Постоялый двор
Постоялый был двор, а при нем был трактир,
Перепутье дорог, город рядом,
Собирался честной и неправедный мир,
Нищий здесь и в отличном наряде.
Нищий здесь находил утешенье душе,
Забывая, что жизнь так плоха;
Водки стопка, иль две, и расслаблен уже,
Щей тарелка, да хлеб, требуха.
Зал огромный подперт потолок,
Две колонны из старого дуба,
Там, над стойкою длинный полок,
А на нем ложки, вилки, посуда.
Льется свет, освещает пространство вокруг
Из пяти невысоких окошек,
Дверь на кухню, разделочный круг,
Ждут подачек три тощие кошки.
Шум и гам, запах кислой еды,
Разночинцы, купцы и дворяне,
Царство снеди и водка – ее господин,
Редки здесь, но бывают крестьяне.
Шапку скинет, за стол и развяжет платок,
В нем горбушка, да яйца, да сало,
Выпьет водки стакан, выпьет на посошок,
Пожалеет в душе: ее мало…
А уселся купец, тут иные дела —
Стол завален различною снедью —
Самовар на столе, чашка только мала,
Выпил водку, заел ее сельдью.
А потом он часами гоняет «чаи»,
Полотенцем лицо утирая,
Он гуляет сегодня и пьет на свои,
От купеческих дел отдыхает.
И трактирщик хитер, то к нему подойдет,
Что-то спросит, ответит любезно,
С кем-то выпьет вина, разговор заведет,
Постоянный клиент – он полезный.
Тут когда-то служила девица одна,
Роста среднего, кости широкой.
Ну, а, в общем, неплохо была сложена,
И с обычным, житейским пороком:
Рубль к рублю, грош, алтын,
Четвертак ли, копейка с полтиной.
Да и кто их подал, пожилой господин,
Иль развязный и юный детина?
И посуду помоет, и все уберет,
И с поклоном подаст все, что надо.
Чаевые с сознанием долга берет,
Не всегда их дают, вот – досада!
Посетители разные крутятся тут,
Похотливым облапит тот взором,
И за попку игриво ее ущипнут,
(В том не ведает дева позора).
По рукам не пойдет, не такая она,
Да и есть тут мужик на прицеле.
Взял бы замуж и была б жена,
Совратить, окрутить стало целью.
Он характером слаб, хоть плечами широк,
Он крестьянского рода, сословия,
Живота и груди не коснулся жирок,
Одолеть и подмять есть условия….
Две атаки удачно она провела,
Ну, а третьей не выдержал, сдался.
И сама к алтарю под венец повела,
Он под взглядом ее заикался,
Да и в доме она «госпожою» была,
Ну, а Яков при ней только тенью,
Полновластна она, все хозяйство вела,
Муж ее пребывает под ленью.
Деньги были, пускала их в рост,
И проценты совсем небольшие.
Ну, а Яков умом и доверчив и прост,
И покорный, но все еще в силе.
И Наталья решила, пора мужику
За работу какую-то браться.
И подпаском он стал одному пастуху, —
«Нече1» к бабам чужим приглядаться2.
Наталья Степановна, в отличие от мужа, была деловитой, разворотливой, легко вступала в деловой контакт с лицами дворянского и купеческого сословия, говорила на правильном русском языке, всегда с ласковыми, сочувствующими нотками в голосе. Даже с теми, кто на селе ходил в ранге дураков у нее был настолько доверительный разговор! Они в ней души не чаяли, они у нее оставались на ночлег в клуне, она их покормит, а потом они на нее хорошо поработают, и дрова попилят и сложат, и навоз на поле вывезут, раскидают как удобрение. И все это под ее слова: миленький, любенький, красавчик… На селе в то время проживала барыня Сучкина с мужем (странная для дворянина фамилия, но что поделать, если она была таковой) Супружеская пара Сучкиных была бездетной, богатой. В село приезжали на лето отдохнуть от Питерской суеты. Барыня скучала и в лице моей прабабушки нашла удобную собеседницу и компаньонку. Наталья Степановна часто приглашала к себе Сучкину, угощала ее, ублажала. Сам Сучкин был уже преклонного возраста, а барыня молоденькая, и была не прочь завести любовника – и такой нашелся в городе Рыльске. Когда Сучкин отсутствовал, любовник наведывался к молодой помещице. Прабабушка моя принимала их у себя, а иногда и скрывала у себя любовника помещицы. Кое-что из ценностей за встречи и «утехи» перепадало и ей. Старый барин узнал об измене жены, но доказательств у него не было. С целью прервать любовную связь и сохранить «дворянскую честь», Сучкин решается продать свою недвижимую собственность в селе Жадино. Эта собственность состояла из небольшого, но добротного барского дома, хорошего кирпичного амбара, прилежащих к ним трех десятин яблоневого сада, 50 десятин бросовой земли и 150 десятин отличной пахотной. Находился и покупатель, предлагавший наличными заплатить за это имущество. Им был купец первой гильдии Котельников М. М., не состоявший с нами в родстве (просто однофамилец). Как удалось Котельниковой Наталье уговорить супружескую пару Сучкиных продать ей имение, за меньшую сумму, да еще в рассрочку на 5 лет, я не знаю. Полагаю, что дипломатического таланта здесь недостаточно. Возможен шантаж. Сделка состоялась – и в течение двух лет Наталье Степановне удавалось своевременно выплачивать нужные суммы. Достигалось это путем продажи урожая яблок. А тут еще прабабушке невероятно повезло… Известный сахарозаводчик России Терещенко решил строить сахарный завод в селе Благодатное. От станции Коренево (ближайшая ж/д станция) следовало провести ветку к строящемуся заводу, а она должна была пройти через пустоши моей прабабушки. Наталья Степановна заломила за свои бросовые земли такую сумму, что за них можно было купить вдвое больше отличного чернозема. Уговоры Терещенко не изменили намерений хозяйки земли, и тот был вынужден уплатить требуемую сумму (расчеты показывали, что строительство железнодорожной ветки в обход были еще в три раза дороже) Кажется, моя прабабушка хорошо разбиралась в экономических расчетах. Ей удалось единовременно выплатить всю сумму за имение. Кое-что еще оставалось на «мелкие расходы. Мне приходится все время говорить о прабабушке, а не о прадеде, лишь потому, что в семье верховодила она. При ней он был мелкой личностью, если его еще считать за оную. От брака прадедов Якова и Натальи родилось трое сыновей и три дочери. Самым младшим был мой дед Иосиф Яковлевич Котельников. Дочери были выданы замуж в богатые дворянские семьи, два сына женились тоже на богатых. А вот деду моему не повезло…
…Его мать, Наталья Степановна чем-то была разгневана и отказала младшему сыну в наследстве. Он к этому времени уже был женат, замуж за него вышла добрая и красивая девушка из богатой дворянской семьи Анна Сергеевна (девичья фамилия – Выходцева) Не получил мой дед и земельного надела. Он получил в наследство от матери кирпичный амбар, пристроил к нему кухню, получился неплохой, правда, небольшой для его семьи домик. Бог не обидел Иосифа Яковлевича, даровав ему 16 детей. Для выхода к реке Сейму Наталья Степановна разрешила пользоваться тропой вдоль своего фруктового сада. Свернуть с тропы и сорвать яблоко с дерева было запрещено не только сыну и невестке, но и внукам. Следует сказать, что этот договор строго соблюдался. Никогда, за исключением одного раза, нога Натальи Степановны не переступала порога сыновнего дома, а он (сын) никогда не общался ни с родителями, ни со своими братьями и сестрами. Поговаривали, что мать прокляла своего сына. Кормить 16 душ детей, не имея земли, проживая в селе, дело было просто невозможное. И тут Иосиф Котельников проявил себя деятельнейшей натурой, не уступающей изобретательности своей матери. Проведя рекогносцировку местности, мой дед определил следы выхода камня-дикаря на поверхность. Такими местами были пологие овраги, называемые в нашей местности «логами». «Логи» были бросовыми, никому не нужными землями. Дед арендовал их у своих богатых родственников по 3 рубля за место выхода камня. Ему предлагали дать их бесплатно, но дед настоял, оформил на право аренды документы и принялся разрабатывать выходы камня. Способ был самый простой: пробуривали шурф, закладывался динамит. Взрыв и на поверхности лежали груды вывороченного камня. Этот камень использовался для закладки в фундамент строящихся зданий. Дело оказалось прибыльным и дало возможность деду приобрести камнедробильную машину. Теперь гравий отправлялся для подсыпки железнодорожных путей. Аппетиты деда росли, он перешел к строительству железнодорожных небольших мостов и таких же туннелей. У деда было всего-то два класса церковно-приходского училища, но он упорно занимался самообразованием, особенно отлично знал математику и основы строительства. Ведь все проекты он рассчитывал сам. Благосостояние семьи росло…
Дед построил большой деревянный дом на правом берегу реки Сейма. В доме было 12 комнат и кабинет деда, где он работал, а трудился он по 14 часов в сутки, и зимой, и летом, без выходных и отпусков. Приобрел дед и 4 десятины фруктового сада и собственный лес для охоты. Я был в этом лесу, он представляет по большей части осинник, размеры я не представляю, поскольку пройти его мне не удалось, хотя я находился в нем несколько часов (следует учесть, что я был в шестилетнем возрасте, когда все размеры преувеличиваются) Было у деда 2 десятины пахотной земли, засевалась она овсом для лошадей. Сено заготавливалось в дедовом лесу в достаточном количестве, избытки сена продавались. Бабушка, Анна Сергеевна, была тихая, скромная женщина, смертельно боявшаяся ослушаться мужа. Следует сказать, что эта боязнь имела под собой основание. Раз она изволила ослушаться (причина ослушания мне не известна), но разъяренный муж вожжами выпорол так жену, что она неделю лежала больной в постели. Даже в глубокой старости она просыпалась в страхе, увидев мужа во сне. Суров был дед и с детьми, хотя и справедлив. Девочек он не обижал, а вот мальчикам доставалось. Ослушание жестоко каралось, отца боялись, как огня. Отец мой вспоминал: нужно идти к отцу за помощью, задача по математике не выходит, заходишь с великим страхом, Он объясняет обстоятельно, указывая на ошибки. Если ты понял объяснение, дело заканчивалось тем, что он гладил сына по головке и давал конфет из стоящей рядом вазы. Не понял, он пребольно стучал ногтем по голове, и не дай бог, чтобы ребенок заплакал. В таком случае порка была неминуемой. Дочерей, по мере приближения учебного возраста, он отдавал в гимназию города Рыльска, а сыновей – в торговое училище того же города.
Дети отдавались «на хлеба», т.е. он находил квартиру, оплачивал ее и оплачивал содержание ребенка. Денег, которые дед зарабатывал, ставили его в независимое ни от кого положение. В домашнем хозяйстве было две коровы, чтобы дети пили молоко вдоволь. Булки привозились из города и засыпались в специальный закром, сельдь закупалась бочонками, сало хранилось в «боднях», специальных дубовых бочках. Дети брали съедобное самостоятельно, старшие дети присматривали за младшими.
Бывали у деда моего и неудачи. Их было два вида. Он не вложился в сумму, определяемую торгами. Поясняю, дед уже, как предприниматель, давно вылез из пеленок. Теперь он назывался – Его степенство, Иосиф Яковлевич Котельников, строительный подрядчик. На торгах определялась сумма, за которую кто-то из участвующих в торгах подрядчиков, соглашался вести строительство. Если подрядчик укладывался в эту сумму, то все излишки денег шли в его карман, а нет, он нес убытки, иногда значительные. Бывали такие случаи и у деда. Вторая беда, если на стройке кто-то погибал. Техника безопасности строго соблюдалась, нВ таком случае велось следствие. Дед был обязан, во всяком случае, обеспечить семью погибшего, а это: он должен был построить дом, купить лошадь и корову и выплатить 200 рублей пособия, что по тем временам составляло большую сумму, ибо корова стоила от 12 до 15 рублей. Кроме того, он присуждался на месяц или два к церковному покаянию, которое заключалось в том, что деда оставляли на ночь в церкви, где он был обязан молиться о прощении ему грехов. От церковного покаяния деда освобождала взятка, Священник получал от деда ящик чаю, ящик коньяка, тот выписывал ему справку о том, что покаяние закончено. Бывали случаи, что к беде добавлялась еще одна неприятность, дед начинал пить водку. Пил запоем, длившимся до месяца и более. Возражать деду никто не смел. Ворота дома закрывались, никого в дом не пускали, а бабушка огородами от лабазника носила четвертями водку, тайна продажи спиртного купцом, его продавшим, строго соблюдалась. Никто ни о чем не догадывался. В день дед выпивал четверть, это равно 3-м литрам водки. Пил с утра до ночи, пил и ночью. Постоянно кипел самовар, в котором варились куриные яйца. Ими дед закусывал. Так же, как внезапно он начинал пить, также внезапно и заканчивал. Он настолько опухал, что вся одежда становилась тесной. Парился овес, и деда обкладывали горячим овсом, он быстро приходил в норму и через два-три дня, одетый в брюки и сюртук, с золотой цепочкой от часов, находившихся в кармане, в фетровой шляпе и с тростью в руках, Его Степенство подрядчик Котельников отправлялся на работу. В период отсутствия все дела вел мой отец, которого дед посвятил во все таинства своей работы. Четырнадцатилетний, долговязый паренек сам принимал вагоны и составы со строительными материалами, оформлял необходимые документы. Запои деда наносили тяжелый материальный убыток, но дед быстро его компенсировал увеличением количества подрядов. Кстати, перерывы между запоями были продолжительными, от 4-х до 5-ти лет, между которыми дед водку и в рот не брал. В банке у деда всегда хранилась сумма вкладов выше 49 тысяч рублей золотом. Все они пропали в период Октябрьской революции. Дед о пропаже не жалел, говоря: «Буду, жив, эту сумму я утрою! Была бы только голова на плечах!»
Последние строительства, проводимые дедом: школа и церковь в селе Жадино.
Он их построил по своим чертежам. Как строитель Божьего Храма, он после смерти был похоронен в ограде церкви, что считалось тогда знаком высокого уважения и заслуг. Умер дед в 1924 году в возрасте 54 лет от чахотки. За период болезни из крупного, крепкого телосложения мужчины, превратился в легкое истощенное подобие человека. Бабушка, Анна Сергеевна Котельникова после смерти мужа сначала жила вместе со старшим сыном, моим отцом (1924—1934г). Затем находилась в Одессе с дочерями Екатериной и Александрой, потом переехала в Керчь и жила с младшей дочерью Марией, Затем опять в Одессе, Ялте и, наконец, переехала с той же дочерью Марией в Керчь, последние три года она жила вместе с моими матерью и отцом, потом, вновь пошла к Марии и умерла в 1969 году в возрасте 101 года от кровоизлияния в мозг. За все это время бабушка практически ничем не болела. Отличалась невероятно добрым характером, никто и никогда не слыхал от нее бранного слова. Не терпела она и случая, когда ребенка, возмущаясь, «посылали к черту!» Свое возмущение она выражала полным длительным молчанием. Подожмет губы и молчит, значит, обижена. Похоронена она на городском кладбище в г. Керчи.
У моего деда по отцу, Иосифа Яковлевича было, как я уже упомянул, 16 детей. Чтобы проверить, все ли дома, дед по вечерам проверял их по списку. Если кто-то отсутствовал, начинались поиски. К примеру, проверили по списку, нет Леньки.
Где он? Пошли поиски и вскоре пятилетний Ленька обнаружен в клуне, спящим на охапке соломы. К революции, и особенно в годы гражданской войны, список резко сократился. Поработали эпидемии брюшного и сыпного тифа, а тот же Ленька умер от менингита. В живых осталось шестеро: два сына и четыре дочери. Перечислю их в соответствии с их возрастом: Екатерина, Петр, Иван, Анна, Александра и Мария.
Начну излагать историю с мужчин (факты точные, домыслов нет).
Петр Иосифович (мой отец) родился 1 июня 1900 года, в том же селе, где и все наши предки – Жадино, в том самом доме, который его отец создал из каменного амбара. Как проходило его детство, можно представить, если описать те условия, в которых он рос. Пыльная, относительно широкая улица (ширина ее диктовалась двумя условиями, экономией земли и защитой от возможных пожаров, так как избы были деревянными, лишь незначительная часть (купцов и дворян) были каменными. Кровля – солома, жесть использовалась только богатыми. На улице можно бегать, играть в пыли, а после дождя в грязи и лужах можно строить запруды, да и просто шлепать босиком по ним, измеряя глубину. При доме огород, в нем можно полакомиться сырыми овощами и головками мака, молочной спелости. Можно использовать перезревшие огурцы для изготовления детских ведерок, если из них удалить семена. Тыква тоже подходила для этих целей. Но тут нужна была осторожность, взрослые не поощряли таких забав. Была, естественно еще и река – главное место проведения времени. Здесь голышом купались, ловили рыбу, пускали кораблики. Зима давала возможность строить снежные крепости, лепить снежных баб, и конечно игра в снежки. Особенно весело было на святки (рождество Христово и Крещение). Тут были и кулачные бои – непременные забавы детей и взрослых. Бились по настоящему, при соблюдении двух правил – сидячего и лежащего не бить, кулак должен быть голым, в нем не должны содержаться какие-либо предметы. Кулачные бои воспитывали у мужчин храбрость и стойкое перенесение боли. Вообще, боль была непременным и главнейшим методом воспитания. Весна, лето, и осень заполняли досуг детей сбором грибов, лесных ягод и лесных орехов. Здесь забава сочеталась с огромной пользой. Не было в селе ребенка, который бы не мог отличать ядовитые растения и грибы от «добрых», как у нас назывались неядовитые. Ранняя весна и поздняя осень заставляла сидеть дома, распутица и грязь не располагали к играм. Взрослые приучали детей к домашним видам работ, как мужских, так и женских. Игрушек в доме крестьянина не было, их создавала сама ребятня. Наступала пора идти в школу. Она была в соседнем селе, Пушкарное», идти туда было несколько верст.
Конец ознакомительного фрагмента.