Муниципально-властные институты в местном самоуправлении Российской Федерации. Глава 1. Теоретико-правовые основы муниципальных публично-правовых институтов (С. Г. Соловьев, 2003)

1.1. Содержание местного самоуправления как основа классификации публично-правовых институтов муниципального права

В конце 90-х годов XX в. в Российской Федерации начались кардинальные преобразования. Они коснулись многих сфер государственного устройства. Одной из наиболее значительных являлась реформа местного самоуправления, проявившаяся в разграничении компетенции государства на федеральную, областную и муниципальную, которая, как указывал в своей работе Л. А. Велихов, получила свое название в связи с тем, что органы местного самоуправления были организованы по принципу муниципалитета (в переводе с лат. – самоуправляющаяся община)[2].

В настоящее время в Российской Федерации особо актуальна проблема, связанная с пониманием оптимальных форм организации местного самоуправления как важнейшего института в сложившихся демократических обществах.

Российская Федерация – не первое и не последнее государство, которое ведет активный поиск форм и методов наиболее рационального соединения интересов государства и местного сообщества. Такие поиски берут свое начало с момента возникновения российского государства. К настоящему времени накоплено множество теоретических разработок, оставивших значительный след в освещении той или иной грани этой проблемы. Однако необходимо констатировать, что сегодня нет четко выработанных, устоявшихся и всеми признанных теоретических конструкций, которые бы в полной мере отвечали интересам центральных управленческих структур и интересам населения, проживающего в пределах конкретной территории.

По данной проблеме за последние два столетия высказано немало суждений. С их учетом следует отметить, что ключевым вопросом в построении системы местного самоуправления, выступающей «каркасом государственности, без которого невозможно обеспечить высокие социальные стандарты, сформировать гражданское общество, укрепить государственную целостность России»[3], является вопрос о сочетании в местной организационно-властной структуре государственных и общественных интересов, а следовательно, о соотношении публично-властных и общественных начал.

Эта проблема не раз поднималась и российскими и зарубежными учеными-правоведами на разных этапах развития государствоведческой мысли. Поэтому правильнее будет начать ее анализ с рассмотрения «плюсов» и «минусов» теоретических конструкций, возникших на начальном этапе формирования демократической формы организации местной жизни и объясняющих сущность местного самоуправления, которая в значительной мере определяет содержание и классификацию публично-правовых институтов муниципального права.

И по сей день среди ученых нет единства мнений в отношении количества теорий, объясняющих сущность местного самоуправления. Так, Н. И. Лазаревский считал, что существует четыре теории самоуправления: теория свободной общины; хозяйственная и общественная теории самоуправления; теория самоуправляющейся единицы как юридического лица; политические теории[4]. Г. С. Михайлов выделял хозяйственную, общественную, государственную, политическую теории самоуправления. В. И. Фадеев говорит о пяти теориях – теории свободной общины, общественной, государственной, теории дуализма муниципального управления, социального обслуживания[5].

Все указанные теории, несмотря на достаточно почтенный возраст, являются актуальными и сегодня, так как они вобрали в себя все многообразие научных представлений о многоаспектной сущности местного самоуправления и представляют собой квинтэссенцию политико-правовой мысли в отношении местного самоуправления. Их становление шло на основе изучения опыта местного самоуправления соответствующей эпохи, а для того чтобы выбрать правильный ориентир в построении современной системы местного самоуправления, несомненно, необходимо учитывать исторический опыт.

Первой среди теоретических концепций, объясняющих сущность местного самоуправления и определяющих сочетание в нем общественно-самоуправленческих и публично-властных начал, следует рассмотреть теорию, которая была выдвинута в середине XIX в. во Франции и Бельгии и получила название «теория свободной общины».

Ее появление было связано с тем, что в начале XIX в. местными делами, общинным имуществом управляли государственные чиновники, которые привели общинное хозяйство в упадок. Поэтому в целях обоснования необходимости ограничения бюрократического вмешательства центральной власти в местные вопросы возникла «теория свободной общины». Б. Чичерин, рассуждая о данной концепции, писал: «Вольная община образуется, когда, при господстве частного права, вольные люди, живущие в общине, в состоянии отстоять свою независимость против натиска дружинников и вотчинников»[6].

Последователи данной теории (Гербер, Аренс, Э. Мейер, О. Лабанд) опирались на идеи естественного права и исходили из того, что «право общины заведовать своими делами имеет такой же естественный и неотчуждаемый характер, как права, свободы человека, ибо община исторически возникает раньше государства, которое должно уважать свободу общинного управления»[7]. «Община имеет право на самостоятельность и независимость от центральной власти по самой своей природе, причем государство не создает общину, а лишь признает ее»[8].

По мнению последователей данной теории, община представляет собой первичное образование по отношению к государству, является «естественно сложившейся органической корпорацией и базируется на следующих основных принципах:

1) местное самоуправление – это управление собственными делами общин, отличными по своей природе от дел государственных;

2) разделение дел, которыми ведает община, на собственные дела и дела, которые передаются ей государством;

3) органы местного самоуправления являются негосударственными органами;

4) государственные органы не имеют права вмешиваться в дела, отнесенные к компетенции общины, а лишь следят за тем, чтобы община не выходила за пределы своей компетенции»[9].

Особо отметим, что в рамках этой теории, наряду с исполнительной, законодательной и судебной властью, признавалась четвертая власть, которая именовалась как местная (муниципальная, коммунальная, общинная)[10].

Указанная теория не осталась сугубо теоретическим построением, она нашла свое отражение в положениях Конституции Бельгии 1831 г., которая даже содержала специальную статью, посвященную общинному самоуправлению. Однако следует признать, что на практике такой подход не имел положительных последствий, поскольку выделение муниципальной власти в абсолютно самостоятельную публичную субстанцию могло иметь негативные последствия. Подобное разделение власти очень опасно для целостности и единства общества и государства[11].

Существуют и иные аргументы, подтверждающие, что теоретические положения этой теории не отличались бесспорностью. По мнению О. Е. Кутафина и В. И. Фадеева, «идея неотчуждаемости прав общины… была достаточно уязвима, ибо трудно обосновать неотчуждаемость прав, например, крупных территориальных самоуправляющихся единиц (областей, регионов и др.), установленных государством, со ссылкой на их естественный характер. Отрицать же иные виды самоуправления, кроме небольших сельских, городских общин, было бы странно: это не соответствовало действительному положению вещей»[12].

Оппоненты данной теории также отмечали, что с появлением государственного образования, которое базируется на свободных общинах, состояние последних кардинально изменяется. В силу целой совокупности различных обстоятельств общины вынуждены признать необходимость государства и зависимость от него, т. е. общины объективно жертвуют частью своей свободы, и, следовательно, «с возникновением государства исчезает абсолютная самостоятельность и независимость вольной общины»[13].

Применительно к теме нашего исследования необходимо подчеркнуть, что теория свободной общины отрицала существование публично-властных институтов в местном самоуправлении, а также не признавала существование административного контроля муниципальных образований со стороны государства. Следовательно, в рамках данной теории проблема соотношения публично-властных и самоуправленческих начал в местном самоуправлении полностью снимается путем игнорирования первых.

Вместе с тем следует отметить, что данная теория содержала и рациональные моменты. К примеру, в качестве ее положительного момента можно отметить признание важной роли традиций в местном самоуправлении, составляющих одно из основных условий его эффективного функционирования, что подразумевает необходимость учета исторического опыта при построении современных систем организации местного самоуправления в Российской Федерации.

Следующей теорией, которая объясняет сущность местного самоуправления и определяет место в нем публично-правовых институтов, является «хозяйственно-общественная теория». Ее сторонники (Р. Моль, А. Васильчиков, О. Ресслер) в качестве исходного момента своих умозаключений определяли, как, впрочем, и последователи «теории свободной общины», тезис о противопоставлении государства и местной общины.

Однако представители хозяйственно-общественной теории выдвигали другое обоснование, считая, что по своей сути общественные интересы объективно не совпадают с политическими. По их мнению, при помощи местного самоуправления должны решаться исключительно местные дела, а местные органы по своей природе являются органами не государства, а местного сообщества.

Н. М. Коркунов определял содержание этой теории следующим образом: «Общественная теория видит сущность самоуправления в предоставлении местному обществу самому ведать свои общественные интересы и в сохранении за правительственными органами заведования одними только государственными делами. Общественная теория исходит, следовательно, из противоложения местного общества государству, общественных интересов – политическим, требуя, чтобы общество и государство ведали только своими собственными интересами»[14].

Сторонники данной теории предполагали, что противопоставление общественных и государственных интересов является основанием для достижения полной самостоятельности органов местного самоуправления, которая, по мнению О. Ресслера, выступает «результатом общественной свободы и является нравственной необходимостью»[15].

Применительно к России В. Н. Лешков, основывая свои выводы на идеях самобытности русской общины и наличии у нее неотъемлемых прав, обосновывал тезис о независимости местного самоуправления от государственной власти[16], а А. И. Васильчиков видел местное самоуправление как антипод государственного порядка управления и приходил к выводу о том, что «местное самоуправление чуждо политике… оно имеет свою особую цель и особую сферу деятельности»[17].

Следует отметить, что идеи хозяйственно-общественной теории поддерживались законодателями некоторых европейских стран и нашли практическое применение. К примеру, в 1830 г. Национальный учредительный конгресс Бельгии противопоставил общинную власть законодательной, исполнительной и судебной, отстаивая тезис: община старше государства; закон ее находит, а не издает. Франкфуртская имперская Конституция 1849 г. признавала за общиной неотъемлемое право на «самостоятельное заведование общинными делами, включая сюда и местную полицию»[18].

Однако с учетом исторического опыта можно прийти к выводу о том, что на практике деятельность органов местного самоуправления никогда не ограничивалась исключительно хозяйственными вопросами. Так, в XIX в. в России, как отмечал Н. И. Лазаревский, «почти повсеместно органам местного самоуправления, помимо дел чисто хозяйственного характера, предоставлялось также заведование и местной полицией, призрение бедных, руководство противопожарными и санитарными мерами и другие дела, явно не носящие ни частноправовой, ни хозяйственный характер. Осуществление всех этих функций, несомненно, сообщало органам самоуправления значение органов публичной власти»[19].

К тому же в нашем понимании анализируемая теория содержала ряд существенных противоречий.

Во-первых, противопоставление общины государству не способствовало его укреплению.

Во-вторых, из содержания этой теории следует, что территория государства должна состоять из территорий самоуправляющихся общин, не зависимых друг от друга, что противоречит положениям о суверенитете государства.

В-третьих, в содержании хозяйственной теории смешивался статус самоуправляющихся территориальных единиц со статусом частноправовых объединений (благотворительных обществ, хозяйственных компаний). Н. М. Коркунов, указывая на этот недостаток, отмечал: «…если моим убеждениям или интересам не удовлетворяет данный промышленный, благотворительный, научный, религиозный союз, я могу, не меняя других условий моей жизни и деятельности, стать членом другого союза. Но если та община, в которой я живу, не чинит дорог, не заводит школ, не обеспечивает санитарных условий жизни, то я не могу, сохраняя то же место жительства, найти удовлетворения этим потребностям в деятельности какой-нибудь другой общины»[20].

В-четвертых, представители анализируемой теории делали неверный вывод о том, что существование местных самоуправляющихся сообществ является, подобно частноправовым объединениям, делом сугубо добровольным. Между тем, по мнению Н. М. Коркунова, существование местных самоуправляющихся общин является обязательным. «Существование и деятельность местных общений, хотя и самоуправляющихся, не факультативны, а обязательны. Они не только могут быть, но и должны быть; государство не только допускает их, а требует»[21].

Обязательное существование местных самоуправляющихся сообществ Н. М. Коркунов выводит из интересов социально-экономического развития территорий. «Каким бы избытком сил ни располагала община, она может все-таки действовать только в пределах своей территории, она все-таки не может заменить собой деятельность других общин. Поэтому для того, чтобы задачи, составляющие предмет деятельности местных общений, нашли свое повсеместное осуществление в государстве … надо, чтобы все части государственной территории входили в состав таких местных общений. Вот почему государство и не может допустить факультативное существование местных общений, а обязательно организует их во всех частях государства»[22].

В-пятых, в рамках хозяйственно-общественной теории местного самоуправления делался вывод о том, что местные органы, являющиеся частноправовыми объединениями, выполняют только частноправовые функции, однако на практике повсеместно органы самоуправления осуществляли и функции, носящие публично-правовой характер, свойственные органам публичной власти (сбор налогов, принятие общеобязательных решений). Кроме того, как отмечают большинство современных государствоведов, «нельзя дать точного разграничения дел собственно общинных (местных) и дел государственных, порученных для исполнения общинам. Те вопросы, решение которых осуществлялось органами местного самоуправления, не могут считаться чисто общественными и противополагаться государственным вопросам, ибо они по своему содержанию (дорожное благоустройство, местные налоги, заведование образованием, культурой, здравоохранением и т. п.) не отличаются от местных задач государственного управления. Данные вопросы представляют интерес не только с точки зрения местного населения, но и государства»[23].

По мнению Н. И. Лазаревского, слабое место хозяйственно-общественной теории состоит даже «не столько в том, что ее сторонникам не удавалось составить достаточно пространного списка негосударственных публично-правовых дел, предоставленных органам местного самоуправления, сколько в том, что таких дел вовсе и не может быть»[24].

Учитывая все приведенные недостатки, можно присоединиться к мнению Л. И. Лазаревского, Б. Чичерина, В. П. Безобразова, А. И. Васильчикова, И. Д. Беляева, Н. М. Коркунова, которые утверждали, что эта теория не имеет перспектив и не жизненна. Н. М. Коркунов при этом отмечал: «При ближайшем анализе нетрудно убедиться, что общественная теория не дает понятию самоуправления прочного научного обоснования, а, напротив, приводит к совершенному отрицанию за самоуправлением значения самостоятельного принципа»[25].

В силу отмеченных противоречий идеи, провозглашавшие абсолютное противопоставление общины государству, можно отнести к разряду спорных. В связи с этим теоретики местного самоуправления постепенно приходят к выводу о том, что правильнее будет рассматривать местное самоуправление как форму распределения обязанностей по решению государственных дел между центральными и местными властями. По мнению П. А. Ашлей, это было обусловлено тем, что «опыт, прежний и новый, убедительно показал, что вполне централизованная бюрократия – т. е. самовосполняющаяся группа должностных лиц, действующая из одного центра и ответственная лишь сама перед собой, – не может вести управление обширной страны: она склонна игнорировать различия в местных условиях, застыть в своих идеях и приемах и казаться перегруженною; рано или поздно неизбежным становится ее крушение, поэтому необходимость определенной автономии мест не вызывает сомнений»[26].

В связи с этим основной проблемой в рамках теории местного самоуправления является вопрос об установлении правильного соотношения между центральными и местными органами, а применительно к правовой материи – вопрос о содержании муниципальных публично-правовых институтов. Причем, как показывает история, решение этого вопроса сопряжено с большими трудностями.

Квинтэссенцию данной проблемы можно сформулировать следующим образом:

1) государство для обеспечения управляемости страной и выполнения требований закона должно сохранять определенный контроль за деятельностью местных учреждений;

2) однако контроль не должен подавлять предприимчивость, инициативу и чувство ответственности системы местного самоуправления.

Эта проблема, возникшая более ста лет тому назад, полностью не решена ни в одной стране и, естественно, представляет интерес для российских государствоведов. Все это заставляет многих современных ученых обращаться к решению данного вопроса и предлагать свои пути решения.

Одним из вариантов решения является государственная теория самоуправления, основные положения которой были разработаны немецкими учеными Лоренцем Штейном и Рудольфом Гнейстом. Более детально положения данной системы взглядов были развиты российскими теоретиками местного самоуправления, среди которых можно выделить И. Д. Беляева, В. П. Безобразова, А. И. Васильчикова, А. Градовского, Н. И. Лазаревского.

Г. С. Михайлов видит сущность этой теории в том, что «органы местного самоуправления являются органами государственного управления и их компетенция является не какой-либо особенной, самобытной, естественной, а целиком и полностью создается и регулируется государством. Самоуправление есть государственное управление – вот откровенный вывод школы германских юристов»[27].

Отстаивая базовые положения государственной теории местного самоуправления, Н. И. Лазаревский отмечал:

1) в самоуправлении нельзя видеть осуществления общинами и другими самоуправляющимися единицами непосредственно им принадлежащих и не от государства полученных прав на заведование своими делами, и, следовательно, самоуправление есть осуществление правительственных прав по поручению от государства;

2) в самоуправлении нельзя видеть заведования какими бы то ни было негосударственными делами управления;

3) в самоуправлении нельзя видеть осуществления задач управления не самим государством, а какими-либо другими публично-правовыми юридическими лицами, которым государство передает принадлежащие ему правительственные права, и, следовательно, самоуправление есть исполнение задач государственного управления самим государством;

4) сущность самоуправления нельзя видеть в том, что государство действует через лиц, принадлежащих не к правительственному организму, а к местному обществу, и что, следовательно, органы самоуправления являются непосредственными органами и представителями самого государства[28].

Сторонники государственной теории местного самоуправления обосновывали мысль о том, что многие предметы ведения местного самоуправления входят в компетенцию государственного механизма, следовательно, если одни и те же задачи выполняют и государство и местные образования, то неправомерно говорить о негосударственном характере местного самоуправления.

К примеру, В. П. Безобразов утверждал, что «чем шире развиты элементы местного самоуправления, чем более самостоятельны его органы, тем более его начала господствуют в местной администрации, тем строже и теснее они должны входить в общий строй государственного управления и тем менее возможно раздвоение власти – раздвоение и антагонизм самоуправляющихся государственно-общественных учреждений и бюрократических»[29].

В рамках данной теории предполагается, что все полномочия местного самоуправления производны от государственного публичного образования. Однако местное самоуправление, в отличие от государственного управления, осуществляется не государственными чиновниками, а посредством активного участия местных жителей. Поэтому, считают последователи данной теории, нельзя утверждать, что вопросы местного значения имеют специфическую природу, отличную от государственной. При этом делегирование государственных полномочий на местный уровень обусловлено более эффективным решением этих вопросов на местном уровне, так как при централизованном государственном управлении чиновники очень зависимы и во многом лишены инициативы и самостоятельности. При организации местной власти на принципах самоуправления местные чиновники представляют непосредственно население и зависят не только от государства, но и от местного населения.

Следует отметить, что в рамках государственной теории местного самоуправления сформировались два основных направления, которые придерживались базовых положений государственной теории, но расходились в определении отличительных признаков местного самоуправления. Эти направления традиционно принято именовать как юридическая и политическая теории местного самоуправления.

Основные положения юридической теории самоуправления окончательно оформились и получили широкое распространение в конце XIX в. Этой теории придерживались Л. Штейн, Г. Еллинек, Н. М. Коркунов, Б. Чичерин.

В соответствии с юридической теорией самоуправления органы местного самоуправления не являются органами государства. Однако государство передает местным органам ряд государственно-властных прав в полном объеме, гарантируя при этом их независимость и неприкосновенность. Основное начало данной теории состоит в разделении функций и полномочий по управлению местными вопросами между государственными органами и органами местного самоуправления, а следовательно, в выделении государственных и муниципальных публично-правовых институтов.

Л. Штейн считал, что основания самостоятельности органов местного самоуправления заключаются в том, что они являются не непосредственными органами государства, а органами местного сообщества, на которое государство возлагает исполнение определенных государственных задач. «Самоуправление есть первая форма, в которой достигает своего осуществления идея свободного управления как организованного и полномочного участия граждан в функциях исполнения вообще и управления в особенности. Оно возникает не столько благодаря свободной и самодеятельной воле отдельных граждан, сколько благодаря природе данных отношений, порождающих и делающих необходимым это участие. Отсюда следует, что система этого самоуправления основывается на системе этих естественных факторов, ее порождающих. И поэтому следует исходить из той мысли, что самоуправление… как и его естественные основы, обнимает целое государство и таким образом создает вторую органическую систему исполнения рядом с системой правительственной и что из взаимного соприкосновения этих систем возникает потом право их обеих»[30]. «Организация всех этих органов самоуправления основывается вообще на том принципе, чтобы к функциям исполнения допускалась и деятельность отдельных лиц, между тем как в целом государстве эти органы являются отдельными органами, а функции самоуправления есть восприятие функции правительства, насколько последняя может быть сужена ограниченными интересами и местными отношениями»[31].

Последователи данной теории придерживаются мнения о том, что самоуправляющиеся территориальные образования следует рассматривать в качестве особых субъектов права – специфических юридических лиц, вступающих с государством в определенные правоотношения. Этим, по их мнению, органы местного самоуправления отличаются от государственных органов, которые выступают от имени и в интересах государства, так как являются его представителями и не имеют отличных от него интересов. Именно это обстоятельство отличает государственные органы, которые в принципе не могут вступать с государством в какие-либо правоотношения, от органов местного самоуправления.

В рамках юридической теории местного самоуправления ее последователи выделяют два вида функций, реализуемых органами местного самоуправления:

1) естественные (свободные) функции, проистекающие из вопросов непосредственно местного значения, которые не входят в круг государственных интересов;

2) служебные (государственные) функции, проистекающие из органического отношения органов местного самоуправления к единству государства[32], т. е. производные от вопросов местного значения, входящих в круг государственных интересов.

Следует отметить, что, разграничивая указанные выше полномочия, последователи данной теории признавали самостоятельность органов местного самоуправления в вопросах местного значения.

Доказывая государственный характер местного самоуправления, Л. Штейн отмечал, что основой его организации является община, главное назначение которой «в ограниченной мере, для своей ограниченной области создавать основные формы и органы государства… Поэтому община имеет свое устройство и свое управление: она должна, по крайней мере, иметь органы, исполняющие эти функции в общинном совете (магистрате) и общинном правительстве; в членах магистрата она должна иметь нечто, аналогичное с министрами, чтобы развивать систему ответственности и судимости. Именно поэтому общинный строй есть зерно всякого самоуправления, община есть отечество свободного управления, и народ без свободной общины, при каком бы то ни было свободном государственном устройстве, не будет свободным, будет административно рабским народом»[33].

В качестве второго направления в государственной теории местного самоуправления выделяется политическая теория, которая строилась на противопоставлении чиновникам, назначаемым центральной властью, выборных должностных лиц от местного населения[34]. Последователи данной теории также противопоставляли государство и местное сообщество, разделяли публично-правовые институты государства и местного населения, идеализируя процесс выборов и сущность чиновников, избираемых местным населением.

К примеру, по мнению Р. Гейнста, придерживавшегося политической теории местного самоуправления, сущность местного самоуправления заключается в том, что оно осуществляется почетными представителями местного населения, выполняющими свои обязанности безвозмездно. Свою теорию Р. Гейнст строил следующим образом. «Самоуправление есть осуществление местными выборными учреждениями воли государства, местные органы являются прежде всего агентами государства и затем уже данной местности»[35]. При этом он и его сторонники считали, что для обеспечения реальной самостоятельности местного самоуправления недостаточно обеспечить выборность местных должностных лиц, так как лицо, занимающее управленческую должность, может проявить себя только в том случае, если оно будет иметь самостоятельность в выборе способа осуществления возложенной на него задачи.

Большое внимание они обращали на зависимое положение чиновника, которое обусловливает то, что служба становится для него основным источником средств существования. В силу этого местный чиновник начинает относиться к выполнению возложенных на него обязанностей не как к осуществлению своих интересов, а как к источнику добывания средств существования. В связи с этим создается ситуация, когда чиновник вынужден действовать не так, как требуют его убеждения, а так, как ему предписывает его руководство, т. е. становится пассивным исполнителем чужих указаний.

По мнению последователей данной теории, осуществление задач управления должно иметь самостоятельный характер, а для этого необходимо, чтобы деятельность соответствующего должностного лица не была связана с вознаграждением за сделанную работу, осуществлялась бы безвозмездно в качестве почетной обязанности. По мнению О. Мейера, сущность самоуправления заключается в выполнении в нем должностных функций лишь в порядке побочных, а не основных занятий[36].

Естественно, обосновывая такой взгляд на деятельность муниципальных служащих, Р. Гейнст и его последователи понимали, что лицо, выполняющее функции управления без соответствующего вознаграждения и остающееся в силу этого экономически независимым от правительственных чиновников, должно иметь достаточно высокий уровень обеспеченности, позволяющий ему заниматься подобной деятельностью. При этом, по мнению приверженцев политической теории, в основном разделявших идеи государственной теории местного самоуправления, так как должностные лица органов местного самоуправления выполняют задачи государственного управления, то они должны назначаться государственной властью.

Активным последователем Р. Гейнста являлся германский ученый Нейкомп, считавший, что самоуправление представляет собой независимое от министерского управления, подчиненное лишь законам государства, не получающее инструкций ни от какой высшей власти управление делами местности, являющееся противоположностью министерскому управлению[37].

Еще один представитель немецкой школы государствоведов Г. Еллинек высказывал мысль о том, что местное самоуправление является публичным управлением посредством «лиц, не находящихся в постоянном профессиональном служебном отношении к тому публичному союзу, управление которым они ведают»[38], т. е. посредством почетных граждан. Г. Еллинек также отмечал, что «обязанность отдельных индивидов к несению службы не основана, как у профессионального чиновничества, на постоянном служебном отношении … а на общей обязанности граждан к подчинению велениям государства. Она существенно вознаграждается тем особым почетом, с которым связано отправление функций государственного органа. Лица, призванные к несению такой службы, есть почетные должностные лица, призванные как таковые к отправлению определенной должности и поэтому не сменяемые, по общему правилу, подчиненные только закону и закономерной распределительной власти, а не регламентам и инструкциям высших установлений, и таким образом более независимые по отношению к центральной власти, чем профессиональные чиновники»[39].

В отношении распределения компетенций между государством и общиной Г. Еллинек выделял:

1) собственную компетенцию общины, состоящую из права устанавливать собственные органы, принимать членов, управлять своим имуществом;

2) компетенцию, порученную общине государством, которую оно ей делегирует, так как государство пользуется общиной для своих целей, вводя ее в свою административную организацию.

Следует отметить, что достаточно точно сущность данной теории определил Н. И. Лазаревский, который писал: «Согласно некоторым теориям … основное отличие органов местного самоуправления от органов общей администрации состоит в том, что личный состав первых не принадлежит к профессиональному чиновничеству. Это достигается или тем, что должностные лица органов самоуправления исполняют свои обязанности не по назначению от правительства, а по выбору от местного населения, или же тем, что должностные лица, хотя бы и назначенные правительством, несут свою службу безвозмездно»[40].

Отметим, что взгляды последователей политической теории местного самоуправления поддерживались не всеми государствоведами. Так, Н. М. Коркунов считал, что Р. Гейнст придает слишком большое значение экономической зависимости должностного лица органов местного самоуправления. Однако, по его мнению, следует учитывать и тот факт, что, находясь на государственной должности, чиновник имеет не только прямые материальные выгоды. Пользуясь своими полномочиями, соответствующее должностное лицо может помимо вознаграждения получать дополнительные личные выгоды, которые могут во много раз превышать его официальное вознаграждение. «Землевладелец, наделенный в отношении к окрестному населению правами полицейской власти, ставится, конечно, в особо выгодное положение, получает возможность пользоваться предоставленными ему полномочиями в своих личных интересах. Поэтому, и не получая вознаграждение, он может не меньше оплачиваемого чиновника быть заинтересован в удержании за собой данной должности, дающей ему существенные выгоды. А раз назначение на должность зависит от правительства, это стремление удержать за собой должность приведет неизбежно к полной зависимости от правительства»[41].

Кроме того, следует признать, что подобный порядок замещения руководящих должностей в системе местного самоуправления с неизбежностью повлечет концентрацию муниципальной власти в руках только состоятельных людей, что обусловит осуществление местных задач в интересах группы местных жителей, принадлежащих к наиболее обеспеченному классу.

В силу отмеченных причин можно присоединиться к мнению Н. М. Коркунова, считавшего, что «нельзя признать общим основанием самостоятельности органов самоуправления особый порядок замещения отдельных должностей»[42].

Важно обратить внимание на то, что приверженцы данной теории видели в привлечении общественных элементов к процессу управления местными делами проявление политического приема. Однако, несмотря на то, что указанная теория заключалась в выборности или назначаемости должностных лиц, которые должны работать бесплатно, следует признать, что идея самоуправления в данном контексте осталась нераскрытой. К тому же в рамках теории самоуправление рассматривалось как нечто второстепенное по отношению к основной деятельности местных должностных лиц.

В современной практике муниципального строительства теория самоуправления нашла свое практическое выражение на уровне органов территориального общественного самоуправления, в деятельности домовых комитетов, советов улиц, микрорайонов.

Отметим, что рассмотренные основные системы взглядов на местное самоуправление остаются наиболее популярными. При этом одни ученые продолжают утверждать, что местное самоуправление является децентрализованным и организационно обособленным элементом государственного механизма, зависимым от центра и выступающим в качестве административной организации по оказанию услуг населению в соответствии с общенародными стандартами и общим политическим курсом центрального правительства[43].

Другие ученые, наоборот, придерживаются общественной доктрины местного самоуправления, приводя в ее пользу следующие аргументы:

1) местные органы власти формируются непосредственно местным населением либо при его участии;

2) местные органы власти обладают самостоятельностью, так как располагают собственными финансовыми, материальными, человеческими ресурсами и определенным блоком самостоятельной компетенции[44].

Рассматривая вышеуказанные теории, следует присоединиться к мнению Н. И. Лазаревского, который отмечал, что каждая из отмеченных теорий и верна и неверна одновременно, поскольку указывает на один из признаков самоуправления, который недопустимо возводится в абсолют применительно ко всем странам и случаям[45].

Применительно к организации местного самоуправления в Российской Федерации не следует делать акцент только на одной из указанных теорий, поскольку «практика местного управления свидетельствует, что в жизни приходится действовать на основе синтеза различных теорий. Иначе говоря, в самоуправлении должно сочетаться и общественное, и государственное»[46].

Как отмечает Е. С. Шугрина, природа местного самоуправления не может быть определена однозначно, затруднительно четко разделить собственно местные дела и общегосударственные, кроме того, функции местного самоуправления имеют не только частноправовой[47], но и публичный характер[48].

По нашему мнению, наиболее предпочтительной в настоящее время является дуалистическая теория муниципального управления, представители которой пытаются найти компромисс между последователями двух крайних точек зрения на местное самоуправление: государственной и общественной теорий.

В соответствии с теорией дуализма местное самоуправление сочетает в себе государственное (публично-властное) и общественное (самоуправленческое) начала. При этом местное самоуправление рассматривается, с одной стороны, как продолжение государственного механизма на самом нижнем территориальном уровне – уровне муниципального образования; c другой – как проявление общественных самоуправленческих начал на территории муниципального образования.

В пользу указанной теории свидетельствует технология формирования предметов ведения органов местного самоуправления. В ее основе лежит проявление инициативы как со стороны населения, поручающего органам местного самоуправления выполнение определенных функций, представляющих особую значимость для местных жителей, так и со стороны государственного механизма, властно делегирующего органам местного самоуправления решение определенных вопросов, имеющих важное значение не только для населения муниципального образования, но и государства в целом.

В рамках рассматриваемой теории А. Г. Воронин, В. А. Лапин и А. Н. Широков предполагают, что «государство не только позволяет органам местного самоуправления исполнять часть общественных дел самостоятельно, но и возлагает на них исполнение собственных функций, сопряженное, как правило, с постоянными контактами с населением»[49]. При этом важно отметить, что местное самоуправление, являясь частью внутригосударственной системы управления, несет ответственность также и за дела государственные, переданные для исполнения на местном уровне, и объективно нуждается в государственном финансировании определенной части муниципальных расходов. В то же время общественная природа местного самоуправления обусловливает тот факт, что муниципалитеты объективно заинтересованы в участии в хозяйственных отношениях в целях самостоятельного наполнения доходной части местного бюджета.

В связи с этим можно присоединиться к мнению В. Г. Игнатова и В. В. Рудого о том, что «двойственная природа местного самоуправления – это его главная сущностная черта, являющаяся ключом к исследованию многих аспектов деятельности местных органов власти…»[50]

Указанные исследователи отмечают также интересную закономерность двойственной природы местного самоуправления, проистекающую из его взаимоотношений с системой государственной власти и заключающуюся в следующем. Чем выше степень влияния на местное самоуправление органов, входящих в систему государственной власти, тем слабее самоуправленческие, общественные начала в деятельности местных сообществ[51]. При этом они предлагают различать понятия «местное самоуправление» и «местное управление на местах», понимая под первым совокупность исключительно общественных форм решения вопросов местного значения, а под вторым – совокупность публично-властных форм местного самоуправления в сочетании с формами государственного управления на местном уровне.

В связи с этим возникает вопрос о разграничении самоуправленческого и публично-властного в местном самоуправлении, а если выразиться точнее, о выделении в составе публичных институтов муниципального права публично-властных и самоуправленческих институтов, так как «действительная природа местного самоуправления состоит в том, что оно является, с одной стороны, аналогом центрального правительства, а с другой стороны – формой народовластия, которая обеспечивает реализацию прав граждан на местное самоуправление, а местному населению – возможность превращения своей воли в публичную власть»[52].

В целях более четкой дифференциации публичных институтов муниципального права следует кратко рассмотреть теоретико-правовой аспект данной проблемы, начав с того, что еще со времен Древнего Рима публичное содержание в праве концептуально определяется через его соотношение с частным. Так, один из выдающихся древнеримских юристов Ульпиан считал, что публичное право относится к положению Римского государства, частное – к пользе отдельных лиц (D.1.1.1.2)[53].

В современной правовой теории выделяется два подхода к данной проблеме. В соответствии с первым публичное в праве – это то, что имеет в виду интересы государства как целого, а частное – то, что имеет в виду интересы индивида как такового. В соответствии со вторым подходом, выработанным еще в XIX в. профессором И. А. Покровским, различие между публичным и частным в праве составляет не противопоставление интересов или отношений, а различие в приемах правового регулирования. Если публичное право есть система юридической централизации, то частное, наоборот, – система юридической децентрализации.

Применительно к муниципальному праву разграничить публичные и частные институты, руководствуясь вторым подходом, будет очень проблематично. Это связано с тем, что в системе муниципального права имеются децентрализованные институты, которые ориентированы на правовое закрепление общих интересов местного населения (формы территориального общественного самоуправления, ряд форм свободного волеизъявления местных жителей). Поэтому в вопросе выделения частных и публичных институтов применительно к муниципальному праву следует руководствоваться первым критерием и исходить из того, что частный или общественный интерес закрепляется в содержании того или иного института.

Исходя из тезиса Г. В. Игнатенко о том, что сегодня не существует ни публичного, ни частного права, а есть лишь публичные и частные начала, публичные и частные стороны в любой отрасли права, в любой сфере законодательства[54], и детально проанализировав содержание муниципального права, можно прийти к выводу, что в его содержании преобладающее место занимают все же публично-правовые институты, закрепляющие общие интересы жителей местного сообщества. В связи с этим в настоящее время необходимо провести классификацию публичных муниципально-правовых институтов в целях выявления четкого отграничения публично-властных и самоуправленческих институтов в местном самоуправлении.

Прежде всего следует определиться с критериями такого отграничения, исходя из того, что в теории юриспруденции традиционно под институтом права понимается обособленная группа юридических норм, регулирующих однородные общественные отношения и входящих в соответствующую отрасль права[55]. Применительно же к муниципально-правовым институтам можно привести определение, сформулированное О. Е. Кутафиным и В. И. Фадеевым, в соответствии с которым под публично-правовым институтом следует понимать совокупность муниципально-правовых норм, регулирующих определенный круг взаимосвязанных общественных отношений, которые образуют в рамках предмета муниципального права самостоятельную, обособленную группу[56].

Отграничивая публично-общественные и самоуправленческие институты местного самоуправления как признаваемой и гарантируемой Конституцией РФ самостоятельной и под свою ответственность деятельности населения по решению непосредственно или через органы местного самоуправления вопросов местного значения, исходя из интересов населения, его исторических и иных местных традиций[57], по нашему мнению, можно предложить такой критерий их отграничения, как характер соответствующих отношений.

С учетом предложенного критерия следует признать, что существование организации деятельности жителей, проживающих в границах муниципальных образований, обусловлена необходимостью удовлетворения их интересов, что впоследствии закрепляется в правовой форме. Следовательно, наличие управленческих начал в местном самоуправлении не является чем-то навязанным извне, со стороны государства. По мнению В. Ф. Сиренко, местные жители не преследуют специфической цели – закрепить процесс местного управления в правовых формах и придать ему властные черты. Наоборот, люди вынуждены управлять и, соответственно, подчиняться для достижения бытовых, духовных и иных целей[58].

Как отмечают А. Г. Воронина, В. А. Лапина и А. Н. Широкова, «жизнь человека невозможна без контактов с другими людьми. Общественная природа человека позволяет ему организовывать свою деятельность… Безусловно, совместное проживание и совместная деятельность людей привели к возникновению определенных правил организации их жизни, поскольку интересы личности постоянно ограничивались групповыми интересами. Конечно, подобная самоорганизация развивалась и усложнялась по мере усложнения характера и объема взаимоотношений между людьми…»[59]

Естественно, со временем основные процессы местного самоуправления облекаются в формализованные рамки нормативных актов, являющихся правовой формой выражения местного самоуправления. Однако одним отношениям местного самоуправления законодатель придает публично-властные начала, а другим – нет. По мнению Н. В. Постового, это вызвано тем, что местное сообщество, состоящее из определенных социальных групп, индивидуумов, не только непосредственно решает задачи местного самоуправления, но и создает организационно-властную основу местного самоуправления, посредством которой осуществляется опосредованное социальное управление[60] в его публично-правовых формах.

В силу этого в местном самоуправлении можно выделить соответствующие институты, выступающие проявлением как публичной власти, так и власти социальной, представляющей собой, согласно Н. В. Постовому, совокупность социальных связей, складывающуюся в результате решения жителями задач местного значения посредством форм непосредственной самоорганизации.

Историческими корнями существования самоуправленческих институтов в местном самоуправлении можно считать имеющийся почти у всех народов обычай решать вопросы, затрагивающие отдельные коллективные интересы, без использования публично-властных форм, т. е. на сходе, вече, круге, курултае и т. п.[61]

В качестве современного примера самоуправленческого института, направленного на достижение общественных целей и не имеющего властного содержания в системе местного самоуправления, можно привести институт территориального общественного самоуправления. Данный институт представляет собой совокупность правовых норм, закрепляющих формы самоорганизации граждан по месту их жительства на части территории муниципального образования (территориях поселений, не являющихся муниципальными образованиями, микрорайонов, кварталов, улиц, домов и др.) для самостоятельного и под свою ответственность осуществления собственных инициатив в вопросах местного значения непосредственно населением или через создаваемые им органы территориального общественного самоуправления (ТОС)[62].

Показательно, что в качестве основных признаков института общественного территориального самоуправления как самоуправленческого института в системе местного самоуправления такими учеными, как В. Т. Прохоров, В. С. Кашо, рассматриваются, помимо территориального принципа организации и деятельности, также общественная форма деятельности данного института и его самоуправленческая природа[63].

Некоторые исследователи местного самоуправления выделяют и иные виды свободного волеизъявления местных жителей, не относящиеся к общественным отношениям, имеющим публично-властное содержание. К примеру, И. В. Выдрин и А. Н. Кокотов относят к ним опросы, собрания, сходы, конференции жителей, общественные объединения, включая органы территориального общественного самоуправления, религиозные объединения, средства массовой информации, формы разового коллективного волеизъявления: митинги, демонстрации, уличные шествия, пикеты, обращения граждан в органы местного самоуправления с предложениями, замечаниями, жалобами и т. д.[64]

Несмотря на то, что «совокупность перечисленных институтов составляет среду удовлетворения жителями собственных запросов в публичной сфере, дает им возможность самостоятельно и непосредственно участвовать в осуществлении функций и полномочий местного самоуправления, не передоверяя этого права органам власти»[65], отметим, что в нашем понимании не все перечисленные формы свободного волеизъявления граждан можно рассматривать в качестве самостоятельного самоуправленческого института, так как многие из них не образуют обособленной группы юридических норм, регулирующих однородные общественные отношения.

Выделение самоуправленческих институтов в муниципальном праве обусловлено тем, что эти институты упорядочивают отношения по осуществлению местного самоуправления, лишенные властных начал. Таким образом, в содержании этих правовых институтов отсутствуют такие элементы, как субъект власти, объект власти и властное содержание. Как отмечают в своей работе представители уральской правовой школы, субъектом власти являются социальные и национальные общности, объектом власти – индивиды, а содержание властеотношения заключается в том, что одна сторона – властвующая – навязывает свою волю, обычно юридически обязательную, другой стороне – подвластной[66].

Рассматривая самоуправленческий правовой институт местного самоуправления как обособленную группу юридических норм, регулирующих однородные общественные отношения, связанные с осуществлением местного самоуправления в невластных формах на основе свободного волеизъявления местных жителей, не имеющие публично-властного содержания и входящие в состав муниципального права, можно предложить следующую классификацию самоуправленческих институтов муниципального права:

1) правовой институт территориального общественного самоуправления;

2) правовой институт форм разового коллективного волеизъявления местных жителей;

3) правовой институт правотворческой инициативы граждан и их обращений в органы местного самоуправления.

В свою очередь к публично-властным правовым институтам муниципального права следует отнести обособленные группы юридических норм, регулирующих отношения по осуществлению публично-властной деятельности на территории муниципального образования, связанные с реализацией отношений власти-подчинения.

Существование публично-правовых институтов в местном самоуправлении обусловлено тем, что местное самоуправление – это прежде всего территориальное управление. По мнению Ю. А. Тихомирова, управление как социальный феномен насквозь «пронизано элементами управленческой деятельности»[67], которая предполагает воздействие на поведение людей, подчиненность воли одних людей воле других для достижения определенных результатов.

Управление в публично-властных правовых формах предполагает наличие властных начал, которые выступают не просто средством управления, а его непременным условием. При этом, как отмечал В. Г. Афанасьев, управление – «не просто сознательная деятельность, а та ее разновидность, которая связана с выработкой решений, с организацией, направленной на претворение решений в жизнь, с регулированием системы в соответствии с заданной целью, с подведением итогов деятельности, с систематическим получением и использованием информации»[68].

Таким образом, «деятельность субъектов, обладающих муниципальной властью, состоит в том, что управляющая подсистема, субъект управления, систематически, целенаправленно воздействует на управляющую подсистему, объект управления, с тем, чтобы привести его к заданному результату, поставленной цели»[69]. Управлять же территорией, не имея властных начал, невозможно. Это становится очевидным, если внимательно изучить круг вопросов так называемого «местного значения», которые, несомненно, связаны с общими делами и проблемами, стоящими перед страной в целом, а значит объективно включены в механизм публично-правового регулирования на уровне государства.

В связи с этим публично-властные правовые институты в местном самоуправлении следует подразделить на два вида. К первому относятся публично-властные правовые институты, имеющие властное содержание в силу включенности определенных вопросов местного значения в систему, реализующую государственные интересы. Эти правовые институты опосредуют в муниципальном праве реализацию органами местного самоуправления служебных функций, т. е. функций, проистекающих из организационного включения их в систему осуществления публичной власти на территории Российской Федерации и производных от вопросов местного значения, входящих в круг государственных интересов.

К этой группе можно отнести институты местного бюджета и местного бюджетного процесса, представляющие собой совокупность норм, которые в соответствии с Бюджетным кодексом РФ строятся на принципе единства бюджетной системы, означающем единство правовой базы, денежной системы, форм бюджетной документации, принципов бюджетного процесса, санкций за нарушения бюджетного законодательства, а также единый порядок финансирования расходов бюджетов всех уровней бюджетной системы Российской Федерации, ведения бухгалтерского учета средств федерального бюджета, бюджетов субъектов Российской Федерации и местных бюджетов[70].

Следовательно, институты местного бюджета и местного бюджетного процесса – это публично-властные правовые институты муниципального права, имеющие жесткую централизацию и значительную степень включенности в систему институтов государственного бюджета и государственного бюджетного процесса.

К группе муниципальных публично-правовых институтов можно отнести также институт муниципальной власти, который является специфическим публично-правовым институтом. Его выделение обусловлено тем, что в соответствии с ч. 1 ст. 3 Конституции РФ единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ. В соответствии же с содержанием ч. 2 ст. 3 Конституции РФ народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления.

Основываясь на приведенных положениях, можно сделать вывод о том, что в Конституции РФ указываются следующие составляющие власти многонационального народа Российской Федерации:

– единственный источник власти в Российской Федерации, которым является многонациональный народ Российской Федерации[71];

– три коллективных субъекта, в конституционном порядке управомоченных на деятельность по реализации властных полномочий, которые представляют собой конкретизированное проявление публичной власти в территориальных пределах Российской Федерации: многонациональный народ Российской Федерации, органы государственной власти Российской Федерации и органы местного самоуправления (муниципальные органы), представляющие собой муниципально-властные субъекты, наделенные многонациональным народом Российской Федерации полномочиями по осуществлению публичной власти в пределах части территории Российской Федерации, которая именуется муниципальным образованием[72].

Принимая во внимание, что Конституция РФ «не просто обособляет местное самоуправление, но и отделяет его от государственно-властного механизма»[73], так как в ее ст. 12 содержится юридическая норма, согласно которой органы местного самоуправления не входят в систему органов государственной власти, можно говорить о наличии в территориальных пределах Российской Федерации двух относительно самостоятельных системно-властных образований, осуществляющих властные полномочия от имени народа Российской Федерации:

а) система органов, осуществляющих государственную власть в Российской Федерации;

б) система органов, осуществляющих муниципальную власть в Российской Федерации.

Идею выделения института муниципальной власти поддерживают О. Е. Кутафин и В. И. Фадеев, считая, что «органы государственной власти и органы местного самоуправления – это разные формы осуществления власти народа… Однако, не являясь органами государственной власти, органы местного самоуправления осуществляют деятельность, которая носит властный характер, поскольку они выступают одной из форм реализации власти народа»[74].

Между тем вычленение института муниципальной власти в качестве самостоятельного публично-властного правового института не свидетельствует об абсолютной самостоятельности данного правового образования от института государственной власти. Это обусловлено тем, что самостоятельность муниципальной власти производна от самостоятельности местного самоуправления, которая закреплена в ст. 12 Конституции РФ. Однако здесь речь не идет об абсолютной самостоятельности[75] аппарата муниципальной власти. В данном случае законодатель имел в виду некоторую самостоятельность относительно системы органов государственной власти. К тому же в Конституции РФ говорится о самостоятельности системы муниципальной власти только лишь в пределах своих полномочий.

Вместе с тем поскольку объем полномочий, находящихся в распоряжении органов муниципальной власти, прямо производен от волеизъявления законодательных и исполнительных органов системы государственной власти[76], то следует признать, что даже в пределах своих полномочий система муниципальной власти далеко не самостоятельна. Для того чтобы четко представлять себе место муниципальной власти в системе публичной власти в Российской Федерации, по нашему мнению, следует акцентировать внимание на имеющихся механизмах зависимости, существующих в отношении аппарата муниципальной власти, таких, как: нормотворческая, финансовая, системная[77].

Мы считаем, что все отмеченные виды зависимости, существующие в отношении системы муниципальной власти, не позволяют говорить о ее полной подчиненности государственно-властному механизму, однако они и не позволяют утверждать, что аппарат муниципальной власти обладает абсолютной самостоятельностью в пределах делегированных полномочий. Следовательно, данный институт муниципального права следует рассматривать в качестве правового образования, нормативно регламентирующего процесс по решению вопросов как местного, так и государственного значения.

Конечно, следует учитывать то, что совокупность правовых норм, составляющих институт муниципальной власти, пронизывает весь механизм осуществления местного самоуправления. Так, нормы, закрепляющие систему осуществления муниципальной власти, накладывают отпечаток на такие муниципально-правовые институты, как: институт местного бюджетного процесса, институт местного представительного органа, институт Главы муниципального образования, институт муниципальной службы. Однако, по нашему мнению, все же имеются основания для выделения данного института в качестве самостоятельного комплексного института муниципального права. К таким основаниям следует отнести наличие в муниципальном праве совокупности обособленных норм, направленных на закрепление в праве именно системы муниципальной власти как относительно нового публичного феномена, а не указанных, производных от него муниципально-правовых институтов. Еще одним важным основанием является то, что институт муниципальной власти опосредует в праве ключевой феномен местного самоуправления, предполагающий относительную целостность его правового регулирования.

Следующим муниципальным публично-правовым институтом, производным от вопросов местного значения, входящих в круг государственных интересов, является институт муниципального образования. Данный институт представляет собой совокупность юридических норм, определяющих правовое положение муниципального образования – городского, сельского поселения, нескольких поселений, объединенных общей территорией, части поселения, иной населенной территории, предусмотренной законодательством Российской Федерации, в пределах которых осуществляется местное самоуправление, имеются муниципальная собственность, местный бюджет и выборные органы местного самоуправления.

При определении места института муниципального образования в системе публично-правовых институтов муниципального права следует исходить из того, что этим институтом нормативно определяется правовое положение публичного образования, которое следует рассматривать в двух значениях. С одной стороны, оно выступает как субъект публично-правовых отношений, обладающий теми или иными властными полномочиями, и является субъектом специфических публично-правовых правоотношений. С другой стороны, в имущественном обороте публичное образование выступает как обычный участник гражданских правоотношений, на равных началах с другими их участниками[78]. По мнению К. Ф. Шеремета, «в Гражданском кодексе муниципальные образования названы в качестве участников гражданских правоотношений наряду с физическими лицами. Поэтому это специфические участники гражданского правоотношения…»[79]

Такая специфика проявляется в двойственности данного института, с одной стороны, территориально включенного в единую публично-правовую систему Российского государства, с другой – выявляющего территориальную обособленность публично-правового образования в форме муниципального образования, созданного для решения как местных, так и государственных вопросов. На этот момент обращают внимание И. В. Выдрин и А. Н. Кокотов, утверждающие, что муниципальные образования как политико-территориальные единицы являются «внешнеформальным выражением территориальных сообществ жителей»[80].

К группе муниципальных публично-правовых институтов, производных от вопросов местного значения, входящих в круг государственных интересов, также относится институт местных финансов. Данный институт представляет собой объединение юридических норм, регулирующих правовой режим совокупности денежных средств, принадлежащей на праве собственности или на праве пользования муниципальному образованию, формируемых и используемых для решения вопросов местного значения. В настоящее время на основании законодательства Российской Федерации институт местных финансов нормативно охватывает следующие источники доходной части местного бюджета:

а) государственные средства, передаваемые органам местного самоуправления органами государственной власти в виде доходных источников и прав, предусмотренных законодательством Российской Федерации;

б) собственные денежные средства муниципального образования, создаваемые за счет деятельности органом местного самоуправления (доходы от использования муниципальной собственности, плата за услуги и т. д.);

в) заемные средства или муниципальные кредиты.

Соотношение этих трех источников местного бюджета определяет место института местных финансов в системе муниципально-правовых институтов, так как преобладание в структуре местных финансов первого источника порождает зависимость от государства и жесткую включенность в систему государственных финансов[81].

К тому же, анализируя место данного института в системе муниципального права, следует учитывать, что основная его часть связана с регулированием местных налогов, право на самостоятельное установление которых в соответствии со ст. 132 Конституции РФ и п. 4 ч. 3 ст. 15 Закона РФ «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» от 28 августа 1995 г. (с изменениями на 17 марта 1997 г.) передано представительным органам местного самоуправления.

Однако поскольку в соответствии со ст. 12 Конституции РФ самостоятельность местного самоуправления строго ограничена пределами его полномочий, постольку нельзя говорить об абсолютной самостоятельности органов муниципальной власти в вопросе, связанном с установлением местных налогов и сборов, так как общие начала налогового законодательства устанавливаются органами государственной власти. К тому же, по мнению А. М. Никитина, «финансы – неотъемлемая часть денежных отношений государства и местного самоуправления с обществом, которые всегда выступают в юридической форме»[82]. Следовательно, и институт местных финансов правильнее будет рассматривать в качестве составной части института государственных финансов, достаточно жестко включенного в решение общегосударственных вопросов и обладающего лишь некоторыми признаками автономного правового образования.

Подобный подход к месту института муниципальных финансов подтверждается и тем, что в настоящее время увеличение расходов местных бюджетов, сопровождающееся недостаточным ростом собственных доходов, значительно усиливает роль регулирующих источников доходов. Доля регулирующих источников в доходах местных бюджетов нередко достигает 3/4 средств этих бюджетов. В сельских бюджетах эти средства составляют около 90 %. Такая жесткая зависимость местных бюджетов от решений вышестоящих органов, несомненно, четко указывает на место института муниципальных финансов в системе институтов муниципального права.

Рассмотрев вышеуказанные публично-правовые институты местного самоуправления, опосредующие в праве реализацию органами местного самоуправления служебных функций, т. е. функций, проистекающих из организационного включения их в систему осуществления публичной власти на территории Российской Федерации и производных от вопросов местного значения, входящих в круг государственных интересов, следует отметить, что в системе муниципальных публично-властных правовых институтов можно выделить публично-правовые институты, опосредующие в праве реализацию естественных (свободных) функций местного сообщества, т. е. функций, проистекающих из вопросов непосредственно местного значения, которые прямо не входят в круг государственных интересов.

К таким институтам можно отнести институт Главы муниципального образования, представляющий совокупность юридических норм, регулирующих правовое положение высшего должностного лица муниципального образования, возглавляющего деятельность по осуществлению на его территории функций местного самоуправления, избираемое гражданами, проживающими на территории муниципального образования, на основе всеобщего, равного и прямого избирательного права при тайном голосовании либо представительным органом местного самоуправления из своего состава в порядке, установленном федеральными законами и законами субъекта Российской Федерации.

Если кратко определить содержание данного института, то следует исходить из того, что именно Глава муниципального образования избирается местным населением или его представителями, принимает от своего имени нормы муниципального права, содержащиеся в постановлениях Главы муниципального образования, персонально отвечает перед местным населением за результаты своей деятельности и результаты деятельности подчиненных ему муниципально-властных структур, единолично формирует структуру подчиненного ему рабочего аппарата, назначает подчиненных ему муниципальных должностных лиц и принимает на работу в структурах, образующих его рабочий аппарат, специалистов и обслуживающий персонал.

Следовательно, правовой институт Главы муниципального образования должен быть ориентирован главным образом на закрепление правового положения субъекта, решающего, в первую очередь, местные вопросы и отвечающего за их реализацию. Однако в настоящее время достаточно трудно четко определить место данного института в системе муниципальных публично-правовых институтов.

Такое положение обусловлено тем, что в настоящее время четко не определена компетенция глав муниципальных образований в вопросах, связанных с организацией образования, здравоохранения, охраны общественного порядка, не решена проблема формирования доходной части местных бюджетов. При таком положении вещей органы государственной власти в определенной мере самоустраняются от ответственности за то, что происходит в конкретном муниципальном образовании. Тем самым органы государственной власти всю тяжесть ответственности за состояние дел на местах перекладывают именно на глав муниципальных образований, которые являются по своей сути должностными лицами и несут всю тяжесть ответственности за состояние дел на местах.

В связи с этим, нормативно закрепляя правовой статус глав муниципальных образований, нужно четко представлять себе всю трудность их положения, так как в настоящее время именно Глава муниципального образования вопреки своему муниципально-правовому статусу вынужден принимать на себя всю тяжесть ответственности за состояние местных дел и, естественно, является субъектом, которому в первую очередь направляются претензии за нереализацию или ненадлежащее решение каких-либо вопросов местного и государственного значения.

В качестве второго института, опосредующего в праве реализацию местных вопросов, следует выделить институт муниципальной службы, учреждаемый и функционирующий в сфере публичной власти и носящий публично-правовой характер. По нашему мнению, институт муниципальной службы в значительной мере связан с институтом государственной службы, так как муниципальные служащие являются субъектами, жестко интегрированными в процесс осуществления управленческой деятельности на территории муниципального образования. При этом они обязаны не только руководствоваться местными нормативными актами, но и исполнять федеральные законы, конституции, уставы, законы субъектов Российской Федерации[83], а следовательно, и иные правоприменительные акты, издаваемые на государственном уровне[84].

Естественно, реализуя свои функции, муниципальные служащие обеспечивают решение не только местных задач, но и задач государственного уровня, так как местное самоуправление как форма публичной власти не только не исключает, но, наоборот, предполагает наличие и функционирование в системе муниципальной власти чиновников, являющихся непосредственными исполнителями публично-властных решений различного уровня.

Некоторую взаимосвязь данного института муниципального права с институтом государственной службы обусловливает тот факт, что время работы на должностях в органах местного самоуправления засчитывается в стаж, исчисляемый для предоставления льгот и гарантий в соответствии с законодательством о государственной службе. Это положение, закрепленное в ст. 21 Федерального закона «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» показывает принципиальные подходы законодателя к месту муниципального служащего в системе публичной власти.

Еще одним специфическим институтом муниципального права, направленным на решение местных вопросов, является институт местного представительного органа, представляющий собой относительно самостоятельную совокупность юридических норм, регламентирующих правовое положение выборного органа местного самоуправления, обладающего правом представлять интересы населения и принимать от его имени нормы, действующие на территории муниципального образования.

Этот институт регламентирует статус и деятельность местного выборного муниципально-властного учреждения, которое представляет интересы местного населения, состоит из депутатов, наделено определенной компетенцией и реализует представительскую, нормотворческую и контрольную функции в системе местного самоуправления.

Специфика данного института состоит в том, что указанный субъект муниципального права не просто осуществляет управленческие функции, а реализует муниципальную власть, т. е. наделен в соответствии со ст. 3 Конституции РФ[85] муниципально-властными полномочиями. Именно наличие муниципально-властных полномочий является специфическим признаком правового положения местного представительного органа и позволяет говорить об институте местного представительного органа как об относительно самостоятельной совокупности юридических норм, упорядочивающих правовой статус субъекта правоотношений, выступающего от имени жителей муниципального образования, решающего вопросы местного значения, осуществляя муниципально-властную деятельность в пределах своей компетенции.

По нашему мнению, в качестве самостоятельного муниципально-правового института, регламентирующего решение местных вопросов, можно рассматривать также институт муниципальной собственности, представляющий собой относительно самостоятельную совокупность юридических норм, направленную на регулирование правового режима имущества, принадлежащего на праве собственности городским и сельским поселениям, а также другим муниципальным образованиям.

Объект регулирования данного института в соответствии с российским законодательством[86] является одной из составных частей, включаемых в экономическую основу местного самоуправления[87].

Однако, рассматривая правовое регулирование субъектного состава муниципальной собственности, необходимо отметить и то, что в законодательстве Российской Федерации закреплено положение, согласно которому муниципальной собственностью управляют органы местного самоуправления. Права же собственника в отношении имущества, входящего в состав муниципальной собственности, от имени муниципального образования также осуществляют органы местного самоуправления, а в случаях, предусмотренных законами субъектов Российской Федерации и уставами муниципальных образований, – население непосредственно[88].

Говоря о сущности института муниципальной собственности, следует отметить, что, как полагает Е. А. Суханов, совокупность юридических норм нормативно упорядочивает пределы наиболее широкого по содержанию вещного права, которое дает возможность своему обладателю-собственнику и только ему определять содержание и направления использования принадлежащего ему имущества, осуществляя над ним полное «хозяйственное господство»[89].

Самостоятельность данного института обусловлена тем, что в соответствии с п. 1 и 2 ст. 209 ГК РФ собственнику муниципального имущества принадлежат права владения, пользования и распоряжения своим имуществом, т. е. он вправе по своему усмотрению совершать в отношении принадлежащего ему имущества любые действия, не противоречащие закону и иным правовым актам и не нарушающие права и охраняемые законом интересы других лиц, в том числе отчуждать свое имущество в собственность другим лицам, передавать им, оставаясь собственником, права владения, пользования и распоряжения имуществом, отдавать имущество в залог и обременять его другими способами, распоряжаться им иным образом.

Проанализировав содержание приведенных теоретических построений, объясняющих природу местного самоуправления, классифицировав муниципально-правовые институты, можно прийти к следующим выводам.

Во-первых, местное самоуправление имманентно сочетает в себе как самоуправленческие, так и публично-властные начала, поэтому для его всестороннего рассмотрения следует найти теоретический компромисс между последователями двух крайних точек зрения на природу местного самоуправления: теорий публично-властного и самоуправленческого характера местного самоуправления. Необходимость же стройной научной теории, изучающей оптимальные формы организации местной жизни, представляет на современном этапе огромную актуальность, так как построение демократического государства базируется на идее народовластия, а в организации местного самоуправления наиболее четко проявляется идея приближения власти к народу. Как точно заметил А. Токвиль, народ является источником власти в обществе, однако более непосредственно, чем в общине, он нигде не осуществляет свою власть[90].

В связи с этим напрашивается вывод о том, что наиболее перспективным в направлении исследования природы местного самоуправления является подход последователей теории дуализма местного самоуправления, которая сочетает в себе публично-властное и самоуправленческое начала. При этом, анализируя институты муниципального права, с одной стороны, необходимо рассматривать их с позиции продолжения государственного публично-властного механизма на самом нижнем территориальном уровне – уровне муниципального образования. С другой же стороны, муниципальные правовые институты следует исследовать в направлении выявления в их содержании самоуправленческих начал.

Во-вторых, в настоящее время целесообразно разграничивать самоуправленческие и государственные начала в местном самоуправлении, точнее выделять в составе публичных институтов муниципального права публично-властные и самоуправленческие институты, так как «действительная природа местного самоуправления состоит в том, что оно является, с одной стороны, аналогом центрального правительства, а с другой стороны – формой народовластия, которая обеспечивает реализацию прав граждан на местное самоуправление, а местному населению – возможность превращения своей воли в публичную власть»[91].

В-третьих, в составе муниципального права целесообразно выделять публично-властные правовые институты местного самоуправления, опосредующие в праве реализацию органами местного самоуправления служебных функций, т. е. функций, проистекающих из организационного включения их в систему осуществления публичной власти на территории Российской Федерации и производных от вопросов местного значения, входящих в круг государственных интересов, и публично-властные правовые институты, опосредующие в праве реализацию естественных (свободных) функций местного сообщества, т. е. функций, проистекающих из вопросов непосредственно местного значения, которые прямо не входят в круг государственных интересов.

1.2. Система правового регулирования местного самоуправления: состояние, проблемы и перспективы совершенствования

В современных условиях большое значение приобретает качество действующей нормативной базы местного самоуправления, ее способность служить надежной основой сложных процессов, происходящих в правовом регулировании местного самоуправления и характерных для современного этапа его развития. Причем при формировании законодательной базы местного самоуправления значительное влияние имеет то обстоятельство, насколько четко здесь соблюдены основные принципы нормотворчества в сочетании со спецификой муниципального нормотворчества. По мнению Е. М. Ковешникова, «в настоящее время праву как фактору, регулирующему общественные отношения, принадлежит особая творческая роль. Оно в большей степени… должно выступать созидающей силой, направленной на стимуляцию возникновения новых общественных отношений… в сфере местного самоуправления как нового общественно-государственного института»[92].

Анализируя правовую базу местного самоуправления, следует особо отметить то, что законодательством Российской Федерации[93] в качестве основополагающего принципа местного самоуправления определена его самостоятельность в пределах своих полномочий. По мнению Е. С. Шугриной, государство признает местное самоуправление в качестве самостоятельного уровня осуществления народом принадлежащей ему власти. Это, в свою очередь, предполагает организационную обособленность местного самоуправления от государственной власти[94].

Осуществляя местное самоуправление, население имеет право самостоятельно определять стратегию развития муниципального образования, формировать систему муниципальных органов и местный бюджет, распоряжаться муниципальной собственностью, а также решать иные вопросы непосредственного обеспечения жизнедеятельности населения муниципального образования, отнесенные к таковым уставом муниципального образования в соответствии с законодательством Российской Федерации и субъектов Российской Федерации.

Самостоятельную роль местного самоуправления в системе управления государственными делами подчеркнул в своем Постановлении от 15 мая 1998 г. Конституционный Суд РФ, который официально употребил термин «публичная власть» и подчеркнул, что понятие «органы власти» само по себе не свидетельствует о государственной природе муниципальных органов, так как публичная власть может осуществляться в форме публичной деятельности муниципальных органов[95].

Однако самостоятельность населения муниципального образования не должна восприниматься как безграничная, без государственного контроля, регулирования, координирующего воздействия, поскольку муниципальное образование является частью государственного образования Российской Федерации. Поэтому в ст. 12 Конституции РФ речь не идет об абсолютной самостоятельности местного самоуправления. Как отмечают И. В. Выдрин и А. Н. Кокотов, «отделение местного от государственного невозможно в принципе – круг государственных забот и интересов органично включает в себя любые местные проблемы общественного значения. Кроме того, традиционно местные органы решают многие вопросы государственного значения, реализуют целый ряд государственных полномочий… выделение местных органов из системы органов государственных может лишить эту практику стабильности»[96].

Большинство ученых признают, что в данном случае законодатель имел в виду относительную самостоятельность системы местного самоуправления по отношению к системе органов государственной власти. К тому же в приведенной норме говорится о самостоятельности системы муниципальной власти только лишь в пределах своих полномочий, объем которых прямо производен от волеизъявления законодательных и исполнительных органов системы государственной власти[97].

Если рассматривать местное самоуправление с практической точки зрения, то следует признать, что даже в пределах своих полномочий оно далеко от полной самостоятельности. На практике самостоятельность местного самоуправления как разновидности публичной власти в Российской Федерации ограничена ввиду существования механизмов зависимости от государства, таких, как: финансовая[98], системная[99] и нормотворческая. Все отмеченные виды зависимости наиболее отчетливо проявляются в отношении функционирования публично-правовых институтов местного самоуправления. Однако это не позволяет говорить о полной подчиненности системы местного самоуправления государственно-властному механизму, как и не позволяет утверждать, что местное самоуправление обладает абсолютной самостоятельностью в пределах делегированных полномочий.

Применительно же к теме данного исследования наибольший интерес представляет нормотворческая форма зависимости системы местного самоуправления от системы органов государственной власти, связанная с тем, что государственные органы в соответствии с п. «н» ст. 72 Конституции РФ наделены правом принимать нормативные акты по вопросам, связанным с установлением общих принципов местного самоуправления[100].

Реализация нормотворческой деятельности в отношении системы местного самоуправления различными субъектами нормотворчества представляет собой механизм управления системой организации местного самоуправления в муниципальных образованиях. Принимая нормативные акты, касающиеся организации местного самоуправления, субъекты нормотворчества к настоящему времени создали систему источников муниципального права, его нормативную основу.

Напомним, что под источником любой отрасли права традиционно понимается форма закрепления (внешнего выражения) правовых норм[101]. Основными видами таких источников в современных правовых системах являются нормативно-правовые акты и правовые обычаи, судебные прецеденты, а также международные и внутригосударственные договоры (договоры нормативного содержания).

В настоящее время в качестве источников муниципального права Российской Федерации выступают:

1) Конституция РФ;

2) федеральные конституционные законы и федеральные законы;

3) указы Президента РФ;

4) постановления Правительства РФ;

5) подзаконные нормативные акты отраслевых федеральных органов исполнительной власти, имеющие нормативный характер;

6) международные договоры и соглашения РФ;

7) договоры о разграничении предметов ведения между органами государственной власти РФ и органами государственной власти субъектов РФ;

8) конституции, уставы субъектов РФ;

9) нормативные акты исполнительных органов субъектов РФ;

10) нормативные акты представительных органов субъектов РФ;

11) уставы муниципальных образований;

12) нормативные акты представительных органов местного самоуправления;

13) нормативные акты исполнительных органов местного самоуправления.

По мнению Н. В. Постового, источники муниципального права следует разделить на три уровня:

– уровень нормативных правовых актов РФ;

– уровень нормативных правовых актов субъектов РФ;

– уровень нормативных правовых актов муниципальных образований[102].

Если же учитывать, что в соответствии с п. 4 ст. 15 Конституции РФ общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы, а международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, и применяются правила международного договора, то анализ системы правового регулирования местного самоуправления следует начать с актов международного права, закладывающих основополагающие принципы местного самоуправления в Российской Федерации.

Конечно, может возникнуть вопрос, можно ли говорить о суверенитете Российской Федерации, если часть ее правовой системы составляют нормы международного права. Однако не нужно забывать, что в данном случае речь идет только об общепризнанных принципах и нормах международного права, что предполагает обязательное наличие процедуры ратификации соответствующих правовых актов. Как отмечают Ю. Д. Казанчев и А. Н. Писарев, «очевидны проблемы, связанные с реализацией таких норм, поскольку российское государство как участник системы международных отношений должно соблюдать нормы международного права, с другой стороны, с точки зрения государственного суверенитета и независимости российского государства, оно самостоятельно, исходя из собственных национальных интересов, должно принимать нормативно-правовые акты, в том числе и по вопросам местного самоуправления[103].

В качестве наиболее важного международно-правового акта, содержащего общепризнанные принципы и нормы международного права в области местного самоуправления, следует отметить Европейскую хартию местного самоуправления, принятую Советом Европы 17 октября 1985 г.[104], подписание которой являлось условием для вступления Российской Федерации в Совет Европы[105]. Именно данным нормативным актом в местном самоуправлении отмечается публично-властное начало, которое проявляется в его определении через «право и эффективную способность местных органов власти регулировать и управлять в рамках закона и под свою ответственность важной частью публичных дел в интересах своего населения»[106].

Принципы местного самоуправления, закрепленные в Европейской хартии, получают развитие в Конституции РФ, являющейся «императивом, стоящим над государством и законом и защищающим справедливый порядок государства»[107], в которой наряду с самостоятельностью местного самоуправления закрепляется и организационное обособление системы местного самоуправления от системы органов государственной власти[108].

Вместе с тем именно в п. «н» ч. 1 ст. 72 Конституции РФ очерчиваются границы нормативной зависимости местного самоуправления от системы органов государственной власти посредством отнесения полномочий по установлению общих принципов организации системы органов местного самоуправления к совместному ведению Российской Федерации и субъектов Российской Федерации.

Несмотря на относительную ясность указанной нормы в юридической науке имеются различные подходы к смысловому толкованию ее содержания[109]. Так, Е. С. Шугрина указывает[110], что эту норму можно понимать следующим образом.

1. В совместном ведении органов государственной власти РФ и субъектов РФ находится установление местного самоуправления как неприкосновенного демократического института (установление общих принципов организации системы органов государственной власти и местного самоуправления).

2. В совместном ведении органов государственной власти РФ и субъектов РФ находится установление системы органов местного самоуправления, т. е. общих подходов к формированию системы органов местного самоуправления (установление общих принципов организации системы органов государственной власти и местного самоуправления).

3. В совместном ведении органов государственной власти РФ и субъектов РФ находится установление общих принципов местного самоуправления как основополагающих идей, определяющих правовое построение местного самоуправления (установление общих принципов организации системы органов государственной власти и местного самоуправления).

По нашему мнению, указанную конституционную норму следует понимать так, что в совместном ведении органов государственной власти РФ и субъектов РФ находится установление общих принципов местного самоуправления как основополагающих идей, определяющих правовое построение местного самоуправления. Этот подход подтвердил и законодатель, приняв в развитие данной конституционной нормы Федеральный закон «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» от 28 августа 1995 г. (с изменениями на 17 марта 1997 г.), который является «рамочным» и посвящен правовому закреплению именно принципов организации местного самоуправления.

Говоря о системе источников местного самоуправления, включающей акты органов и должностных лиц местного самоуправления, следует акцентировать внимание на том, что именно в Конституции РФ содержится обоснование властно-правовой природы актов муниципальных органов и должностных лиц.

Конституционно-правовое обоснование властно-правовой природы актов муниципальных органов и должностных лиц представляется чрезвычайно важным, так как традиционно нормой права в классической теории права понимается установленное либо санкционированное государством формально-определенное, общеобязательное правило поведения общего характера[111].

Если же подходить к понятию «юридическая норма» с формально-юридической позиции, то органы местного самоуправления в соответствии со ст. 12 Конституции РФ, исключенные из системы органов государственной власти, не могут быть признаны субъектами, компетентными устанавливать юридические нормы. Подобный подход нам представляется достаточно спорным в силу следующих оснований.

С учетом ч. 1 и 2 ст. 3 Конституции РФ принципиальным моментом при определении субъекта нормотворчества является не принадлежность органа к системе органов государственной власти, а наличие у него власти (властных полномочий). Следовательно, муниципальные органы и должностные лица, конституционно наделенные властными полномочиями, должны признаваться в качестве полноправных субъектов нормотворческой деятельности.

К такому же мнению приходит и Е. М. Ковешников, отмечающий, что местное самоуправление призвано уравновешивать власть государства, ограничивать ее, не допускать произвола с ее стороны. Передачу нормативных полномочий органам местного самоуправления следует расценивать как признание того факта, что передача им соответствующих полномочий есть проявление желания законодателя избежать перегрузки центрального правительства частными проблемами, существенными для определенных местных сообществ. Органы местного самоуправления, принимая нормативные акты, выполняют роль посредника между личностью и государством.

Рассматривая регулирование местного самоуправления непосредственно на уровне законов, нужно указать, что развитие местного самоуправления в Российской Федерации во многом зависит от того, есть ли у его органов четкие правовые ориентиры, в пределах которых ему следует реализовывать свои полномочия. В настоящее время как на федеральном, так и на региональном (местном) уровнях власти принят целый ряд законодательных актов в целях надлежащего решения данного правового вопроса.

Вместе с тем следует заметить, что довольно громоздкая и сложная система трехуровневого нормативно-правового регулирования экономических отношений местного самоуправления в сочетании с межотраслевой несогласованностью действующего законодательства, ведомственными и местными интересами правоприменителей делают процесс формирования и развития местного самоуправления трудоемким и малоэффективным.

К тому же, поскольку в ходе реформы местной власти муниципальные образования, как публично-правовые образования были наделены самостоятельной правоспособностью, изменилась и характеристика связей, возникающих между правовыми образованиями, которые прежде составляли систему, основанную на административной подчиненности. К примеру, если ранее передача имущества вышестоящим государственным органом в ведение муниципального не означала изменения отношений собственности, то теперь преобладает переход права собственности от одного лица к другому. Преобразованы и основания возникновения, изменения и прекращения таких отношений – административные акты заменены односторонними сделками и договорами.

В настоящее время органы государственного управления вместо администрирования «сверху», доведения заданий и жесткого контроля за их исполнением используют в отношении муниципальных образований более тонкие рычаги воздействия[112], включающие в том числе установление общих принципов функционирования системы местного самоуправления.

Отметим, что запрет органам государственной власти и управления вмешиваться в сферу деятельности муниципальных образований, в которой право принятия решений принадлежит исключительно их органам и должностным лицам, нередко нарушается. Принятие государственно-властными органами нормативных актов с превышением своей компетенции приводит к нарушению прав и законных интересов муниципальных образований. Поэтому в настоящее время все больше возрастает роль правового регулирования взаимоотношений государства и муниципальных образований, а также и правовых механизмов разрешения возникающих противоречий. Законодательством, в том числе Конституцией РФ, не только установлены запреты на вмешательство государственных органов в деятельность муниципальных образований, осуществляемую в пределах полномочий, но и предусмотрены неблагоприятные последствия таких действий государственных органов. К таким последствиям следует отнести:

1) признание в судебном порядке властного акта государственного или иного органа, принятого с нарушением законодательства, недействительным (полностью или частично);

2) непридание судом правовой силы такому акту;

3) взыскание в судебном порядке убытков, причиненных муниципальному образованию неправомерными действиями (бездействием) органа государственной власти.

Именно нечеткое нормативное разграничение полномочий органов государственной власти и органов местного самоуправления является первопричиной множества судебных споров, возникающих у контролирующих организаций в отношении физических и юридических лиц, действующих в пределах муниципальных образований. В качестве примера можно привести материалы дела, рассмотренного Федеральным арбитражным судом Уральского округа, по проверке в кассационной инстанции законности решений и постановлений арбитражных судов субъектов Российской Федерации, принятых ими в первой и апелляционной инстанциях[113].

Суть дела состоит в следующем. Предприниматель Шульман Л. И. обратился в Арбитражный суд Курганской области с иском к Куртамышскому МРО УФСНП РФ по Курганской области о признании недействительным постановления начальника от 22.06.98 г. о наложении штрафа в сумме 417 руб. 45 копеек.

Решением суда от 08.07.98 г. в удовлетворении иска отказано. Признавая действия по наложению штрафа правильными, суд сделал вывод о необходимости получения лицензии в органе местного самоуправления. Постановлением апелляционной инстанции от 04.08.98 г. того же суда решение отменено, постановление начальника Куртамышского МРО УФСНП РФ по Курганской области от 22.06.98 г. о наложении штрафа на предпринимателя Шульмана Л. И. признано недействительным в связи с тем, что у предпринимателя имелась лицензия на содержание и эксплуатацию автозаправочных станций, выданная администрацией Курганской области.

Ответчик с постановлением апелляционной инстанции не согласился, просил его отменить, принять новое решение об отказе в иске, ссылаясь при этом на то, что судом применены нормы материального права, не подлежащие применению: постановление Правительства РФ «О лицензировании отдельных видов деятельности» от 24 декабря 1994 г., постановление Правительства РФ «Об утверждении Положения о лицензировании деятельности по содержанию и эксплуатации нефтебаз (кроме входящих в топливно-энергетический комплекс РФ) и автозаправочных станций (в том числе передвижных)» от 6 сентября 1995 г.

Рассмотрев материалы дела и принятые судебные акты, суд кассационной инстанции оснований к отмене обжалуемого постановления не нашел. Как следует из материалов дела, постановлением начальника Куртамышского МРО УФСНП по Курганской области от 22.06.98 г. на предпринимателя Шульмана Л. И. наложено административное взыскание в виде штрафа за нарушение требований ст. 68 Закона Курганской области «Об административных правонарушениях на территории Курганской области» от 20 ноября 1995 г., выразившееся в осуществлении предпринимательской деятельности – торговле бензином без специального разрешения (лицензии).

При этом реализацию бензина на автозаправочных станциях предприниматель осуществлял на основании лицензии Б240875 № 0113 от 16.12.96 г. на содержание и эксплуатацию автозаправочных станций, выданной администрацией Курганской области сроком до 16.12.99 г. В соответствии же с постановлением Правительства РФ «О лицензировании отдельных видов деятельности» (приложение № 1) лицензия требуется на осуществление деятельности по содержанию и эксплуатации нефтебаз и автозаправочных станций. Под эксплуатацией автозаправочных станций понимается в том числе и реализация нефтепродуктов, включая бензин (постановление Правительства РФ «Об утверждении Положения о лицензировании деятельности по содержанию и эксплуатации нефтебаз и автозаправочных станций»). Указом Президента РФ «О мерах по защите прав покупателей и предотвращении спекуляции» от 29 октября 1992 г. предусмотрено лицензирование деятельности по торговле бензином.

Как видно, из перечисленных нормативных актов не вытекает обязанность по получению двух лицензий на осуществление деятельности по реализации бензина на одной территории. Следовательно, так как предприниматель Шульман Л. И. деятельность по эксплуатации автозаправочных станций, включающую в себя деятельность по реализации бензина, осуществлял на основании полученной в установленном порядке лицензии, суд апелляционной инстанции сделал правомерный вывод о необоснованности наложения штрафа.

В нашем понимании, для того чтобы разобраться в существующей сложной системе правового регулирования местного самоуправления, необходимо в первую очередь дать детальный анализ двух принципиальных моментов: 1) системы трехуровневого регулирования местного самоуправления; 2) соотношения государственно-властных и муниципально-властных норм.

Переходя к рассмотрению этих вопросов, следует отметить, что юридические нормы, упорядочивающие местное самоуправление, производны от соответствующих общественных отношений, складывающихся в муниципальных образованиях, так как при анализе любой «общественной системы… обнаруживается определяющая роль общественных отношений (особенно экономических и политических) в формировании права; с другой стороны, сами общественные отношения выступают объектом целенаправленного правового воздействия»[114].

Регулируя местные общественные отношения[115], субъекты нормотворчества устанавливают правовые нормы, представляющие собой способ поведения людей в известной ситуации, предписываемый неопределенному количеству адресатов от имени властного образования, предполагающий его многократное однообразное осуществление во времени и в пространстве[116].

Рассматривая схему регулирования местных правоотношений, в первую очередь следует определиться с понятием «муниципальное правоотношение». По мнению Е. С. Шугриной, «муниципально-правовые отношения – отношения, регулируемые нормами муниципального права и возникающие в процессе организации и деятельности местного самоуправления в границах муниципального образования при реализации населением права на местное самоуправление»[117]. В нашем понимании будет точнее определить муниципальное правоотношение как индивидуализированную взаимосвязь между субъектами права, проживающими на территории муниципального образования:

– возникающую на основе муниципальных юридических норм;

– характеризующуюся наличием взаимных прав и обязанностей между указанными субъектами;

– выступающую как взаимосвязь конкретных лиц;

– гарантируемую определенной принудительной силой. Данное определение с учетом ч. 2 ст. 3 Конституции РФ, ст. 6, п. 1 ч. 3 ст. 15, ст. 19 Закона РФ «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» позволяет сделать вывод о том, что муниципальные правоотношения могут возникать на основе юридических норм, установленных:

1) федеральными органами государственной власти;

2) органами государственной власти субъекта РФ;

3) органами муниципальной власти;

4) непосредственно населением РФ;

5) непосредственно населением субъекта РФ;

6) непосредственно населением муниципального образования.

Таким образом, гарантировать реализацию прав и исполнение обязанностей субъектов местной жизни в рамках определенных муниципальных правоотношений могут, главным образом, органы, а конкретнее, должностные лица, наделенные для этого необходимыми властными средствами. По нашему мнению, выделяются следующие субъекты, нормативно упорядочивающие и властно регулирующие соответствующие муниципальные правоотношения:

– федеральные органы государственной власти РФ и соответствующие должностные лица;

– органы государственной власти субъектов РФ и соответствующие должностные лица;

– органы муниципальной власти и соответствующие должностные лица.

Учитывая приведенную классификацию, муниципальные правоотношения можно подразделить на виды в зависимости от вида органов, нормативно упорядочивающих соответствующие местные общественные отношения:

– местные правоотношения, упорядоченные юридическими нормами федеральных органов государственной власти РФ;

– местные правоотношения, упорядоченные юридическими нормами органов государственной власти субъекта РФ;

– местные правоотношения, упорядоченные юридическими нормами муниципальных органов.

Отметим, что особенности юридического статуса каждого из указанных органов придают определенную специфику соответствующим местным правоотношениям, однако такая специфика в чистом виде проявляется очень редко в силу того, что большинство местных правоотношений имеет многоуровневое нормативное упорядочение. Как отмечается, общественные отношения, регулируемые «муниципальным правом, характеризуют, выявляют сложность, многослойность предмета муниципального права»[118]. С учетом этого обстоятельства местные правоотношения можно подразделить на следующие виды.

1. Местные правоотношения, имеющие три уровня нормативного регулирования, т. е. упорядоченные юридическими нормами:

а) федеральных органов государственной власти РФ;

б) региональных органов государственной власти субъектов РФ;

в) органов муниципальной власти.

2. Местные правоотношения, имеющие два уровня нормативного регулирования, т. е. одновременно упорядоченные юридическими нормами:

а) федеральных и региональных органов государственной власти;

б) федеральных органов государственной власти РФ и органов муниципальной власти;

в) региональных органов государственной власти и органов муниципальной власти.

3. Местные правоотношения, имеющие один уровень нормативного регулирования, т. е. упорядоченные только нормами:

а) федеральных органов государственной власти РФ;

б) региональных органов государственной власти субъектов РФ;

в) органов муниципальной власти. С учетом указанных особенностей местных правоотношений, обусловленных воздействием на них муниципальных юридических норм, установленных властными органами различных уровней, можно привести графическую схему, отражающую содержание системы муниципальных правоотношений (см. схему 1).

Схема №1

Пояснения к графической схеме 1

1. Муниципальные общественные отношения, не упорядоченные муниципальными нормами.

2. Муниципальные правоотношения, упорядоченные юридическими нормами, установленными органами муниципальной власти.

3. Муниципальные правоотношения, упорядоченные юридическими нормами, установленными региональными органами государственной власти субъектов РФ.

4. Муниципальные правоотношения, упорядоченные юридическими нормами, установленными федеральными органами государственной власти РФ.

Приведенная схема достаточно наглядно показывает двойственность содержания муниципальных правоотношений. Однако, как и всякая схема, она является поверхностной в силу того, что на территории муниципального образования, как уже указывалось, абсолютное большинство муниципальных правоотношений представляет собой результат правового воздействия юридических норм, установленных органами государственной и муниципальной власти различных уровней. Естественно, это порождает различные коллизии юридических норм, установленных разными властными структурами и содержащихся в неоднородных правовых актах.

С точки зрения теории права коллизия нормативных актов представляет собой расхождение (столкновение) содержания двух и более формально действующих нормативных актов, изданных по одному и тому же вопросу[119]. Традиционно коллизия нескольких нормативных актов должна разрешаться путем выбора того нормативного акта, который должен быть применен к рассматриваемому случаю. При применении муниципального законодательства следует выделить следующие правила разрешения правовых коллизий.

1. Если имеется расхождение между актами, изданными одним и тем же правотворческим органом, то применяется акт, изданный позднее. (Подобные проблемы достаточно часто встречаются в муниципальной системе правовых норм, так как принятие нового акта не всегда сопровождается одновременной отменой устаревших актов по тому же вопросу.)

2. При расхождении между общим и специальным нормативными актами преимущество отдается специальному, если он не отменен изданным позднее общим актом.

3. Если расходящиеся по содержанию нормы находятся в актах, принятых разными органами, то применяется норма, принятая вышестоящим органом.

Необходимо отметить, что для муниципального права наибольшее значение имеет последнее правило о приоритете правовых норм, принятых вышестоящим органом. Однако в этом вопросе есть определенная специфика. Один из правовых механизмов разрешения подобных коллизий между органами государственной власти Российской Федерации и субъектов Российской Федерации в сфере местного самоуправления, порожденных отнесением ее п. «н» ч. 1 ст. 72 Конституции РФ к предметам совместного ведения Российской Федерации и субъектов Российской Федерации, содержится в ст. 76 Конституции РФ. Правовая схема предупреждения и разрешения указанных коллизий состоит в следующем.

1. По предметам совместного ведения Российской Федерации и субъектов Российской Федерации издаются федеральные законы и принимаемые в соответствии с ними законы и иные нормативные правовые акты субъектов Российской Федерации.

2. Законы и иные нормативные правовые акты субъектов РФ не могут противоречить федеральным законам, принятым по предметам совместного ведения.

3. В случае противоречия между федеральным законом и иным актом субъекта РФ, изданным по предметам совместного ведения, действует федеральный закон.

Однако в настоящее время приведенный алгоритм не решает всех вопросов, так как субъекты Российской Федерации по предметам совместного ведения, включающим и местное самоуправление, широко практикуют опережающее нормотворчество.

Если рассмотреть эту проблему с формальных позиций, то с учетом ч. 2 ст. 76 Конституции РФ, устанавливающей, что по предметам совместного ведения Российской Федерации и субъектов Российской Федерации издаются федеральные законы и принимаемые в соответствии с ними законы и иные нормативные акты субъектов Российской Федерации, то станет очевидным, что абсолютно самостоятельное, несанкционированное нормотворчество субъектов Российской Федерации по предметам совместного ведения конституционно запрещено, так как этот процесс – прямой путь к нарушению единства и целостности нормативного пространства Российской Федерации.

Вместе с тем, по мнению Конституционного Суда РФ, так как ряд общественных отношений, связанных с осуществлением местного самоуправления, остается в настоящее время неурегулированным, то в силу ст. 72 (п. «н» ч. 1) и 76 (ч. 2) Конституции РФ законодатель субъекта Российской Федерации в этой части вправе осуществить собственное правовое регулирование в соответствии с Конституцией РФ и федеральным законом[120].

Отсутствие федерального закона не препятствует субъекту Российской Федерации урегулировать вопрос, относящийся к совместной компетенции с Российской Федерацией, что вытекает из природы совместной компетенции Российской Федерации и ее субъектов. Однако с принятием соответствующего федерального закона, регулирующего аналогичный аспект местного самоуправления, субъект Российской Федерации должен привести свою законодательную базу в соответствие с ним (ч. 2 и 5 ст. 76 Конституции РФ)[121].

Именно в соответствии с приведенным мнением Конституционного Суда в настоящее время формулируются многие нормативные акты в субъектах Российской Федерации. Так, в ст. 4 Закона Свердловской области «О правовых актах в Свердловской области»[122] законодатель прямо закрепил следующие положения:

1) по предметам совместного ведения Российской Федерации и Свердловской области органы государственной власти Свердловской области осуществляют правовое регулирование в соответствии с федеральными законами, принятыми по вопросам, относящимся к предметам совместного ведения;

2) до принятия федерального закона по конкретному предмету совместного ведения либо в случае неполного урегулирования федеральным законом отношений в сфере совместного ведения органы государственной власти Свердловской области осуществляют собственное законодательное регулирование по данному предмету совместного ведения;

3) после принятия или изменения соответствующего федерального закона по предмету совместного ведения законы и иные нормативные правовые акты Свердловской области приводятся в соответствие с федеральным законом.

Как следует из приведенных примеров, в настоящее время вопрос разрешения правовых коллизий в сфере местного самоуправления между государственными органами различных уровней в основном решается посредством Конституционного Суда РФ, представляющего собой орган, дающий официальное толкование норм Конституции РФ, разрешающий споры о компетенции и соответствии законодательных актов Конституции РФ.

Однако следует особо отметить, что, несмотря на большую значимость постановлений Конституционного Суда РФ в сфере правового регулирования местного самоуправления, указанные правовые акты, по нашему мнению, не могут расцениваться в качестве источников муниципального права. Это вызвано тем, что Конституционный Суд РФ – не нормотворческий орган, а его постановления являются актами толкования норм права, т. е. направлены не на создание юридических норм, а на уяснение и разъяснение смысла и содержания общеобязательной воли законодателя, выраженной в нормах права.

Деятельность Конституционного Суда в сфере местного самоуправления начинается на стадии применения права, т. е. когда уже известны факты, требующие юридической квалификации. В связи с этим издание постановлений Конституционного Суда имеет своей целью правильное применение предписаний, содержащихся в нормативных актах Российской Федерации и ее субъектов, к конкретным случаям жизни.

Вместе с тем юридическая сила решений Конституционного Суда РФ включает их обязательность на всей территории Российской Федерации и распространяется не только на акт, который являлся предметом рассмотрения Конституционного Суда. На это прямо указывается в определении Конституционного Суда РФ от 4 марта 1999 г.[123]

Фабула этого дела состоит в следующем. Гражданин Р. А. Кагиров обратился в Конституционный Суд РФ с требованием признать противоречащими ст. 19 (ч. 2), 32 (ч. 1, 2 и 4) и 55 (ч. 2 и 3) Конституции РФ положения ч. 2 и 5 ст. 25 Закона Республики Башкортостан «О местном государственном управлении в Республике Башкортостан» от 12 октября 1994 г., препятствующие, по его мнению, гражданам избирать главу администрации района, города и быть избранными главой администрации района, города.

В своей жалобе в Верховный Суд Республики Башкортостан Р. А. Кагиров, полагая нарушенными свои конституционные права избирать и быть избранным в органы государственной власти, просил назначить дату выборов главы администрации Калтасинского района Республики Башкортостан. Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Республики Башкортостан решением от 4 июня 1998 г. оставила его жалобу без удовлетворения, сославшись на то, что п. 2 ст. 3 Договора Российской Федерации и Республики Башкортостан «О разграничении предметов ведения и взаимном делегировании полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти Республики Башкортостан» от 3 августа 1994 г. относит порядок организации и деятельности органов государственной власти Республики Башкортостан к ведению Республики Башкортостан, а согласно ст. 95 Конституции Республики Башкортостан главы администраций районов и городов назначаются Президентом Республики Башкортостан. Суд указал также, что ссылка Р. А. Кагирова на Постановление Конституционного Суда РФ «По делу о проверке конституционности Закона Удмуртской Республики от 17 апреля 1996 года “О системе органов государственной власти в Удмуртской Республике”» от 24 января 1997 г. не может быть признана обоснованной, поскольку данное постановление принято по конкретному делу и не может распространяться на нормы Закона Республики Башкортостан.

В своем решении Конституционный Суд отметил, что вопросы природы местной публичной власти, включающей как государственную власть, так и местное самоуправление, и критериев разграничения органов государственной власти и органов местного самоуправления уже были предметом рассмотрения Конституционного Суда. Правовая же позиция Конституционного Суда РФ, изложенная им в постановлениях от 24 января 1997 г., от 15 января 1998 г., сводится к следующему. Согласно ст. 5 (ч. 3), 11 (ч. 2), 66 (ч. 1), 67 (ч. 1), 72 (п. «н» ч. 1), 73, 76–78 Конституции РФ входящая в состав Российской Федерации республика (государство) осуществляет принадлежащую ей власть на всей своей территории и для осуществления этой власти сама устанавливает систему представительных и исполнительных органов государственной власти. Конституция РФ не содержит ни исчерпывающего перечня органов государственной власти в субъектах Российской Федерации, ни ограничения такого перечня высшими органами государственной власти. Поэтому система органов государственной власти субъекта Российской Федерации может включать в себя как высшие органы государственной власти, так и территориальные органы соответствующих административно-территориальных единиц, предусмотренных его административно-территориальным устройством.

Однако Конституционный Суд РФ признал правомерным создание в административно-территориальных единицах, непосредственно входящих в состав республики, наряду с органами местного самоуправления представительных и исполнительных органов государственной власти данных территориальных единиц, входящих в систему органов государственной власти республики. Между тем такие органы и соответствующие должностные лица вправе действовать только в сфере компетенции органов государственной власти и не могут ущемлять самостоятельность местного самоуправления, его органов и вторгаться в сферу их компетенции. На территориях, не имеющих статуса таких административно-территориальных единиц, субъекты Российской Федерации не могут создавать представительные и исполнительные органы государственной власти. Поэтому Конституционный Суд РФ признал противоречащими ст. 12, 130, 131 (ч. 1) и 132 Конституции РФ правовые нормы, согласно которым местные администрации, решающие в соответствии с законами республики вопросы местного значения, входят в систему исполнительной власти республики.

Конституционный Суд РФ признал также, что назначение и освобождение от должности главы администрации административно-территориальной единицы, являющегося должностным лицом самостоятельного исполнительного органа государственной власти, а не вышестоящего (республиканского) органа власти, несовместимо с положениями ст. 5 (ч. 3) и 10 Конституции РФ, в соответствии с которыми государственная власть в Российской Федерации осуществляется на основе принципов разграничения предметов ведения и полномочий между органами государственной власти различного уровня и самостоятельности в пределах их полномочий.

Таким образом, создавая органы государственной власти, субъект Российской Федерации не вправе наделять их полномочиями по решению вопросов местного значения, подчинять органы местного самоуправления государственным органам и тем самым лишать граждан права на самостоятельное решение вопросов местного значения.

Особо следует отметить, что Конституционный Суд прямо указал на то, что из содержания Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» прямо вытекает, что юридическая сила решений Конституционного Суда РФ включает их обязательность на всей территории Российской Федерации и распространяется не только на акт, который являлся предметом рассмотрения Конституционного Суда РФ. Признание Конституционным Судом РФ какого-либо положения нормативного акта, в том числе закона субъекта Российской Федерации, не соответствующим Конституции РФ порождает обязанность отмены в установленном порядке аналогичных положений, в том числе содержащихся в законах других субъектов Российской Федерации. Иное не согласуется с прямым действием и единообразным применением Конституции РФ на всей территории Российской Федерации, а также с закрепленными ею принципами равенства прав и свобод граждан независимо от места их жительства (ст. 19) и равноправия субъектов Российской Федерации (ст. 5, ч. 4).

Таким образом, вынося Постановление, Конституционный Суд пришел к выводу, что установленные ч. 2 и 5 ст. 25 Закона Республики Башкортостан «О местном государственном управлении в Республике Башкортостан» порядок назначения и освобождения от должности главы местной администрации района, города и включение указанных должностных лиц в единую систему исполнительной власти Республики Башкортостан, согласно правовой позиции Конституционного Суда РФ, выраженной в постановлениях «По делу о проверке конституционности Закона Удмуртской Республики от 17 апреля 1996 года “О системе органов государственной власти в Удмуртской Республике”» от 24 января 1997 г. и «По делу о проверке конституционности статей 80, 92, 93 и 94 Конституции Республики Коми и статьи 31 Закона Республики Коми от 31 октября 1994 года “Об органах исполнительной власти в Республике Коми”» от 15 января 1998 г. не соответствуют Конституции РФ.

Следует отметить, что в настоящее время первоочередное значение приобретают качество действующей нормативной базы местного самоуправления, ее способность служить надежной основой сложных процессов, происходящих в правовом регулировании местного самоуправления и характерных для современного этапа его развития. К тому же сегодня очевидна необходимость создания механизма обеспечения единства правового пространства России[124], который позволил бы оптимизировать взаимодействие системы федерального законодательства с региональными и муниципальными законодательными системами на основе положений Конституции РФ.

По нашему мнению, механизм обеспечения единства правового пространства России представляет собой систему органов государственной власти, гарантирующих реализацию принципов верховенства закона и государственной целостности Российской Федерации с помощью определенных форм и методов. Среди последних важнейшее место занимает нормоконтроль, представляющий собой одну из форм осуществления государственной власти, заключающуюся в контроле со стороны компетентных органов за соответствием региональных и местных юридических актов нормам актов более высокой юридической силы, а также общепризнанным принципам и нормам международного права.

Элементами механизма обеспечения единства правового пространства России являются: институты президентства и его представителей в федеральных округах, судебные органы, органы юстиции и прокуратуры. В то же время можно констатировать, что сегодня между отдельными составляющими этого механизма нет четкого, законодательно оформленного разграничения функций и сфер компетенции, нет должного взаимодействия.

Безусловно, позитивным моментом является включение в механизм обеспечения единства правового пространства России территориальных органов юстиции. Решающее значение здесь имел Указ Президента РФ «О дополнительных мерах по обеспечению единства правового пространства Российской Федерации» от 10 августа 2000 г. Он предусматривает проведение юридической экспертизы нормативных правовых актов субъектов Федерации и включение их в федеральный регистр.

К примеру, при проведении юридической экспертизы нормативных правовых актов Челябинской области Главным управлением Министерства юстиции в число проверяемых были включены акты, регулирующие правоотношения в сфере местного самоуправления, представляющего собой признаваемую и гарантируемую Конституцией РФ самостоятельную и под свою ответственность деятельность населения по решению непосредственно или через органы местного самоуправления вопросов местного значения, исходя из интересов населения, его исторических и иных местных традиций.

В ходе проведения юридической экспертизы нормативных правовых актов, принятых органами государственной власти Челябинской области в сфере местного самоуправления, были выявлены положения, не соответствующие Конституции РФ и действующему законодательству, нарушающие принцип самостоятельности местного самоуправления.

Так, с превышением предоставленной органам государственной власти субъекта компетенции постановлениями Челябинской областной Думы от 29 сентября 1995 г. «О представительном органе местного самоуправления города», «О представительном органе местного самоуправления сельсовета», «О представительном органе местного самоуправления города, поселка» были установлены структура, численный состав и полномочия представительных органов местного самоуправления.

Указанные правовые акты были обжалованы в суд, и Судебная коллегия по гражданским делам Челябинского областного суда согласилась с доводами Главного управления и Прокуратуры Челябинской области о том, что вышеназванные положения создают препятствия и ограничивают права населения области в осуществлении своих прав на участие в местном самоуправлении, и признала эти положения противоречащими федеральному законодательству, недействительными и недействующими с момента издания.

Пунктом 1 ст. 11 Закона Челябинской области «О местном самоуправлении в Челябинской области» от 16 октября 1995 г. был установлен срок полномочий представительных органов местного самоуправления – 4 года. В соответствии же с федеральными законами «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» от 19 сентября 1997 г. (п. 1 и 2 ст. 8) и «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» от 28 августа 1995 г. (пп. 6 п. 1 ст. 8) срок полномочий представительных органов местного самоуправления и их депутатов устанавливается уставом соответствующего муниципального образования и не может быть менее двух и более пяти лет.

Из вышеуказанного следует, что установление органами государственной власти субъектов Российской Федерации сроков полномочий представительных органов местного самоуправления недопустимо. В связи с этим отмеченное положение областного Закона также было признано Челябинским областным судом противоречащим федеральному законодательству.

Кроме того, Челябинским областным судом были признаны противоречащими федеральному законодательству положения законов Челябинской области «О статусе главы муниципального образования и иных выборных должностных лиц местного самоуправления в Челябинской области» от 12 ноября 1998 г. и «О статусе депутата представительного органа местного самоуправления в Челябинской области» от 4 апреля 1997 г. в части неправомерного установления данным лицам отсрочки от военной службы.

Обращает на себя внимание также проблема соответствия Конституции РФ и федеральному законодательству нормативных правовых актов органов местного самоуправления. Если рассматривать регулирование местного самоуправления непосредственно на уровне законов, то нужно указать, что развитие местного самоуправления (как публичного института) в Российской Федерации во многом зависит от того, есть ли у его органов четкие правовые ориентиры, в пределах которых ему следует реализовать свои полномочия.

Вместе с тем довольно громоздкая и сложная система трехуровневого нормативно-правового регулирования отношений местного самоуправления в сочетании с межотраслевой несогласованностью действующего законодательства и ведомственными, местными интересами правоприменителей делает процесс четкого нормативного регулирования местного самоуправления чрезвычайно сложным. В связи с этим, учитывая почти полное отсутствие нормоконтроля за ними, представляется желательным включение в проект Федерального закона «О юстиции» статьи «Контроль за соответствием нормативных актов органов местного самоуправления Конституции Российской Федерации и федеральному законодательству».

Нормативным обоснованием данного предложения может послужить ст. 8 Европейской хартии местного самоуправления[125], которая предусматривает административный контроль за деятельностью органов местного самоуправления. Причем в качестве его основной цели она признает обеспечение соблюдения законности и конституционных принципов. Очевидно, что соответствующие функции должны быть возложены именно на органы юстиции.

К примеру, Главное управление Министерства юстиции РФ по Челябинской области, выполняя поручение полномочного представителя Президента РФ в Уральском федеральном округе, с февраля 2001 г. провело юридическую экспертизу нормативных правовых актов органов местного самоуправления. По результатам проведенной экспертизы нормативных правовых актов органов местного самоуправления, принятых до 2000 г., было установлено, что из 305 действующих уставов 111 (35,5 %) не соответствовали действующему законодательству. Из 3167 нормативных правовых актов органов местного самоуправления законодательству противоречило 953 (30,1 %).

В качестве наиболее характерных нарушений законодательства РФ, содержащихся в уставах и актах органов местного самоуправления, можно выделить:

– превышение предоставленных органам местного самоуправления полномочий;

– неправомерное перераспределение полномочий между органами и должностными лицами местного самоуправления;

– нарушение бюджетного законодательства и законодательства о налогах и сборах;

– нарушение прав граждан и организаций, предусмотренных действующим законодательством;

– нарушение административного законодательства.

Анализируя проблемы обеспечения законности регионального и местного нормотворчества, следует признать, что реализация деятельности по проведению юридической экспертизы нормативных правовых актов органов местного самоуправления не может осуществляться достаточно активно ввиду отсутствия необходимой правовой основы для предупреждения принятия актов органов местного самоуправления, не соответствующих законодательству РФ. В связи с этим необходимо законодательно закрепить обязательность государственной регистрации нормативных правовых актов органов местного самоуправления, а также утвердить на федеральном уровне методику проведения юридической экспертизы указанных актов. Также представляется возможным создание специализированного структурного подразделения в территориальных органах юстиции, которое бы непосредственно осуществляло работу по данному направлению.

Очевидно, что правовые коллизии в сфере местного самоуправления возникают не только между органами государственной власти Российской Федерации и ее субъектов, но и между субъектами Российской Федерации и муниципальными образованиями. Разрешение подобных коллизий имеет большое значение, так как построение местного самоуправления неразрывно связано с четкой регламентацией правовой автономии муниципальных образований.

Между тем в соотношении регионального и собственно муниципального регулирования местных общественных процессов до сих пор нет должной законодательной ясности. Действующее законодательство России не содержит достаточно полных норм о пределах правовой автономии муниципальных образований, что на практике порождает негативные последствия. Анализ текущего законодательства показывает, что в развитии правового обеспечения местного самоуправления на уровне субъектов Российской Федерации действуют довольно противоречивые тенденции.

С одной стороны, отчетливо проявляется стремление власти субъектов Федерации к укреплению нормотворческой самостоятельности местного самоуправления в пределах его полномочий, дополнительной передаче ему нормотворческих полномочий в сферах, являющихся исключительной компетенцией субъекта РФ[126]. С другой стороны, по целому ряду вопросов, находящихся на границе интересов субъектов РФ и муниципальных образований, еще сохраняется движение к излишней централизации, направленной на сдерживание правотворческой активности муниципальных образований, что достаточно длительное время является причиной правовых коллизий[127].

Разрешая коллизии между органами государственной власти субъектов Российской Федерации и органами местного самоуправления, в первую очередь следует выяснять, к какой сфере относится спорный вопрос. Это вызвано тем, что органы местного самоуправления в соответствии со ст. 12 Конституции РФ не входят в систему органов государственной власти и обладают самостоятельностью в пределах своих полномочий.

Таким образом, в нашем понимании при возникновении коллизии между органом государственной власти субъекта Российской Федерации и муниципальным органом нельзя автоматически применять правило разрешения коллизий, в соответствии с которым если расходящиеся по содержанию нормы находятся в актах, принятых разными органами, то применяется норма, принятая вышестоящим органом[128]. Вероятно, в таком случае следует руководствоваться перечнем вопросов местного значения, закрепленным в ст. 6 Закона РФ «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации».

Если нормативный акт муниципального органа принят по вопросу, не являющемуся предметом его исключительной компетенции, а относящемуся к предметам совместной компетенции муниципального образования и субъекта Российской Федерации, то следует руководствоваться нормативным актом органа субъекта Российской Федерации. В этой части нормативные и правовые акты муниципального образования не могут противоречить нормативным актом субъекта РФ, принятым по предметам их совместного ведения. В случае же противоречия между нормативным актом субъекта РФ и правовым актом муниципального образования действует нормативный акт субъекта РФ.

Если же спорный вопрос относится к предметам ведения местного самоуправления, то приоритет должен отдаваться нормативному акту, принятому органом местного самоуправления. Это обусловлено тем, что вне предметов ведения субъекта РФ и предметов совместного ведения субъекта РФ и муниципального образования муниципальное образование самостоятельно и в полном объеме осуществляет правовое регулирование по предметам ведения муниципального образования.

К примеру, в ч. 2 ст. 71 Устава муниципального образования «Город Алапаевск»[129], расположенного в Свердловской области, отмечается, что нормативные и правовые акты, принятые по предметам ведения муниципального образования, на его территории обладают верховенством. В случае противоречия между Свердловским областным законом и нормативным правовым актом муниципального образования, изданным по предметам ведения муниципального образования, действует и применяется нормативный правовой акт муниципального образования.

Именно эти нормативные акты, принимаемые органами и должностными лицами муниципального образования, относятся к последнему уровню правового регулирования местных общественных отношений.

К нормативным правовым актам муниципальных образований, которые, по мнению Е. М. Ковешникова, представляют собой «акты, изданные полномочным на то органом или должностным лицом местного самоуправления и содержащие правовые нормы, т. е. общие предписания (правила) постоянного или временного действия, применение которых обязательно»[130], следует отнести следующие правовые документы.

Во-первых, это Устав муниципального образования и иные нормативные правовые акты, принимаемые местными референдумами.

Следует отметить, что устав муниципального образования является основным нормативно-правовым актом муниципального образования, имеет высшую муниципальную юридическую силу и прямое действие на всей территории муниципального образования. Высшая муниципальная юридическая сила предполагает, что нормативные и иные правовые акты, принимаемые в муниципальном образовании, не должны противоречить уставу муниципального образования.

По мнению ряда авторов, «устав муниципального образования – особый документ для организации жизни местного сообщества. Он разрабатывается муниципальным образованием самостоятельно, что позволяет полностью учитывать специфику конкретного муниципального образования, его исторические и иные местные традиции»[131]. Однако следует отметить, что свобода местного населения в учете местных традиций ограничена рамками федерального законодательства, устанавливающего обязательные требования к уставу муниципального образования.

Так, в соответствии с законодательством Российской Федерации устав муниципального образования должен приниматься выборным представительным органом местного самоуправления либо непосредственно гражданами, проживающими на территории муниципального образования (путем референдума, схода), и подлежит государственной регистрации в органах субъекта РФ в порядке, установленном законом субъекта РФ. Следует отметить, что на практике порядок государственной регистрации уставов муниципальных образований может быть различным, так как в настоящее время такой регистрацией в субъектах РФ занимаются либо органы юстиции субъекта РФ, либо представительные органы субъекта РФ.

В законодательстве РФ четко закреплен перечень вопросов, которые в обязательном порядке должны найти свое отражение в уставе муниципального образования[132]. К ним отнесены: границы и состав территории муниципального образования; вопросы местного значения, относящиеся к ведению муниципального образования; формы, порядок и гарантии непосредственного участия населения в решении вопросов местного значения; структура и порядок формирования органов местного самоуправления, а также другие положения об организации местного самоуправления, о компетенции и порядке деятельности органов местного самоуправления и должностных лиц местного самоуправления в соответствии с законами РФ и законами субъектов РФ.

В законодательстве ряда муниципальных образований также определено, что на местных референдумах могут быть приняты и другие акты, обладающие юридической силой, вступающие в силу на следующий день после их официального опубликования (обнародования) соответствующей территориальной комиссией референдума, если иное не предусмотрено в формулировке вопроса, принятого на референдуме. Местным законодателем оговаривается и то, что решения, принятые на местном референдуме, не нуждаются в утверждении какими-либо органами государственной власти, государственными должностными лицами или органами местного самоуправления[133]. Если же для реализации решения, принятого на местном референдуме, требуется издание дополнительного правового акта, орган местного самоуправления, в чью компетенцию входит данный вопрос, обязан в течение определенного срока со дня вступления в силу решения, принятого на местном референдуме, определить срок подготовки данного правового акта.

Вторым актом в системе муниципальных нормативно-правовых актов является Решение, принимаемое представительным органом местного самоуправления. При этом следует отметить, что местный представительный орган в процессе своей деятельности принимает ряд правовых актов. Конкретный их перечень определяется в Уставе соответствующего муниципального образования и в Регламенте местного представительного органа. На практике такими правовыми актами выступают Постановление и Решение местного представительного органа.

Постановления местного представительного органа являются правоприменительными актами, не содержащими юридических норм, так как они, как правило, принимаются по внутриорганизационным вопросам и подписываются Председателем либо Президиумом местного представительного органа.

Решения же местного представительного органа представляют собой вид правовых актов, содержащих юридические нормы. Решения местного представительного органа, принятые в пределах его компетенции, обязательны для исполнения всеми расположенными на территории муниципального образования государственными и муниципальными органами и общественными организациями, предприятиями, учреждениями, независимо от подчиненности и форм собственности, должностными лицами и жителями. Эти нормативные акты принимаются на общем собрании депутатов местного представительного органа, причем в зависимости от важности того или иного вопроса для их принятия требуется определенный кворум депутатов.

Следует отметить, что в Законе РФ «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» существует четко определенный перечень вопросов, которые находятся в исключительном ведении местных представительных органов, а их решения, принятые по данным вопросам, обладают наибольшей юридической силой в системе нормативных актов местного самоуправления, регулирующих соответствующие общественные отношения. К таким нормативным актам следует отнести решения местного представительного органа, связанные со следующими вопросами:

1) утверждение местного бюджета и отчета о его исполнении;

2) принятие планов и программ развития муниципального образования, утверждение отчетов об их исполнении;

3) установление местных налогов и сборов;

4) установление порядка управления и распоряжения муниципальной собственностью;

5) контроль за деятельностью органов местного самоуправления и должностных лиц местного самоуправления, предусмотренных уставами муниципальных образований.

Третьим источником муниципальных правовых норм являются нормативные правовые акты исполнительных органов муниципальных образований. При этом следует отметить, что правовые акты исполнительных органов местного самоуправления, за исключением отдельных правовых актов Глав муниципальных образований, не являются муниципальными нормативными правовыми актами. В форме указанных актов не могут издаваться нормативные правовые акты, обязательные для органов местного самоуправления, организаций, граждан и иных лиц на всей территории муниципального образования[134]. Глава же муниципального образования может издавать правовые акты муниципального образования только в форме актов, предусмотренных уставом муниципального образования, и в пределах своей компетенции. На практике в процессе своей деятельности Глава муниципального образования издает следующие правовые акты: постановления и распоряжения.

О. Е. Кутафин и В. И. Фадеев высказывают мнение о том, что к нормативным актам, издаваемым Главой муниципального образования, относятся распоряжения Главы муниципального образования[135]. Позволим себе не согласиться с мнением этих уважаемых ученых, так как если проанализировать традиционное определение нормативного акта как официального документа, содержащего юридические нормы[136], которые, в свою очередь, определяются как «узаконенные правила поведения общего характера, т. е. действующие непрерывно во времени в отношении неопределенного круга лиц и неограниченного количества случаев»[137], то можно сделать вывод о том, что распоряжения Главы муниципального образования, принимаемые по конкретным организационным и внутриорганизационным вопросам (выделение денежных средств, прием на работу в аппарат Главы муниципального образования) не содержат правил поведения общего характера (юридических норм), а включают индивидуально-ориентированные, организационно-распорядительные и правоприменительные предписания индивидуализированного характера.

Таким образом, нормативными актами Главы муниципального образования являются только его постановления; распоряжения не могут быть признаны нормативными документами, так как являются нормоприменительными документами (правоприменительными актами, актами применения права).

Кроме того, перечисленные местные правовые акты не всеми признаются в качестве нормативных, поскольку одним из признаком классического нормативного акта является то, что он должен быть установлен государством[138]. В отношении же муниципальных нормативных актов следует признать, что они приняты субъектами, которые в соответствии со ст. 12 Конституции РФ[139] не просто обособлены, а отделены от государственно-властного механизма[140], и, следовательно, если следовать приведенной логике, не могут быть признаны в качестве классических субъектов нормотворчества.

Конечно, приведенный теоретический подход к природе муниципальных правовых актов имеет право на существование. Однако, по нашему мнению, он является предельно формализованным, так как основан только на дефинициях, сформулированных применительно к несколько изменившимся условиям.

В настоящее время следует учитывать, что органы местного самоуправления, наряду с органами государственной власти, конституционно признаны в качестве субъектов, наделенных властными полномочиями. Именно этот показатель публичного образования, по нашему мнению, является основным при определении полноправных субъектов нормотворчества[141].

Рассматривая муниципальную нормативную систему, следует учитывать, что в системе местных нормативных актов, как и в любой другой нормативно-правовой системе, возможны коллизии норм. Это в значительной мере обусловлено тем, что система местного самоуправления на современном этапе представляет собой функционально недифференцированный механизм. В связи с этим можно сформулировать следующие правила разрешения коллизий на местном уровне.

1. В случае противоречия норм права, содержащихся в уставах муниципальных образований, и норм других местных нормативных документов, действуют нормы устава муниципального образования как нормативного документа, обладающего высшей юридической силой в системе муниципальных нормативных актов.

2. В случае противоречия правового акта, принятого в результате непосредственного волеизъявления местного населения, и нормативного акта органа местного самоуправления действует нормативный акт, принятый непосредственно местным населением.

3. В случае противоречия нормативных актов, принятых вышестоящим и нижестоящим органами или должностными лицами местного самоуправления действует нормативный акт вышестоящего муниципального органа или должностного лица.

4. В случае противоречия юридических норм, принятых органами и должностными лицами местного самоуправления, не находящимися в отношениях подчиненности, действует норма, установленная органом или должностным лицом, обладающим в этом вопросе исключительной компетенцией или компетенцией, непосредственно связанной с решением спорного вопроса[142].

5. В случае противоречия общей и специальной муниципальных юридических норм действует специальная муниципальная юридическая норма.

Конечно, основной проблемой на местном уровне является вопрос о возможности конкуренции юридических норм, принятых местным представительным органом и Главой муниципального образования, так как, по мнению О. Е. Кутафина и В. И. Фадеева, современное муниципальное законодательство оставляет открытым вопрос о компетенции иных органов местного самоуправления (в отличие от представительного)[143]. Дело в том, что практически их компетенция находится в тесной взаимосвязи и ее детальное разграничение является проблематичным.

Выборный Глава муниципального образования как должностное лицо, возглавляющее администрацию поселения и наделенное собственной компетенцией по решению вопросов местного значения в соответствии с уставом муниципального образования, может в значительной мере блокировать деятельность местного представительного органа, принимая нормативные акты по вопросам, не входящим в исключительную компетенцию местного представительного органа. Поэтому законодатель и определил, что взаимоотношения Главы муниципального образования и выборного представительного органа муниципального образования должны определяться на основе федерального законодательства и законодательства субъекта Российской Федерации уставом муниципального образования, иными правовыми актами муниципального образования.

Иначе говоря, в уставе муниципального образования должны найти свое отражение следующие моменты:

1) объем и разграничение нормотворческих полномочий местного представительного органа и Главы муниципального образования;

2) механизм разрешения правовых коллизий, возникающих между нормативными актами, принятыми местным представительным органом и Главой муниципального образования.

К примеру, может быть установлен приоритет нормативных актов, принятых местным представительным органом как субъектом, непосредственно функционально-ориентированным на осуществление нормотворческого процесса. В частности, в ч. 1 ст. 20 Устава муниципального образования «Ревдинский район», утвержденного Решением Ревдинской районной Думы от 04.09.96 г., закрепляется общее положение о разрешении противоречий между Главой района и депутатами Думы, которое может быть применено и при возникновении правовых коллизий как последствий таких противоречий. В соответствии с ним в случае возникновения разногласий между Главой района и депутатами Думы применяется согласительная процедура – по инициативе одной из сторон создается согласительная комиссия, в состав которой входят Глава района и представители депутатов Думы. Задача согласительной комиссии – найти взаимоприемлемое решение и подготовить проект документа об урегулировании взаимных разногласий. Разногласия, не урегулированные с использованием согласительной процедуры, могут рассматриваться в судебном порядке.

Конечно, анализ приведенных проблем, связанных с правовым регулированием местного самоуправления, не является исчерпывающим, так как в данной нормативной системе имеется также большое количество правоприменительных актов, принимаемых исполнительными муниципальными органами. Между этими правовыми актами также могут возникать всевозможные коллизии. Однако механизм разрешения таких коллизий является более простым, так как эти акты издаются во исполнение муниципальных нормативных документов и могут быть отменены вышестоящим в порядке подчиненности органом местного самоуправления.

Анализируя нормативную основу системы муниципальной власти, нельзя не затронуть вопрос о содержательных и процедурных аспектах обжалования решений органов местного самоуправления. Согласно ст. 12, 13 ГК РФ признание акта органа местного самоуправления не соответствующим закону или иным правовым актам и нарушающим гражданские права и охраняемые законом интересы гражданина или юридического лица является одним из способов защиты гражданских прав.

Законодательством Российской Федерации закреплено право граждан на обращение с жалобами на незаконные действия и решения (как единоличные, так и коллегиальные) органов местного самоуправления, их должностных и выборных лиц, в случае если они приводят к ущемлению прав, свобод и законных интересов граждан и юридических лиц.

В отношении физических лиц порядок подачи и разрешения жалоб может носить как административный[144], так и судебный[145] характер. В отношении же юридических лиц предусмотрен только судебный порядок обжалования решений органов местного самоуправления, нарушающих их права. Однако согласно ст. 22 Арбитражного процессуального кодекса РФ от 5 мая 1995 г. арбитражному суду были подведомственны дела по спорам о признании недействительными только лишь ненормативных актов государственных органов, не соответствующих законам и иным нормативным правовым актам и нарушающих права и законные интересы организаций и граждан.

По данному вопросу существует определенная судебная практика, при помощи которой можно наглядно проиллюстрировать применение приведенных норм[146]. К примеру, ЗАО «Прио-Внешторгбанк», г. Рязань, обратилось в арбитражный суд с заявлением о признании недействительным решения Скопинского городского Совета депутатов № 125/13 от 30.07.97 г. в части установления коэффициентов к ставкам земельного налога. Определением от 27.08.99 г. в принятии искового заявления отказано по мотиву неподведомственности спора арбитражному суду.

Постановлением апелляционной инстанции от 13.10.99 г. указанное определение суда оставлено без изменения. В кассационной жалобе истец просил отменить вынесенные по делу акты, полагая, что ст. 52 Федерального закона «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» и ст. 13 ГК РФ предоставляют право обжалования решений органов местного самоуправления в арбитражный суд.

Рассмотрев материалы дела, суд кассационной инстанции обоснованно не нашел оснований для удовлетворения жалобы, так как предметом заявленного закрытым акционерным обществом «Прио-Внешторгбанк» иска является требование о признании недействительным решения Скопинского городского Совета депутатов № 125/13 от 30.07.97 г. в части установления коэффициента к ставкам земельного налога. Названное решение носит регулятивный характер, распространяется на всех субъектов, уплачивающих арендную плату за землю, не адресовано индивидуально определенным лицам, обладает всеми признаками нормативного акта, а ст. 22 АПК РФ относит к подведомственности арбитражных судов споры о признании недействительными актов, носящих ненормативный характер. Отнесение же к арбитражной подведомственности исков о признании недействительными нормативных актов возможно лишь на основе прямого указания в законе. Применительно же к спорам о признании актов органов местного самоуправления недействительными прямого указания об арбитражной подведомственности в законе нет.

Причем суд особо отметил, что ссылки на ст. 13 ГК РФ, ст. 52 Закона РФ «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» не могут быть приняты во внимание ввиду их неверного толкования заявителем кассационной жалобы. Закрепление указанными нормами права на обращение в суд за признанием нормативных актов недействительными не означает возможности выбора заявителем подведомственности по своему усмотрению. Определение вида судов (арбитражных или судов общей юрисдикции), к компетенции которых отнесен данный спор, осуществляется в соответствии с установленным законом, в частности, ст. 22 АПК РФ, ст. 25 ГПК РФ, порядком.

Таким образом, механизм обжалования муниципальных нормативных актов, нарушающих права и законные интересы юридических лиц, был недостаточно проработан в законодательстве РФ, и единственной возможностью для юридических лиц в таком случае защитить свои права являлось обращение в Конституционный Суд РФ, если, наряду с нарушением прав юридического лица, имелось также несоответствие Конституции РФ обжалуемого муниципального нормативного акта.

Однако в настоящее время законодатель предпринял определенные шаги, чтобы ликвидировать указанный пробел. Так, в соответствии с п. 1 ч. 1 ст. 29 АПК РФ к подведомственности арбитражных судов отнесены дела об оспаривании нормативных правовых актов, затрагивающих права и законные интересы заявителя в сфере предпринимательской и иной хозяйственной деятельности, если федеральным законом их рассмотрение отнесено к компетенции арбитражного суда.

Следует также обратить внимание на то, что в случае нарушения нормативным актом органа местного самоуправления прав и свобод юридического или физического лица, закрепленных в Конституции РФ, действующим законодательством предусмотрены правовые возможности для реальной защиты их нарушенных прав. Конкретный же механизм защиты закреплен гл. 24 ГПК РФ.

Однако, анализируя судебную практику по муниципально-правовым спорам, следует присоединиться к мнению Н. Глобы, который отмечает, что полный анализ судебной практики по судебным спорам, связанным с вопросами местного самоуправления, позволяет сделать вывод о недостаточной компетенции судебных органов в данных вопросах. Этот вывод подтверждается большим числом удовлетворенных кассационных жалоб на решения судов первой инстанции, рассматривавших дела по муниципально-правовой проблематике[147].

Заключая рассмотрение проблемных вопросов системы правового регулирования местного самоуправления, следует выделить ряд предложений по ее совершенствованию, которые в настоящее время являются достаточно актуальными[148].

Во-первых, необходимо ликвидировать несогласованность и несистемность регулирования местного самоуправления на федеральном уровне, что проявляется в несоответствиях федеральных законов положениям Конституции РФ и Федерального закона «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации».

Во-вторых, необходимо ликвидировать противоречия между федеральными законами и законами субъектов РФ, связанными с правовым регулированием местного самоуправления. Механизмом решения данной проблемы может послужить введение обязательной регистрации всех нормативных актов органов государственной власти субъектов РФ в Министерстве юстиции РФ.

В-третьих, следует привести в соответствие с положениями Конституции РФ налоговое и бюджетное законодательство в части, связанной с нормативным закреплением самостоятельности местного самоуправления.

В-четвертых, необходимо более детально урегулировать на федеральном уровне содержание основных публично-правовых институтов местного самоуправления, таких, как: институт исполнительных органов местного самоуправления, институт представительного органа местного самоуправления, институт муниципальной власти, институт муниципального образования.

В-пятых, необходимо движение законодателя в направлении создания механизмов предотвращения противоречий между местными нормативными актами и нормативными актами органов государственной власти путем введения обязательной регистрации местных нормативных актов в органах юстиции субъектов РФ.

В-шестых, необходимо совершенствовать механизмы судебной защиты интересов местного самоуправления. В частности, реальным шагом в этом направлении может послужить закрепление права муниципальных образований в случае возникновения межбюджетных споров с органами государственной власти обращаться по данной категории дел в арбитражные суды.

В-седьмых, в целях систематизации муниципального законодательства целесообразно принятие основополагающего документа, представляющего собой полный и систематизированный свод основных правил организации местного самоуправления, которым может быть Муниципальный кодекс Российской Федерации.

В-восьмых, в законодательстве следует четче рассмотреть вопрос о системе и иерархии муниципальных нормативных актов, в частности, предусмотреть высшую муниципальную юридическую силу нормативных актов, принятых местным представительным органом.

В-девятых, в целях предотвращения конфликтов между Главой муниципального образования и местным представительным органом предлагается особое внимание в уставах муниципальных образований уделять регулированию процедур устранения соответствующих разногласий.

Завершая рассмотрение проблем, связанных с системой правового регулирования местного самоуправления, представляющей в настоящее время одну из наиболее сложных и запутанных нормативных систем во всем объеме нормативного пространства Российской Федерации, отметим, что совершенствование данной системы и выбор оптимальной юридической формы регламентации разнообразных экономических отношений на уровне муниципальных образований с необходимостью предполагают дальнейший обстоятельный анализ и подробное обсуждение указанных проблем.