому что не работает.
– А моя мама, напротив, работает. Но и я работаю. И наши графики совпадают. Когда она дома, то и я дома.
– Но куда-то же она ходит? К подружкам, например.
– У нее нет подружек, – покачала головой я. Глупо объяснять, что это у нас наследственное.
– Тогда на дачу уезжает.
– У нас нет дачи. Все, что у нас есть – двушка на пятом этаже панельного дома, в одной комнате сплю я, в другой мама. Я, конечно, могу ее попросить, чтобы не заходила в течение часа. Часа нам хватит? – деловито спросила я.
– Не стоит, – поморщился Арсений. – Не будем впутывать в это твою маму. Нам надо снять квартиру, – нашелся он.
– На какие деньги?
– Давай скинемся, – предложил он. – У тебя же есть сбережения?
В том-то и штука. Сбережения у меня действительно имелись. Следователь, который наводил обо мне справки, прав на сто процентов. За годы жизни в столице я сумела скопить кое-какие деньжата. И я их не перечисляла ни в какой благотворительный фонд. Что я, дура? Положила деньги в банк под проценты. За несколько лет пахоты на двух, а потом в трех местах мне удалось скопить сумму по меркам нашего города довольно значительную: двадцать тысяч долларов. Я готовилась внести первый взнос за ипотеку. Но не внесла, вы знаете почему. Об этих деньгах мне тогда хотелось забыть, они напоминали мне об опухоли, поэтому я и отнесла их в банк и открыла накопительный счет на два года, ведь проценты по валютным счетам на этот срок были максимальными. И терять его я не собиралась.
Когда Полкаша покупал машину в кредит, он валялся у меня в ногах, просил закрыть счет. Но я не сломалась. Сломалась его машина, и я поняла, что поступила правильно. Ведь потом сломался наш брак. Через месяц после того, как мы разбежались, закончился и срок моего вклада. Поскольку деньги мне опять не понадобились, ведь я вернулась жить к маме, я снова положила их в банк на два года под те же проценты. Поймите меня правильно: тысяча долларов, если сравнивать с моей библиотекарской зарплатой, – сумма весьма значительная. С какой стати я буду отзывать вклад и терять проценты? А кроме этого у меня ничего нет. Даже на картину А. Зимы не хватило бы, задумай я ее купить. Не закрывать же счет из-за какого-то натюрморта, написанного на грошовом картоне? В то, что в раме запрятаны бриллианты, я не верю.
Но и бросаться в объятия к первому встречному я тоже не собираюсь. Все это так неожиданно. Мне сначала надо привыкнуть к мысли, что я, Анфиса Лебедёва, снова выхожу замуж!
Конец ознакомительного фрагмента.