АВГУСТ 2001 ГОДА, ЗЕЛЕНЫЙ ГОРОД
– Вы что же, до меня к другим врачам не обращались? К специалистам? Я ведь врач широкого профиля, а здесь нужен узкий профессионал по теме, вы понимаете? – спросил Александр не без угрюмости – оттого, что чувствовал себя крайне по-дурацки – персонажем какого-то фильма.
Он сидел в мягком кожаном кресле, какие доселе видел только в витринах роскошных мебельных магазинов, в квартирах богатых людей (как известно, богатые тоже плачут, в смысле – болеют, а значит, и вызывают «Скорую помощь») или опять-таки в фильмах. В руке у него имел место быть толстостенный хрустальный бокал, в котором плескался джин «Бифитер» с тоником, а в этой пижонской смеси колыхались кусочки льда. Для полноты банальности на хватало только сигары – причем непременно взятой не из коробки, а из отдельного тубуса! Однако Александр не курил, поэтому обошлось и без сигары, и без сигарет.
Кстати, хозяин тоже не курил, только попивал чаек из необыкновенно красивой и большой керамической кружки. Пил чай и третий присутствовавший в кабинете – Серега. Очевидно, между «бронзовой маской» и его охранником существовали совершенно доверительные отношения. А может быть, Серега находился здесь только для острастки гостя, бог его ведает, Александр в подробности не вдавался, решив, что это ниже его достоинства. К тому же его просили не строить из себя невесть что, а помочь больному, страдающему человеку. Исполнить ту самую «клятую клятву Гиппоклята».
– Как же, как же не обращался, – пожал плечами хозяин. Несколько минут назад Александр узнал, что обладатель жуткой «бронзовой маски» носил вполне тривиальное имя – Петр Федорович Манихин. – Мыслимо ли это – не кинуться в первую же очередь за помощью к медицине! И конечно, первым приговором была аддисонова болезнь. Вы ведь тоже именно так подумали.
Александр кивнул. А что еще можно подумать навскидку? Аддисонову болезнь не зря называют также бронзовой. У 99 процентов больных появляется выраженная пигментация кожи, у 80 – также пигментация слизистых и оболочки полости рта. У Манихина пострадало только лицо – причем очень сильно. Как он сам сказал, всегда был чрезвычайно полнокровен, а кожу имел тонкую, чувствительную, как у женщины. В молодости выглядел – кровь с молоком, как говорят в народе, а с годами лицо приобрело буроватый оттенок из-за склонности к гипертонии. Отсюда, так сказать, из-за наложения цветов, и возник потом этот особый, пугающий аспидно-бронзовый цвет.
Вот только есть тут одна тонкость… Появление аддисоновой болезни вызывается двусторонним поражением коры надпочечников, уменьшением или полным выключением выработки ее гормонов. Как правило, провоцируется это туберкулезом, оттого у аддисоновых больных сразу обнаруживаются специфические изменения в легких и других органах.
Однако далеко не у каждого туберкулезника может развиться аддисонова болезнь. И ТБЦ, по-старинному – чахотка, вовсе не единственная причина ее возникновения. Поводом для нее становятся кровоизлияния в надпочечники, тромбоз сосудов, сифилис, двусторонние опухоли или метастазы рака в надпочечники, гнойное воспаление надпочечников, внезапное падение их иммунитета и некоторые другие столько же резкие, сколь и редкие заболевания. Судя по словам Манихина, которые он брался подтвердить результатами анализов, ничего подобного с ним в жизни не случалось. То есть взяться аддисоновой болезни было решительно неоткуда.
– Комплексную томографию делали, да? – спросил Александр. – Чрезкоэнную биопсию надпочечников? Определение надпочечниковых аутоантител в крови?
– Само собой, – согласился Манихин. – Да вы сами посмотрите, у меня тут все результаты анализов собраны. Целое дело!
Он протянул руку, и Серега, словно только и ждал этого жеста, снял с книжного стеллажа и подал Александру серую папку. Она невольно вызвала мысль о судопроизводстве – наверное, потому, что на ней было витиевато начертано: «Дело номер…» Манихин завел на свою пугающую хворь досье, как на преступника.
Да, больной и его болезнь боролись друг с другом не на жизнь, а на смерть!
Александр начал листать результаты разных анализов. Все они сводились к одному: не обнаружено разрушения и патологии коры надпочечников ни туберкулезным, ни бластоматозным процессом – первичных опухолей и метастазов рака нет. Гормональные процессы не нарушены. Дефицита аскорбиновой кислоты нет. Надпочечники по сути здоровы – значит, Манихин и впрямь болен не аддисоновой болезнью, а чем-то другим. Гиперацидный гастрит и хронический ларингит, которые у него обнаружены, вообще «живут» сами по себе, независимо от какой-либо другой хворобы, тем паче открытой знаменитым доктором Томасом Аддисоном. Ничего не скажешь, в деле перечислены и симптомы, совпадающие с признаками «бронзовой болезни»: гипотония, анемия, постоянная тошнота как следствие обезвоживания организма и пониженного давления, признаки цирроза печени, воспаление глаз. Вроде бы всего много, но каждый из этих факторов может быть симптомом любого другого заболевания.
Даже меланоз…
Александр задумчиво закрыл папку, пытаясь вспомнить все, что знал о приобретенном меланозе – патологической пигментации кожи. Ее возникновение связано с нарушением функции желез внутренней секреции, например, тех же надпочечников, гипофиза и других; при изменениях вегетативной нервной системы и тому подобное. Диффузный, то есть общий, меланоз возникает при той же пресловутой аддисоновой болезни, которой у Манихина нет, при базедовизме, поражении гипоталамуса, в результате хронического отравления углеводородами. Но цвет лица при всех этих хворях бывает разный, «бронзовая маска» – признак только «бронзовой болезни». А ее нет. Значит, и маски не должно быть! Но маска-то есть. Значит, должна быть и аддисонова болезнь.
Все. Круг замкнулся.
Хотя не совсем… Существует еще так называемый токсический меланоз – результат интоксикации организма сальварсаном, мышьяком, висмутом, препаратами золота, серебра, кажется, свинцом… или нет, насчет свинца Александр не мог точно вспомнить. Токсический меланоз иногда дает картину «бронзовой маски». Кстати, гипотония, анемия, тошнота и все такое возникают при любом отравлении.
Александр поднял голову – и встретился с напряженным взглядом воспаленных глаз Манихина. Немедленно возникло ощущение, будто в лоб вставлены два маленьких, но острых буравчика. Аналогичное ощущение появилось и в затылке – Александр догадался, что туда вперил глаза Серега. Понятно: и хозяин, и слуга ждали от врача каких-то действий или хотя бы слов…
Александр встал, положив на причудливый столик папку и поставив рядом нетронутый бокал. Как-то не пилось ему в этом доме, особенно когда вспомнился токсический меланоз. В состав хрусталя, кстати, входит свинец…
Огляделся, подошел к стене, поколупал ногтем обои.
– Скажите, меланоз давно начался?
– Полгода назад. В марте появились явные признаки, но худо себя чувствовать я начал как раз с Нового года.
– А в доме в этом живете сколько?
– Два месяца. В июне перебрались сюда.
– Понятно. А я было подумал…
– Я об этом тоже думал, – кивнул Манихин, ставя свою удивительную кружку рядом с бокалом Александра. – Вернее, не я, а все крутые специалисты, к которым обращался. Все проверялось, все образцы стройматериалов испытывались как на радиационное излучение, так и на допустимые нормы содержания ОВ. Даже мебель, даже обои.
– Почему даже? Их-то как раз непременно надо проверять. В обоях бывает столько всякой хреновины намешано… в бумаге, а пуще того – в краске. Даже существует версия, дескать, Наполеона отравили с помощью обоев. В красную краску для обоев в ту пору подмешивали не то ртуть, не то мышьяк, ну вот и для него особенно постарались… О лакокрасочных материалах для мебели тоже всякие жуткие вещи рассказывают. А слышали о ядовитой ДВП?
– Конечно. Поэтому здесь вся мебель из натурального дерева, причем ручной работы. В лаке, политуре химических примесей не более, чем допустимо ГОСТами, – сказал хозяин. – Повторяю, проверено все, абсолютно все!
– Петр Федорович, – вдруг осенило Александра, – я обратил внимание на заключение о гастрите. Вам, случайно, не выписывали де-нол? Или таблетки викаир? А может быть, викалин? Ведь в их состав входит висмут, вернее, нитрат висмута. Конечно, кора крушины производит слабительный эффект и как бы способствует выведению висмута из организма, однако мало ли что! Вдруг у вас предрасположенность к накапливанию тяжелого металла? А висмут – одна из причин токсического меланоза.
Темно-фиолетовые губы «бронзовой маски» растянулись в улыбке. Это функциональное явление произвело на Александра отталкивающее – и в то же время за душу хватающее впечатление.
Космически-голубые глаза посмотрели вприщур.
– Тепло. Можно сказать, даже горячо. Я довольно долго – несколько месяцев – принимал де-нол. Гастрит возник у меня в мае прошлого года, после тяжелого отравления селитрой. Вздумалось мне купить на базаре и покушать вяленого леща, которого некие добрые люди вымачивали не в обычном соленом тузлуке, а в тузлуке селитренном. Хорошо, что жена моя не любит вяленой рыбы, я один пострадал. А еще хорошо, что рядом оказалась Марина.
– Она врач? – спросил Александр с неким странным ощущением разочарования. И тотчас сообразил, что огорчило его отнюдь не медицинское образование Марины. Он смутно, в глубине души надеялся, что увидит ее и наконец-то разглядит. Ее – и ту, другую, женщину – темноволосую. Анну.
Не удалось увидеть ни Анну, ни Марину. Но это вовсе не повод для такого упадка духа!
– Нет, она не врач, – ответил Манихин. – Но о селитре знала не понаслышке. Рассказывала, что однажды гостила у подруги в Ивановской области, и там произошел трагический случай: какой-то дедок накормил постояльцев-дачников вяленой рыбкой и грибным супчиком, которые посолил селитрой. И сам свое варево покушал. Все четверо, постояльцы и он сам, умерли. Как уж он перепутал селитру с солью, не знаю, но врач, который приезжал туда по «Скорой», говорил Марине, что старики и пьяницы сплошь да рядом травятся этой чертовой селитрой: она же на вид совершенно такая, как соль, причем и на вкус такая же, только еще солоней!
– Правда, это опаснейшая вещь, – кивнул Александр. – Летом среди стариков-дачников очень часты смертельные случаи. И то, что произошло с вами, кстати, тоже случается. Редко, но… Некоторые придурки экономят таким образом, когда делают оптовые закупки соли. Селитра-то дешевле! А вы в милицию потом обращались? Наверняка у тех торговцев вся партия рыбы была такая. Не в курсе, кто-нибудь еще пострадал?
– Обращались в милицию, само собой, и рыбу на анализ отвезли. Это было, повторюсь, в мае прошлого года, так потом чуть ли не на месяц продажа вяленой рыбы была практически запрещена. Думаю, если бы любители воблы и всякого такого рыбца проведали, кто им такую свинью подложил, они бы огорчились, что я не помер и успел настучать. Тем паче, насколько мне известно, роковым образом не повезло только мне одному. Проверенная на базаре рыба оказалась безвредной, даже из того десятка, который купил я, отравленной была только одна. Представляете себе? Только одна! Полное впечатление, что эта цыганка мне ее нарочно подсунула! – горячо выкрикнул Манихин.
– Да, селитра вполне могла спровоцировать гастрит, – кивнул Александр. – И не только его! Отравление могло оказать патологическое влияние и на надпочечники. Нам только кажется, что мы досконально изучили механизм возникновения того или иного заболевания, а на самом деле это такой же спорный вопрос, как то, есть все-таки на Марсе каналы или нет. Даже еще более спорный! Я хочу сказать, что то же отравление могло стать толчком к аддисоновой болезни!.. – И тотчас спохватился: – Черт… Простите, я… у вас же здоровы надпочечники, я и забыл.
– Ничего, не вы первый пытались найти в том отравлении причину моего несчастья. – Губы «бронзовой маски» вновь растянулись в невеселой улыбке. – Эту же ошибку делал каждый, кто пытался рассуждать логически. И логика доходила даже до того, что у меня искали остатки венерических болезней.
Александр воззрился на хозяина сконфуженно. Как Петр Федорович угадал, что доктору Меншикову только что пришла в голову эта самая мысль: органические соединения мышьяка, такие, как аминарсон, миарсенол, новарсенал, осарсол, применяют главным образом для лечения сифилиса и протозойных заболеваний! Если лечение было длительным и интенсивным, не мог ли мышьяк накопиться в организме и вызвать такую поразительную реакцию?
– Нет, я никогда ничем подобным не болел, – твердо заявил Манихин. – Опережая вопросы, которые вы сейчас зададите и которые я слышал и прежде, скажу, что я никогда не работал на вредных производствах, не был связан ни с мышьяком, ни со свинцом, ни с ртутью, а также сальварсаном и препаратами золота и серебра. И тем не менее… Все симптомы говорят о хроническом отравлении мышьяком.
– Парастезия наличествует? – быстро спросил Александр. – Я хочу сказать, ощущение покалывания по всему телу, мурашек? Расстройства желудочно-кишечные, катар слизистых верхних дыхательных путей? У вас, я помню, в папке лежит заключение о хроническом ларингите? Анемия ваша в картину вписывается, меланоз – само собой. От отравления мышьяком вас лечили? Унитиол считается прекрасным средством.
– От чего меня только не лечили! – криво усмехнулся Манихин. – И чем!.. Вывод такой: у меня повышенное содержание мышьяка в организме. Не какие-то там 0,08—0,2 миллиграмма на килограмм веса, которые есть в крови, почках, печени, легких, коже, волосах и других органах каждого человека. А значительно больше. Причем, по выводам некоего медицинского светила, это моя собственная патология. Он хочет сказать, что мой организм просто-напросто вырабатывает больше этого вещества. К примеру, рассказал он мне, есть такая болезнь – гиперинсулемия. Переизбыток инсулина в организме – тоже частная патология некоторых особей. Такие люди даже яблоко съесть не могут, чтобы не спровоцировать у себя острое недомогание. А у меня вот, судя по всему, уникальный, нигде, ни в какой медицинской литературе не описанный случай гиперарсеникума.[3] Кстати, термин мой собственный.
– И как вы к этой версии относитесь? – осторожно спросил Александр, принимая самое что ни на есть равнодушное выражение лица и даже отводя глаза от хозяина. Тем более что его давно тянуло взглянуть на эту кружку. Ничего подобного ему видеть в жизни не приходилось, наверняка авторская работа какого-то выдающегося мастера. Это как бы даже не совсем кружка, а переливчатая, голубовато-зеленовато-перламутровая фигура русалки, вернее, берегини, как назывались по-русски подводные жительницы. Кружка была покрыта причудливым скрещением синих линий, напоминавшим разводы, которые остаются на песке после того, как отхлынет морская волна. Лицо берегини – тонкое, изящно вылепленное, красоты необыкновенной, с черными глазами, окруженное волнами черных волос…
– Это портрет моей жены Анны, – с мягкой улыбкой в голосе сказал Манихин, и Александр сконфуженно поднял на него глаза. – Работа Марины. Она великолепный керамист. Если вы ей понравитесь, она и вам сделает такую же красотищу с портретом вашей любимой женщины. Если таковая женщина имеется, конечно.
– Такой женщины… пока еще нет, – признался Александр, изо всех сил стараясь не покраснеть.
Значит, вот она какова, та темноволосая, стройная, с тревожным голосом. Любимая женщина «бронзовой маски». Его жену зовут Анна. Любит ли она Манихина, интересно знать? Такого жуткого, такого… А как к нему относится Марина? Что за отношения связывают этих троих?
Секундочку, добрый доктор Меншиков! А позвольте осведомиться, какое до всего этого ваше, пардон, собачье дело? Не лучше ли вернуться к гораздо более безопасной теме – насчет гиперарсеникума?
– Так как вы, Петр Федорович, к этой версии относитесь?
– А вы? – вприщур глянул на него Манихин.
– Э-э… Как бы это поточнее выразиться… с изумлением, – решительно сказал Александр. – Оно конечно, наука имеет много загадок, да и в вопросах патологической токсикологии я совершенно не специалист, а все-таки – отношусь с изумлением.
– Грубо говоря, вы считаете эту версию туфтой? – спокойно расставил точки над «i» Манихин.
Александр дипломатично пожал плечами. Есть многое на свете, друг Гораций, что и не снилось нашим мудрецам, и все такое прочее. Однако же… гиперарсеникум… это, воля ваша, господа, как-то крутовато!
– А почему, собственно? – не унимался Манихин. – Ведь меня никто не травит. Мои домашние едят ту же пищу, что и я. Кстати, как правило, готовлю я сам, я очень люблю готовить. Кроме того, в этом доме живут самые близкие мне люди, которым я вполне доверяю. Моя жена, с которой мы вместе двадцать лет, с которой прорвались друг к другу через такие препятствия, что и в страшном сне не приснятся. Парень, которому я спас жизнь. – Он неопределенно мотнул головой, но нетрудно было догадаться, что имеется в виду Серега. – И девушка, которая дважды спасла жизнь мне. Понимаете? И все-таки…
– И все-таки вы не очень-то верите в этот самый гиперарсеникум?
– Я не знаю, во что я верю или не верю, – сказал Манихин. – Знаю одно: я раньше не был таким. Я хочу избавиться от этого, понимаете?
– Еще бы! Но как? Унитиол, я так понял, пробовали?
– Говорю же, я пробовал все, что можно и нельзя. Но картина усугубляется. Из моего дома удалены все зеркала, но я представляю, какое у меня лицо. И когда я думаю об этом – а думаю я об этом постоянно! – у меня возникает одно-единственное желание. Догадываетесь, какое?
Александр кивнул, не поднимая глаз. У него бы, наверное, возникло такое же самое желание, если бы судьба его так заклеймила…
И вдруг мелькнуло страшное подозрение. Он ведь до сих пор не знает и не понимает, зачем его позвал к себе этот странный, страшный и несчастный человек. А что, если Манихин хочет купить врача… вернее, купить у врача… средство, которое поможет ему быстро развязаться? В этом и заключается для него понятие помощи?
Ну, коли так, «бронзовая маска» дал маху. Сделал ставку не на того человека! Здесь нужен тот добрый доктор, который ратует за эвтаназию, а не доктор Меншиков.
В таком случае не пора ли задать главный вопрос, дать решительный ответ – и убраться восвояси?
– Петр Федорович, почему вы меня сюда позвали?
Тот поднялся с кресла, медленно прошел к высокому, во всю стену, стояку, на котором в причудливом беспорядке были расставлены горшки и ящики с самыми разнообразными цветами. Взял красивый глиняный кувшин, попробовал пальцем воду, начал поливать растения, порою разминая землю пальцем.
Обернулся к Александру:
– Вы удивлены? Я почему-то всегда особенно любил домашние цветы. Не садовые, они обыкновенны, а этих вот затворников. Может быть, предчувствовал, что и сам сделаюсь когда-нибудь затворником? Общение с ними меня неведомым образом утешает, ну, не то чтобы совсем утешает, но успокаивает.
Поболтал в кувшине испачканными землей пальцами, обтер руки тряпицей, засунутой сбоку стеллажа; постоял молча, глядя на зубчатые, лапчатые, перистые листья; потом заговорил:
– Вы спрашиваете, почему я вас позвал? Ну, если честно… вы не поймете, ни за что не поймете… но когда я увидел вас там, на берегу… Да не смотрите так, я же говорю, вы не поймете. А объяснить это я не могу. И не хочу.
– Да я не про то, – отмахнулся Александр. – Я про другое. Почему, вернее, зачем вы позвали меня?
Темные губы дрогнули, ослепительно светлые глаза прямо взглянули в глаза Александра.
– На этот вопрос я отвечу. Я хочу сделать вам одно предложение. Я дам вам десять тысяч долларов. А вы… вы съездите на Дальний Восток. Это последнее средство спасти меня. Спасти мое лицо. Спасти мою жизнь…