Все права защищены. Воспроизведение всей книги или любой ее части любыми средствами и в какой-либо форме, в том числе в сети Интернет, запрещается без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Демидов А. Г., 2013
Глава 1
Дождь не унимался, молотил по зонтам, беззащитным спинам прохожих, вздувал на лужах большие пузыри, стучал по стеклам проезжающих автомобилей. В неровном свете только что зажегшихся фонарей метались промокшие голуби. Они пытались найти укрытие от косых струй дождевой воды в огромных серо-алюминиевых буквах «Слава народам СССР». Птицы бестолково хлопали крыльями и сновали над головами завязших в непогоде усталых людей… Безликая толпа горожан бесконечной вереницей выходила из метро, которое провожало их ледяным сквозняком, остервенело рвущимся из темных тоннелей и тусклых мраморных вестибюлей. Окна облезлых панельных зданий светились разноцветными кухонными плафонами и бросали свои вытянутые отображения на мокрый, лоснящийся асфальт около козырька автобусной остановки. Под ним толпились хмурые, угрюмые граждане с авоськами, портфелями, спортивными сумками, просто кульками. Люди стояли, втянув головы в плечи, вывернув шеи в сторону поворота, из-за которого должен был показаться долгожданный автобус. В воздухе на остановке ощущался тяжелый дух винного перегара, исходившего от прапорщика со стройбатовскими петлицами на шинели. Он стоял под дождем и пытался прикурить отсыревшую папиросу. Рядом скучали три очень похожие друг на друга старушки. У всех троих были одинаковые клеенчатые сумки на каталках, с опорными трубками на нижних торцах, которые чем-то смахивали на станковые пулеметы времен Первой мировой войны. Они, будто пулеметными лентами, были доверху набиты зеленоватыми сморщенными сосисками. Стоящий рядом молодой человек в поношенной серой куртке и самопальных джинсах, из-под которых выглядывали тупые носки туристских ботинок, нетерпеливо смотрел на раскачивающиеся стеклянные двери метро. Выходя из них, люди хлопали зонтами и поднимали воротники, готовясь вступить под дождь.
Неожиданно из общей толпы выскочил худощавый паренек со спортивной сумкой наперевес и букетом изможденных гвоздик в руках. Он набросил брезентовый капюшон на всклокоченную голову и понесся через лужи. Молодой человек, стоящий на остановке, окликнул его:
– Олег! Я здесь!
Бегущий замедлил движение, вертя головой:
– Денис! Алешин? Ты где?
– Да здесь я. Здесь, товарищ Козырев… – Молодой человек накрыл голову прошлогодним журналом «Новый мир» и шагнул под непрекращающийся дождь. Они пожали друг другу руки.
– Автобуса давно нет? – спросил Олег, глубже натягивая капюшон на свою голову.
– Давно. И, видимо, не предвидится…
Стоящие на остановке, услышав это пессимистичное замечание, злобно покосились на парней. Женщина с авоськой, полной мелких уцененных яблок, даже тоскливо вздохнула. Зябко поеживаясь под этими взглядами, Олег уныло спросил:
– А что же делать?
– Ты, Олег, как Чернышевский. Ставишь просто неразрешимые вопросы…
Алешин дернул плечами. Несколько дождевых капель попали ему за воротник. Оглядевшись, он направился к невысокой оградке, перелез через нее и оказался на проезжей части. Олег двинулся следом, но тут из-за поворота торжественно выехал автобус. Стоящие на остановке победно посмотрели вслед отошедшим, перегруппировались, напряженно застыли и приготовились брать штурмом «Икарус».
Но тот, весь утыканный красно-зелеными огоньками, блестя мерседесовским кружочком, содранным с какой-то несчастной посольской машины, прокатил мимо них. В салоне покатывались со смеху две размалеванные девицы в телогрейках. Они махали руками, корчили рожи, курили. Ошарашенная остановка взорвалась негодованием. Прапорщик метнул в удаляющиеся огни свой чемоданчик. Кейс от удара о бампер раскрылся, в лужу посыпались сплюснутые рулоны туалетной бумаги и пакет не то с сыром, не то с оконной замазкой…
Тем временем Олег догнал Алешина на другой стороне дороги:
– Видал, какие девочки проехали? Нам бы тоже кого-нибудь прихватить. Я обещал Катьке, что приду с компанией. А помнишь вчера, та девчонка на «Новослободской», чуть на нас не клюнула.
– Да господь с тобой, – отмахнулся Алешин, – она вся в «кожу» была одета и смотрела на тебя будто куклуксклановец на цветного, а ты все про погоду болтал, про Пикассо. Ее сапоги знаешь сколько стоят? Как твой ящик. У тебя какой телевизор?
– Черно-белый. «Темп».
– Ну, значит, как два твоих ящика…
Они свернули на другую улицу. Дождь усилился. Сквозь его пелену тускло проглядывали сигнальные огоньки Останкинской телебашни. Мимо медленно проехала поливальная машина. Упругие пенящиеся струи хлестали асфальт, сметали дождевые лужи и тут же занимали их место. Водитель бессмысленными глазами следил за «дворниками», мотающимися по лобовому стеклу, и вялыми движениями подправлял руль. «Поливалка», поднимая облако брызг и желтой, опавшей листвы, развернулась посреди улицы, не обращая внимания на гудки торопящихся легковушек, и покатила в обратную сторону.
Редкие прохожие, испуганно прижавшись к сырым стенам домов, закрылись зонтами и сумками.
Алешин обреченно поддернул промоченные брюки, пожал плечами:
– Странная машина. В дождь поливает…
– Да, сегодня вечером прет сплошной сюр. Сюрреализм… Слушай, Денис, а откуда ты узнал, как надо идти от остановки, ты ведь никогда у Кати не был? Ты же ее едва знаешь…
– Ошибаешься, браток. Я с ней якшаюсь уже пять лет, и у нее от меня уже три ребенка. Все слушатели Суворовских училищ, между прочим.
– Ты что, шутишь?
– Почти.
– То есть как?!
– Дорогой товарищ-мавр Отелло, как писарь батальона пластунов генерала Улагая заявляю: я шел в этом направлении исключительно потому, что ваше превосходительство меня не останавливало. «Эрго», как говорят народы Полинезии, что в переводе с латинского означает «следовательно». Так вот, следовательно, я ее знаю настолько, насколько могут знать друг друга студенты, которые учатся в одном институте, по одной специальности, но в разных группах. Устраивает вас… такой вариант? Сэ-э-эр.
– Угу…
– Чудесно!
Неожиданно из темноты переулка вынырнула «Волга» с частным номером. Олег шарахнулся в сторону, зацепился носком за выбоину в мостовой и рухнул на чугунную решетку ливневого стока в мутную воду неопределенного цвета. Машина резко затормозила. Пронзительно завизжали тормоза, и бампер почти уткнулся в колено Дениса. Он, нервно покусывая губу, обошел «Волгу», помог Олегу подняться, и они быстро двинулись в переулок. Водитель, седой мужчина, некоторое время отходил от шока, уткнувшись лбом в рулевую баранку. Наконец он вытер холодный пот и высунулся над опущенным стеклом:
– Придурки! Разуйте зенки… Уроды! Вашу мать!
Денис резко обернулся:
– Когда не дает жена, нужно ездить осторожнее. А что поменял колодки на передних колесах, хвалю. Auf wiedersehen, mein lieber Freund!
Мужчина поперхнулся, будто проглотил кость, и поспешно вырулил на освещенную улицу. Видно было, как он украдкой оглядывался, перед тем как скрыться из вида.
Олег изумленно усмехнулся:
– Да, здорово ты его отшил. Без мата, без крика. Культурненько. Но постой…
– Стою. Кстати, нам еще долго топать? – Денис свернул трубочкой окончательно раскисший «Новый мир», посмотрел на него и с раздражением выкинул.
– Да нет… подожди… Так ты, выходит, знал, что он колодки поменял?
Алешин как-то странно посмотрел на Олега, вздохнул и вместо ответа стал отряхивать его залепленную грязью одежду.
– Гляди, как ты здорово вывалялся. Настоящий колхозник в разгаре работы в авгиевых конюшнях.
– Ой, да. Как же я теперь пойду. Я весь в г… не.
– Ну и что? На твоих «танковых чехлах» этого г… на не видать. Совпадает с общим фоном. Пошли, я уже утомился бродить по этим трущобам.
– Тебе хорошо. Ты сухой. А я весь мокрый, липкий. С меня, наверное, в прихожей капать будет. Вот позор-то…
– Ничего, перетерпишь. В армии, что ли, не служил?
– Ну и не служил…
– Да я и без тебя знаю.
– Все-то ты знаешь. Но я же не виноват, что из нашего института не берут.
– Виновен, виновен и еще раз виновен, – Алешин рассмеялся, – ты был просто обязан уйти в армию сам и добиться, чтобы за тобой сорвались все остальные, включая девочек, профессорский состав, бабушек-гардеробщиц и дедушек-вахтеров. Тебе нет оправдания.
– Ты что, серьезно?
– Конечно. Вот мои дети, слушатели Нахимовского училища…
– Э-э…
– Секундочку. – Денис протиснулся между дурно пахнущими мусорными баками и оказался в гулкой подворотне. Под ногами заскользили гнилые корки сентябрьских арбузов.
Козырев догнал его, поскользнулся на вязкой склизе, поморщился и зажал пальцами нос:
– Я что-то тебя никак не пойму…
Денис схватил Олега за ремешок сумки, заглянул в лицо, слабо освещенное горевшими во дворе окнами:
– Да что с тобой? Ты реагируешь как дерево на любой юмор, сложнее анекдота про Штирлица: «Штирлиц выстрелил в упор – упор упал». Ты что, неравнодушен к этой даме, к которой мы держим путь?
– Очень даже равнодушен. Ни разу ее не вспомнил, пока шли…
– Ну и хорошо, не дуйся, брат!
– Мы разве братья?
– Вот зануда! – Денис досадливо взмахнул руками. – Все люди по Адаму и Еве братья и сестры. И мы тоже. Уловил? Ну ладно, баста «кози», как говорят жители Чукотки, что в переводе с итальянского означает «хватит». Хватит, значит, занудствовать. Пришли, что ли?
– Угу…
Они быстро пересекли двор и начали подниматься по выщербленным, протертым ступенькам.
В подъезде оказалось абсолютно темно, хоть глаз выколи. В воздухе витали запахи плесени и густой пыли. Олег чихал и вполголоса чертыхался на свою мокрую одежду. Денис медленно переставлял ноги, ощущая, как от кончиков пальцев ползет к голове и ширится тяжелая, покалывающая малюсенькими иголочками «волна». Через мгновение у него в висках упруго застучал пульс.
– Опять усиливается… – прошептал он.
– Что ты шепчешь? Что усиливается? – Олег дернул Дениса за рукав.
– Ничего… – Алешин в раздумье остановился у одной из дверей, обшитой грубым дерматином.
– Вот в этой квартире вчера сдохла собака, – неожиданно прошептал он.
– Тьфу ты! – Козырев раздраженно плюнул себе под ноги. Денис же весь напрягся, остановился, загоняя разрастающееся «ощущение» вглубь, подавляя его диким напряжением воли. На лбу выступила испарина, мелко застучали зубы. Он до боли прикусил язык, перед глазами вспыхнули искры. Вроде подействовало. «Волна» откатила обратно, оставляя за собой щемящее чувство пустоты, напоминая о себе легким покалыванием под сердцем. Денис дрожащими пальцами выудил из куртки мятую пачку «Примы», полез в нее, но та порвалась, и сигареты веером раскатились по ступеням. Одну он все же уцепил. Сверху послышался голос Олега:
– Эй ты, что там застрял. Иди сюда.
– Сейчас, только прикурю.
– Да здесь покуришь!
Алешин стал искать спички, не нашел и со вздохом сунул сигарету за ухо. Шагая вверх, еще раз прислушался к себе. Кажется, внутри все утихло. Он облегченно расслабился и взглянул вверх. Олег уже стоял на площадке четвертого этажа, перегнувшись через перила:
– Смотри, какая лампочка.
Тусклая лампочка без плафона неровно мигала, на доли секунды освещая облупленные стены и выбитую плитку на полу. Алешин с усилием улыбнулся:
– Лампочка трахается со своим патроном. Шефом, так сказать.
– Тьфу ты. Опять твои шуточки…
Денис озабоченно пошевелил припухшим языком:
– Не плюйся. Видишь, какая чудная романтическая ночь… Сейчас свою Катюшу увидишь. Звони. Вот, наверное, ее квартира…
Дверь долго не открывалась. Звонок жалобно дребезжал, заглушаемый энергичной музыкой, бушующей внутри. Наконец им открыли. Алешин поморщился. На пороге стоял парень с длинными лоснящимися волосами, перехваченными вышитой тесемочкой. На еще никогда не бритой физиономии хаотично торчали клочки черной щетины.
Он посмотрел сквозь вошедших и исчез на кухне. В узкой прихожей, заваленной одеждой, обувью и сумками гостей, мерцала лампочка. Из-под желтого абажура она высвечивала поблекшие обои, вспученный паркет и протертый половичок. Олег ошарашенно оглядел кучу вещей:
– А я думал, нас будет человек пять, от силы…
Алешин усмехнулся, стащил туристские ботинки, куртку, наконец закурил «Приму» и стал с тоской наблюдать за приятелем, который, вынув из сумки нечеткую копию «Жука в муравейнике» Стругацких, смущенно поправлял целлофан на квелом букетике. Денис почти физически ощутил, как промокшие штаны прилипают к коленкам Олега, как неловко тот себя чувствует, как роятся варианты первой фразы в его голове…
Из полутемной комнаты, где смотрели телевизор, вынырнула крупная девушка с потным, блестящим лицом.
Она холодно взглянула на штопаные носки Алешина и проследовала на кухню, чиркнув по дверному косяку громадным задом, затянутым в джинсы.
– Та-а-ак… – Смущенный Олег вымученно улыбнулся и подался вперед. Ему навстречу из кухни снова появилась девушка с потным лицом. Пронесла мимо Олега тарелку с куском бисквитного торта и скрылась в комнате, где смотрели кино. Денис взглянул на приятеля, которого пробирала дрожь. Да… такого убитого взгляда он давно у него не видел.
Затянувшись последний раз, Алешин забычковал сигарету о металлическую ручку туалетной двери и машинально кинул в чей-то красный сапог. Затем решительно распахнул дверь и вошел на кухню:
– Катюш, поди, на пять секунд!
Она действительно была здесь. Крутила колки гитары, ловко ее подстраивая. Музыка в соседней комнате стихла – видимо, меняли кассету. В неожиданно прорвавшейся тишине печально задребезжала лопнувшей обмоткой басовая струна.
Рядом с Катей сидел парень в рубахе цвета хаки, расшитой шевронами, лычками со множеством погонных звездочек и годовых курсантских нашивок. Он нагло поглядывал вокруг, поглаживая при этом хозяйку по спине. За столом сидело еще несколько человек, в том числе тип, который отворял входную дверь. Все они вяло жевали остатки курицы и делали коктейли. В спирт «молодцы» примешивали «Тархун» и оценивающе взбалтывали ядовито-зеленое пойло.
Катя посмотрела на Дениса, поправила бретельку лифчика и нерешительно поднялась, передавая гитару дружку. Тот сделал «проницательное» лицо и развязно промямлил:
– А ты кто?
Еле сдерживая непонятно откуда подступившую ярость и раздражение, Денис, немного манерничая и передразнивая спросившего, ответил:
– Я кореец туркменского происхождения Шу-У Ким.
Парень озадаченно взял паузу. Катя же, осторожно обойдя Шу-У Кима, увидела в прихожей поникшего Козырева.
– Привет, Олежка. Что опоздал?
– Почему опоздал? Ты же сказала – ровно. А сейчас без трех минут… – Олег судорожным движением сунул ей в руки цветы и книжную копию: – С днем рождения тебя…
– Спасибочки. А что твой дружок, кореец с голубыми глазами, мне ничего не подарит?
– Я подарю, подарю. Только позже. Если ты захочешь… – жестко и нагло сказал Денис. Однако при этом он покраснел, чувствуя, как ее любопытный взгляд скользит по его широкой груди, мощным бедрам и выпуклым ягодицам, отражающимся в пыльном зеркале прихожей.
Пауза несколько затянулась. Наконец Олег запинаясь вымолвил:
– Знакомьтесь. Это мой школьный друг Денис Алешин. А это Катя, моя давняя знакомая. Хотя… вы, наверное, знаете друг друга?
– Ой, так ты не кореец. Кто бы мог подумать! Ай-ай-ай, конечно знаем мы тебя: студент, который ни на одной лекции еще до конца не досидел, верно, а? – Она засмеялась и положила подарки на кучу сумок. Гвоздики зашуршали мятым целлофаном и съехали на грязный паркет. Олег нагнулся, но Денис схватил его за руку:
– Это теперь не твои цветы. Не трогай!
Девушка фыркнула и, прислонившись к стене, случайно нажала на клавишу выключателя. Олег злобно отмахнулся от Дениса и положил цветы на место. Тот лишь покачал головой и направился в комнату, где работал телевизор. Хозяйка, неоправданно долго нашаривая выключатель, не посторонилась, и он проехался плечом по ее выставленным грудям. Она улыбнулась, включила свет, приподняла край обтягивающей желтой юбки и стала подтягивать колготки. Олег жадно следил за движениями красных ноготков, проворно цепляющих черный нейлон.
Катя поймала восхищенный взгляд, выпрямилась, поправила прическу и кокетливо спросила, глядя Козыреву прямо в глаза:
– Олежек, умница, ты мне не откажешь?
– Ни за что на свете!
– Леша свернул кран в ванной. Беспрерывно хлещет горячая вода. Брызгает на пол. Там уже целый потоп. Сделай с этим что-нибудь. А то послезавтра вернутся предки… «Фазер» будет метать молнии. Инструменты ты знаешь где. Ты ведь не подведешь меня? Правда? – Она потрепала его по щеке.
– Конечно!
Оставив Олега, Катя побежала на кухню, быстро сделала растворимый кофе и понесла в комнату, прихватив заодно тарелку с пирожными. Парень с нашивками схватил ее за юбку, но девушка дернула бедрами:
– Успокойся, у тебя никто ничего не отнимает…
Волосатый, морщась от проглоченного зеленого коктейля, резонно заметил:
– Это при условии, если псевдокореец не поддастся на чары. Правда, гвардеец?
«Нашивки» злобно обернулись, закусили губу и, в упор смотря на Катю, прошипели:
– Я его моментально урою…
Девушка в ответ презрительно усмехнулась:
– Сурков Алексей – вот за что я тебя недолюбливаю, так это за беспочвенные заявления…
– Посмотрим…
Катя ничего не ответила и зашла в комнату, где смотрели телевизор.
Шла третья серия «Место встречи изменить нельзя». Жеглов как раз поймал в Большом театре Ручечника и раскручивал его. Хозяйка прошла между сидящими на полу и на стульях гостями, в поисках Алешина. С тарелки кто-то схватил безе, засмеялся. Она с досады пнула смеявшегося идиотским смехом пьяного парня и наконец увидела Дениса.
Он сидел под торшером, листал взятую со стеллажа книгу, посматривая краем глаза на экран. Катя поставила чашку и оставшиеся пирожные на журнальный столик, села рядом в глубокое, мягкое кресло, заложила ногу на ногу:
– Угощайся, кореец.
Тот взглянул на нее, задержался на трусиках, выглядывающих из-под задравшейся юбки, усмехнулся:
– Если б я мог предвидеть такой прием, то пришел бы на день раньше или на день позже.
Она неожиданно покраснела. Поправила юбку:
– Чего читаешь?
– Ремарка.
– Три мушкетера?
– Почти. «Трех товарищей»
– Да, да. Я это и имела в виду. Если хочешь, возьми ее.
– Нет, спасибо, у меня есть. К тому же это довольно пошлый повод снова встретиться.
Она опять покраснела:
– Ну ладно, ладно, кореец. Ты пей кофе, оно уже остыло…
Алешин отхлебнул из чашки:
– Вот именно что «оно». А что ты крутишь с Олегом? Он же тебе безразличен.
– Так, по старой памяти. Долго ходил за мной, звонил, плакался, но это не мой вариант.
– А кто твой вариант, если не секрет? Тот парень-милитарист, грудь в орденах, задница в шрамах?
– Сурков, что ли, Леха? – Катя покачала головой. – Да он немного пришибленный. Его даже в армию не взяли. Четыре операции на желудок. Отец умер год назад. В Чернобыле саркофаг строил…
– А у парня что, язва?
– Точно. Есть почти ничего нельзя. Кроме того, он…
– Импотент?
– Точно… А ты откуда знаешь?
– А ты откуда?
Катя поперхнулась пирожным, закашлялась. Хотела вскочить, но Денис, положив ладонь ей на колено, остановил ее:
– Не придавай значения моим словам… Я просто предположил, что его папаша нахапал в зоне «звонящих» радиоактивных вещичек. Ну, там, магнитофонов, мясорубок, шмоток, может быть машину и привез сюда, дав на лапу дезинфекторам. А мальчик-то с ним в одной квартире жил, да и на машинке катался.
– Да, у них «Волга». Черная. Вон на улице стоит.
– Не советую тебе в ней ездить без свинцовых трусиков, можно потерять радость жизни. Машина, наверное, излучает как боеголовка СС-20.
– Ага, понятно. – Катя разочарованно убрала руку Алешина со своего колена. – Завидуешь, значит?
– Кому? – Денис опять положил свою руку на то же место. – Медленно умирающему водителю черной «Волги», который смотрит радиоактивный видеомагнитофон и спит на чернобыльских пуховых подушках? Вот уж нет.
– Значит, тому, что Сурков со мной.
– А он и не с тобой.
– Слушай, откуда ты все знаешь? – Теперь Катя взяла руку Алешина в свою и крепко сжала. – Ты что, нами интересовался?
– Нет, я про вас кино смотрел. Документальное.
– Да? Как интересно.
Она цокнула языком и кисло улыбнулась:
– Куришь, кореец?
– Балуюсь…
– Кури, кури. Можешь здесь. Сигареты есть?
– В куртке.
– Понятно.
Катя приподнялась на подлокотниках:
– Леня, Неелов… Поди сюда.
От экрана оторвался здоровяк с туповатой, но лукавой физиономией, подошел, подергивая затекшими ногами, и навис над девушкой:
– Что прикажете-с?
– Не паясничай. Дай вон Денисику закурить.
– Прошу-с. – Леня протянул пачку лицензионного «Мальборо», пряча под ладонью русскую надпись «Минздрав СССР предупреждает: курение опасно для вашего здоровья».
Алешин взял галантно выдвинутую сигаретку и выжидательно уставился на здоровяка. Тот хмыкнул, извлек из кармана вельветовых штанов зажигалку и наставительно сказал:
– У мужчины всегда должны быть с собой спички и другие элементы джентльменского набора.
– Ну, значит, я не настоящий мужчина, а игрушечный. – Алешин, прикуривая, усмехнулся. Дениса взбесил этот туповатый парень, который, казалось, уже был готов распространяться о чем-то важном, распирающем его изнутри. И действительно, парень присел на ковер рядом с креслом девушки, покосился на красивую линию ее голени, закурил и начал неспешное повествование:
– Вот, Катюша, наконец представилась возможность спокойно пообщаться.
– Да, да, ты расскажи, как там твои туристические автобусы, битком набитые иностранцами, ночные поездки по «матушке Москве-реке», непринужденный треп и ты в качестве гида? Это, наверное, просто чудесно? – Девушка заговорщицки подмигнула Алешину, но тот будто и не заметил. Он массировал себе висок, пепел сыпался на его полосатый свитер ручной вязки. Катя схватила толстый рукав свитера и капризно потянула руку Алешина на себя. Денис, рассеянно улыбнувшись, мягко высвободился.
Неелов же тем временем уже распространялся о том, что он теперь никакой не гид, а дилер конторы по продаже бытовых компьютеров. И как он в качестве этого дилера ездил в командировку в Армению. Особенно подробно он описал свой поход в ереванское кафе. Вот он светлый, высокий, весь такой русский, зашел в душное помещение, где было полно маленьких, черненьких армян, и, подойдя к стойке бара, скромно спросил по-русски чего-нибудь попить. И как он на секунду отвернулся, оглядывая затаившихся, враждебно настроенных людей, а повернувшись, увидел летящую в свою голову бутылку из-под шампанского. Естественно, успел пригнуться и, элегантно раскидав насевших коварных кавказцев, вырвался и побежал к гостинице. Те понеслись за ним кричащей, кровожадной толпой, которая по дороге обрастала все новыми и новыми мстителями. А он, дав швейцару полтинник и попросив не говорить, в каком номере остановился гость из Москвы, укрылся в комнате. Как потом ему пришлось всю ночь дежурить у своей двери, сжимая рукоятку ножа. Но все, конечно же, закончилось благополучно. Видимо, разъяренных армян остановил мужественный швейцар, или у кипящих жаждой мести ереванцев не нашлось достаточной суммы денег, чтобы перекрыть щедрые пятьдесят рублей Лени, или им вдруг очень захотелось спать и они заснули прямо у входа… Так или иначе, Леня спокойно покинул Ереван и теперь должен поехать в Среднюю Азию, где, по его словам, еще сильнее не любят русских, особенно таких, как он.
Катя постоянно поддакивала Неелову, улыбаясь уголками губ и теребя за руку своего нового гостя, который все больше и больше мрачнел. Наконец Леня, довольный произведенным эффектом, покинул их.
Катя некоторое время сидела молча, ковыряя красным ноготком обивку кресла и поглядывая на Алешина, который все больше менялся в лице, бледнел и мрачнел. А когда она открыла рот, Денис уже смотрел ей в глаза и, казалось, был готов ответить без ее вопроса. Девушка смутилась, но, тряхнув длинными волосами, прошептала ему в самое ухо:
– Что ты заскучал, может, пойдем потанцуем? Или, если хочешь, сходим к моей подруге. Она живет этажом ниже и сейчас готовится к контрольной по какому-то там исчислению. У нее видео есть. Мы ее прогоним на кухню, а сами посмотрим что-нибудь из комедий или ужасов. Идет?
– Нет, мне нужно уйти… Придется.
Он резко поднялся, отбросил книгу и вышел, перешагнув через ноги, которые она вытянула на его пути.
Дверь в ванную была приоткрыта. Там над краном склонился Олег, клацая о прижимную гайку разводным ключом. Вокруг на кафельном полу валялись пакля, старые вентили, тюбики и пластмассовые баночки шампуня, выпавшие из открытого шкафчика. Алешин прошел мимо, к туалету, напоминающему пенал. Закрыл унитаз крышкой и сел, обхватив голову руками. Но это не помогло…
В мозгу отчетливо звучало все, о чем говорили в комнатах и на кухне. Он слышал обрывки фраз то складные, то в виде разрозненных восклицаний.
Это были мысли.
Чужие мысли.
Их мысли.
Мысли оставшихся за дверью туалета.
Становилось страшно. Все тело ломило и покалывало.
«Волна» подкралась незаметно, пока он разговаривал с девушкой, усыпленный мягким светом торшера и ее удивленно-восторженными глазами. Он знал, что теперь ему не справиться с миллиардом маленьких иголочек. Что теперь остается только одно – бегство. Иначе предстоит безумный вечер, когда он будет знать все. что сейчас скажет собеседник, и все, что он при этом подумает про него или про других. И ему, Алешину, придется улыбаться или делать безразличное лицо, когда в его мозг будут врываться чьи-то завистливые выкрики, похотливые суждения и желания, дурацкие размышления и гнусные замыслы, перемешанные с пьяным бредом, полусонными галлюцинациями и видениями уснувших.
Он уже не сопротивлялся, и боли не было. Она вспыхивала, лишь когда воля начинала подавлять роящийся в его мозгу клубок чужих мыслей. И чем сильнее было противодействие, тем яростнее и беспощаднее разгоралась боль. Все, что ему нужно было сейчас, – так это забиться в какой-нибудь подвал или на чердак или примоститься на скамеечке в пустынном сквере.
Он уже знал, что железобетонные стены многоэтажек от чужих мыслей спасали лучше, чем старые кирпичные стены. Вибрация вагона метро была предпочтительней мягкого движения автобуса. А такси – наиболее выгодным для него транспортом. Водитель чаще всего был занят дорогой, реже деньгами или ногами какой-нибудь женщины на тротуаре. Других мыслей у него, как правило, не наблюдалось. Но все-таки самым лучшим местом был мост. На его спине не задерживались пешеходы, гонимые промозглым речным ветром. По нему быстро проносились машины и поезда метро. Только на мосту через Москва-реку Денис мог остановиться и прийти в себя.
Прийти в себя и осознать, что о себе он не знает ничего…
Он пробовал заливать водкой эти «всплески», этот «инфослой», эти «волны потока инородного сознания». Но сонм чужих мыслей превращался тогда в бездонные кошмары и его руки тянулись к лезвию бритвы, ноги приносили тело к распахнутым настежь окнам, а голова искала острые углы. После нескольких таких попыток, со вскрытыми венами, разбитым о бетон черепом и полумертвыми от ужаса родными, он совсем перестал пить спиртное.
Мосты. Лишь на мостах было спасение. Стоять у перил, смотреть на черную воду Москвы-реки и не думать ни о чем.
И поэтому, слив воду из бачка, чтобы не вызывать подозрение долгим пребыванием в туалете, он твердо решил сейчас же пойти на большой каменный мост у Кремля, на котором в это время и в эту погоду нет ни одной живой души. И только его гранитные опоры жалуются на свою жизнь холодной осенней реке.
Алешин резко распахнул дверцу и услышал, как кто-то отлетел от нее, повалился на вешалки и сполз на пол, увлекая за собой куртки и шарфы. Это был Леха Сурков, «импотент», сын умершего от облучения чернобыльца. Денис нацепил куртку, надел ботинки и быстро их зашнуровал. Сурков в это время поднялся и хмуро преградил ему дорогу к двери. Из кухни высунулось несколько любопытных физиономий. В ванной по-прежнему звякал ключами Олег. Леха стоял перед Денисом, широко расставив ноги. Через его могучие плечи смешно свисал чей-то цветастый платок с длинными кистями.
– Отстань от Катьки, ты, весельчак, а то убью!
– Брось дурить. Я не собираюсь ее насиловать. – Дениса охватил приступ ярости и раскаленного бешенства. Он стянул платок с плеч Суркова и кинул его, метясь противнику в лицо. Но платок закачался на плафоне светильника. «Импотент» грозно двинулся вперед. Алешин опередил его, толкнув Суркова обратно на кучу упавших вещей, двинулся к выходу и случайно наступил рифленым каблуком на кисть лежащего. «Импотент» истошно закричал. Денис металлически щелкнув собачкой замка, с силой захлопнул за собой дверь. Не оглядываясь, стремительно скатился вниз, оставив позади себя шквал проклятий и возмущенные крики хозяйки. Сердце колотилось. «Не хватало еще покалечить кого-нибудь. Вот будет фигня…»
…Он бежал, не обращая внимания на лужи и холодный дождь. Бежал к Большому Каменному мосту, до которого было много темных закоулков и проваленных в черноту ночи московских проспектов…