Вы здесь

Мы не стояли за ценой. О командующих и командирах, их отношении к воинам в боях (А. В. Пыльцын, 2015)

О командующих и командирах, их отношении к воинам в боях

Мои воспоминания, связанные с годами войны, пронизаны памятью об удивительных качествах некоторых командующих

и командиров, которые, посылая подчиненных даже на смертельно опасные задания, всегда заботились о минимизации потерь, о том, чтобы сохранить как можно больше жизней воинов. Таким военачальником мы считали своего комбата полковника Осипова Аркадия Александровича, водившего более года в тяжёлые бои полноштатный штрафбат семиротного состава от Курской дуги до взятия Бреста в операции «Багратион». К генералам, заботливо относящимся к воинам вообще, а к штрафникам-офицерам – в частности, мы относили и командарма Горбатова Александра Васильевича, и Командующего фронтом Генерала армии, вскоре ставшего Маршалом Советского Союза, Константина Константиновича Рокоссовского, в декабре 1943 года посетившего окопы нашего штрафбата и оставившего о себе впечатление необычайно человечного военачальника.

Видимо, не только мы так любили Рокоссовского. Эти наши чувства к нему очень образно показал один из его заместителей генерал-лейтенант Н.А. Антипенко: «Весь склад характера Константина Константиновича располагал к нему. Его по-настоящему любили все – от генерала до солдата. Иногда мне кажется, что еще и поныне не раскрыта тайна внутренней красоты, душевных качеств Рокоссовского».

И генерал Горбатов, и наш комбат полковник Осипов были из плеяды Рокоссовского. Они понимали ценность личного примера и заботы о людях в обстановке нелёгких боевых будней.

Как личные впечатления о любимом комбате Осипове, о лучшем командарме Горбатове и под впечатлением от рассказов о генерале Рокоссовском у меня тогда родились стихи, которые я, к сожалению, память не сохранила, но несколько строк из них мне всё-таки удалось восстановить:

А в их глазах, открытых, волевых,

Всегда все чётко и заметно отмечали

Глубокую, отцовскую заботу о живых,

А вот о павших – глубину большой печали.

Особенно это качество любимых военачальников обострялось в нашей памяти после того, как штрафбат попадал под начало тех, кто не обладал такими высокими качествами или даже обладал противоположными. Их антиподами у многих наших штрафба-товцев были другие. О них, «противоположных», и наши штрафники складывали свои меткие строки. Таким оказался и злой стишок штрафников, появившийся в Польше, в окопах Наревского плацдарма, поздней осенью 1944 года, где в атаку нас направили, как потом выяснилось, через необезвреженное минное поле. Комбат Батурин после ссылался на такое решение командарма Батова, но я и до сего времени уверен, что это была инициатива или самого комбата, или командира дивизии, в составе которой тогда действовал наш батальон. Этот злой, незамысловатый стишок принёс мне, командиру роты, один из моих командиров взводов старший лейтенант Усманов. Я понимал, что если это дойдёт до комбата или, тем более, до нашего особиста Глухова, то авторам несдобровать. Ведь известно, что подчинённые не могут быть в оппозиции к начальникам, тем более – штрафники. Забрал я этот клочок бумаги и дал понять Усманову, чем может это кончиться. Слава богу, тайну эту сумели сохранить. А я сохранил в своей памяти это выражение нелюбви штрафников к некоторым начальникам.

Нас с Батуриным – комбатом —

Взял к себе на Нарев Батов.

То не Осипов и не Горбатов

Не берегли бойцов штрафбата.

Штрафник для них – всего портянка…

Они лишь тех освобождали,

Кто ранен, кто погиб под танком,

А остальных – на гибель гнали.

(Автор неизвестен)