Глава 6
Здесь когда-то малина была,
А теперь все репей да крапива.
Рядом дева жила и пила
По-гусарски легко и красиво.
Нынче где эта дева? Бог весть.
А. Дидуров
Но он нашел свою « усадьбу» – свое родовое гнездо. Как ни как, а родовое! Рядом росли кусты и деревья калины, ирги и черемухи, заглушая крапиву. Но красный высокий кирпичный дом упрямо выглядывал через их ветки. Все это радовала Машу. Собака залаяла, но успокоилась. Хозяйка звала её:
– Тотя, это свои приехали. Добро пожаловать, такие молодые и красивые!
Она взяла Тотю за поводок и радостно встречала гостей.
Женщины знакомились, а Костя перетаскивал вещи. Нина Петровна видела, что много вещей, и спросила:
– Вы на все лето? Тогда я рада. Дочка вышла замуж в городе. Сюда не приезжает редко.
– Да. Здесь так красиво!
Маша осматривала чистый, аккуратный двор. Близко от ворот росли две небольших ели и береза, она была не старая, радовала спускавшимися длинными ветвями с сережками. Деревья делали двор, похожим на дачу. Это усиливалось тем, что у сарая и курятника стояли в больших горшках красные герани. Длинный железный лоток с водой был оформлен в виде корабля с мачтой, и флажок на ней указывал направление ветра. Бегали куры по траве, уцелевшей по краям. Посреди двора лежала широкая бетонная дорожка, окруженная кустами крыжовника. Дорожка вела до железной ограды, где росла ель, и были видны кусты ревеня на первом плане. Он приветствовал гостей высокими светлыми стрелками: набирал уже дружный цвет.
На дорожке стояла детская коляска с ребенком. Нина Петровна заботливо заглянула в неё, поправила одеяльце, и тихо сказала:
– Это молодая соседка привозит дитя на половину дня. Он спокойный мальчик и сейчас спит. Раньше ко мне водили шестилетнего мальчика, вот и кораблик с мачтой остался, а сейчас он ходит в школу, английскую, между прочим,
– Я поняла, шуметь не буду, – говорила гостья шепотом.
– Вы хотели посмотреть сад и огород? Так это за железной изгородью, еще дед ее ставил от коз, а сейчас это пригодилось: Тотя повадилась откусывать зеленые помидоры летом, а зимой находила под снегом ветки смородины и перегрызала их.
– Я слышала про это и читала. Но я вижу отсюда, что крыжовник не за изгородью?
– Так он колючий!
– Ах. Верно.
– Вы сейчас пойдете смотреть огород?
– Нет, что вы. Я устала. Уже и отсюда все видно и стройные ряды помидоров и малину подальше.
– А малина у меня особенная! Ты увидишь! – весело говорила хозяйка, переходя на «ты»
Маше это нравилось: ведь им жить долго вместе, это она уже поняла, и медленно шла по бетонной дорожке, а соседка заливалась, как соловей:
– Представьте, что я нашла на улице два кустика, обронил кто-то и от этих кустиков за пять выросли три ряда высокой малины. А ягоды на них такие длинные. Ты удивишься, когда начнет поспевать малина. А сейчас только жимолость осталась.
Видно, что женщине хотелось поговорить. Она раньше была учительницей, а сейчас сидела дома и брала детей на воспитание. Но сейчас всех разобрали родители, и только этот маленький лежал в коляске. Так весело и быстро она рассказала о себе.
За это время Костя уже и вещи все перетащил в дом. И чай поставил, он вышел на крыльцо и увидел, как уже Нина Петровна открывала калитку в железной изгороди, чтобы уйти с Машей в сад-огород.
Увидел коляску с ребенком, понял, что кричать нельзя. Пошел за ними и привел их домой за руки, как хозяин положения. Те еще оглядывались, но он им сказал:
– Маша и Нина Петровна, пора к столу, бутерброды на столе, чай тоже будет скоро.
– Тогда я варенья принесу из сарая. Там у меня холодильник стоит. И огурцы тоже есть малосольные
– Малосольные огурцы, обязательно, попрошу, – сказала тихо Маша и проглотила слюну. Но это не прошло мимо опытных глаз Нины Петровны.
Она поняла, что гости приехали надолго. И, наверное, не будут уже гостями. Но высказывать вслух она не стала этого. Ей уже было скучно: дочь училась в Ленинграде, там и замуж вышла. Приезжала год назад.
Нина Петровна насыпала корм в низкий лоток для кур. Зашла в сарай и вышла оттуда с корзинкой, где была банка варенья и банка огурцов. Она еще раз оглядела двор и вошла в дом.
За столом Костя разливал чай. На столе были бутерброды с ветчиной и большая кость от неё.
Костя предложил хозяйке убрать эту кость для свекольника:
– Так хочется свекольника!
– Свекольник из квашеной капусты варить? – спросила хозяйка.
– Лучше из ревеня, который, я видел, не перевелся у вас. Свекла и картошка есть?
– Много редьки, свеклы, особенно крупной, моркови и лук много, а картошки не очень много.
– Прекрасно. Расходуйте картошку, не жалейте, я завтра куплю мешок. Люблю её с луком и салом жареную. Красный свекольник сварите из этой кости. Свеклу и морковь потушите с луком, картошку раньше опустите. А нарезанный ревень положить нужно тогда, когда уже не будет нагрева кастрюли.
– Интересно как? – удивилась Нина Петровна
– Где ты этому научился? – спросила Маша
– Так варит жена Юрия Павловича, – ответил он и покраснел до ушей, словно свеклу проглотил. Но женщины этого не заметили. Они ели бутерброды и хвалили окорок.
– А чай вкусный. Этот, как его… забыл, который кустом большим растет…
– Курильский?
– Да, он. Курильский. Он сохранился?
– Да, его размножила. Соседи просили.
– Спасибо вам и соседям, завтра заварим курильский чай.
– Я думала, что он растет на курильских островах? – удивилась Маша.
– Еще скажешь, что в Японии, – сказал Костя и стал смеяться, просто так, от полноты жизни. От того, что он в своей усадьбе, у него умная, красивая жена, и она беременна, покладистая, капризы не устраивает. Он вспомнил про слово на букву «О», в котором шесть букв, и Маша назвала, что это «оладьи». Он отошел немного в сторону и смеялся.
– Что смешного?
– Ничего. Это я так радуюсь, что здесь все так красиво, чисто и добрая собака.
– Бывает: «смешинка в рот попала». Это хорошо. Смех полезен для здоровья. А я давно уже не смеялась, – говорила Нина Петровна.
Женщины улыбались и потихоньку убирали со стола.
Костя сел в глубокое кресло. Он был рад, что приехал в дом, где жил его отец и дед, где сейчас его красивая беременная жена возится с посудой. Что она хорошо ладит с людьми и хорошо себя чувствует. Что она не только такая красивая и знает много языков. Он словно впервые увидел свою жену, и сказал:
– Сядь напротив, пожалуйста! Маша, сядь!
– Это зачем? – удивилась Маша, подвинула стул и села напротив мужа.
– Вот так и сиди. Гипнотизируй меня, как удав кролика.
– Смешной. Ты у меня, где наши ушки на макушке? – говорила она, обнимая его голову, и целую в макушку, но села, как просил муж. Немного посмотрела на мужа, и рассматривала большую комнату, не комнату, а зал.
Костя видел перед собой женщину, словно сошедшую с экрана двадцать пятого года. Перед ним сидела уверенная брюнетка с красивыми синими глазами. Женщина это знала и на ней была синяя блузка с белой «у-образной» вставкой. Она сделала стрижку перед поездкой. Аккуратная челка темных волос лежала спокойно на красивом лбу. Нос был прямой, не было в нем игривой курносости. Такой же прямой нос был и Марии (Мурки) на фото в служебном документе. Это было лицо уверенной в себе женщины, и это радовало его, как вся фигура жены. Маша не носила декольте. Нечего было показывать.
Но так это было модно в двадцатые годы. Когда у женщин была в моде фигура мальчика. Он помнил, что дед говорил, что Маша стягивала грудь, согласно той моде. Поэтому тонкий защитный жилет не был так заметен на её фигуре, когда она «шла на дело».
Костя постепенно стал дремать, его жена встала, обняла его и продолжала детально, осматривать большое нижнее помещение дома. В то время, когда строилось это строение, не увлекались перегородками: любили «гулять» широко.
Зал был и гостиной и кухней одновременно. Его большая площадь позволяла расположить угловой диван так, что образовалась зона отдыха, где располагались два кресла у длинной стены и между ними журнальный столик. Большой телевизор у стены, и много цветов на окнах. Декоративная штора закрывала лестницу, что вела на чердак. Но заглядывать туда Маше ещё было неудобно, при хозяйке. Но как только она ушла во двор, то Маша заглянула туда и увидела ряд стульев. Их было шесть, они имели толстые сиденья. На трех стульях были опрокинуты три табуретки тоже с толстыми сиденьями. Ясно, что это были стулья из прошлого.