Вы здесь

Мятежный Петербург. Сто лет бунтов, восстаний и революций в городском фольклоре. Глава II. 14 декабря 1825 года. Восстание декабристов (Н. А. Синдаловский, 2017)

Глава II

14 декабря 1825 года. Восстание декабристов

1

Формально началом целенаправленной организационной подготовки к насильственному изменению политического устройства в стране можно считать создание в 1814 году в Москве тайной организации под названием «Орден русских рыцарей», или «Орден рыцарей русского креста». Своей конечной целью она ставила учреждение в России конституционной монархии. Одним из её основателей был граф, участник Отечественной войны, генерал-майор Матвей Александрович Дмитриев-Мамонов. Забегая вперёд, скажем, что в 1825 году Дмитриев-Мамонов отказался присягнуть Николаю I, его объявили сумасшедшим, и остаток жизни он провёл в своём родовом имении под опекой. Другим создателем «Ордена русских рыцарей» стал будущий декабрист генерал-майор Михаил Фёдорович Орлов, благодаря влиянию которого созданное ими общество вскоре утратило свои первоначальные чисто масонские мистические черты и превратилось в общественную организацию ярко выраженного преддекабристского характера.

Было бы неверно думать, что масонство не сыграло в России никакой роли в становлении протестного движения.

А в случае с трансформацией характера деятельности Ордена русских рыцарей можно сказать, что вся общественно-политическая деятельность декабристов корнями своими уходит в русское масонство.

Появление первых масонских, или, по-французски, франкмасонских, лож в Петербурге исследователи относят к концу 1740-х годов. К середине XVIII века их, как уверенно утверждают литературные источники, «было уже немало». С 1787 по 1822 годы, когда император Александр I официально запретил их, в столице насчитывалось до двадцати различных масонских лож. Все они имели замысловатые экзотические названия. Существовали такие ложи, как «Розенкрейцерская», «Умирающего Сфинкса», «Пламенеющих друзей», «Великая ложа Астрея» и так далее.

В фольклоре появление масонства в России вообще и в Петербурге в частности связано с именем Петра I. Ещё в бытность свою в Москве Пётр тесно сблизился с «ярым католиком» шотландцем Патриком Гордоном и немцем Францем Лефортом, давшим своё имя знаменитой немецкой Лефортовой слободе. Москвичи называли слободу Кокуем, по протекавшему в то время и засыпанному впоследствии ручью. И Лефорт, и Гордон, как считают историки, принадлежали к одной масонской ложе. В народе не без оснований верили, что именно они внушили царю ненависть ко всему московскому и безграничную любовь ко всему иноземному, вплоть до католических церковных обрядов, что русскому православному государю, как считалось в то время, «и вовсе неприлично».

Председательствовал Лефорт и в тайном так называемом «Нептуновом обществе», открытом в Москве в Сухаревой башне. Было это общество масонским или каким-либо иным, историкам выяснить так и не удалось, но среди москвичей того времени ходили упорные слухи о некой «чёрной книге», которая там была замурована в стену и «заколочена алтынными гвоздями». Охраняли ту книгу, как утверждают московские легенды, двенадцать нечистых духов.

Между тем, по питерским преданиям, первую масонскую ложу основал Пётр I в Кронштадте после возвращения из заграничного путешествия 1717 года. Считается, что именно Пётр вывез тогда из Европы масонский статут. Может быть, поэтому среди русских масонов XVIII века Пётр I пользовался необыкновенным уважением. На своих собраниях они даже распевали «Песнь Петру Великому», сочинённую Державиным.

Отношение к масонству в России всегда оставалось неоднозначным, его то разрешали, то запрещали. Не жаловали масонов и в простонародной среде. Молва утверждала, что на их собраниях творится что-то нечистое. Слово, производное от «франкмасона», «фармазон» очень скоро превратилось в откровенное ругательство. Правда, это связано ещё и с тем, что доступ в масонские ложи окружался тайной, был строго ограничен и оговаривался многочисленными условиями, среди которых не на последнем месте стояли древность рода, высокое общественное положение и богатство.

Среди петербургских масонов встречаются имена видных общественных и государственных деятелей, крупных военных чиновников и даже членов царской фамилии. Если верить фольклору, император Александр I чуть ли не в течение десяти лет являлся членом одной из масонских лож. По другому преданию, император Павел I ещё в бытность свою наследником престола «келейно принят в масоны» сенатором И.П. Елагиным. Елагин считался одним из виднейших деятелей русского масонства. О нём рассказывали самые невероятные вещи. Даже после своей смерти Елагин оставался в центре внимания городского фольклора. Так, легенды утверждают, что при вскрытии его склепа в Александро-Невской лавре могила сенатора оказалась пустой.

С именем Елагина связано имя ещё одного всемирно известного масона – графа Алессандро Калиостро. Эта личность заслуживает того, чтобы сказать о ней несколько слов. Калиостро – далеко не единственное имя прославленного авантюриста XVIII века. В Европе сын бедных родителей Джузеппе Бальзамо известен под именами Тискио, Мелина, Бельмонте, Пеллегрини и некоторыми другими. И хотя официальная церковь характеризовала его как мошенника, шарлатана и развратника, его популярность оставалась на исключительно высоком уровне. Его бюсты в то время украшали многие аристократические салоны, а изображения можно было увидеть на дамских веерах, табакерках, носовых платках, кофейных чашках и даже на перстнях. Когда французский король изгнал Калиостро из Франции, он уехал в Лондон, где предсказал штурм Бастилии и гибель французской королевской семьи на гильотине.

Жизнь «великого мага», как называли его современники, овеяна самыми невероятными легендами. По одним из них, он жил ещё во времена Всемирного потопа и спасся от гибели исключительно благодаря библейскому Ною, который взял его на свой ковчег. По другим – Калиостро был лично знаком с Моисеем и Александром Македонским, беседовал с Иисусом Христом и даже присутствовал на Голгофе при Его казни. Сам он скромно утверждал, что родился от великого магистра Мальтийского ордена и трапезундской княгини.

В Россию Калиостро приехал будто бы по совету другого знаменитого авантюриста, графа Сен-Жермена, в 1780 году. Здесь он скромно представился «гишпанским полковником», врачом, графом Фениксом. В высшем петербургском свете

Калиостро появился в чёрном одеянии, расшитом золотыми иероглифами, и в головном уборе древнеегипетского жреца.

Известно, что, в то время как Екатерина II была к нему исключительно холодна, ему покровительствовал всесильный князь Григорий Потёмкин. Калиостро удалось снискать уважение и многих других петербургских сановников. Среди «чудес», совершённых Калиостро в Петербурге, в народе сохранились свидетельства об «изгнании дьявола» из юродивого Василия Желугина и об «утроении» золотой наличности графа Строгонова. Правда, на совершение этого «чуда» Калиостро согласился с условием, что «одну треть золота» он возьмёт себе. И, как это ни удивительно, но после тщательного взвешивания и мало кому понятных манипуляций Калиостро золотых монет стало больше «ровно в три раза».

Если верить легендам, Калиостро был своим человеком у графа Строгонова, во дворце которого занимался поисками философского камня. Затем, «наделав всюду долги», долго «скрывался в погребе И.П. Елагина на Елагином острове, где пил почти запоем». Там будто бы, по его совету, глубоко под местом будущего павильона «Пристань» устроили секретный зал, куда из Елагина дворца вёл подземный ход. Зал якобы предназначался для тайных масонских собраний. Говорят, вблизи этого павильона Калиостро предсказал и гибель Российской империи, «увидев однажды в Неве её обречённый лик».

Карьера Калиостро в России закончилась неожиданно. Однажды он взялся вылечить безнадёжно больного ребёнка, а когда тот, не выдержав методов лечения шарлатана, умер, долго скрывал его смерть от родителей, продолжая «опыты» по оживлению уже умершего мальчика. Екатерина II воспользовалась этим чудовищным случаем и приказала немедленно выслать Калиостро за пределы страны. Правда, согласно некоторым легендам, это произошло по другому поводу. Будто бы Екатерине стало известно о любовной связи хорошенькой супруги Калиостро Лоренцы с князем Григорием Потёмкиным. Так или иначе, Калиостро вместе с женой погрузили в кибитку и тайно вывезли за пределы Российской империи. А в Петербурге распространились слухи, будто бы Калиостро проехал одновременно через «все пятнадцать столичных застав», всюду оставив свою личную роспись.

Но и на этом приключения Калиостро в России не закончились. Многие мистики утверждают, что на рубеже XIX и XX веков Калиостро вновь появился в Петербурге под именем мага Сегира.

Современные легенды уверяют, что в зеркалах Елагина дворца и сегодня время от времени появляется тень графа Калиостро с масонскими символами в руках – молотком и треугольником каменщика. Если кому-то удаётся с ним встретиться глазами, то в зеркале можно увидеть, как Калиостро поднимает руки вверх, к небу, на миг застывает в этой загадочной позе, затем резко поворачивается и медленно исчезает.

Свою жизнь Калиостро закончил в мрачных застенках европейской инквизиции. Кроме чародейства, магии и алхимии, его обвиняли в крупной афере с бриллиантовым ожерельем королевы Марии-Антуанетты. После 8 лет тюремного заточения Калиостро умер 28 августа 1795 года. По одной легенде, его задушили палачи, по другой – отравили. Впрочем, как утверждают современные интернет-мистики, «что он мёртв, так же не доказано, как и то, что он жив». Ведь если верить догматам основанной им масонской ложи египетского ритуала, «избранные, проходя время от времени процедуру омоложения, могут коптить белый свет целых 5557 лет».

Как мы уже говорили, в 1822 году вышел указ Александра I о запрещении масонских лож. В 1826 году он подтверждён новым императором, Николаем I, после чего масонство как общественное явление в Петербурге вроде бы исчезло. Во всяком случае, официально.

У Елагинского моста

То в карете, то пешком

Бродит призрак Калиостро

С треугольным мастерком.

Как потомок древних галлов,

Беспрепятственно он вхож

В зеркала дворцовых залов,

В тайники масонских лож.

То уйдёт в аллеи сада,

То вернётся второпях,

Чтоб явиться в анфиладах

С медным циркулем в руках.

Устроители Вселенной,

Как герои кинолент,

Появляются из тлена,

Из преданий и легенд,

Из сложений и из разниц,

Пересудов и суда.

Как цветы одной из бражниц,

Что не ведают стыда.

Так ли, нет ли, только остров

Сберегает деловой

Призрак графа Калиостро —

Всеостровский Домовой. *

Но вернёмся к хронологической последовательности нашего повествования. В 1816 году в результате возникших разногласий Орден русских рыцарей решили распустить. Тогда же создали тайную политическую организацию «Союз спасения», в руководство которого вошли гвардейские офицеры Александр и Никита Муравьёвы, Матвей и Сергей Муравьёвы-Апостолы и князь Сергей Трубецкой. Через два года и эта организация, не выдержав расхождений по вопросам тактических действий, была распущена. На её базе в Москве создали новую организацию «Союз благоденствия» с Коренными управами в обеих столицах. Но и там к 1820 году обострились разногласия, которые без роспуска и обновления разрешить оказалось невозможно. В начале 1821 года Союз объявили распущенным. Наиболее активные его члены составили основу Северного общества под руководством Н.М. Муравьёва и Н.И. Тургенева и Южного общества во главе с П.И. Пестелем.

Оба эти общества просуществовали до декабря 1825 года. Все их участники, названные впоследствии декабристами, под этим именем навсегда вошли не только в официальную историографию, но и в петербургский городской фольклор, став не только его героями, но и любимцами.

2

Руководил подготовкой восстания на Сенатской площади Кондратий Фёдорович Рылеев, он же стал и одним из первых арестованных и заключённых в Петропавловскую крепость. В июле 1826 года вместе с четырьмя другими приговорёнными к смерти декабристами Рылеев был повешен на валу кронверка Петропавловской крепости.

Поэт и будущий декабрист Рылеев впервые приехал в Петербург в 1801 году из села Батово Петербургской губернии, где провёл своё детство. Он поступил в Первый кадетский корпус, окончив который, принял участие в заграничных походах русской армии 1813–1814 годов. В 1818 году вышел в отставку. Писал стихи. Печатался. В 1823 году вступил в Северное общество декабристов и стал фактически его руководителем. Приобрёл в петербургском обществе широкую известность своими так называемым «Русскими завтраками», угощением на которых служили ржаной хлеб, кислая капуста и «графин очищенной русской водки».


Кондратий Фёдорович Рылеев


Если верить фольклору, вся жизнь Рылеева прошла под мистическими знаками смерти. Среди первых легенд о Рылееве сохранилась легенда о том, что его мать ещё в то время, когда мальчику было всего восемь лет, увидела во сне всю его судьбу вплоть до трагической гибели. Во время Заграничных походов Рылеев вместе со своей артиллерийской бригадой побывал во многих европейских странах, в том числе в Германии. В Дрездене, где комендантом служил его родственник, некий М.Н. Рылеев, Кондратий Фёдорович, согласно одной из легенд, своими остроумными эпиграммами возбудил против себя всё армейское начальство. Дело дошло до коменданта. Он вызвал к себе своего родственника и приказал «в 24 часа покинуть Дрезден». «Иначе предам военному суду и расстреляю», – будто бы бросил на ходу комендант, на что будущий декабрист якобы ответил: «Кому суждено быть повешенным, того не расстреляют».

Проверить достоверность этой истории теперь уже невозможно. Тем более что в фольклоре есть легенда, где эти примечательные слова вложены в уста другого руководителя восстания декабристов – Павла Пестеля. Но вот ещё одна легенда, действие которой происходит уже в Париже. Согласно этой легенде, Рылеев посетил салон мадам Ленорман. Взглянув на его ладонь, французская вещунья в ужасе оттолкнула его руку. «Вы умрёте не своей смертью», – будто бы сказала она. «Меня убьют на войне?» – спросил Рылеев. «Нет». – «На дуэли?» – «Нет-нет, – торопливо заговорила пророчица, – гораздо хуже! И больше не спрашивайте».

Известна и более ранняя легенда о вещем сне матери Рылеева. В трёхлетием возрасте Рылеев смертельно заболел. Мать не отходила от больного сына, истово молясь о его выздоровлении. Однажды она «забылась у постели умирающего ребёнка» и во сне увидела промелькнувшую перед глазами всю последующую жизнь сына: сначала выздоровевшего младенца, затем подростка, начинающего учиться, юношу в окружении незнакомых лиц и, наконец, в конце тёмного коридора виселицу. Мать в ужасе проснулась и с удивлением увидела, что мальчик выздоровел.

Сохранилась ещё одна легенда о последних минутах жизни этого мужественного человека. Она родилась со слов адъютанта руководителя казни Павла Васильевича Голенищева-Кутузова, генерал-губернатора Петербурга. Как известно, «по неопытности палачей и неумению устраивать виселицы», трое приговорённых к повешению – Рылеев,

Каховский и Муравьёв-Апостол – сорвались. Известно и то, что Голенищев-Кутузов приказал повторить казнь. И снова верёвки не выдержали. И когда палачи в третий раз приступили к исполнению этого чудовищного приказа, «окровавленный Рылеев» будто бы крикнул в лицо генералу: «Подлый опричник, тиран! Дай же палачу свои аксельбанты, чтобы нам не умирать в третий раз».

Подобное мужество, достойное удивления, отмечено в фольклоре и в поздней легенде о посещении Рылеева в каземате Петропавловской крепости отцом. Увидев сына с раздробленной головой и в мундире, забрызганном кровью, тот воскликнул: «Я принесу тебе другое платье». – «Не нужно, я умру с пятнами крови, пролитой за отечество», – ответил заключённый.

Руководителем Южного общества декабристов был Павел Иванович Пестель. Прадед Пестеля приехал на свою новую родину – Россию – из Саксонии в XVII веке. А дед Павла Ивановича уже занимал в Москве достаточно крупную государственную должность почт-директора. Отец Пестеля стал даже членом Государственного совета и сибирским генерал-губернатором, правда, управляя сибирским краем, проживал безвыездно в Петербурге, в связи с чем не раз выслушивал в свой адрес ядовитые насмешки. Рассказывают, как однажды Александр I, стоя у окна Зимнего дворца с Пестелем и Ростопчиным, спросил: «Что там на церкви на кресте чёрное?» – «Я не могу разглядеть, Ваше Величество, – ответил Ростопчин, – это надобно спросить у Ивана Борисовича, у него чудесные глаза: он видит отсюда, что делается в Сибири».


Павел Иванович Пестель


Первоначальное образование Павел Иванович получил в Германии, в Гамбурге и Дрездене. Затем учился в Пажеском корпусе. Участвовал в Отечественной войне 1812 года и Заграничных походах. С 1817 года служил в Южной армии. В качестве руководителя Южного общества декабристов постоянно вёл переговоры с Северным обществом о совместных согласованных действиях. 13 декабря 1825 года по доносу его арестовали и препроводили в Петербург, осудили и приговорили к смертной казни. Пестель был повешен на кронверке Петропавловской крепости вместе с другими руководителями декабрьского восстания.

Ещё в детстве с Павлом Ивановичем произошёл случай, о котором впоследствии с мистическим суеверием долго говорили в Петербурге. На учёбу в Германию он со старшим братом Владимиром отправлялся из Кронштадта на купеческом судне. Отец заблаговременно купил для мальчиков два места. Всё было уже готово к отъезду, сыновья простились с отцом, как вдруг «по каким-то ему одному ведомым соображениям» отец «надумал на этом судне не отпускать мальчиков». Приобрели другие места на другом корабле, и братья благополучно прибыли в Дрезден. Каково же было их удивление, когда уже в Германии они узнали, что судно, от которого отказался их отец, потерпело аварию и вместе со всем экипажем и пассажирами бесследно исчезло в море. Рассказывая об этом, Пестель будто бы таинственно улыбался и каждый раз прибавлял одну и ту же фразу: «Истину русская пословица говорит: кому быть повешену, тот не потонет». По воспоминаниям очевидца, подходя к эшафоту и глядя на виселицу, Пестель проговорил, обращаясь к товарищам: «Ужели мы не заслужили лучшей смерти? Кажется, мы никогда не отвращали тела своего ни от пуль, ни от ядер. Можно бы было нас и расстрелять».

Руководитель казни Голенищев-Кутузов был включён императором Николаем I в «Комиссию для изысканий о злоумышленных обществах», расследовавшую восстание декабристов. С его деятельностью в этом качестве связан известный исторический анекдот, переданный князем П.В. Долгоруковым. На очной ставке декабристов П.И. Пестеля и С.Г. Волконского Голенищев-Кутузов не удержался и сказал: «Удивляюсь, господа, как вы могли решиться на такое ужасное дело, как цареубийство?» Пестель тут же ответил: «Удивляюсь удивлению именно Вашего превосходительства, Вы должны знать лучше нас, что это был бы не первый случай». Кутузов (некогда участвовавший в заговоре, который привёл к убийству императора Павла) побледнел, а Пестель повернулся к остальным членам комиссии и добавил: «Случалось, что у нас в России за это жаловали Андреевские ленты!»


Пётр Григорьевич Каховский


В драматической судьбе казнённых на кронверке Петропавловской крепости руководителей восстания декабристов фигура Петра Григорьевича Каховского вызывает какое-то особенное сочувствие. Его короткая жизнь к тому времени уже полна незначительных взлётов и болезненных падений. С 1816 года Каховский служил в лейб-гвардии Егерском полку, но за «разные неблагопристойности», которые, по воспоминаниям современников, сводились к «кутежам, любовным похождениям и потасовкам», его разжаловали в солдаты и сослали на Кавказ. Затем, в 1821 году, Каховского отправили в отставку. Будучи в Смоленской губернии, отставной армейский офицер, всё богатство которого составляли «восторженность и энтузиазм», безнадёжно влюбился в Софью Михайловну Салтыкову, проводившую там лето. Получив отказ, в отчаянье поехал за ней в Петербург, писал ей письма и получал их обратно нераспечатанными.

В Петербурге Каховский так бедствовал, что, по собственному признанию, по нескольку дней не ел, вечно просил взаймы, чаще всего без всякой надежды отдать долг. В этот беспросветно тяжёлый период своей жизни он сблизился с членами тайного общества и с энтузиазмом включился в его деятельность. Сам вербовал новых членов, участвовал в собраниях у К.Ф. Рылеева и был полон надежд на иное будущее.

Но и здесь он вынужден был пользоваться средствами товарищей, что вызывало откровенное презрение и даже некоторую брезгливость обеспеченных членов Общества. Друзей у него не было, и среди будущих декабристов он держался особняком.

14 декабря на Сенатской площади Каховский выстрелом из пистолета смертельно ранил генерал-губернатора Милорадовича, и на следующий день его арестовали.

Когда пятерых осуждённых на казнь декабристов ранним июльским утром 1826 года вывели на кронверк Петропавловской крепости, где стоял деревянный эшафот, то на короткое время они были предоставлены самим себе. Четверо из них сидели на траве и тихо разговаривали. В некотором отдалении одиноко и мрачно стоял Каховский. Перед самой казнью, прежде чем взойти на эшафот, четверо декабристов, прощаясь, по-братски обнялись друг с другом. И только Каховскому, если верить городскому фольклору, никто будто бы не протянул руки.


Михаил Сергеевич Лунин


В заключение надо сказать, что и Каховскому в своё время французская гадалка Ленорман предсказала, что «он будет повешен».

Одна из самых колоритных фигур декабристского движения, заслуживших внимание городского фольклора, – подполковник лейб-гвардии Михаил Сергеевич Лунин. В народе сохранилось предание, иллюстрирующее его независимый характер и свободолюбивый дух. Однажды гвардейский полк Лунина стоял около Петергофа. Лето выдалось жаркое, и офицеры в свободное время купались в заливе. Через какое-то время купания запретили на том основании, что они «происходят вблизи проезжей дороги и тем оскорбляют приличия». Тогда, продолжает предание, Лунин, зная, когда генерал, запретивший купания, будет проезжать по дороге, залез в воду в полной форме, в кивере и ботфортах, так, чтобы генерал мог увидеть странное зрелище: барахтающегося в воде гвардейского офицера в полной амуниции. Едва генерал оказался рядом, как Лунин вскочил на ноги и почтительно отдал ему честь. На вопрос же озадаченного генерала, который тотчас узнал в вымокшем офицере любимца великих князей и одного из блестящих гвардейских офицеров: «Что вы тут делаете?» – Лунин ответил: «Купаюсь, ваше превосходительство, и, чтобы не нарушать предписание, делаю это в самой приличной форме».

И это был не единственный случай подобного поведения Лунина. Однажды великий князь Константин Павлович грубо оскорбил целый полк. Почувствовав себя виноватым, он решил попросить прощения. Но сделал это так неловко, что только усугубил ситуацию. Поняв, что примирение не состоялось, он криво усмехнулся и проговорил: «Если кто-то из господ офицеров требует удовлетворения, я к их услугам». Известно, что драться на дуэли с представителями царской фамилии было небезопасно. Наступила напряжённая тишина. Тогда верхом на лошади к великому князю подскакал Лунин и заявил, что «не может отказаться от такой чести». Константин Павлович по достоинству оценил поступок офицера. Он отклонился от разговора о дуэли, но тут же сделал Лунина своим приближённым.

Уже после ареста, в каземате Шлиссельбургской крепости, который был таким сырым, что вода постоянно капала со свода, Лунин на вопрос коменданта, что можно сделать для облегчения его судьбы, будто бы ответил: «Я ничего не желаю, генерал, кроме зонтика». В Шлиссельбургской крепости Лунин потерял почти все зубы. По воспоминаниям декабристов, встречаясь позже со своими товарищами в Чите, он будто бы говорил: «Вот, дети мои, у меня остался один зуб против правительства». Чувства трагического юмора Лунин не утратил даже в условиях жестокой акатуйской каторги. Однажды в каторжной келье его посетил сенатор И.Н. Толстой. «Позвольте мне принять вас в моём гробу», – приветствовал его Лунин.

14 декабря, во время восстания на Сенатской площади, Лунин находился в Варшаве, где служил под командованием великого князя Константина Павловича. Однажды, в томительном ожидании указа об аресте, который, как это он хорошо понимал, его не минует, Лунин отправился на охоту. В это время прибыл курьер из Петербурга. Не застав Лунина, громко воскликнул: «Сбежал!» – «Не таков человек этот Лунин, чтобы бегать», – промолвил на это Константин

Павлович. «А я бы не вернулся», – будто бы заметил по этому поводу дежурный офицер по фамилии Зайчиков. Великий князь Константин грустно вздохнул: «В том-то и беда России, что Луниных мало, а Зайчиковых много».

Сосланный на каторгу в Сибирь, Лунин и там представлял для Николая I определённую опасность. В 1837 году Лунин пишет серию политических писем, адресованных сестре. Письма перлюстрировались, и их содержание тут же становилось известно царю. Особый «гнев и раздражение императора» вызывали письма-статьи Лунина, одни названия которых не давали забыть Николаю первые годы его царствования: «Разбор донесений следственной комиссии», «Взгляд на польские дела».

Уже на поселении Лунина вновь арестовали и отправили на каторжные работы в акатуевскую тюрьму. Там Лунин и умер. По официальной версии, «от кровяного удара». Однако сохранились легенды. Согласно одной из них, Лунин угорел, потому что «слишком рано закрыли трубу», согласно другой – «задушен» по «тайному приказу», который будто бы «пришёл из Петербурга непосредственно от царя».

Есть, впрочем, предсказание, которое так и не исполнилось. По легенде, Лунин ещё в молодости обращался к пресловутой французской ведунье, известной нам госпоже Ленорман, и та сказала, что его повесят. «Надо постараться, чтобы предсказание исполнилось», – будто бы сказал тогда Лунин.

В заключение рассказа о Лунине нельзя не упомянуть о том, что его образ стоял перед глазами гения русской литературы Пушкина. Пушкин включил имя «красавца, героя войны, дуэлянта, картёжника, кумира “золотой молодёжи” и любимца женщин» Михаила Лунина в десятую главу «Евгения Онегина»:

Друг Марса, Вакха и Венеры

Им резко Лунин предлагал

Свои решительные меры

И вдохновенно бормотал.

Особого разговора в рассказе о декабристах заслуживает судьба многочисленной семьи Муравьёвых, дом которых в Петербурге (наб. Фонтанки, 25) петербуржцы окрестили «Святыней несчастий».

Этот дом хорошо известен в Петербурге с начала XIX века. В 1814 году его купила у купца Андрея Кружевни-кова Екатерина Фёдоровна Муравьёва сразу после переезда из Москвы в Петербург. Вместе с матерью здесь жили её сыновья, будущие декабристы Никита и Александр. Сюда, в их исключительно гостеприимный и хлебосольный дом, приходили многочисленные родственники и друзья Муравьёвых. Здесь, «у беспокойного Никиты», проходили собрания тайного общества.

В декабре 1825 года большую и дружную семью Муравьёвых поразил страшный удар. Никита был присуждён к смертной казни, заменённой двадцатилетней каторгой, Александр – к двенадцати годам каторжных работ. Среди ближайших родственников под следствием оказались Сергей, Матвей и Ипполит Муравьёвы-Апостолы, Артамон Муравьёв, ещё один Александр Муравьёв. Это только из ближайшего круга. В итоге Сергея повесили на кронверке Петропавловской крепости, Ипполит застрелился, остальных сослали в Сибирь. Екатерина Андреевна едва не сошла с ума от горя и почти ослепла от слёз. По свидетельству современников, она «больше всех других матерей и жён декабристов не давала Николаю I возможности забыть его “друзей 14 декабря”».

3

20 ноября 1825 года в Таганроге скончался император Александр I. Согласно закону о престолонаследии, принятому и обнародованному его отцом, императором Павлом I, во время своей коронации, трон должен был занять его второй по старшинству сын, Константин Павлович. Однако за пять лет до описываемых нами событий Константин Павлович развёлся со своей первой женой, великой княгиней Анной Фёдоровной, и женился на польской графине Жанетте Грудзинской, возведённой после этого императором Александром I в княжеское достоинство под фамилией Лович.

Впрочем, это был далеко не первый скандал, связанный с именем великого князя Константина Павловича. В Петербурге он слыл человеком с непредсказуемым и необузданным характером. С юности за ним тянулся шлейф «гнусных историй», одна из которых связана с именем жены придворного ювелира, благосклонности которой тщетно добивался великий князь. Женщина решительно отвергала все его ухаживания, и тогда Константин с помощью друзей организовал её похищение. Несчастную женщину привезли в Мраморный дворец и «подвергли групповому изнасилованию», в результате чего она умерла. Дело удалось замять, кого отправили в отставку, кто сам уехал за границу. А за Константином в Петербурге закрепилось прозвище «покровитель разврата».

Скандальный морганатический, то есть неравнородный, брак не позволял Константину оставаться наследником русского престола. Вот почему ещё в январе 1822 года, более чем за три года до кончины Александра I, он отрёкся от царского трона в пользу своего брата, Николая Павловича. Однако акт отречения не обнародовали, и всё это время он держался в строжайшей тайне. Таким образом, с 20 ноября до 14 декабря 1825 года, то есть со дня смерти Александра I до официального восшествия на престол Николая I и обнародования отречения от престола Константина Павловича, в России был период междуцарствия. Он сопровождался нервной перепиской между Петербургом и Варшавой, где в то время находился Константин, и тревожным ожиданием результатов выяснения семейно-династических отношений между двумя братьями.


Великий князь Константин Павлович


Повторимся, ни официальных уведомлений, ни каких-либо указаний на этот счёт издано не было. Общество находилось в полном неведении. Вот почему едва в Петербурге узнали о смерти Александра I, как в витринах магазинов появились портреты нового императора – Константина I, а на Монетном дворе приступили к чеканке монеты с его изображением. За короткий период междуцарствия выпустили шесть пробных монет. Они ожидали высочайшего утверждения. Понятно, что с окончанием междуцарствия вопрос о новом металлическом денежном знаке отпал сам собой.

В тираж монеты не запустили. Сегодня эти исторические шесть пробных монет являются нумизматической редкостью, известной под названием «Константиновский рубль».


Константиновский рубль


Но и это ещё не всё. В течение нескольких дней все официальные учреждения обеих столиц под присягой признали Константина императором. К присяге была приведена армия. На верность Константину присягнули все высшие государственные чиновники, все Романовы и сам Николай Павлович. О своём верноподданничестве он сообщил Константину в личном письме, тут же отправленном в Варшаву. И только 13 декабря, когда Константин вторично подтвердил своё отречение, Николай провозгласил себя императором. Таким образом, формально с 27 ноября по 13 декабря императором и самодержцем Всероссийским являлся Константин I, хотя, согласно официальной историографии, он никогда не царствовал, а начало правления Николая I задним числом отодвинули к дате смерти Александра I.

Итогом всей этой семейной неразберихи должна была стать переприсяга новому императору. С этим неожиданным обстоятельством и связано начало восстания декабристов на Сенатской площади. Сделаем небольшое отступление.

Впервые термин «декабристы» появился в жаргоне сибирских чиновников в 1830-е годы. Таким прозвищем они отличали политических ссыльных по делу 14 декабря от осуждённых на каторгу других преступников – уголовников и убийц, которых в Сибири было достаточно. В европейский оборот термин «декабристы» ввёл Герцен в своём журнале «Колокол».

Теперь продолжим. По планам руководителей восстания, предполагалось вывести солдат на Сенатскую площадь и принудить Сенат объявить о созыве Учредительного собрания для принятия конституции. Формально это должно было быть облечено в требование присяги не Николаю Павловичу, а его брату Константину, который в обществе слыл либералом. Согласно широко распространённой легенде, гвардейские солдаты, стоя на Сенатской площади, и в самом деле весело скандировали: «Конституция». Правда, наивно полагали при этом, что это жена Константина. Тем самым выражалось явное предпочтение Константину Павловичу перед его братом Николаем. Других требований у простых солдат и не было.

В случае неудачи восстания, по планам его руководителей, полки должны «поджечь Петербург, чтобы праха немецкого не осталось, и отойти к новгородским военным поселениям». Среди многочисленных причин, вызывавших неуверенность в благополучном исходе предприятия, оказались и вещие слова Серафима Саровского, который одному из членов тайного общества, явившемуся к нему за благословением, сказал: «Этот человек хочет возмутить всю Россию», – и с гневом прогнал его от себя.


Михаил Андреевич Милорадович


События 14 декабря 1825 года не только всколыхнули Россию, но и разделили общество на две далеко не равные части. Сохранилось предание о графе Ф.В. Ростопчине, который, узнав о восстании, будто бы сказал: «Обыкновенно сапожники делают революцию, чтобы сделаться господами, а у нас господа захотели сделаться сапожниками».

Что касается самого восстания, то в фольклоре нашли отражение две отчаянные попытки предотвратить трагический исход событий. Одна из них была предпринята великим князем Михаилом Павловичем, который въехал верхом между гвардейцами Флотского экипажа и Московского полка и пытался говорить с моряками. В это время откуда-то появились два офицера и некий человек в партикулярном платье. Человек в штатском прицелился в Михаила, но трое матросов Флотского экипажа бросились на него и тем самым, утверждает легенда, спасли великого князя.

Вторая попытка уговорить восставших вернуться в казармы закончилась трагически. Её предпринял популярный в армии герой Отечественной войны военный губернатор Петербурга граф Михаил Андреевич Милорадович.

Генерал от инфантерии, любимец солдат и царей, Михаил Андреевич Милорадович принадлежал к древнему роду сербских дворян, которые издавна преданно служили России, формируя собственные войска и воюя против турок на южных границах. В XVIII в. первые Милорадовичи перешли на службу новой родине. Одного из них, Михаила Михайловича, Пётр I лично пожаловал полковником – это двоюродный дед нашего героя.

Подлинная фамилия предков Милорадовичей – Храбриновичи. Они и в самом деле отличались храбростью. Однажды сербский король спросил одного из них: «Какую милость ты бы хотел получить от меня?» – «Для меня милость уже то, что я рад видеть вас, государь», – ответил Храбринович. «Ну что ж, – сказал король, – быть тебе отныне Милорадовичем». В армии Милорадовича называли «Русским витязем». Он участвовал в 60 сражениях и ни разу не был ранен. Девизом на его гербе было: «Прямота моя меня поддерживает».

Легенды о необыкновенной отваге Милорадовича следовали за ним буквально по пятам. Однажды во время Альпийского похода, когда горы заволокло туманом и внизу ничего не было видно, Милорадович крикнул: «Смотрите, как вашего генерала в плен берут», – и скатился по снежному насту в непроглядную мглу. И солдаты, недолго думая, последовали за ним.

В другой раз Милорадович велел подать себе завтрак во время непрекращающегося боя. «Ваше благородие, французы целятся в вас», – попытался возразить адъютант. «Ну, что ж, посмотрим, как они умеют стрелять», – ответил генерал, продолжая есть свою курицу.


Выстрел Каховского в Милорадовича. Рис. Шарлеманя


Поведение его в мирной обстановке отличалось таким же озорством и лихостью. Рассказывали, что у него в гардеробе висело триста шестьдесят фраков, чтобы каждый день появляться в гостиных в новом.

Неожиданный выстрел Каховского сразил прославленного генерала. Выстрел оказался смертельным. Рассказывают, что, зная о своей неизбежной скорой смерти, Милорадович тем не менее потребовал, чтобы врач извлёк из его тела роковую пулю и показал ему. Когда эту мучительную операцию завершили и извлечённую пулю показали умирающему, то он будто бы сказал: «Пуля не ружейная. Я был уверен, что в меня стрелял не солдат. Теперь я могу спокойно умереть». Так не хотелось ему верить в предательство гвардейцев. И особенно – солдат. Да и офицеров тоже. В среде столичной гвардии все друг друга очень хорошо знали, дружили, что называется, семьями. Многие декабристы состояли в той или иной степени в родстве с императорской фамилией. Рассказывали, что, когда один из старейших иностранных дипломатов, находясь на Сенатской площади, подошёл к Николаю I и спросил, не могли бы они, дипломаты, каким-нибудь образом помочь императору, тот сухо проговорил: «Это дело семейное, и в нём Европе делать нечего». Не скрывал этого Николай и в близком кругу родных и близких. Говорят, что перед тем, как выйти из дворца и пойти на Сенатскую площадь, он попрощался с семьёй.

Милорадович был любимым учеником Суворова и мечтал после смерти лежать рядом с ним. В этом смысле судьба оказалась благосклонной к нему. Похоронили Милорадовича в Духовской церкви Александро-Невской лавры. В 1936 году церковь закрыли и передали организации «Ленпродовощ». Но некоторые захоронения удалось спасти. Так, прах Милорадовича вместе с напольной плитой с его могилы перенесли в Благовещенскую церковь, тем самым невольно исполнив прижизненную мечту Милорадовича. Теперь он лежит рядом с Суворовым.

В заключение этого сюжета скажем, что буквально за две недели до восстания на Сенатской площади Милорадович посетил гадалку Кирхгоф, которая предрекла ему скорую смерть.

И ещё. В контексте нашего повествования важно отметить одно важное обстоятельство. Если не считать злодейски убитых во время дворцовых переворотов Петра III и Павла I, Михаил Андреевич Милорадович стал первой жертвой русского террора.

Восстание декабристов жестоко подавили. Во время следствия декабристы держались достойно и не отступились от своих принципов. Осталась легенда, будто во время допросов одному из руководителей восстания – то ли Никите Муравьёву, то ли Николаю Бестужеву – царь, лично проводивший следствие, предложил свободу, от которой декабрист отказался, протестуя против того, чтобы карали или миловали по беззаконной прихоти одного человека.

Казнь руководителей восстания на Сенатской площади состоялась 13 июля 1826 года – это первое в России исполнение смертных приговоров после 1774 года, когда в Москве на Болотной площади казнили Пугачёва. С тех пор смертную казнь отменили. Исчезла и профессия палачей. По слухам, для исполнения приговора над декабристами их привезли из Финляндии. Но и они проявили полную неопытность и «неумение устраивать виселицы». Как мы знаем, трое из повешенных – Рылеев, Каховский и Муравьёв-Апостол – сорвались и были повешены повторно. Передавали, что начальник Генерального штаба генерал-фельдмаршал И.И. Дибич получил приказ Николая I, повелевавший после казни руководителей восстания провести всех осуждённых декабристов мимо тел повешенных. Но даже Дибич растерялся, «получив этот дикий приказ», который так и остался невыполненным.

Сохранилось несколько легенд о том, как Николай I узнал о совершении казни. По одной из них, его разбудили рано утром и вручили письмо военного генерал-губернатора Петербурга о том, что «всё кончилось». По другой – доклад об исполнении смертного приговора застал его во время утренней прогулки по Царскосельскому парку. Николай нервно ходил вдоль берега пруда и, чтобы успокоиться, кидал в воду платок. Сопровождавшая царя собака бросалась в воду и возвращала его владельцу. Так повторялось несколько раз, пока появившийся слуга не шепнул императору что-то на ухо. Николай, не дослушав, быстро пошёл ко дворцу.

Известно и другое предание, пересказанное Александром Дюма в романе «Учитель фехтования». Согласно ему, на следующий день, узнав, что у трёх из пяти приговорённых к казни декабристов оборвались верёвки, Николай I укоризненно сказал: «Почему не послали сказать мне об этом? Мне не подобает быть более суровым, чем Бог». Даже если эту легенду придумал сам писатель, то можно не сомневаться, что после выхода в свет романа легенда начала свою самостоятельную жизнь. В неё верили. Неслучайно в первом русском переводе романа, вышедшем в 1925 году, этот эпизод полностью отсутствует. Он так «дискредитировал» власть, что даже большевики, боясь опасных аналогий и ассоциаций, не рискнули его воспроизвести.

Спустя несколько дней после казни Николай I посетил Морской кадетский корпус. Как рассказывает предание, проходя по коридору, император едва сохранил спокойствие, когда увидел в одной из оконных ниш миниатюрную виселицу с пятью повешенными мышами.

Воспоминания о событиях на Сенатской площади преследовали Николая даже в Зимнем дворце. После того как генерала С.Г. Волконского осудили на 20 лет каторги и вечную ссылку, его портрет работы Доу, первоначально предназначенный для Галереи полководцев 1812 года в Зимнем дворце, будто бы был извлечён из рамы и долгие годы пылился в одном из чердачных закутков. Вместо портрета зиял чёрный квадрат. Если верить городскому фольклору, император боялся заходить в Галерею, ему чудилось, что из зияющего квадрата на него смотрят глаза прославленного генерала.


Император Николай I


В Петербурге вспоминали страшное предзнаменование, случившееся за год до восстания. Мария Раевская однажды на балу задела горящую свечу. Вспыхнуло бальное платье. Сразу после бала отец заявил, что она выйдет замуж за Сергея Волконского. Мария подчинилась, а через год случилось восстание. Волконского осудили, сослали в Сибирь, и она отправилась следом за мужем.

Избежать мучительных воспоминаний о первом дне царствования Николаю не удавалось. По городу распространилась эпиграмма:

Едва царём он стал,

То разом накудесил:

Сто двадцать человек тотчас в Сибирь послал

Да пятерых повесил.

Так или иначе, пятерых руководителей восстания казнили, а оставшиеся в живых ожидали отправки в места отбывания наказания, продолжая находиться в казематах Петропавловской крепости. К середине 1826 года узников было так много, что в крепости, по воспоминаниям Д. Завалишина, «иссяк запас замков, которыми замыкали кандалы». В ближайшее воскресенье тюремщиков отправили на мелочный рынок, и те, не разобравшись, закупили, как рассказывает легенда, замки для девичьих заветных шкатулок. На латунных вставках этих миниатюрных замочков были выгравированы всякие популярные в то время среди городских мещанок пожелания. Так, Завалишин на замке своих кандалов прочитал: «Кого люблю – тому дарю». А Николаю Бестужеву досталось: «Люби меня, как я тебя». Декабристы увидели в этих непритязательных текстах символические формулы их с Николаем I «взаимной любви».

Сохранилась ещё одна характерная легенда. Одного из сторожей Петропавловской крепости отправили на рынок за продуктами для заключённых. В том числе была заказана корзина яблок. Сторож приценился и, по обычаю, начал торговаться: «Что-то дорожишься ты очень, купец хороший. Не для себя ведь покупаю». – «Для кого же?» – деловито поинтересовался торговец. «Для тех, что в крепости посажены». – «А коли так, бери, милый человек, даром», – сказал он и насыпал корзину яблок с верхом.

В конце 1920-х годов на Каменном острове погиб своеобразный памятник, связанный с декабристами, – дача известного либерала адмирала Николая Семёновича Мордвинова, единственного из членов Верховного уголовного суда, который в 1826 году отказался подписать смертный приговор декабристам. По преданию, на этой даче бывал Пушкин и часто собирались декабристы.


Обелиск на месте предполагаемого захоронения на Голодае


Летом 1917 года, во время рытья канавы для водопровода на острове Голодай, рабочие наткнулись на гроб с останками некоего военного в форме николаевского времени. И хотя гроб был один-единственный, по городу пошла «гулять легенда» о том, что найдены гробы с казнёнными декабристами. Легенда вызвала такой мощный отклик среди художественной и научной общественности, что на месте этой случайной находки в 1926 году установили существующий до сих пор обелиск в память о пяти казнённых. Трёхметровый памятник из чёрного гранита по проекту В.Н. Боброва появился к 100-летию со дня казни П. Пестеля, К. Рылеева, С. Муравьёва-Апостола, М. Бестужева-Рюмина и П. Каховского. Правда, в 1980-е годы возникла ещё одна версия тех давних событий. Согласно ей, захоронение казнённых декабристов произошло на территории современного завода «Алмаз», там же, на острове Голодай. Во всяком случае, и на этом предполагаемом месте погребения пяти повешенных установили памятный знак.


Обелиск на месте казни декабристов на Кронверке


Долгое время место казни пяти декабристов на Кронверке Петропавловской крепости ничем отмечено не было. Только в 1975 году, к 150-летней годовщине восстания на Сенатской площади, установили 10-метровый обелиск с барельефным изображением пяти профилей повешенных руководителей восстания. С тех пор, согласно петербургской мифологии, два раза в год, в день восстания 14 декабря и в день казни 13 июля, проходя мимо обелиска в утреннем мареве, можно услышать со стороны Кронверка неясные стоны и увидеть смутные очертания пяти человеческих фигур.

Над конными и над пешими

У Кронверкских берегов

Тени пяти повешенных —

Маятники веков.

То влево они, то – вправо.

То бросит их вверх, то – вниз.

И правы они – не правы,

Сегодня поди разберись.

Иначе чего бы ради,

Словно само собой,

Сорваться им с перекладин

Предписывалось судьбой.

Как видно, совсем не просто,

Когда не хватает слов.

Иначе зачем «Апостол»

К фамилии «Муравьёв»?

Почётно ли быть распятым

На Кронверке в ранний час.

Но вот не пришёл Диктатор,

И кто он теперь для нас.

Податливы, как из воска,

Готовы поверить в то,

Что только один Каховский

Прямой, как ружейный ствол.

Мы предкам близки по крови.

Мы помним корни свои.

Но что для нас давний Кронверк

В сегодняшнем бытии?

И с этими мы, и с теми.

И верим и в явь и в сон,

Пока не исчезнут тени

В полуденном свете солнц.

Пока, не ведая риска,

Память эпох храня,

Ещё стоят обелиски

В значении: «Чур меня!»*