7. Мотивы и стимулы
Очень часто замечал, что действуя на честолюбие ученика, превращая какое-нибудь достижение в дело чести, я добиваюсь превосходных результатов.
Скажи мне, чего ты хочешь, и я скажу, кто ты.
…Без стимула далеко не уйдёшь. Как и в спорте. Я хочу внушить моим студентам дух соперничества, конкуренции, без которого нельзя стать крупным музыкантом.[200]
Самое высшее наслаждение – сделать то, чего по мнению других вы сделать не можете…[201]
Когда вы чувствуете, что поднялись еще на какую-то ступеньку, тогда, в эти минуты, хочется концертировать. Если же нет новых достижений, желание затихает.[202]
Умные и дальновидные люди ставят перед собой цели; остальные всего лишь следуют своим желаниям.
В моём отношении к искусству мало что менялось на протяжении жизни. Всегда главным для меня была музыка. Не скрипичное исполнительство, не концертирование само по себе (это я отношу, так сказать, к явлениям вторичного порядка), – а именно Музыка. Всё делалось ради неё.
То, о чём я говорю, не значит, конечно, что я нечувствителен к радостям игры на скрипке, безразличен к процессу скрипичного исполнительства, как таковому. Я его очень люблю, особенно теперь, по прошествии многих лет; люблю сцену, публику; не меньше удовольствия получаю и от домашних занятий. Так что просто взять скрипку в руки – для меня уже удовольствие. И всё же мотив номер один – Музыка.[203]
Честолюбие само по себе, может быть, и порок, но оно часто даёт хорошие результаты.
Самоактуализазация, самореализация – один из основных мотивов творческой деятельности. Человек должен быть тем, кем он может быть.(…) Самоактуализация – это не обязательно совершение чего-то из ряда вон выходящего…Самоактуализация – это труд ради того, чтобы сделать хорошо то, что человек хочет сделать.[204]
Психологи, изучающие творческую деятельность, (…) считают честолюбие одним из важнейших её стимулов, ибо честолюбие энергично по своей природе.
Конечно, разросшееся честолюбие отвратительно. Но какое из самых прекрасных человеческих качеств, доведённое до абсурда, не превращается в свою противоположность![205]
Именно то, что особенно значимо для человека, выступает в конечном счёте в качестве мотивов и целей его деятельности и определяет подлинный стержень личности.[206]
Совсем не обязательно стремиться превзойти кого-либо из своих коллег, своих конкурентов – современников или предшественников. Правы те, кто считает, что стараться превзойти надо только самого себя.
От больших мастеров приходится слышать, иной раз, что из всех видов соревнования в творчестве они признают только соревнование с самим собой. И это, наверное, самый достойный, красивый и мудрый подход к идее соревнования в искусстве.
По меткому выражению У. Фолкнера, у большинства крупных художников – подобно спринтерам или стайерам – «нет времени оглядываться на тех, кто бежит позади или даже рядом, – они смотрят только вперёд».[207]
…Желание творческой деятельности, желание художественного самовыявления (…) оно вечно, неизменно, оно есть святая святых художников всех времён. Оно есть то, ради чего и в силу чего живёт художник.[208]
Самые счастливые минуты в жизни художника связаны с работой, с творчеством
…Очень важно, когда приступаешь к новой работе, чтобы музыка нравилась. Иногда случается, конечно, что какое-то произведение приходится выучивать (и исполнять публично) просто потому, что «надо» – в силу тех или иных обстоятельства. Обычно внетворческого характера…Однако удачными такие работы почти никогда не бывают.[209]
Как я работаю над произведением? Конечно, по-разному, главное для меня – полюбить произведение (…), когда, только присматриваясь к сочинению, начинаешь понимать, что ты у него в плену. Тебе снятся отдельные эпизоды, ты не можешь от них отвязаться. Это приятно, иногда просто необходимо. Тебя ежедневно тянет к инструменту – попробовать то одно, то другое, поработать над технически сложными местами, поискать (или найти) какие-то звуковые, эмоциональные акценты…Этот длительный, но регулярный процесс даёт положительные результаты.[210]
Если я играю какое-либо произведение, я должен играть так, как будто это самое моё любимое сочинение, которое я играю с радостью, стараясь раскрыть его образ перед слушателями.[211]
Я всегда поддерживаю и поощряю самостоятельный выбор студентом программы для разучивания. Разумеется, педагог по специальности знает, что его питомцу надо поучить, что для него особенно полезно, – и, соответственно, составляет учебный план. Однако, предлагая студентам поработать над теми или иными произведениями, я лично стремлюсь, чтобы «надо» и «хочется» находились бы в гармоничном балансе. Я отлично сознаю, как это важно.[212]
Я давно уже понял: главное, чтобы сам процесс игры на рояле доставлял бы радость. Всё очень просто: когда что-то делаешь с охотой, это «что-то» почти всегда получается и удаётся. На сцене удостоверяешься в этом с особой наглядностью. Знаю по себе: если исполняешь концертную программу, не получая удовольствия от самого процесса игры, выступление оказывается малоудачным. Как и наоборот.
Поэтому я сегодня стараюсь научить студента радоваться любой встрече с музыкой. Радоваться самому процессу игры – дома, в классе или на сцене. На сцене, наверное, важнее всего. И это, кстати, лучший способ стать выше любых страхов, тревог, болезненных сомнений, «комплексов» и т. д.[213]
Творческая деятельность заключает награду в самой себе.
Как бы ни была трудна работа, жизнь без неё еще труднее.[214]
Независимо от возраста, все лучше играют и запоминают музыку, которая нравится.[215]
Для плодотворной художественной работы необхо димо чувство удовольствия, смакования (…) Улыбаться и не расстраиваться по пустякам. Играть со вкусом и удовольствием![216]
Любую, даже трагическую роль необходимо играть так, чтобы испытывать радость в моменты творчества.[217]
Чтобы находить счастье в работе, необходимы три условия: работа должна быть по силам; она не должна быть изнуряющей; ей в целом должен сопутствовать успех.
Выходить (музыкальное произведение) начинает только тогда, когда играешь с удовольствием. (…) Надо так, чтобы каждый палец прямо-таки с физическим наслаждением входил в клавишу.[218]
Счастье не в том, чтобы делать всегда, что хочешь, а в том, чтобы всегда хотеть того, что делаешь.
В конечном счёте, работа – это лучшее средство укрыться от жизни.[219]
От некоторых людей науки и искусства можно слышать, что если у них есть интересная работа, и можно, проснувшись, начать день с занятия любимым делом, – этого достаточно, чтобы чувствовать себя счастливым. Все (или почти все) жизненные невзгоды и тяготы отступают тогда на второй план.
Кто испытал наслаждение творчества, для того уже все другие наслаждения не существуют.
Если любишь свою работу, то преодолеешь любые трудности в ней. И сомнения, и минуты неверия в себя, и временные неудачи, и творческие кризисы, – все преодолеешь, если по-настоящему любишь свою дело.[220]
Без энтузиазма в искусстве не создаётся ничего настоящего.[221]
Сомнения, кризисы, творческие тупики…
…Внутренняя жизнь артиста состоит из сплошных перепадов: вера – безверие, надежда – сомнение, удовлетворённость – разочарование…И, наверное, это в порядке вещей. Когда воцаряется на длительное время какое-то единое, застойное душевное состояние – это нехорошо. Ненормально, если хотите. Всё в человеке должно быть в движении, в процессе.[222]
Скрупулёзный анализ, сомнения, так мучающие в обыденной жизни, в научном и художественном творчестве оказываются мощным двигателем.[223]
…Греческое «кризис» означает «перерождение», «новое рождение», поэтому слова бояться не надо. «Кризис» для искусства состояние естественное, коль скоро искусство живёт, обновляясь.[224]
…Я стал пристально, придирчиво пересматривать всё, что и как я делаю, и вдруг увидел, что это совсем не так уж хорошо, что всё никуда годится. (…) Всё время были поиски, жесточайшая самокритика. (…) Если бы не было этого периода, то я не был бы до сих пор «действующим» пианистом на эстраде.[225]
Каждому из нас, исполнителей, приходилось в своё время заходить в какие-то творческие тупики. Тут сколько ни бьёшься – ничего не получается. Не выходят, скажем, те или иные технически трудные места: учишь, учишь, и всё впустую. Переживаешь, мучаешься, теряешь веру в себя…
Так вот, единственно верное средство – переключиться на другой репертуар. Бывает, вернувшись через некоторое время к пьесе, ранее не удававшейся, обнаруживаешь, что ситуация неожиданно изменилась, и явно в лучшую сторону. Трудное стало лёгким, непреодолимое – преодолимым; болезненные переживания исчезли…[226]
Так же как чередуются дни и ночи, как сменяется солнечная погода пасмурной, и наоборот, – так же чередуются радостные и сумеречные, кризисные состояния в жизни человека, занимающегося творчеством. И это естественно…[227]
Бывают достаточно долгие периоды, когда кажется, что всё идёт не так. Выйдя из этой полосы, понимаешь, что просто происходит новое созревание, наполнение…[228]
Часто, с годами – мне это не раз приходилось наблюдать, – у молодого пианиста растёт неуверенность в своих силах; появляются сомнения, колебания, а иногда и разочарование…И это несмотря на бесспорные, очевидные успехи, обогащение техники, расширение репертуара. Происходит это по одной простой причине. Чем больше знаешь и умеешь, тем больше сомневаешься. Начинаешь предъявлять к себе большие требования, относиться к себе строго критически. Как это ни парадоксально, но, в сущности, уверенность имеешь тогда, когда мало знаешь. С приобретением знаний и умения растёт и сомнение. Задача педагога состоит в том, чтобы из подобного рода сомнения сделать нечто плодотворное, способствующее дальнейшим успехам ученика.[229]
…Ощущение внутренней опустошённости бывает порой у человека, когда он стоит на пороге чего-то нового: былое уже кончилось, исчерпало себя, а то, что идёт на смену, еще полностью не оформилось. Тогда-то и выступает на передний план технический приём. Действительно, так случается иногда в творческой практике. И пока не пройдёт, доставляет немало огорчений.[230]
(Формула творческого процесса): сначала интенсивная деятельность, не приводящая, однако, к успеху, затем тупик, ощущение беспомощности. Потом – решение.[231]
Неудача никогда меня не обескураживает. Я не бросаю вещь если она не получилась у меня на концерте так, как мне хотелось: я продолжаю работать над нею и играю её до тех пор, пока она не станет получаться.[232]
…Не могу не заметить, что прожить в искусстве без кризисов, без каких-то срывов и разочарований, не знать мучительных переживаний, сомнений и т. д. – тоже нельзя. Так не бывает.
Конечно, у ремесленников – нехудожников – у тех бывает. Есть этакие благополучные люди, как в искусстве, так и в окружающей нас жизни, у которых вы не увидите того, что называют творческой «кривой». У них, скорее, «прямая» – без подъёмов и спадов, без ярких побед и видимых поражений. Я лично им не завидую. Несмотря на всю их стабильность и душевный комфорт. Мне кажется, тяжёлые минуты у музыкантов, поэтов, художников, актёров – в порядке вещей, внутренние колебания и шатания – тоже. Вплоть до кардинального пересмотра всего того, что делаешь в своей профессии. А как же иначе? В противном случае, не поколебавшись и не посомневавшись, можно ведь и забрести не в «ту» сторону. Или хуже того, впасть в душевное ожирение, излечиться от которого почти невозможно.
(…) И потом: знаете, в чём еще, по-моему, смысл душевных мук и творческих кризисов? В том, что за ними следуют обычно минуты светлые и радостные. Одного без другого в жизни не бывает. «За благом вслед идут печали, печаль же – радости залог».[233]
Что такое кризис? Субъективно – ощущение тупика. Мучительное чувство внутренней опустошённости, бессилия, «выпотрошенности», творческой немоты. Иногда что-то вроде прострации. В других случаях, наоборот, крайняя степень нервной напряжённости – кульминационная фаза её, – когда работа становится невозможной. В любом случае, с точки зрения человека, занимающегося творческой работой – беда, напасть и т. д., в какой бы форме это ни проявлялось. Адское наваждение, хуже которого не придумать…
Однако ощущения – ощущениями. Это, так сказать, внутреннее дело самого человека. Есть, в то же время у кризисных состояний и объективно важная функция, которая не сразу различима. Тупик – это не что иное, как этап скрытого, подспудного вызревания будущей идеи. Этап, на котором творческое «задание», в общих чертах, уже поставлено, существует, – но решение его пока что не найдено: оно «бродит» где-то в далёких и тёмных лабиринтах подсознания, откристаллизовывается, мало-помалу проясняется, обретает нужные очертания. И с ка-
кого-то момента всё настойчивее ищет выхода на поверхность. (Отсюда и болезненность чисто субъективных ощущений). Словом – то, что называют «кризисами», «тупиками» есть закономерность творческого процесса. Закономерность мыслительной деятельности человека вообще. В известном смысле, кризисы в ходе творческой работы нужны, чтобы не сказать – необходимы. И это обстоятельство не мешает чётко сознавать: проще тогда справляться с собой, сохранять хотя бы относительное душевное равновесие в нелёгкие минуты.
…Кризис в природе творчества и если бы его не было, то искусство бы закончилось. (…) Для писателя, художника, композитора всегда существует «кризис» – беременность, роды, иногда трудные.[234]