Завтрак с секретарём Государства Российского
Чемодуров действительно разбудил меня вовремя, я быстро умылся, брызнул одеколоном на усы и бороду. - Как непривычно в них, как будто на верхней губе и подбородке что-то приклеено. – Чемодуров подал мне однотонный защитного цвета френч.– Доктора вас уже ожидают в бильярдной. – Несмотря на ужасный сон, я чувствовал себя бодро и уверенно, как будто заранее знал, что никто ничего у меня не найдёт. Войдя в биллиардную, я понял, почему осмотр на этот раз решили делать не в кабинете: биллиардный стол был сдвинут в сторону, на его месте стояли какие-то аппараты, похожие на снаряды в допотопном тренажёрном зале. Сбоку сбились в кучку несколько врачей и сестёр в белых халатах. Меня пригласили присесть на эти «тренажёры», заставляли делать руками и глазами разные движения, то и дело светя фонариком в глаза. Я благодушно терпел все эти процедуры, понимая, что ни рентген, ни томограф, к сожалению, ещё не изобрели. Затем меня заставили сдать анализы крови и мочи, после чего старший из докторов, возможно Алышевский, опять обратился ко мне: – Ваше Величество, наши исследования подтверждают, что никаких опухолей или других серьёзных отклонений у вас не обнаружено. Результаты анализов будут готовы к вечеру, но на данный момент мы готовы поручится, что вы – совершенно здоровы. А долговременная память должна к вам вернуться. – Уже возвращается, – подтвердил я, – только очень медленно.
Выйдя из биллиардной, я опять столкнулся с Чемодуровым.– А государыня, выйдет к завтраку? – Её величеству нездоровится, велела не будить и завтракать без неё. – И к лучшему, – подумал я и быстрым шагом пошёл в знакомую трапезную. У стола в противоположном углу зала спиной ко мне стоял большой и широкий человек в чёрном сюртуке. – Все они, – подумал я, – не то, чтобы толстые, а такие… не маленькие. – Услышав мои шаги, человек обернулся и низко и слегка подобострастно поклонился. Его седые и пышные, как у моржа, усы контрастировали с тёмной, не тронутой сединой шевелюрой, а умные карие глаза изучающе посмотрели на меня из-под высокого лба. – Здравствуйте, Вячеслав Константинович, – сказал я, довольный сам собой. – Сколько ж нужно этих имён и отчеств запомнить, ужас. – Доброе утро, Ваше Величество, – промолвил похожий на моржа человек и опять низко поклонился. Сели за стол, неслышные лакеи налили мне чай, а ему кофе. – Часто бывает здесь, – подумал я, – раз халдеи знают его привычки. – Вы знаете, что со мной третьего дня приключилось? – спросил я спокойно, уже полностью войдя в свою роль. – Наслышан, – сказал Плеве, пряча глаза в салфетку. – Как вы сейчас себя чувствуете, государь? – Да, вроде, неплохо. Но память после удара так и не вернулась, и голова побаливает. Доктора говорят, – ответил я на незаданный вопрос, – что для этого потребуется какое-то время, возможно, неделя, а то и месяц. Так что вам придётся заново вводить меня в курс дел. – Почту за честь и за счастье, – подобострастно выпалил Плеве, и кончики его моржовых усов, задрожав, опустились вниз, – позвольте мне от имени всех членов Государственного Совета пожелать вам скорейшего выздоровления! Слава Богу, вы сможете принять участие в сегодняшнем заседании! Куда мы без Вас и ваших мудрых указаний. – Подлизывается, но как-то примитивно, - заметил я про себя. – Давайте к делу, Вячеслав Константинович. – Плеве мгновенно принял серьёзный вид, сухой и деловитый. – На сегодняшнем заседании Совета будут рассматриваться очень важные вопросы. Во-первых, предполагается заслушать доклад министра иностранных дел князя Лобанова-Ростовского (любят они эти двойные фамилии, – опять подумал я) о международном положении России и о предстоящем визите вашем во Францию; во-вторых, заслушаем статс-секретаря Вольдемара фон Деена о положении в Финляндии, а в-третьих, обсудим мой доклад о ходе земской реформы, начатой ещё при батюшке вашем. – Хорошо, – сказал я, не спеша намазывая сияющее свежестью масло на тончайший румяный кусок поджаренного хлеба. – Я хочу, чтобы вы рассказали ваше мнение обо всех этих вопросах. – Моё мнение известно, – ответил Плеве, почему-то набычившись, отчего стал ещё больше походить на моржа, но уже с клыками. – Только оно не во всём совпадает с позициями кабинета министров. – Ну, хорошо, рассказывайте, – пригласил я. – Во-первых, союз с Французской республикой, – начал он, сделав ударение на слове «республика», – по моему мнению, очень опасен, и никакой эйфории, как Витте и Лобанов-Ростовский, я к этому «сердечному согласию» не испытываю. – Не любит Витте,– подумал я, – может, на его место метит? – Как говаривал батюшка ваш, – вещал фон Плеве, – у России только два союзника – армия и флот, и ни на кого опираться и никому верить нельзя. Как бы не заставила нас Франция воевать за их Альзас и Лоррейн, – проговорил он на французский манер. – А нам это зачем? Германия, да ещё в союзе с Австрией, необычайно сильна, и с каждым годом мощь свою наращивает. Воевать нам с ней совсем не с руки. Иное дело, Ваше Величество, маленькая победоносная война где-нибудь на юге или на востоке, такая война сплачивает народ вокруг государя, да и позволяет выявить предателей, бунтовщиков и смутьянов у себя дома и заодно отправить их в места не столь отдалённые. Но с Германией и Австрией маленькой войны не получится. Во-вторых, у нас и у самих в империи проблем по горло. Какую периферию ни взять, везде бурление, тайное скрежетание зубами, так сказать. Чуть отпустить поводья, и скрытая оппозиция выльется в явную смуту. В Азии ещё куда ни шло, Белого царя боятся, а на Кавказе или на Западе.... Вот сегодня заслушаем доклад этого финна безвольного… Я уверен, он будет петь соловьём, что всё прекрасно. А на самом деле? Всё делопроизводство в Великом княжестве Финляндском ведётся на финском и шведском языках, что они там обсуждают и о чём договариваются – один Бог ведает. А рекруты, где рекруты финляндские? Нет там всеобщей воинской повинности, хотя вояки из финнов превосходные. Взять хотя бы этого кавалергардского поручика… Маннергейм, кажется? Лучший в полку, хотя, говорят, он из немцев будет. – Вы, как я вижу, немцев высоко ставите? – решил поддразнить я разговорившегося моржа. – Я, Ваше Величество, по матери коренной русак, а по отцу немец, это правда. Так я вам откровенно скажу, русского с немцем сочетание – лучше не придумаешь. Русские сами по себе – народ талантливый, мощный, но с ленцой и вороватый, и чтобы они смогли сделать что-нибудь путное, нужна немецкая организация и твёрдый порядок. Посмотрите, как немецкие бароны всю Прибалтику в кулаке держат. – И Плеве показал куда-то в окно действительно объёмистый кулак. – При них все эти эстляндцы и леттляндцы и пикнуть не смеют. А в самой России не всё так тихо и спокойно, как кажется. Да, уже 10 лет террористических актов не было, но, говорят, готовят к коронации. А корень зла, питательная среда для вольнодумства и непокорности, если хотите знать моё мнение, в земстве. Батюшка ваш правильную реформу четыре года назад затеял – повысил имущественный ценз при выборах для всех этих мещан и купчиков, крестьян стали допускать в земство только по губернаторскому соизволению, а всё равно этот третий элемент так и прёт, так и прёт. – Третий элемент? – Ну да, как во Франции третье сословие. Только дать им волю и будет: Алонз анфан де ля патри-е. – А в твоих ли это силах всё удержать и никого никуда не пущать, - подумал я. – Хорошо, сегодня заслушаем ваши предложения. Хотел спросить вас о другом: очень мне тяжело без личного секретаря в делах разбираться. Надо бы назначить кого-нибудь. – Так возьмите Сипягина, он сейчас в этой… канцелярии по прошениям загнивает, а человек он толковый и… – тут полу-русский, полу-немецкий Плеве, сделал паузу и, напустив на себя таинственный вид, понизил голос, – наших воззрений. Не Бог весть какого ума, но зато из старинного рода. Он ещё не стар, лет 40 ему, хотя выглядит на все 50. – Почему же? – А потому что лыс, как ладонь. И Плеве невольно погладил свою роскошную шевелюру. В дверь осторожно постучали. – Да-да, – сказал я облегчённо. – Ваше Величество пора собираться и выезжать, – голос Чемодурова глуховато звучал из-за двери. – Ну так присылайте этого Сипягина, посмотрим на него. – сказал я Плеве. Тот опять подобострастно поклонился и, пятясь, исчез за дверью.
Конец ознакомительного фрагмента.