НКВД и СМЕРШ против Абвера и РСХА. Глава I. Истоки (А. С. Чайковский, 2016)

Большой дом на Лубянке

Первая половина XX в. обозначилась широким спектром общественно-политических событий, оказавших влияние на весь ход мирового развития. Одним из них стало появление нового реакционного политического течения – фашизма. Приход в 1922 г. к власти в Италии «фаши ди комбаттиименто» засвидетельствовал не обычную смену одного правительства другим, а изменение формы классового государства: буржуазная демократия уступила место открытой террористической диктатуре. Оформление фашистской корпоративной государственности во главе с дуче Бенито Муссолини успешно завершилось в 1926 г.

В 1919 г. при активном участии Адольфа Гитлера и его соратников крайне радикальная партия возникла и в Германии. Получив годом позже название Национал-социалистическая (нацистская) рабочая партия (НСДАП), она положила начало разновидности фашизма – нацизму. В 1933 г. на обломках бывшей Веймарской республики нацисты подняли флаг Третьего рейха со свастикой – возникло государство, положившие в основу своей жизни и деятельности чудовищную форму произвола, ненависти и террора.

Фундаментом всей политики и идеологии национал-фашистов стали оголтелый, в самых изуверских его формах, расизм и агрессивная теория «жизненного пространства». Как разновидность крайнего шовинизма, расизм был объявлен государственным учением новой Германии. Нацисты утверждали: по своей природе одни расы призваны господствовать, другие обречены на рабство и угнетение. Провозгласив немцев «сверхлюдьми», приверженцы Гитлера призывали очистить их исторический путь от «неполноценных народов» и установить господство Третьего рейха над всем миром. Основными средствами достижения преступных целей нацисты провозгласили жестокость и насилие.

Кроме Германии и Италии, фашистская идеология проявление и поддержку нашла в различных частях Европы и Азии: Японии, Венгрии, Румынии, Финляндии, некоторых других странах. Назревала новая мировая война, и главной ее целью виделось «жизненное пространство» на Востоке, прежде всего за счет территории СССР.

Наряду с милитаризацией экономики, наращиванием военной мощи, подчинением захватническим целям внутренней и внешней политики союзники по оси Рим – Берлин – Токио взяли курс и на всестороннее развитие и укрепление спецслужб. В Германии ими стали Абвер, служба безопасности (СД) и гестапо, достигшие за короткое время заметных успехов в шпионском ремесле. Приоритетные позиции в мире в вопросах разведки и контрразведки в этот период занимала английская Ми-5. Мало чем уступали ей и «джентльмены» шпионажа из Японии, Финляндии, Польши и Франции. Заметно слабее были их коллеги в Италии, Венгрии, Румынии, странах Прибалтики.

В Советском Союзе, невзирая на «младенческий» возраст, кроме Главного разведывательного управления Генштаба Красной Армии, о себе громко заявила и политическая спецслужба в лице Объединенного государственного политического управления (ОГПУ), а с июля 1934 г. – Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) Народного комиссариата внутренних дел (НКВД) СССР. Наркоматы внутренних дел со структурными управлениями госбезопасности были созданы также в союзных и автономных республиках, а в краях и областях – УНКВД, в них, соответственно, – отделы ГБ. Последние стали их основным разведывательно-контрразведывательным звеном.

В грядущей мировой войне именно спецслужбам Советского Союза и нацистской Германии предстояло сойтись в жестоком противостоянии на невидимом фронте. Борьба предполагалась упорной и кровопролитной.

Союзный наркомат внутренних дел возглавил Генрих Григорьевич Ягода, исполнявший после смерти Вячеслава Рудольфовича Менжинского обязанности председателя ОГПУ. Его первым заместителем (по оперативным вопросам) стал Яков Самуилович Агранов, вторым – Георгий Евгеньевич Прокофьев.

Решением Политбюро ЦК ВКП(б) и ЦИК СССР перед НКВД были поставлены задачи: обеспечение революционного порядка и государственной безопасности; охрана общественной (социалистической) собственности; охрана границ Союза ССР; запись актов гражданского состояния. Согласно принятому документу, при союзном наркомате предусматривалась и организация Особого совещания, которой предоставлялось «право применять в одностороннем порядке высылку, ссылку, зачисление в исправительно-трудовые лагеря на срок до пяти лет и высылку за пределы Союза ССР».

Ягода Генрих Григорьевич (Енох Гершонович) (1891–1938).

Участник революционных событий 1905–1907, 1917 гг. С 1919 г. на службе в ВЧК. В 1926–1929 гг. исполнял обязанности, затем первый заместитель, позже второй заместитель председателя ОГПУ. В 1934 г. возглавил НКВД. Проводил активную работу по осуществлению в стране репрессий, что, однако, не спасло его от гнева вождя. 26 сентября 1936 г. в телеграмме в адрес Политбюро ЦК ВКП(б) Сталин и Жданов писали: «Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение т. Ежова на должность наркома внутренних дел. Ягода явно оказался не на высоте своего задания в раскрытии троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей НКВД».

Тогда же Ягода лишился должности. Некоторое время номинально находился в кресле наркома связи СССР. В январе 1937 г. был отправлен в отставку, а в марте подвергся аресту. Обвинялся в предательстве, организации убийства В. Менжинского, М. Горького, его сына М. Пешкова, в попытках отравить Н. Ежова и т. д. «Если бы я был шпионом, – заявил Ягода на суде, – то десятки стран мира могли бы закрыть свои разведки».

Приговор вынесли на процессе во время рассмотрения дела Н. Бухарина, А. Рыкова и др. Казнен 15 марта 1938 г. Расстрелу подверглась и жена – Ида Леонидовна Авербах. В 1988 г. все, кто проходил по делу на том процессе, были реабилитированы. Кроме Г. Г. Ягоды.

Среди пятнадцати главных управлений, управлений и отделов центрального аппарата НКВД (пограничной и внутренней охраны, рабоче-крестьянской милиции, исправительно-трудовых лагерей и др.) общей численностью 8 211 человек лидирующее положение заняло Главное управление государственной безопасности в 1410 штатных единиц. Структурно оно состояло из восьми отделов (оперативного, особого, секретно-политического, экономического, иностранного, транспортного, учетно-статистического, специального). И хотя в 1934–1936 гг. союзный и республиканские НКВД, их территориальные подразделения и службы не раз подвергались реорганизации, уточнению структуры и штатов, ГУГБ и его местные органы оставались «неприкасаемыми». Изменения коснулись лишь отдела кадров центрального аппарата. Такая же ситуация наблюдалась в республиках, краях и областях. «Первую скрипку» здесь играли управления и отделы госбезопасности. Удивлял лишь факт отсутствия собственно руководителя ГУГБ НКВД СССР. Долгое время он не назначался, и лишь потому, что такая должность не предусматривалась в штатном расписании. На практике общее руководство главком осуществлял Г. Ягода, а повседневная оперативная работа лежала на первом заместителе наркома. Официальным руководителем ГУГБ Я. Агранов был назначен лишь в декабре 1936 г., но в новой должности он проработал менее полугода. Его сменил М. П. Фриновский.

Фриновский Михаил Петрович (1898–1940).

Командарм 1-го ранга.

Сын учителя. Окончил духовное училище, курсы высшего командного состава при Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе. Унтер-офицер императорской армии. В 1918 г. вступил в партию большевиков. Участник гражданской войны. В органах ВЧК с 1919 г. Службу проходил в Особом отделе Южного фронта. Длительное время работал в органах госбезопасности Украины, затем на Северном Кавказе. С ноября 1928 г. – командир дивизии особого назначения им. Ф. Э. Дзержинского, позже – председатель ГПУ Азербайджана. С 1933 г. – начальник Главного управления пограничной и внутренней охраны ОГПУ (с июня 1934 г. – НКВД СССР). В октябре 1936 г. стал заместителем Н. Ежова, затем первым заместителем и начальником ГУГБ (с июня 1938 г. – 1-го Управления). Верный сподвижник Н. Ежова.

В сентябре 1938 г. временно исполнял обязанности наркома ВМФ СССР. Удостоен многих государственных наград. 6 апреля 1939 г. подвергся аресту. В июле 1940 г. Военной коллегией Верховного суда СССР был вынесен приговор – расстрел. Не реабилитирован.

Задачи, поставленные перед ГУГБ НКВД, объединившим все основные оперативно-чекистские подразделения бывшего ОГПУ, были многогранными: охрана партийно-государственного руководства; заграничная разведка; борьба с диверсиями, шпионажем; борьба с изменой Родине, контрреволюцией, террором, другими государственными преступлениями; охрана государственной тайны; выполнение специальных заданий правительства СССР по обеспечению революционного порядка и государственной безопасности.

На Оперативный отдел (Оперод, начальник – К. В. Паукер) возлагались охрана высших должностных лиц партии и правительства, проведение обысков, арестов, осуществление наружного наблюдения, использование оперативной техники, обеспечение контроля за работой правительственной связи и пр.

Борьбу с иностранным шпионажем, диверсиями, оперативно-чекистское обслуживание РККА и РКВМФ осуществлял Особый отдел (ОО – М. И. Гай). Экономическому отделу (ЭКО – Л. Г. Миронов) вменялось оперативно-чекистское обслуживание отраслей народного хозяйства, борьба с вредительством. Такие же задачи, только на транспорте, возлагались на Транспортный отдел (ТО – В. А. Кишкин, с марта 1935 г. – А. М. Шанин).

Секретно-политический отдел (СПО – Г. А. Молчанов) вел борьбу с «бывшими» политическими партиями, партийной оппозицией, «контрреволюционным» духовенством, националистическими движениями. Проводил он и оперативно-чекистское «обслуживание» интеллигенции, учебных заведений, государственных управленческих аппаратов и др.

Учетно-статистический отдел (УСО, с мая 1936 г. – Учетно-архивный, с ноября 1936 г. – Учетно-регистрационный отдел (УРО) – Я. М. Генкин) осуществлял хранение оперативных материалов, регистрацию и учет дел арестованных, вел справочную и статистическую работу, а также главную оперативную картотеку. Специфической деятельностью занимался Специальный отдел – шифрование и дешифрование, охрана государственной тайны, осуществление контроля за сохранением секретности переписки в НКВД, партийных и государственных органах и т. д.

Отдел был создан в 1921 г., когда по решению Малого Совнаркома при ВЧК заработала криптографическая служба, получившая со временем название «специальной». По инициативе Ф. Э. Дзержинского ее руководителем стал Глеб Иванович Бокий. Тогда же появился и приказ, предписывающий центральным и периферийным органам «чрезвычайки» направлять в Спецотдел обнаруженные при обысках и арестах, а также полученные агентурным путем и даже случайно шифры, ключи к ним, шифрованные материалы и т. д. Вскоре в комплексе связи Советского Союза была введена и более надежная (криптостойкая) шифрсистема.

За короткое время с участием Г. Бокого удалось организовать почти образцовую работу по криптографии и радиоразведке. В частности, начала функционировать радиопеленгаторная станция № 3, положившая начало советской военно-морской радиоразведке. С учетом особой значимости Спецотдела, будучи формально в структуре ОДПУ – НКВД, реально он находился в ведении ЦК ВКП(б). Ситуация кардинально изменилась с приходом в НКВД Н. И. Ежова. Реорганизация ведомства, а также изгнание «птенцов» Генриха Ягоды кардинально отразились не только на отделе, но и на судьбе его руководителя. Глебу Бокому была оказана «особая» честь: 16 мая 1937 г. его арестовали в кабинете наркома. В ноябре вынесли смертный приговор, вскоре расстреляли. Реабилитирован в 1956 г.

На Иностранный отдел (ИНО – А. Х. Артузов, с мая 1935 г. – А. А. Слуцкий) возлагались внешнеполитическая, экономическая, научно-техническая разведка и внешняя контрразведка. Отдел кадров возглавлял Я. М. Вейншток. Задача отдела заключалась в подборе и обучении кадров для ГУГБ.

Аналогичные функции и задачи возлагались на аппараты территориальных органов государственной безопасности. Общим в деятельности структурных подразделений ГУГБ было одно: агентурно-оперативная работа.

7 октября 1935 г. ЦИК и Совнарком СССР приняли постановление о введении для личного состава органов и войск НКВД специальных персональных званий. Для высшего начальствующего состава ГУГБ ими стали звания комиссаров и майоров государственной безопасности, средний и старший состав ограничился званиями наподобие армейских. Наркому внутренних дел СССР предусмотрели звание генерального комиссара госбезопасности. Для военнослужащих войск НКВД вводились такие же воинские звания, как в РККА.

В ноябре, в зависимости от занимаемой должности, начальствующий состав ГУГБ одел новые, определенного размера, количества и цвета звезды и звездочки, а также специальный нарукавный знак принадлежности к ГУГБ.

Знаки различия на петлицах (ромбы, квадраты и треугольники) в Красной Армии были установлены в июне 1924 г. В сентябре они были приняты в органах и войсках ОГПУ. В марте 1925 г. для старшего начальствующего состава были введены прямоугольники («шпалы»). Все знаки различия штамповались из красной листовой меди или томпака. Их наружная сторона серебрилась и покрывалась сквозной или глухой эмалью красного цвета. Петличные знаки различия образца 1924 г. в неизменном виде просуществовали до декабря 1935 г.

В зависимости от занимаемой должности цвет петлиц (краповый или зеленый) и соответствующее количество ромбов, прямоугольников, квадратов и треугольников устанавливались по 13 категориям – от первой (два треугольника) до тринадцатой – четыре ромба. Генриху Ягоде, возглавлявшему НКВД, полагались «чистые» петлицы, что его очень огорчало.

В октябре 1935 г. в войсках НКВД были введены воинские звания для командного состава и специальные для политического, военно-технического, военно-медицинского и других административно-тыловых служб.

Начальствующему составу органов государственной безопасности предусматривалась отдельная система специальных званий, состоявшая из трех категорий: средний начсостав – младший лейтенант, сержант; старший – капитан, старший лейтенант, лейтенант; высший – комиссар 1, 2 и 3-го рангов, старший майор, майор. Ко всем званиям добавлялись слова: «государственной безопасности». Наркому внутренних дел СССР полагалось специальное звание – генеральный комиссар государственной безопасности, которое приравнивалось к маршалу Советского Союза. В истории НКВД его получили трое – Генрих Ягода, Николай Ежов и Лаврентий Берия.

В иерархии воинских и специальных званий звания госбезопасности стояли на два порядка выше. Так, сержант ГБ (сержантских званий в РККА еще не существовало) соответствовал званию армейского лейтенанта (младшего политрука); младший лейтенант ГБ – старшему лейтенанту (старшему политруку); лейтенант ГБ – капитану (старшему политруку); старший лейтенант ГБ – майору (батальонному комиссару); капитан ГБ – полковнику (полковому комиссару); майор ГБ – комбригу (бригадному комиссару); старший майор ГБ – комдиву (дивизионному комиссару); комиссары ГБ 3, 2 и 1-го рангов – соответственно комкору, командиру 2-го и командиру 1-го рангов (корпусному комиссару, армейскому комиссару 2-го ранга, армейскому комиссару 1-го ранга).

Для сотрудников ГУГБ была также установлена специальная форма одежды и знаки различия. Цвет петлиц остался прежним – краповый для сотрудников госбезопасности и внутренней охраны, светло-зеленый – для военнослужащих пограничной охраны.

Знаки различия на рукавах (1935 г. – июль 1937 г.): генеральный комиссар ГБ – одна большая нарукавная шитая золотом звезда, окаймленная красным, синим, зеленым и краповым шитьем, в центре звезды – серп и молот красного цвета, под звездой – золотой жгут; комиссар 1-го ранга – четыре шитые золотом звезды: три в ряд, одна сверху; комиссар ГБ 2-го ранга – четыре шитые золотом звезды: три в ряд, одна снизу; комиссар ГБ 3-го ранга – три нарукавные шитые золотом звезды: две в ряд, одна сверху; старший майор ГБ – две нарукавные шитые золотом звезды в ряд; майор ГБ – одна нарукавная шитая золотом звезда; капитан ГБ – три нарукавные шитые серебром звезды: две в ряд, одна сверху; старший лейтенант ГБ – две нарукавные шитые серебром звезды; лейтенант ГБ – одна нарукавная шитая серебром звезда; младший лейтенант и сержант ГБ – соответственно три (один сверху и два в ряд) и два в ряд нарукавных красного цвета усеченных треугольника.

Петлицы в новой форме одежды были крапового цвета с малиновым кантом и одной продольной полосой посередине – цвета серебра от сержанта до капитана ГБ включительно и цвета золота от майора ГБ и выше. Имелся и специальный нарукавный знак: в первом случае – овал (щит) и клинок меча цвета серебра с эфесом меча, серпом и молотом цвета золота; во втором – овал цвета золота, с мечом, серпом и молом цвета серебра.

Из «низов» послышались нарекания, что размещенные на рукавах знаки различия не видны в строю. Начиная с апреля 1936 г. чины госбезопасности «персональные» звезды в предыдущем количестве стали носить на петлицах. Размещались они на продольной золотой (серебряной) полосе. Младшие лейтенанты и сержанты ГБ имели на петлицах соответственно по три и два усеченных треугольника на серебряных продольных полосах.

Постановлением ЦИК и СНК СССР от 10 июля 1937 г. личный состав органов ГУГБ был переведен на систему знаков различия РККА. Были приняты и аналогичные армейским знаки различия на петлицах: покрытые красной эмалью посеребренные «ромбы», «шпалы» и «квадраты». Просуществовали они до февраля 1943 г. Соответственно: генеральный комиссар ГБ – большая золоченная вышитая звезда; комиссар ГБ 1-го ранга – четыре ромба и над ними звезда цвета золота; комиссары ГБ 2–3-го рангов, старший майор, майор ГБ – четыре, три, два и один ромбы; капитан, старший лейтенант и лейтенант ГБ – три, две и одна «шпалы»; младший лейтенант и сержант ГБ – три и два квадрата («кубари»).

В 1935–1937 гг. отличительные особенности в знаках различия имели сотрудники госбезопасности, проходившие службу в особых отделах (контрразведке). В телеграмме (сентябрь 1935) на имя Сталина (находился на отдыхе в Сочи) Г. Ягода писал, что армейские особисты носят форму и знаки различия, отличные от командного и начальствующего состава РККА, что затрудняет их деятельность в частях, казармах и складах, поскольку ведет к их расконспирированию и невозможности осуществления агентурной работы. В объявленном в мае 1936 г. «Положении об особых органах ГУГБ НКВД СССР» отмечалось: сотрудники особых отделов корпусов, флотов, особых отделений дивизий, бригад, укрепрайонов, флотилий, а также отдельные оперативные работники, прикрепленные к частям и учреждениям РККА, носят форму одежды и знаки различия военно-политического состава соответствующих родов войск согласно их персональным званиям органов госбезопасности: 2 ромба – старший майор ГБ, 1 ромб – майор ГБ, капитан, старший лейтенант и лейтенант ГБ – соответственно 3, 2 и 1 прямоугольник («шпалы»). Младший лейтенант и сержант госбезопасности ограничились тремя квадратами («кубарями»). На рукавах все сотрудники особых отделов обязывались носить красные пятиконечные звезды военно-политического состава РККА.

В последующем ситуация со званиями для армейских особистов практически не изменилась.

В 1943 г. существующая система званий в государственной безопасности была дополнена званиями подполковника, полковника и комиссара ГБ, одновременно ликвидировались звания сержанта и старшего майора. Вводилась также новая категорийность офицерских званий: высший состав – комиссар, комиссар 3, 2 и 1-го рангов; старший – майор, подполковник, полковник; средний – младший лейтенант, лейтенант, старший лейтенант и капитан, а также младший начальствующий состав – старшина, старший сержант, младший сержант специальной службы. Были введены новые знаки различия – погоны, число больших и малых звезд и звездочек на них соответствовало армейским званиям: комиссар ГБ – 1 звезда (генерал-майор); комиссары ГБ 3, 2 и 1-го рангов – соответственно 2, 3 и 4 звезды (генерал-лейтенант, генерал-полковник и генерал армии). Адекватные новшества постигли и младший начальствующий состав.

11 июня 1945 г. в соответствии с Указом ПВС СССР для сотрудников НКВД-НКГБ, имеющих специальные звания госбезопасности всех уровней, вводились звания, аналогичные званиям в Красной Армии.

В октябре 1935 г. постановлением ЦИК и СНК СССР было утверждено и «Положение о прохождении службы начальствующим составом Главного управления госбезопасности НКВД СССР». Однако окончательная его редакция увидела свет только через год.

В сентябре 1936 г., публично объявив, что Генрих Ягода «оказался не на высоте своего задания по раскрытию троцкистско-зиновьевского блока», а «чекистская часть НКВД болеет серьезной болезнью, и пора нам заняться ее лечением», Сталин предложил заменить его на посту наркома Николаем Ежовым. Участь отставки постигла и заместителя Г. Ягоды – Г. Прокофьева. 1 октября новый руководитель НКВД приступил к исполнению своих обязанностей. В отличие от Г. Ягоды, прежде всего по причине незнания глубины «чекистского дела», Н. Ежов не стал взваливать на себя бремя руководства ГУГБ. До середины апреля 1937 г. его возглавлял Я. С. Агранов, а затем, до марта 1938 г. – М. П. Фриновский. Он же стал и первым заместителем наркома. Я. С. Агранов удовлетворился лишь должностью заместителя.

Ежов Николай Иванович (1895–1940).

В анкетах сообщал, что имеет незаконченное нижнее образование – реально это были два-три класса церковно-приходской школы. Учился на курсах марксизма-ленинизма при ЦК ВКП(б). Начальный этап биографии практически неизвестен.

С 1913 г. в армии. В связи с малым ростом (151 см) находился в нестроевой команде. Работал в артиллерийских мастерских.

В мае 1917 г. вступил в ряды РСДРП(б). С 1919 г. боец Красной Армии. Рядовой, затем комиссар военной радиошколы. Вместе с ее командованием подвергся аресту Особым отделом Западной армии. Был осужден условно.

В 1921 г. избран заведующим агитационно-пропагандистским отделом Татарского обкома РКП(б). В последующие годы – секретарь обкома, губкома и крайкома партии. Был делегатом двух (XII и XIV) партийных съездов. С февраля 1927 г. – инструктор Орграспредотдела ЦК ВКП(б), в 1930 г. его возглавил. Близко сошелся со Сталиным. Избирался членом ЦК, Оргбюро ЦК, секретарем ЦК ВКП(б).

26 сентября 1936 г. занял кресло наркома внутренних дел СССР. С весны 1937 г. ввел в республиках «разнарядку» на количество людей, подлежащих аресту, а также расстрелу, высылке и т. д.

Финал карьеры «железного наркома» пришелся на 1938 г. Написал на имя Сталина покаянное заявление о допущенных «грехах», просил освободить от обязанностей наркома, недолгое время находился в должности наркома водного транспорта. 10 апреля 1939 г. подвергся аресту в здании ЦК. Обвинялся в руководстве организацией заговорщиков в войсках и органах НКВД, проведении шпионской работы в пользу иностранных разведок, подготовке вооруженного восстания против советской власти. В феврале 1940 г. Верховный суд вынес приговор – высшая мера наказания. Расстрелян. Родные Н. И. Ежова не раз обращались с просьбой о реабилитации. Ходатайство было отклонено.

«Эра» Николая Ежова в историю вошла стремительными изменениями в жизни силового ведомства и множественными организационно-структурными преобразованиями. Чуть ли не главным ее содержанием стала чистка «птенцов» Генриха Ягоды и назначение на ведущие должности «верных» соратников «железного» наркома. На этот раз наибольшей реорганизации, как кадровой, так и структурной, подверглось ГУГБ. За первые три месяца нахождения в должности за «принадлежность и связь с контрреволюционерами, троцкистами, правыми, националистами, за измену и шпионаж» из системы госбезопасности Ежов уволил 1361 сотрудника, 884 из которых подверглись аресту. На февральско-мартовском (1937 г.) Пленуме ЦК ВКП(б) нарком подчеркнул: «В условиях обострения классовой борьбы агентурной работе розыска врагов народа мы придаем решающее значение».

«НКВД – это не просто ведомство, – пафосно заявил в свою очередь в день двадцатилетия (20 декабря 1937 г.) органов госбезопасности Анастас Микоян. – Это организация наиболее близкая всей нашей партии, всему нашему народу… Партия поставила во главе советских карательных органов талантливого, верного сталинского ученика Николая Ивановича Ежова, у которого слова никогда не расходятся с делом. Славно поработал НКВД за это время. Он разгромил подлые шпионские гнезда троцкистско-бухаринских разведок, очистил нашу страну от многих врагов народа…» О размахе и последствиях борьбы с «врагами народа» свидетельствует, в частности, документ, касающийся событий в Украине.

ЗАМ НАРКОМА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР —

КОМКОРУ тов. ФРИНОВСКОМУ

ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА

К ОТЧЕТУ ОБ ИТОГАХ ОПЕРАТИВНОЙ РАБОТЫ НКВД УССР [3]

За время с 1 октября 1936 года по 1 июля 1938 года

Оперативную деятельность органов НКВД на Украине нужно разбить на три периода. Первый период охватывает конец 1936 года и первое полугодие 1937 года. В этот период у руководства органов НКВД на Украине находился враг народа Балицкий. Им было сделано все для того, чтобы сохранить от разгрома основные кадры антисоветских формирований на Украине. Балицкий организованно проводил неприкрытое сопротивление выполнению оперативных приказов НКВД СССР…

Второй период работы органов НКВД Украины принципиально ничем не отличен от первого и относится ко второй половине 1937 года. Продолжателем предательской деятельности Балицкого в органах НКВД на Украине, как известно, явился изменник Леплевский. Последний, не имея возможности продолжать открытый саботаж борьбы с контрреволюцией; избрал для своей антисоветской деятельности в органах НКВД иную тактику. Эта тактика характеризовалась массовыми, огульными, необоснованными арестами, со ставкой на то, чтобы в операции не затронуть организующие центры антисоветских формирований на Украине. Создавая большую шумиху вокруг массовых арестов и внешнюю видимость активной борьбы с контрреволюцией, Леплевский сдерживал разгром руководящих центров украинских антисоветских формирований… Если в этот период и были вскрыты право-троцкистские и националистические организации, то это было сделано по материалам Вашего и тов. Бельского приезда на Украину. Леплевский сорвал всю работу по дальнейшему разгрому этих организаций, сделав все для того, чтобы смазать дела и не дать им надлежащего разворота[4].

Коренной перелом в оперативной деятельности органов НКВД на Украине произошел на основе непосредственных указаний Народного Комиссара Внутренних дел Союза ССР – Генерального Комиссара Государственной Безопасности тов. Ежова по разгрому антисоветского подполья, данных им во время его приезда на Украину в феврале 1938 года. На базе этих указаний прежде всего была проведена чистка аппарата органов НКВД от участников антисоветской заговорщической организации и шпионов иностранных разведывательных органов, насажденных в аппарате Балицким и Леплевским. За 1938 год в аппарате НКВД УССР было арестовано 261 предателей – участников право-троцкистской организации, других антисоветских формирований и шпионов иностранных разведывательных органов. В составе арестованных – значительное количество работников, занимавших ответственные руководящие посты на оперативной работе. Одновременно основной упор в работе был взят на полный разгром антисоветских формирований право-троцкистской и националистической организаций, а также на вскрытие важнейших организующих центров других организаций из украинского антисоветского подполья.

Были вскрыты 11 областных право-троцкистских центров, 136 районных право-троцкистских организаций и 149 кулацко-повстанческих отрядов, созданных в районах право-троцкистскими организациями.

В 1938 году изъято кадровых участников право-троцкистской организации (без низовки) – 2852 человека, в том числе значительное количество лиц, пролезших в партийный и советский аппарат, как центральных органов Украины, так и в областях. Руководство повстанческой низовкой и комплектование кадров осуществлялось организацией из бывших партизан, действовавшей под руководством право-троцкистской организации. Деятельность антисоветской партизанской организации протекала под руководством всеукраинского антисоветского партизанского штаба. Этот штаб возглавлялся бывшим председателем всеукраинской партизанской комиссии Войцеховским. Арестовано 1200 человек руководящего состава антисоветской право-троцкистской партизанской организации…[5]

За отчетный период органами НКВД Украины ликвидировано значительное количество националистических, фашистских организаций, созданных эмиссарами польской, германской, румынской и других разведок. Арестовано участников этих организаций по линии польской – 18192 человека; германской – 9317 человек; румынской – 2073; латвийской – 803; японской – 550 и греческой – 1987. На Украине ликвидировано польских-фашистских организаций – 486, немецких-фашистских организаций – 201 и румынских – 28. В составе участников этих фашистских организаций арестовано значительное количество шпионов, польской, германской, латвийской и других иностранных разведок, связанных с иностранными консульствами в Киеве, Одессе, Харькове и их резидентами. В Запорожье, Харькове, Одессе и других пунктах обнаружены нелегальные радиостанции и технические пункты германской разведки. При ликвидации этих пунктов были изъяты коротковолновые двухсторонние передатчики, телеграфные аппараты, часовые механизмы к адским машинам, мощные трансформаторы, зеркальные рефлекторы большой светоотражательной силы, аппаратура для пеленгаций и взрывов, лаборатории тайнописи и т. д.

В процессе ликвидации антисоветского подполья на Украине, главным образом при разгроме повстанческих формирований, выявлено и изъято значительное количество оружия. В 76 тайных складах изъято 39 606 единиц боевого, нарезного, огнестрельного оружия, 442 332 штук патронов и 3 245 килограммов взрывчатых веществ. В том числе изъяты пулеметов – 21, гранатомётов – 4, винтовок – 10 134, обрезов – 7 728, револьверов – 21 682.

По проведенным в 1938 году делам осуждено участников организации (исключая арестованных 1937 года, осужденных в 1938 году) – 38 190. Из 38 190 человек осуждено к высшей мере наказания – 37 158 арестованных.

Находится на рассмотрении в НКВД СССР в порядке приказа № 00485 1937 года дел на 28 822 арестованных. На рассмотрении Особого Совещания НКВД СССР дел на 1 001 арестованного. Утверждено к рассмотрению на Военную Коллегию Верховного Суда Союза ССР дел на 1 180 арестованных. Числится за спецколлегией и Военным Трибуналом дел на 4 430 арестованных. Заканчивается дел для направления на слушание в судебных инстанциях на 22 452 арестованных.

Народный комиссар внутренних дел УССР

комиссар государственной безопасности III ранга

Успенский[6]

24 сентября 1938 года

Тогда же был упразднен Экономический отдел, а Особый отдел разделен на два самостоятельных подразделения: ОО – военная контрразведка и Контрразведывательный отдел (КРО – борьба с иностранными шпионами). Появились и новые оперативные подразделения: Отдел охраны высшего партийного и государственного руководства, Тюремный отдел (ТО) и другие. В конце 1936 г. в целях конспирации оперативно-чекистским отделам главка, а также соответствующим отделам и отделениям УГБ территориальных и местных органов НКВД была присвоена нумерация. Замене подверглись и большинство их руководителей: 1-й отдел (Охрана – К. В. Паукер); 2-й отдел (Оперод – Н. Г. Николаев-Журид); 3-й отдел (КРО – Л. Г. Миронов); 4-й отдел (СПО – В. М. Курский); 5-й отдел (ОО – И. М. Леплевский); 6-й отдел (ТО – А. М. Шанин); 7-й отдел (ИНО – А. А. Слуцкий); 8-й отдел (УРО – В. Е. Цесорский); 9-й отдел (СО – Г. И. Бокий); 10-й отдел (тюремный – Я. М. Вейншток).

Кроме массовых кадровых «чисток» и неуемных организационно-штатных изменений в советском обществе, время «железного» наркома запомнилось прежде всего жестокими репрессиями, в том числе в органах госбезопасности и внутренних дел. Из всех названных и многих других их высших руководителей к 1939 г. уцелели лишь единицы. Немало оказалось и тех, кто покончил жизнь самоубийством. В ходе следствия, находясь под арестом, Ежов заявил: «…Я почистил 14 тысяч чекистов. Но огромная моя вина заключается в том, что я мало их почистил»[7].

Как результат, начиная со второй половины 1930-х годов в деятельности карательных и правоохранительных органов страны усиливалась атмосфера подозрительности и недоверия, одновременно в вопросах оперативно-розыскных мероприятий тормозилась творческая инициатива, пресекались наименьшие попытки отдельных сотрудников разобраться в оперативных данных или материалах следственных дел, собрать убедительные доказательства вины арестованных. Поощрялись карьеризм, жестокость, подхалимство, погоня за количеством выявленных «троцкистов, бухаринцев, зиновьевцев» и других «врагов народа».

Смена ежовской команды заметно отличалась от решения «проблемы» Генриха Ягоды. Тогда, в 1936 г., все началось внезапно и закончилось быстро. В сложившихся обстоятельствах ситуация требовала изменить как последовательность шагов, так и ход событий. Вынужденно учитывался и тот факт, что за прошедшие полтора года вокруг сталинского наркома сложился ореол борца со злом, его славили с самых высоких государственных и партийных трибун, а успехи в борьбе с происками врага неразрывно связывались с его именем. Был избран изящный, но с известным финальным концом вариант. При временном сохранении за Ежовым кресла наркома взялись за его выдвиженцев. В ГУГБ процесс реформ ускорился реорганизацией главка (март 1938 г.) в Управление государственной безопасности (УГБ) с одновременными организационно-штатными изменениями. В сентябре наркома внутренних дел ожидал очередной неприятный сюрприз: вместо желаемого им в первые заместители М. И. Литвинова (в то время начальник УНКВД Ленинградской области) им стал Лаврентий Берия. Он же возглавил и тут же обновившее предыдущий правовой статус Главное управление государственной безопасности. Спустя три месяца по воле «хозяина» Берия оказался в кресле наркома, а в ГУГБ появился новый руководитель – В. Н. Меркулов. Заместителями Берии стали В. Г. Деканозов, Б. З. Кобулов и И. А. Серов.

По сравнению со структурой главка периода июля 1934 – марта 1938 гг., в реанимированном ГУГБ поменялась лишь нумерация подразделений, исчезли тюремный, транспортный, учетно-статистический и некоторые другие отделы. Взамен возникли секретно-шифровальный отдел и следственная часть главка. Из всех их наибольший интерес в нашем случае представляют 3-й Контрразведывательный и 4-й Особый отделы. На момент очередной реорганизации НКВД (февраль 1941 г.) их возглавляли комиссар госбезопасности 3-го ранга П. В. Федотов и майор ГБ А. Н. Михеев.

В феврале 1941 г. во всесильном союзном силовом ведомстве состоялась очередная реорганизационная чехарда. В официальном постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) «О разделении Наркомата внутренних дел на два наркомата» отмечалось: «В связи с необходимостью максимального улучшения агентурно-оперативной работы органов государственной безопасности и возросшим объемом работы, проводимой Народным комиссариатом внутренних дел СССР, ее многообразием…, ЦК ВКП(б) постановляет:

1. Разделить Народный комиссариат внутренних дел СССР на два наркомата:

а) Народный комиссариат внутренних дел СССР (НКВД);

б) Народный комиссариат государственной безопасности СССР (НКГБ)».

Из НКВД к НКГБ отходили все чекистско-оперативные и специальные технические подразделения. Наркомом госбезопасности был назначен В. Н. Меркулов.

Разделение предполагалось осуществить в течение месяца. На местах соответственно требовалось организовать республиканские НКВД и НКГБ, их территориальные органы. В функции НКГБ (п. 2) вменялось «выполнение задач по обеспечению государственной безопасности СССР путем разведывательной и контрразведывательной работы внутри страны и за рубежом», оперативной разработки и ликвидации контрреволюционных сил, антисоветских партий, охраны высшего руководящего состава партии и правительства. «Установить, – подчеркивалось в документе, – что НКГБ освобождается от проведения всякой другой работы, не связанной непосредственной с задачами, перечисленными в пункте 2 настоящего постановления».

За НКВД оставались вопросы охраны общественного порядка, государственных границ, войсковой охраны особо важных промышленных и железнодорожных сооружений, руководство местами заключения и др.

С учетом историко-традиционного противостояния между спецслужбами и органами внутренних дел, процесс разделения полномочий, имущества, а главное – решение организационно-штатных вопросов и т. д. проходили с большими трудностями, множественными конфликтами и спорами. Ситуация обострилась настолько, что в апреле 1941 г. к «единству действий» НКВД и НКГБ были вынуждены даже призвать ЦК ВКП(б) и СНК СССР.

В контексте рассматриваемого вопроса заслуживают внимания структура, функции и задачи органов военной контрразведки в советских Вооруженных Силах. На момент создания в 1934 г. общесоюзного и республиканских наркоматов внутренних дел по сравнению с предыдущим периодом (1920—30-е гг.), когда они были поглощены ОГПУ и республиканскими ГПУ, принципы их построения практически не изменились. До середины 1938 г. руководителями особых отделов военных округов по совместительству были начальники особых отделов областных УГБ НКВД, которые осуществляли соответствующую работу с участием 5-х (разведывательных) отделов соответствующих штабов.

Особые отделы военных округов вновь сформировались при реорганизации структуры органов НКВД в соответствии с приказом союзного Наркомата (№ 00362) от 9 июня 1938 г. Самостоятельные контрразведывательные подразделения появились не только в военных округах, но и на флотах. Территориальные особые отделы были упразднены. Периферийные контрразведывательные органы напрямую стали подчиняться Управлению особых отделов союзного НКВД, а с сентября того же года – 4-му (Особому) отделу ГУГБ НКВД СССР. С образованием новых военных округов их «обслуживание» возлагалось на создаваемые ОО.

Февральская 1941 г. реорганизация НКВД затронула и органы военный контрразведки. Особые отделы НКВД были переданы в Наркомат обороны (НКО) и Наркомат военно-морского флота (НКВМФ). Соответственно, в их структуре появились контрразведывательные управления. О ликвидации ОО ГУГБ соответствующие инстанции были поставлены в известность совместным приказом НКВД и НКГБ (№ 00151/003) 12 февраля 1941 г. В НКВД от ГУГБ остался только 3-й отдел, задача которого состояла в оперативно-чекистском обслуживании пограничных и внутренних войск, пожарной охраны и милиции. Начальником 3-го управления НКО остался А. Н. Михеев. Такое положение дел сохранилось до середины июля 1941 г. В вопросах армейской военной разведки прерогатива осталась за 5-м управлением Генштаба РККА.

Анализируя состояние органов госбезопасности Советского Союза и их готовность к противостоянию в предстоящей войне спецслужбам Третьего рейха, необходимо признать, что находились они далеко не в лучшей «спортивной» форме. Главная причина заключалась прежде всего в ничем не оправданных потерях руководящих и рядовых разведывательных и контрразведывательных кадров в годы репрессий.

На заре 20-х годов XX в. сотрудники молодой советской разведки и контрразведки вряд ли могли предположить, что через какой-то десяток лет практически каждый из них окажется вовлечен в такой водоворот драматических событий, о которых они даже не помышляли. Более того, перед ними возникнет непростой нравственный выбор: остаться верным собственной совести и принятой присяге и, как следствие, стать изгоем системы с последующей неотвратимой перспективой оказаться под ее жестоким прессингом либо, теряя нравственность и честь, стать одной из многих шестеренок репрессивной машины, неким, по образному выражению журналиста Владимира Мерзлякова, «специальным ассенизатором» власти. Третьего пути не было дано. Их печальная участь состояла и в том, что в обоих случаях каждого из них в последующем, за небольшим исключением, ждала смерть с той одной разницей – кого раньше, а кого позже. Это время наступило в середине тридцатых: удар в спину от своих, недоверие, клевета, пустота и… полная бессмысленность человеческого существования.

Претворяя в жизнь партийную политику по поиску и наказанию «врагов народа», многие руководители и рядовые сотрудники «органа защиты завоеваний революции» сами оказались беззащитными перед накатившимся на них репрессивным катком. Выбора практически не оставалось: либо приспосабливаться, либо самому стать жертвой. «Невыполнение лимита (в поиске «врагов народа» для оперативного сотрудника органов госбезопасности. – Авт.), – свидетельствовал очевидец тех лет генерал-полковник Карп Александрович Павлов (в 1934–1937 гг. – начальник УНКВД в Восточной Сибири, затем Красноярского и Азово-Черноморского краев, нарком внутренних дел Крымской АССР, покончил жизнь самоубийством в 1957 г.), – в лучшем случае – снятие с работы; в большинстве – арест… Многие работники не выдерживают – кончают жизнь самоубийством. Даже руководители НКВД сразу с небольшим промежутком застрелились. Заместитель наркома – Курский (В. М. Курский (1897–1937) – замнаркома НКВД СССР. – Авт.). Пускают липовый слух – на личной почве, семейные неурядицы (по официальной версии – «умер от разрыва сердца». – Авт.). И опять мертвая тишина… Никто ничего не делает, а о сотрудниках периферии и говорить нечего…»

Неоднократным кадровым «чисткам» подверглось и высшее руководство НКВД. При Ежове все 18 комиссаров государственной безопасности первого и второго рангов, служившие при Ягоде, были расстреляны. «Повезло» начальнику 7-го отдела (ИНО) Абраму Ароновичу Слуцкому, который, как сообщала центральная пресса, «умер на боевом посту». В действительности, по одной из версий, он был отравлен в кабинете заместителя Ежова Михаила Фриновского после приглашения «отведать чай с пирожными».

Из 122 сотрудников, занимавших высшие должности в 1937–1938 гг., на своих постах уцелели только 21. Эпидемия вседозволенности, хаоса, грубости и насилия, имевшая место в НКВД во второй половине 1930-х годов, поглотила все службы, среди них следствие. Одним из тех, кто стал невольным свидетелем смены этой категории работников высшего карательного ведомства, была писательница Надежда Мандельштам, жена репрессированного поэта Осипа Мандельштама. «Первое поколение молодых чекистов, впоследствии смещенных и уничтоженных в 1937 году, – писала она, – отличалось утонченным вкусом и слабостью к литературе, к самой популярной, конечно». Их последователями стали те, кто никогда не был носителем высокой культуры, идеалистических взглядов, а тем более не испытывал уважения к подследственным. «Обломать рога» путем пыток и насилия – таким был подход к «делу» одного из них, начальника 3-го (контрразведывательного) отдела ГУГБ комиссара ГБ третьего ранга Н. Г. Николаева-Журиды. Под стать ему был и капитан госбезопасности, заместитель начальника следственной части НКВД Б. В. Родос, о котором современники отзывались следующим образом: «Этот никчемный человек, с куриным кругозором, буквальный выродок».

В волнах большого террора жизни лишились и все первые чекисты-контрразведчики, составлявшие в двадцатые годы мозговой центр «большого дома» на Лубянке, среди них – один из прототипов героев Хемингуэя Григорий Сыроежкин, а также Владимир Стырне, Роман Пиляр, Андрей Федоров, Сергей Пузицкий, Игнатий Сосновский и многие другие.

От жестокой мясорубки репрессий пострадали даже пенсионеры, вынужденные отставники, особенно те, кто в свое время выступил против лжи и фальсификации уголовных дел. Среди них заметно выделялся Я. К. Ольский, который после ухода первого начальника КРО Артура Артузова на работу в ИНО возглавил военную контрразведку страны и не раз заявлял: «Многие военнослужащие по делу «Весна» арестованы необоснованно, и само дело является дутым». Тогда же он был уволен из «органов» и отправлен руководить московским общепитом[8].

«Военно-офицерская контрреволюционная организация» (дело «Весна») – репрессии 1930–1932 гг. против старой военной интеллигенции (генералов и офицеров) бывшей императорской армии.

В 1917–1918 гг. уцелевший в жерновах Первой мировой войны русский офицерский корпус насчитывал около 276 тыс. человек, из которых 200 тыс. (70–75 %) находилось в действующей армии, 13 тыс. – в плену, а 21–27 тыс. стали инвалидами или имели тяжелые ранения и увечья.

В ходе Гражданской войны значительная часть бывших царских офицеров стала костяком белогвардейских войск генералов Л. Г. Корнилова, А. И. Деникина, С. Л. Маркова, А. В. Колчака, А. М. Каледина и др.

В конце 1917 г. и позже некоторая их часть перешла на сторону советской власти и продолжила службу в Красной Армии. К сентябрю 1919 г. таких насчитывалось свыше 42 тыс. человек, из них 10 тыс. погибло, а несколько тысяч попали в плен или перешли на сторону белых. Много офицеров осело на постоянное проживание в городах бывшей империи – Москве, Петрограде, Киеве, Ростове-на-Дону, Харькове, Минске, Пскове, Симферополе и др.

В период 1917–1921 гг. в РККА служило около 50 тыс. бывших офицеров, а также 20–25 тыс. чиновников, врачей, других специалистов. В белых армиях – 170 тыс., из которых 50–55 тыс. погибли, 70 тыс. оказались в эмиграции, а 57–58 тыс. остались в советской России. С учетом служивших в Красной Армии, общее число офицеров и им равных на территории России, Украины и некоторых других республик составило, по разным данным, 110–113 тыс. человек.

Следует признать и такой факт: после окончания гражданской войны бывшие офицеры не раз становились на путь контрреволюционной борьбы, принимали активное участие в различных заговорах, подпольных движениях, вооруженных выступлениях и даже возглавляли уголовно-бандитские отряды и группы. Некоторые «военспецы», находясь на службе в Красной Армии, не только вынашивали планы реставрации монархии, но и организовывались в подпольные ячейки, а отдельные становились агентами иностранных разведок, в частности Абвера.

В 1920–1922 гг. в ходе мятежей, восстаний, а также из-за голода, болезней и других естественных причин офицерский корпус вчерашней императорской армии сократился (по различным источникам) на 23–40 тыс. человек.

Начиная с 1925 г. отношение властей к бывшим офицерам постепенно стало меняться. Они стали одним из основных объектов внимания советских спецслужб. За многими началось оперативное наблюдение, их имена появились в различных оперативных и следственных документах. Начавшись в Украине, дело «Весна» стало своего рода предварительным симбиозом последующего акта поиска и ликвидации «врагов народа» во второй половине 1930-х гг. Органами ОГПУ операция «Весна» была расширена на многие районы Советского Союза. В циркуляре «Об ликвидации ГПУ УССР шпионской диверсионно-повстанческой группы» (5 декабря 1930 г.) Генрих Ягода подал ее как «всеукраинскую подпольную контрреволюционную организацию 2-го отдела польского Генштаба», которая якобы действовала в Москве, Ленинграде, других городах. Некоторые руководящие работники ОГПУ (С. Мессинг, Л. Бельский, Е. Евдокимов) дело о «военных специалистах» считали искусственным, критически относились к полученным в ходе жестоких допросов сведений. Последствия и для них оказались трагическими.

Число бывших офицеров, подвергшихся репрессиям, составило около 30 тыс. человек.

А. Х. Артузов (Фраучи), деликатный, интеллигентный человек, признанный мастер психологического поединка с вражескими агентами, был арестован и убит в тридцать седьмом. Находясь в тюремном боксе Лефортово, он, корпусной комиссар, еще вчера занимавший пост заместителя начальника стратегической разведки Генштаба РККА, из последних сил собственной кровью пытался написать записку следователю, стараясь доказать абсурдность обвинений в свой адрес – не может он быть одновременно агентом четырех иностранных разведок. Закончить ее он не успел…[9]

Тогда же погибли Я. К. Берзин, С. П. Урицкий, С. Г. Гендин, О. А. Стигга, другие опытнейшие специалисты тайной войны, которых так не хватало, особенно в первые, наиболее тяжелые годы вооруженной агрессии гитлеровской Германии.

Не лучшим было положение и в военной разведке. 13 декабря 1938 г. исполняющий обязанности начальника 1-го отдела Разведуправления РККА полковник А. И. Старухин и его заместитель по агентуре Ф. А. Феденко доложили наркому обороны К. Е. Ворошилову: армия фактически осталась без разведки, поскольку лежащая в ее основе агентурная сеть почти вся ликвидирована. Это был сигнал – разрушать уже нечего, настала пора строить все заново. Авторы книги «ГРУ: дела и люди» В. Лурье и В. Кочик отмечали, что в Разведупре были и такие, кто придерживался другого мнения: «Я лично считаю, – писал (март 1939 г.) начальник его политотдела в адрес своего шефа Льва Мехлиса (возглавлял Политуправление РККА), – что очистка Управления не закончена. Никто из руководства Управления этим вопросом по существу не занимается. Орлов (А. Г. Орлов – начальник разведуправления. – Авт.) по-прежнему на это вопрос смотрит сквозь пальцы. Видимо, неправильно докладывает Народному Комиссару».

Должности, в том числе руководящие, в Разведывательном управлении заняли люди, у которых во многих случаях недоставало оперативного опыта и «шпионской фантазии», чтобы правильно оценить поступающие донесения, а подчас не было и желания заниматься «рутинной работой». В оценке достоверности и значения разведывательных материалов требовались знание международной обстановки, комбинаторские способности, умение предугадать, какие шаги намеревается предпринять противник, и предложить оригинальные контрмеры с учетом складывающейся военной, экономической и политической обстановки. На смену репрессированным профессионалам пришли молодые партийцы, которые не обладали не только элементарными познаниями в области разведки и контрразведки, но и глубокими знаниями в военном деле. Сказывалась и предубежденность к возможной оценке военно-политической обстановки со стороны любого, кроме мудрого «хозяина». О «профессионализме» и «бдительности» советской военной разведки и контрразведки в канун войны свидетельствует докладная начальника Ломжинского оперативного пункта разведывательного отдела штаба Западного ОВО капитана А. М. Кравцова в адрес Особого отдела НКВД Западного фронта (январь 1942 г.).

«С марта 1941 г., – писал он, – агентура пункта стала доносить о концентрации вдоль советского фронта германских войск на территории Восточной Пруссии и бывшей Польши. По данным секретного сотрудника «Феликса», … там было сосредоточено больше 100 пехотных и 8—10 танковых дивизий (послевоенные исследования полностью подтвердили это число. – Авт.). Данные агентом получены от германского офицера, служившего в комендатуре г. Варшавы. За них он попросил 1000 американских долларов и обещал дать полную дислокацию германских войск.

Материал «Феликса» был доложен РО (разведотдел. – Авт.) штаба Западного ОВО, после чего к начальнику РО полковнику Блохину вызвали «Феликса». Во время беседы присутствовали заместители начальника РО подполковники Ивченко и Ильницкий, начальник отделения информации майор Самойлович. Данные «Феликса» были названы дезинформацией, а пункту указано, что немцы на этом направлении имеют 25–40 дивизий. «Феликса» назвали аферистом, заплатили ему лишь 100 злотых и отправили в Варшаву. На пункт «Феликс» больше не возвращался…

В апреле 1941 г. по данным резидентов «Арнольда», «Вислы» и «Почтового», вдоль советской границы немцы сосредоточили около 1,5 млн войск, о чем немедленно было доложено РО. На нашем донесении подполковник Ильницкий наложил резолюцию: «Такую глупость можно ожидать только от Ломжинского пункта». По данным РО, немцы в это время имели те же 25–40 дивизий. Эта стандартная цифра фигурировала в разведсводках отдела больше года…

28 мая 1941 г. без вызова прибыл резидент «Арнольд». На встрече я спросил, почему он прибыл раньше обусловленного срока. Тот ответил, что есть важное сообщение, и доложил следующее:

1. В середине июня начнется война против СССР…

2. На Восточном фронте немцы сосредоточили от 1,5 до 2 млн войск.

3. В Праге закончена подготовка белогвардейцев-диверсантов (разговор идет о дивизии «Бранденбург-800». – Авт.) в количестве 10 тыс. человек, которые перед началом и в момент войны будут выбрасываться небольшими десантными группами для взрывов мостов, дорог, совершения терактов, указания целей авиации и т. д.).

4. План немецкого нападения: решительный удар на Белоруссию, на восьмой день должен быть занят Минск (город оккупирован 28 июня 1941 г. – Авт.), на 21-й день – Москва…

На вопрос, не паника ли это, «Арнольд» ответил, что за данные он отвечает головой…

28 мая шифровкой я донес РО содержание доклада «Арнольда». Ответ получил 29 мая, в нем было приказано доставить «Арнольда» в Минск. С ним беседовали Блохин, Ильницкий и Самойлович, которые в заключение отметили: «Ломжа всегда преподносит сенсации, лучше бы давали номера (немецких. – Авт.) частей». «Арнольду» прямо сказали: материал неправдоподобен… Тот ответил: «Вы можете меня расстрелять, но за правдоподобность информации отвечаю головой. Свой долг перед Советским государством я выполнил, а верите Вы мне или нет – дело Ваше. Война начинается в середине июня…». 4 июня я проводил «Арнольда» через границу, больше он не появлялся…

После ухода «Арнольда» за рубеж 8 или 9 июня я был в Минске в РО. Подполковник Ильницкий спросил: «Ну как, успел уйти «Арнольд», не застала его война в Ломже?». Я ответил, что он послан за рубеж, а насчет войны – вам виднее, но обстановка на границе неспокойная. Ильницкий улыбнулся и сказал: «И ты попал на удочку английской разведки»…

В начале июня на участках 87-го и 88-го погранотрядов (охраняли государственную границу на территории Белоруссии. – Авт.) немцы начали перебрасывать диверсионные группы по 3–5 человек с взрывчатыми веществами. О каждой задержанной группе немедленно докладывалось в РО…

Стиль работы РО перед войной.

В 1941 г. на агентурную работу отпускалось очень мало иностранной валюты. Дело дошло до того, что мы вынуждены были у польского населения покупать мелочь, для того чтобы дать 20–30 злотых посылаемому (за границу. – Авт.) агенту. Способные агенты от нас уходили потому, что мы не могли их материально обеспечить.

В феврале 1941 года с радиостанцией был послан резидент «Шульц», на 2 месяца ему выдали только 250 марок, за это время он задолжал и вернулся назад в СССР. Резидент «Глушко» задолжал несколько сот марок и, не уплатив долга, вернулся…

В апреле 1941 года заместитель начальника РО подполковник Ивченко советовал мне не присылать большие сводки, а разбивать полученные от агента данные на несколько частей и ежедневно малыми дозами посылать их в РО. Я возразил, заявив, что это очковтирательство, и я на это не пойду. Он мне ответил, что начальник Брестского пункта майор Романов так делает и его пункт стоит на первом месте. По моему мнению, в РО процветали карьеризм, подхалимство, а не деловая работа».

В последующие полгода ситуация с организацией военной разведки практически не изменилась. В акте о приеме Наркомата обороны СССР маршалом С. К. Тимошенко (раздел «Состояние разведывательной работы») отмечалось: «Организация разведки является одним из наиболее слабых участков в работе Наркомата обороны. Организованной разведки и систематического поступления данных об иностранных армиях не имеется… Театры военных действий и их подготовка не изучены».

Еще более трагичной была ситуация в политической контрразведке. В частности, на смену опытным, временем и обстоятельствами проверенным нелегальным резидентам НКВД в «дружественных» странах, таким как венгр Теодор Молли, пришли «кадры», подобные Амаяку Кобулову[10], который толком не знал даже иностранного языка. Дилетанту в вопросах разведки, в качестве агента немецкие спецслужбы ему подставили латвийского журналиста Ореса Берлинкса. Легендируя связи в высших кругах германского МИДа, тот передавал Кобулову подготовленные в недрах РСХА дезинформационные материалы, среди них – о направленности устремлений рейха исключительно на регионы Ближнего и Среднего Востока, Африки, Англии, но никак не против СССР. Пользуясь близостью с Берией, через руки последнего «разведданные» попадали на стол Сталина. Присылал Кобулов и объективную информацию, получаемую от действующей в Германии советской разведсети. Но достоверные факты, подчеркивают авторы работы «Разведка и контрразведка» А. Шаваев и С. Лекарев, «шли в одном потоке с фальшивками, стряпавшимися в «бюро Риббентропа» и РСХА… Сталину все это докладывалось в первозданном виде, практически без каких-либо комментариев. Поэтому отличить правду от лжи, да еще столь созвучной заветным чаяниям, хозяину Кремля было очень нелегко».

Оказавшись в свое время в советском плену, сотрудник реферата IV-Д Главного управления имперской безопасности на допросе показал: бывший на связи с латышом работник гестапо Ликус лично не раз докладывал Гитлеру о ходе направляемой Советам дезинформации, и он с неподдельным интересом допытывался о мельчайших деталях оперативной игры, даже о том, с каким выражением лица Кобулов воспринимал то или иное сообщение «агента», крепким ли было при расставании рукопожатие и т. д.

Кобулов Амаяк Захарович (1906–1955).

Образование – кооперативные курсы. С 1921 г. служил в Красной Армии, затем работал в народном суде, на заводах Грузии. В ГПУ республики – с сентября 1927 г. С помощью старшего брата Богдана сделал успешную карьеру в «органах». Специальное звание майора ГБ получил, минуя звание капитана, удостоился и двух орденов Трудового Красного Знамени, Кутузова 2-й степени, Красной Звезды, знаков «Почетный работник ВЧК – ГПУ (XV)», «Заслуженный работник МВД». Генерал-лейтенант.

Был одним из близких помощников Л. Берии. В октябре 1938 г. возглавил наркомат внутренних дел Абхазской АССР, вскоре стал первым заместителем наркома НКВД Украины. В августе – сентябре 1939 г. исполнял обязанности наркома республики. По воспоминаниям Н. Хрущева, Кобулов был «еще мальчишкой и очень неподготовленным».

В сентябре 1939 г. очутился в должности советского резидента в Берлине. В июле 1941 г. стал наркомом госбезопасности, а после объединения НКВД и НКГБ – наркомом внутренних дел Узбекистана. При участии брата был переведен в центральный аппарат НКВД СССР начальником оперативного отдела и первым заместителем начальника ГУ по делам военнопленных и интернированных. С «изгнанием» Л. Берии, а затем и брата с высших постов в НКВД (МВД) Амаяк Кобулов стал «терять высоту». Некоторое время исполнял обязанности начальника ГУПВИ, затем был первым заместителем начальника ГУЛАГа, позже – заместителем начальника контрольной инспекции при МВД СССР. В 1954 г. подвергся аресту и суду. Приговор – высшая мера наказания. Не реабилитирован.

В этот период возросло и число разведчиков-нелегалов, их заграничных шефов, сотрудников других номенклатурных категорий, военнослужащих, отказавшихся от сотрудничества с «органами», ставших на путь открытого предательства или в силу других обстоятельств решивших переметнуться на сторону противника. Среди них был и агент иностранного отдела ГУГБ НКВД Вальтер Кривицкий.

В октябре 1937 г. из заграничной командировки отказался вернуться директор Лондонского отдела Интуриста Арон Шейнман, бывший нарком внешней и внутренней торговли Советского Союза, председатель правления союзного Госбанка и замнаркома финансов СССР. Опасность от невозвращенца исходила прежде всего из факта знания им работы советских агентов под прикрытием в системе Внешторга. Имел он и непосредственное отношение к шифропереписке с центром. В следующем году, воспользовавшись беспечностью сослуживцев, с территории Монголии к японцам бежал работник штаба 36-й пехотной дивизии майор Фронтямар Францевич. Имея, как и Шейнман, по служебным обязанностям доступ к шифрам и кодам, перебежчик все доступные секретные материалы прихватил с собой. Знал он и дислокацию частей и подразделений дивизии, ее боеспособность, укомплектованность личным составом и т. д.

Мучительную «головную боль» у высшего руководства страны вызвал пеший переход из Манчжурии к тем же японцам начальника Управления НКВД по Дальневосточному краю комиссара ГБ 3-го ранга Генриха Люшкова. Факт предательства особенно потряс «железного наркома» Н. Ежова, который не только был его прямым начальником, но и не раз публично ставил в пример другим «умелого чекиста» Люшкова. Главной причиной удариться в бега стала реальная угроза оказаться в застенках родного ведомства. Будучи хорошо осведомленным о сокровенных тайнах НКВД, бывший начальник Управления выдал все: наличие советской агентурной сети, сведения об организации шифровальной связи, структуре органов госбезопасности и т. д. Незавидной оказалась и дальнейшая судьба перебежчика. Под именем Ямогучи Тосикудзе, будучи уже гражданином Японии, в 1945 г. после вступления советских войск в Маньчжурию Люшков подвергся ликвидации предыдущими хозяевами. Причина была прозаической: боязнь, что вчерашний агент на сей раз выдаст уже их секреты.

Наиболее «урожайным» по количеству побегов за границу выдался 1938 г. Опасаясь ареста, в США очутился резидент ИНО НКВД в Испании Александр Орлов (Лейба Фельбинг). Под именем Берга в Америке он прожил более тридцати лет. Умер в 1974 г., сообщив будущим союзникам СССР в войне с Германией, а затем и противникам в «холодной», все, что знал о способах и методах работы советских спецслужб. В том же году его примеру последовал в свое время работавший во Франции, Швейцарии и Испании нелегал НКВД Матвей Штейнберг. Причина сдачи им «позиций» была аналогичной Орлову.

Во второй половине 1930-х гг. побеги и предательство со стороны «тяжеловесов» советской разведки и контрразведки нашли подкрепление и со стороны младших и средних командиров и даже рядовых Красной Армии и войск НКВД. Как следствие, в 1936–1940 гг. появились десятки приказов союзного и республиканских наркоматов внутренних дел, приговоров военных трибуналов о «дезертирстве за границу» пограничников и бойцов из воинских частей прикрытия границы. Среди них значились М. Прохоренко, А. Оттисков, В. Елезаров, Г. Малов, В. Чмырев и многие другие. 26 июня 1937 г. на самолете У-2 советско-польскую границу пересек и командир эскадрильи 56-й авиационной бригады КОВО капитан Чивель. «Позорный для наших органов предательский перелет Чивеля, – отмечалось в приказе НКВД УССР, – мог произойти только в результате притупления чекисткой бдительности у т. Шетова и, особенно, у т. Быкова (сотрудники Особого отдела. – Авт.), непосредственно обслуживающего бригаду, и полного непонимания задач, стоящих перед особыми отделами в условиях текущей обстановки»[11].

Ситуация с побегами со временем изменилась мало. В июле 1940 г. замнаркома союзного НКВД генерал-лейтенант И. Масленников в указаниях на имя наркомов внутренних дел республик, начальников УНКВД краев и областей и пограничных войск писал: «За последнее время имели место несколько случаев измены Родине со стороны военнослужащих войск НКВД. В соответствии с законом от 8 июля 1934 г. дела об изменниках Родины передаются в военные трибуналы, которые в своих приговорах по таким делам выносят определения о привлечении к ответственности семей изменников». Тем самым официально вводился институт заложников.

Полученная противником от этих и других перебежчиков и предателей информация, особенно от таких, как Люшков и Кривицкий, была бесценной. О подобных сведениях любой контрразведке можно было только мечтать. Положение советской стороны усложнялось и тем, что большинство перебежчиков были осведомлены в шифровальной работе своих бывших резидентов и дипломатических представительств, немало они знали и о нелегальной разведывательной сети НКВД в тех или иных странах. Кроме назревшей необходимости в изменении и усовершенствовании технологии агентурно-оперативной работы, перед принявшим бразды правления в наркомате внутренних дел Лаврентием Берией зримо предстала задача предотвратить случаи измены и предательства. В определенной степени ее удалось решить, в том числе и с помощью усиления репрессий.

В целом же для большинства, в том числе и низовых сотрудников органов госбезопасности и внутренних дел, переживших период репрессий и некоторый откат от них в предвоенные годы или пришедших на службу вместо тех, кто попал под жернова «эпохи» насилия, выживание стало главной целью. Работа притупляла сознание, ожесточала, многие предпочитали не вдумываться в смысл происходящих вокруг событий, а было и немало таких, кто просто смирился с существующей реальностью. С исчезновением «лагерной пыли» в лице умудренных оперативников был потерян профессиональный опыт, вдумчивый и новаторский подход в работе. На смену пришли рутина, шаблон, кадровая чехарда с моментальным карьерным взлетом в большинстве случаев людей, которые по природным данным, уровню образования и «чекстажу» никак не отвечали требованиям времени.

В условиях надвигающейся войны сложившееся положение начали осознавать и в высших эшелонах власти. Уничтожив военную элиту Красной Армии, Сталин вдруг обнаружил, что и «карающий меч революции» заметно заржавел. Об этом свидетельствовало то, что всесторонней, не говоря уж о детальной информации о спецслужбах реального противника, в НКВД практически не имелось. Были лишь отрывочные данные о колоссальном размахе строительства, а также активизации их деятельности. Эти и многие другие вопросы разведки, а главное, контрразведки, пришлось решать непосредственно в ходе войны. Исключение составила некоторая часть агентов-нелегалов, которых, невзирая на царившие в стране репрессии и хаос, оставалось еще достаточно много, прежде всего в Нидерландах, Франции, Швейцарии, Японии и даже в нацистской Германии. Подтверждение тому – около сотни достоверных разведывательных материалов о готовности Третьего рейха напасть на СССР. Их оценка, как известно, в большинстве своем оказалась нулевой.

Возможно, «самое важное» сообщение в Москве было получено 16 июня 1941 г. из Берлина: «Германия полностью закончила военные приготовления к вооруженному нападению на Советский Союз, и войны можно ожидать в любой момент… Венгрия примет активное участие в военных действиях на стороне Германии. Авиакрыло истребителей люфтваффе уже дислоцировано на аэродромах Венгрии».

На следующий день нарком госбезопасности В. Н. Меркулов и начальник 1-го (разведывательного) Управления НКГБ П. М. Фитин стояли в кабинете Сталина. Обращаясь к представителю Разведупра, тот сказал: «Ни к чему повторять специальное донесение, я с ним внимательно ознакомился. Скажите, из каких, источников исходит эта информация, где они работают, насколько надежны и как они могли добыть такие секретные данные?».

Пока Фитин докладывал, Сталин, расхаживая по кабинету, изредка задавал уточняющие вопросы. Выслушав объяснения и немного помолчав, подойдя вплотную к докладчику, произнес: «Вот что, руководитель разведки, немцам, за исключением Вильгельма Пика (один из руководителей Компартии Германии. – Авт.), доверять нельзя. Это ясно?». Тот только нашелся: «Ясно, товарищ Сталин».

Останавливаясь на состоянии советской стороны в предвоенный период в вопросах военной и политической разведки и контрразведки, важно отметить следующий факт: в сравнении с противостоящими в свое время кайзеровской Германии спецслужбами царской России, соответствующие структурные подразделения Генштаба РККА и НКВД продвинулись в этом случае далеко вперед. В отличие от предшественников из свергнутого режима, ими был сделан серьезный шаг на пути централизации разведывательно-контрразведывательной работы, укрепления агентурных позиций, подбора и воспитания оперативных кадров. Деятельность развернули и специальные аналитические центры по обработке разведывательных данных. Кардинально изменилась также ситуация по подготовке профессионалов агентурной работы, заметно улучшилась система охраны государственной границы, военной и государственной тайны. Положительных изменений удалось достичь и по другим направлениям, что свидетельствовало о серьезном подходе в изучении допущенных предшественниками промахов, взятии на вооружение лучшего отечественного и мирового опыта.

Однако, как засвидетельствовали события уже первых месяцев войны с блоком немецко-фашистских государств этого, с одной стороны, оказалось недостаточно, с другой – серьезно ощутились результаты предвоенных «чисток» и физического уничтожения многих преданных, а главное, знающих свое дело людей. Последствия сказались незамедлительно. Грубые ошибки, упущения и просчеты в ходе войны приходилось устранять ценой многих человеческих жизней, захваченной врагом огромной территории, приобретением горького опыта в противостоянии на невидимом фронте.

«Лисья нора» на Тирпицуфер

Крупнейшая в мировой истории война на Востоке по плану «Барбаросса» предусматривала быстрый и сокрушительный «блицкриг». «Главная цель заключалась в том, – делился воспоминаниями гитлеровский генерал Курт Типпельскирх, – чтобы уничтожить основные силы русской армии посредством смелых операций с глубоким продвижением танковых клиньев и воспрепятствовать отходу боеспособных частей вглубь обширной русской территории… Конечной целью операции являлся выход на рубеж Волги, Архангельск, с тем, чтобы последняя остающаяся в России индустриальная область на Урале могла быть в случае необходимости парализована немецкой авиацией».

«Барбаросса» – условное наименование вооруженной агрессии Германии против СССР (назван по имени императора Священной Римской империи Фридриха I Барбаросса). Его разработка началась в июле 1940 г. после капитуляции Франции. Наряду с фельдмаршалом Альфредом Йодлем, генералом Вальтером Варлимонтом и другими, одним из основных разработчиков плана был Фридрих Паулюс, в то время заместитель начальника штаба ОКВ, со временем командующий 6-й армией Вермахта, уничтоженной под Сталинградом.

Окончательный вариант операции был изложен в директиве № 21 Верховного главнокомандования вооруженными силами 18 декабря 1940 г. Наступление предусматривалось силами трех групп армий – «Юг», «Центр», «Север» в направлении Киева, Москвы, Ленинграда. До осени 1941 г. планировался выход немецко-фашистских войск к Уралу. К июню 1941 г. у западных границ Советского Союза были сосредоточены 190 дивизий Германии и ее союзников, в которых насчитывалось 5,5 млн человек личного состава, 4300 танков, свыше 47 тыс. орудий и минометов, около 5 тыс. боевых самолетов.

Начало реализации плана «Барбаросса» предполагалось в мае 1941 г., однако в связи с проведением Германией военных операций против Югославии и Греции день вооруженного вторжения в СССР Гитлер назначил на 22 июня 1941 г.

По замыслу, Советский Союз должен был рассыпаться, как прогнивший дворец, сразу же, как только непобедимый Вермахт стукнет в его двери. Английский историк Лиддел Гарт отмечал, что уже в первый период Второй мировой войны фюрер Третьего рейха «применил стратегию непрямых действий в новых масштабах, используя материальный и психологический факторы как на поле боя, так и в государственной политике. Позднее он представил своим противникам широкие возможности для применения непрямых действий против него же самого».

Наряду с тактическими и стратегическими намерениями и подходами в достижении успеха в войне (уклонение от решительных действий и сражений и выжидание промахов врага, крайнее истощение и деморализация его вооруженных сил, отказ от фронтальных ударов, если не обеспечен элемент внезапности, решающее значение маневра и др.), чрезвычайно важные составные в арсенале непрямых действий Гитлера Л. Гарт видел в «ударах по… слабым участкам противника, его базам и коммуникациям, политическим и экономическим центрам», а также «по подрыву прочности тыла противника, его деморализации и дезинформации, применении военной хитрости и новых средств борьбы».

Он же утверждал, что «в войне (против СССР. – Авт.), которую фюрер Третьего рейха намеревался вести, фронтальные наступательные бои были либо блефом, либо являлись бы простой военной прогулкой. Основное внимание обращалось на нападение на противника с тыла в той или иной форме… Он начинал войну с деморализации и дезорганизации противника».

Автор имел в виду два решающих фактора: разведывательно-диверсионная и агитационно-пропагандистская работы среди частей Красной Армии и населения в советском тылу. Обе эти задачи возлагались на созданные в нацистской Германии спецслужбы и специальные пропагандистские органы.

В отличие от СД, гестапо, других нацистских карательных служб, Абвер, как орган военной разведки и контрразведки, не был детищем Третьего рейха. Он появился еще в 1919 г. во времена Веймарской республики, когда ее представитель генерал Шлейхер собрал все секретные подразделения немецких земель под крышей министерства обороны, где и начал функционировать специальный контрразведывательный отдел, функции и задачи которого определялись его названием: «Абвер» – «опора, защита, оборона» Рейхсвера[12]. Созданный на фундаменте бывших германских спецслужб, о своем существовании орган военной разведки и контрразведки громко не заявлял. Особо замечен он не был и с приходом к власти нацистов. Возглавлявшие его вчерашние кайзеровские высшие и старшие армейские и флотские офицеры в вопросах разведки практически себя не проявили. Были тому и объективные причины, прежде всего Версальский договор, ограничивающий военные возможности расчлененной Германии, а позже нестабильность политической и экономической ситуации в только что появившемся Третьем рейхе. Взор на все стороны жизни покоренной ими страны нацисты обратили лишь после укрепления власти. В стороне не остались в этом случае армия и флот.

За предшествующие годы и некоторое время после утверждения нацистов, Абвер возглавляли четыре человека: генерал-майор Ф. Гемпп (1919–1927), полковник Г. Швантес (1928–1929), полковник Ф. Бредов (1929–1932), вице-адмирал К. Патциг (1932–1934). Расцвет, а позднее и упадок его деятельности пришелся на 1935–1944 гг., когда шефом был Вильгельм Канарис. После заката «звезды» сухопутного адмирала, менее полугода во главе хиреющего и еще вчера могущественного диверсионно-разведывательного и контрразведывательного монстра рейха стоял полковник Г. Ханзен.

Веймарская республика – буржуазно-демократическая республика, появившаяся в результате Ноябрьской революции 1918 г. в Германии. Состояла из 15 земель (республик) и трех «вольных городов». Первым ее президентом был Фридрих Эберт, занимавший этот пост с 1919 по 1925 гг. Затем им стал фельдмаршал Пауль фон Гинденбург.

30 января 1933 г. рейхсканцлером Германии Гинденбург назначил Адольфа Гитлера. С этого времени Веймарская республика практически прекратила свое существование. На долгие 12 лет к власти пришли нацисты.

Сорокавосьмилетний капитан 1-го ранга Канарис был уже в предпенсионном возрасте, когда его пригласили в Берлин и предложили занять пост в пока еще малозаметном подразделении разведки и контрразведки имперского Военного министерства. В должность Канарис вступил 1 января 1935 г. Возглавив Абвер, он предпринял решительные шаги по усовершенствованию не только организационно-штатного построения разведывательно-контрразведывательных органов в Вермахте и ВМФ, их территориальных структур внутри рейха, но и далеко за его пределами. Теперь, кроме специфических военных вопросов, разведывательную работу, в первую очередь за пределами Германии, используя преимущество в наличии твердых агентурных позиций, Абвер стремился вести по всем направлениям, изучая состояние экономики стран потенциальных противников, их политическое положение, морально-психологические настроения различных слоев общества и т. д. Тогда же между Абвером с одной стороны и СД и гестапо с другой все чаще стали возникать трения. Касались они не только вопросов разведки и контрразведки, но, главное, лидерства среди нацистских спецслужб. Периодически заключались перемирия в виде «Принципов сотрудничества между гестапо и филиалами Абвера в составе Вермахта», «Десяти заповедей» (регламентировали взаимоотношения Абвера и СД) и др., но длились они недолго, трансформировавшись вскоре в скрытое противостояние, а в конечном итоге в открытую схватку, закончившуюся для Канариса и его ведомства полным крахом…

За короткое время небольшой и малозаметный Абвер быстро разросся до огромных размеров. Уступая по численности гестапо и СД, он не был обижен: к концу 1942 г. в его центральном аппарате и многочисленных подразделениях, по разным данным, работало от 25 до 30 тыс. человек, из них 8 тыс. были кадровыми офицерами. Все они имели армейские звания с добавлением слова «Абвера». Главные же силы военной разведки и контрразведки крылись в разбросанной по всему миру широкой агентурно-осведомительской и диверсионной сети.

Отпали для Абвера и все финансовые ограничения. Предстоящая мировая война требовала невиданных до сего нестандартных действий, огромных средств и специально подготовленных кадров. Звездный час для Канариса и его детища наступил в 1938 г., после ухода в отставку военного министра и главнокомандующего бывшего Рейхсвера фельдмаршала Вернера фон Бломберга. Взамен военного министерства было создано Верховное главнокомандование Вермахта (ОКВ), а власть над вооруженными силами рейха сконцентрировалась в руках Гитлера. Штаб ОКВ возглавил генерал Вильгельм Кейтель. Абвер (читай – Канарис) стал подчиняться только двум лицам – фюреру и начальнику штаба ОКВ. Также было положено начало вседозволенности, непогрешимости и, казалось, непотопляемости Абвера. Однако дальнейшие события засвидетельствовали: во многом все оказалось только воображением и излишней самоуверенностью его отдельных руководящих лиц, прежде всего самого Канариса.

Вермахт (от Wehr – оружие, оборона и Macht – сила, сопротивление) – вооруженные силы нацистского Третьего рейха в 1933–1945 гг. Базой для их создания и развертывания стал бывший Рейхсвер, а также «Закон о строительстве Вермахта» (1935), предусматривавший всеобщую воинскую обязанность. Возглавляло Вермахт Верховное главнокомандование вооруженных сил (ОКВ), в подчинении которого находились сухопутные войска, ВВС, ВМС, а с 1940 г. и войска СС (Ваффен-СС). Верховным главнокомандующим был Гитлер. Накануне Второй мировой войны Вермахт насчитывал 3 млн человек. Максимальная его численность – 11 млн, наблюдалась в декабре 1943 г.

В 1936 г. Абвер был реорганизован в Управление разведки и контрразведки ОКВ – «Абвер-заграница». Главная задача старого-нового органа заключалась в обеспечении секретности военных приготовлений Третьего рейха к войне, внезапности вооруженного вторжения, а главное – успеха «блицкрига» путем дезорганизации и подрыва боеспособности вооруженных сил и тыла стран, избранных объектом гитлеровской агрессии.

В состав центрального аппарата Абвера (размещался в Берлине в нескольких огромных зданиях по улице Тирпицуфер[13]) вошли пять основных отделов и несколько более мелких подразделений. Иностранный отдел «Аусланд» (начальник – адмирал Бюркнер) занимался изучением экономики, внешней и внутренней политики иностранных государств. В работе отдел контактировал с Министерством иностранных дел, военными атташе и их зарубежными представителями.

Комплектование соответствующими кадрами, обеспечение финансово-материальными средствами, разработка мобилизационных планов развертывания Абвера в военное время были возложены на его центральный отдел (руководители – генерал-майор Ганс Остер, а после его ареста – полковник Шредер).

Определяющими в структуре Управления выступали отделы Абвер I, II и III – соответственно «А-I», «А-II», «А-III». Подчинялись они непосредственно Вильгельму Канарису.

Отдел «А-I» – разведка (руководитель – полковник Пиккенброк, позже полковник Ханзен) состоял из 10 подотделов (в различных источниках подаются как рефераты, группы и др.), ведавших различными аспектами военной разведки в иностранных армиях. Они создавались и действовали по географическому и отраслевому принципу. Так, подотдел 1Х занимался сбором разведданных в сухопутных войсках, в том числе Красной Армии; 1М – в военно-морских силах; 1Л – в военно-воздушных силах; 1Вс – в экономике; 1ТЛВ – технике и т. д. На подгруппу 1Г (Гехаймштрифтен – тайнопись) возлагались задачи изготовления печатей, штампов, различных документов для агентуры всех отделов и периферийных органов Абвера, конструирование специальной фотоаппаратуры, разработки симпатических чернил и др. Добытую разведывательную информацию (нередко со своими комментариями) отдел направлял в те или иные подразделения штаба ОКВ (по армии, ВМС, люфтваффе и т. д.).

Работавшие по географическому принципу подгруппы «Вест» и «Ост» ведали организацией разведывательной работы в странах Запада и Востока. В частности, «обслуживание» Красной Армии было возложено на вторую из них.

Отдел «А-II» – диверсионный центр Абвера, наиболее засекреченный (его шефами в разное время были генерал-майор фон Лахузен, полковники Гросскурт и Фрейтаг фон Лорингофен). На отдел возлагались функции организации и руководства диверсионной деятельностью за границей и в тылу войск противника. Состоял «А-II» из нескольких подотделов: «Вест» – диверсии в западных странах; «Зюйд-Ост» – на Балканах, Ближнем и Среднем Востоке; «Ост» – диверсионно-террористическая деятельность против СССР. В период войны он же руководил диверсионными абверкомандами на советско-германском фронте и в тыловых районах действующей Красной Армии. В последнем случае подотдел распределился на несколько рефератов, каждый со своими специфическими заданиями: организация повстанческих формирований; подготовка и заброска диверсантов; осуществление нацистской пропаганды и др. Имелись и специфические подразделения – лаборатории по разработке новых средств диверсии и террора, специальных видов оружия, приборов, а также по изготовлению иностранного военного обмундирования, снабжению диверсантов и террористов боевым снаряжением и др.

Главные задачи отдела «А-II» состояли в подрыве морального духа армии и населения стран-противников; создании «пятых колонн», уничтожении (захвате) особо важных военных и промышленных объектов; совершении террористических операций; дезинформации политического и военного руководства противоборствующей стороны.

Кроме массовой агентурной сети в 1939–1941 гг. при отделе было создано и «домашнее абверовское войско» в лице специальных диверсионно-разведывательных формирований. Вначале это был батальон, затем полк, а в 1942 г. дивизия «Бранденбург-800», общеизвестные националистические батальоны, а позже полк «Курфюрст». Все они особо себя проявили на советско-германском фронте.

«Бранденбург-800» – диверсионно-разведывательное соединение. Начало его созданию было положено в 1939 г. формированием «А-II» в местечке Слияч роты специального назначения, которая вскоре была преобразована в батальон с дислокацией в г. Бранденбурге. Первым командиром роты (батальона) стал майор Гиллель.

Весной 1940 г. батальон был переформирован в полк «Бранденбург-800» (по имени места формирования). В ноябре 1942 г. на его базе создается дивизия специального назначения с одноименным названием. Командиром полка были майор Вальтер Кивиш (Кивич), полковник Ланценауэр. Дивизией командовали генерал-майоры Пфульштейн, затем Витч.

Структура полка: штабная рота, рота связи, учебный лагерь, учебный батальон, пять батальонов четырехротного состава.

Структура дивизии: подготовительный (учебный) полк, отдельный «Александровский батальон», 801, 802, 803, 804, 805-й полки трехбатальонного состава. Общая численность дивизии – более 20 тыс. человек личного состава.

Штаб дивизии дислоцировался в Берлине по ул. Гогенцоллернуамм, 7. Там же находились рота пропаганды и рота морской пехоты.

Задачи дивизии: разведывательная и диверсионно-террористическая работа в тылу советских войск и войск других стран, воевавших с Германией.

Приемы и методы деятельности: захват стратегически важных объектов (мостов, переправ и др.), организация повстанческих банд, войсковая разведка в прифронтовых районах и на линии фронта, диверсии, террор.

В период отступления Вермахта главной задачей дивизии стало уничтожение коммуникаций, военных промышленных и гражданских объектов, угон мирного населения.

Комплектование: этнические немцы, владеющие иностранными языками, фольксдойче, белоэмигранты, различные националисты, военнопленные-добровольцы, дезертиры и др. Требования к командирам: преданность нацизму, физическое развитие, смелость, умение быстро ориентироваться в незнакомой обстановке и в условиях опасности. Из личного состава полка (дивизии) Абвер также отбирал и готовил кадровую агентуру.

Подготовка брандербуржцев осуществлялась по специальной программе с учетом района будущей деятельности. Каждый из них имел две солдатские книжки: одна для фронтовой обстановки (на вымышленную фамилию), другая (подлинная) – для командования.

Для маскировки при действиях в советском тылу использовалась красноармейская и специальная форма, гражданская одежда, советское оружие, фиктивные документы военнослужащих Красной Армии и гражданских лиц. Диверсанты и агенты действовали в группах и поодиночке.

На Восточном фронте в свое время находились: полк «Бранденбург», 801-й, 802-й, 803-й, 804-й, 805-й полки, «Александровский батальон» и отдельные подразделения, как, например, «Специальная команда Ланге».

В конце 1944 г. дивизия «Бранденбург» вышла из-под юрисдикции Абвера и действовала как обычное воинское соединение. Из ее личного состава стали формировать специальные команды СС, другие диверсионные подразделения. В этот период ее командиром стал генерал-майор Витч.

Функции контрразведывательной работы в Вермахте и ВМФ, их военно-административных учреждениях, а также на оборонных объектах были возложены на третий отдел Абвера – «А-III». Возглавляли его полковник Бомлер, затем генерал-лейтенант Бентивеньи, а с 1943 г. – полковник Гайндрих.

Основными функциями отдела было: противодействие иностранным разведкам; изучение форм и методов их борьбы; дезинформация противника; обеспечение охраны военной и государственной тайны. Из всех трех отделов Абвера отдел «А-III», конкурируя, наиболее тесно сотрудничал с гестапо – тайной государственной полицией рейха.

Как и его «собратья», отдел «А-III» состоял из 10 отдельных отраслевых рефератов (армия, флот, люфтваффе и т. д.). Наибольший интерес представляют рефераты 3КГФ (кригсгефангене – военнопленные) – контрразведывательная работа в лагерях военнопленных; 3Ф – контрразведывательная работа путем внедрения агентуры в разведывательные органы противника и 3У – дезинформация противника с помощью агентуры, радиоконтрразведывательная служба.

Диверсионно-разведывательные и контрразведывательные подразделения Абвер имел и во всех внутренних военных округах и стратегических центрах Германии – т. н. абверштелле (АСТ) и абвернебенштелле (АНСТ), а также в союзных и нейтральных странах. Наиболее крупными АСТ считались: «Кенигсберг», «Вена», «Краков», «Берлин», «Бухарест» и «София». Разведывательно-контрразведывательные усилия первых трех были направлены исключительно против СССР. В Турции, Болгарии, Финляндии, Швеции, Румынии, Прибалтике, многих других странах без устали трудились разведывательные организации Абвера с условным наименованием «Кригсорганизацион» (военная организация – сокращенно КО). Под прикрытием дипломатических представительств они осуществляли диверсионно-подрывную деятельность.

Составной и неотъемлемой частью военной разведки и контрразведки была широкая сеть разведывательно-диверсионных школ, прежде всего на территории оккупированной Польши. С началом войны против СССР их число и места дислокации постоянно увеличивались. Стоящие перед всеми подразделениями ведомства Канариса задачи во всех случаях решались с помощью штатных сотрудников, а главным образом – с участием огромной армии агентов и диверсантов.

Наладил Абвер в предвоенный период и тесный контакт, а также взаимодействие с армейскими разведывательными структурами. Штабы германских войсковых соединений (от дивизии и выше) состояли из трех основных отделов: оперативного – 1А, тыла – 1Б, разведывательного – 1Ц. Накануне и в условиях войны задача последнего заключалась в сборе и обработке разведданных о Красной Армии, борьбе со шпионажем в собственных частях, организации радиопропаганды, проведении на передовой и прифронтовых районах антисоветской агитации, осуществлении военной цензуры, первичных допросов военнопленных и др.

Подготовка, а особенно начало вооруженной агрессии против СССР вынудили Канариса существенно расширить диверсионно-разведывательный и контрразведывательный аппарат. Первым шагом стало создание в июне 1941 г. при Управлении «Абвер-заграница» специального органа – оперативного штаба «Валли» (полевая почта 57219), руководителем которого стал подполковник Хейнц Шмальшлегер. Главной его обязанностью была организация и развертывание разведывательно-диверсионной и контрразведывательной работы против действующей Красной Армии на Восточном фронте.

В 1946 г. под грифом «Совершенно секретно» начальники управлений лагерей военнопленных МВД СССР получили распоряжение, гласившее:

«Личные приметы солдат и офицеров абвергруппы 324.

Лейтенант Эрнст Фриц, начальник группы, уроженец округа Райхенбах (Восточная Германия), 30-ти лет, рост 170 см, стройный, крепкого телосложения, широкие плечи, волосы темные, лицо овальное, полное, глаза голубые, широкие чувственные губы, говорит по-чешски.

Обер-лейтенант Гартен (правильно – зондерфюрер фон Гартен. – Авт.), кличка «фон Зентен», заместитель командира группы (по другим данным – переводчик. – Авт.), рост около 190 см, 45 лет, стройный, длинное овальное лицо, умеренно синие глаза, лоб высокий, волосы темно-русые, поседевшие, говорит по-русски, продолжительное время работал при штабе «Валли», до войны несколько лет жил в России.

Фельдфебель Буссе Фриц, кандидат в офицеры запаса, вербовщик, гражданская профессия – народный хозяйственник (так в документе. – Авт.), женат, 33 года, 185 см рост, сухощавая фигура, длинное узкое лицо, узкие губы, большой узкий нос, водянисто-голубые глаза, высокий лоб, пепельно-белые редкие волосы, говорит по-польски и немного по-чешски.

Руководитель узла «Валли III» подполковник Шмальшлегер (правильно начальник штаба, он же начальник контрразведывательного отдела «Валли» III, Хейнц Шмальшлегер, клички «директор Геллер», «инженер Доцлер», «директор Шмидт» и др. – Авт.). Личные приметы: около 50 лет, рост 185 см, худая фигура всадника, длинное узкое лицо; характерные черты – узкий нос, высокий лоб, темные волосы, голубые глаза, носил монокль и почти всегда имел в руках бич.

Информация Гесперс Вилли» (один из арестованных сотрудников абвергруппы 324. – Авт.).

Оперативному составу лагерей военнопленных предписывалось организовать работу по поиску и изобличению данных лиц. В случае обнаружения немедленно сообщить в Главное управление по делам военнопленных и интернированных союзного МВД.

В июне 1941 – мае 1942 гг. штаб «Валли» дислоцировался в местечке Сулеювек вблизи Варшавы. Затем (1942) его путь пролег в Украину под Винницу, а с конца 1942 по январь 1944 гг. он находился в г. Николайкен (Восточная Пруссия). Непредвиденный конец войны вынудил «Валли» еще дважды поменять место «прописки». Сначала это была деревня Гарнекопф (40 км от Берлина), затем вблизи г. Бад Эльстр (на границе Саксонии и Чехии).

Очевидец тех событий для истории оставил следующее описание места пребывания штаба в Сулеювеке: «Под маловыразительным названием «Лес», под обычным номером полевой почты прятался целый город с высокими в несколько рядов колючей проволоки заборами. Не меньше было и часовых. Все пути к нему перекрывались шлагбаумами и контрольно-пропускными пунктами. Опытному человеку, которому посчастливилось попасть на территорию «Валли», прежде всего бросались в глаза мощные радиостанции. Их антенны круглосуточно, не переставая, следили за эфиром. Они не только принимали сообщения от множества абвергрупп вдоль Восточного фронта и агентуры, но и осуществляли радионаблюдение, перехватывали сообщения советских военных и гражданских радиостанций. Материалы затем поступали к специалистам, которые анализировали даже передачи открытым текстом. Десятки дешифровщиков высочайшей квалификации день и ночь сидели над перехваченными советскими шифрованными и кодированными текстами, пытаясь найти к ним ключ. Здесь же работали и десятки мастерских, лабораторий, типографий. Для своих агентов и диверсантов ведомство Канариса изготавливало советскую военную форму, конструировало для них специальное оружие, которое при небольших размерах имело большую разрушительную силу, подделывало разные документы, знаки отличия и различия. Одним словом, это была настоящая адская кухня, на которой работали сотни «поваров», наделенных особым доверием Третьего рейха».

Построение штаба «Валли» было идентичным структуре центрального аппарата Абвера, с теми же функциями, задачами и рефератами. Главной особенностью было нахождение в его подчинении разведывательных, диверсионных и контрразведывательных абверкоманд (соответственно 9, 6 и 5) и входивших в их состав абвергрупп. В зависимости от характера выполняемых задач, каждая абверкоманда имела их от 3 до 8. Общее число действующих на советско-германском фронте абвергрупп равнялось 66. С учетом абверкоманд и абвергрупп экономической разведки[14], групп и команд РСХА, подразделений «Ваффен СС Ягдфербанд», других диверсионных, карательных и иных органов и служб, их общая численность составляла более 150 наименований.

Различные направления действий абверкоманды (разведка, диверсии, террор, контрразведка) придавались и штабам групп армий вторжения («Центр», «Север», «Юг»), а также входящим в их состав армиям. Задача этих формирований заключалась в ведении разведывательной и подрывной работы на участках фронта того или иного соединения Вермахта.

Численность штатных сотрудников Абвера в командах (группах) была не постоянной и зависела от характера выполняемых заданий, периода войны, военного положения на фронтах, других причин и варьировалась от 20 до 100 человек. Большими по числу преимущественно были абвергруппы – основные исполнители стоящих перед Абвером задач. На кадровый руководящий состав абверкоманд в основном возлагались организационные, управленческие и контролирующие функции. Возглавлялись они, как правило, старшими офицерами. Средние руководящие, а также вспомогательные должности в абверкомандах и абвергруппах занимали младшие офицеры, зондерфюреры[15], фельдфебели, унтер-офицеры и рядовые. Так, в составе абверкоманды 103 (разведка) при штате 70 единиц в наличии имелось 16 офицеров, 5 зондерфюреров, по 7 фельдфебелей и унтер-офицеров, остальные – рядовой состав и помощники из числа колаборантов и предателей. Один из них – Острожко, он же Арский, он же Павленко Николай Николаевич, кличка «Мартынов», в команде отвечал за изготовление фиктивных документов. Примерно такая же организационно-штатная структура была и в абвергруппах.

В обязанность многим абверкомандам вменялись также сбор и изучение различных советских документов, печатей и штампов, наград, знаков различия, изготовление на их основе тех или иных подделок и т. д. Практически в штатах каждой из них, а также в абвергруппах находились и специалисты – вербовщики агентуры. В их функции входило и ее обучение, а также и переброска в советский тыл.

Для обеспечения агентов и диверсантов наиболее сложными для подделки документами при «Валли 1» трудилась специальная команда 1Г. «Документы» готовили 5 немецких граверов и графиков. К работе привлекались и специалисты из числа военнопленных и антисоветски настроенных лиц, хорошо знавшие делопроизводство в Красной Армии и советских учреждениях. Наиболее трудноисполнимые бланки, особенно паспортов и партийных билетов, а также поддельные советские ордена и медали, штаб «Валли» централизованно получал из Управления «Абвер-заграница». В его распоряжении находились и трофейные склады с военным обмундированием и снаряжением, гражданской одеждой и вещами быта. Недостающее пополнялось работающими здесь же портновской и сапожной мастерскими. Во многих случаях команда 1Г выступала экспертом и консультантом для других абверкоманд (абвергрупп). Это, прежде всего, были вопросы порядка выдачи и оформления различных документов на территории СССР, о внесенных в них изменениях, прописки, регистрации и др.

Период организационного укрепления Абвера, в частности его второго отдела, с легкой руки партийных функционеров сопровождался в рейхе дискуссией о его диверсионно-разведывательных кадрах, прежде всего из числа ОУН. «В рамках начатых Абвером II приготовлений к операции “Вайсс” (вторжение в Польшу. – Авт.), – сообщал в штаб ОКВ (июль 1939 г.) его начальник фон Лахузен, – предусмотрено также привлечение украинских бойцов-освободителей. С этой целью Абвер II разместил в лагере Дахштайн 160 украинцев, отобранных для этой операции[16]. Под прикрытием вспомогательной рабочей силы для крестьян в горах они собраны в Остмарке… В дальнейших планах быстро растущая военная организация, развивающаяся сообразно с внешнеполитической ситуацией, за 2 дня до момента «Ч»[17] будет представлять из себя группу приблизительно в 500 человек, готовых к немецкому выступлению».

Лахузен Вивермон Эрвин Эдлер фон (1897–1955), генерал-майор.

Участник Первой мировой войны. Образование получил в Терезианской военной академии. В 1933 г. окончил австрийскую Академию генштаба. Специализировался в области разведки. В 1935–1938 гг. работал в службе информации (аналог военной разведки) генштаба Австрии. После ее аншлюса (1938) – в Абвере, где был заместителем начальника «А-I» (Г. Пиккенброка), затем (1939) возглавил отдел «А-II» – диверсии, террор и саботаж. Ему были подчинены полк (дивизия) «Бранденбург 800», а также полк «Курфюрст», батальоны «Нахтигаль», «Горец», другие диверсионные формирования, действовавшие на Восточном фронте. «Домашнее войско» «А-II» в основном состояло из бывших белогвардейцев, фольксдойче, украинских и других националистов.

Освещая связь ОУН с немецкими спецслужбами в Международном военном трибунале, свидетельствовал:

«Руденко (представитель СССР. – Авт.): Свидетель, я хочу поставить вам несколько вопросов. Правильно я вас понял, что повстанческие отряды из украинских националистов создавались по директиве германского верховного командования?

Лахузен: Это были украинские эмигранты из Галиции.

Руденко: И из этих эмигрантов создавались повстанческие отряды?

Лахузен: Да…

Руденко: И какое положение имели эти отряды?

Лахузен: Это были организации… которые работали совместно с отделом разведки за границей.

Руденко: Что они должны были выполнять?

Лахузен: Задача их состояла в том, чтобы с началом военных действий выполнять распоряжения соответствующих офицеров германских вооруженных сил, то есть те директивы, которые получал мой отдел, и которые исходили от ОКВ.

Руденко: Какие же задачи ставились пред этими отрядами?

Лахузен: Эти отряды должны были производить диверсионные акты в тылу врага и осуществлять всевозможный саботаж.

Руденко: А помимо диверсий, какие еще задачи ставились?

Лахузен: Саботаж, то есть взрывы мостов и других объектов, которые в какой-либо степени представляли важность с военной точки зрения».

В конце 1943 г., в период агонии Абвера, Лахузен получил назначение на Восточный фронт, где стал командиром гренадерского полка. С декабря 1944 г. он – начальник разведывательного бюро XVII военного округа (Вена). В мае 1945 г. сдался в плен американцам и был доставлен в «особый центр» спецслужб США и Англии (находился в Бад-Ненндорфе вблизи Ганновера), где его не раз подвергали физическому насилию с целью быстрее «развязать язык» и узнать о секретах Третьего рейха.

Получив желаемые сведения, Лахузена отпустили. В Австрии имел генеральскую пенсию. Проживал в горах Тироля. Написал мемуары, вышедшие купюрами (1958) в США. В введении к ним говорилось: «Эта книга рассказывает только об операциях против англосаксонских стран – Соединенных Штатов, Великобритании и в одном случае – Южно-Африканского Союза. Но военный дневник демонстрирует, что весь мир, начиная от Центральной Азии, затем России, Западной Европы и кончая Мексикой и Южной Америкой, представлял собой то поле битвы, на котором Канарис и фон Лахузен проводили свои операции».

Не «поленился» Лахузен раскрыть и имена, под которыми жили его бывшие агенты, за что американские и английские спецслужбы были ему весьма благодарны. О диверсионно-разведывательной деятельности «А-II» на территории СССР в мемуарах не сказано ни слова. Находясь в плену, показания о сфере интересов Абвера в Советском Союзе дал его заместитель полковник Эрвин Штольце.

Для специальной подготовки «бойцов-освободителей» Лахузен просил выделить офицера из числа специалистов-альпинистов, группу младших командиров, а также «6–8 человек, имеющих военно-инженерное образование». Уточнял: для маскировки курсанты будут обучаться в гражданской одежде, руководить предполагаемой операцией будет отдел «А-I». «В целях конспирации при передаче и контактах с другими отделами» задачи данной группы просил не упоминать.

Директивой штаба ОКВ от 4 августа 1939 г. под прикрытием «Бергбауернхильфе» (крестьянской вспомогательной силы) «бойцов-освободителей» требовалось обучать как «партизанские группы» в движении и как регулярное воинское подразделение, особое внимание уделив овладению и применению пригодного в полевых условиях оружия, а также самостоятельному проведению небольших, построенных на хитрости и внезапности партизанских операций. Персональную ответственность за качество подготовки оуновцев директива возлагала на обер-лейтенанта Абвера «Якоба».

В период вторжения в Польшу в глазах нацистов ОУН проявила себя с наилучшей стороны. Вооруженные группы (около 8 тыс. человек) подвергали нападению десятки польских военных объектов, пленили около 4 тыс. полицейских, жовниров и чиновников, захватили тяжелое и стрелковое оружие, военное снаряжение, транспортные средства и т. д. Не менее активно по заданию Абвера националисты участвовали в разведывательно-диверсионной деятельности. «Разведка в Польше, – отмечал в сборнике статей “Итоги Второй мировой войны” (раздел “Служба разведки и контрразведки”) со знанием дела доктор Пауль Леверкюн, – перед началом войны велась так называемым “ближним” методом, то есть непосредственно через границу (с Германией. – Авт.). В этом случае передача сведений, как правило, не представляла особых трудностей». Не называя по имени «героев» того невидимого фронта, подчеркивал, что верховному командованию Вермахта были известны как организация польской армии, так и планы по ее стратегическому развертыванию, «другие наиболее существенные данные военного и военно-географического характера. Поэтому в ходе компании не возникало никаких непредвиденных случайностей».

Львиная доля успеха в том, чтобы, по словам автора, не были «обнаружены пробелы в действиях органов германской разведки», принадлежала оуновцам, еще с 1920-х годов сотрудничавших с Рейхсвером, а затем с Вермахтом. Проникнув во множество составных польского государственного и военного механизма, они вплоть до начала войны поставляли Абверу все необходимые разведывательные сведения. Однако возникшие в оуновской среде трения за власть докатились и до Берлина, вызвав там серьезную обеспокоенность. В сентябре 1940 г. один из подчиненных рейхскабинетсрата (имперской канцелярии. – Авт.) писал на имя шефа: «Глубокоуважаемый г-н фон Штутергейм! … Организация украинских националистов, которая, как вам, вероятно, известно, здесь в рейхе нашла особую поддержку у Абвера, о чем в свое время велись переговоры между рейхсляйтером Розенбергом и адмиралом Канарисом.

Мы неоднократно обращали внимание адмирала Канариса на то, что одностороннее предпочтение, высказываемое ОУН даже в военных целях, на практике влечет за собой наши политические обязательства в будущем. В то же время мы указывали адмиралу, что ОУН не может притязать на какую-либо политическую роль. Она не что иное, как мелкая террористическая группа с особой локально-галицийской окраской; точнее, ее можно было бы охарактеризовать как национально-галицийское ответвление великорусского эсеровского древа…

Сейчас в этой группе, несмотря на поддержку со стороны немецких военных служб, возник разлад, который выливается в заявления то с одной, то с другой стороны, причем с самыми тяжкими обвинениями… Прилагаю вам для личного ознакомления копию попавших ко мне взаимных обвинений этой группы с просьбой: когда будете докладывать начальнику рейхсканцелярии, обратите внимание г-на рейхсминистра д-ра Ламмерса (Ганс Ламмерс – шеф канцелярии. – Авт.) на них».

К дискуссии подключился и руководитель внешнеполитического отдела НСДАП Арно Шикеданц, направивший соответствующее письмо не только в имперскую канцелярию, но и Рейнхарду Гейдриху, а позже Вильгельму Канарису. Шефу РСХА он писал: «Взаимные обвинения касаются деятельности этой группы и, без сомнения, затрагивают государственную безопасность рейха, заботу о которой Вы препоручили соответствующим компетентным ведомствам (имеются в виду СД и гестапо. – Авт.). Наступивший в этой группе разлад, однако, заключает в себе и политическую нетерпимость, характерную для этой группы. Мы всегда расценивали ее исключительно как очень ограниченную, террористически действующую организацию, не имеющую политического веса и значения».

Представитель нацистской партии подчеркивал: «В свое время мы предложили Вашему ведомству расследовать это дело, которое в этом случае однозначно указывает на в высшей степени сомнительную деятельность ОУН, однако до сих пор не получили ответа. Мы были бы благодарны, если бы Вы высказали свою позицию на этот счет». Тогда же подобное письмо было направлено и в адрес гестапо.

В своих мемуарах не оставил без внимания оуновских «бойцов-освободителей» и Вальтер Шелленберг. «Возникли огромные трудности в том, чтобы скрыть мобилизацию войск (перед вторжением в СССР. – Авт.), – вспоминал он. – Трудности усугубились постоянными разногласиями между Мюллером (шеф гестапо. – Авт.) и Канарисом по вопросу использования украинских националистических лидеров Мельника и Бандеры на польско-русских фронтовых рубежах. Военная секретная служба хотела использовать эти украинские группы, Мюллер возражал. Он считал, что националистические лидеры преследовали свои собственные политические цели и, как правило, применяли совершенно недопустимые методы работы. Их действия вызывали постоянное беспокойство среди основной массы польского населения. Я лично пытался не принимать участия в дискуссиях по данному вопросу. Споры, преимущественно, носили затяжной и желчный характер».

Функционеру НСДАП Гейдрих ответил тем, что собственное «домашнее войско» в лице карательных отрядов, групп полиции безопасности и СД усилил полицейскими оуновскими формированиями. Не запоздал с ответом и Канарис. «Многоуважаемый господин Шикеданц! – писал с издевкой адмирал. – Меня очень заинтересовали любезно присланные Вами сообщения, которые Вы высказали группенфюреру Гейдриху. Поскольку это затрагивает интересы Вермахта, я наблюдаю за разногласиями внутри ОУН, которые вызваны новым положением дел, создавшимся в результате усмирения Польши.

Мне не представляется целесообразным выступать с запретами против этого самого большого движения, дающего определенную гарантию сплочения всего украинства в Германии, многократно приумножившегося со времени начала войны (против Польши. – Авт.). Считаю также необходимым избегать нежелательного противодействия в военной области. Хайль Гитлер! Канарис».

В утвержденном Гитлером плане «Барбаросса»[18] на карту было поставлено слишком много, чтобы в предстоящей тайной войне против СССР шефы Абвера и РСХА могли позволить себе отказаться от помощи «бойцов-освободителей» из ОУН.

Предстояла и крупная оперативная игра в свете директив ОКВ по дезинформации советской стороны об истинных намерениях Третьего рейха в условиях стягивания к ее границам огромной массы немецких войск, а главное – начата масштабная шпионская и диверсионно-подрывная работа, в которой украинским националистам предстояло сыграть важную роль. 21 февраля 1941 г. педантичный начальник генштаба ОКХ Франц Гальдер пометил в дневнике: «Утреннее совещание. Никаких особых новостей. Адмирал Канарис…

в) Подготовленные мероприятия Абвера на Украине и Прибалтике.

г) Вопросы сохранения тайны. Совершенно секретные документы особой важности и т. д.» (Имелась в виду и директива от 15 февраля «О мероприятиях по дезинформированию советского военного командования». – Авт.).

До Великой Отечественной войны советского народа в битве против нацистской Германии и ее сателлитов оставались считанные недели.

Крылья «черного ордена» СС

Благотворную почву для появления в Германии разновидности нацистских карательных органов в лице службы безопасности (СД), гестапо, других подобных формирований вспахала и удобрила Национал-социалистическая рабочая партия – правящая политическая сила Третьего рейха. Созданная в 1902 г., наряду с насаждением фашистской идеологии, стремлением к возвращению «потерянных земель», объединением всех немцев и др., НСДАП одновременно строила и государственно-тоталитарный механизм, в котором эсэсовским спецслужбам отводилась решающая роль. Имея вначале общее название – «охранные отряды партии» (Schutzstaffel, сокращенно – СС по первым буквам слов), по образному выражению одного из их активных членов Дитера Вислицени, они чувствовали себя «сектой нового типа со своими собственными органами и обычаями». Вместе с собратьями из штурмовых отрядов (Sturmfbteilung – СА) эсесовцы в начале носили коричневую униформу, позже одели черную. На их фуражках был изображен череп с перекрещенными костями («мертвая голова»), их ведущими символами стали свастика и две сдвоенные руны «зиг» – победа. Историей Третьего рейха им было предопределено зверски убить и замучить миллионы своих жертв.

СС – элитные охранные подразделения нацистской партии. Начало их появления положено в 1925 г. Входили в состав СА – штурмовых отрядов. В ноябре 1926 г. был введен пост рейхсфюрера СС. Его занял командир «Ударного отряда Адольфа Гитлера» Йозеф Веймаре, затем (1927) Эрхард Хайден. В январе 1929 г. во главе СС стал Генрих Гиммлер. Им были введены ритуалы посвящения в члены СС и их присяги, форменная (черная) одежда, знаки различия и отличия, закон «расовой чистоты» и т. д.

Численность общих («ваффен») СС стала неуклонно увеличиваться: в январе 1929 г. – 280 чел., декабре 1930 г. – 2 727, декабре 1931 г. – 14 964, июне 1932 г. – 30 тыс., мае 1933 г. – 52 тыс. чел. Рост СС сопровождался появлением в их структуре отдела под названием I-С службы безопасности (СД), организатором которого стал Рейнхард Гейдрих.

Попытки руководства СА подчинить себе СС закончились неудачей. Новое организационное построение СС предусматривало: низшую ячейку («шар») – 8 чел. под командованием шарфюрера; три отделения составляли отряд («труппе»); три отряда – «штурм» (70—120 чел.) во главе с оберштурмфюрером; три «штурме» – «штурмбанн» (250–600 чел.) возглавлял штурмбаннфюрер. Три (четыре) «штурбанне» образовывали «штандарте» (1000–3000 чел.) во главе с штандартенфюрером. Несколько «штандартен» составляли «абшнит» по численности близкую к бригаде. Два – три «абшните» образовывали «группе» (дивизию) во главе с группенфюрером.

В 1930 г. начались стычки между СА и СС за «пальму первенства». Тогда же в СС появилась личная гвардия Гитлера – «Лейбштандарт Адольф Гитлер», зондеркоманды, полки «мертвая голова» и др. Подразделения СС сыграли главную роль в «Ночи длинных ножей». С того времени они стали самостоятельным структурным звеном в НСДАП. Гиммлер стал подчиняться исключительно фюреру. К концу 1938 г. численность общих СС достигла более 400 тыс. чел.

Постепенно начался их рост: 1941 г. – 700 тыс., 1944 г. – 865 тыс. В 1935 г. возникли войска СС. Их основу составили «ваффен» СС. Начав с цифры в 11 тыс., в 1941 г. они насчитывали уже 200 тыс., а в начале 1945 г. – 830 тыс. личного состава. Проявили изуверскую жестокость на Восточном фронте.

Общее число членов СС за 1925–1945 гг. составило свыше 2 млн чел.

Зарождение вышедшей из недр СС и пока лишь только партийной спецслужбы – СД пришлось на 1934 г. Рассматривалась она только как орган по обеспечению безопасности фюрера и партийного руководства и представляла собой разновидность вспомогательной полиции. Кроме охранных функций, на нее возлагались задачи изучения и подготовки материалов общего характера, проникновения в планы деятельности оппозиционных НСДАП партий и течений, установления их сферы и размаха влияния на общественное сознание, выяснения системы связи и контактов.

26 июня 1936 г. руководителем СД рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер назначил Рейнхарда Гейдриха. «Шеф СС, – отмечал немецкий историк Хайнц Хёне, – инстинктивно чувствовал, что случай привел к нему «прирожденного контрразведчика», обладавшего здравым умом, знавшего все нити и понимавшего, за какие из них следует дернуть, чтобы привести в движение живую регистрационную машину. Гейдрих обладал всеми свойствами начальника секретной службы: жестокостью, отсутствием сентиментальности, постоянным поиском информации и пренебрежением к людям». С этого момента значение и влияние СД стало заметно возрастать, с тем, чтобы вскоре превратиться в один из мощных диверсионно-разведывательных механизмов нацистской Германии. «СД, – подчеркивал в свою очередь Гиммлер, – предназначена раскрывать врагов националистической идеи, и она будет осуществлять проведение контрмероприятий через государственные полицейские силы».

Гиммлер Генрих (1900–1945), рейхсфюрер СС.

Родился в Мюнхене в семье директора гимназии. Закончил политехнический институт. С юных лет – член националистических организаций, тогда же сблизился с Гитлером. Участник «пивного путча» 1923 г., член НСДАП (1925). Карьеру в СС начал в Нижней Баварии заместителем местного гауляйтера, вскоре – заместитель рейхсфюрера, с января 1929 г. – рейхсфюрер СС. При его непосредственном участии роль и значение СС в строительстве Третьего рейха заметно возросли. С 1933 г. – начальник полиции Германии. Один из непосредственных организаторов и руководителей уничтожения (30 июня 1934 г.) руководства СА во время «Ночи длинных ножей». Тогда же руководимые им СС были объявлены самостоятельной организацией в составе нацистской партии, а вскоре и в Германии.

Инициатор формирования Главного имперского управления безопасности, куда вошли все спецслужбы рейха, ставшего основным организатором и исполнителем нацистского террора в Германии и в оккупированных странах. В подчинении РСХА находились и концентрационные лагеря. В сентябре 1943 г. Гиммлер стал имперским министром внутренних дел, тогда же добился и победы над Канарисом. Абвер вошел в полное подчинение РСХА.

После покушения на Гитлера (июль 1944 г.) получил должность командующего армией резерва. Началась тотальная мобилизация, формирование 22-х новых дивизий. Недолгое время был командующим группы армий «Верхний Рейн» (с января 1945 г. – «Висла»).

Насаждал в немецком обществе тотальную шпиономанию, в том числе с участием детей. Утверждал, что этот вид деятельности должен стать «священным долгом» каждого немца.

Вел сепаратные переговоры с союзниками, что дошло до сведения Гитлера. Тогда же смещен со всех государственных постов, исключен из НСДАП. 20 мая 1945 г. пытался раствориться в массе беженцев и скрыться. Был задержан и передан американской военной администрации. Во время одного из допросов покончил жизнь самоубийством (отравился ядом).

Современники рейхсфюрера СС отзывались о нем следующим образом: «Бледный, всегда чересчур усердный фактотум»; «Боялся крови и был необычайно чувствительным, скупым и мелочным»; «Характер скромный, тихий, бесцветный, вялый, рабски послушный, исполнительный, бесконечно предан фюреру»; «Внешность – на редкость заурядная, неарийская». «При всем желании, – писал генерал Доренбергер (руководил созданием ракет ФАУ-1 и ФАУ-2. – Авт.), – я не мог разглядеть в этом человеке в эсэсовском мундире ничего выдающегося или приметного. Он был среднего роста, довольно стройный. Из-под не очень высокого лба смотрели серо-голубые глаза, прикрытые блестевшими стеклами пенсне. Ухоженные усики под прямым… носом выделялись на этом болезненно-бледном лице черной чертой. Губы были бескровными и очень тонкими. Удивлял меня, пожалуй, только почти незаметный подбородок. Кожа на шее была дряблая, морщинистая. В уголках губ постоянно таилась улыбка, слегка насмешливая, порой даже презрительная… Его мягкие, бледные, женственно-нежные руки, покрытые голубоватой сетью прожилок, неподвижно лежали на столе».

Альфред Розенберг: «Я никогда не мог смотреть в глаза Генриху Гиммлеру. Правда, его глаза были спрятаны за стеклами очков. Но сейчас, когда они, застывшие, уставились на меня с фотографии, мне кажется, что я вижу в них одно: коварство».

Для выполнения стоящих перед ней задач СД насаждала массовую агентурную сеть, охватывавшую наблюдением и контролем все слои общества. Данная работа по месту жительства осуществлялась через осведомителей – главным образом квартальных руководителей партии (блокляйтеров). На службе, в учебных заведениях и на работе помимо осведомителей к агентурной слежке привлекались и ее «почетные сотрудники». Первые и вторые не раз одновременно выступали и агентами гестапо.

Теоретически СД пребывала в ведении имперского министра внутренних дел Вильгельма Фрика, на практике – находилась в полном подчинении рейхсфюрера СС и Гейдриха. Последний же считал: выйдя из подчинения МВД, СД следовало занять все ключевые позиции в новой политической полиции рейха и стать органом с неограниченной властью. Первым шагом на этом пути стало вышедшее (июнь 1934 г.) из недр канцелярии Гиммлера распоряжение: «Не создавать в партии впредь никаких информационных, разведывательных или контрразведывательных служб, кроме службы безопасности рейсфюрера СС, даже в форме организации для внешнеполитических целей». Тем самым СД была признана в качестве единственной партийной секретной службы НСДАП.

Гейдрих Рейнхард Тристан Ойген (1904–1942).

Обергруппенфюрер СС, генерал полиции.

С 1922 г. служил на флоте, в т. ч. под командованием Вильгельма Канариса. В апреле 1931 г. по решению суда офицерской чести вынужден был уйти в отставку. Тогда же вступил в СС. При поддержке Гиммлера сделал быструю карьеру в СД. Непосредственный участник «Ночи длинных ножей». Оставаясь в должности руководителя РСХА, в сентябре 1941 г. был назначен имперским протектором Богемии и Моравии. Применял наиболее жестокие методы подавления чешского антифашистского движения. В январе 1942 г. на печально известном Вензенском совещании изложил план «окончательного решения еврейского вопроса». Документ предусматривал уничтожение 20 млн чел. Осуществить план лично не удалось – в мае был убит чешским диверсантом.

Во время погребения, возложив венок на могилу, Гитлер сказал: «Гейдрих был одним из величайших защитников великого немецкого идеала, человек с железным сердцем».

Современники вспоминали: «Белокурый бог… Почти мистическая фигура. Его необычный интеллект дополнился инстинктом осторожного хищника». На смерть Гейдриха отозвался и шеф Абвера Вильгельм Канарис. В присутствии Шелленберга заявил: «Хороший был человек. Я потерял друга».

«В истории шпионства, – отметил в свое время американский военный историк Ладислас Фараго, – Гейдрих занимал особое место. Его жизнь была непрерывной цепью убийств. Он отправлял людей на смерть, руководясь принципом: мертвый враг лучше живого. Гейдрих никогда не искал доказательств, которые могли бы сберечь жизни его жертвы. Он убивал людей, к которым испытывал малейшую антипатию, своих коллег, которых считал опасными для своей карьеры, нацистов, заподозренных им в неверности гитлеризму».

На пути получения службой безопасности правового статуса имперской политической полиции Гиммлеру и Гейдриху предстояло решить несколько непростых задач. Наиболее важные из которых – объединить под эгидой СС все 16 земельных полиций Германии и решить кадровую проблему ее руководящего состава. Среди старых криминалистов и судебных служащих времен Веймарской республики, занявших со временем руководящие посты в политической и уголовной полиции рейха, всплыли имена Генриха Мюллера, Артура Нёбе, Вернера Беста, Франца Хубера, Йозефа Майзингера и др.

Дублируя на первых порах друг друга, СД и ее клон гестапо занимались в основном вопросами внутренней безопасности в Третьем рейхе. Опираясь на добытые СД компрометирующие политических оппонентов материалы, гестапо проводило по ним аресты и следствие, конечным результатом которых была отправка инакомыслящих в концлагеря. Для приведения и разграничения их функций и задач в четкую систему, наполнения деятельности необходимым содержанием потребовалось лишь время. Решающим фактором на пути к этому стала грядущая война за мировое господство.

Структурно СД состояла из четырех отделов: административно-правового (начальник – оберфюрер СС Вернер Бест); политической полиции (штандартенфюрер СС Генрих Мюллер); политической контрразведки (оберфюрер СС Вернер Бест); уголовной полиции (штурмбанфюрер СС Артур Нёбе). Вскоре все они получили правовой статус управлений. Подразделения СД размещались в треугольнике улиц Унтер-ден-Линден, Принц-Альбрехтштрассе и площади Вердершер Маркт. В руках СД вне правового поля сконцентрировалась огромная власть, в область которой не позволено было вторгаться никому. Единственным «богом» для нее были приказы Гитлера и основанные на них распоряжения Гиммлера. В деятельности службы безопасности аресты, заключение в тюрьмы и концлагеря стали повседневной нормой. К «врагам государства» и «подрывным элементам» относились обвиненные в измене рейху; коммунисты; осужденные, а также неосужденные члены международных религиозных объединений, чьи пацифистские взгляды и призывы рассматривались как угроза оборонной мощи государства. Покидавшие после отбытия наказания тюрьмы заключенные не могли быть уверенными, что у ворот их не ожидают люди Гейдриха, которые поменяют предыдущее место «среды обитания» на концлагерь. К «преступникам» первой категории со временем стали относить и уголовников, рецидивистов, даже нищих, бродяг и им подобных.

Нёбе Артур (1894–1945).

Изучал право и судебную медицину в Берлинском университете. Доброволец Первой мировой войны. С 1920 г. служил в берлинской уголовной полиции. В 1931 г. вступил в НСДАП, тогда же в СА, а в 1939 г. – в СС. С 1934 г. – советник гестапо по уголовным делам. В 1935 г. возглавил уголовную полицию (крипо) Германии, в сентябре 1939 г. – V управление в составе РСХА. В июне – ноябре 1941 г. руководил действиями оперативных айнзатцгрупп на Восточном фронте. По поручению Гиммлера разрабатывал программы эвтаназии, депортации цыган и евреев. Группенфюрер СС, генерал-лейтенант полиции.

Поддерживал заговорщиков против Гитлера, но активного участия в заговоре не принимал. После провала военного переворота ушел в подполье. Был исключен из НСДАП, СС, лишен всех званий. В январе 1945 г. в результате доноса подвергся аресту гестапо. Находился в концлагере Бухенвальд. Казнен по приговору Народной судебной палаты рейха.

Если внутри Германии работа СД была направлена на полную фашизацию отраслей государственного аппарата, народного хозяйства, науки и искусства, осуществление политического контроля над умами и мировоззрением общества, планомерный сбор информации о настроениях населения и т. д., то под прикрытием сотрудников дипломатических миссий, туристов, представителей торговых, промышленных и других организаций ее шпионские структуры вели политическую, экономическую и военную разведку. Для подрывной работы агенты СД внедрялись в антифашистские объединения, а при необходимости совершали диверсии, террористические акты, организовывали повстанческие выступления, различные провокации и т. д. В немецких официальных документах подобные задачи СД стали именоваться «лебенсгебитарбайт» – работа по областям жизни.

Параллельно с решением организационно-правовых вопросов по укреплению СД для работы в ней Гейдрих привлек интеллектуалов из числа «золотой молодежи» столицы и других городов Германии – юристов, журналистов, литераторов, психологов и т. д. Был среди них и будущий шеф ее внешней разведки Вальтер Шелленберг. Тогда же Гейдрих разделил СД на две части, придав ей «партийную» и «разведывательную» функции, положив тем самым начало ее неограниченных возможностей в разведывательной сфере. По его словам, СД должна была стать своеобразным «Интеллидженс Сервис» великогерманской империи. Наличие разветвленной агентурно-осведомительной сети стало основным побудительным фактором возложения в скором будущем на партийную службу безопасности выполнения разведывательных и контрразведывательных задач за пределами рейха.

Центральные управления СД стали обозначаться римскими цифрами: I – организационные вопросы, II – контрразведка, III – зарубежная разведка. В каждом из них появились по несколько отделов с четко определенными направлениями работы. В рейхе по территориальному принципу развернули деятельность семь командно-территориальных управлений СД, которым подчинялись по два-три окружных органа полиции безопасности. Параллельно шла активная работа по формированию агентурной сети, которую стали насаждать даже в армии. К 1937 г. численность аппарата СД равнялась 3 тыс. штатных сотрудников, а количество «доверенных лиц» достигло 50 тыс. человек. К 1943 г. число первых и вторых выросло в несколько раз.

Личный состав СД делился на три категории: штатные работники – кадровые разведчики из эсесовцев и наиболее проверенных членов партии; «почетные сотрудники» – представители органов СД в государственных и общественных учреждениях, на промышленных предприятиях, в частных фирмах, учебных заведениях и т. д., осуществлявшие контрразведывательную работу наряду с выполнением своих непосредственных обязанностей. Ими, как правило, были члены НСДАП; негласный состав – агенты, работавшие в органах СД нелегально. Официальный состав носил черную (повседневную), серую (парадную) форму охранных отрядов, имел соответствующие занимаемой должности эсесовские звания. Единственным отличием от других служб и подразделений СС был серебряный знак – специальная нашивка над обшлагом левого рукава в виде ромба с буквами «СД».

Высшим руководящим органом службы безопасности с 1939 г. стало Главное управление имперской безопасности (РСХА).

С приходом нацистов к власти административное устройство Германии внешне сохранило черты федерации. Как и при Веймарской республике, ее территориальное деление состояло из земель и провинций. Затем следовали состоящие из сельских округов правительственные округа, охватывавшие мелкие города и сельские окраины. Однако вскоре земли потеряли самостоятельность и стали управляться наместниками имперского правительства. Территория страны была разделена на 42 гау (области), делившиеся на районы, последние – на мелкие группы, которые, в свою очередь, делились на ячейки, а ячейки – на блоки. Во главе каждой территориальной единицы стояли соответственно гауляйтер, крайсляйтер, ортсгруппенляйтер, целленляйтер и блокляйтер. В январе 1933 г. Германия получила и официальное нацистское название режима государственного правления – Третий рейх (Das Drittes Reich – «Третья империя»).

В отличие от родившейся в недрах НСДАП службы безопасности, колыбелью тайной государственной полиции («гехаймштатсполицай», сокращенно – гестапо) была Пруссия. Ее особенностью здесь было то, что, оставаясь председателем рейхстага и имперским министром без портфеля, будучи шефом люфтваффе, Герман Геринг одновременно осуществлял и контроль за МВД прусской земли. В марте 1933 г. он стал и премьер-министром Пруссии. Уволив из 71 тыс. человек личного состава прусской полиции почти 1,5 тыс. высших и старших чиновников, подчинив себе охранно-карательный орган, на все его руководящие посты он назначил исключительно приверженцев нацистской партии. Гестапо стало самостоятельной и независимой организацией, подотчетной лишь одному человеку – Герингу.

10 февраля 1936 г. Геринг подписал указ, впоследствии названный основным законом тайной государственной полиции. В нем подчеркивалось, что гестапо поручается расследование деятельности враждебных государству сил на всей территории, а его приказы и дела не могут подвергаться рассмотрению административными судами. В частности, ст. 1 гласила: «На гестапо возлагается задача разоблачать все опасные для государства тенденции и бороться против них, собирать и использовать результаты расследований, информировать о них правительство, держать власти в курсе наиболее важных для них дел и давать им рекомендации к действию».

Развернувшееся противостояние между СА и СС, лично Гиммлером и Герингом с одной стороны и начальником штаба штурмовиков Эрнстом Рёмом с другой закончилось «Ночью длинных ножей». Заключив с рейхсфюрером СС соглашение, Геринг передал в его подчинение прусское гестапо, а взамен получил поддержку эсэсовских охранных отрядов в кровавой расправе над СА. Бразды правления над политической полицией в Пруссии в свои руки взяли Гиммлер и Гейдрих. Последний оставался и руководителем СД.

«Ночь длинных ножей» – кровавая чистка, проведенная 30 июня 1934 г. Гитлером, Гиммлером, Герингом и их сторонниками, против политических противников из рядов СА (штурмовых отрядов), которых возглавляли Эрнст Рём, братья Штрассеры, другие старые нацисты, образовавшие левое крыло в НСДАП. Штурмовики во главе с Рёмом претендовали на лидирующее положение в партии. Неоднократные попытки Гитлера найти компромисс в политическом противостоянии закончились ничем, хотя об открытом вооруженном выступлении против Гитлера Рём не помышлял.

О ближайшем соратнике и друге Гитлера Эрнсте Рёме очевидцы вспоминали как о довольно тучном, мощном человеке с сангвинистическим темпераментом. Имел широкое налитое кровью массивное лицо с двойным подбородком, отвислыми щеками и синими прожилками. Живые, глубоко сидящие глаза, крупные уши и зловещее выражение лица придавали ему вид фавна. Окружение, не исключая шофера и денщика, составляли гомосексуалисты.

Во время Первой мировой войны был трижды ранен, его облик исказили глубокий шрам на лице и изуродованный нос. Считался профессиональным боевиком, постоянно стремился к дракам. Любил повторять: «Просто я плохой человек. Война привлекает меня больше, чем мир». В 1921 г. создал штурмовые отряды, сыгравшие важную роль в росте политического влияния Гитлера. Последний заявлял: «Хвала Всевышнему, что мне позволено называть такого человека, как вы, Рём, своим другом и товарищем по оружию».

К середине 1931 г. штурмовые отряды насчитывали свыше 400 тыс. человек, больше чем численность Рейхсвера, а в 1932 г. она превысила 2 млн. К 1934 г. влияние и неуправляемость СА стали серьезно беспокоить высших руководителей рейха, а также армейские круги. Это и послужило главной причиной заговора против Рёма и его соратников, результатом чего стала «Ночь длинных ножей».

Активными противниками Рёма и его соратников выступили эсэсовцы. «Институт Германа Геринга» вел постоянную прослушку телефонных разговоров штурмовиков, гестапо собирало компрометирующие материалы об их «заговоре» против фюрера. Пытаясь доказать лояльность Гитлеру, Рём отправил всех штурмовиков на месяц в отпуск, а сам с ближайшим окружением уехал в Баварию на курорт.

Гиммлер представил Гитлеру сфабрикованные документы о якобы готовящемся на 30 июня военном перевороте с участием СА и войск мюнхенского военного округа. Кровавая расправа над верхушкой СА началась ранним утром, в ходе которой было убито около 100 высших руководителей и более 900 рядовых штурмовиков. Среди них были Эдмунд Хайнес и Карл Эрнст (ближайшие помощники Рёма), Грегор Штрассер и некоторые другие, всего 8 высших главарей СА.

Находившемуся в концлагере Дахау Рёму в камеру положили пистолет с одним патроном. Покончить жизнь самоубийством он отказался и требовал к себе своего «друга» Гитлера. Вошел начальник концлагеря Теодор Эйке и застрелил бывшего шефа СА.

2 июля 1934 г. все спецслужбы Третьего рейха получили радиограмму за подписью Геринга и Гиммлера: «По приказу верховных властей все документы, связанные с операциями, проведенными за два последних дня, должны быть уничтожены. Отчитаться немедленно по выполнению».

Создавая очередной общеимперский карательный орган, инструмент, при одном упоминании о котором миллионы немцев вскоре стали вздрагивать от страха и ужаса[19], на пост его начальника (1933 г.) Гейдрих пригласил одного из территориальных эсэсовских функционеров, в будущем обергруппенфюрера СС Вернера Беста. В формирующуюся структуру имперского гестапо были заложены две основные составные: специальные политические отделы уголовной полиции и подразделения, занимающиеся вопросами государственной измены и контршпионажем. Получив официальное название «государственная тайная полиция», центральный управленческий орган гестапо расширился до четырех отделов: 1-й – организационные и управленческие вопросы; 2-й – право; 3-й – политическая полиция; 4-й – шпионаж и контршпионаж. Такое же организационно-структурное деление было введено и в нижестоящих территориальных инстанциях.

28 февраля 1933 г. президент Германии Пауль фон Гинденбург издал распоряжение «Защита народа и государства». Без надлежащего юридического обоснования полиции предоставлялось право производить обыски и аресты, конфисковывать имущество, прослушивать телефонные переговоры, вскрывать почтовые отправления и т. д. Гейдрих в свою очередь не уставал говорить о неуменьшающейся угрозе рейху со стороны инакомыслящих, подчеркивая, что «противник еще не уничтожен, враги режима лишь перестроились, и теперь необходимо вести их поиск на новом этапе». Позже он заявил: «Основными нашими противниками являются… мировое еврейство, масонство и значительная часть чиновников от религии. Но еще большую опасность представляет скрытый враг, проводящий свою работу инкогнито… Его целью является разрушение единства в руководстве государством и партией… Размах этой сети неимоверно велик».

Не запоздали и шаги по усилению государственной машины устрашения и насилия. Одним из них стало появление трех главных управлений гестапо: первое – административного управления и права (руководитель – оберштурмбанфюрер Бест); второе – собственно гестапо в составе шести отделов (унтерштурмбанфюрер Флеш); третье – контрразведывательное (штурмбанфюрер Гюнтер Пачевски). Разместившись на Принц-Альбрехтштрассе, руководители тайной государственной полиции окончательно определили для себя и понятие политических противников: ими стали все, кто «выступал против народа, партии и государства, их основ и политических акций». Конкретизировался и образ врагов рейха. К ним отнесли коммунистов, марксистов, еврейство, политизированную церковь, масонство, политических «нытиков», национальную оппозицию, членов «Черного фронта», саботажников, уголовников, других преступников, гомосексуалистов, шпионов и предателей.

«Черный фронт» – организация сторонников социалистического пути развития в нацистской партии, созданная в мае 1930 г. Отто Штрассером и Вальтером Штеннесом после возникших разногласий с Гитлером. Штаб-квартира фронта находилась в Праге. Сторонники Штрассера считали себя «истинными носителями национал-социалистических идеалов» и возглавляли борьбу нацистской эмиграции против гитлеровского диктата в партии.

Активным сторонником Отто Штрассера в борьбе против Гитлера, Гиммлера и Геббельса выступал его старший брат Грегор, который был убит 30 июня 1934 г. во время «Ночи длинных ножей». Покинув Германию, Отто переехал в Прагу, затем в Канаду. Написал две книги: «Варфоломеевская ночь в Германии» (о событиях июня 1934 г.) и «Гитлер и я». Умер в Мюнхене в возрасте 76 лет (1974).

Для регистрации противников режима на всей территории Германии гестапо ввело специальную картотеку с определенного цвета скрепками по углам той или иной карточки. Скрепка темно-красного цвета в правом углу, например, свидетельствовала о принадлежности к коммунистам; такого же цвета в левом – человек подлежал аресту в первую очередь. Марксистам была «пожалована» скрепка светло-красного цвета, террористам – коричневого и т. д.

Заметно возросла и численность сотрудников гестапо. К 1935 г. только в берлинском полицейском управлении их насчитывалось более 600 человек. Бюджетные расходы на содержание тайной государственной полиции выросли с 1 млн марок в 1933 г. до 40 млн в 1937 г. Ее управления появились во всех территориальных гау (округах) и даже на границе в лице внешних их служб, которые подчинялись III главному управлению гестапо. Гестаповцы пытались вмешиваться и в дела Абвера, что не раз приводило к затяжным конфликтам.

В 1936 г. указом Гитлера был учрежден пост «имперского руководителя СС и шефа германской полиции в имперском министерстве внутренних дел». Им стал Генрих Гиммлер[20]. Формально он подчинялся министру внутренних дел, на практике был абсолютно свободен в выборе принятых решений и отдаче соответствующих приказов. Вся германская полиция стала его полной вотчиной. Тогда же все органы политической полиции на территории рейха получили единое обозначение – гестапо. Его низовые территориальные структуры стали называться отделениями (отделами) тайной государственной полиции. Перед началом Второй мировой войны 45 тыс. его чиновников и служащих прилежно трудились в 20 отделениях, 39 отделах и так называемых имперских филиалах, а также в 300 отделах и 850 комиссариатах пограничной полиции. В 1942 г. численность штатных сотрудников гестапо достигла свыше 60 тыс. человек. Количество их агентов и осведомителей не поддавалось возможному учету. Это была огромная осведомительская армия, насчитывающая в своих рядах десятки, если ни сотни тысяч платных и добровольных помощников.

В 1937 г. с благословения фюрера Гиммлер пошел еще дальше. Если раньше германская полиция рассматривалась в общем и целом и подразделялась на две группы – административную (транспортную и промышленную полицию, вневедомственную охрану) и исполнительную (уголовную, политическую, полицию охраны общественного порядка и жандармерию), то теперь рейхсфюрер СС счел необходимым выделить из состава второй важнейшие ее составляющие, политическую и уголовную полиции, и объединить их в качестве новой структуры – полиции безопасности, «зихерхайтсполицай», сокращенно – зипо. Руководить ею он поручил Гейдриху. На базе административной и оставшейся части исполнительной полиции была создана полиция общественного порядка (орднунгсполицай), которую возглавил соперник Гейдриха, в будущем оберстгруппенфюрер СС и генерал-полковник полиции Курт Далюге. В имперском МВД появились и два новых главных управления: полиции безопасности и полиции порядка.

Объединенные в единой структуре, сотрудники гестапо и уголовной полиции были в разных «весовых категориях». Личный состав гестапо (чиновники и служащие) преимущественно комплектовался из опытных полицейских бывшей охранной полиции, а также членов СС. После обучения в Берлинской офицерской полицейской школе[21] и испытательного срока кандидаты получали специальные звания – криминальный советник, криминальный секретарь и т. д. За лицами, пришедшими в гестапо из СС, оставались их эсэсовские звания, форменная одежда, различные льготы и т. д.

Кроме удостоверений личности, гестаповцы имели особые жетоны с номером удостоверения и надписью «Тайная государственная полиция». Такими же отличительными знаками служебного положения владели и чиновники крипо. Надпись на их жетонах гласила – «Уголовная полиция». Однако если гестапо в своей работе практически не ограничивалось никакими законами и нормативными актами, то органы уголовной полиции, производя задержания и аресты, все последующие действия вынуждены были утверждать в судах.

Общим было лишь то, что чиновники и служащие гестапо и крипо находились под контролем СС и в практической зависимости от СД, что приводило к различным трениям и конфликтам. Неоднозначными в немецком обществе были и оценки деятельности гестапо и крипо. Проведя в 1937 г. сравнение их функций, задач и результатов работы, эсэсовские аналитики сделали вывод: гестаповцы не пользуются любовью общественности, более того, они даже вызывают чувство враждебности. Что касается уголовной полиции, то здесь наблюдалось полное понимание и признание правомерности ее действий.

Штаб Люцифера

Создание в 1933–1937 гг. имперских спецслужб проходило хаотично и непоследовательно, во многих случаях за рамками элементарного правового поля. Со временем все зримее стало ощущаться и противостояние между партийным и государственным аппаратами, чувствовалось сопротивление и со стороны укрепившейся тоталитарной организации в лице СС. Сказывались личные амбиции высших партийных и государственных чиновников, руководителей эсэсовцев и штурмовиков. Благодаря традициям, заложенным еще в Рейхсвере, в более выгодных условиях оказался Абвер, где с первого дня его возникновения ценились организованность, порядок и дисциплина.

Нахождение гестапо и СД в подчинении одних и тех же лиц не уберегало их от противоречий и склок, которые вскоре переросли в необъявленную войну. Дублируя и вторгаясь в компетенции друг друга, соперничая, ища поддержку на стороне, они вносили еще больший хаос и неразбериху в жизнь рождающегося Третьего рейха.

Противостояние между СД и гестапо началось уже на заре гитлеровской «эры», когда возник вопрос об их государственно-бюджетном или партийном администрировании и финансировании. Будучи по сравнению с Гессом, Герингом и Геббельсом на первых порах лишь на вторых ролях в отстаивании интересов службы безопасности и гестапо, Гиммлеру пришлось нелегко. Дело дошло до открытого неповиновения в отношении его детища, когда казначей НСДАП Ксавер Шварц отказался выделять из партийной кассы деньги на содержание аппарата СД, считая эту службу «частным предприятием рейхсфюрера СС». Затянувшиеся желчные споры привели лишь к тому, что некоторую часть расходов взяли на себя государство и партия, а нехватку средств стали пополнять с помощью монополистов германской промышленности. Ситуацию осложнял и тот факт, что на протяжении длительного времени гестапо все еще оставалось карательным органом лишь одной земли.

Не менее упорные дискуссии шли и по вопросу компетенции СД («домашней полиции» НСДПА) и гестапо («меча и щита» безопасности рейха). Первым шагом по упорядочению работы карательных составляющих «черного ордена» на высшем уровне стал «Указ о разделении функций между политической полицией и службой безопасности (СД)». В 1937 г. тяготеющий к СД Гиммлер попытался конкретизировать их полномочия, при этом не только не ущемив, а наоборот, наделив последнюю более общими, но одновременно и более важными задачами. Тогда же СД было поручено издавать и секретный бюллетень «Известия из рейха», предназначенный для ограниченного круга высших эсэсовских и полицейских функционеров[22]. Вскоре к ним добавились и «Экстренные сводки». В отличие от функций тайной государственной полиции, задачи службы безопасности рейхсфюрер СС окончательно определил следующим образом: «Область, которой она (СД. – Авт.) должна заниматься, – это, прежде всего, коммунизм, политическая деятельность церкви и происки реакции… Вкратце можно сказать, что ее интересуют лишь общие вопросы идеологического характера». Тогда же он назвал СД «центральной службой безопасности партии». «Разделение труда» нашло отражение и в утвержденной им «Инструкции о функциях» (июль 1937 г.), которая, по словам Вальтера Шелленберга, определила в деловом плане, какие задачи призваны выполнять отдельные подразделения, и какие вопросы относятся к их компетенции. В итоге СД стала своего рода генеральным штабом в аппарате насилия «черного ордена» СС.

1 ноября 1938 г. полномочия службы безопасности заметно расширились. Декретом Гитлера СД была объявлена органом безопасности партии и государства. Отныне ее важными функциями стали не только защита рейха внутри, но и вопросы зарубежного шпионажа и диверсий на пути расширения жизненного пространства, прежде всего на Востоке. Здесь интересы СД столкнулись с амбициями Абвера.

Не менее сложный и тернистый путь к властному Олимпу имперского карательного механизма прошло и гестапо. Как и СД, окончательные полномочия государственной тайной полиции конкретизировались лишь на пятом году прихода нацистов к власти. Сводились они к главному постулату: непримиримая борьба с противниками режима гитлеровской Германии в вооруженных силах, на флоте, а также за пределами рейха.

Анализ процесса становления террористической системы нацистской диктатуры свидетельствует: прошел он в несколько этапов и в законченном виде сложился лишь в канун Второй мировой войны. И далеко не сразу гитлеровские карательные органы, прежде всего СД и гестапо, заняли то место, которое они имели в период расцвета Третьего рейха. Определяющим для них, как и многих других составляющих военной и репрессивно-карательной машины рейха, стал 1938 г. Подготовка к «большой войне» вынудила руководство «черного ордена» к их серьезной перестройке, прежде всего организационного характера. Из массы жестко соперничающих между собой разрозненных органов, подразделений и служб разросшейся эсэсовской империи необходимо было создать единый устрашающий и мощный охранно-карательный механизм с четким распределением сфер влияния, компетенций, целей и задач.

Разработка теоретических положений о новой разведывательно-контрразведывательной и диверсионной суперорганизации была поручена в то время еще малоизвестному сотруднику центрального аппарата СД Вальтеру Шелленбергу. Отклонив идею Гиммлера о создании государственного охранного корпуса (СС + полиция), он представил проект образования в структуре СС Главного управления имперской безопасности (Рейхсзихерхайтсхауптамт – РСХА). После бурных дискуссий и споров документ был утвержден.

РСХА было одним из многих главных управлений в структуре СС, высшим органом которого был штаб рейхсфюрера СС. Имелись также Главное управление по расовым и политическим вопросам (отвечало за идеологическую и расовую чистоту членов организации); Административное главное управление (решало управленческие, финансовые и технические вопросы подразделений СС, кроме СД); Главное оперативное управление (руководство войсками СС); Главное кадровое управление; Главное экономико-административное управление (управление концлагерями) и др. Всего к началу войны их было 12, позже их число возросло до 17.

В 1939 г. Главное управление полиции безопасности (гестапо и крипо) и Главное управление службы безопасности (СД) были объединены в единой структуре – РСХА, начальником которой стал Гейдрих, а после его смерти – Кальтенбруннер. Официально их должность называлась начальник полиции безопасности и СД. Непосредственным шефом РСХА выступал рейхсфюрер СС. Вхождение гестапо и СД в общую модель на практике должно было подчеркнуть «органическое единство» спецслужб Третьего рейха, которого, однако, не наблюдалось до последних дней их существования. Реальное значение РСХА было весьма важным. Обеспеченное самостоятельностью и бесконтрольностью, оно, по выражению Гейдриха, выполняя функции «глаз и ушей фюрера», должно было все видеть и все слышать, дабы быть полностью информированным о том, что происходит в нацистской Германии[23].

Кальтенбруннер Эрнст (1903–1946).

Обергруппенфюрер СС, генерал полиции.

Австриец, родился в семье адвоката. Учился в высшей технической школе. В 1924–1925 гг. – один из руководителей молодежной националистической организации. Изучал право в Грацком университете. Подвергался преследованиям за нацистскую деятельность. После аншлюса Австрии – руководитель подразделений СС на ее территории.

После смерти Гейдриха исполнял обязанности руководителя РСХА. В январе 1943 г. стал заместителем Гиммлера и был утвержден в должности начальника Главного управления имперской безопасности. Организатор и руководитель расследования и ареста заговорщиков военного переворота 20 июля 1944 г. Проявил чудовищную жестокость. Руководил деятельностью спецслужб РСХА, в т. ч. на Восточном фронте.

В мае 1945 г. был пленен американскими войсками. Решением суда в Нюрнберге приговорен к смерти. Повешен 16 октября 1946 г.

На первом этапе существования в структуру РСХА под соответствующими номерами вошли семь управлений, функции которых были строго разграничены: I управление ведало организационными вопросами и подготовкой кадров; II – занималось финансами и хозяйственными делами; III (СД) – осуществляло наблюдение и контроль за внутренней политической жизнью в Германии; IV (гестапо) – выявление и борьбу с политическими противниками национал-социализма и «нового порядка» в Европе; V (крипо) – противодействие уголовному миру; VI представляло собой зарубежную разведывательную и контрразведывательную службы СД; VII – занималось научными и другими расистскими «исследованиями», обобщением и анализом собранной другими управлениями информации, организацией и проведением контрпропаганды. После развала Абвера в 1944 г. в структуре РСХА возникло Военное управление, функция которого заключалась в руководстве военными разведывательно-диверсионными органами бывшего основного соперника СД.

Центральный аппарат РСХА располагался в Берлине в комплексе зданий на Принц-Альбрехтштрассе, однако немало его служб «ютились» по всей столице. К 1943 г. в нем работало 38,5 тыс. сотрудников.

В сентябре 1939 г. гестапо (IV управление РСХА) возглавил группенфюрер и генерал-лейтенант полиции Генрих Мюллер. Имея разветвленную карательно-шпионскую структуру, его управление насчитывало шесть отраслевых (по направлению деятельности) подразделений и группу специального розыска, а также два отдельных реферата. И хотя обязанности гестапо предусматривали агентурно-оперативную работу только внутри рейха, с помощью специальных рефератов и групп тайная государственная полиция стремилась проникнуть далеко за его пределы, в частности, путем организации и проведения радиоигр, участия его представителей в работе карательных органов в оккупированных странах, организации контрразведывательной работы против разведок Советского Союза и других стран.

Мюллер Генрих (1900–1945).

Среднее образование получил частным образом. Участник Первой мировой войны. Был награжден Железным крестом I и II класса. Служил в полиции Мюнхена. С 1933 г. – на службе в баварской политической полиции под руководством Р. Гейдриха. Зная его по Мюнхену, Гиммлер отозвался о нем следующим образом: «Он им (СС. – Авт.) нужен. Это очень крепкий полицейский. Профессионал высокого класса и человек, готовый слепо подчиняться дисциплине». Не будучи членом партии и не состоя в СС, в звании штурмфюрера начал работу в Главном управлении СД. Тогда же Мюллер вступил в СС. Занимался вопросами борьбы с коммунистами, марксистами, другими оппозиционными течениями и группами. Осуществлял опеку над НСДАП и СА.

Один из активных участников «Ночи длинных ножей». Членом нацистской партии стал только в 1939 г. Руководил организацией нападения на радиостанцию в Глейвице, что послужило поводом к началу Второй мировой войны.

Один из главных военных преступников Третьего рейха. Был посвящен практически во все тайны империи. Возглавлял комиссию по расследованию покушения на Гитлера в июле 1944 г. Таинственно исчез после окончания войны. Существуют версии, что Мюллеру удалось скрыться в Швейцарии, Аргентине и даже СССР. Близко знавшие его внешность шефа гестапо описывали следующим образом: среднего роста, коренастый, хорошо развитый физически, что придавало фигуре монументальную массивность. Голова имела неправильную форму вследствие родовой травмы, производила впечатление квадратной. Один из его современников сравнил Мюллера со свирепым и неутомимым бультерьером.

Немецкий профессор Андрес Зегер в свою очередь отмечал: «Если попытаться отыскать в истории хотя бы одну личность, похожую на Генриха Мюллера, то можно вспомнить министра полиции Франции Й. Фуше (1759–1820), который в начале XIX в. создал в своей стране хорошо организованную тайную полицию и разветвленную шпионскую сеть, что дало ему большую власть…

Полиция безопасности (Третьего рейха. – Авт.) была одной из главных составных полицейской организации национал-социалистического режима… Мюллер абсолютно точно знал обо всех важных для его сферы деятельности процессах, особенностях, назначениях».

В основе деятельности гестапо, как и других оперативных подразделений РСХА, лежала агентурно-осведомительная сеть, которая к 1941 г. не только существенно расширилась, но и получила уточняющую личностную характеристику. К ее первой категории «А» относились агенты, которые, не будучи членами партии, считались «надежными» и периодически получали от тайной государственной полиции финансовую поддержку. Категорию «V» («доверенные») составляли только представители НСДАП. Они пользовались абсолютным доверием. Доносчикам (категория «Z») платили регулярно, кроме того, за особо ценную информацию им выплачивались премии. Категория «Х» состояла из «помощников доносчиков». Преимущественно это были случайные люди, оплата труда которых определялась соответственно внесенному вкладу. Отдельную группу информаторов составляла категория «У» («ненадежные агенты»). Лица данной подгруппы пребывали под постоянным наблюдением гестапо и СД. Их услугами пользовались лишь в исключительных случаях.

«Мюллер, – вспоминал сотрудник VI управления РСХА, он же его подчиненный Вильгельм Хеттель, – довел систему охраны, основывающуюся на принципах морали, до совершенства. Образцом для него была политическая полиция Советов. Ему действительно удалось приблизиться к своему идеалу. При помощи созданного им аппарата Мюллеру удалось сломить немецкий народ и не только задушить почти каждое движение сопротивления, но и держать под особым контролем всех сторонников режима, чтобы буквально никто не мог считать себя в безопасности, слыша название “гестапо”.

Со временем он хотел создать такую центральную картотеку, в которой был бы зарегистрирован каждый немец, и конечно, со своими “темными сторонами”, которыми и являлась частная жизнь. Он был не так уж далек от этой цели. Те критерии, по которым он оценивал людей, ни в коем случае не являлись критериями НСДАП – он не был национал-социалистом до 1939 г. и не был им даже при формальном членстве в партии. Для него был решающим тот факт, подчиняется ли каждый конкретный человек государству, или он способен на отклонения в поведении и во мнениях.

Мюллер не признавал никакого другого закона, кроме всесилия государства; его ограниченный ум полицейского не позволял ему мыслить шире. Кто находился под подозрением, противостоял или мог противостоять, был для него противником, которого он преследовал со всей жестокостью и беспощадностью».

Шестым управлением РСХА вначале руководил Хайнц Йост, а с 22 июня 1941 г. – бригаденфюрер СС и генерал-майор полиции Вальтер Шелленберг. Преимущество его службы перед гестапо внутри Германии, а главное, за ее пределами обуславливалось наличием широкой сети опытных разведывательных и диверсионных кадров. Как и другие управления, ведомство Шелленберга состояло из отделов, групп и отдельных рефератов. Определяющими были отделы VI А (разведка), VI С (диверсии, повстанческая деятельность), VI Ф (технические вспомогательные средства). Все отделы разделялись на огромное число различных подрефератов и подгрупп, каждый из которых имел конкретную специфику и направленность в работе. Под руководством Шелленберга работал и «человек, который начал Вторую мировую войну», штурмбанфюрер СС Альфред Науйокс. Задача его отдела (VI Ф) заключалась в изготовлении для агентуры фальшивых документов, удостоверений личности, паспортов, пропусков и др., а также и поддельных денег, среди них английских фунтов стерлингов.

Науйокс Алфред Хельмут (1911–1960)[24].

Секретный агент немецких спецслужб. Член СС (1931 г.). В эсэсовских кругах Науйокса называли «интеллектуальным бандитом». С 1939 г. возглавлял специальный подотдел в одном из отделов СД. Впоследствии тот получил название VI Ф – техническое подразделение службы безопасности.

31 августа 1939 г. Науйокс возглавил операцию по инсценировке «нападения» поляков на немецкую радиостанцию в Глейвице (Верхняя Силезия), находившуюся неподалеку от польско-германской границы. Для правдоподобности привлекли 12 уголовников, трупы которых в польской форменной одежде с огнестрельными ранениями оставили на месте инцидента. Разработанная гестапо и СД операция имела условное наименование «Консервы». 1 сентября началась Вторая мировая война.

Подобные операции Науйокс провел в Голландии и Бельгии. Ему же принадлежала идея операции «Бернхард» – разбрасывание с самолета фальшивых банкнот над территорией Англии. Позже он впал в немилость руководства РСХА. Воевал (1941) на Восточном фронте, был ранен, затем служил в СД (в Бельгии), где интересовался работой местного «черного рынка», осуществлял разработку оппозиционно настроенных к Гитлеру функционеров военной и гражданской оккупационной администрации.

В октябре 1944 г. перешел на сторону американцев. Выступал свидетелем на Нюрнбергском процессе. В 1946 г. бежал из лагеря военнопленных, скрывался. Участвовал в создании подпольной организации бывших членов СС – «ОДЕССА». Успешный бизнесмен в послевоенной Германии.

В канун Второй мировой войны в гитлеровской Германии в лице Главного имперского управления безопасности была создана организационно окрепшая, имевшая достаточный опыт разведывательной, контрразведывательной и диверсионно-террористической деятельности централизованная инстанция по управлению аппаратом насилия и этническими чистками внутри страны и на оккупированных территориях. Ее ядром стали СД и государственная тайная полиция (гестапо). С появлением РСХА нацистский репрессивно-карательный аппарат был готов к установлению «нового порядка» не только в Европе, но и во всем мире.

Согласно утвержденному плану «Барбаросса» в захваченных районах решено было разграничить компетенцию военной разведки и спецслужб СС. В основу положили директиву ОКВ от 3 апреля 1941 г., а также доклад Гитлеру об оккупации и охране русской территории (15 июля 1941 г.) и его последующие указания, в частности, приказ от 17 июля о введении гражданского управления на оккупированных восточных территориях.

Сфера деятельности полиции безопасности и СД включала задачи обеспечения безопасности тыловых войск, немецких оккупационных органов и учреждений на территориях, находящихся под юрисдикцией гражданской администрации. Для искоренения «еврейских и коммунистических функционеров, уничтожения всех нежелательных в расовом и политическом отношении лиц» в помощь им предусматривались айнзатцгруппы («гестапо на колесах»), группы тайной полевой полиции, другие карательные подразделения и службы. В целом их роль виделась в выявлении советской агентуры, борьбе с большевистской пропагандой, диверсионными и партизанскими формированиями, подпольем и др.

Оккупированная территория, находившаяся в подчинении военного командования – 250–300 км от линии фронта (тыловые районы групп армий и армий), прифронтовая и зафронтовая зоны считались «вотчиной» военной разведки и контрразведки.

Охранительно-карательные функции в них возлагались на дивизии охраны оперативных тыловых районов, главные полевые, полевые, городские и другие комендатуры. Здесь же должны были дислоцироваться и органы Абвера – абверкоманды и абвергруппы, их школы, курсы и т. д.

Непосредственно на линии фронта, в прифронтовой полосе и в ближайшем тыловом районе противника разведывательную и контрразведывательную работу должны были вести и отделы 1Ц штабов соединений Вермахта. В армейские части и отдельные подразделения Абвер обязывался командировать специальных абвер-офицеров. Со временем ко всем «мероприятиям» активно подключился и отдел штаба ОКХ «Иностранные армии Восток».

В ходе войны в зону, подконтрольную армейскому командованию, стали «заглядывать» и айнзатцгруппы. С ослаблением Абвера возрастали полномочия эсэсовских спецслужб – прежде всего органов полиции безопасности и СД, а также специальных подразделений войск СС, тайной полевой полиции, полевой жандармерии. Они приобретали на всей оккупированной территории неограниченную самостоятельность и власть, усиленно вербуя агентуру из числа военнопленных и населения захваченных районов…

Сотрудник Амстердамского государственного института военной документации Луи де Йонг предмет научного изыскания в свое время посвятил «пятой колонне»[25]. Главную цель труда исследователь определил как «попытку дать описание подрывной работы, которую за пределами Германии вели ее спецслужбы накануне Второй мировой войны». К ней автор отнес пропаганду, подкуп государственных деятелей, шпионаж, диверсии и саботаж. Не отрицал он и того факта, что деятельность нацистских шпионов и диверсантов в тех или иных странах начиналась задолго до времени «Ч» – вторжения немецко-фашистских войск. Подтверждением тому стали события на территории Советского Союза в канун Великой Отечественной войны. «Шпионаж в мирное время, – констатировало РСХА (январь 1941 г.) в одном из документов по вопросам контрразведки, – является подготовкой войны. Во время войны шпионаж представляет собой средство борьбы, исключительно подходящее для срыва и нейтрализации военных, экономических или политических мероприятий противника».

Расширив понятие «шпионаж» и пополнив его многими другими формами и методами тайной войны, гитлеровский диверсионно-подрывной и разведывательный аппарат в условиях вооруженной агрессии против СССР применил его в невиданных в мировой истории масштабах.

«Пятая колонна»: первый раунд

Из оперативной сводки 3-го отдела штаба Киевского особого военного округа.

«Совершенно секретно.

Начальнику 3-го управления НКО СССР

дивизионному комиссару А. Н. Михееву.

9 апреля (1941 г. – Авт.), в среду, в 23 часа 05 минут оператор службы пеленгации зафиксировал работу неизвестного радиопередатчика. Квадрат места сеанса связи определен в лесном районе за поселком Бровцы, что в двадцати километрах восточнее Киева. Дешифровка перехваченной цифровой передачи установила донесение следующего содержания: «Распоряжением штаба округа 27-й танковый полк 6-й армии передислоцируется из-под Броды в Рава-Русский укрепрайон. Срок до 30 апреля. Задержка связи доложена главному. Осложнений нет. Впредь выход в установленном режиме. 637»

Для выявления подпольного радиста приняты первоначальные меры:

1. Усилена служба пеленгации.

2. Созданы две опергруппы из восьми человек под общим руководством лейтенанта госбезопасности Стышко, взявшего под контроль Бровцы и северо-восточный край леса с двумя полевыми дорогами – вероятный участок работы агента-радиста.

3. Устанавливаются лица, осевшие в Бровцах и в трех прилегающих селах за последнее время.

Содержание перехваченной шифровки указывало на утечку секретной информации из штаба округа или 6-й армии либо непосредственно из штаба танкового полка. После проведенной проверки третий предполагаемый объект отпал.

Особым отделом разработаны мероприятия по выявлению… шпионской группы. Условно она названа «Выдвиженцы»…

Начальник 3-го отдела КОВО бригадный комиссар

Н. Якунчиков».

Многоходовая агентурно-оперативная операция по поиску и ликвидации немецких агентов закончилась успешно. Среди арестованных оказался невзрачный сельский учитель физики (радист), старший лейтенант Красной Армии, работник одного из штабов (информатор), служащий конторы (связной) и резидент, давний кадровый разведчик Абвера. Объединяло их общее социальное прошлое и ненависть к новой власти. От них ниточка потянулась в оуновское подполье во Львове. Разведка, в свою очередь, докладывала: в западных областях Украины ведется усиленная националистическая пропаганда, главное содержание которой сводится к посылу: «Украину нужно создавать сейчас или никогда. С помощью немцев мы, все как один, должны освободить свою Украину. Войск у нас теперь много. Большевики не выдержат, когда на них начнут наступление Германия, Япония, Италия и Франция».

Упомянутый Л. де Йонг признавал: «С немцами сотрудничали такие личности, как Андрей Мельник и Степан Бандера». После войны начальник Абвера II (диверсии, саботаж) генерал Лахузен контакты с ОУН назвал «подлинным мучением». Причина была одна: неоднократные попытки Канариса, Гейдриха и даже Гиммлера примирить старую и новую генерацию ОУН успехом не увенчались. Но это никак не помешало общему стремлению нацистов и националистов к утверждению в Европе «нового порядка», даже в условиях, когда крах Третьего рейха был совсем близок. 6 октября 1944 г. доверенное лицо Гиммлера группенфюрер СС Готтлоб Бергер сообщил шефу: «Рейхсфюрер! Бандера просил о разговоре со мной, и я вызвал его к себе 5 октября… Он долго рассуждал, что успешное восстание против Сталина можно будет развернуть лишь тогда, когда русско-украинскому народу больше не будет грозить опасность извне. Я указал, что в данный момент подобная опасность не грозит, и сейчас для него самое время (и крайний срок), чтобы активно выступить… Общее впечатление: ловкий, упрямый, фанатичный славянин. В настоящее время для нас невероятно ценен, позже – опасен. Осмелюсь предложить все-таки его задействовать, чтобы активизировать его движение… Действуя на нашей стороне, он может представлять серьезную угрозу для противника…».

Работа немецких спецслужб по насаждению в советском тылу «опоры, с помощью которой двигается все войско», в том числе с участием ОУН, началась задолго до рассматриваемых событий. Ее корни прятались глубоко во времени и были тесно связаны с попытками англичан, французов, поляков, тех же немцев, иных «друзей» советской республики проверить ее на прочность…

На заре XX ст., в условиях обострения соперничества ведущих держав мира за рынки сбыта и сферы политического влияния, заметно возросла потребность в получении разведывательной информации, прежде всего военной. К этому времени изменился и характер войн. Они должны были стать глобальными, более маневренными, во многом зависящими от военно-экономического состояния воюющих стран. Все большую ценность стали приобретать сведения стратегического характера: о сильных и слабых сторонах вероятного противника, его мобилизационных возможностях и планах, боеготовности и боеспособности вооруженных сил, научно-технических разработках новых образцов боевой техники и вооружения, тактике и стратегии предполагаемых военных действий. Составляя государственную и военную тайну, подобные сведения хранились в малодоступных тайниках правительственных учреждений и воинских штабов. Заполучить их можно было только с участием агентуры или в результате предательства отдельных лиц из лагеря противника[26]. С учетом данного фактора, вначале как государственная, а позже и военная составляющая, разведка стала превращаться в важную и неотъемлемую часть государственно-политической и военной деятельности каждой страны.

Параллельно совершенствовался и аппарат защиты государственных и военных тайн – контрразведка. Как и разведка, она требовала разработки и применения таких же общегосударственных подходов и шагов, наличия профессиональных кадров, собственной агентурной сети, укрепления ее агентурных позиций и т. д. Становление разведки и контрразведки со временем приобрело тотальный и всеобъемлющий характер. От их успехов или поражений в невидимой войне в мирное и военное время во многом стали зависеть результаты не только отдельных сражений и битв, политических, экономических и других предпринимаемых шагов, но даже судьбы отдельных народов и государств. Те из политических лидеров и военных элит, кто не осознал важности и роли вновь появившихся элементов государственной и военной структур, рано или поздно были обречены на поражение.

Именно в этот период в объект пристального внимания иностранных спецслужб, прежде всего Великобритании, Австро-Венгрии, Германии, Японии, Италии, Румынии, некоторых других стран превратилась Российская империя. Выделялись среди них четыре первых. И если английские агенты на поприще разведки в России трудились с незапамятных времен, то Япония, Австро-Венгрия, а особенно Германия к «мирному завоеванию» необъятных российских просторов путем военного и экономического шпионажа приступили значительно позже, что не помешало, в частности, последней создать в канун Первой мировой войны на ее территории широкую разведывательную сеть, прежде всего в Петербурге, Варшаве, Галиции, Прибалтике, некоторых других пограничных областях. Важным фактором успеха германских и австрийских разведорганов стало то, что возглавляли их опытные специалисты разведки и контрразведки полковники Вальтер Николаи, Август Урбанский и Максимилиан Ронге[27].

В частности, германский шпионаж бурное развитие получил еще при короле Фридрихе II (1712–1786), по образному выражению современников, в эпоху «смеси деспотизма, бюрократизма и феодализма». Успешной завоевательной политикой властелин Пруссии был обязан и разведке, благодаря которой он заблаговременно знал о всех военных намерениях и возможностях вероятных противников[28]. В последующий период шпионское ремесло серьезно упало и возродилось лишь при первом рейхсканцлере германской империи Отто Бисмарке (1815–1898) и его начальнике генштаба Хельмуте Мольтке. Способствовало тому и появление на «сцене» немецкой разведки ее талантливого организатора Штибера.

Штибер Вильгельм (1818–1882).

Немец, уроженец Пруссии. Мечтал быть священником, но пересмотрел свои устремления и стал стряпчим. Занимался юридической практикой, специализировался на уголовном праве, одновременно выступал негласным информатором прусской полиции. Редактировал полицейский журнал. По протекции Фридриха Вильгельма стал полицейским комиссаром. После увольнения короткое время (с 1858 по 1863) оказывал помощь русской полиции, прежде всего в слежке за оппозиционными политиками за границей. На полицейскую службу вернулся при фон Бисмарке. Стал инициатором и организатором широкой агентурной сети на Европейском континенте. В историю полицейского сыска вошел под прозвищами «шеф шпионов» и «король ищеек».

Особого размаха и успеха германская военная разведка и контрразведка достигли перед войной (1870) и в период схватки с Францией. Тогда под видом сельскохозяйственных рабочих, женщин-служанок, официантов ресторанов и кафе, горничных гостиниц и т. д., в 3-ю Республику прибыло 15 тыс. тайных агентов, сведенных в виде отдельных резидентур в стройную шпионскую организацию. О том, какое значение Бисмарк придавал успеху в тайной войне, свидетельствуют и истраченные на нее деньги: 19 млн 500 тыс. франков. По тем временам это была астрономическая сумма. Зато немцы отлично знали состояние вооружения французской армии, имели полное представление о политико-моральном состоянии населения, продовольственных запасах страны, строительстве железных дорог, состоянии и перспективах развития военной промышленности и т. д. Закономерным был и исход начавшегося вскоре между ними вооруженного противостояния.

Так же успешно немецкие спецслужбы готовы были действовать и в канун Первой мировой войны. Организационно еще более они окрепли в ее ходе. Разведывательную и контрразведывательную работу возглавлял 3-й отдел Б «большого генерального штаба», делившийся на несколько бюро, задача которых заключалась в проведении шпионажа в соседних странах. Специальные разведывательные бюро трудились и в большинстве германских приграничных городов, а также в Бельгии и Швейцарии. Вербовка агентуры осуществлялась в армиях вероятного противника, на военных и гражданских промышленных предприятиях, в государственных и правительственных учреждениях, гостиницах, ресторанах, салонах высших кругов общества и т. д. Для организации и контроля за работой разветвленной шпионской сети при отделе генштаба имелись специальные офицеры, по современной терминологии – агенты-маршрутники.

Среди руководителей спецслужб XX века одной из «звезд первой величины» считается Вальтер Николаи. Опираясь на опыт предшественников и личное участие в Первой мировой, в работе «Тайные силы» (1923), он в деталях исследовал работу немецкой разведки в России военного периода. Создание с его участием широкой тайной сети на территории империи началось задолго до войны. Разделялась агентура на два вида: для военного театра и для действий в мирных условиях. Агенты были внедрены практически во все круги российского общества, включая политические партии и ближайшее императорское окружение. Были среди них светские дамы, профессора, актеры, предприниматели, видные революционеры и т. д. Заметную роль в добывании разведданных играли и выходцы из низших слоев. Прибегали германские шпионы и к услугам лиц из среды титулованной русской аристократии. Последнее, по словам историка Б. А. Старкова, «особенно было необходимо во время провала какой-либо подрывной акции, когда требовалось нивелировать или вовсе свести на нет возможное негативное последствие». Информаторы не раз проникали и во многие военные, государственные, крупные промышленные учреждения, предприятия и организации. Невзирая на отдельные успехи российских контрразведчиков, немецкий агентурный костяк сохранился до конца войны.

Масштабная, много раз проверенная на практике шпионская сеть позволила Николаи однажды заявить: «Я русских держу в кулаке». В этой связи можно согласиться с утверждением одного из исследователей истории спецслужб А. Иванова, писавшего: «Если Штибер считается родоначальником немецкой разведки в ее успешном практическом применении, то отцом организационной структуры немецкой военной разведки называют полковника Вальтера Николаи. Он создал не только теорию разведки, но и нечто большее – идеологию разведки, заложил ее основы нравственной культуры, наконец, воспитал своих сотрудников, что ценится не меньше».

Николаи Вальтер, полковник (1873—?).

Шеф германской военной разведки – Отдела III Б генерального штаба немецкой армии в 1913–1921 г г. Выходец из протестантской семьи.

Окончил кадетский корпус. В 1893 г. офицерскую карьеру начал в звании лейтенанта. Отличался трудолюбием, старательностью, аналитическим складом ума. После завершения трехгодичного обучения в военно-штабном училище, с 1904 г. продолжил службу в генеральном штабе. В 1906 г. возглавил разведывательный орган в 1-м армейском корпусе (дислоцировался в Кенигсберге). Проявил себя перспективным организатором военной разведки. Позже он стал начальником русского отдела в службе военной разведки, а в 1913 г. ее возглавил. Историк спецслужб Дэвид Кан в книге «Гитлеровские шпионы» писал о Николаи: «Энергичный штабист, светловолосый, среднего роста, лет тридцати пяти на вид… Он заправлял разведкой точно так же, как командовал бы полком в сражении. Он был потомственным прусским офицером, который привык исполнять свой долг».

Созданная Николаи агентурная сеть насчитывала сотни информаторов, которые действовали как во вражеских, так и в нейтральных странах. Самыми заметными его агентами были известная Мата Хари, барон Август Шлюге (агент № 17) и Элизабет Шрагмюллер. Николаи принадлежит и решающая роль в создании немецкой контрразведки, агенты которой во многих странах действовали не менее успешно.

В период Веймарской республики от активной разведывательной деятельности Николаи был устранен. Некоторое время возглавлял небольшой разведывательный орган Рейхсвера, затем канул в неизвестность. Судя по всему, он критически относился к нацистам, ибо во вновь появившемся военном разведывательном органе Вермахта – Абвере замечен не был. Окончательно следы Николаи теряются в 30-х г г. XX ст. По одной из версий, он стал жертвой нацистского режима, по другой – с 1945 г. Вальтер Николаи находился в СССР как узник лагеря военнопленных, где и умер».

В зарубежных справочниках дата его смерти определяется 1934 годом.

Со всех концов огромной Российской империи нити германского шпионажа сходились в Петербурге, в дипломатическом представительстве Вильгельма II, замыкаясь на советнике посольства Гельмуте фон Люциусе. Опираясь на многочисленную агентурную сеть, разведывательную работу на российских окраинах и в центре немецкие дипломаты преимущественно осуществляли под прикрытием коммерческой и журналистской деятельности. По сути, посольство стало центральной германской резидентурой, в состав которой входили его девять официальных сотрудников. Наличие у семерых из них графских титулов не мешало наряду с основной деятельностью заниматься и шпионским ремеслом. В качестве военного и морского уполномоченных (военных агентов) в посольской группе трудились и два старших офицера, представлявших интересы «большого» немецкого генштаба.

Для сбора информации об экономических возможностях России привлекались германские промышленные, торговые и финансовые предприятия, банки, страховые общества и т. д., осевшие преимущественно вдоль западной границы, а также в крупных военных центрах – Петербурге, Москве, Киеве, Севастополе, Владивостоке, Архангельске и др.[29] Перед ними ставились разведывательные задачи: сбор сведений о развитии производственных сил страны; противодействие этому развитию; агентурная разведка. «Двойственную роль играют предприятия, организованные немцами в России под видом русских акционерных обществ», – отмечалось в 1915 г. в одном из докладов в штаб главного командования русской армии. Особой «вредностью» во всех отношениях, подчеркивалось в документе, отличаются Русские общества «Сименс и Гальске», «Сименс-Шуккерт», «Компании электричества», «Соединенных кабельных заводов». Начальник штаба направил сообщение председателю Совета министров, военному и морскому министрам империи, добавив, что «чем дольше будут существовать эти общества, тем будет хуже. Невзирая на то, что компания «Зингер» переделала себя на американский лад и нашла покровительство в Совете министров, эта фирма – вреднейшее учреждение, приносившее и имеющее приносить много вреда. Борьба с этим должна быть самая решительная, иначе – будет плохо»[30].

Должного противодействия потугам этого и других подобных «обществ» не последовало, и не случайно их «торговые представители», в частности фирмы «Зингер», проявляли себя на просторах бывшей империи вплоть до вторжения в пределы СССР немецко-фашистских войск.

Активную разведывательную работу на территории Российской империи, прежде всего в приграничных районах, развернули расквартированные на границах военно-разведывательные бюро штабов корпусов германской армии. Официальные командировки и посещения страны под их прикрытием офицеры немецкого генштаба осуществляли под предлогом совершенствования русского языка, лечения, охоты, туристических поездок, для участия в войсковых маневрах, проведывания родных и близких, отпусков и т. д. Цели при этом преследовались разные – от изучения приграничной полосы и рекогносцировки театров возможных военных действий, до встреч с агентурой, разведки важных промышленных и военных объектов, получения добытых разведданных и др. В частности, в распоряжении (февраль 1910 г.) на имя заведующего сыскным отделением города полицмейстер Одессы требовал: «Главное управление Генерального штаба сообщило, что в Россию в целях разведки выехали офицеры германских приграничных корпусов: В. Золикоргер-Альтенклингер, ротмистр 5 кавалерийского полка и Шуллер-Шюллер, капитан 18 пионерского батальона (войсковая часть инженерных войск. – Авт.).

Давая знать об этом Вашему высокоблагородию, предлагаю в случае прибытия переименованных германских офицеров в Одессу, установить за ними негласный надзор. О времени их прибытия и обо всем, что будет замечено подозрительное в деятельности и сношениях этих офицеров, доносить … в штаб Одесского военного округа и мне, для доклада господину одесскому градоначальнику»[31].

Для «стажировки» в Россию немецкие агенты прибывали и в виде представителей торговых и промышленных, фирм, туристов, различных технических специалистов, булочников, фотографов, торговцев и др. Неотъемлемым условием для работы каждого из них была тщательно продуманная легенда прикрытия и требование как можно более быстрой легализации в стране пребывания. Перед отбытием к месту нового «обитания» все агенты в обязательном порядке проходили теоретический и практический курс по изучению шпионского ремесла, а также специальные испытания. Большую помощь германской разведке оказывали и немцы-колонисты, которых в империи оказалось около 2 млн человек. По «странной случайности» практически все они проживали вблизи железных дорог, военных укреплений, наиболее важных промышленных объектов и т. д.[32]

При вербовке информаторов и агентов из числа местного населения пристальное внимание обращалось на их материальное положение, финансовые затруднения, образ жизни. В этом случае особо «ценились» человеческие пороки. Любимым методом склонения к сотрудничеству выступали шантаж, провокации и подкуп.

Добытая различными путями шпионская информация анализировалась и трансформировалась в виде донесений в «большой генеральный штаб». В одном из них (1913), отмечалось: «Передвижение русских войск сейчас, как и ранее, осуществляется крайне медленно. Быстрого использования благоприятной ситуации ждать от русского командования так же трудно, как и быстрого и точного исполнения войсками предписанного приказом маневра… Поэтому в случае столкновения с русскими немецкое командование будет иметь возможность осуществлять такие маневры, которых оно не позволило бы себе с другим, равным себе противником».

Для получения разведывательных данных немцы стали использовать военнопленных. Большинство из них выступали лишь в качестве источников первичной информации, а некоторые, после соответствующей обработки и вербовки, – в виде переброшенных через линию фронта агентов. С этой же целью в местах общего лагерного обитания бранников скрыто устанавливались звукозаписывающие аппараты, внедрялись «подсадные утки» и т. д.[33]

В расположение российских и союзных войск завербованные агенты возвращались под видом бежавших из плена, часто с легендой о нападении на конвоиров и даже с демонстрацией захваченного у них оружия. Однако данный прием немецких спецслужб быстро раскрыли французы. Для маскировки они же переодевали агентов-мужчин в женские одежды. В обыденную шпионскую практику офицеры 3-го Б отдела генштаба ввели и сбор на поле боя, а также в оставленных противником местах дислокации различных документов и материалов, которые тут же подвергались тщательному изучению и анализу. Вспоминая о событиях «сражения под Танненбергом» (1914), фактический руководитель военных действий на Восточном фронте генерал Эрих Людендорф, писал: «У убитого русского офицера был найден приказ, который дал нам исключительно важные сведения».

В марте 1917 г. такие же поиски позволили немцам заполучить разработанные французами на основе трехлетнего опыта войны рекомендации, касающиеся действий войск в условиях общего наступления[34]. В свою очередь, стремясь обезопасить свои войска от происков вражеских шпионов, в 1918 г. контрразведчики подготовили специальную инструкцию, где, в частности, отмечалось: «Молчание сокращает период войны, излишняя болтливость ее продолжает…Хорошо проинформированному врагу о нашей дислокации и намерениях командования не тяжело будет помешать нашим успехам.

Источники, из которых службы разведки противника получают данные, таковы: свидетельства военнопленных, захваченные документы, вражеские шпионы…».

Следовал и детальный перечень правил, которых требовалось придерживаться солдатам и офицерам во время пребывания в плену, а также для сохранения секретных документов, действий при подозрении или выявлении вражеского агента и др.

Пристальное внимание немецкая разведка стала уделять и развитию радиослужбы, прежде всего путем разработки специальных радиоприборов для перехвата радиограмм противника, привлечения специалистов криптографов в лице известных математиков для шифровки и дешифровки разведывательной корреспонденции, использования возможностей радиотехники по дезинформации врага и т. п.

Пытаясь усложнить работу контрразведки противной стороны, в 1914–1918 гг. наряду с квалифицированными агентами во вражеский тыл немцы стали забрасывать так называемых «подставных», роль которых заключалась в отвлечении на себя внимания спецслужб противника. Для связи с агентурой использовались самые разнообразные способы: голуби, сигнализация в прифронтовой полосе (фонариком, светом ламп, вывешенным бельем, воздушными шариками) и др. Донесения агенты отправляли и письмами через нейтральные страны в адрес различных подставных торговых и промышленных фирм. Широкое применение приобрела тайнопись симпатическими чернилами. Ими писали на бумаге, белье, носовых платках и даже на собственном теле[35].

В целом на обширных просторах Российской империи тайная сеть агентов и информаторов немецкой разведки действовала умело и достаточно успешно. Многие агенты сумели внедриться в низовые военные, государственные и промышленные учреждения и организации, а некоторые – даже в военное министерство, другие высшие органы империи. Немало из них агентурные позиции сохранили до начала Второй мировой войны.

В 1912 г. в Петербурге взорвался Охтенский пороховой завод. Расследование показало: на нем орудовали несколько германских диверсантов. Тщательно изучив технологический процесс и режим работы завода, агенты выяснили: построен он по хорошо продуманной системе. В случае возможного взрыва на других участках для детонации взрывчатки будет недостаточно, и опасность производству в целом отсутствует. Ими было сделано все, чтобы критическая масса взрывчатых веществ везде стала максимальной. Учли они и тот факт, что пороховая пыль (как и угольная), является составляющей для более крупной диверсии, и действовали соответствующим образом. За короткое время ее концентрация в воздухе достигла максимального предела. Спустя некоторое время поставленная цель была достигнута. Завод перестал существовать[36].

Решающая роль агентам принадлежала и при уничтожении предприятия Барановского по производству снарядных капсюлей для артиллерийских систем российской армии. В канун войны производство капсюлей было приостановлено. Возобновили его лишь спустя несколько месяцев.

В 1923 г., вспоминая о событиях 1916 г. и диверсионной деятельности немецких колонистов, экс-министр внутренних дел империи А. Н. Хвостов писал: «В виде примера укажу на харьковский химический завод, изготовлявший жидкость для противогазных масок. По получении такого рода противогазных масок на фронте выяснилось, что они от газов не предохраняют и люди мрут. Так погибло сперва тысячи две солдат, а потом тысяч пять-шесть.

Тогда спохватились, и через принца Ольденбургского удалось настоять на расследовании этого дела. С этой целью остановили в пути поезд, шедший с масками на фронт, исследовали содержание противогазной жидкости и выяснили, что ее состав был вдвое слабее, чем полагалось. Стали расследовать дело на заводе, директором которого оказался немец. Показания его очень интересны: он написал, что он офицер ландвера[37] и что «русские свиньи должны были дойти до совершенного идиотизма, думая, что немецкий офицер мог поступить иначе», т. е. не помогать Германии в этой войне, находясь в России».

Бывший председатель Государственной думы в том же 1923 г. в свою очередь отмечал, что «порядки ведомства (артиллерийского. – Авт.) бросались в глаза даже обывателям: патронный завод на Литейном совершенно не охранялся, то же было и на других заводах, а взрыв на пороховом заводе (имеется ввиду Охтенский завод. – Авт.) окончательно вселил недоверие к лицам, стоящим во главе ведомства. Во главе многих казенных заводов все еще сидели германские подданные, которых благодаря покровительству министра Маклакова (возглавлял МВД в 1912–1915 гг. – Авт.), некоторых великих княгинь и клики придворных, – нельзя было выслать. Измена чувствовалась во всем, и ничем иным нельзя было объяснить невероятные события[38], происходящие у всех на глазах…».

По данным автора труда «Агентурная разведка» К. К. Звонарева, результаты противостояния контрразведки Российской империи немецкой агентурной сети в период с сентября 1911 г. по март 1913 г. составили 140 человек. Были это как иностранцы, так и подданные империи. Данных об обезвреженных агентах за годы войны автор не привел. Зная сегодня о реальных масштабах и влиянии германского шпионажа на ход и исход Первой мировой войны, следует отметить что «успехи» российских спецслужб в этом случае были ничтожно малы. Не случайно, говоря о допущенных ошибках, автор писал: «Обращает на себя внимание то обстоятельство, что в царской России на изучение своих соседей смотрели не как на дело общегосударственной важности, а как на частное дело каждого отдельного ведомства[39]. Каждое из них собирало те сведения, которые его непосредственно интересовали… Узаконенного, обязательного и регулярного обмена добытыми данными между ними не было. В итоге – излишняя трата народных средств и сил при самых неудовлетворительных результатах; конкуренция, параллелизм в работе, споры и дрязги как в центре, так и на местах. Децентрализация разведывательной деятельности военного ведомства, – подчеркивал К. Звонарев, – без единого твердого руководства, являлась весьма пагубным фактором в деле ведения разведки. Самостоятельная и независимая разведывательная деятельность разных управлений военного министерства и штабов военных округов не могла принести существенной пользы интересам военного ведомства в целом, ибо сбор сведений производился не по одному единому плану, не для одной общей цели… Но самая непростительная ошибка генерального штаба заключалась в том, что он в мирное время не подготовил агентурной сети на случай войны…».

Позже уточнил: «Если сравнивать организацию, систему и приемы работы германской агентурной разведки с русской, то нужно признать, что обе они являются образцом-показателем: первая – того, как нужно организовывать и вести агентурную разведку, вторая же – как не нужно это делать. В результате нашего исследования мы пришли к заключению, что германская агентурная служба являлась одной из лучше организованных, лучше работавших и дававших лучшие результаты».

В 1920-е – начале 30-х гг. в мировой разведывательно-диверсионной гонке спецслужбы Германии серьезно подотстали. Революционные события в стране, Версальский договор, социал-демократы при власти в период Веймарской республики, безработица и разруха шпионскому ремеслу не способствовали. Наряду с англичанами, вперед вырвались французы, турки, поляки, японцы, финны, спецслужбы других стран. К некоторым из них за деньги и «идею» обустроить в будущем независимую Украину уже в тот период примкнула ОУН. В эмиграции подрывную деятельность развернули монархические и белогвардейские организации – РФС, НТСНП, РОВС[40]. Сплотив ряды, вместе с ОУН они стали серьезным резервом агентурных кадров для многих спецслужб, и прежде всего для только что родившегося Третьего рейха.

Укреплять былые германские позиции в будущей тайной войне нацисты стали с первых дней прихода к власти. Решающий аккорд прозвучал в 1938 г. с завершением реорганизации Абвера, а также появлением двух главных составных «черного ордена» СС – СД и гестапо. Их основной целью стал СССР.

Опираясь на опыт работы диверсионно-разведывательной и контрразведывательной спецслужбы прусской империи, а также германской армии в минувшей войне, и прежде всего в области агентурной разведки, наследовав 3-й отдел генштаба Рейхсвера, Абвер стал всячески укреплять на советской территории старые и создавать новые агентурные позиции. Тогда же был развернут отбор и подготовка шпионско-диверсионных кадров, стала налаживаться систематизация и обработка поступающих разведданных и др. Началась активная работа по расширению действующих разведывательных школ и курсов. Подготовка агентуры в них стала длиться два года и более. Будущие агенты изучали языки, обычаи, нравы, историю, географию и литературу советской страны, тренировались в военном деле, преимущественно в приемах и методах разведки, диверсий и террористических актов, совершенствовали уловки маскировки, способы получения шпионской информации, в деталях изучали легенды прикрытия и др. Кроме нелегальной заброски, на территорию Советского Союза агентура прибывала под видом технических специалистов, политических эмигрантов, лиц, бежавших от нацистских преследований, и т. д.

«Гитлеровская разведка, – отмечал известный советский историк Д. М. Проэктор, – использовала немецкую агентуру, засланную на территорию СССР, документы бывшей польской, эстонской, литовской и латвийской разведок, сведения дипломатической службы, воздушную разведку и т. д. … Кроме того, требовалась массовая агентура. На кого же делались ставки? Сначала стали привлекать представителей белой эмиграции, осевшей в Берлине после Октябрьской революции. Однако устаревшие данные этой сомнительной агентуры представляли собой (по словам немецкой стороны. – Авт.) «дезинформирующий материал и фальшивые сведения, что способствовало только внесению путаницы». Более серьезными помощниками Абвер считал украинских националистов… При помощи этих представителей украинского народа гитлеровская разведка стала усиленно собирать их многочисленных последователей…

Но костяк абверовской агентуры составили, конечно, старые и не раз проверенные профессионалы, под руководством которых велась вся подготовка агентуры. Поставленная с размахом, она осуществлялась в специально созданных 60 школах – «учебных центрах». Одна из них находилась в малоизвестном отдаленном городке Химзее, другая – в Тегеле под Берлином, третья – в Квинцзее близ Бранденбурга. Будущие диверсанты усиленно обучались здесь различным тонкостям своего ремесла».

В лаборатории Тегель главным образом учили подрывному делу, способам организации и проведения диверсий. С этой целью, кроме штатных инструкторов, для работы привлекали не только маститых разведчиков-диверсантов, но и специалистов-химиков. На многочисленных полках размещались специальные термосы, консервные банки, канистры, чемоданы – все с двойным дном для укрытия и переноски взрывчатых веществ и горючих материалов. «Подготовка шпионов, – по словам автора, – находилась под неусыпным контролем самых высоких государственных органов. В ноябре 1939 г. лабораторию посетил Гиммлер. Оказалось, рейхсфюрер СС захотел внести некоторые «усовершенствования»: предложил изготовлять отравленное вино и мины для уничтожения самолетов».

В идиллической местности Квинцзее среди лесов и озер располагался другой учебный центр Абвера. Здесь профессионально готовили террористов-диверсантов. Были специально построены макеты мостов, рядом пролегали участки железнодорожного полотна, невдалеке действовал собственный аэродром с приданной эскадрильей люфтваффе. Традиционно процесс подготовки агентуры максимально приближался к предстоящим реальным условиям. Специалист в области теории и практики нацистских спецслужб Пауль Леверкюн со знанием дела утверждал: «Учебное поле в Квинцзее отвечало требованиям новейшей секретной службы, обучение агентов технике и тактике саботажа». В канун войны с СССР шеф Абвера ввел новшество: через обучение в лагере Квенцгурт должен был пройти каждый офицер разведки. Подчеркивал: мастерством шпиона и диверсанта нужно владеть в совершенстве.

В среде сотрудников нацистских спецслужб абверовцы считались «белой костью», «джентльменами» в вопросах разведки и контрразведки. Большинство из них были выходцами из имущих классов, а многие к своим фамилиям имели приставки «фон» и «цу». Ощущались в Абвере и традиции старой прусской армии. Представителей же СС абверовцы, намекая на их плебейское происхождение, иначе как «мясниками» и «лавочниками» не называли. В отличие от службы безопасности и гестапо, в Абвере не культивировалось физическое насилие к задержанным агентам противника или подозреваемым в шпионаже и диверсиях. Зная, что в большинстве контрразведок мира, в том числе СД и гестапо, чуть ли не основным способом «развязать язык» арестованного выступают мордобитие и угрозы, а нередко и пытки, а также то, что полученные подобным путем сведения не всегда объективны и правдивы, Канарис требовал от подчиненных искать другие пути: убеждением, увещеванием, вежливостью и т. д. Крайние меры рекомендовалось применять лишь в отдельных случаях с последующей передачей «несговорчивых» в ведомство РСХА. С целью склонить во время допросов арестованных к сотрудничеству, не раз звучало примерно такое: «Мы Абвер! Подумайте, что ждет вас в гестапо (СД), если появится вынужденная необходимость передать вас туда. Там методы совсем другие».

Опираясь на опыт предшественников, стремясь сломить волю к сопротивлению интересующего их объекта, абверовцы использовали широкий круг морально-психологических и агентурно-пропагандистских приемов и методов. Последние особое разнообразие нашли во время войны. Варьировались они от элементарного запугивания до посулов крупного денежного вознаграждения, наград, званий, должностей и т. д. Не исключалось и взятие заложников из числа близких и родных, вербовка на компромате, дискредитации тех или иных лиц в глазах противоположного лагеря и т. д. Излюбленными методами добиться дальнейшего расположения, и в первую очередь тех, кто дал согласие приобщиться к шпионскому ремеслу, было ведение доверительных бесед, периодические угощения в располагающей обстановке кофе, сигаретами, обедами со спиртными напитками, личное сопровождение кураторами на аэродром или обусловленные участки линии фронта отбывающих в тыл противника агентов, демонстрация повышенного внимания к успешно выполнившим поставленную задачу и др. Последнее проявлялось в виде отпусков, денежных вознаграждений, назначений на командно-административные должности и пр.

В начальном периоде шпионской карьеры задачи перед агентами рекомендовалось ставить несложные, не требующие от них особых умственных и других усилий. По результатам их выполнения определялась «профпригодность» агентуры. Убежденность в ее возрастании у абверовцев увеличивалась в разы в случае уверенности: за линию фронта отбыли убежденные германофилы.

С учетом преданности делу рейха, образования, физической, морально-психологической и специальной подготовки степень сложности стоящих перед агентами заданий со временем требовалось увеличивать: от армейского уровня до агентурной разведки с делением последней на соответствующие подвиды. На примере возвратившихся из вражеского тыла предлагалось воспитывать и обучать контингент диверсионно-разведывательных школ и курсов.

Давая в будущем агентуре устные, а в большинстве случаев письменные пароли и пропуска для пересечения фронтовой линии при возвращении из тыла противника, Абвер преследовал несколько целей: засвидетельствовать в ее глазах могущество и значимость своего органа, подчеркнуть важность и ценность конкретного исполнителя, а главное – повысить его «сопротивляемость» при выполнении поставленной диверсионно-разведывательной задачи. Обнаружение советской контрразведкой того или иного письменного подтверждения участия в шпионской деятельности шансов остаться в живых для его обладателя практически не оставляло. Выход виделся в предельной осторожности агента, в его ловкости и умении, а в крайнем случае требовалось покончить жизнь самоубийством.

Искались подходы и к качественному пополнению агентурных кадров. Кроме старых, глубоко законспирированных на случай войны агентов, их нехватку в будущем планировалось восполнять из числа местных жителей, военнопленных, а также перевербованых агентов врага. В условиях подготовки к предстоящей агрессии решено было обходиться малым. «Мы (Абвер. – Авт.), – вспоминал бывший абверовец Гуго Блейхер, – естественно, не могли вербовать агентуру, помещая объявления в газетах[41]. Между тем не так-то легко подбирать подходящих людей. Оставался единственный выход – искать их в разгромленных нами разведывательных органах противника. Обычно мы обещали таким людям свободу, если они соглашались работать на нас, и они, как правило, выполняли свое обещание».

Совершенствовал и расширял Абвер и диверсионно-разведывательную сеть. С учетом тыловой агентуры мирного периода началась ее масштабная подготовка для действий в военное время. Последняя стала разделяться на два вида: разведывательную и диверсионную. Обучение обеих проходило в условиях, максимально приближенным к боевым.

Подверглась пересмотру и организационная структура нацистских разведывательных органов. Вдоль границы с сопредельными государствами появилась сеть приграничных разведывательных комендатур. Среди них – на восточной границе в Кенигсберге, Штеттине, Берлине и Бреславле. Их деятельность сводилась к организации и руководству агентурной сетью в приграничной полосе, а также к тщательной подготовке названных видов агентов. В планах тайной войны был предусмотрен и четвертый вид – резервная агентура на случай ведения боевых действий на собственной территории. К середине 1930-х гг. система военной разведки Германии получила окончательное завершение в виде центральной и окружной разведок. На их базе вскоре появились штаб «Валли», абверкоманды и абвергруппы, «Абверштелле» и др.

Глубинная (стратегическая) разведка нацистской Германии была разделена на три ступени: 1) агенты мирного времени – их задача заключалась в добывании разведданных об армиях вероятного противника и его военной промышленности; 2) агентурная сеть военного периода – в основном подбиралась, обучалась и формировалась из лиц, завербованных в разведуемой стране, время ее активных действий должно было наступить с началом войны; 3) сеть агентов-диверсантов. Обязательным условием во всех случаях было для недопущения расшифровки формирование и обучение каждой сети проводить отдельно. Главными разведывательными и диверсионными объектами выступали крупные промышленные центры противника, воинские штабы, соединения и части армии и флота, железнодорожная и автомобильная инфраструктура, другие важные составные государственного, промышленного и военного механизма.

Классифицировалась и агентурная сеть. Определяющую роль в ее структуре стали занимать резиденты, затем следовали агенты-наблюдатели, агенты-информаторы (агенты-исполнители), агенты-вербовщики, агенты-наводчики, агенты связи и агенты-маршрутники. Каждая из категорий имела специфические функции и задачи, направленность действий, соответствующую подготовку и т. д. Среди различного вида агентуры все чаще стали встречаться женщины. Разведывательно-диверсионные структуры Абвера и РСХА совершенствовались и уточнялись вплоть до начала Второй мировой войны. Еще более активную фазу данный процесс приобрел после оккупации Польши и появления в Третьем рейхе общей с СССР государственной границы. В этот период заметно усилилась и практическая направленность в области подрывной работы против Советского Союза.

«Советская Россия, – писал Пауль Леверкюн в статье «Службы разведки и контрразведки», – до начала войны (Второй мировой. – Авт.) в отношении разведки представляла особенно трудную проблему. Засылка в Россию агентов была возможна лишь в очень редких случаях. Контроль и проверка документов среди населения как в городах, так и на транспорте проводилась гораздо строже, чем в какой-либо другой европейской стране. Непосредственно граничащим странам – Финляндии, Эстонии, Латвии и другим – вести разведку было несколько легче, потому что в пограничных районах расовые и физиогномические признаки облегчали проникновение агентов через советскую границу. После оккупации Польши Германия и Советский Союз стали непосредственными соседями. Поэтому за сравнительно короткий отрезок времени, с конца польской войны до начала войны с Советским Союзом в июне 1941 года, органам немецкой разведки удалось накопить достаточные сведения о дислокации, организации и вооружении русской армии».

Тогда же ряды Абвера и спецслужб РСХА пополнились почти 400 немецкими агентами-профессионалами, сидевшими в польских тюрьмах. Востребованными оказались и специалисты, работавшие в «двуйке»[42] и политической полиции разгромленной Польши. «Имеющиеся у нас материалы свидетельствуют, – информировал (январь 1940 г.) замнаркома НКВД Украины Н. Горлинский начальников областных УНКВД, – что работники польской разведки перед бегством за границу насадили специальную агентуру для шпионской и диверсионной работы в советском тылу…

В декабре 1939 г. бывшим шефом 6-й польэкспозитуры (разведывательный орган Корпуса охраны пограничья Польши. – Авт.) майором Беньковским… на нашу сторону переброшен вооруженный агент, задержанный погранотделом. Агент прибыл с заданием шпионского характера. Следствием установлено, что Беньковский работает на румын. Это подтверждает, что официальные сотрудники бывшей польской разведки… безусловно будут использоваться немецкой, французской, английской и другими разведками, учитывая, что за границу бежало большое количество работников дефензивы (контрразведки) и тайной полиции, имевших агентурную сеть на территории западных областей УССР»[43].

Оккупировав Речь Посполиту, немцы использовали все ее возможности для дальнейшего усиления тайной войны. Немалый интерес в этом случае представляла и различная документальная база. «Управление милиции Белорусской ССР донесло, – извещал (декабрь 1939 г.) органы НКВД и НКГБ украинский наркомат внутренних дел, – что после занятия немцами г. Белостока… в городском магистрате пропал 2231 чистый паспортный бланк (Давид Особисты) бывшей Польши серии F (Ф) с № 031271 по № 036501. По заявлению работников аппарата бывшего Белостокского городского магистрата, указанные паспорта увезены немецкими властями…

В целях пресечения возможности применения бланков паспортов для переброски на территорию СССР лиц со шпионскими, диверсионными и прочими заданиями… предлагается: лиц, предъявивших паспорта бывшей Польши указанных серий и номеров, задерживать и передавать в органы госбезопасности»[44].

Наиболее активным в этот период было ведомство Канариса, использовавшее для насаждения агентов и развертывания подрывной работы не только собственные возможности, но и спецслужбы своих союзников. Для этого шеф Абвера не раз совершал служебные поездки в Румынию, Венгрию, Болгарию, некоторые другие страны, где вел достаточно успешные переговоры о сотрудничестве. В очередной директиве НКВД УССР (декабрь 1939 г.) сообщалось о «доверенном лице» немецкой разведки в Румынии Илье Поповиче, сыне австрийского чиновника. Агент характеризовался так: «Ярый националист. Поныне поддерживает связь с представителями ОУН за границей… В настоящее время работает для немецкой миссии (в организации «Кригсорганизацион». – Авт.) в Бухаресте по освещению Восточной Галиции. В его задачу входит организация работы по получению сведений о советских войсках…, об отношении местного украинского населения к новому строю и об экономическом положении в Восточной Галиции».

Возросла заброска в СССР и кадровых разведчиков. Одного из них, абверовского резидента Ивана Манека, 14 октября 1939 г. задержали в Белостоке. По его данным, для налаживания связи с ОУН во Львов направился «коллега» Иван Клымышин. Раньше с подобным заданием отбыли еще шесть агентов. К переброске в советский тыл готовился и бывший петлюровский полковник Чеботарев.

Об активизации немецкой агентуры подчиненные служебные инстанции информировал и союзный наркомат. «5 сентября 1940 г., – писал замнаркома И. Масленников, – начальник погранвойск НКВД УССР донес: 31 августа на участке 92-го пограничного отряда… задержан нарушитель границы со стороны Германии Панчук Иосиф Прокопьевич, житель Дрогобыча. Панчук завербован в сентябре 1939 г. под кличкой «Бранденбург»… Прибыл с заданием по сбору сведений об укрепрайонах и по организации оуновских ячеек.

2 сентября на участке этого же отряда задержан Дудик Станислав Мартынович, поляк, житель Кракова, агент германской разведки под кличкой «Ионец-Юдвин», послан в СССР для разведки укрепрайонов и гарнизонов Красной Армии. Следствие ведет 5-е отделение пограничного отдела».

«В сороковом году, – вспоминал ветеран органов госбезопасности В. В. Киричук, – в поле зрения отдела, которым мне было поручено руководить, попал некто Свентницкий, прибывший в город (Сталино. – Авт.) два года назад. Что же привлекло наше внимание к личности Свентницкого? Прежде всего, прямо-таки неуемное желание проникнуть в среду военных и их окружение. Дело в том, что в городе в то время дислоцировался штаб горнокавалерийской дивизии, и было размещено несколько полков и частей дивизионного подчинения. Шли формирования новых частей. Особенно отмечалось стремление Свентницкого получить разрешение побывать в военных городках, не довольствуясь своими встречами и выступлениями в гарнизонном доме командиров. К тому времени Свентницкий имел ученую степень кандидата педагогических наук и занимался научной и преподавательской деятельностью.

Начиная с тридцать третьего года, он главным образом работал в городах и населенных пунктах, в которых или уже дислоцировались воинские части, или проводились новые формирования. Долгое время Свентницкий подвизался в районах западной границы – Проскурове, Шепетовке, Старом Константинове и других, где велось большое оборонительное строительство. Последующая работа позволила прояснить события одного из дней предвоенного 1913 года, когда в Петербурге состоялась пирушка, на которой присутствовал студент выпускного курса технологического института Свентницкий. В числе ее участников находился и скромный на вид, да и по своему положению в обществе, агент фирмы швейных машин «Зингер», распространявший эти машины в России. Следствием было установлено, что под личиной агента фирмы на самом деле скрывался профессиональный германский разведчик обер-лейтенант Шаллерт… Свентницкий, наряду с тем, что подавал прекрасные надежды как будущий специалист, характеризовался и как весьма честолюбивый человек, любивший блистать в обществе. Это и позволило Шаллерту путем лести и шантажа завербовать его на работу в пользу германской разведки. Он учил его шпионскому ремеслу, искусству вживаться в среду, а главное – стремиться занять такое общественное положение, которое бы дало возможность выполнять задания хозяев.

Полученная информация позволила нам в скором времени установить, что собранные шпионские данные Свентницкий передает средствами тайнописи. Имевшие двойной смысл письма, он отправлял по подставным адресам в другие города. Был зафиксирован и ряд встреч с лицами, которые явно просматривались как его соучастники. Весной 1941 года Свентницкий был арестован…»

С целью прикрытия проникновения агентов на советскую территорию Абвер стал использовать беженцев из Польши, Венгрии, Румынии, других стран. Только во второй половине октября 1940 г. штабом погранвойск НКВД их было зарегистрировано более 11 тыс. человек. «Отсутствие должной фильтрации прибывающих на нашу сторону людей, – признавал наркомат внутренних дел УССР, – безусловно дает возможность немецкой и румынской разведке забрасывать… значительное количество своей агентуры, которая остается вне нашего поля зрения».

В организации подрывной работы от Абвера не отставало и СД. По данным советских нелегалов, при участии его группы VI-А к переброске в приграничные районы СССР готовились диверсанты в составе Иогана Вагнера, Франца Шварцеля и еще пятерых немцев. Один из них, уроженец Вены Эгон Гофер, границу перешел в районе Равы-Русской. Все агенты прошли специальную подготовку в школе г. Линце (Австрия) на базе «Абверштелле Вена». «Возможно, – подчеркивалось в ориентировке НКВД, – что перечисленные лица будут заброшены в СССР под видом дезертиров из германской армии или бежавших из-за «преследований» за антифашистскую деятельность».

«Немецкая военная разведка – Абвер, – писал П. А. Судоплатов[45] в работе «Разные дни тайной войны и дипломатии. 1941 год», – эффективно действовала в приграничной и прифронтовой полосе, где в начале войны развернулись неудачные для нас сражения. Под видом дезертиров из германской армии в пограничные районы почти беспрепятственно забрасывалась немецкая агентура. Чуть ли не косяками она шла в Западную Белоруссию и Западную Украину. «Дезертиры» выдавали себя за австрийцев, призываемых на немецкую военную службу после аншлюса Австрии. Этот маневр Абвера, который вел свои операции в Румынии, Польше и Болгарии, нам удалось вовремя разгадать. Агенты-австрийцы, такие как Иоган Вагнер, Франц Шварцель и другие, были опознаны и обезврежены».

Усиливающийся поток агентов и диверсантов вынуждал советские спецслужбы наряду с организацией их поимки и ликвидации, развернуть и аналитическую работу, в частности, по выяснению их национального состава, круга поставленных задач, способов маскировки, уточнению мест подготовки и др. Обобщенные результаты отражались в ориентировках ГУГБ. «Начальникам особых отделов НКВД округов, флотов ДВФ, – отмечалось (ноябрь 1940 г.) в одной из них. – Сообщаются для ориентировки некоторые приемы работы германской разведки, установленные в результате следствия по делам арестованных за шпионаж и по отдельным агентурным данным.

Наиболее заслуживающими внимания и характерными являются: установка на разложение воинских частей Красной Армии, попытки склонить военнослужащих к измене Родине и использование в шпионской деятельности различных элементов из числа жителей западных областей Украины и Белоруссии…

Немецкая разведка не только практикует засылку агентов-одиночек, но и прибегает к групповым переброскам. Основными кадрами, засылаемыми на территорию СССР, являются: квалифицированные агенты оуновской разведки, имеющие большой опыт работы против нас, хорошо знающие территорию и располагающие большими связями; поляки – участники нелегальных националистических формирований в Германии, имеющие связи на нашей территории среди польского подполья. Зачастую такие лица используются руководителями организаций, состоящими на службе в германской разведке: военнослужащие бывшей польской армии, вербовка которых проходит как при освобождении из лагерей, так и на погранполосе; возвращающиеся из Франции поляки и украинцы, выехавшие туда на заработки до германо-польской войны 1939 г.; беглецы из западных областей УССР и БССР – участники различных контрреволюционных формирований и уголовно-бандитские элементы; принудительно работающие в немецкой погранполосе на строительстве оборонительных сооружений поляки и евреи; дезертиры германской армии (очень редко), пойманные и завербованные германскими пограничными разведчиками.

Ориентируя о методах работы немецких спецслужб, Особый отдел ГУГБ НКВД СССР еще раз напоминает всем начальникам особых отделов округов, армий, флотов, корпусов и особых отделений дивизий, бригад, гарнизонов о повседневной, кропотливой работе, обратив особое внимание на вышеперечисленные категории лиц».

Подписавший документ начальник Особого отдела майор госбезопасности А. Михеев не мог знать, что в эти же дни по ту сторону границы руководители Абвера получили другой приказ. «Уже с августа – сентября 1940 г., – свидетельствовал на Нюрнбергском процессе бывший начальник отдела «А-I» генерал-лейтенант Ганс Пиккенброк, – со стороны генштаба (ОКХ. – Авт.) заметно увеличились разведзадания Абверу по СССР. Они, безусловно, были связаны с подготовкой войны против России… Для их выполнения было направлено значительное количество агентов в районы демаркационной линии между советскими и германскими войсками. В разведывательных целях мы также использовали часть германских подданных, ездивших по различным вопросам в СССР, а также опрашивали лиц, ранее побывавших там».

Усилить засылку агентов получили задание и все периферийные отделы Абвера – «Абверштелле». Об активизации агентурной работы против СССР приказ поступил и в разведывательные органы 1Ц армий и армейских группировок.

Находясь в советском плену, о «днях минувших» воспоминаниями делился и коллега Пиккенброка, бывший заместитель начальника «А-II» (саботаж, диверсии) полковник Эрвин Штольце. «Мой начальник полковник (ныне генерал) Лахузен, – свидетельствовал он, – вызвал меня к себе в служебный кабинет и поставил в известность, что вскоре предстоит военное наступление Германии на Советский Союз, и в связи с этим предложил использовать все данные об СССР, которыми располагал отдел «Абвер-II» для проведения необходимых мероприятий по диверсиям. При этом Лахузен предупредил, что все сказанное необходимо хранить в строжайшем секрете».

Тогда же, по словам Штольце, он получил приказ организовать и возглавить специальную группу под условным наименованием «А». Ее главной задачей предполагалась «подготовка диверсионных актов и работа по разложению советского тыла». Припомнил замначальника «А-II» и такой факт: тогда же он был ознакомлен с приказом ОКВ за подписью Кейтеля, содержавший основные директивные указания по проведению подрывной деятельности против СССР. Документ впервые был помечен условным шифром «Барбаросса».

Штольце Эрвин (1891–1947).

Участник Первой мировой войны. С 1919 г. – офицер запаса. В 1923 г. поступил на службу в Управление разведки и контрразведки Рейхсвера. Специализировался на организации разведки в странах Восточной и Юго-Восточной Европы. В 1936 г. был переведен во II отдел (диверсионная деятельность) Абвера заместителем начальника. Накануне и в ходе Второй мировой войны занимался вопросами создания диверсионных формирований из числа ОУН, других профашистских организаций, которые действовали на территории Польши и СССР. После передачи «А-II» в состав РСХА (февраль 1944 г.) был назначен руководителем диверсионного сектора его Военного управления. С сентября 1944 г. – начальник берлинского района сбора донесений. В последний период существования Третьего рейха принимал участие в формировании подпольно-диверсионной организации «Вервольф».

31 мая 1945 г. подвергся аресту СМЕРШем. На Нюрнбергском процессе (1946) дал подробную информацию о деятельности Абвера и его связях с ОУН в предвоенный период и во время вооруженной агрессии Германии против Советского Союза. Находясь на территории СССР, умер в тюрьме.

Активизировали немецкие спецслужбы в советском тылу и диверсионную работу. Главное транспортное управление НКВД сообщало: в первой половине 1939 г. «участились случаи наложения на железнодорожные пути рельсов и шпал, закладывания в зазоры рельсовой колеи костылей и накладок с целью крушения поездов». Диверсии имели место практически на всех железных дорогах СССР, особенно их количество возросло в мае – июле. В частности, 29 июня на Восточно-Сибирской дороге дежурный по центральному посту умышленно перевел стрелку под движущимся воинским эшелоном. Крушение привело к множественным человеческим жертвам. «Вышеизложенные факты, – отмечало ГТУ, – свидетельствуют об оживлении деятельности на железнодорожном транспорте контрреволюционных элементов и групп, пытающихся диверсионными актами поставить под угрозу безопасность движения и дезорганизовать работу дорог».

«В результате бдительности личного состава, – отмечалось в докладе Главного управления войск НКВД по охране железнодорожных сооружений, – на железных дорогах Союза ССР в течение 1939 г. предотвращено 534 возможных крушения поездов, задержано 257 шпионов, диверсантов и нарушителей госграницы, 483 бандитов и уголовно-преступного элемента».

«Мелкими» подрывными акциями агенты не ограничивались. Задержанные в районе Белостока диверсанты имели на вооружении ампулы с бациллами сибирской язвы для заражения в предполагаемых прифронтовых районах водоемов, кавалерийских конюшен и армейских продовольственных складов. Еще одна такая же группа (восемь человек), пытавшаяся после обнаружения скрыться в лесу, была ликвидирована 5 июля 1940 г. В ходе следствия после ареста многие агенты признавали: помимо шпионских и диверсионных заданий им поручались террористические акты, в первую очередь против командно-политического состава Красной Армии и сотрудников НКВД.

Оперативные сообщения в сводках штабов пограничных округов и органов госбезопасности о проникновении на территорию СССР диверсионных групп и диверсантов-одиночек в предвоенные годы стали обыденным явлением.

Тогда же впервые был опробован и метод заброски агентуры в форме военнослужащих Красной Армии, сотрудников НКВД, железнодорожников, работников милиции. Особый размах он приобрел накануне вторжения немецко-фашистских войск, прежде всего с участием полка «Бранденбург 800». Пройдет короткое время, и этот метод станет чуть ли не основным в диверсионно-разведывательной работе противника. Пока же шла его «обкатка».

С целью облегчить проникновение диверсионно-разведывательных групп и агентов вглубь советской территории, по заданию Абвера и СД на государственной границе подразделения рейха стали провоцировать отвлекающие вооруженные столкновения. После заключения советско-германского договора о ненападении (сентябрь 1939 г.) и до начала войны таких провокаций было зафиксировано более шестисот, во время которых уничтожено около тысячи и взято в плен свыше четырех тысяч немецких солдат и офицеров. Ликвидации подвергались и сотни агентов, пытавшихся под прикрытием вооруженных конфликтов проникнуть на советскую территорию. Однако немалому их числу удалось избежать подобной участи.

Вспоминая о задержании и допросе агента Абвера Югова, военный контрразведчик А. Е. Стародубцев, он же Вихров, Берегов и т. д., писал: «…Югов-Вихров дрогнул. От злости и собственного бессилия он даже заскрипел зубами, заерзал на стуле, качал головой.

– Рано, очень рано вам попался. А такие хорошие планы были…

Планы у него и впрямь были далеко идущие. Как показало следствие, наш «гость» оказался птицей важной. Он являлся членом Национально-трудового союза нового поколения (НТСНП) – мощной эмигрантской организации, состоящей на службе у Абвера. Югов был одним из многих, кого направила к нам вражеская разведка. Группу шпионов на территории Советского Союза провели в том месте, где сходятся границы трех государств – Румынии, Венгрии и СССР. Для этого инсценировали пограничный конфликт в другом месте, чтобы отвлечь внимание от главного события – заброски абверовских разведчиков. У каждого из них была своя задача. Югов должен был перейти через Украину, Донбасс, Ростов и дальше на восток. В каждом пункте, изучив обстановку, обязывался оставлять людей, на которых в нужный момент опереться, использовать их в шпионских целях. Должны они были выполнять и идеологическую задачу: настраивать против советской власти и партии людей, возбуждать национальную рознь, противоречия, а то и вражду. Добравшись до Горького и устроившись на работу, Югов женился на дочери одного в то время осужденного руководителя, сумел втянуть ее в свою деятельность. Дальше их совместный путь лежал на Дальний Восток, где агент намеревался сколотить тайную организацию… В Маньжурии его ждал Радзиевский, главарь Русского фашистского союза (РФС) – организации, состоящей из белых эмигрантов, также служившей германской разведке. Выполняя данное ему задание, вражеский шпион дошел до Северного Казахстана, но здесь мы его остановили…».

Дестабилизировать ситуацию в советском тылу путем диверсий и террора стремились и ячейки ОУН. 5 декабря 1939 г. начальник УНКВД по Львовской области подполковник К. Е. Краснов в докладной с грифом «срочно» сообщал: «3 декабря в 23 часа совершен террористический акт над председателем местного комитета д. Черлены Грудекского уезда Львовской области Трушем Михаилом. В окно его дома были брошены две ручные гранаты. Тяжело ранены Труш и его жена… Опергруппой арестованы Фалькевич Иосиф, его сыновья… и Фалькевич Войтек. Пострадавший Труш опознал террористов Фалькевичей. Следствие по делу продолжается, результат сообщим дополнительно».

Террор ОУН в отношении гражданских лиц, военнослужащих Красной Армии и сотрудников правоохранительных органов заметно усилился в канун войны[46].

Подготовку к диверсионной деятельности немецких спецслужб в советском тылу можно проследить на примере приказа (май 1941 г.) начальника штаба группы армий «Б» генерала Ганса Грейфенберга (21 июня 1941 г. переименована в группу армий «Центр». – Авт.): «Для вывода из строя намеченных командованием 4-й армии (входила в состав группы армий. – Авт.) объектов[47] ему выделяются: рота 800-го учебного полка особого назначения…, 220 человек личного состава.

1. Объекты 1–3 могут быть захвачены и обезврежены силами по 30 человек при полной маскировке, т. е. в форме русских солдат, накануне или непосредственно перед началом наступления.

2. Объекты 4 и 5… будут заниматься силами роты 800-го учебного полка… перед началом наступления и удерживаться до подхода войск. Расход сил: 60 человек на каждый объект.

3. Объекты 6, 7, 8 и 9 могут быть захвачены только в ходе наступления… При этом будут использованы силы, принимавшие участие в захвате предыдущих объектов.

Офицер связи от отдела «Абвер-2» и офицеры связи от 800-го учебного полка особого назначения прибудут в штаб 4-й армии 29 мая с задачей получения указаний от командования армии и установления связи с теми частями, которые будут с ними взаимодействовать».

Весной 1940 г. советские пограничники зафиксировали и первые полеты в разведывательных целях немецких, а позже румынских и венгерских самолетов. В подготовленной Управлением пограничных войск НКВД УССР справке о нарушениях границы в полосе оперативного обслуживания 91-м и 94-м погранотрядами отмечались: время происшествий, типы самолетов, маршруты их следования, высота, а также скорость. Это дало возможность заместителю начальника погранвойск В. А. Хоменко сделать вывод: «Считаю, что немцы производят фотографирование нашей пограничной полосы, особенно дорог».

Изучив в свое время архивы бывшего Абвера, о фактах авиаразведки в канун войны писал и упоминаемый Л. де Йонг: «Немцы старались проводить аэрофотосъемку, используя для этой цели скоростные самолеты, вторгшиеся в воздушное пространство Советского Союза на большой высоте; фотографировались пути сообщения, важные военные объекты и пограничные укрепления. Эти самолеты входили в эскадрилью Ровеля, дислоцировавшуюся на аэродромах близ Будапешта. Фон Браухич и Гальдер предлагали приступить к аэрофотосъемке советской территории с сентября 1940 года. Гитлер отверг это предложение, опасаясь, что русские смогли бы слишком рано распознать его планы. Самолеты Ровеля стали действовать лишь в начале 1941 года. На основании изучения фотоснимков в марте Гальдер отметил в своем дневнике, что русская система путей сообщения оказалась значительно в лучшем состоянии, чем предполагали немцы»[48]. Первое время немцы не решались посылать самолеты эскадрильи Ровеля слишком далеко вглубь России. За две недели до вторжения они приступили к полетам на дальние расстояния». В своем описании Йонг допустил лишь одну существенную неточность: полеты люфтваффе над территорией СССР начались значительно раньше. В 1941 г. они приобрели уже регулярный характер[49].

Дневниковые записки начальника генштаба ОКХ Франца Гальдера, касающиеся событий «От запланированного вторжения в Англию до начала восточной компании (1.7.1940 – 21.6.1941)» (том 2), свидетельствуют и о том, что сотрудничество штаба с Абвером в этот период приобрело системный и многоплановый характер. Рассматриваемые вопросы касались «подготовки Абвера к операции «Барбаросса»; о «сосредоточении всех источников информации в руках офицеров разведки и контрразведки»[50]; подготовительных мероприятий Абвера на Украине[51] и в Прибалтике»; а также таких «мелочей», как приемы «капельного» или полного использования состава полка «Бранденбург» и его подразделений при группе армий «Центр», «Север» и «Юг». Не были забыты и вопросы «разложения населения Украины» с помощью пропаганды. На всех совещаниях в ОКХ Абвер представлял лично адмирал Вильгельм Канарис.

Ко времени «Ч» сотрудничество Абвера с ОУН приобрело завершенный характер. Из мельниковцев и бандеровцев были сформированы батальоны «Нахтигаль» («Соловей») и «Ролланд». «Для выполнения особых задач, – сообщалось в приказе ОКВ (июнь 1941 г.), – 11-му армейскому корпусу передаются подразделения «Ролланд» в составе двух рот, состоящие из 200 украинских националистов под руководством 15 немецких офицеров, унтер-офицеров и рядовых… Задача: поддержка немецкого наступления через Прут посредством саботажа в тылу врага».

Батальону предписывалось: нарушать проводную связь частей Красной Армии с тылом; уничтожать телефонные и телеграфные линии; убивать армейских командиров и комиссаров; нападать на колонны и обозы; подрывать на аэродромах самолеты; совершать на важных военных и промышленных объектах диверсии и поджоги (тушить пожары на немецких); захватывать и охранять склады и базы с горючим, продовольствием, имуществом, а также элеваторы с зерном и др.; распространять среди советских войск и населения листовки, сеять панику, призывать к восстаниям. Попавшие в окружение подразделения Красной Армии, группы и одиноких бойцов и командиров разоружать и брать в плен.

Во всех передовых соединениях Вермахта групп армий «Центр», «Север» и «Юг» с аналогичными задачами находились подразделения полка «Бранденбург 800». Их диверсионно-разведывательные группы, среди которых членов ОУН было не менее половины, в советском тылу начали действовать задолго до условного сигнала о начале войны.

В предполагаемых прифронтовых районах не бездействовали оуновская и прибалтийская агентурно-осведомительские подпольные сети, в составе которых насчитывались десятки диверсионно-разведывательных резидентур. В марте 1941 г. одну из них ликвидировали в Литве. Аресту подверглись 73 агента и боевика, среди них немец-резидент Ганс Шинке. В обнаруженных тайниках были изъяты десятки винтовок, гранат, револьверов, боеприпасы, средства тайнописи. Здесь же оказались и секретные наставления РККА, карты Риги и Вентспилса с нанесенными на них военными объектами, списки подлежащих уничтожению «агентов НКВД», шифры, другие документы. В своей деятельности резидентура опиралась на антисоветскую подпольную организацию «Тевияс сарге». Одним из направлений ее работы была вербовка осведомителей среди военнослужащих Красной Армии и гражданского населения. По данным НКГБ СССР, эта работа достаточно успешно продвигалась в Латвийском национальном корпусе, а также среди этнических немцев, бывших царских и белогвардейских офицеров.

Еще более активно абверовские резиденты действовали на Украине, прежде всего Львовщине и Волыни. «Агент «Н», будучи контролером почты в г. Любачеве, – сообщал нарком внутренних дел УССР И. Серов, – передал германской разведке корешки денежных переводов на имя военнослужащих, по которым устанавливаются их фамилии и почтовый ящик воинской части… На этих корешках имелись оттиски печатей воинских частей, что особенно интересовало германскую разведку. На основании доверенностей на получение денежных сумм «Н» составлял списки командиров Красной Армии с указанием их должностей и воинских званий…

Используя служебное положение механика электростанции, агент немецкой разведки «С» собрал и передал сведения о 41-м артиллерийском и 61-м стрелковом полках. По специальному заданию отправил в Германию образцы нефтепродуктов, на которых работает электростанция.

Работая весовщиком на пункте «Заготсено» в Порицком районе, агент «М» делал выборку по накладным квитанциям и доверенностям, составлял списки, в которых указывал номера, наименование и месторасположение воинских частей, затем передавал их германской разведке».

В спецсообщении наркомата госбезопасности Украины (март 1941 г.), шла речь о подготовке вооруженного восстания ОУН в Тернопольской и других западных областях Украины. В январе – июне 1941 г. здесь было ликвидировано 63 оуновских ячейки общим количеством 1282 боевика и нелегала.

Сотрудничая с ОУН еще со времен Веймарской республики, поднаторев в шпионаже, к началу войны против СССР, с участием оуновцев Абвер, СД и гестапо создали, возможно, наиболее широкую из известных к этому времени в мире агентурную категорию, возложившую на себя разведку и диверсионно-подрывную работу по военным, экономическим, политическим, научно-техническим, пропагандистским, многим другим направлениям. Ее разновидность была представлена: агентами, боевиками, вербовщиками, дезинформаторами, маршрутниками, наводчиками, переправщиками, радистами, связными, содержателями конспиративных квартир, почтовых и явочных пунктов, наружными наблюдателями, диверсантами, агитаторами и т. д. Не менее активно трудились и агенты-провокаторы. В ходе Второй мировой войны не без активного участия ОУН, а затем УПА, были заложены и получили развитие многие термины агентурно-оперативной работы, среди них – агентурная боевая группа, агентурная разведка, агентурная связь (радиосвязь), агентурная сеть, агентурное наблюдение (сообщение) и т. д. Эти и некоторые другие общепринятые сегодня приемы и методы подпольной работы ОУН на практике «обкатала» еще во время нахождения западных областей Украины в составе Польши. В этот же период качественно новый уровень в оуновской среде приобрели и тактические приемы разведки и контрразведки, среди них конспирация, индивидуальность, недоверие и т. д.

В целом агентурную и другие виды разведки в канун войны прежде всего Абвер проводил исключительно в интересах Вермахта, поскольку, по словам Гальдера, предполагалось не вытеснять советские войска с их территорий, а широкими охватами с участием бронетанковых сил брать в «клещи», а затем уничтожать. В связи с этим требовались детальные топографические данные, в первую очередь по территории западных военных округов. Наряду со сбором разведывательных сведений, для обновления штабных карт агентуре вменялось уяснять обстановку в приграничной полосе, уточнять прохождение сельских дорог, наличие на малых реках мостов, их грузоподъемность, проходимость топей и болот, а для возможной высадки десантов и посадки самолетов, искать обширные лесные поляны.

Неразрешенной проблемой в Красной Армии в условиях приближающейся войны была проводная связь. Поиск и фиксирование линий связи, диверсии на них, стало одним из основных заданий агентов-маршрутников. Отобранные у задержанных карты приграничных районов с множеством «крестиков и ноликов» свидетельствовали об обнаружении и нанесении условными знаками навесной телефонной, телеграфной и скрытой спецсвязи в звеньях «воинская часть, соединение, округ». Крестиками, как правило, обозначались места подходящие для диверсий. Подход к их выбору был один: поскрытее – в овражках, лесочках, других потаенных местах.

Повышенный интерес Абвер и РСХА стали проявлять и к советским органам разведки и контрразведки. В обзоре Главного управления полиции безопасности (октябрь 1938 г.) «Об организации и методах работы советской спецслужбы» в трех разделах и семи параграфах была сделана попытка раскрыть историю возникновения НКВД, структуру органов разведки Красной Армии, методы их работы, пути поступления информации, наличие каналов связи и т. д. В предварительных замечаниях к документу подчеркивалось: «русские испокон веков были мастерами шпионажа» и «советская разведслужба пользуется теми же методами, какие, как мы знаем, применяются другими государствами. Именно поэтому русские – превосходные шпионы. Огромная территория Советского Союза в настоящее время почти герметически изолирована от пропагандистских влияний из-за рубежа… Контрразведывательные учреждения советской разведслужбы выдвинуты за границу. Характерно, что агенту, работающему на Германию, лишь в редких случаях удается действовать в Советском Союзе. Чаще его перехватывают уже на границе. Вследствие прорыва национал-социализма… за границы германского рейха у советского большевизма появился противник, с которым он обязан постоянно считаться».

К потенциальным советским агентам в РСХА относили членов Коминтерна, работающих в Германии и других странах, представителей торговых, научных, промышленных и общественных учреждений, фирм и организаций, возвращенцев из СССР, русских эмигрантов и др. «В качестве связников и шпионских руководителей (резидентов. – Авт.) она (советская разведка. – Авт.) использует только тех агентов, которые имеют хорошую шпионскую подготовку, и которые, как правило, проявили себя в нелегальной партийной деятельности как убежденные коммунисты, прошли тщательную проверку на предмет способности к шпионской профессии в ходе продолжительной нелегальной работы на советскую систему».

Пытаясь перекрыть один из возможных каналов проникновения в рейх советской агентуры, в августе 1939 г. гестапо разработало специальную инструкцию по работе с возвращенцами, прежде всего прибывающими фольксдойчами. Документ направили во все органы полиции безопасности и пограничные комиссариаты. В ходе фильтрации, с одной стороны, предполагалось выявить шпионов, с другой, «учитывая, что каждый из возвращенцев является ценным источником информации», – получить интересующие разведданные советской действительности. Инструкция предусматривала также агентурно-оперативные мероприятия при въезде возвращенцев в рейх, в ходе их учета, порядок допроса, дальнейшего наблюдения, организации контроля за поведением и др.

Изучение структуры, форм и методов работы советской разведки и контрразведки продолжалось до начала войны. В 1940 г. РСХА издал специальный сборник проблемных вопросов по спецслужбам СССР. Документ затрагивал деятельность не только центральных, но и периферийных разведывательно-контрразведывательных органов РККА и НКВД, в частности, освещал дислокацию их специальных школ и курсов, характер и направленность контрразведывательных мероприятий, вопросы вербовки, обучения и приемы легендирования агентуры, а также способы передачи информации, систему паролей и явок, возможное сотрудничество НКВД с разведывательными органами других стран, наличие его заграничных разведывательных центров и др. Тогда же РСХА направило в адрес подведомственных органов очередной обобщенный документ «Сведения о структуре и функциях советской спецслужбы». Отмечалось, что «составлен он на основе показаний офицера тайной разведки». На этот раз речь преимущественно шла о пограничных и внутренних войсках НКВД, их структуре, задачах, форме одежды и т. д.

Одним из основных источников агентурной информации для Москвы виделся Коминтерн. Подчеркивалось: все «вышеизложенное основывается на сведениях, полученных от советских дезертиров, и показаниях бывшего польского офицера разведки, который играл ведущую роль в польской шпионской деятельности против Советской России… Поэтому было бы уместным в будущем при допросе польских офицеров разведки опрашивать их также о советской разведслужбе. Особый успех это обещает при допросе сотрудников экспозитур I (Вильно) и V (Лемберг), деятельность которых была направлена прежде всего против СССР».

На основе современных научных публикаций и архивных данных о работе советских спецслужб предвоенного периода можно констатировать: обзоры РСХА имели весьма отдаленное представление о реальном положении дел, во многих случаях были поверхностными и далеко не точными. Угадывались лишь общие направления их деятельности, функции и задачи. Не случайно процесс «познания разведслужбы большевиков» продолжался до агонии Третьего рейха[52].

Озадачен в этот период был и Абвер. 6 сентября 1940 г. Канарис получил указание Верховного командования ОКВ о подготовке его ведомством мероприятий по дезинформации советского командования в связи с подготовкой нападения на СССР. «В ближайшие дни, – отмечалось в документе, – концентрация войск на Востоке значительно увеличится… Из наших перегруппировок в России ни в коем случае не должно сложится впечатление, что мы готовим наступление. В то же время Россия должна понять, что в генерал-губернаторстве (оккупированная Польша. – Авт.), восточных провинциях и в протекторате (Чехии. – Авт.) находятся сильные и боеспособные немецкие войска, и сделать из этого вывод, что мы готовы в любой момент и достаточно мощными силами защитить наши интересы на Балканах против русского вмешательства».

С участием РСХА, ведомств Геббельса и Риббентропа Абвер развернул масштабную подготовку оперативной игры по дезинформированию советской стороны.

Геббельс Пауль Йозеф (1897–1945).

Имперский министр пропаганды Третьего рейха.

Родился в семье мелкого заводского служащего. При поддержке католических благотворительных организаций окончил гимназию и университет. Единственный член нацистского руководства с высшим образованием. После неудачных попыток стать писателем занялся журналистикой. Публиковался в малотиражной печати, преимущественно националистического толка. Был замечен Грегором Штрассером (одним из первых идеологов нацизма), стал его секретарем. Вместе они представляли т. н. левое крыло НСДАП, критиковавшее Гитлера за одностороннюю ориентацию на крупный промышленный капитал. В 1926 г. дистанцировался от Штрассера и вошел в состав ближайшего гитлеровского окружения. В том же году был назначен гауляйтером НСДАП в Берлине. С 1928 г. – руководитель службы пропаганды НСДАП.

После назначения Гитлера канцлером (1933 г.), возглавил вновь созданное Имперское министерство пропаганды. На его базе сформировал один из наиболее эффективных для того времени пропагандистских центров. Сыграл видную роль в идеологическом и пропагандистском обеспечении агрессивной внешней политики нацизма, в идейной мобилизации населения Германии в годы Второй мировой войны.

В 1944 г. занял пост имперского уполномоченного по тотальной мобилизации с весьма широкими полномочиями. После самоубийства фюрера, опираясь на его завещание, провозгласил себя рейхсканцлером Германии. Пытался вступить в переговоры с советским командованием по вопросу об условиях сепаратного перемирия. Попытка оказалась безуспешной. Вместе с женой Магдой Геббельс покончил жизнь самоубийством, предварительно умертвив своих шестерых детей. Оставил подробные дневники, содержащие ценный материал по истории нацистского Третьего рейха.

Директива ОКХ по стратегическому сосредоточению и развертыванию войск (план «Барбаросса») в разделе «Сохранение тайны» требовала: «Во избежание внешнеполитических осложнений следует соблюдать безусловную секретность в разработке и осуществлении плана сосредоточения войск на Востоке». Претворяя в жизнь данное требование, в канун войны ОКВ одну за другой издало (15 февраля и 12 мая) директивы, названия и смысл которых были почти одинаковыми: «О мероприятиях по дезинформированию советского военного командования». В документах с грифом высшей секретности с доведением их содержания исключительно до узкого круга лиц в деталях разъяснялось, что надлежит делать каждой из задействованных сторон с целью завести в заблуждение государственно-партийное и военное руководство Советского Союза в отношении намерений Третьего рейха. В первоначальный период (15 февраля – 14 марта) участникам оперативной игры предписывалось развивать версию, что руководство Германии еще не решило, где начать наступление: в Греции, Англии или в Северной Африке. В последующем (с середины апреля), когда огромную массу войск Вермахта нельзя будет скрыть от советской разведки, их присутствие вблизи границы с СССР маскировать отдыхом, перевооружением и последними приготовлениями перед вторжением в Англию. В целом, отмечали А. Г. Шаваев и С. В. Лекарев, «перспективной целью виделось создание атмосферы полнейшей неопределенности, позволяющей лишь строить догадки относительно следующего хода Германии, а также сроков начала ею главной военной операции года. Автор директив ОКВ – не кто иной, как сам Гитлер – придумал иезуитский способ ослабить бдительность Сталина даже тогда, когда скрывать военные приготовления стало невозможно. Суть его заключалась в том, чтобы вкрадчиво намекать русским: надежды на мирное урегулирование советско-германского конфликта сохраняются; наращивание рейхом вооруженных сил у советских границ преследует цель оказать политическое давление на Москву; Берлин хочет от советского правительства каких-то далеко идущих уступок и вот-вот выступит с инициативой переговоров или, напротив, ждет, что Москва возьмет инициативу на себя…».

В вопросе дезинформации об истинных планах Германии Абверу предписывалось «руководствоваться следующими принципиальными положениями»: маскировать общую численность войск; распространять слухи и известия о якобы их временном пребывании в приграничных с СССР районах; их передвижение обосновывать переходом в лагеря и т. д. Одновременно преувеличивать вооружение, особенно в танках, а ускоренное улучшение дорожной инфраструктуры объяснять «необходимостью развития вновь завоеванных областей» в экономических целях.

Реализация указаний штаба ОКВ персонально возлагалось на отдел «А-III» – контрразведку. «О подготовке нападения Германии на Советский Союз, – каялся в 1946 г. в Нюрнберге его начальник генерал-лейтенант Франц фон Бентивеньи, – я впервые узнал в августе 1940 г. от адмирала Канариса. Тогда же я получил указание активизировать контрразведывательную работу в местах сосредоточения германских войск на советско-германской границе. Мною было дано задание органам военной разведки и контрразведки абвершталле «Кенигсберг», «Краков», «Бреслау», «Вена», «Данциг» и «Познань» усилить контрразведывательную работу.

Что касается руководимой мною «А-III», то в марте 1941 г. я получил от Канариса следующие установки по подготовке к проведению плана «Барбаросса»:

а) подготовка всех звеньев к ведению активной контрразведывательной работы против Советского Союза, как-то: создание необходимых абвергрупп, расписание их по боевым соединениям, намеченным к действиям на Восточном фронте; парализация деятельности советских разведывательных и контрразведывательных органов;

б) дезинформация через агентуру иноразведок в части создания видимости улучшения отношений с СССР и подготовки удара по Великобритании;

в) контрразведывательные мероприятия по сохранению в тайне ведущейся подготовки к войне с Советским Союзом, обеспечению скрытности перебросок войск на Восток.

В мае 1941 г. подготовка и проведение всех указанных мероприятий были в основном закончены, о чем я лично в присутствии Канариса доложил фельдмаршалу Кейтелю. Проделанная мною работа им была одобрена».

Опираясь на последовавшие события весны – лета военного года, можно утверждать: затея фюрера Третьего рейха по дезинформации, прежде всего Сталина, удалась. Не дала результатов и «взятая на себя» советской стороной инициатива в виде прозвучавшего за неделю-вторую до начала войны заявления о «дружбе и мире» между СССР и Германией. Решение о начале военной агрессии против Советского Союза было принято. «Когда начнется эта операция, – заявил 9 января 1941 г. Гитлер в Бергхофе, – мир затаит дыхание…»

Выполняя директивы Абвера, к вторжению немецкого Вермахта в СССР готовилась и Организация украинских националистов. 30 сентября 1940 г. в докладной на имя Л. Берии нарком внутренних дел Украины И. Серов писал: «Общее количество членов ОУН, ведущих антисоветскую работу в западных областях Украины, согласно полученным следственным путем данным…, выражается в 5 500 чел. подчиненных единому руководству краевой экзекутивы.

Практическая работа ОУН в весенне-летние месяцы этого года выражалась в том, что по заданию ее руководства подготавливались материальная и техническая база и кадры для вооруженного восстания против Советской власти при помощи Германии…

Предостерегая краевую экзекутиву от самостоятельного вооруженного выступления, Краковский центр (ОУН. – Авт.) и лично его руководитель Бандера дал директиву (перехваченную нами) переключить работу ОУН на военный шпионаж в пользу Германии».

В другом документе (февраль 1941 г.), украинский Наркомат отмечал, что готовящееся к осени 1940 г. ОУН вооруженное выступление в силу «изменившейся международной обстановки и ряда крупных провалов ОУН» отменено. С учетом последнего ее руководство «занялось перестройкой антисоветской работы применительно к создавшимся условиям». По данным заместителя наркома В. Ткаченко, не отказавшись от вооруженного восстания, верхушка ОУН «решила вести в этом направлении подготовку на более расширенной базе, сочетая организационно-пропагандистскую работу с применением террора… Из захваченной нами переписки «Мармаша» с «Робертом»[53] видно, что эти задачи «Мармаш» формирует в следующих выражениях: «Главный способ – это вооруженное восстание… К этому готовится вся Украина, край, заграница… Предвестник вооруженного восстания – это способ, о котором не может молчать никто. Это, например: Варшава (покушение на Перацкого – министра внутренних дел Польши. – Авт.), это Ленинград (покушение на Кирова). Сегодня надо применять этот способ (Ленинград, Варшава), сегодня создавать новых легендарных людей типа Данилишина и Бандеры. Одновременно с этим подготавливать материал и кадры для массовых выступлений».

Предполагался и план антисоветской работы, включавший пять основных направлений: сохранение основных кадров ОУН; организацию ее деятельности на расширенной базе; пропаганду националистических идей; террор и подготовку массовых «народных» выступлений по типу казацких восстаний XVI–XVII вв.; разведывательную деятельность.

Каждый пункт предусматривал конкретную «программу» действий. В частности, «массовые народные восстания» предполагалось надлежащим образом вооружить. Перед закладкой «зброи в схроны» ее требовалось «смазать, осмотреть и замаскировать». Разговор шел о сотнях единиц автоматического оружия, тысячах винтовок, карабинов, револьверов, обрезов, большом количестве гранат и боеприпасов. Значительная часть оружия оуновцам досталась от разбитого немцами с их помощью польского войска, немало сохранилось и от «былых времен».

Одно из основных мест в задекларированном плане ОУН по заданию Абвера отводилось разведывательной работе. «Материалами следствия подтверждается, – констатировал заместитель наркома, – что ОУН за границей и здесь является фактически филиалом немецкой разведки, собирающей секретные сведения за определенное вознаграждение». В подтверждение приводил указание (апрель 1941 г.) из Кракова «вождя» на имя оуновских эмиссаров в западных областях Украины. «Шлите, – писал Степан Бандера, – больше разведывательных сведений, топографических карт и военной литературы (советской. – Авт.). За все это немцы обеспечат нас оружием и деньгами». Тесную связь ОУН с гитлеровцами тогда же образно подтвердил арестованный М. Думанский (немецкий разведчик и член ОУН) на очной ставке с руководителем окружной Львовской организации ОУН – Биленьким. «… Вы наивно ставите вопрос о доказательствах сотрудничества ОУН с немецкой разведкой: общеизвестно, что ОУН давно находится в услужении гестапо. Об этом знает каждый «хлопак», знаете об этом и вы».

В ответ на просьбу Бандеры в отчетах уездных руководителей ОУН Львовской области (были изъяты у арестованного связного) отмечалось: «В г. Винники стоит воинская часть РККА в 700 человек. В с. Чижики – артшкола, в с. Куровичи – авиачасть, в с. Якторов – технические части РККА». В другом донесении говорилось о более серьезных вещах: местах возможной высадки десантов и объектах для бомбардировки немецкой авиацией. «Называю пункты, где можно садить парашюты (идет их перечисление. – Авт.), – сообщалось в переписке «Мармаша» с краевой экзекутивой ОУН. – Эти пункты, где есть наши люди (по 30–40 сел), охвачены нами, они в любой момент выставят от 200 до 500 людей… Пункты, которые надо бы бомбардировать (идет перечисление. – Авт.)… Все это передать войсковому руководителю, чтобы он учел при составлении своего оперативного плана. Если будете посылать за границу, то также передайте точно обозначенные по карте пункты».

План ОУН предполагал и проведение ряда крупных диверсий, среди них уничтожение Львовской электростанции. Данная задача возлагалась на агента С. Магеляса, работавшего на ней инженером.

Приближение и неизбежность войны чувствовались все сильнее, что подтверждала и возросшая диверсионно-разведывательная активность немцев. 19 июня 1941 г. в спецсообщении НКГБ БССР (раздел «О заброске на территорию СССР диверсантов») отмечалось: «Со стороны германских разведывательных органов усилилась переброска на нашу сторону агентуры. Задержанные 17 июня на участке 86-го ПО нарушители границы (перечислены фамилии пяти человек. – Авт.) показали, что они прошли подготовку на специальных курсах агентов-диверсантов. Всего на курсах обучалось 50 человек… Допросами диверсантов установлено, что германская разведка стремится к началу военных действий между Германией и СССР отрезать передвижение частей Красной Армии по железным дорогам, для чего провести диверсии на следующих стратегических пунктах: на перегонах Столбцы – Барановичи, Лида – Молодечено, в районе ст. Лукинец. Диверсанты показывают, они получили задание – если война не начнется до 1 августа, провести диверсии вне зависимости от обстоятельств и возвратиться обратно. Все они снабжены оружием и необходимым количеством пироксилиновых шашек».

Стандартный характер заданий групп – «взрывать железнодорожное полотно, осуществлять крушение воинских эшелонов, создавать пробки в движении поездов» – подтвердили еще 46 задержанных агентов.

Подрывные действия в районе Ломжи развернули диверсанты полка «Бранденбург». Экипированных под армейских командиров и сотрудников НКВД, их возглавил владеющий русским языком кадровый немецкий разведчик с задачей проникнуть в район Барановичей и после сигнала о предстоящем начале военных действий разрушить линии армейской проводной связи, взорвать железнодорожные стрелки, другие важные объекты, уничтожить командный состав и небольшие красноармейские группы, сеять среди войск и населения панику, поджигать склады, общественные здания и даже жилые дома.

С января по 10 июня 1941 г. на западной границе Советского Союза[54] пограничными войсками было задержано 2080 нарушителей, из них только за десять дней июня – 108. Среди них выявили 339 агентов и диверсантов (219 немецких, 92 румынских, 28 венгерских). 36, оказавших сопротивление, были убиты, 25 – ранены. «Джентльменский» набор прибывших состоял из взрывчатки, личного оружия, гранат, крупных сумм денег, фальшивых документов, радиостанций, а нередко и замаскированных под микстуру, таблетки, порошки и другие медицинские препараты различные яды.

В канун войны устремления разведки противника заметно изменились. «По данным, полученным из НКГБ СССР, – отмечалось в очередной директиве Наркомата обороны (апрель 1941 г.), – за последнее время ряд иностранных разведок активизировали разведывательную работу против СССР. При этом главное внимание ими уделяется вопросам военного характера. Особую активность проявляет немецкая разведка, которая около 70 % всех заданий дает по Красной Армии».

Об изменении интересов немецких спецслужб информировал и заместитель наркома внутренних дел Украины Т. А. Строкач. В донесении в союзный НКВД «О военных мероприятиях Германии и Венгрии в пограничной с СССР полосе» (весна 1941 г.) он писал: «Направляемая в СССР агентура имеет задание выяснить следующие вопросы: сосредоточение наших войск в пограничных районах; дислокация штабов, соединений и частей Красной Армии; пункты и районы расположения радиостанций; наличие надземных и подземных аэродромов, количество самолетов, складов, а также летного состава; настроение различных слоев населения; введены ли и какие режимные документы для населения…

В связи с мероприятиями, проводимыми германскими властями, среди населения усиленно ходят слухи о предстоящей в ближайшее время войне Германии с СССР».

Тенденцию к переориентации устремлений немцев и их союзников подметила и военная контрразведка 3-го Управления НКО СССР. «В результате разоблачения агентуры германских разведывательных органов установлено, – отмечалось в очередной ориентировке, – что органы гестапо и военной разведки особый интерес проявляют к объектам военного характера, главным образом к получению данных об авиации, артиллерии и тыловых частях». Перед агентами стояли задачи фиксировать перемещение войск, добывать образцы горюче-смазочных материалов, выявлять среди командного состава Красной Армии бывших царских и белых офицеров, выискивать гражданские и воинские документы, продолжать «разведку органов и руководства НКВД:

1. Что такое Особый отдел, кому он подчинен.

2. Имеют ли между собой связь органы НКВД и особые отделы, подчиняются ли они друг другу.

3. Устанавливать фамилии, национальность и адреса их сотрудников».

Уточнял начальник Управления майор госбезопасности Анатолий Михеев и предыдущую информацию о национальном составе немецкой агентуры на западном направлении. По его данным, на 52 % она состояла из поляков %(как правило, бывших военнопленных и местных жителей), на 30 % – из украинских националистов, остальные – белорусы, эстонцы, русские и незначительное число евреев. Подчеркивал: средний возраст агентов и диверсантов – 25–30 лет, из них 10 % – красивые молодые женщины и девушки.

Количество заброшенной в предвоенный год в СССР агентуры составило 5 тыс. человек. По сравнению с 1939 г. число агентов только с немецкой стороны возросло в четыре раза[55]. При этом подсчитаны лишь задержанные и убитые. Сколько было тех, кому посчастливилось пересечь государственную границу, неизвестно. До сих пор неизвестно и число законспирированных в советском тылу немецких и других нелегалов – резидентов и агентов. «Весной 1941 г., – писал Л. де Йонг, – у немцев имелось несколько агентов в прибалтийских республиках и в восточных районах Польши, занятых Советским Союзом». Реально их там было в разы больше. В названных Йонгом и других районах СССР агентурные позиции Абвера и СД опирались на националистов, представителей свергнутого в 1917 г. режима, других враждебно настроенных к советской власти лиц.

«Весной и в начале июня 1941 года, – отмечал Павел Судоплатов, – Абвер, следует признать, свою задачу по разведке прифронтовой полосы в целом выполнил. Он обладал данными, которые поставляли агенты-маршрутники и местное население. Немцы были осведомлены о расположении наших войск, о дислокации аэродромов, местонахождении нефтебаз благодаря хорошо налаженной работе аэрофоторазведки, радиослужб и воздушной разведки. В актив Абвера надо записать и вывод из строя 22 июня узлов связи Красной Армии…»

По-иному выглядели разведданные о глубинных районах СССР и прежде всего о положении дел в Вооруженных Силах. В мемуарах «Лабиринт» (раздел «Борьба с советской разведкой»), вспоминая о кануне войны, Шелленберг писал: «Мы уже имели достаточно много ценных сведений о разведывательной службе Советского Союза за рубежом и о разногласиях, которые существовали между разведывательной службой МВД (прежде НКВД) – разведорганом секретной полиции советской коммунистической партии – и военной разведывательной службой». Утверждение шефа «СД-Аусланд» соответствовало действительности, но, не желая компрометировать Абвер, и прежде всего СД, он умолчал об отсутствии у секретных служб Германии разведданных о реальном состоянии Красной Армии, стратегических промышленно-экономических, материально-технических и людских мощностях и резервах Советского Союза. Последнее в рейхе узнали, а главное, почувствовали непосредственно уже в ходе войны. Павел Судоплатов: «Немецкая разведка сумела предсказать гитлеровскому командованию малую вероятность разгрома СССР в краткосрочной летней военной кампании. Немцы не обладали исчерпывающими данными о нашем военно-экономическом потенциале. Они вынуждены были опираться на агентуру из формирований оуновцев, грузинской, армянской и азербайджанской эмиграции, националистов из Прибалтики, которые не имели доступа в наши экономические министерства и ведомства и в среду высшего и среднего звена советского военного командования».

Данный факт в свое время вынужденно признали и многие немецкие генералы. Бывший начальник главного разведывательного управления генштаба сухопутных сил Вермахта К. Типпельскирх писал: «Определить хотя бы приблизительно военную мощь СССР было почти невозможно. Слишком многие факторы, из которых при нормальных условиях можно было составить сложную картину мобилизационных возможностей вооруженных сил и их экономических источников, были покрыты непроницаемой тайной… Шпионаж, который в других странах велся под видом безобидной частной экономической деятельности, не находил для себя в Советском Союзе… никакого поля деятельности». По словам автора «Истории Второй мировой войны», у высшего руководства ОКВ имелось лишь «приблизительное представление о том, на что способен Советский Союз в случае войны».

Безучастным к промахам военной разведки не остался и Гитлер. Говоря о провале «блицкрига», 3 октября 1943 г. он заявил: «Мы не имели представления о гигантских размерах подготовки, проведенной этим врагом (Советским Союзом. – Авт.)». Признание фюрера окончательно предопределило и закат «звезды» Абвера, а одновременно – и адмирала Канариса.

«Как обстояло с немецким шпионажем против России? – риторически спрашивал после войны немецкий историк Карелль. – Что знало немецкое руководство от секретной службы? Ответ в двух словах: очень мало!.. Она ничего не знала о военных тайнах русских».

Но пока все шло своим чередом. 30 мая 1941 г. Франц Гальдер в очередной раз отметил в дневнике: «Фюрер решил, что срок начала операции «Барбаросса» прежний – 22.6». В субботу, 21 июня он же записал: «Совещание с разбором обстановки: а) Условный сигнал «Дортмунд» (приказ о начале наступления)[56], означающий проведение операции, передан».

Вторжение немецко-фашистских войск в пределы СССР началось точно по плану и по заранее обусловленному сигналу. Великая Отечественная война стала трагичной и жестокой реальностью.

Телефонограмма УНКГБ Львовской области

в НКГБ УССР о сообщении солдата А. Лескова

22 июня 1941 г.

1 экз.

Верно: п/п Бул.

Из Львова

22/VI-41 г. 3.10

Киев НКГБ УССР

т. Мешику

Перешедший границу в районе Сокаля немецкий солдат показал следующее: его фамилия – Лесков (в документе – Лишков. – Авт.) Альфред Германович, 30 лет, рабочий, столяр мебельной фабрики в гор. Кольберг (Бавария), где оставил жену, ребенка, мать и отца.

Ефрейтор, служил в 221 саперном полку 15 дивизии. Полк расположен в селе Целенжа, что в 5 км севернее Сокаля. В армию призван из запаса в 1939 году.

Считает себя коммунистом, является членом Союза красных фронтовиков, говорит, что в Германии очень тяжелая жизнь для солдат и трудящихся.

Под вечер его командир роты лейтенант Шульц отдал приказ и сообщил, что ночью, после артиллерийской подготовки, их часть начнет переход Буга на плотах, лодках и понтонах.

Как сторонник соввласти, узнав об этом, решил бежать к нам и сообщить.

Передал: Ткаченко[57]

Принял: Беспалько

Дальнейшая судьба Альфреда Лескова, человека, чью фамилию можно найти во многих работах по истории Великой Отечественной войны, сложилась печально. Его переход на советскую сторону накануне вторжения войск Вермахта в СССР был широко использован в пропагандистских целях. Среди них значится и выступление на митинге 27 июня 1941 г. перед рабочими киевской обувной фабрики. Ведомство Л. Мехлиса (Главное политическое управление РККА) распространило обращение Лескова к немецким солдатам в виде листовки с его фотографией общим тиражом 1 млн экземпляров.

Убежденный антифашист и мыслящий человек, на свою беду он критично отозвался о советско-германском пакте 1939 г., публично оценив его как грубую и непростительную ошибку высшего руководства Советского Союза, которая, по его словам, сыграла отрицательную роль в последовавших событиях. В октябрьские дни 1941 г., когда гитлеровские армии приближались к Москве, свой взгляд на ситуацию Лесков изложил в нелицеприятной для советской стороны записке «Что делает Коминтерн?». Ознакомившись с написанным, Сталин для истории оставил резолюцию: «т. Берия. Разобраться».

Реакция последнего последовала незамедлительно. 15 января 1942 г. Лескова арестовали. Выдвинутые против него обвинения были примитивны и представляли собой стереотипный шаблон: от нарушения режима содержания до неповиновения лагерной администрации и даже шпионажа в пользу Германии. Вместе с обвинительным приговором была заготовлена и запасная версия в виде медицинского диагноза: психическая неполноценность.

Его следы теряются в лагерях военнопленных на огромных сибирских просторах. Архивные немецкие документы сообщают: «Обер-ефрейтор штабной роты 221-го саперного полка Альфред Лесков, согласно записям от 5 ноября 1942 г., числится попавшим в русский плен».