Вы здесь

Муртаза Мутаххари и Исламская революция в Иране. Глава 1. Жизнь и личность аятоллы Муртазы Мутаххари (1920-1979) (И. Р. Гибадуллин, 2017)

Глава 1

Жизнь и личность аятоллы Муртазы Мутаххари (1920-1979)

Исламская революция 1978-1979 гг. в Иране была подготовлена достаточно длительным периодом развития революционного движения, в течение которого разворачивалась деятельность таких выдающихся личностей, как аятолла Муртаза Мутаххари. Идеология Исламской революции вызревала в условиях напряженной политической борьбы этих людей против монархического режима. М. Мутаххари был сверстником новой иранской династии Пехлеви, и свыше пятидесяти лет пребывания у власти шахов Резы и его сына Мохаммада Резы Пехлеви почти совпали с годами жизни иранского богослова и революционера. Он относился к новой генерации шиитских религиозных деятелей, которая стала руководящей силой в иранском революционном движении 1960-1970-х гг. В жизненном пути М. Мутаххари выкристаллизовались основные черты этой генерации. Он стал главным выразителем исламской революционной идеологии и разработчиком основных идеологических доктрин шиитского духовенства. Политическая и интеллектуальная биография Мутаххари позволяет понять, как происходило становление идеологии Исламской революции в Иране в конкретно-исторических условиях, какие факторы повлияли на ход этого процесса и какую роль сыграла в нем личность самого М. Мутаххари.

1.1. Формирование личности М. Мутаххари и учеба в Куме (1920-1952)

Муртаза Мутаххари родился 3 февраля 1920 г. (13 бах-мана 1298 г. по солнечной хиджре) в маленьком городке Фариман, расположенном в 70 км к югу от священного для шиитов города Мешхед в провинции Хорасан. Эта часть Ирана считалась далекой окраиной, в значительной степени отстраненной от многих важных событий общественно-политической жизни. Мешхед как центр паломничества мусульман-шиитов к могиле восьмого непорочного Имама Али ар-Рида, похороненного неподалеку от древнего города Туе в 818 г., всегда был точкой притяжения религиозных деятелей и ученых-богословов со всех регионов проживания шиитской общины в мусульманском мире. Роль паломнического центра давала ему заметные преимущества, и город вдохнул новую жизнь в эту периферийную провинцию Ирана, имевшую богатую историю и пришедшую в упадок после утраты своего значения Великим шелковым путем, пролегавшим через земли Хорасана. В эпоху Сефевидов, когда шиизм уже стал государственной религией страны, Мешхед превратился в крупный город и средоточие религиозной жизни Ирана.

Соседство провинциального Фаримана с Мешхедом, который был ориентиром для каждого верующего мусульманина-шиита, сыграло определяющую роль в жизни Мутаххари, стремившегося к получению религиозного знания.

До 1945 г. Фариман фактически был неболыпиим селением, в котором изначально жили потомки тюрков-кочевников из войска Тимура. Во внешнем облике многих жителей города, в том числе отчасти и самого Мутаххари, проглядывают тюркские черты, обусловленные многовековым соседством персов и тюрков в Хорасане. Фариман получил статус города только в 1939 г., и тогда же был утвержден новый генеральный план застройки, предполагавший строительство городской инфраструктуры, а до этого Фариман оставался провинциальным иранским селением, жизнь в котором почти не менялась на протяжении столетий.

Дед Мортезы Мутаххари, религиозный деятель средней руки Молла Мохаммад Али, родился в городе Заболь в провинции Систан и получил образование в Мешхеде. Он был автором исторического произведения «Вакаи’ аль-айам» («События дней»), написанного наполовину на фарси, а наполовину – на арабском языке[1]. В 1879 г. Молла Мохаммад Али во время поездки остановился в Фаримане, в старинной мечети Зареин. Фариман тогда считался одним из пограничных форпостов и, как и другие населенные пункты Хорасана, часто подвергался набегам туркмен и кочевых узбеков. Власть в городе принадлежала местному хану, облагавшему население Фаримана всевозможными незаконными поборами.

Существует предание о том, как Молла Мохаммад Али, пользуясь авторитетом знатока шариата, вмешался в отношения между ханом и недовольными горожанами. Жители города уговорили Мохаммада Али, который был очень образованным и уважаемым по тем временам человеком, остаться в Фаримане и даже помогли ему перевезти все его вещи и семью в свой город[2].

К тому времени Мохаммад Али уже имел троих сыновей: Мехди, Мохсена и Мохаммада Хосейна, которому в момент переезда было около девяти лет. Два старших сына поселились отдельно от отца, а младший жил с родителями в Фаримане.

Отец Муртазы Мутаххари, Мохаммад Хосейн Мутаххари (ок. 1870 – 1972), пошел по стопам отца и в начале 1890-х гг. отправился в один из главных центров шиитской учености – город Ан-Наджаф в Ираке, где учился у выдающихся ученых того времени, в частности у Хадж Мирзы Али Ага Ширази. Затем он продолжил свое обучение в другом традиционном центре шиитского богословия – ас-Самарре. Он также провел некоторое время в Аравии и Египте.

Насколько известно, Мохаммад Хосейн Мутаххари не стал крупным ученым-богословом и по окончании своих странствий вернулся в Фариман. Он не оставил после себя великих трудов, однако писал религиозные стихи полемического характера, часть из которых сохранилась и представляет собой около тысячи изящных двустиший (бейтов)[3]. Также есть сведения о том, что он переписал красивым каллиграфическим почерком множество старинных книг (например, «Катр ан-нада» Ибн Хишама), имел обширную библиотеку. Однако больше всего он был известен даже не ученостью, а своей набожностью и аскетическим образом жизни. Поэтому, когда в 1925 г. Реза-шах Пехлеви провел через меджлис закон об обязательном ношении иранскими подданными фамилий, Мохаммад Хосейн получил фамилию по тому прозвищу, которое ему дали жители города – Мутаххари (от ар.-пер. мотаххар - «чистый», «очищенный»), что подразумевало его нравственную чистоту и искренность[4].

Фигура отца сыграла ключевую роль в формировании личности Мутаххари, его нравственного облика и жизненных устремлений. Именно отец заложил в нем основы глубокой религиозности, набожности и благочестия. Мутаххари всегда почтительно обращался к нему на «Вы», не жалел нежных слов в общении с ним, по заведенному в набожных семьях обычаю целовал ему руки в знак своей любви. Даже достигнув высот учености, Мутаххари считал своего отца идеалом в духовнонравственном отношении, видя в нем первого наставника. Известно следующее высказывание Мутаххари о своем отце: «Этот великий и благородный человек никогда не откладывает свой сон, вечером он ужинает, а через три часа ложится спать и просыпается как минимум за два часа до рассвета, читает вслух одну тридцатую часть Корана, а затем читает ночную молитву в удивительном спокойствии и самоотрешенности.

Сейчас идет примерно сотый год его жизни, и я ни разу не видел, чтобы у него был неспокойный сон. Не бывает ни ночи, как он не помянет в молитве своих родителей, ни ночи без того, чтобы вспомнить своих близких и родственников, и это духовное наслаждение он сохранил в своем состоянии»[5]. На протяжении всей своей жизни Мутаххари будет испытывать глубочайшую любовь и привязанность к своим родителям, а еженощные бдения, проводимые в молитвах и чтении Корана, станут нормой его повседневной жизни.

О детстве М. Мутаххари нам известно не так много. Как было сказано выше, Мутаххари рос в очень набожной и праведной семье, так что его детство прошло под сенью религии и высокой нравственности. Тем не менее этот период его жизни совпал с очень тяжелым временем для всего иранского общества, которое вступало в эпоху модернизации, принудительно насаждаемой сверху пришедшим к власти полковником казачьей бригады Реза-ханом, коронованным в 1925 г. под именем Реза-шаха Пехлеви (1925-1941).

С самого раннего детства М. Мутаххари демонстрировал неординарные способности и тягу к знаниям. Первые уроки преподавал ему отец, однако неутомимому сыну этого было недостаточно. По рассказам его родственников, в пятилетием возрасте Муртаза сам изъявил горячее желание посещать школу. Несколько раз его находили рано утром спящим с тетрадями и книгами возле дверей школы, так как он приходил туда еще затемно[6].

В 12 лет М. Мутаххари твердо решил, что будет изучать богословие, и в 1932 г. вместе со своим старшим братом Мохаммадом Таги поступил на учебу в богословскую семинарию («хоузе-йе эльмийе») Мешхеда, а именно – в медресе Абдал Хан, где изучал курс введения в богословские науки (могаддамат) и основы арабского языка. Во время обучения в Мешхеде он обнаружил в себе поразительные способности к религиозным наукам и жгучее желание совершенствовать свои познания. Как он вспоминал позднее, «в возрасте тринадцати лет во мне произошел внутренний переворот, и я обнаружил в себе удивительную чувствительность в отношении вопросов, связанных с познанием Аллаха. Вопросы, разумеется, соответствующие уровню моего интеллектуального развития в тот период, один за другим атаковали мое сознание»[7].

В круг его чтения уже тогда входили книги по философии, чтение которых требовало от простого семинариста хорошей предварительной подготовки. Ум юного М. Мутаххари был настолько пытлив, что он не мог удовлетвориться простым изучением предложенных ему предметов и стремился к вершинам научного знания, предвкушая изучение самых сложных, тончайших вопросов мусульманского богословия. Однако традиционная программа шиитской богословской семинарии предполагала длительное изучение специального вводного курса (могаддамат), необходимого для освоения арабского языка и базовых богословских дисциплин. М. Мутаххари с усердием постигал все науки богословского цикла, хотя их изучение не было для него самоцелью. Уже в столь раннем возрасте М. Мутаххари нашел ориентир своей жизни – он стремился к совершенству, путь к которому лежал через познание. Этот идеал человеческого совершенства, имевший мистический или метафизический оттенок (созвучный концепции совершенного человека «инсан аль-камиль» в исламской антропологии, которая получила развитие в идеях средневековых суфийских мыслителей), Мутаххари сохранил на протяжении всей жизни и впоследствии уделял этой теме значительное место в своих трудах и лекциях.

Стремление М. Мутаххари к совершенствованию в религиозном знании сочеталось с ярко выраженной потребностью в наставнике, обладающем искомыми качествами «совершенного человека» и способном не только дать нужные знания, но и «озарить светом душу». М. Мутаххари следующим образом описывает свое пребывание в семинарии Мешхеда: «В то время я не хотел тратить свободное от уроков и семинаров время на что-либо другое и считал пустой тратой времени размышление о чем-либо, пока не мог найти ответ на волновавший меня вопрос. Уроки по арабскому языку, фикху, усуль и логике я учил лишь с той целью, чтобы со временем подготовить себя для изучения идей великих философов по этим вопросам… Я помню, когда мне было от тринадцати до пятнадцати лет, среди всех ученых и преподавателей семинарии Мешхеда самым великим мне казался один человек, и я любил смотреть на его лицо, посещать его занятия, следить за выражениями его лица и движениями его рук, думая о том, как в один прекрасный день я смогу обучаться у него. Это был Ага Мирза Мехди Шахиди Разави. Мое желание так и не осуществилось. Потому что спустя некоторое время этот человек умер»[8].

Ага Мирза Мехди Шахиди Разави (ум. 1935) преподавал философию в семинарии Мешхеда и, по всеобщему признанию, обладал очень обширными познаниями в исламских науках, однако умер относительно молодым, не дожив и до сорока лет. Его отец Ага Бозорг Хаким (Мохаммад-Таги) Шахиди Разави (ум. 1936) был видным философом и богословом Мешхеда и, помимо всего прочего, был знаменит своим аскетизмом и духовным подвижничеством, пользовался славой святого и чудотворца.

Ага Бозорг Хаким Шахиди Разави умер вскоре после кончины своего талантливого сына. По словам М. Мутаххари, смерть обоих философов «повергла в траур весь Мешхед», и вместе с ними «погибли мудрость (хекмат) и философия»[9]. Действительно, со смертью этих двух выдающихся ученых Мешхед понес большую потерю, которая никем не могла быть восполнена, и это, среди прочих причин, впоследствии заставило Мутаххари искать свой идеал совершенства за пределами Мешхеда. К тому же в Мешхеде так и не сложилось самостоятельной школы исламской философии, и члены династии Шахиди Разави фактически были единственными выдающимися представителями этой традиции в Хорасане[10].

Говоря о философии, следует отметить, что имеется в виду традиционная исламская дисциплина, которая была известна как «божественная философия» (фальсафе-йе эляхи), или «мудрость» (хекмат, от ар. Хикма). Генетически она восходит к традиции мусульманских перипатетиков (машша’иййун) (Ибн Сина, ал-Фараби, Ибн Рушд и др.) и таким образом продолжает античную традицию философствования. В целом во всем мусульманском мире философия постепенно приходит в упадок по мере утверждения и институционализации суфизма, главным представителем которого был средневековый суннитский мыслитель имам Абу Хамид аль-Газали, непримиримый противник философии, автор труда «Тахафут аль-фалясифа». Однако в шиитской среде философия неожиданно получает новый импульс благодаря трудам Шейха Шихаб ад-Дина Сухраварди и Садр ад-Дина Ширази (Мулла Садра), которые совместили философию с традиционным исламским богословием (калам) и практическим мистицизмом, создав уникальный синтез этих, казалось бы, противоречащих друг другу доктрин, получивший известность под именем «школа озарения» (‘ишракиййа). Тем не менее подавляющее большинство шиитских улемов в течение долгого времени не признавали эту дисциплину, отрицая как ее интеллектуальные, так и мистические стороны, а сторонники данной дисциплины в разные периоды истории подвергались гонениям[11].

В Мешхеде сложилась весьма специфическая интеллектуальная атмосфера, отличавшая его от остальных центров шиитской учености, которая впоследствии станет питательной средой для утверждения идей противников философии и исламского мистицизма. Это найдет выражение в появлении так называемой Мешхедской школы, или «учения о разделении» (мактаб-е тафкик)[12], основанного Мирзой Мехди Исфахани (1886-1946), и деятельности общества Анджоман-е Ходжатийе[13], основанного в 1950-е гг. Шейхом Махмудом Хала-би. Еще во времена учебы М. Мутаххари в Мешхеде эта крайне реакционная тенденция усиливается и находит немало последователей[14].

Следует отдельно сказать и об общественно-политической обстановке, которая накладывала отпечаток на формирование Мутаххари. Пора юности Мутаххари проходила в годы наиболее активных реформ шаха Резы Пехлеви, имевших целью вытеснить религию и духовенство из всех сфер общественной жизни. Новые гражданский, уголовный и семейный кодексы лишили шиитское духовенство большинства привилегий в области судопроизводства и ограничили применение норм шариата в наиболее значимых сферах общественной жизни. Престиж духовного звания в иранском обществе падал, так что многие муллы были вынуждены зарабатывать себе на жизнь мирскими профессиями[15]. После посещения Турции в 1934 г., под впечатлением реформ Ататюрка, Реза-шах Пехлеви издает серию законов, целью которых было «разрушение религиозных традиций Ирана»[16]: запрет на чадру для женщин, обязательное ношение европейской одежды для мужчин. Начиная с этого времени шах вел войну с духовенством на истощение. Выступления ревностных сторонников шариата были потоплены в крови, подвергались репрессиям рядовые члены духовного сословия, организовывались убийства выдающихся деятелей из числа шиитских улемов. В июле 1935 г. произошел печально известный инцидент у мечети Гоухаршад в Мешхеде, когда шахские солдаты открыли огонь по протестовавшей толпе народа, вследствие чего погибли десятки людей и был казнен хранитель гробницы Имама Али ар-Рида.

После инцидента многие видные духовные лица и преподаватели были убиты или высланы из страны, толлабам (учащимся религиозной семинарии) запретили носить традиционную одежду, а занятия в семинариях Мешхеда были фактически полностью приостановлены. М. Мутаххари тогда не было в Мешхеде, так как он находился вместе с родителями в Фаримане. Узнав о произошедшей трагедии, он спешно отправился в Мешхед, но застал там печальное зрелище последствий разгона демонстрации.

Отец М. Мутаххари также выразил протест против кровавой расправы над представителями духовенства, которая произошла прямо на территории религиозного комплекса при мавзолее Имама Али ар-Рида, что вызвало особое негодование верующих. Он также оказался в числе задержанных властями и пробыл в заключении около месяца[17]. После освобождения ему было запрещено носить традиционное облачение шиитского духовенства: длинную рубаху, накидку и чалму, – и он в течение длительного времени отказывался выходить из дома, дабы люди не видели его в простой одежде и честь духовенства в глазах народа была сохранена. Старшему брату М. Мутаххари пришлось оставить учебу и начать работать, чтобы прокормить семью.

В том же году семью постиг еще один удар. В Фаримане стали проводить улицы, строить дороги и площади. Согласно распоряжению властей семейный дом М. Мутаххари должен был пойти под снос, что поставило семью на грань полного разорения и нищеты. Поэтому отсылать деньги на содержание и учебу двоих сыновей в Мешхеде стало невозможно, и М. Мутаххари вместе с братом были вынуждены вернуться в родной город, так и не успев закончить первоначальный этап обучения в медресе (сотух). Мутаххари провел некоторое время (от одного до двух лет) в Фаримане, изучая обширную библиотеку отца[18].

Мутаххари описывал ситуацию в Хорасане и царившие в то время среди народа настроения в достаточно пессимистичных тонах: «Когда я был ребенком, в 1314-1315 (1935-1936) годах я жил в Хорасане. Если некоторые люди, в особенности те, кто жил в Хорасане после этих событий, могут вспомнить их, они знают, что во всем Хорасане тогда было не больше двух или трех ученых, облаченных в традиционные одежды (мо’аммам). Старики, которым было за восемьдесят, и почтенные муллы шестидесятилетнего и семидесятилетнего возраста, моджтахиды и преподаватели – все лишились тюрбанов. Двери медресе были закрыты, а почти все мечети перестали работать. Казалось, никто не верил, что религия могла вновь возродиться. В то время, когда мне было 15 или 16 лет, я думал обо всем и не мог удовлетвориться ничем, кроме изучения религиозных наук»[19].

Борьба с влиянием шиитских улемов и моджтахидов ужесточалась, и в 1937 г. режим Пехлеви расправился со своим главным идеологическим оппонентом от лагеря духовенства – аятоллой Сейедом Хасаном Модарресом (1870-1937)[20].

Таким образом, сложившиеся обстоятельства почти не позволяли Мутаххари продолжить столь желанное для него обучение в богословской семинарии. Мешхед, пережив страшное потрясение, начал терять свое значение. На фоне событий в Хорасане возросла роль другого религиозного центра – Кума, который переживал в первой половине XX века свое второе рождение. Вскоре 17-летний Мутаххари решил отправиться для продолжения учебы в Кум. Родственники долго пытались отговорить его от этого решения, повторяя, что с такими способностями, учитывая царившую в обществе атмосферу, он должен пойти в чиновники. Однако у них ничего не вышло, и Мутаххари, заручившись поддержкой своего отца и дяди, отправился в Кум.

Кум, который после завоевания его арабами стал местом поселения племени аш’ари, отличавшегося преданностью шиитским имамам, начиная с VIII в. был одним из крупных центров шиитского образования. В IX в. его значение особенно возросло после того, как там была похоронена дочь седьмого шиитского имама Мусы аль-Казима и сестра похороненного в Мешхеде восьмого Имама Али ар-Рида – Фатима Масума, почитаемая всеми шиитами как святая. Город начал привлекать большое количество паломников, ученых и религиозных деятелей. Шейх Абд аль-Джалиль ар-Рази в XII в. писал, что там имелись крупные библиотеки, медресе, проживали выдающиеся ученые того времени[21]. С приходом к власти Сефевидов и объявлением шиизма государственной религией Ирана Кум превратился в важный религиозный центр. Именно в сефевидский период начинается история многих знаменитых кумских медресе (например, медресе Файзие), и в Куме преподают видные шиитские ученые – философ и мистик Садр ад-Дин аш-Ширази (Мулла Садра), Молла Мохсен Фейз Кашани, Алламе Лахиджи, Шейх Бахай[22].

В XVIII в. из-за начавшихся в Иране междоусобиц и вторжения иноземцев существенно подрываются экономические основы шиитской системы вакфов, и хоузе-йе эльмийе Кума приходит в упадок. В этот период Кум во многом уступает другим центрам шиитского богословия – Ан-Наджафу, Самарре, Мешхеду, Исфахану, Ширазу, Иезду, Керману и др.

Однако, как было сказано, в 20-30-е гг. XX века богословская семинария Кума переживала свое второе рождение, что связано с фигурой аятоллы аль-озма (ар. «великий аятолла») Шейх Хадж Абдолькарима Хаери Иазди (1855-1936). Аятолла Хаери Иазди в 1915— 1922 гг. возглавлял богословскую семинарию города Арака и сумел превратить ее в одно из наиболее респектабельных религиозных учебных заведений Ирана, в котором учились сотни семинаристов со всех концов страны. Он также получил признание в качестве мар-джа’ ат-таклида, то есть высшего религиозного авторитета, способного выносить фетвы по всем вопросам шариата. Зимой 1922 г. с целью посещения погребального комплекса Фатимы аль-Ма’сумы он прибыл в Кум, где на собрании крупных ученых того времени ему было предложено возродить богословскую семинарию Кума. Он перенес центр преподавания из Арака в Кум, куда вместе с ним переехали несколько сотен его учеников.

Хаери Иазди принял это решение, следуя различным преданиям, приведенным в шиитских сборниках хадисов, согласно которым Имам Джа’фар ас-Садик (702/703-765) придавал большое значение Куму и пророчил его величие в будущем[23]. Согласно шиитским источникам, Кум также считается одним из мест, тесно связанных с эсхатологическими событиями, в первую очередь с явлением Имама Махди[24].

В 1920-30-е гг. Кум переживал очередной подъем. Были отремонтированы здания медресе, начали внедряться новые методы преподавания, заимствованные из Ан-Наджафа. Хаери Иазди строго следил за дисциплиной и уровнем преподавания, ввел специальные экзаменационные комиссии для проверки знаний студентов. Что характерно, Хаери Иазди не препятствовал изучению таких традиционно обладавших противоречивой репутацией дисциплин, как философия и исламский ирфан (ар. гнозис, мистицизм, богопознание). Все эти нововведения вдохнули новую жизнь в исторический центр шиитского богословия. Хаери Иазди удачно использовал личный авторитет для привлечения наиболее выдающихся ученых и преподавателей в свою богословскую семинарию, так что она в скором времени превратилась в видный центр шиитского богословия[25].

В отличие от улемов Мешхеда, которые заняли конфронтационную позицию в отношении реформ шаха Резы Пехлеви, аятолла Хаери Иазди предпочитал ради сохранения стоившей ему стольких трудов и усилий семинарии избегать конфронтации с властью. Поэтому в то время как мешхедское духовенство было жестоко репрессировано шахским режимом, что привело к утрате Мешхедом своего значения в качестве религиозного центра, семинария Кума сумела сохранить свои достижения. Это обстоятельство сыграло ключевую роль в формировании исламского движения в 1960-е гг. Вплоть до этого времени Кум оставался в стороне от политики, аккумулируя религиозные силы, наращивая свой потенциал и постепенно превращаясь в интеллектуальный центр шиитского мира.

М. Мутаххари прибыл в Кум в 1937 г. и уже не застал аятоллу Абдолькарима Хаери Иазди в живых. После его смерти управление семинарией перешло в руки совета из трех человек: Сейеда Мохаммада Ходжата (ум. 1952), Сейеда Садр ад-Дина Садра (ум. 1953), Сейеда Мохаммада Таги Хансари (ум. 1951). Они также являлись выдающимися учеными-богословами и моджтахидами своего времени и успешно продолжили начатое их предшественником дело. Все трое были разными по своему складу и даже политическим взглядам людьми, среди которых Сейед Мохаммад Таги Хансари выделялся политической активностью и мог открыто выступать против распоряжений шаха, идущих вразрез с исламской религией. Следует, однако, сказать, что этот триумвират не унаследовал высокой степени аятоллы Хаери Иазди, который считался высшим авторитетом в вопросах фикха во всем шиитском мире (марджа’ ат-таклид). Эта функция перешла к моджтахиду Абольхасану Исфахани (ум. 1946).

В Куме М. Мутаххари предстояло провести около 15 лет своей жизни, изучив полный цикл богословской подготовки под названием «дарс-е харедж», дающий степень моджтахида. Здесь следует подробнее остановиться на его выдающихся учителях, которых иранские биографы М. Мутаххари называют «архитекторами личности остада Мутаххари». Действительно, в число преподавателей Кумской семинарии в то время входили самые авторитетные ученые шиизма, большая часть которых оставила значительный след в истории шиитской религиозной мысли. Без участия этих людей было бы невозможно становление Мутаххари как богослова и мыслителя. М. Мутаххари называет одиннадцать улемов и факихов, у которых он учился в Куме и которым обязан своими знаниями: аятолла Сейед Мохаммад Таги Хансари, аятолла Сейед Мохаммад Ходжат, аятолла Сейед Садр-ад-Дин Садр, аятолла Хадж Сейед Мохаммад Мохаггег-Дамад, аятолла Мирза Махди Аштияни, аятолла Хадж Ага Хосейн Боруджерди, аятолла Мирза Али Ага Ширази, аятолла Алламе Табатабаи, аятолла Сейед Ахмад Хансари, аятолла Сейед Мохаммад-Реза Гольпайгани, аятолла Рухолла Хомейни[26].

О некоторых из вышеперечисленных шиитских улемов мы расскажем подробнее по ходу описания процесса обучения М. Мутаххари в Куме.

Одним из первых преподавателей М. Мутаххари в Куме был аятолла Сейед Мохаммад Таги Хансари – выдающийся ученый из крупнейшего центра шиитского образования в городе Ан-Наджаф, перебравшийся в Кум по приглашению аятоллы Хаери Иазди, когда тот заново открыл богословскую семинарию. Переехать в Иран этого шиитского ученого заставило и то, что он вместе с несколькими другими популярными и влиятельными клириками Ирака возглавил антибританские выступления народа после Первой мировой войны, за что на несколько лет был брошен британскими властями в тюрьму. Известно, что он придерживался принципа единства религии и политики, активным сторонником которого впоследствии стал его старший ученик -аятолла Хомейни[27].

В 1942-1952 гг. Мутаххари изучал завершающий цикл религиозно-правовых наук, необходимых для получения степени моджтахида. На этом этапе особую роль в интеллектуальном развитии Мутаххари играли трое ученых – аятолла Сейед Рухолла Мусави Хомейни, Хадж Ага Хосейн Боруджерди (прибыл в Кум в 1944 г.) и Алламе Мохаммад Хосейн Табатабаи (прибыл в Кум в 1946 г.)[28].

Оказавшись в стенах медресе Кума, М. Мутаххари получил дополнительное вдохновение для углубления своего интереса к исламской философии и мистицизму. Тем более что в его жизни вновь появился человек, который сумел обратить на себя особое внимание жаждущего знаний М. Мутаххари. Таким человеком стал молодой преподаватель Сейед Рухолла Мусави Хомейни. В лице Хомейни Муртаза Мутаххари нашел свой второй идеал «совершенного человека». В 1944 г. он стал посещать занятия по этике (ахляк), которые Хомейни проводил два раза в неделю. Сам он следующим образом описывает свои впечатления от посещения этих занятий:

«После переезда в Кум я нашел в другом человеке то, что потерял в Мешхеде. Я всегда видел в нем покойного Ага Мирзу Махди вкупе со многими другими достоинствами. Я думал, что мой ум утолит свою жажду из этого чистого источника. Хотя в это время я еще не окончил вводного курса (могаддамат) и не имел права посещать занятия по рациональным наукам (ма’кулат). Однако занятия по этике (ахлак), которые по четвергам и пятницам проводил полюбившийся мне человек и которые, по сути, были уроками самопознания и мистического пути (ма’ареф ва сейр-о-солук), а не этикой в сухом научном смысле, приводили меня в исступление. Безо всякого преувеличения, эти уроки приводили меня в такой восторг, что я находился под их впечатлением до самого понедельника или вторника. В значительной степени интеллектуальное и духовное становление моей личности происходило на этих уроках и других уроках этого божественного учителя, которые я посещал, я всегда считал и считаю себя в большом долгу перед ним. Он был поистине «рух-е кодси-йе эляхи» (божественным Святым Духом)»[29].

С этого самого времени Хомейни стал главной фигурой в жизни М. Мутаххари, непревзойденным авторитетом во всех религиозных и философских вопросах. М. Мутаххари, в свою очередь, удостоился особой любви со стороны Имама Хомейни, так что, пожалуй, в годы обучения в Куме его можно считать самым близким учеником этого богослова.

По сравнению со всеми другими преподавателями Кумской семинарии, многие из которых были выдающимися факихами и моджтахидами, Хомейни обладал одной немаловажной особенностью. Он проявлял особый интерес к философии и исламскому мистицизму, отношение к которым даже в Куме было весьма неоднозначным. Хомейни изучал философию у ведущих мусульманских философов своего времени: Мирзы Али Акбара Хакима Иазди (ум. 1925) и Сейеда Абольхасана Казвини (ум. 1976), который одинаково хорошо знал и философию перипатетиков (машша’ийа), и философию мусульманской «школы озарения» (‘ишракийа). Однако главным учителем Хомейни в вопросах философии и мистицизма считается Мирза Мохаммад Али Шахабади (ум. 1950), который переехал в Кум в 1928 г. Отношения между ними часто характеризовали как отношения между суфийским наставником (муршид) и его учеником (мурид)[30].

Шахабади оказал колоссальное влияние на формирование взглядов и убеждений Хомейни, который, в свою очередь, повлиял на становление М. Мутаххари как философа и мыслителя. Мирза Мохаммад Али Шахабади наряду с занятиями по этике и духовной подготовкой своих учеников обладал твердой политической позицией. Он не скрывал своего недовольства официальной политикой иранских властей по ослаблению влияния религии на общественную жизнь, а в одном своем труде назвал ислам «наиболее политической религией»[31]. Несомненно, эта религиозно-политическая направленность учителя оказала влияние на Хомейни, последующая жизнь которого будет связана с политической борьбой. X. Алгар в своей биографии Имама Хомейни высказывает мнение, что изучение им философии и мистицизма под руководством Шахабади сыграло ключевую роль в последующем становлении религиозно-политической доктрины исламского движения под руководством Имама Хомейни[32].

Когда Мирза Мохаммад Али Шахабади в 1936 г. покинул Кум, он поручил вести занятия по этике (ахлак) своему любимому ученику – Хомейни. Таким образом молодой Хомейни начал самостоятельное преподавание этики (ахлак) и мистицизма (ирфан) в Куме. Его занятия вызывали колоссальный интерес в религиозных кругах и собирали огромные аудитории слушателей из разных городов Ирана, что вызывало недовольство властей, которые пытались ограничить влияние религиозных проповедников на народ и накладывали административные запреты на выступление тех или иных лиц с кафедр мечетей и медресе. Кроме того, в 1940-е гг. Хомейни вел занятия по книгам «Асфар аль-арба’а» Муллы Садра и «Шарх-е Манзуме» Сабзевари для узкого круга заинтересованных студентов, среди которых одним из наиболее активных оказался Муртаза Мутаххари.

М. Мутаххари стал посещать занятия Имама Хомейни вместе с другим талантливым учеником медресе Хосейном Али Монтазери из Наджафабада, который, несмотря на определенную разницу в возрасте, стал его лучшим другом на протяжении всего времени учебы в Куме. Вместе они были самыми активными участниками семинаров Хомейни по этике и ирфану.

Их первое знакомство состоялось на семинарах по усуль аль-фикх, на которые они ходили в 1941 г. для того, чтобы подготовиться к получению высшего религиозного образования (дарс-е харедж), и которые вел Сейед Мохаммад Мохаггег Дамад[33]. Монтазери тогда предложил Мутаххари совместно обсуждать пройденные уроки, но Мутаххари воспринял это предложение скептически, так как стремился проводить свое свободное время в одиночестве, для чего даже добился получения отдельной комнаты в медресе, что было для семинариста непозволительной роскошью. Однако в этот раз М. Мутаххари, оценивший способности своего младшего товарища, сделал исключение, и вскоре Х.А. Монтазери по просьбе самого М. Мутаххари переселился из медресе Хадж Молла Садег, в котором он жил до этого, в медресе Фейзийе, в котором учился Мутаххари.

Они очень много времени проводили вместе, обсуждая самые разные вопросы от фикха до ирфана и философии, события общественно-политической жизни, ездили друг к другу в гости во время летних каникул, всегда помогали друг другу в периоды денежных затруднении[34].

Их также объединял общий интерес к политической жизни, которая заметно оживилась в начале 1940-х гг. Оба они являлись сторонниками Хомейни и симпатизировали возникшей в 1946 г. исламистской организации «Федаян-е эслам». Оба они поддерживали реформу религиозного истеблишмента и образования, инициированную в 1950-е гг. их учителем Хомейни и поддержанную аятоллой X. Боруджерди. Все это предопределило дальнейшее развитие их политических взглядов и активное участие в исламском движении 1960-70-х гг., приведшем Иран к Исламской революции 1978-1979 гг.

Однако между ними имелись и очевидные различия, касающиеся специфики их интересов и занятий, которые стали причиной разницы в ролях, которые им довелось играть в исламском движении. Х.А. Монтазери предпочел углубленное изучение фикха и вскоре получил степень моджтахида. Впоследствии он вместе с Хомейни встал на путь открытой политической борьбы и после ссылки Хомейни из Ирана в 1964 г. считался неформальным лидером «борющегося духовенства».

М. Мутаххари, в свою очередь, еще в молодые годы сконцентрировался на философии, а не на фикхе, был менее политизирован и политически активен, более осторожен в своих действиях, хотя и более остро реагировал на интеллектуальные вызовы со стороны противников шиитского духовенства и религиозной идеологии, поэтому стал теоретиком будущего исламского движения[35].

М. Мутаххари каждое лето ездил в гости к Х.А. Монтазери в Наджафабад, после чего они вместе отправлялись в Исфахан для посещения выдающегося ученого, который стал третьей «идеальной личностью» в годы учебы Мутаххари, – Мирзы Али Ага Ширази[36]. Шейх Хадж Мирза Али Ага Ширази (ум. 1956) оказал колоссальное воздействие на М. Мутаххари, который описывает свою встречу и обучение у него следующим образом: «В 1321 (1942) году я отправился из Кума в Исфахан и там познакомился с этим великим человеком, получая величайшую пользу от его занятий. Конечно же, это знакомство переросло в мою глубочайшую преданность ему и его отеческую любовь и заботу по отношению ко мне. Он был исследователем божественной мудрости, величественным аскетом, великим врачевателем духовного мира…»[37]. В другом месте, говоря о нравственных качествах своего учителя, М. Мутаххари назвал его «настоящим образцом поколения праведных предшественников (саляф ас-салих)»[38].

Занятия Али Ага Ширази, посещения которых удостоился М. Мутаххари, были посвящены изучению известного в шиитской среде труда «Нахдж аль-балага» («Путь красноречия»), представляющего собой собрание писем, проповедей и высказываний первого шиитского непорочного имама и четвертого «праведного халифа» Али б. Аби Талиба (ум. 661). «Нахдж аль-балага»» всегда считалось глубоким и сложным для изучения произведением, исполненным мистического и философского смысла. В то время оно еще не имело столь широкого распространения, какое имеет в современных иранских медресе.

М.А. Ширази придавал огромное значение этому памятнику литературы. По словам М. Мутаххари, «Нахдж аль-балага» поднимало его настроение… он жил «Нахдж аль-балага», он дышал «Нахдж аль-балага»…»[39]. Он сумел не только донести до своего ученика глубину богословских и религиозно-философских рассуждений, изложенных в «Нахдж аль-балага», но и передать особый эмоционально-психологический настрой личности и эпохи Имама Али. Впоследствии М. Мутаххари отмечал, что М.А. Ширази «проповедовал скорее не языком проповеди (каль), а языком состояния (халь)»[40], и пришедшие на занятие ученики нередко становились свидетелями того, как их учитель плакал от остроты переживания содержания проповедей Имама Али[41].

Занятия с М.А. Ширази позволили М. Мутаххари понять, что «мир «Нахдж аль-балага» – это был не только мир поклонения, молитв, проповедей и нравоучений, но и мир джихада, социальной справедливости и политики»[42]. Образ идеального человека представлял собой соединение глубокой набожности и активной политической деятельности, которые не противоречили, а дополняли друг друга. В условиях последующего усиления общественно-политической активности духовенства в 1940-50-е гг. политическое послание текстов «Нахдж аль-балага» нашло широкий отклик в обществе и получило отражение в идеологии исламских организаций и движений.

Не менее важную роль в формировании интеллектуальных горизонтов М. Мутаххари сыграл выдающийся шиитский моджтахид аятолла Хадж Ага Хосейн Бору-джерди, который в 1944-45 гг. прибыл в Кум по приглашению ряда ученых, включая Хомейни, и принял руководство семинарией в Куме, которая до этого переживала период некоторого застоя, длившийся еще с 1937 г., когда умер аятолла А. Хаери Иазди.

Аятолла Хадж Ага Хосейн Боруджерди (1875-1961) – шиитский ученый и марджа’ ат-таклид (т.е. самый авторитетный моджтахид, высшая инстанция в решении религиозно-правовых вопросов) всего шиитского мира в 1947-1961 гг[43]. X. Боруджерди впервые начал рассылать своих представителей в разные мусульманские страны, закладывая основы международной активности шиитской общины Ирана и интеграции шиитов всего мира. Он также известен тем, что установил дружеские связи с суннитскими учеными Египта, в частности с шейхом аль-Азхара Махмудом Шалтутом, вместе с которым они учредили Центр сближения исламских мазхабов в Каире. В отличие от подавляющего большинства шиитских факихов, Боруджерди имел достаточно теплые отношения с шахом Мохаммадом Резой Пехлеви, который периодически навещал его в Куме. Он сам сторонился политики и призывал других улемов избегать вовлечения в политику. Однако его позиция в отношении шаха не была однозначно монархической или квиетистской, и незадолго до смерти он стал выражать недовольство политикой шаха, который инициировал серию радикальных и смелых реформ на рубеже 1950-60-х гг., вылившихся в «Белую революцию». Считается, что X. Боруджерди, подобно своему предшественнику А. Хаери Иазди, находился в пассивной оппозиции шаху, чтобы избежать дальнейших репрессий в отношении шиитского духовенства и позволить собраться ему с силами. Он запретил Хомейни заниматься политикой, и тот послушно следовал наказу своего учителя до тех пор, пока X. Боруджерди не умер в 1961 г.

Хадж Ага Хосейн Боруджерди был величайшим шиитским моджтахидом своего времени и пользовался почти непререкаемым авторитетом среди всех ученых шиитского мира. М. Мутаххари вместе со своим учителем Хомейни обучался у X. Боруджерди методологии фикха (усуль аль-фикх) на протяжении примерно восьми лет (1945-52 гг.). После того как Хомейни стал возглавлять приемную (бейт) X. Боруджерди, М. Мутаххари также сблизился с этим признанным авторитетом всего шиитского мира. В написанной им биографии X. Боруджерди он перечислил различные заслуги этого деятеля, главным образом его реформы и нововведения в сфере преподавания, поощрение рационально-философских занятий, диалог с суннитскими богословами и первые шаги к исламскому единству[44].

Тем не менее, по мнению некоторых авторов, есть основания считать, что между ними имелись значительные разногласия по целому ряду вопросов, что и заставило М. Мутаххари в самом конце своего обучения покинуть Кум[45]. Например, X. Рахимпур-Азгади считает, что Мутаххари еще в годы обучения в семинарии критиковал финансовый порядок, систему финансирования богоугодных заведений, организацию обучения в семинарии и т.д. Он полагает, что между М. Мутаххари и X. Боруджерди были разногласия в вопросе реформы семинарии, что не в последнюю очередь повлияло на переезд М. Мутаххари в Тегеран[46].

Другим ученым, оказавшим сильнейшее влияние на интеллектуальное становление М. Мутаххари в качестве богослова и мыслителя, был один из наиболее выдающихся и известных шиитских философов современности – аятолла Алламе Табатабаи (1892-1981). Табатабаи в то время был известен как главный авторитет в области исламской философии и мистицизма в Иране и представлял пресловутую философскую школу Муллы Садра. Наряду с некоторыми другими шиитскими улемами XX века Табатабаи возобновил преподавание исламской религиозно-мистической философии в богословской семинарии. Именно в этой области он оставил главные свои труды: «Основы философии и метод реализма» («Осул-е фальсафе ва равеш-е реалисм»), который позже был дополнен и снабжен комментариями Муртазой Мутаххари; объемный комментарий к magnum opus Муллы Садра «Асфар-е арба’е» («Четыре путешествия»); две работы по исламской философии «Бидайат аль-хикма» («Начало философии») и «Нихайат аль-хикма» («Предел философии»); популярный в ученых кругах Кума комментарий к Корану «Тафсир аль-Мизан». Богословское и философское наследие Табатабаи хорошо известно на Западе в основном благодаря французскому ориенталисту А. Корбену и американо-иранскому философу С.Х. Насру, с которыми аятолла Табатабаи успешно сотрудничал. Табатабаи также сыграл решающую роль в формировании интереса М. Мутаххари к философским и мистическим аспектам шиизма, став его главным авторитетом в этой области.

Табатабаи переехал в Кум по приглашению аятоллы X. Боруджерди в 1946 г. М. Мутаххари стал посещать его занятия в 1949 г. и проучился у него всего три года, но до конца своей жизни сохранял с ним очень тесную связь и называл его «Достопочтенным нашим Благороднейшим Учителем» (Хазрат-е Остадона-ль акрам Алламе Табатабаи рухи фадаху).

Мутаххари оставил следующие воспоминания об обучении у Алламе Табатабаи: «В 29 лет я посещал занятия … Табатабаи, который приехал в Кум за несколько лет до этого и был не столь известен, изучая у него философию Ибн Сины, а также посещал его спецкурс, посвященный материалистической философии. На этом кружке и было положено начало книге «Основы философии и метод реализма», которая на протяжении последних двадцати лет сыграла поворотную роль в демонстрации всей беспочвенности материалистической философии… »[47].

В книгах «Адл-е элахи» (Божественная справедливость) и «Хакк ва батель» (Истина и ложь) М. Мутаххари пишет о Табатабаи: «Достопочтенный Учитель Аллама Табатабаи… этот человек – поистине один из величайших служителей ислама. Он поистине образец благочестия и духовности и достиг больших высот в воспитании своей души и богобоязненности. Я много лет имел честь черпать знания из его благословенного источника и продолжаю черпать (до сих пор). Его книга «Тафсир аль-Мизан» является одним из лучших толкований Священного Корана. Я смело могу утверждать, что это лучший тафсир Корана, когда-либо написанный шиитами и суннитами с самого зарождения ислама и вплоть до сегодняшнего дня. Это очень и очень великий, величественный человек. Через сто лет ученые проанализируют его идеи и поймут его ценность…»[48].

М. Мутаххари и Алламе Табатабаи были в очень близких отношениях. М. Мутаххари относился к своему учителю как к родному отцу. Когда в 1977 г. Табатабаи понадобилась срочная операция, именно М. Мутаххари организовал его лечение в одном из медицинских центров Англии и даже сопровождал его во время поездки в эту страну[49].

Преподаватели Мутаххари – Мирза Али Ага Ширази, Алламе Табатабаи и Хомейни – привили ему глубокий интерес к мистической стороне религии, нашедшей выражение в шиитском ирфане, который, как и философская традиция, восходил к учению Муллы Садра, некогда предпринявшего попытку примирить рационально-философское познание с суфийскими практиками духовного самосовершенствования. Поэтому рациональная мыслительная деятельность для Мутаххари была неотделима от напряженной духовной дисциплины и основанного на ней эмоционально-чувственного вживания в познаваемый предмет.

Мутаххари особо выделял ирфан среди прочих дисциплин, казавшихся ему «сухими»[50]. Шиитский ирфан, тесно связанный с суфизмом, в отличие от последнего носил больше теоретический, умозрительный характер и опирался на изучение литературного наследия персидских поэтов-суфиев и трактатов шиитских мистиков (арифов) школы Муллы Садра. Отношение к ирфану в среде шиитских улемов было неоднозначным, были даже противники некоторых его принципов и положений[51].

Хомейни, Алламе М.Х. Табатабаи и М.А. Ширази были сторонниками восстановления ирфана в качестве семинарской дисциплины, полагая, что нельзя ограничивать богословское образование преимущественным изучением правовых наук. Одной из причин успеха идей Хомейни было влияние ирфана, переживавшего в этот период свое возрождение в лице многих ярчайших представителей шиитского богословия, которые осмысливали в духе современности эту многовековую доктрину[52]. Ирфан с его глубиной, нацеленностью на духовное совершенство и раскрытие возможностей человеческого духа сыграл не последнюю роль в активизации духовнопсихологического потенциала революционного поколения иранской молодежи. М. Мутаххари в кумский период своего жизненного пути стал поклонником и популяризатором ирфана, что прослеживается во многих его идеологических работах и выступлениях. Влияние ирфана на формирование исламской революционной идеологии, пропагандируемой впоследствии Хомейни и М. Мутаххари, могло бы стать темой отдельного исследования, которое наверняка прояснило бы причины парадоксального перелома в идеологическом развитии иранского общества в предреволюционный период.

М. Мутаххари с самого начала был далеко не безразличен к общественной деятельности, тем более что после 1941 г. общественно-политическая жизнь в стране, освободившейся от деспотизма шаха Резы Пехлеви, становилась все более бурной и активной. В 1947 г. он вместе с М.Х. Монтазери и другими семинаристами организовал кружок, включавший 18 человек, для обсуждения проблем духовенства и упрочения связей с народом и различными политическими силами Ирана. Первоначально планировалось на собранные самими семинаристами скудные средства организовывать регулярные поездки в отдаленные населенные пункты для религиозно-просветительской работы в народе. В рамках этого кружка также проводились встречи и собрания, которые давали М. Мутаххари пищу для размышлений. Многие участники этих собраний в будущем составили костяк революционного духовенства[53].

В последние годы обучения в Куме М. Мутаххари вел все тот же скромный и аскетический образ жизни. А.А. Хашеми Рафсанджани вспоминает, что в 1949-1950 гг., когда ему довелось учиться вместе с М. Мутаххари в стенах семинарии Кума, тот жил в юго-восточной части медресе Фейзийе, которая считалась местом ученых собраний и дискуссий, а также приемов у Хомейни, который тогда еще был известен как «Хадж Ага»[54]. Убранство комнаты и одежда были очень скромными и говорили о бедности их хозяина. М. Мутаххари, по его свидетельству, уже тогда был самым близким учеником Хомейни (вместе с М.Х. Монтазери) и с его позволения вел занятия по философии, фикху и этике (ахлак)[55].

Как было упомянуто ранее, в годы обучения в богословской семинарии (хоузе-йе эльмийе) Кума сформировался интерес М. Мутаххари к политике, так как 1940-е гг. в истории Ирана, полные неопределенности и новых надежд, были периодом роста политической активности иранцев, в том числе освободившегося от гнета Реза-шаха Пехлеви духовенства. В значительной степени на становление политических взглядов М. Мутаххари повлиял его учитель Хомейни, который заметно активизировался в своих политических высказываниях в начале 1940-х гг.

4 мая 1944 г. Хомейни выступил с первым политическим обращением, в котором призвал освободить мусульман Ирана и весь исламский мир от тирании иностранных держав[56].

В 1943 г. Хомейни написал одну из первых своих идеологических работ «Кашф-е асрар» (Раскрытие тайн), которая произвела эффект разорвавшейся бомбы и вызвала к жизни более широкое исламское движение. Эта книга стала ответом на публикации нескольких иранских писателей и общественных деятелей, выступавших со светских националистических позиций с критикой в отношении исламской религии и в особенности шиитской вероучительной доктрины: А. Кясрави, Хаками-заде, Шариат Сангеладжи. Все они были тесно связаны с режимом Реза-шаха и пользовались его покровительством, считаясь идеологами иранского национализма.

Ахмад Кясрави (1890-1946) считался наиболее радикальным сторонником светского национализма. Он открыто порицал шиитское вероучение и выдвинул идею новой реформированной религии, соответствующей национальному складу иранцев, которую назвал «чистой верой» (пакдини). В 1943 г. А. Кясрави основал организацию «Бахмад-е азадеган» и изложил суть своей идеологии «пакдини» в книге «Варджаванд бонйад». Деятельность А. Кясрави вызвала всеобщее недовольство, что выразилось в коллективных обращениях, жалобах, демонстрациях и требованиях предать А. Кясрави суду.

Таким образом, исламское движение в первой половине 1940-х гг. формировалось на основе противодействия идеологии радикально антирелигиозного светского национализма и представляло собой попытку очистить общественное сознание иранцев от идей, насаждавшихся в годы правления шаха Резы Пехлеви.

В эти годы М. Мутаххари, будучи молодым семинаристом, сблизился с членами тайной исламской организации «Федаян-е эслам» («Преданные исламу»), основателем которой был младший сверстник Мутаххари, такой же студент шиитской духовной семинарии Наваб Сефеви (1924-55). Н. Сефеви поставил перед своей организацией задачу «очистить общество»[57] от противников ислама, к которым причислялись некоторые деятели светской интеллигенции, критиковавшие духовенство и религию, а также ряд политиков шахского двора. Н. Сефеви был хорошо знаком с Хомейни, к которому он постоянно ездил в Кум за советами.

Организация «Федаян-е эслам» возникла в первую очередь для борьбы с распространением в иранском обществе антиисламских идей (А. Кясрави), на необходимость которой указывал Хомейни. Н. Сефеви и другие члены «Федаян-е эслам» симпатизировали идеям Джамал ад-Дина аль-Афгани и идеологов первого широкого мусульманского движения в арабском мире «Братья-мусульмане» (Ихван аль-муслимин). В своей деятельности они опирались на фетвы ряда выдающихся моджтахидов Ирана и Ирака[58].

«Федаян-е эслам» прибегала не только к пропаганде, но и к насильственным методам борьбы, физически устраняя неугодных духовенству людей. Были организованы удачные покушения на А. Кясрави, премьер-министра Ирана А. Хажира (1899-1949), другого премьер-министра А. Размара (1902-51) и др.

В 1949-50 гг. сторонники «Федаян-е эслам» в богословской семинарии Кума стали распространять листовки и заявления Н. Сафави, а один из студентов, Сей-ед Хашем Хосейни, даже выступил с речью, в которой призвал других семинаристов к борьбе, однако вскоре был арестован[59].

М. Мутаххари, как и большинство семинаристов Кума, подчинявшихся аятолле X. Боруджерди в качестве их высшего религиозного авторитета и руководителя богословской семинарии, не стал членом «Федаян-е эслам», однако поддерживал с ними связь и даже считал себя сторонником их политических взглядов (в чем он признался в 1979 г.)[60]. Он был в дружеских отношениях с Н. Сефеви, который никогда не пренебрегал его советами. М. Мутаххари часто навещал членов этой организации в Куме и Тегеране. Вторым человеком после Н. Сефеви в организации был кумский семинарист Аб-долхосейн Вахеди, с которым М. Мутаххари был также хорошо знаком, хотя и не одобрял его поведения, считая А. Вахеди и его товарищей «горячими головами». Известен инцидент с избиением семинаристами нескольких членов «Федаян-е эслам» по негласному распоряжению самого аятоллы X. Боруджерди после того, как они в одном из своих писем допустили оскорбительный выпад в адрес X. Боруджерди, упрекнув его за пассивность и приведя в пример аятоллу Кумми, который поплатился свободой за то, что выступил в защиту хиджаба в 1930-е гг.

На следующий вечер после избиения членов «Федаян-е эслам» М. Мутаххари отправился к А. Вахеди, в доме которого остановился Н. Сафави, и между ними состоялся важный разговор. Несколько членов «Федаян-е эслам» сидели с перевязанными головами и жаловались своему лидеру на X. Боруджерди. М. Мутаххари сказал: «Вы сами проявили оплошность. Признайте, что это вы – горячие головы. Нельзя делать дела одним только гневом, злостью и раздражением. Есть предание: «Гнев -это разновидность безумства, так как тот, кто его проявляет, затем сожалеет об этом». Зачем вам заниматься делами, которые приводят к этому? Вы не должны были вступать в конфликт с Боруджерди, вы не обязаны были этого делать… Если бы вы больше думали и действовали в спокойной обстановке, избегая юношеского задора и лишних эмоций, до этого бы точно не дошло». Н. Сафави тогда спокойно выслушал М. Мутаххари и даже согласился с ним[61].

Несмотря на то, что Н. Сафави лично прибыл в Кум и постарался на месте решить все разногласия, ему не удалось добиться аудиенции у X. Боруджерди. На Тегеранском базаре этот инцидент восприняли как возмутительное происшествие и даже перестали отправлять религиозные выплаты в канцелярию X. Боруджерди, так что у него не осталось достаточно средств для выплаты студентам стипендии. Выход был найден быстро, и все, кто подозревался в связи с «Федаян-е эслам», были лишены стипендии. М. Мутаххари, вероятнее всего, оказался в числе студентов, которые подверглись этому дисциплинарному взысканию[62]. Положение Хомейни в Куме после этого инцидента также серьезно пошатнулось.

Начало 1950-х гг. было временем подъема общественно-политической активности среди духовенства и выдвижения на передний план таких видных улемов, как аятолла А. Кашани, который в 1948 г. вместе с Н. Сафави учредил «Общество борющихся мусульман» (Мадж-ма’-е мосельманан-е моджахед). Эта организация носила политический характер. Она выступала за возвращение к шариатскому законодательству и отмену антирелигиозных законов Реза-шаха, поддержку хиджаба, национальной промышленности, союз мусульман против Запада и защиту национальных интересов Ирана от европейских колонизаторов, в связи с чем пошла на альянс с Национальным фронтом доктора М. Мосаддыка, представлявшим интересы светских националистов. В марте 1951 г. М. Мосаддык стал премьер-министром и создал Национальный фронт. Основным манифестом его правительства стала национализация иранской нефти.

В 1953 г. в результате отсутствия взаимопонимания между светскими и религиозными силами этот альянс распался, и А. Кашани оказался по другую сторону баррикад, выступив против правительства М. Мосаддыка и даже поддержав в августе 1953 г. военный переворот, направленный на свержение кабинета М. Мосаддыка и восстановление шахской власти. Однако участие духовенства в политической жизни продемонстрировало его потенциал и способность мобилизовать народные массы.

Помимо трений между светскими и религиозными националистами, в самый разгар движения произошел раскол между аятоллой А. Кашани и Н. Сафави, который становился все более самостоятельным и амбициозным. Нарастающая политизация деятельности «Федаян-е эслам», их стремление непосредственно участвовать в политике и союз с националистами вызвали негативную реакцию многих представителей высшего духовенства. В конце концов «Федаян-е эслам» оказались в изоляции и лишились широкой поддержки шиитского духовенства.

После военного переворота, организованного генералом Ф. Захеди в 1953 г. с помощью американских спецслужб с целью приведения к власти молодого М.Р. Пехлеви, до этого правившего лишь номинально и спешно покинувшего страну, «Федаян-е эслам» перешли на нелегальное положение. В результате неудачной попытки покушения на премьер-министра Хосейна Ала Н. Сафави и несколько его сторонников были арестованы в 1954 г. и приговорены к смертной казни.

Хомейни был очень огорчен мученической гибелью Н. Сафави и других членов «Федаян-е эслам». Он также был раздосадован тем, что X. Боруджерди и другие марджа ат-аклиды не заняли жесткую позицию по этому вопросу и не предприняли попыток спасти жизнь Н. Сафави. По свидетельству ходжат-оль-эслама Сейеда Али Акбара Абутураби, Хомейни разговаривал с Боруджерди по поводу Н. Сафави, и тот готов был оказать поддержку «Федаян-е эслам», однако в конце концов посчитал, что условия, необходимые для противостояния режиму, еще не сложились[63]. По другой версии, X. Боруджерди по каким-то причинам рассчитывал на то, что шах не станет казнить членов «Федаян-е эслам» и в последний момент смягчит им приговор, однако этого не произошло, и X. Боруджерди был ужасно огорчен, когда ему сообщили о свершившейся казни, которую он мог предотвратить[64].

«Федаян-е эслам» стали той силой, которая выражала интересы наиболее радикально настроенной части духовенства и традиционного торгового слоя «базари». Они восприняли из арабского мира ряд идей панисламизма и исламского модернизма, что нашло отражение в их программных документах и печатных органах, тесных контактах с лидерами базировавшегося в Египте движения «Братья-мусульмане» (Мухаммад аль-Газзали)[65]. Однако по причине радикализма и сложившихся конфликтных отношений со многими иранскими улемами и моджтахидами они не сумели создать массового движения, подобного «Братьям-мусульманам», так и оставшись малочисленной политической группой, и были легко устранены с политической арены.

М. Мутаххари, по всей видимости, понимал все недостатки политической стратегии «Федаян-е эслам», отсутствие у них четкой идеологии и интеллектуально-философской базы. Это обстоятельство было особенно заметным на фоне активизировавшейся деятельности коммунистического движения, которое в 1940-1950-е гг. получило беспрецедентные масштабы распространения в Иране. В этот период идеи марксизма и исторического материализма завоевывали умы иранской интеллигенции и студенчества.

Идеи марксизма проникли в Иран еще в период Конституционной революции 1905-1911 гг., однако первая коммунистическая партия была основана в 1920 г. Коммунизм, как и профсоюзное движение, в этот период не имели массового распространения и охватывали незначительную часть малочисленного слоя иранской интеллигенции. После прихода к власти шаха Резы Пехлеви деятельность коммунистов в Иране была жестоко пресечена.

Некоторое время спустя после отречения Р. Пехлеви от трона 28 сентября 1941 г. возникла марксистско-ленинская партия «Туде» («Народ») во главе Солейманом Эскандери и оставшимися в живых членами «группы пятидесяти трех», состоявшей из представителей иранской интеллигенции и офицерства, создавших марксистскую ячейку и брошенных в 1937 г. в тюрьму Реза-шахом. Идеологом иранского коммунизма считался доктор Таги Эрани (1903-1940), который в 1930-е гг. перевел на персидский язык многие труды К. Маркса, Ф. Энгельса и написал ряд собственных работ («Материалистическое понятие человечества»), благодаря которым иранская общественность впервые получила возможность ознакомиться с социальной теорией марксизма. Он сотрудничал с видными европейскими марксистскими деятелями.

Коммунистическая партия Ирана изначально избегала публичной пропаганды материалистических идей и даже самого именования своих членов коммунистами, выстраивая риторику либерально-демократического характера с призывами соблюдать конституцию, критикой милитаризма и империализма[66]. Коммунисты стремились привлечь в свои ряды религиозные слои населения, подчеркивая свою мусульманскую религиозную принадлежность, выражая почтение шиизму и его религиозным символам и даже организуя религиозные процессии во время Ашуры[67].

Туде приступила к активной общественной работе, созданию многочисленных союзов и ассоциаций разного профиля, которые были призваны расширить социальную базу коммунистического движения. В середине 1940-х гг. масштабы влияния коммунистической партии Туде достигли беспрецедентного уровня. В 1945 г. партия насчитывала несколько тысяч членов, располагала собственным военным крылом и парламентской фракцией, контролировала ряд молодежных, женских и профессиональных организаций, в которых в общей сложности состояло свыше 100 000 человек[68]. В 1946 г. премьер-министр Кавам ас-Салтане передал три министерских портфеля членам Туде, которая к тому времени уже стала ведущей политической силой страны. Туде-исты постепенно приступали к изданию марксистской литературы и пропаганде атеистических идей.

В 1942-1943 гг. группа студентов-медиков Тегеранского университета (X. Мансурбеги, Х.А. Азаде Бедохти, А. Никуфар), недовольных активностью Туде среди иранского студенчества, основала Исламскую студенческую ассоциацию (Анджоман-е эслами-йе данешджуй-ан). Эта ассоциация в последующем была расширена благодаря участию студентов технических вузов и стала прообразом других исламских ассоциаций, организованных по профессиональному принципу по образцу тех, что были учреждены коммунистами.

Активная пропаганда коммунистов вызвала обоснованное беспокойство и у шиитских улемов, так как пропагандистская леятельность Туде перекинулась в богословские семинарии. Тем не менее, коммунисты на тот момент не торопились объявлять духовенство реакционным слоем и не выступали с антиклерикальными лозунгами. В начале 1950-х гг. аятолла А. Кашани из тактических соображений пошел на союз с Туде для достижения основной на тот момент цели – национализации иранской нефти.

Однако идеологические аспекты марксизма, носившего откровенно антирелигиозный и антиклерикальный характер, вызвали серьезную тревогу среди улемов Кума. В 1949-1950 гг. Алламе Табатабаи начал вести кружок по изучению и критике марксистской философии, наиболее активное участие в котором принимал М. Мутаххари. Занятия проводились каждую неделю и носили сравнительно-философский характер[69].

Интерес к материалистической философии проявился у М. Мутаххари еще в 1940-е гг. Позже он вспоминал: «Я всегда чувствовал в себе желание ближе познакомиться с идеями и мыслями материалистов, понять их взгляды и убеждения из их же собственных книг»[70].

В 1946 г. М. Мутаххари прочитал несколько книг, выпущенных иранскими коммунистами. В дальнейшем он изучил работы доктора Т. Эрани, в частности «Диалектический материализм», а также ряд египетских изданий на арабском языке, написанных авторами-со-циалистами. В 1950-1951 гг. он познакомился с книгой Жоржа Полистера «Введение в философию».

Он изучал марксистские труды с особой тщательностью, много раз перечитывая и конспектируя их содержание, так как сталкивался с трудностями понимания незнакомой терминологии. Таким образом, еще во время обучения в богословской семинарии у М. Мутаххари был опыт знакомства с западной философской мыслью, которую на занятиях Табатабаи он сравнивал с ир-фаном и исламской философией Ибн Сины и Муллы Садра. Впоследствии он всегда отделял «божественную философию» (фальсафе-йе элахи) от «материальной философии» (фальсафе-йе мадди). Первую он считал философией в истинном смысле слова, а вторую – «поверхностной философией» или «философией тех, кто не знает (истинной) философии»[71].

Марксизм подстегнул интеллектуальную активность мусульманских авторов, заставив их обратиться к необходимости адекватного осмысления проблем современного общества, а через него – к теории социальных, политических и экономических отношений. Марксизм, который получил столь широкое распространение в традиционном мусульманском обществе, как бы бросил вызов исламским деятелям. Мутаххари вместе со своим учителем Алламе Табатабаи оказались в числе первых исламских деятелей, принявших этот интеллектуальный вызов.

В 1951-1953 гг., когда националисты светской и религиозной направленности, а также коммунисты объединились вокруг премьер-министра М. Мосаддыка, между различными участниками альянса начали возникать серьезные трения, и накал политической борьбы нарастал с каждым днем. В это время Тегеран превратился в средоточие общественно-политической и интеллектуальной жизни страны, в стороне от которой не мог оставаться никто, в особенности М. Мутаххари, бывший сторонником религиозного крыла националистических сил в лице аятоллы А. Кашани и «Федаян-е эслам». М. Мутаххари понимал необходимость активного участия духовенства в борьбе за судьбы своей страны. В Тегеране проживали его старшие товарищи и земляки, выходцы из Хорасана – Хосейн Али Рашед (1905-1980) и Мохаммад Эбрахим Аяти (1914-1964).

Х.А. Рашед еще в годы правления Реза-шаха Пехлеви был сторонником аятоллы Модареса и провел несколько лет в тюрьме, после чего в 1941 г. стал работать ведущим религиозных передач на иранском радио и проработал там до конца 1960-х гг. В 1946 г. он стал депутатом Меджлиса, однако после конфликта с его председателем отказался от депутатского мандата. Х.А. Рашед был сторонником аятоллы А. Кашани и М. Мосаддыка, находясь в самой гуще общественно-политических событий. Кроме того, Х.А. Рашед преподавал в Институте богословских наук (Данешкаде-йе ма’куль ва мангуль) Тегеранского университета, о котором речь пойдет позже[72].

Другой старший товарищ Мутаххари, М.Э. Аяти, оказался в числе первых преподавателей и семинаристов Кума, перебравшихся в Тегеран с целью получения светского образования в университете[73].

Кроме того, в 1950 г. в Тегеран перебрался близкий друг М. Мутаххари и товарищ по занятиям у Алламе Табатабаи – Сейед Мохаммад Хосейни Бехешти (1928-1981), который после получения степени бакалавра философии в 1951 г. вернулся обратно в Кум[74].

Семинаристы и преподаватели, имевшие возможность познакомиться со столичной жизнью, устанавливавшие контакты со светской интеллигенцией и университетской профессурой, приносили в Кум новые идеи, которые создавали почву для реформаторских проектов, направленных на преодоление отживших и ретроградных элементов в системе богословского образования.

В 1951 г. окончательно назрела реформа религиозного истеблишмента и традиционного шиитского образования. Инициаторами проекта реформ выступили члены учрежденного ранее аятоллой X. Боруджерди Распорядительного совета (Хей’ат-е хакеме), занимавшегося учебно-организационными вопросами: аятолла Хомейни и сын основателя Кумской семинарии М. Хаери Иазди.

Они подготовили проект реформ, который утвердили на заседании Распорядительного совета, и направили его непосредственно аятолле X. Боруджерди. Данный проект был призван привести богословскую семинарию Кума в соответствие с новыми требованиями времени и представлял собой широкую, демократическую по своему духу программу реформ организации религиозной иерархии, учебного процесса, административной системы управления семинарией, а также ее финансовой организации[75]. За этим проектом стояла группа молодых преподавателей, преданных аятолле Хомейни и разделявших его взгляды, среди которых был и М. Мутаххари.

Несмотря на все ожидания авторов проекта, он был встречен Боруджерди крайне скептически. В новой структуре управления семинарией ему отводилось гораздо меньше места. К тому же Хомейни и М. Мутаххари ранее уже снискали себе репутацию сторонников «Федаян-е эслам», в которых X. Боруджерди видел потенциальную угрозу тому положению, которого он добился и которое считал залогом дальнейшего развития семинарии Кума. X. Боруджерди ранее предпринял шаги в направлении демократизации жизни внутри богословской семинарии, привлекал талантливых и способных преподавателей. Однако инициатива Хомейни и М. Мутаххари, по всей видимости, показалась ему излишне демократичной.

Он не отказался выслушать объяснения членов Распорядительного совета семинарии по поводу плана реформ, но отношения между ним и Хомейни, а также его молодыми сторонниками, в том числе М. Мутаххари, серьезно охладились. Хомейни и М. Хаери Иазди были вынуждены уйти из Распорядительного совета.

М. Мутаххари также был подвергнут опале. По свидетельству М.Х. Монтазери, он написал X. Боруджерди письмо, в котором желал разъяснить истинные намерения авторов проекта реформ и выражал заверения в своей лояльности X. Боруджерди как высшему религиозному авторитету, однако тот отказался даже принять от него это письмо. По всей видимости, М. Мутаххари был лишен значительной части полагавшейся ему как преподавателю и семинаристу скромной стипендии, служившей ему единственным источником дохода. В этих условиях дальнейшее пребывание в Куме оказалось для него невозможным.

В 1950-1951 гг.[76] М. Мутаххари женился на дочери одного из своих преподавателей, аятоллы Роухани[77]. Его супругу звали Алие Роухани, и на тот момент ей было всего тринадцать лет. Их разделяла не только большая разница в возрасте, но и различие в материальном положении. М. Мутаххари был безразличен к материальным благам и чрезвычайно беден, а Алие выросла в достатке и привыкла к хорошей жизни. Ее мать, которая была из купеческой семьи, желала выдать ее замуж за богатого человека, а не за бедного религиозного служителя, и первоначально была категорически против женитьбы М. Мутаххари на ее дочери. Однако отец Алие с очень большим уважением относился к М. Мутаххари, которого считал лучшим из своих учеников, поэтому, невзирая на столь юный возраст своей дочери, не желал упустить возможность обзавестись таким зятем. По всей видимости, первое время молодым супругам приходилось превозмогать серьезные материальные трудности[78].

В 1952 г. М. Мутаххари, который испытывал давление со стороны X. Боруджерди и серьезные материальные затруднения, не позволявшие ему содержать семью, несмотря на свою привязанность к богословской семинарии и желание оставаться в Куме, принял решение переехать в Тегеран. Многие в богословской семинарии с большой горечью восприняли известие о том, что такой талантливый и хорошо зарекомендовавший себя молодой преподаватель покидает Кум. А.А. Рафсанджани впоследствии писал, что впервые почувствовал себя обиженным на X. Боруджерди из-за того, что он позволил уехать из Кума такому ученому, как М. Мутаххари[79].

Переезд в Тегеран стал для М. Мутаххари началом нового этапа в жизни. Перед ним открылись новые возможности, определившие его исторический вклад в становление идеологии Исламской революции 1978-1979 гг. в Иране.

1.2. Переезд М. Мутаххари в Тегеран и участие в исламском движении 1950-1960-х гг. под руководством Имама Хомейни

Именно в Тегеране исключительным способностям и личным качествам М. Мутаххари было суждено проявиться во всей полноте. Семинария Кума, в которой М. Мутаххари провел пятнадцать лет жизни, несмотря на присутствие большого числа выдающихся мыслителей и талантливых преподавателей, а также прогрессивный настрой аятоллы X. Боруджерди, сдерживала интеллектуальные дерзания М. Мутаххари. Как и некоторые другие молодые семинаристы Кума, он стал проявлять интерес к обучению в университете и пропагандистской работе среди студентов светских высших учебных заведений. Впоследствии переезд М. Мутаххари в Тегеран подтолкнул к поступлению в университет многих других молодых религиозных деятелей из кумской богословской семинарии (А.А. Рафсанджани, М. Мофаттех, М.Х. Бахонар и др.).

По всей видимости, М. Мутаххари понимал, что интеллектуальная самоизоляция, в которой оставалось шиитское духовенство, серьезно ослабляла позиции ислама в обществе. Для адекватного представления исламского учения в стремительно менявшемся иранском социуме необходимо было быть знакомым со всем спектром философских, идейных и общественно-политических ориентаций, определявших мировоззрение интеллигенции и других новых слоев иранского общества, что требовало нахождения в самой гуще общественной жизни. Разумеется, переезд в Тегеран предоставлял прекрасные возможности для этого.

Однако переезд М. Мутаххари в Тегеран был вызван далеко не только желанием расширить свои интеллектуальные горизонты. Его товарищи объясняли причины переезда серьезными материальными затруднениями, связанными с женитьбой М. Мутаххари, а также недружелюбным отношением со стороны окружения X. Боруджерди[80]. Так или иначе, первые годы жизни М. Мутаххари в Тегеране были для него и его молодой семьи сопряжены с бедностью и тяжелыми испытаниями[81]. По воспоминаниям жены М. Мутаххари, в первые шесть месяцев пребывания в Тегеране им пришлось сменить семь съемных квартир[82]. Кроме того, М. Мутаххари очень сильно переживал из-за того, что ему пришлось покинуть Кум, да и разрыв отношений с Боруджерди был для него тяжелым ударом[83].

Первое время М. Мутаххари вел еженедельные занятия по тафсиру Корана на дому у промышленника Хадж Мохаммада Хасана Кушанпура, который согласился оказывать материальную помощь молодому преподавателю, ведь никакой формальной платы за обучение Корану не было предусмотрено.

Вскоре М. Мутаххари также представилась возможность вести занятия по исламской философии в медресе Марви, которые продолжались до 1976 г.[84] М. Мутаххари преподавал исламскую философию по книгам средневековых мусульманских философов Сабзевари и Муллы Садра – «Манзуме» и «Асфар аль-арба’а». Кроме того, он знакомил учеников с философскими трактатами Ибн Сины («Аш-Шифа»). Материалы этих занятий впоследствии были собраны и опубликованы после смерти Мутаххари в виде книг под названием «Шарх-е араби-йе Манзуме» («Арабское пояснение к Манзуме») и «Дарс-е эляхийат-е шефа» (Занятия по богословию «Шифа»).

В 1953-1954 гг. М. Мутаххари выпустил первые два тома книги своего учителя Алламе Табатабаи «Основы философии и метод реализма» («Осул-е фальсафе ва равеш-е реалисм»), которые он снабдил своим обширным комментарием (так что сама эта книга считается результатом их совместного труда). В течение последующих двадцати лет было издано еще три тома этого произведения, и Мутаххари выступил в качестве соавтора, так как сам написал часть статей для нее. В данной книге рассматриваются различные вопросы гносеологии и онтологии в западной философии материалистической и идеалистической направленности в сопоставлении с идеями традиционной исламской философии. Основными темами первых двух томов были наука и восприятие, ценность знания, проявление множественности в восприятии, вопросы бытия. Эта книга стала первым опытом критического изучения и анализа идей западной философии и науки на концептуально-теоретической основе мусульманской философии. Разобраны такие ключевые для философии Табатабаи и Мутаххари понятия, как реализм и идеализм. Под реализмом ими понималась методологическая основа исламской философии, четко отделяемая авторами от так называемого идеализма, с которым в материалистической философии обычно принято увязывать религиозно-философскую мысль.

На фоне резко возросшего с начала 1940-х гг. количества религиозных изданий самой разной направленности, в том числе общественно-политического характера, чувствовалась острая нехватка религиозной литературы, ориентированной на широкого читателя. М. Мутаххари стремился восполнить этот пробел, поэтому он не ограничивался философскими и отвлеченно-богословскими штудиями, работая параллельно над популярными изданиями.

В этот период М. Мутаххари испытывал большие трудности с изданием своих статей и работ, так как не был достаточно известен и не располагал широкими связями среди издателей. Написанные им в эти годы материалы в основном были опубликованы в 1960-е гг., когда М. Мутаххари и его единомышленниками уже была создана необходимая материальная и техническая база для издания трудов прогрессивной части шиитского духовенства.

В 1955 г. М. Мутаххари написал первый том своего знаменитого произведения «Дастан-е растай» («Сказания о праведниках»), представляющего собой сборник рассказов, основанных на хадисах, историях из жизнеописаний великих ученых и деятелей ислама. Первое издание этой книги увидело свет в 1960 г.[85] и стало настолько популярным среди читателей, что переиздавалось несколько раз подряд. В 1966 г. Национальный комитет ЮНЕСКО Ирана присудил М. Мутаххари за книгу «Дастан-е растай» премию в размере 30 000 риалов (400 долларов)[86].

Для написания этой книги М. Мутаххари пришлось на время оставить свои научные изыскания, и многие упрекали его за это, низко оценивая значимость такой «простой» книги. М. Мутаххари был крайне огорчен этим обстоятельством и даже писал, что «подобный образ мысли приобрел масштаб общественной болезни и есть ни что иное, как отход от высокого учения ислама». М. Мутаххари исходил из пользы книги для общества, а не ее мнимой научности. Он считал, что по причине пристрастия образованных людей к написанию замысловатых научных трудов «не пишется то, что нужно и необходимо, зато всякие никому не нужные и лишние вещи пишутся и издаются одна за другой»[87].

В эти годы М. Мутаххари активно писал статьи по различной тематике и выступал с лекциями, которые привлекали все больше слушателей. В 1950-е гг. он также писал много статей нравоучительного характера, ориентированных на молодежь. Серия статей М. Мутаххари, написанных в 1952-1962 гг. и посвященных исламскому образу жизни и предписаниям ислама, впоследствии была опубликована в виде двухтомного издания «Хекматха ва андарзха» («Скрытые смыслы и наставления»)[88].

Как было сказано ранее, переезд М. Мутаххари в Тегеран во многом был связан с двумя людьми: Х.А. Рашедом (1905-1980) и М.Э. Аяти (1914-1964), которые были его старшими товарищами и земляками. Х.А. Рашед, который ранее помог М. Мутаххари устроиться в медресе Марви[89], преподавал в Институте богословских наук (Данешкаде-йе ма’куль ва мангуль) Тегеранского университета. В 1955 г. в Институте богословских наук начал работать и М.Э. Аяти, которого М. Мутаххари также знал еще со времен учебы в медресе Мешхеда. Именно эти люди помогли М. Мутаххари, настойчиво искавшему путей приложения своих интеллектуальных сил и желавшему принять деятельное участие в религиозном просвещении молодого поколения иранцев, обратить внимание на университетскую среду.

В феврале 1955 г. в одной из газет было опубликовано объявление о том, что на факультет философских наук (реште-йе ма’куль) Института теологии требуется преподаватель-почасовик (модаррес-е хагг от-тадрис).

М. Мутаххари поначалу отказался от участия в конкурсе на должность преподавателя, однако чуть позже, поддавшись уговорам, все-таки подал заявление.

Конкурс проводился в виде экзамена, состоявшего из устной и письменной части. Из нескольких сотен работ, написанных испытуемыми, только работа М. Мутаххари произвела неизгладимое впечатление на экзаменаторов. На устном экзамене М. Мутаххари, отвечая на вопрос о философских взглядах средневекового мусульманского философа Моллы Хади Сабзевари, изложенных им в работе под названием «Манзуме», поразил профессоров факультета своей необычайно широкой эрудицией, так что вся экзаменационная комиссия, в которую входил и Х.А. Рашед, приветствовала его как гения[90].

В сентябре 1955 г. М. Мутаххари уже начал преподавать на философском факультете Института богословских наук, хотя официально был принят на работу в Тегеранский университет только 2 января 1956 г. С этого момента М. Мутаххари начал получать официальное жалование в 3000 риалов, покончив раз и навсегда с материальными затруднениями[91].

Начав преподавание в университете, М. Мутаххари стал полноправным членом университетского сообщества. Ему предстояло проработать в Тегеранском университете двадцать с лишним лет (до 1977 г.). Статус преподавателя Института богословских наук Тегеранского университета позволил ему поправить свое материальное положение, расширить круг знакомств, давал ему доступ к более широкой студенческой аудитории, с которой М. Мутаххари изначально стремился работать.

Теперь он мог проводить на базе университета открытые лекции, которые привлекали студентов самых разных факультетов и специальностей.

Одной из причин обращения М. Мутаххари к университетской среде было общее разочарование в общественно-политической ситуации, крах националистических и демократических сил, падение правительства М. Мосаддыка в 1953 г и устранение с политической арены первых иранских исламистов, которым М. Мутаххари сочувствовал на протяжении всей своей учебы в Куме. По некоторым данным, М. Мутаххари всегда симпатизировал М. Мосаддыку и считал его истинным патриотом[92], поэтому крах М. Мосаддыка и связанных с ним надежд не мог оставить его безразличным.

На фоне этих неудач, основной причиной которых было отсутствие единства в лагере националистических сил, разрыв между светскими и религиозными элементами (отчасти вызванный активизацией коммунистического движения, внезапное распространение которого повергло в шок религиозное крыло националистического движения), отсутствие единой и согласованной позиции среди высших слоев шиитского духовенства (политический активизм аятоллы А. Кашани и политический квиетизм аятоллы X. Боруджерди), конфликты и разногласия среди различных деятелей исламского движения (между А. Кашани и Н. Сафави), а также очевидная неготовность главной политической силы исламистов – «Федаян-е эслам», остававшейся в положении маргинальной группы, к выдвижению внятной и конкурентоспособной политической идеологии, выявились все недостатки исламского движения.

Политическая несостоятельность исламского движения заставила задуматься о необходимости выработки новой стратегии. В условиях жестких репрессий и подавления всякой политической активности, занятой X. Боруджерди позицией отказа от участия шиитского духовенства в политике энергия прогрессивной части духовенства и религиозных националистов была направлена в русло религиозно- и культурно-просветительской работы, которая должна была послужить основой для консолидации сил исламского движения и расширения его социальной базы.

В 1950 – начале 1960-х гг. альянс между националистами и духовенством получил дальнейшее развитие. Ведущими силами на этот раз были две группы: с одной стороны, часть националистически настроенной интеллигенции, тесно связанной по своему социальному происхождению с духовенством и традиционным религиозным классом «базари», с другой стороны – реформаторски настроенная часть духовенства (аятолла Хомейни, М.М. Талегани, М. Мутаххари, С.М. Бехешти, X. Рашед, М.Э. Аяти и др.). Между этими двумя группами, связанными общностью социального происхождения и некоторыми ценностными установками, сложился консенсус по основным вопросам общественно-политической жизни.

М. Мутаххари видел в качестве одной из главных задач своей деятельности в этот период обеспечение единства учащихся богословских семинарий и студентов светских учебных заведений. Уехав из Кума, он не оставил идеи реформы религиозного образования, которое во многом должно было быть приведено в соответствие с университетскими стандартами обучения[93].

Реализация этой задачи и процесс консолидации общественных сил в рамках сложившегося альянса требовал масштабной интеллектуальной и организационной работы, которая должна была носить систематический характер. На рубеже 1950-1960-х гг. М. Мутаххари принимал участие в создании целого ряда учреждений и организационных структур, призванных придать этому проекту оформленный вид.

Еще в 1953 г. Х.Э. Рашед и М. Мутаххари вместе с рядом других общественно-политических деятелей, в первую очередь представителем религиозного крыла националистов М. Базарганом, подготовили программу развития религиозных учреждений, получившую название Школа социально-практического воспитания (Мактаб-е тарбийат-е эджтема’и-йе амали, аббревиатура МАТА’)[94]. В ее структуре впоследствии были созданы четыре основные ассоциации, организованные по профессиональному признаку[95]. Данная программа предполагала создание новых религиозных изданий, распространение исламских знаний и установление связей с академическими учреждениями.

Следуя намеченному плану работы, С.М. Бехешти в 1954 г. основал медресе нового образца с преподаванием английского языка, которое было призвано обеспечить религиозное движение всесторонне развитыми и ориентирующимися в современном обществе кадрами, способными наряду с обучением в богословской семинарии получить хорошее университетское образование[96].

В свою очередь, М. Мутаххари вместе с Алламе Табатабаи и Гаэни в 1955 г. заключил соглашение по поводу создания исламского культурного общества, на работу которого каждый обязался выделять определенную сумму денег. М. Мутаххари должен был внести в общую кассу 150 риалов, Табатабаи – 300 риалов, а Гаэни – 1000 риалов[97].

Как было сказано, важным направлением в работе по реализации намеченной М. Мутаххари и его единомышленниками религиозно-просветительской программы стала издательская деятельность. М. Мутаххари давал следующую оценку издававшейся в то время литературе: «Религиозные публикации провоцируют хаос в обществе. Некоторые сочинения даже являются в своей основе вредными и постыдными. Более того, даже полезные издания выпускаются без всякой предварительной оценки… Каждый по своему усмотрению пишет и издает все, что он сочтет полезным. Есть сферы, в которых не написано ничего, в то время как по другим темам издается слишком много литературы»[98].

В 1957 г. А.А. Рафсанджани и несколько других деятелей создали в Куме издательство «Энтешарат-е мактаб-е ташайо’», выпускавшее одноименное периодическое издание «Мактаб-е ташайо’» («Учение шиизма»), куда М. Мутаххари отправлял свои материалы и статьи (до 1964 г.). В 1960 г. С.М. Бехешти организовал исламский центр для учителей и начал проводить регулярные заседания с обсуждением актуальных вопросов разработки учебных программ и организации учебного процесса[99].

В 1961 г. М.Х. Монтазери и А.А. Рафсанджани создали Общество преподавателей богословской семинарии Кума (Джаме’е-йе модарресин-е хоузе-йе эльмийе-йе Ком)[100].

Важным этапом в этом движении стало основание исламских ассоциаций (анджоман). Прототипом этих ассоциаций явилась основанная студентами медицинского факультета Тегеранского университета еще в 1942-1943 гг. Исламская студенческая ассоциация (Анджоман-е эслами-йе данешджуйан), которая была расширена за счет представителей технических и естественных факультетов. Из-за того, что выпускники университета покидали его стены и автоматически не могли больше быть членами студенческой ассоциации, необходимо было создавать профессиональные ассоциации, которые объединяли бы бывших студентов.

В 1957-1958 гг. была основана Исламская ассоциация инженеров (Анджоман-е эслами-йе мохандесин). Год спустя ряд других деятелей основали Исламскую ассоциацию врачей (Анджоман-е эслами-йе пезешкан). М. Мутаххари фактически являлся старшим наставником и главным лектором обоих обществ в течение долгих лет (до 1972 г.). Лекции и проповеди, которые он произносил на мероприятиях этих ассоциаций, легли в основу нескольких книг М. Мутаххари («Мас’але-йе хеджаб», «Мас’але-йе реба», «Хедамат-е мотагабел-е Эслам ва Иран», «Эслам вамогтазият-е замай», «Эмамат ва рахба-ри», «Фетрат», «Та’лим ва тарбият дар Эслам» и т.д.).

Чуть позже, в 1960-1961 гг. М. Мутаххари, М. Базарган, Я. Сахаби, Г.А. Тавассоли, М.А. Раджаи учредили Исламскую ассоциацию учителей (Анджоман-е эслами-йе моаллемин). М. Мутаххари состоял в президиуме всех трех вышеназванных ассоциаций и принимал активное участие в их деятельности. Среди основателей этих ассоциаций были бывшие деятели Национального фронта М. Мосаддыка (например М. Базарган), а многие члены этих ассоциаций впоследствии вошли в состав Движения за свободу Ирана, основанного М. Базарганом и С.М. Талегани.

В 1959-1961 гг. М. Мутаххари благодаря своей давней дружбе с работавшим на радио Х.А. Рашедом выступал с лекциями в эфире иранского радио, получив доступ к максимально широкой на тот момент аудитории, что принесло ему известность во всем Иране. Эти лекции легли в основу книги «Бист гофтар», опубликованной в 1964 г. В своих выступлениях по радио он обращался к различным темам, связанным с местом религии в современном обществе (элементарные основы права с точки зрения ислама, польза и преимущества веры, взгляд ислама на науку, религиозные вопросы, разум и сердце, Коран и проблема размышления), не обходя вниманием такие острые вопросы, как социальная справедливость (справедливость с точки зрения Имама Али, принцип справедливости в исламе)[101].

В 1960 г. М. Мутаххари, М.Э. Аяти, А.А. Бабаи и X. Навид стали инициаторами создания нового интеллектуального центра исламского движения – так называемого Ежемесячного религиозного собрания (Анджоман-е махане-йе дини), в деятельности которого принимало участие несколько сотен человек. Ежемесячное религиозное собрание действовало в течение двух лет (с октября I960 г. по октябрь 1962 г.), и на нем, помимо сугубо религиозных и богословских тем, обсуждались многие важные и актуальные вопросы общественной жизни. Это собрание, по сути, представляло собой лекторий и дискуссионный клуб, в котором принимали участие видные богословы того времени (М. Талегани, С.М. Бехешти, М. Садр, Гользаде Гафури, аятолла Зенджани, М.Т. Джа-фари и др.)[102]. Результатом работы собрания стало издание трех томов сборника научных статей[103]. Лекции различных религиозных деятелей, выступавших на заседаниях этого собрания, привлекали большое количество слушателей из числа преподавателей, студентов, торговцев базара, духовенства, деятелей культуры и т.д.

Большая часть лекций, прочитанных М. Мутаххари на заседаниях этого ежемесячного собрания, впоследствии была издана в виде книги «Десять речей» («Дах гофтар»), куда вошли его лекции по таким темам, как «Богобоязненность» (Тагва), «Повеление благого и предотвращение порицаемого» (Амр бе ма’руф ва нахй аз монкар), «Принцип иджтихада в исламе» (Асл-е эджтехад дар Эслам), «Возрождение религиозной мысли» (Эхья-йе фекр-е дини), «Долг науки» (Фаризе-йе эльм) и «Наставление молодого поколения» (Рахбари-йе насл-е джаван)[104]. Таким образом, лекции М. Мутаххари были адресованы в первую очередь молодежи и направлены на разъяснение вероучительных и нравственных принципов ислама. М. Мутаххари проявил умение объяснять сложнейшие богословские и философские проблемы простым и доступным языком, демонстрируя слушателям интеллектуальную глубину ислама.

М. Мутаххари высоко оценил результаты работы Ежемесячного религиозного собрания: «Хотя эти собрания и не получили продолжения, они стали источником многих духовных благ и привели к целому ряду изменений и подвижек на более широком уровне в вопросах пропаганды ислама»[105].

1953-1963 гг. стали, по выражению А.А. Рафсанджани, тем «периодом созидания» для шиитского духовенства, плоды которого проявились в виде организованного выступления значительной части иранского общества против шахской власти в 1963 г. М. Мутаххари наряду с другими деятелями реформаторского движения под руководством Хомейни сыграл ключевую роль в этом процессе.

Важным социально-психологическим эффектом проделанной в эти годы работы стало то, что разочарование в успехах исламского движения в основной массе сменилось надеждой на победу. Значительную роль в этом сыграли качественные сдвиги в среде шиитского духовенства, расширение его интеллектуальных горизонтов, сближение со светской интеллигенцией, стремление выработать новые направления пропаганды ислама, адекватные реалиям тогдашнего иранского общества. Эта активность сумела повлиять на статус религии в обществе и создала в религиозных кругах уверенность в своих силах. Были выработаны новые идеи, стратегия и проект нового религиозно-политического движения, в основе которого лежало понимание необходимости четкой организации[106] .

Если в 1950-е гг. исламские ассоциации выполняли преимущественно религиозно-просветительские функции, то в начале 1960-х гг. стала отчетливо проявляться их политическая направленность. На базе этих структур по мере привлечения все большого количества заинтересованных формируются новые политические организации.

М. Мутаххари, несмотря на далеко не равнодушное отношение к политике, был научен горьким опытом, заставившим его покинуть Кум в 1952 г., и стремился избегать публичного изъявления политических симпатий. Он также понимал необходимость проведения серьезной религиозно-просветительской и идеологической работы, прежде чем приступать к созданию политических структур. Эта осторожность, присущая многим религиозным деятелям того времени, была продиктована позицией их лидера аятоллы Хомейни, который избегал конфронтации с верховным авторитетом X. Боруджерди. Следует отметить, что в этот период (начиная с самого отъезда и вплоть до 1963 г.) М. Мутаххари регулярно поддерживал связь с Хомейни и Алламе Табатабаи[107].

Как было отмечено ранее, М. Мутаххари поддерживал близкие отношения с новым лидером Национального фронта М. Базарганом и рядом других деятелей. В 1954-1955 гг. они все посещали его занятия по исламской философии в медресе Марви, а затем сами приглашали М. Мутаххари в качестве лектора на семинары по толкованию Корана, что впоследствии вылилось в деятельность исламских ассоциации [108].

Таким образом, Мутаххари принимал участие в процессе интеллектуального формирования основного ядра активистов Национального фронта и Движения свободы, которые в 1960-1970-е гг. превратились в весомую политическую силу. Становление новых политических трендов в иранском подполье происходило в условиях определенной двойственности: приверженность значительной части городского среднего класса, интеллигенции и студенческой молодежи ценностям исламской религии сопровождалась возраставшим интересом к современным западным социально-политическим идеям. Это поколение, сформировавшееся в традиционных религиозных семьях и открывшее благодаря университетскому образованию новый мир, нуждалось в новых интерпретациях исламского учения, которые могли бы преодолеть эту двойственность их мировоззрения.

В 1960-1963 гг. М. Мутаххари не оставался в стороне от возросшей политической активности исламских ассоциаций и возникавших на их основе оппозиционных политических организаций. Именно в этот период он попал в поле зрения шахской тайной полиции САВАК (Сазман-е амният ва эттелаат-е кешвар – Организация внутренней безопасности и информации), созданной в 1957 г. в первую очередь для борьбы с антишахскими организациями. В апреле 1960 г. сотрудники САВАК обратили особое внимание на М. Мутаххари, который посещал собрания членов Национального фронта (М. Базарган, И. Сахаби и др.)[109]. После выступлений М. Мутаххари на нескольких частных собраниях, проводившихся в августе 1960 г. на квартире у А.А. Бабаи, на которых он говорил о выборах, коррупции, воровстве во власти, рассуждал о необходимости единства и укрепления веры, критически высказывался о положении в стране и пассивности народа, САВАК стала пристально следить за его публичными выступлениями в религиозных организациях[110].

До 1963 г. в САВАК больше не поступало сведений о какой-либо политической активности М. Мутаххари. В данной ему характеристике он был назван политически неактивным (точнее, был использован термин «монзави», подразумевавший отсутствие принадлежности к партии или иной политической организации), хотя было отмечено, что он симпатизировал идеям М. Мосаддыка, и его благонадежность в глазах властей была под большим вопросом[111].

В 1962-1963 гг., когда М. Базарган и его единомышленники развернули политическую агитацию на съездах исламских ассоциаций, выступая с критикой шаха и правительства, М. Мутаххари постарался дистанцироваться от политических мероприятий и даже воздержался от участия в самих съездах[112].

В этот период на фоне слабой политической активности М. Мутаххари и избегания им участия в политических мероприятиях его работа на национальной радиостанции, преподавание в университете воспринимались некоторыми общественно-политическими деятелями чуть ли не как сотрудничество с ненавистным им режимом Пехлеви. В 1961 г. М. Мутаххари был вынужден оставить чтение проповедей на радио под давлением некоторых оппозиционных деятелей[113].

Ситуация начала меняться после того, как 30 марта 1961 г. умер X. Боруджерди. Таким образом, его положение высшего религиозно-правового авторитета (мар-джа ат-таклид[114]) для большинства шиитов и главного распорядителя делами в Кумской семинарии осталось вакантным. М. Мутаххари и А.Х. Монтазери, бывшие самыми близкими учениками Хомейни, начали кампанию агитации за передачу этой высокой степени их учителю и патрону[115].

М. Мутаххари при всей сложности его отношений с X. Боруджерди относился к нему с большим уважением. Известно, что на похоронах Боруджерди он дал волю чувствам, и это был один из немногих случаев, когда его видели плачущим[116]. Спустя некоторое время он написал статью «Преимущества и заслуги покойного аятоллы X. Боруджерди» (Мазайа ва хедамат-е мархум-е аятолла Боруджерди)[117].

Шах решил воспользоваться ситуацией, возникшей в связи с уходом из жизни X. Боруджерди, для проведения в жизнь своего проекта реформ. Главным противником шахских реформ в среде духовенства стал аятолла Хомейни, который опирался на свой авторитет в широких кругах духовенства и среди простых верующих. Шах желал избавиться от необходимости согласовывать свои политические решения с авторитетными моджтахидами и поэтому решил сделать расчет на зарубежного ученого – иракского моджтахида иранского происхождения Сейеда Мохсена Хакима (ум. 1970), который, как и X. Боруджерди, был известен своим аполитизмом.

После смерти X. Боруджерди аятолла Хомейни предпринял попытку выступить с проектом реформы всей организационной структуры шиитского духовенства и богословских семинарий. Эта реформа частично воспроизводила проект, выдвинутый Хомейни и М. Мутаххари десятью годами ранее, однако в этот раз она получила более последовательное изложение. В 1962 г. вышла книга «Роуханият ва марджа’ият»[118], которая стала результатом развернувшейся после смерти мар-джа’ ат-таклида дискуссии о положении и перспективах дальнейшего развития шиитского духовенства.

М. Мутаххари был автором нескольких статей, опубликованных в книге, в которых выступал с крайне критических позиций по отношению к состоянию духовенства. М. Мутаххари обращал внимание на охватившие духовенство внутренние проблемы, которые способствовали ослаблению его влияния на общество. Он резко критиковал финансовую организацию шиитского духовенства, сетовал на отсутствие универсального образования в семинарии, сосредоточенность на подражательном фикхе (фекх-е таглиди), в результате чего ее выпускники не могли выполнять своих научных, воспитательных и духовных обязанностей в обществе.

М. Мутаххари говорил о «сорняках», бесполезных и лишних людях в семинарии. Его тревожили леность и пассивность, несоответствие учебных программ требованиям времени, «молчание и необходимость держать язык за зубами, дабы сохранить свое положение» (намек на окружение X. Боруджерди), игнорирование недостатков, отсутствие изданий и литературы, позерство, бахвальство и пристрастие к громким именам и титулам, которые стали приметами атмосферы, царившей среди духовенства и в семинариях[119].

Смерть аятоллы X. Боруджерди стала рубежным событием. Хомейни и его сторонников больше не сдерживали никакие обстоятельства, ранее мешавшие им заниматься политической борьбой. К тому же шах Мохаммад Реза Пехтеви сам дал повод для массового недовольства в среде духовенства и верующих в целом. Он решил воспользоваться временным отсутствием формального авторитета среди верующих и приступил к реализации своего плана реформ.

6 октября 1962 г. правительство А. Алама одобрило законопроект о реформе провинциальных и муниципальных советов (Лайехе-йе анджоманха-йе эялати ва велаяти), согласно которому вносились серьезные изменения в порядок выборов в местные органы власти. Если раньше в них могли быть избраны только граждане мужского пола, исповедующие ислам, а присяга давалась на Коране, то в новом варианте быть избранными имели право представители других монотеистических религий, которые могли приносить присягу на своих священных писаниях, женщины также получили право выдвигать свои кандидатуры для участия в выборах. Ратификация этого законопроекта в обход парламента, который был распущен шахом, была грубейшим нарушением Конституции Ирана.

Это решение правительства вызвало крайне негативную реакцию среди самых видных представителей духовенства. Уже 8 октября 1962 г. Хомейни вместе с тремя другими выдающимися моджтахидами Кума (С.М.Р. Гольпайгани, М.К. Шариатмадари, М. Хаери Иазди) потребовал отмены этого закона. Таким образом, Хомейни вновь вернул практику непосредственного вмешательства моджтахидов в государственную жизнь. Он пока еще не занимал конфронтационной позиции и действовал в рамках конституции, в которой была закреплена контрольная функция шиитских моджтахидов, призванных осуществлять надзор за соответствием законодательства страны шариату[120].

Шах не ожидал такого мощного давления со стороны духовенства и был вынужден в конце ноября отменить этот закон. Однако он вовсе не собирался сдаваться и решил прибегнуть к народному волеизъявлению, которое должно было компенсировать отсутствие поддержки реформ со стороны духовенства и в каком-то смысле подорвать авторитет религиозных деятелей, выставив их в качестве реакционной и ретроградной силы, выступающей против прогресса страны и действующей вопреки интересам народа. 9 января 1963 г. он выступил с серией реформ, получивших название «Белой революции», и сообщил о проведении по этому поводу референдума, который также был признан моджтахидами незаконным и противоречащим шариату.

24 января 1963 г. шах бросил очередной вызов авторитету духовенства, явившись в Кум и публично назвав высшее звено духовенства «черной реакцией» (эртеджа’-э сиях), получающей поддержку извне[121].

Хомейни призвал верующих отказаться от празднования Навруза в связи с тем, что дни праздника совпали с годовщиной мученической смерти Имама ас-Садика. 22 марта 1963 г. траурные церемонии в Куме и Тебризе, проходившие под политическими лозунгами, были атакованы полицией, в результате чего большое количество людей было убито и ранено.

После этих событий Хомейни начал открытую политическую агитацию против шаха. В самый разгар Ашуры (первая декада месяца мухаррам), которая сопровождается ежедневными траурными шествиями и многолюдными собраниями в мечетях, Хомейни развернул антишахскую пропаганду. 5 июня 1963 г. он выступил с жесткой критикой внешней и внутренней политики шаха. Ночью того же дня он был арестован и помещен в военную тюрьму. Арест Хомейни вызвал многотысячные демонстрации протеста по всей стране, многие из которых были буквально потоплены в крови. Эти события вошли в иранскую историю как «революция 15 хордада», или «восстание 15 хордада».

В ночь с 5 на 6 июня М. Мутаххари был арестован вместе с 63 другими представителями духовенства. Известно, что глава САВАК генерал Пакраван обратился в военную прокуратуру с просьбой издать постановление об аресте М. Мутаххари[122]. Ему было выдвинуто обвинение в агитации против шахской власти. Следуя инструкциям Хомейни, в проповеди, посвященной Имаму Хусейну и трагическим событиям Ашуры, М. Мутаххари сравнил шаха с халифом из династии Омейядов Язидом, по приказу которого был убит Имам Хусейн, и соответственно назвал шахское правление «деспотичным»[123].

М. Мутаххари следующим образом описывал свой первый арест: «Ночью в среду 12 мухаррама или 15 хордада (5 июня 1963 г.) примерно в час ночи я был задержан полицией у себя дома и помещен в камеру предварительного заключения полицейского управления Тегерана. В это время были задержаны примерно еще 5-6 проповедников и улемов (из Тегерана – И.Г.), а потом постепенно к нам присоединилось еще больше людей»[124].

При аресте М. Мутаххари даже не позволили надеть уличную одежду. Жена успела дать ему с собой другую накидку (аба[125]) и тем самым спасла его от более сурового наказания, так как в карманах старой накидки лежали важные документы (возможно, заготовленный заранее текст обращения Хомейни к народу), которые могли быть использованы в полиции как доказательства против него.

М. Мутаххари провел в заключении 43 дня, на протяжении которых вел дневник, сохранившийся в виде нескольких записей. 30 июня М. Мутаххари написал: «Я прошу у Аллаха, чтобы с каждым днем мусульмане становились все более бдительны, лучше знакомы со своими высшими интересами, чтобы они были избавлены от зла колониализма и колониалистов»[126]

17 июля 1963 г. М. Мутаххари оставил следующую запись: «В этот день мы были освобождены из предварительного заключения в полицейском управлении Тегерана и 15 мордада (6 июля), который совпал с днем рождения Пророка (САВ), нас перевели в здание, находящееся на улице напротив Сада Амир аль-омара»[127].

Находясь в заключении, он написал стихи, в которых выразил свою тоску и негодование по поводу расставания с Хомейни:

Друзья не имели вести о том, где находится предмет

их любви,

В ушах все слышен доносящийся издалека звук нашего

колокольчика,

О утренний ветерок, на мгновенье донеси весть о нас

Божьему Духу (Рухолла),

О том, что мысль о тебе – и днем, и ночью наш

спутник в этой клетке,

Несмотря на все усилия врага да не прервется вовеки

Связь между нами и тобой, пока мы еще дышим,

О душа, ты не заслуживаешь жить в углу этой темницы,

Достойнее было бы, если кровь пошла из обоих глаз

у каждого из нас,

Врата наших взоров готовы к твоему пришествию,

Окажи нам милость и искренне прими наше

приглашение,

Весь иранский народ устремил взоры в твою сторону,

В сторону пути свободы и справедливости,

и не боимся мы никого[128].

Эти стихи были написаны М. Мутаххари в ответ на стихотворение одного из иранских общественных деятелей XX века, которое его товарищ по заключению

Бакаи написал на обложке одного из томов «Маснави-йе ма’нави» Джалал ад-Дина Руми, принадлежавшего М. Мутаххари. М. Мутаххари был большим любителем классической персидской поэзии, и его речи и лекции изобиловали поэтическими вставками из сочинений персидских поэтов (Дж. Руми, Хафиза, Саади и др.). Однако эти несколько строчек, написанные достаточно изысканным слогом и выдержанные в классическом стиле, так и остались почти единственным поэтическим опытом самого М. Мутаххари.

Обращение М. Мутаххари к казалось бы несвойственному для него поэтическому языку передает всю напряженность переживаемого им момента. В этом проявилась особая эмоциональная привязанность М. Мутаххари к Хомейни, имевшая, безусловно, религиозно-мистический оттенок и временами переходящая в возвеличивание им своего объекта любви. Вместе с тем М. Мутаххари уже тогда разглядел в Хомейни черты будущего национального лидера, с которым будут связаны надежды большинства иранцев на свободу и справедливость.

Находясь под арестом, М. Мутаххари смог избежать большего срока заключения, в первую очередь, благодаря недовольству, выступлениям и акциям протеста со стороны провинциального духовенства, стекавшегося в Тегеран. Причиной этих волнений стал распространившийся в народе слух о том, что шах хочет предать Хомейни суду и расстрелять. На фоне общественного протеста власти были вынуждены отпустить заключенных, в том числе М. Мутаххари. Тем не менее Хомейни по-прежнему был изолирован от народа и находился под домашним арестом в Тегеране.

Таким образом, М. Мутаххари, который был одним из главных действующих лиц инициированной Хомейни политической кампании, вылившейся в массовые антиправительственные выступления, без каких-либо последствий вышел на свободу и мог продолжать свою работу в университете и проповедническую деятельность.

Принимавший активное участие в движении сторонников Хомейни А.А. Рафсанджани впоследствии написал о роли М. Мутаххари в событиях, произошедших в июне 1963 г.: «Я и некоторые другие мои друзья знаем, какую огромную роль сыграл Шахид Мутаххари в событиях мухаррама 1342 года, которые привели к революции 15 хордада или 12 мухаррама, но режим понял только незначительную часть этой роли»[129].

Выйдя на свободу, М. Мутаххари и не думал о том, чтобы прекратить борьбу, несмотря на то, что САВАК стремилась в течение всех последующих лет его жизни отслеживать его действия и передвижения по стране, ведь на его плечи ложилась большая ответственность. Исламское движение находилось в смятении после событий «пятнадцатого хордада», а Хомейни оставался под домашним арестом вплоть до апреля 1964 г. В отсутствие Хомейни его сподвижники, включая М. Мутаххари, развернули деятельность по сплочению рядов сторонников Хомейни и дальнейшему организационному оформлению исламского движения. М. Мутаххари, который пользовался авторитетом среди различных оппозиционных шаху политических и общественных групп, в это время играл особую роль в координации сил движения.

А.А. Рафсанджани подтверждает особую роль М. Мутаххари в продолжении политической борьбы: «…Мутаххари со своими единомышленниками в Тегеране в течение нескольких месяцев, пока отсутствовал Имам, не позволили сложить знамя борьбы»[130].

События «пятнадцатого хордада» стали поводом для последующей рефлексии М. Мутаххари о проблемах духовенства и выводов о дальнейших действиях. В своих заметках М. Мутаххари выделял ряд положительных и отрицательных сторон в произошедших событиях. Например, он ставил духовенству в заслугу «единство, сплоченность, единодушие и искренность», продемонстрированные в ходе оппозиционных выступлений, а также их «независимость перед лицом правящего режима». Он с удовлетворением отмечал, что в заявлениях помимо чисто религиозных доводов приводились ссылки на действующую конституцию, указывалось на подавление свобод и нарушение прав народа, что повлияло на настроения определенной части интеллигенции и сделало ее естественным союзником духовенства.

Однако в целом выводы М. Мутаххари носили критический характер и были направлены на исправление ошибок духовенства. Благодаря пропаганде противников духовенства позиция лидеров исламского движения была представлена как реакционная и ретроградная, так как Хомейни и его сторонники выступили против инициированных шахом реформ, будто бы имевших целью демократизацию иранского общества. М. Мутаххари обратил внимание на два вопроса, которые стали предметом злоупотребления противников: право женщин избираться в местные органы власти и земельная реформа. Он считал выступление моджтахидов против этих реформ серьезным просчетом, утверждая, что они должны были «представить ислам в качестве той силы, которая разрешает возникающие в обществе кризисы, а не в качестве фактора сохранения существующего положения, лишь усугубляющего эти кризисы»[131].

По его мнению, улемы должны были выступить с собственным проектом реформ и добиваться их реализации всеми законными средствами, в том числе путем участия в выборах. Также они «не должны (были) смотреть только в сторону простого народа и торговцев с базара», а должны были учитывать нужды всего общества, включая студенчество, которое стало главным объектом антирелигиозной пропаганды. М. Мутаххари писал: «Не надо разочаровывать молодое поколение в исламе как спасительной силе общества и представлять ислам как религию, противоречащую свободе, в том числе освобождению женщины от порабощения мужчиной и освобождению крестьянства от порабощения помещиками»[132].

М. Мутаххари пришел к выводу о необходимости общих объединительных целей и идеалов, способных расширить социальную базу исламского движения: «Всякое движение должно быть сильным с точки зрения цели, то есть его цели должны совпадать с надеждами и чаяниями народа… Движение должно заручиться поддержкой разума, логики, религии, веры, а также нужд и чаяний общества»[133].

Осознание того, что ключ к успеху лежит в области выработки целей и идеалов, стало поворотным моментом. Фактически М. Мутаххари поставил задачу выработки некой универсальной идеологии, которая могла бы выйти за рамки узкодогматических богословских проблем, рационально обосновать идеалы социального освобождения и стать движущей силой широкого общественного движения, потому как именно недостаток подобной идеологии привел к неудачному исходу выступлений духовенства в 1963 г.

В 1963 г. М. Мутаххари принял участие в создании новой организации – так называемых Исламских коалиционных групп (Хейатха-йе моталефе-йе эслами). «Хейатха-йе моталефе-йе эслами» объединяло множество различных неполитических религиозных обществ и групп, создававшихся в основном стихийно для удовлетворения религиозных нужд населения, проведения траурных собраний и организации проповедей. Эти группы объединяли представителей традиционного среднего класса – жителей отдельных городских кварталов, членов профессиональных организаций цехового и гильдейского типа. Их члены в большинстве своем не имели опыта политической и организационной работы, не обладали достаточными религиозными знаниями и нуждались в обучении и подготовке к активной общественной работе. По просьбе Имама Хомейни М. Мутаххари вместе с рядом других деятелей взял на себя задачу по их обучению и подготовке[134].

Был учрежден попечительский совет организации в составе М. Эраги, X. Асгароулади, М.С. Эслами, С. Ама-ни, А. Ладжеварди, а также Совет духовенства, состоявший из М. Мутаххари, С.М. Бехешти, А. Гафури, Моулаи и Анвари. Вся деятельность Коалиции исламских советов была организована строго иерархически. Совет духовенства доводил все предложения от низовых организаций до аятоллы Хомейни и спускал все указания Хомейни до рядовых членов. М. Мутаххари играл ведущую роль в этом совете и составлял многие заявления, однако всегда просил, чтобы его имя оставалось в тайне.

Один из членов совета, аятолла Анвари пишет об участии М. Мутаххари в собраниях, на которых обсуждались вопросы организации исламского движения и стратегии его деятельности: «Мутаххари тогда говорил, что по причине притеснений со стороны государства и препятствий, которые создавала САВАК, необходимо организовать работу по двум фронтам: во-первых, передний и открытый фронт, а во-вторых, идейный фронт, который будет помогать тем, кто находится на передовой. Фактически так и было сделано, и организация была разбита на два крыла: открытое и тайное»[135].

Идеологическая работа носила, по мнению М. Мутаххари, приоритетный характер. По словам аятоллы Анвари, М. Мутаххари сообщил Хомейни, что «народ до сих пор не знает ислама»[136]. По сути, этот тезис и являлся отправной точкой всей последующей напряженной и плодотворной интеллектуальной работы М. Мутаххари на протяжении почти пятнадцати лет. Чуть позже в предисловии к книге «Божественная справедливость» (‘Адл-е элахи), изданной в 1970 г., М. Мутаххари писал: «Вот уже около двадцати лет всякий раз, когда я брал в руки ручку и начинал писать книгу или статью, единственной целью написания моих работ было решить проблемы и ответить на вопросы, поднимаемые в связи с современными богословскими предметами. Некоторые мои сочинения посвящены философии, некоторые – этике, праву, истории и социальным явлениям. Хотя тематика этих работ совершенно различна, тем не менее все они проистекают из единого факта, который состоит в том, что священный ислам есть непознанная религия. Реальность этой религии постепенно преподносилась людям во все более искаженном виде. Существенная причина отхождения людей от ислама связана с ложными принципами, которые преподносятся под именем учения ислама. Наибольший урон этой религии сегодня нанесен теми, кто утверждает, что защищает ее, чем кем-либо еще… Именно по этим причинам я считаю своим долгом действовать со всей ответственностью, поскольку я компетентен в этой сфере»[137].

Поэтому М. Мутаххари сделал упор на организацию религиозного просвещения и идеологическую работу. Он организовал для членов исламских советов серию лекций, посвященных вопросам судьбы и предопределения, но фактически представляющих собой рассмотрение причин упадка и регресса в мусульманском мире, которые позже, в 1966 г., были опубликованы в виде книги «Человек и судьба» («Энсан ва сарневешт»)[138].

«Целью рассмотрения настоящего вопроса в данной работе было, во-первых, изучение того, представляет ли собой вера в судьбу в том виде, как этого требуют правила философской аргументации, своего рода систему убеждений и идей, которые толкают верующих в них людей к лености и слабости… или же это убеждение, если его правильно преподносить, не имеет таких последствий?.. Нахождение пути исправлении существующего в сегодняшнем исламском мире положения в значительной степени зависит от нахождения причин и предпосылок их упадка, которые имели место в прошлом или существуют в настоящее время…»[139].

Главным посланием этих лекций, посвященных судьбе и предопределению в вероучении ислама, был призыв к преодолению фаталистских установок в мировоззрении мусульман и осознанию необходимости социально-политической активности[140].

Анвари также вспоминает о проводимой им совместно с М. Мутаххари идеологической работе: «Одной из функций совета духовенства была подготовка интеллектуальной пищи для молодежи. Я хорошо помню, как в то время мы готовили брошюры, одна из которых была написана Шахидом Мутаххари. Это уже потом, после того, как я попал в тюрьму, она была напечатана, а в то время она была набрана на печатной машинке, ее отдали в семинарию и преподавали по ней. Эти общества потом существенно расширили свою деятельность. Например, было создано Общество подготовки ораторов (Джами’ат-е тарбият-е сохангу). Материалы, подготовленные Советом духовенства, передавались членам этого общества, приглашенным из Кума, они вызывали руководителей групп, обучали их прямо там, а те, в свою очередь, проводили работу с другими группами, пока очередь не доходила до ответственных за группы из десяти человек («десятки»), члены которых зачастую не знали членов других групп… то есть деятельность была полусекретной»[141].

В 1963-1965 гг. САВАК осуществляла наблюдение за мероприятиями, в которых принимал участие М. Мутаххари. Большая их часть была сосредоточена вокруг тегеранского базара, который и составлял значительную часть социальной базы «коалиционных исламских групп». М. Мутаххари иногда читал пятничные проповеди в центральной мечети Тегеранского базара[142]. Многие встречи проходили по вечерам в мечети «Хедаят» или особых помещениях для траурных церемоний (хосейние), принадлежавших различным гильдейским организациям тегеранского базара, и собирали иногда по несколько сотен слушателей.

М. Мутаххари поднимал на своих публичных лекциях такие богословские вопросы, которые имели острое общественно-политическое звучание. Выступая перед слушателями в мечети «Хедаят», он говорил о необходимости защиты ислама и активной общественной позиции, коррупции с точки зрения ислама, социальном угнетении и восстании против тирании, справедливом правлении, описывая эти явления и понятия на основе реалий эпохи Имама Али и Имама Хусейна, подробно изложенных в шиитской традиции[143].

Политическая подоплека его богословских лекций не ускользала от внимания тайной полиции шаха. По донесению одного из осведомителей САВАК от 22 июля 1964 г., выступая в мечети «Хедаят», М. Мутаххари говорил о том, что «среди сторонников Народного фронта и Движения за свободу наблюдается падение духа, поэтому на духовенстве лежит обязанность не допустить, чтобы народ разочаровался в этой борьбе»[144].

После выхода в апреле 1964 г. Хомейни из заключения, в котором он пробыл около десяти месяцев, шах вскоре создал новый повод для недовольства духовенства. 13 октября 1964 г. премьер-министр Х.А. Мансур представил в парламенте так называемый законопроект о капитуляции, согласно которому всем военным специалистам США, пребывавшим на территории Ирана, предоставлялся дипломатический иммунитет.

26 октября 1964 г. Хомейни произнес знаменитую речь об акте капитуляции, в которой обвинил шаха в предательстве национального суверенитета и независимости. Члены «коалиционных исламских групп» (хейатха-йе моталефе-йе эслами) распространили сорок тысяч экземпляров речи Хомейни по всему Тегерану[145]. Благодаря оперативной и слаженной работе членов «коалиционных исламских групп» речь Хомейни вызвала широкий резонанс, вызвав новые протесты со стороны духовенства и широких слов населения. М. Мутаххари играл важную роль в распространении идей и воззваний Хомейни[146].

В данной речи Хомейни в большей степени затронул внешнюю политику шаха, а именно его дружественные отношения с США и Израилем. Он выразил солидарность с исламским миром и, в первую очередь, народом Палестины, которая была оккупирована Израилем. Ранее, в 1961 г., аятолла М. Талегани, имевший тесные связи с организацией «Братья-мусульмане» и суннитскими улемами из арабских стран (в первую очередь Египта), принял участие в международной исламской конференции в Палестине, что стало первым серьезным опытом знакомства шиитского духовенства Ирана с проблемами народа Палестины.

Начиная с первой половины 1960-х гг. солидарность с палестинским освободительным движением стала одним из ведущих мотивов в идеологии исламского движения. Хомейни подхватил эту ориентацию на международную исламскую солидарность, начало которой была положено аятоллой М. Талегани и лидером «Федаян-е эслам» Н. Сафави еще в 1940-1950-е гг. Впоследствии М. Мутаххари развил в своих работах и лекциях тему международной исламской солидарности и поддержки палестинского освободительного движения, и ее значимость в плане политической мобилизации религиозных масс в дальнейшем возрастала. Международная солидарность была призвана обеспечить цельность идеологического проекта исламского движения, который наравне с марксизмом и либерализмом стал претендовать на роль универсального мирового идеологического проекта.

В полночь 4 ноября 1964 г. Хомейни был арестован и немедленно выслан из страны в Турцию (г. Бурса), откуда спустя одиннадцать месяцев отправлен в Ирак и размещен в священном для шиитов городе Ан-Наджаф. После высылки Хомейни из страны исламское движение оказалось в затруднительном положении. С одной стороны, движение было в некотором смысле обезглавлено, так как в течение какого-то времени связь с Хомейни фактически отсутствовала, а с другой стороны, обстановка в стране и репрессии против шиитского духовенства требовали от этого движения решительных действий.

После ссылки Хомейни в Турцию многие члены организации «Коалиция исламских групп» пришли к мнению, что необходимо перейти от пропагандистской и просветительской работы к практическим действиям, придав организации политический и военизированный характер. Как вспоминает аятолла Анвари, М. Мутаххари занял особую позицию, сказав, что «мы еще не создали четкую и разработанную идеологию, не дали своим ребятам исламских знаний, не прояснили многих понятий, и сейчас они действуют, опираясь на эмоции, а их знания об исламе еще весьма недостаточны… Если наши ребята попадут в тюрьму, то попадут под влияние материалистических сил» (это обстоятельство тогда никто не учел и не отнесся к нему всерьез, но спустя несколько лет стало ясно, что опасения Мутаххари оправдались – И.Г.)[147].

21 января 1965 г. молодой член «коалиционных исламских групп» М. Бохараи убил премьер-министра Х.А. Мансура. Ранее он посещал занятия М. Мутаххари и в суде упомянул его имя. М. Мутаххари был арестован и оказался под следствием.

Однако близкий соратник М. Мутаххари, аятолла Анвари, который проходил по этому делу в качестве обвиняемого и в итоге был осужден и приговорен к пятнадцати годам заключения, выйдя на свободу двенадцать лет спустя, считает, что М. Мутаххари был против покушения и других подобных мер и выставить его причастным к этому убийству стремились те, кто считал, что задержание М. Мутаххари могло помочь поднять бурю народного недовольства (например, один из арестованных по обвинению в этом убийстве С. Амани)[148].

10 апреля 1965 г. произошло еще одно событие, усугубившее положение исламского движения и побудившее режим начать новую волну преследований исламских групп. Р. Шамсабади выстрелил в шаха Мохаммада Резу Пехлеви в Мраморном дворце. После ареста главных активистов «коалиционных исламских групп» их деятельность была лишена координирующего начала и постепенно свернута.

События «15 хордада» и последующий распад организации «коалиционных исламских групп» показали нерешенность основных проблем исламского движения, которые некогда привели к краху аятоллы А. Кашани и организации «Федаян-е эслам». Эти проблемы вновь состояли в нехватке единой и разработанной исламской идеологии, отсутствии четкой организационной структуры и методов коммуникации с широкими слоями народа. По-прежнему необходимо было вести кропотливую работу, постепенно вырабатывая внятную и доступную исламскую идеологию, чтобы заниматься подготовкой кадров для исламского движения.

После распада «коалиционных исламских групп» и объединений националистов М. Мутаххари отошел от участия в деятельности политических организаций и вернулся к интеллектуальной работе. Он не отказался от своего стремления к реализации ранее намеченного им и Хомейни проекта и продолжил выступать с лекциями на различных мероприятиях, стремясь ответить на те вопросы, которые имели наибольшую актуальность для общества.

1.3. М. Мутаххари и Хосейнийе-йе эршад в 1965-1971 гг.

После убийства Х.А. Мансура и сворачивания деятельности «коалиционных исламских групп» М. Мутаххари отошел от непосредственного участия в деятельности политических организаций. В обществе наблюдалось снижение общественно-политической активности, и с массовыми политическими движениями было покончено на целое десятилетие – вплоть до конца 1970-х гг. События 1963-1965 гг. показали ряд принципиальных недостатков и слабостей движения, возглавленного аятоллой Хомейни и лидерами возрожденного Национального фронта, которые привели к его поражению. Одной из главных причин поражения была идеологическая неоформленность исламского движения, его неспособность привлечь широкие слои народа и интеллигенцию.

С 1965 г. начинается период наиболее активной работы М. Мутаххари по написанию и изданию своих трудов, выступлений в университетских центрах, в «Обществе исламизации содержания исламского движения врачей» (бывшая «Исламская ассоциация врачей»), чтения проповедей с минбаров мечети «Хедаят» и соборной мечети Нармака (один из пригородов Тегерана).

В середине 1960-х гг. М. Мутаххари стал выступать в роли яркого публициста и инициировал ряд важных общественных дискуссий, возникших на стыке некоторых западных идей и ценностей, связанных с шахской политикой форсированной модернизации и вестернизации, и идеалов традиционного мусульманского общества, главным носителем которых было духовенство. Эта полемическая борьба была продолжением развернувшейся в обществе борьбы за умы стремительно растущего среднего класса, приобщенного через высшее образование к идеям и ценностям западного мира и колеблющегося между западным и традиционным мусульманским мировоззрением.

Если ранее европейское культурное влияние охватывало незначительный сегмент иранского общества и ориентация на мнение духовенства заставляла шаха придерживаться относительно консервативной политики, то после подавления оппозиционных выступлений духовенства и высылки аятоллы Хомейни шах с особым рвением начал наступление на позиции религии и стал способствовать максимальному усвоению иранцами элементов западного образа жизни. Рост среднего класса, спровоцированный ускорением темпов экономического развития и расширением системы высшего образования, способствовал успеху его политики. Средний класс стал главным объектом пропаганды и потребителем западной культуры.

Шах Мохаммад Реза, как и его отец, выступал с политикой «эмансипации» и «раскрепощения» женщин, хотя в отличие от него не ввел запрет на ношение хиджаба. Эта эмансипация в большей степени носила культурный характер и была связана с усвоением внешних элементов западного образа жизни и западной модели поведения женщины, основанной на открытой демонстрации сексуальности и свободном общении полов. Для внедрения ценностей западного потребительского общества в сознание иранцев применялись различные средства – ввоз зарубежных кинофильмов, журналов и другой продукции массовой культуры.

М. Мутаххари незамедлительно откликнулся на эти изменения в общественной жизни. В 1964-1965 гг. он опубликовал в журнале «Мактаб-е эслам» серию статей под общим названием «Половая этика в исламе и западном мире» (Ахлаг-е дженси дар эслам ва джахан-е гарб), которые в 1969 г. были изданы в виде отдельной книги. Основное содержание этих статей составляла критика воззрений двух европейских авторов – Б. Рассела и В. Дюранта – по поводу новой либеральной половой этики, свободной от ограничений религиозной морали.

В 1966 г. в журнале «Зан-е руз» («Современная женщина») вышла серия статей Э. Махдави Зенджани, посвященных теме униженного положения женщины в исламе. М. Мутаххари воспринял эти публикации как дерзкий вызов религии и написал в ответ несколько статей о правах женщины в исламе («Зан дар хогуг-е эслами, 1966-1967), которые были опубликованы в том же журнале и произвели такой значительный эффект, что журнал был вынужден увеличить тираж, чтобы удовлетворить спрос читателей. Несмотря на то, что журнал «Зан-е руз» носил откровенно светский характер и был проводником шахской политики, М. Мутаххари настоял, чтобы статьи были опубликованы именно в нем, причем печатались сразу же после статей Махда-ви. Таким образом, состоялся как бы заочный научный диспут, вызвавший самое пристальное внимание читательской аудитории. Первая статья М. Мутаххари вышла в октябре 1966 г. Однако спустя шесть недель Махдави скончался от сердечного приступа, так и не доведя свой план до конца. Далее статьи М. Мутаххари публиковались отдельно (всего было напечатано тридцать три статьи)[149]. В 1974 г. эти статьи были изданы в виде книги «Правовой статус женщины в исламе» («Незам-е хогуг-е зан дар эслам»).

Дискуссия о половой этике и правах женщины привлекла к себе внимание общества. По выражению исследователя Вильяма Р. Дэрроу, М. Мутаххари представил «единство традиционного богословского дискурса с радикальным анализом иранского общества и западной цивилизации»[150]. Он выступил с критикой западной концепции равенства полов, противопоставив им идею «равных, но не идентичных прав», которую он оправдывал биологической разницей между мужским и женским полами. М. Мутаххари все же обосновывал участие женщин в общественной жизни (за исключением некоторых сфер). При этом он подчеркивал, что основная функция женщины – материнство и воспитание детей, что не мешает ей принимать участие в социальной жизни при условии выполнения всех исламских обязанностей в качестве жены и матери, а также соблюдения исламского кодекса одежды и поведения. Такая позиция М. Мутаххари в условиях 1960-1970-х гг. способствовала вовлечению женщин в исламское движение.

Имам Хомейни писал в одном из своих писем М. Мутаххари: «Усердствуйте, ведь сегодня вы имеете дело с массой молодежи, нуждающейся в наставлении, вызволите их из этого водоворота и объясните им духовные ценности с помощью своего красноречия. Возможно, именно с вашей помощью они познакомятся с исламом и законами Аллаха, обратят внимание на истину, а это для вас лучше, чем просто иметь комфортную жизнь…»[151].

В 1965 г. на одном из траурных вечеров первых десяти дней месяца мухаррам, организованных заводчиком М. Хомаюном, на которых выступали с лекциями видные представители духовенства и светской интеллигенции, было принято решение создать в Тегеране современный культурный центр, ориентированный на запросы и потребности молодого поколения[152].

В 1967 г. был сделан решительный шаг в сторону дальнейшего усиления просветительской и пропагандистской работы среди интеллигенции и студенчества. М. Мутаххари вместе с Мохаммадом Хомаюном, ходжат оль-эсламом Сейедом Али Шахчераги, юристом Насером Миначи и медиком Абдольхосейном Алиабади учредили Научно-образовательный институт Хосейнийе-йе эршад (Моассесе-йе тахкикати ва та’лимати-йе Хосейнийе-йе эршад)[153]. Хосейнийе-йе эршад фактически стала продолжением деятельности начатых Мутаххари и Талегани еще в 1960 г. ежемесячных собраний[154]. Главной задачей этого заведения должна была быть культурно- и религиозно-просветительская работа, а именно пропаганда «правильного ислама» (эслам-е растин)[155], ознакомление широкого круга людей, в первую очередь молодежи, с исламскими науками. Создавая данное учреждение, М. Мутаххари стремился организовать работу Хосейнийе-йе эршад «на самом высоком уровне, соответствующем запросам современного общества, так чтобы она могла соперничать с университетом».

В уставе Хосейнийе-йе эршад был прописан перечень основных направлений ее работы:

«1) Приглашение лекторов из числа ученых и квалифицированных специалистов по исламу для чтения лекций в соответствии с уровнем мышления образованного класса. Еженедельные лекции, а также по праздникам и памятным дням.

2) Приглашение выдающихся и квалифицированных ученых страны для чтения лекций по научной тематике, философии, истории, литературе… Ученые, приглашаемые для чтения лекций, не должны иметь плохую репутацию с исламской точки зрения.

3) Издание и публикация лекций и проповедей.

4) Создание секции ответов на вопросы. Вопросы должны фиксироваться и сдаваться в архив.

5) Создание секции исламских исследований: а) исследование исламских вопросов, особенно тех, которые возникли в современную эпоху (философские, научные, общественные, экономические, исторические проблемы, изучение других религий и антиисламских течений);

б) изучение процессов, происходящих в современном обществе.

6) Создание учебных курсов по различным исламским дисциплинам.

7) Активное участие в исламской общественной деятельности (отправка образцовых групп паломников в Мекку и святые места).

8) Создание детских садов, школ и училищ.

9) Создание благотворительных учреждений и больниц.

10) Экономическая деятельность с целью получения дополнительных средств финансирования организации»[156].

Хосейнийе-йе эршад осуществляла деятельность в 1967-1971 гг., и за это время сложился основной состав ее лекторов, в который помимо М. Мутаххари входили Мохаммад Таги Шариати и его сын Али Шариати, Фахроддин Хеджази, Фальсафи, Али Гафури, Мостафа Катираи, Фазлолла Махалати, Садр Болаги.

Особую популярность приобрели лекции молодого преподавателя Али Шариати (1933-1977), специализировавшегося на социологии религии. А. Шариати был сыном знаменитого мешхедского проповедника и религиозного деятеля Мохаммада Таги Шариати, с которым у М. Мутаххари сложились очень хорошие и доверительные отношения еще в 1940-е гг. А. Шариати был участником Движения национального сопротивления в начале 1950-х гг. и поддерживал М. Мосаддыка, в связи с чем неоднократно подвергался арестам. В 1955 г. он окончил Мешхедский университет, а два года спустя отправился на учебу в Университет Сорбонны (Франция), где защитил диссертацию по социологии.

В первой половине 1960-х гг. А. Шариати занимался изучением социологии и истории религии, находясь в тесном общении со многими выдающимися деятелями науки и культуры (социолог-позитивист Ж. Гурвич, исламоведы Л. Масиньон и Ж. Берк, философ Ж.П. Сартр и др.). Во Франции А. Шариати сблизился с алжирским национально-освободительным движениям, вошел в круги левых деятелей, стал интересоваться идеями французского левого автора африканского происхождения Ф. Фанона. Находясь за рубежом, А. Шариати стал одним из активистов Движения за свободу Ирана. Набрав колоссальный интеллектуальный багаж и опыт знакомства с западной философской и социологической мыслью, в 1964 г. Шариати вернулся в Иран и стал преподавать в Мешхедском университете, параллельно выступая с яркими лекциями в созданной его отцом религиозно-просветительской организации Канун-е нашр-е хагайег (Центр распространения истинных знаний), которая во многом и послужила протипом Хосейнийе-йе эршад. Вскоре на него обратил внимание часто посещавший Мешхед Мутаххари, который пригласил Шариати к сотрудничеству, предложив написать несколько глав для задуманной им книги «Мухаммад -Печать Пророков» (Мохаммад Хатам аль-анбийа)[157].

Конец ознакомительного фрагмента.