Часть 3. ПРЕМЬЕРА
Максим
В субботу к шести вечера постепенно к высокому белоснежному зданию с колоннами собирался народ. В театре витало нечто особенное; звенящая, готовая разбиться на тысячи хрустальных осколков тишина прерывалась редкими звуками оркестра. Так бывает всегда, когда готовится премьера.
Свет софитов, шелест грубой ткани кулис, красный бархат кресел, таинственные тени от подсвечников. Мало кто любит свою работу так, как люблю ее я! Сегодня маски в расшитых золотыми нитями костюмах навсегда украдут сердце зрителя. Будут безжалостно играть с ним, жонглировать, разбивать и собирать кусочки воедино! Украдут его память, стирая все последнее, что было, и наполнят ее новой жизнью, красивой и бесконечной. Со всех афиш кричало название премьерной оперетты «Вечер оперетт Жака Оффенбаха. «Муж за дверью» и «Званый вечер с итальянцами».
Я, тяжело дыша, стоял, подглядывая за рассаживающимися зрителями, и про себя читал молитву. Уже несколько лет я выхожу на сцену, но нервы были на пределе. Невероятно тяжело справиться с волнением каждый раз, особенно в премьерные дни. Мой голос, мой инструмент, мое бесценное сокровище. Меня любила публика, я был одним из тех, кого зал принял с первой секунды. Я отдавал всего себя, свою душу и свое тело зрителю.
В первом отделении я буду играть французского композитора-повесу, который, прячась от мужа своей любовницы, попадает через окно в дом к прекрасной незнакомке. Во второй оперетте предстану перед залом в образе бедного, но безумно влюбленного музыканта в дочь богатого человека. Сразу две главные роли, это потрясающе!
По окончании представления зал встает и купает в аплодисментах труппу. Несколько минут тихого счастья, поклон. Снова поклон. Зал выкрикивает мое имя и не отпускает. Я принимал букеты и поцелуи, беспрестанно повторяя слова благодарности. Я дарил любовь и получал ее. Необходимый обмен, который поддерживает мою жизнь.
Я кинул взгляд в темный зал. На меня устремлены любимые глаза сестры, наполненные слезами, я это чувствую. Как же хорошо! Но внезапно боль одиночества пронзила мою грудь вновь. И именно в эти, столь важные минуты, грудь горела огнем, напоминая о том, чего так не хватало.