Простое дежурство
Женщина кричала навзрыд, прикрыв пухлые щёчки ладошками:
– Моя шубка! Моя шубка!
«Убивается, словно о потерянном младенце!» – подумал Велиев. Он закончил изучать прилегающее к дому открытое пространство и, не обнаружив никаких улик, подошёл к потерпевшей. Но когда опер взглянул на её заплаканное лицо, то пожалел о своём высокомерии. «Что это я, огрубел, что ли? – пронеслась мысль – Или профессиональные издержки?!» Он протянул было руку, но тут же одёрнул её.
– Женщина! – позвал он – Женщина! Успокойтесь, пожалуйста.
На опера взглянули покрасневшие от слёз глаза. Рыдания перешли в всхлипывания, и Глеб решил закрепить свои утешения.
– Знаете, на самом деле Вам с мужем повезло – произнёс он бодрым тоном – Хорошо, что вы в отъезде были, ведь могли вас и в квартире застать! Сейчас времена такие, что долго не раздумывают – и убить могут!
Он хотел добавить что-то ещё, но дама снова закрыла лицо и зарыдала. «Не получилось! – констатировал Глеб – Ну да Бог с ней. В конце концов, я здесь не для того, чтобы успокаивать!» Наконец подвезли эксперта-криминалиста, и оперативно-следственная группа оживилась: теперь можно было подниматься наверх!
Набирал обороты белый день, и безоблачное сентябрьское лето обещало хорошую погоду. С утра Велиев заступил в оперативную группу, и первый же выезд случился как раз по его линии. Кража была банальной, если не считать оригинальности способа выноса похищенного. Точнее выражаясь, его не вынесли, а выбросили. Выбросили с балкона во двор две норковые шапки, четыре дублёнки и соболью шубу, о которой так сокрушалась хозяйка. Само собой, носильными вещами не ограничились. Унесли все золотые изделия, что в немалом количестве хранились в серванте, внушительной суммы наличность, музыкальную и видео аппаратуру. Одежда тоже на земле валялась недолго. Глеб установил проживающего на четвёртом этаже мужчину, наблюдавшего незабываемый полёт шубы, он видел даже двух мужчин, их вскоре подобравших, но абсолютно никаких примет опрашиваемый назвать не мог. Лиц этих людей он попросту не видел, а что до других особенностей, то их описание ограничивалось стандартным набором фраз: «средний рост», «похоже, что серая одежда», «не помню», «не заметил». Опер ещё раз окинул свечой устремившуюся в высь многоэтажку, и последовал за коллегами. На шестом этаже их встретил хозяин квартиры и, всё ещё находясь в возбуждении, бросился в сторону приоткрытой двери. Его тут же остановили и вперёд, со своим неразлучным чемоданом в руках, выдвинулся эксперт. Он неспешно обработал двери, осмотрел замок и скрылся внутри квартиры.
– Можно? – спросил следователь, заглядывая спустя некоторое время в комнаты.
– Заходите. – раздалось в ответ – Коридор с кухней я уже обработал, остальные – нет.
Глеб сел за кухонный столик рядом с заполняющим протокол осмотра следователем, и достал из папки чистый лист. Прошло несколько лет с того времени, когда он впервые перешагнул порог РОВД, но и сейчас вдруг вспомнились слова наставника: «Это только в фильмах опера, как умалишённые, пистолетами размахивают! – говорил Александр Борисович – Хороший опер ствол без причины не высветит, а вот папка с бумагами при нём всегда!» В памяти всплыла свистильниковская улыбка и его ироничное: «Ручка – главное оружие опера!»
– Подходите ближе. – позвал Глеб хозяина – Сейчас заявление продиктую, а затем все подробности в объяснении запишем.
«Хорошо, что участкового прислали, а то бы вдобавок ко всему, ещё и понятых искать пришлось, и поквартирный обход одному делать!» – подумал опер, и произнёс:
– Пишите в правом верхнем углу: начальнику Свердловского РОВД…
Они справились за сорок минут. И вовремя, потому что, не возвращаясь в отдел, пришлось ехать на следующий вызов – теперь уже на мошенничество.
Напротив музыкального училища ждали двое: женщина средних лет в застиранной, непонятного цвета кофте и серой юбке, и девочка-подросток с мокрыми от слёз глазами.
– Цыганки деньги отобрали, ещё колечко с камушком – от покойного отца подарок. – с жаром начала женщина – Увидели, что ребёнок один, и набросились всей стаей! Кричат – на матери порча, вот-вот заболеет и умрёт! Дочь испугалась, а им только это и надо. Давай деньги с колечком, говорят. Мы на них погадаем и порчу снимем! В общем, пока одна ахинею несла, кольцо в руке зажав, вторая между ней и дочерью заскочила, а третья у первой деньги с колечком и перехватила! Дитё всё равно это заметила. Деньги с колечком отдайте, говорит, а та сволочь ей ладонями пустыми в лицо тычет и с усмешкой такой отвечает, мол, пропало добро, испарилось. Всё на лечение твоей матери ушло! Лекари нашлись! Чтоб у них руки с языками поотсыхали!
Общая картина была ясна. Цыганки, не утруждаясь разнообразием, действовали по давно отработанной старинной схеме: приставали ко всем подряд, а тех, кто отбивался не очень активно, с ходу грузили всякими ужасами о родне или о них самих, что непременно ожидают, если срочно не снять глаз с порчей. Дальше, используя понятное замешательство жертвы, требовали бумагу, а именно денежные купюры. Если перед ними оказывалась женщина или девушка, то заставляли снять золотые украшения, убеждая, что без них процесс снятия порчи безуспешен. Набрасывались всей стаей и, не давая опомниться, проворачивали нехитрое действо в полминуты. Впрочем, для такой клоунады вполне достаточно и двух кривляк. Одна, выкрикивая в лицо примитивный, на уровне детских считалок бред, усиленно размахивает руками с зажатыми в ладони ценностями. Вторая активно отвлекает внимание жертвы, а в удобную минуту перехватывает ещё недавнюю её собственность. Затем первая дожидается, когда сообщница отбежит на достаточное расстояние, демонстративно дует на сжатый кулак и разжимает его, обнажая пустую ладонь. Незамедлительно следует радостное сообщение, что сама жертва или её родственник, стараниями цыганки от всех невзгод избавлены, а деньги с ценностями чудесным образом испарились. Сказка для полных идиотов, хотя находятся и такие. Вообще преступницы рассчитывают на три беспроигрышных варианта. Первый – уже описанный, когда жертва, в силу своего слабоумия, никаких претензий не имеет и уходит, довольная счастливым случаем, избавившим её от невзгод. Второй – когда обманутый понимает, в каком положении оказался, но, не желая казаться в глазах других лохом, торопится удалиться прочь, и забыть о неприятном инциденте. Третьи пытаются вернуть своё, но их жалкие попытки бесперспективны по определению – зачатки скандала или робкие действия по удержанию наглецов, с лихвой пресекаются всей цыганской стаей, и одинокая, на чём свет стоит обруганная, а то и избитая жертва покидает место происшествия, понеся ещё большие моральные и материальные потери. Некоторые ищут правды в правоохранительных органах, но находят её только в отдельных и весьма редких случаях. Тогда потерпевшему возвращается похищенное у него имущество, но о привлечении к ответственности самих цыганок никто серьёзной речи и не ведёт. Во всяком случае, о таком Велиеву слышать не случалось. В чём тут причина – он не знал, так как самому заниматься цыганами вплотную не приходилось. Может быть, из-за отсутствия очевидцев со стороны потерпевших и полным набором потенциальных лжесвидетельниц со стороны самих цыганок, может быть, из-за их повальной неприкосновенности, существенно осложнявших любое действие милиционеров. Выхватывать кого-либо из нашкодивших цыган приходилось с боем, создавая численное преимущество над его многими сородичами, и в этом случае воздерживаясь от решительных действий, трактуемых как геноцид против беззащитного народа. Самому Велиеву выхватывать цыган не случалось, но по рассказам оперов, обслуживающих линию наркотиков, это довольно трудоёмкое и неблагодарное дело. «Беззащитный» народец и в отношении милиции вёл себя далеко не ангельски. Сразу же науськивались бабы и детвора. Первые с руганью, скоро переходящей в маты, наскакивали, стремясь располосовать ногтями лицо. Вторые бросались в ноги, галдя примерно те же выражения, что и взрослые. А за всей этой лёгкой, но многочисленной «конницей», сжимались в круг плотные ряды мужиков, и в подобной сутолоке только и приходилось гадать, с какой стороны воткнётся заточка, «розочка» или нож. Но белгородские опера шли и на такие издержки. Редко, но заявляли о себе, стараясь не обращать внимания на сыпавшиеся оскорбления и угрозы. Получив сведения о зарвавшейся в торговле наркотой цыганской семье, они, несмотря ни на что, реализовывали их, в конечном итоге изымая маковую соломку или иную, приготовленную для продажи дурь. Тогда же выхватывали самих барыг и работали с ними, доводя эту сволочь до тюрьмы, но всё изложенное проделывалось, когда речь шла о наркотиках. Заранее проводились комбинации, отслеживались преступные схемы и отрабатывались возможные свидетели. В подобных же случаях, при запоздалом приезде группы, обнаружить самих мошенниц было проблематично, не говоря уже об изъятии похищенного и сбора свидетельских показаний. Однако Велиев предпринял попытку. Вместе с девочкой он обошёл, насколько позволяло время, прилегающие окрестности, но цыганок как ветром сдуло. Приходилось возвращаться к машине. Участковый и следователь уже ждали в ней в готовности ехать.
– Там вора в отдел доставили. – сообщил водитель – Говорят, опер нужен.
Пришлось потесниться, предоставив достаточное место женщине с дочерью, но поместились все. Ведь, как известно, милицейские уазики – машины безразмерные, что неоднократно подтверждалось практикой. «Сейчас возьму от матери заявление, обеих опрошу, может быть, пару фотороботов даже удастся составить. Вот и всё, что в силах успеть дежурный опер! – думал Глеб, глядя в запыленное стекло – Завтра собранный материал передадут кому-то из зональников и, скорее всего, в итоге на подпись предстанет отказной. Скорее всего, сразу отпишут спецу по отказным, тут и гадать не стоит!»
К описываемому времени в Белгороде, как и во всей стране, резко осложнилась криминальная обстановка. Пришлось удваивать штаты и в группу на суточное дежурство заступало сразу по два оперативника, равно как и представителей других служб. Без дела никому сидеть не приходилось. Демократия, пришедшая на смену социализму, принесла массу возможностей и свобод, многими воспринятые как вседозволенность и безнаказанность. Армия преступности росла, как грибы после дождя. Активизировались мошенники, расплодилось ворьё, возросло количество грабежей и разбоев. И конечно, убийств. Теперь они перестали быть редкостью, и старожилы розыска отмечали, что их стало едва ли не больше, чем в советское время квартирных краж, которые по тем временам тоже к рядовым событиям не относились. И на этом фоне предстояло выполнить формальные действия по документированию довольно распространённого случая – какого-то мошенничества со стороны цыган. «Ну почему у нас в государстве так потакают этой цыганве? – подумал Глеб – Отчего им легко спускают то, что ни в коем случае не простили бы тем же русским или любому другому россиянину?»
Опер из-за плеча восседающего впереди эксперта увидел, как за перекрёстком показался угол родного отдела, и вот уже машина, свернув в дворик, остановилась. Потерпевшие выбрались наружу, и Велиев проводил их к своему кабинету. Бывший наставник давно уже начальствовал в соседнем, но взамен с Велиевым стали работать ещё двое. Первый – недавно переведённый из патрульно-постовой службы лейтенант. Несмотря на своё звание, Александр Михайлович был мужчиной в возрасте, долгое время прослуживший постовым, и офицерское звание ему, судя по всему, присвоили недавно. Послевоенный Белгород сплошь, за исключением нескольких сотен человек, состоял из деревенских переселенцев, и характерный говор звучит на его улицах до сих пор. Что касалось Маркова, то в его речи этот говор прослеживался весьма отчётливо. Вместе с тем, при первой же встрече, Глебу бросилась в глаза смекалистость этого человека. К тому же, несмотря на свой уже не юный возраст, Марков сохранил живой интерес и прекрасную память. Все эти качества, благодаря долгой службе в патруле, дополнялись знанием половины забулдыг, бакланов и прочих люмпенов Белгорода, и в розыске не без основания предположили, что в лейтенантах Александр Михайлович задержится недолго. Марков заступил вторым номером в оперативную группу, и сейчас был на выезде – в Старом городе два пока не установленных негодяя совершили порез – ранили мужчину, отобрав наручные часы и деньги. Но кабинет не пустовал. За своим столом, что у самого окна, восседал ещё один сослуживец Глеба – Мирошников Андрей. Андрей был молод, во всяком случае, немногим старше Валиева. Будучи довольно широким в плечах и несколько грузноватым, он, тем не менее, был весьма лёгок в движении. Сейчас он, перебирая стопки отписанных к исполнению материалов, о чём-то задумался, подперев массивный подбородок не менее внушительным кулаком. «Хорошо, что один!» – отметил Глеб и пропустил вперёд потерпевших. Велиев усадил их перед столом и сел сам. Отбор заявления и письменный опрос не заняли много времени – опер спешил поднять из комнаты задержанных доставленного с кражи вора. Закончив, он отпустил пострадавших, но прежде чем отнести собранный материал в дежурную часть, решил взглянуть на те, что уже находились в производстве. По двум из шести уже подходили сроки, материалы были вполне наработанными, и наступала пора для передачи их в следствие. «Где же ключ от сейфа?» – с досадой размышлял Глеб, не обнаруживая его в карманах. Он поискал в папке и в ящиках стола, но там его тоже не было.
– Что, ключ потерял? – пробасил Андрей, молча следивший за действиями Велиева.
– Да вот не найду что-то. Куда он запропастился? – в недоумении ответил Глеб.
– Не тот, что в сейфе торчит?
Валиев бросился к сейфу и с облегчением выдохнул – в замочной скважине действительно красовался ключ. Он так и остался в ней, когда опер, достав из сейфа пистолет, торопился на утренний вызов.
– Я недавно с одним человеком беседовал. – снова загрохотал бас – Такой… с той стороны баррикад. Тут меня шеф вызывает на минутку. Я огляделся – на столах ничего лишнего, можно клиента оставить, чтобы в коридоре лишний раз не светить. Возвращаюсь, а этот бандюк ухмыляется. Что, говорит, Андрей Александрович, проверочку устроил? Какую такую, говорю, проверочку? Известно какую, отвечает: такую замануху – ключ в сейфе оставил! Я бы к нему, а оттуда какой-нибудь краской в морду! Плюс пальчики с двери… Я, понятное дело, не стал его разочаровывать…
Мирошников замолчал. Он не склонен был к долгим нотациям, да продолжать и не требовалось. Глеб и так всё понял. Он представил, какие последствия наступили бы, взгляни тот человек хоть одним глазком на содержимое стального ящика. А ведь там, помимо банальных проверочных документов, хранились совершенно секретные дела! Под угрозой оказались не только успех оперативных разработок, но и благополучие, да что там благополучие – жизнь людей! Велиеву нечего было сказать. Он нервным движением вытащил ключ, порывисто сел за стол и забарабанил пальцами по крышке. Теперь он забыл о материалах, сроках и томящемся внизу клиенте. «Сам чуть не сгорел, и Андрея подставил! – с досадой думал опер – Случись что – и он втянутым оказался бы!» Валиев даже в мыслях не допускал, что его товарищ способен доложить о вопиющем нарушении начальству или, хотя бы, следуя известному герою фильма, спрятать ключ и, насладившись переживаниями сослуживца, зачитывать ему полный курс лекций. Нет, ничего этого не ждал Глеб от Мирошникова, но его уважение к этому человеку не уменьшилось. Повисшее молчание затянулось и Велиев, не зная, как выразить переполнявшую его гамму чувств, невольно участил дробь. В стаканчике письменного прибора отозвались ручки, и пальцы замерли.
– Ладно, однажды со всеми… почти со всеми бывает. – совершенно иным, уже не укоризненным тоном, сказал Андрей, и поспешил перевести тему – Что, снова цыганча обозначилась?
Велиев хотел заметить, что она не то что обозначилась, но никогда и не прекращала свои занятия, но ведь не Мирошникова в этом убеждать! Андрей, несомненно, был куда более опытным розыскником. Демобилизовавшись, он начал с младших оперов. При закреплении оружия, ему единственному достался чудом не списанный револьвер. Когда все таскали штатные пээмы, он щеголял с раритетом гражданской войны, и очень был недоволен, когда при вступлении в офицерскую должность был вынужден с ним расстаться. Всегда забавно было наблюдать, как Мирошников работает с людьми. Однажды он опрашивал доставленную с полупритона девицу. Будучи ещё достаточно юной, и не успевшей ещё опуститься до состояния своих новых друзей, она, тем не менее, никаким преимуществом в интеллекте перед ними не обладала, и с первой минуты буквально поедала глазами своего собеседника. Девушка была важна в качестве тех немногих свидетелей, показания которых подтянули бы пустившихся во все тяжкие знакомцев к совершённой им краже. Андрей, записав услышанное, поднял голову и, едва улыбнувшись, задал следующий вопрос. Каждый раз при взгляде карих смешливых глаз, девица теряла голову ещё больше, и её улыбка, глупее прежней, растягивалась не то что до ушей – до самой крашеной макушки! Закончив, старший опер не удержался и, не скрывая улыбки, поднял указательный палец, согнув его так, как обыкновенно сгибают, веселя младенца.
– Агу! – прогудел бас, и рыжая захохотала так звонко, что за дверью утих гомон ожидавших в коридоре людей.
Совсем иначе выглядела беседа со злодеями. Андрей никогда не разбрасывался словами, зато отлично держал паузы. Взяв такую, он, нависая горой, ожидал, когда собеседник проникнется важностью услышанной фразы. Когда клиент доходил до полной кондиции, грохотал густой бас, и преступник, осмыслив вопрос, как-то не решался расстраивать этого здоровяка втиранием заведомой лжи. Глеб никогда не видел, чтобы его товарищ применял силу. Он никогда не угрожал её применением, равно как и не озвучивал другие угрозы, но сама интонация его трубного голоса и мощная фигура располагали к откровенности настолько, что мало кто из преступивших закон собеседников не распахивал перед ним душу.
– Завтра эта девочка и её мамашка остынут, и уже ничего хотеть не будут – прокомментировал услышанное Андрей – А если зональник их с собой для опознания к какому-нибудь табору прихватит, то после радушной встречи с этими уродами, они и вовсе милицию стороной обходить будут!
Старший опер помолчал, но размышляя о предмете разговора, продолжил:
– Конечно, давно пора этих цыган к ногтю прижать, но куда сами люди глядят? Ладно это дитё, но когда мужики со здоровенными бабами… Не понимаю! Неужели не видят, что эта зачуханная цыганка сама двух слов толком не свяжет, что при всей её наглости тупее морды не сыскать – всё равно рты разевают! Как же, экстрасенсы подвалили!
– Чего ты хочешь? – вступился за них Глеб – Есть люди, которым телевизор всё заменяет. Они в него лупятся сутками и верят, как немцы Гитлеру! А в нём что? Те же цыганки в исполнении русских красавиц, у которых на лбу два высших образования! Мало того, что они держатся, как графини, они ещё все сплошь провидицы и ворожеи! Мужиков их тоже не обделяют, посмотреть на актёров – все эдакие бесшабашные удальцы, бессеребренники, непонятые цивилизованными идиотами озорники! И все такие гонимые, обиженные и беспомощные… Аж слеза пробивает! Встречает такой зритель пёстрое пугало на пути – не то что при гадании – так деньгами осыплет! Родичу своему загибающемуся копейки пожалеет, зато цыганку озолотить – святое дело! И смотрят на их «шалости» с таким снисхождением, будто не цыгане по всей России в наркоторговле завязаны, не на их совести кражи, обман и прочая мерзость!
Велиев вышел и, уже шагая по коридору, решил: «Пока я в группе и материал мой, при первом же окне к нему вернусь. Выпрошу дежурку и проедусь по Центру ещё раз. Всех цыганок, что попадутся – в клетку, и пусть в ней утра дожидаются! А там, после смены, на часок-другой задержусь, глядишь – девочка негласно и опознает кого!» Он спустился на первый этаж за материалом по попытке кражи, но Николай Александрович, дежурный по отделу, сообщил:
– Ничего нет, всё у второго следователя. Он после осмотра на грабёж выехал, сейчас с группой обратно ждём.
Затрезвонил телефонный звонок, майор тут же отвлёкся и склонился над журналом, принимая очередной вызов.
– Выезжать? – спросил опер, когда дежурный положил трубку.
– Семейный. Участковый разберётся! – махнул рукой тот, и возвратился к записи в журнале.
Глеб не стал мешать. Брать наверх подозреваемого, не располагая элементарными сведениями о совершённом преступлении, было бы опрометчиво, и он решил подождать вторую группу во дворе.
Сентябрьское небо, ещё час назад радующее своей чистотой, сейчас заволокло синеющей дымкой. Подул свежий ветер и заморосил дождь. Его редкие капли, достигая земли, падали в городскую пыль и исчезали в ней, не оставляя следов.
Во двор, натужно гудя двигателем, въехала дежурка. Передняя дверь открылась, и показался чемодан эксперта, но едва следом протиснулась мешковатая фигура его обладателя, из задней двери выскочил второй – опер, сосед по кабинету Марков. Александр Михайлович подскочил к тыльной стороне автомобиля и вывел из «зечки» двоих мужчин. Их обличье, и прежде всего то, что принято называть лицами, было изрядно помято, включая грязную, совсем не опрятного вида одежду.
– Эти что ли разбойники? – поинтересовался Велиев.
– Они! – коротко ответил Марков и заспешил, конвоируя задержанных в отдел.
За всё своё, пока ещё недолгое время работы в розыске, Александр Михайлович всегда спешил. Его неуёмная натура искала выход и с избытком находила применение в нелёгком оперском труде. Велиев присмотрелся к своему товарищу, и вдруг поймал себя на мысли, что Марков своими повадками и даже внешне во многом напоминает героев известного актёра Михайлова, причём сходство было настолько разительным, что вызывало некоторое удивление.
– Это что, Михалыч мужиков повёл? – услышал Глеб вопрос из-за спины, и обернулся.
Перед ним стоял прапорщик из батальона патрульно-постовой службы. Он вышел из подъехавшей следом машины и теперь перекуривал, пока его напарник заводил пьяную, во весь двор матерящуюся бабу. Опер подтвердил.
– То-то я гляжу – как будто Марков! Вышел из отпуска, а мне говорят, что он в уголовном розыске уже. Как он у вас?
– Ничего, успевает.
– Это он может! – улыбнулся прапорщик – У нас говорят, что один Марков четырёх экипажей стоит!
– Почему так?
– Ну, это давняя история. Мы ведь с ним давно уже в патрульных, он ещё с рядового начинал. Если по времени брать, то без малого лет десять назад это было. Тогда никаких омонов – мамонов в помине не было, всё на нас. В парке Ленина что ни выходной, то столпотворение в клетке – на дискотеке, значит.
Велиев кивнул. Он, как белгородец, итак прекрасно представлял, о чём идёт речь. «Клетка» – огороженная сеткой территория в парке, внутри которой под оглушительный грохот динамиков топталась в танце толпа молодёжи. За её пределами нарезала круги такая же, а чуть поодаль, в совершенной тени, вкопанными столбами стояла третья. Будучи юношей, Глеб с товарищами захаживал сюда, но весь этот процесс его совсем не вдохновлял. Абсолютно не понятен был смысл проведения времени в эпицентре канонады оглушающих звуков, буханья и воплей на английском, когда просто невозможно услышать стоящего рядом человека. Непонятно странное движение по кругу в водовороте людских тел, непонятно всё, что там происходило.
Конец ознакомительного фрагмента.