Смертельный мандарин
Барский открыл глаза. В палате никого не было. Из радиоточки мужской голос требовал запретить фильм «Матильда» и сослать на Соловки Учителя.
«Привидится же такое», – подумал больной и стал убеждать себя, что все это ему приснилось.
Но тут он увидел рядом с собой старшину НКВД Василия Пронина из киевской расстрельной команды. Чекист был в форме, с револьвером в руках и такой же молодой, как на фото из домашнего альбома.
– Их надо было расстрелять с коммунистической ненавистью в девяностом году прямо на Арбате, а теперь, поздно. Они расплодились. Их сотни тысяч! Царей прославляют. Вечно живого из Мавзолея вынести хотят, – заговорил газетными штампами старшина. – И ты вместо того, чтобы продолжить наше дело, в «инфарктную» палату залег.
– А что вы предлагаете? Стрелять в бывших комсомольцев, которые несут всякую чушь про царя и Матильду? – указал на радиоточку Барский.
– Мне нравится ход твоих мыслей. Тебе дать револьвер? – потянулся к кобуре чекист. – А может, автомат?
– Зачем мне автомат?! Сейчас не девяносто первый, на каждом столбе видеокамеры висят. Засекут моментально, – возразил Барский. – Да и шума много от него. Это тогда показуху любили устраивать из каждой ликвидации, а сейчас всё по-тихому. Яду добавили в суши, и отъехал клиент от инфаркта в иной мир.
– Логично, – быстро согласился старшина. – Бери снайперскую винтовку.
– Для снайперской винтовки настоящий снайпер нужен, а я не знаю, кто я такой и что делаю в Москве?
– Я помогу тебе! У моих клиентов память восстанавливалась за минуту до расстрела. В глаза! В глаза смотреть! Не отворачивайся! Я верну тебя в 37-й год прямо сейчас! – старшина поднял револьвер и направил его в сторону больного. – В отличие от Козлова я стреляю без промаха! И прицел у меня проверенный. Приговоренных к расстрелу, убивал с первого выстрела!
– А меня за что?! Я не знаю никакую Матильду. И балерин у меня никогда не было, – голосом драматического актера произнес больной. – И в убийстве царя не участвовал. Это было до революции. Меня тогда еще и в проекте не было. Ты понимаешь, я из другого времени. Я свое отстрелял в девяностых.
– Вот, ты и признался!
– В чем?
– В убийствах. А я все время голову ломал, кто же это «сейлемовских» бандитов-рэкетиров кладет пачками из автомата? Двадцать могил на почетном секторе «Абдала» твоих рук дело?
– Ты сюда еще «греков» добавь и «башмаков». Все крымские «висяки» на меня оформи и тогда «Героя Украины» тебе президент посмертно даст.
– Ты же сам только что признался, что свое отстрелял в девяностых, – старшина поднес к голове больного револьвер.
Барский не стал ждать выстрела, вырвал из руки иглу, по которой к нему в вену поступало лекарство из капельницы, и выскочил из палаты.