2. Эмоциональный мир
…Можно было бы напомнить о бесчисленном количестве случаев, когда рутина пытается подменить серьезное, требуемое произведением чувство, его суррогатом – обычным, условным «экспрессиво».[43]
Эмоции искусства суть умные эмоции. Вместо того, чтобы проявиться в сжимании кулаков и в дрожи, они разрешаются преимущественно в образах фантазии.[44]
Для меня очень опасно готовиться к записи слишком старательно, потому что в момент записи я отбрасываю всё, что воспринимается мной как заученное, навязанное. Я предпочитаю, приходя в студию, сохранять свежесть восприятия.[45]
Если я собираюсь записываться, то нарочно избегаю садиться за инструмент по меньшей мере в течение двух суток, предшествующих записи. Когда я прихожу в студию, я не прикасаюсь к фортепиано до тех пор, пока инженеры звукозаписи не приготовятся и режиссёр не скажет: «Дубль первый».(…) В результате нередко первый дубль оказывается лучшим, потому что музыкальный образ еще ничем не замутнён…[46]
Вокруг только и слышишь – эмоции, эмоции…молодёжи не хватает непосредственных, ярких, открытых эмоций…Наверное, это действительно так. Но я иногда задумываюсь: неужели все проблемы современного музыкально-исполнительского искусства сводятся только к дефициту эмоций? Есть произведения, где эмоциональное начало в его общепринятом, «обыденном» варианте было бы, мягко говоря, не к месту. Вспомним «Искусство фуги» Баха, многие его прелюдии и фуги, Сонату «Хаммер-клавир» Бетховена или его же Тридцать вторую сонату, вспомним фортепианные и камерно-инструментальные опусы Шостаковича, Хиндемита, Стравинского…Думаю, не ошибусь, если скажу, что эту музыку характеризуют не столько импульсивные эмоциональные всплёски, сколько глубокие и сложные художественные идеи…
Мне кажется, исполнителей, способных воплотить в своём творчестве эти идеи, еще меньше, чем тех, кого мы упрекаем в эмоциональной недостаточности.[47]
Хорошая эмоциональная память – одно из важнейших требований, которыми определяется профессиональная пригодность (артиста)…Эмоциональная жизнь образа может быть построена не иначе как из материала собственных чувств…[48]
…Факт, что большие художники (…) сохраняют в той или иной мере особенности детского восприятия мира – свежесть, непосредственность, чистоту, эмоциональность, активность воображения…[49]
Чем более культивирован наш дух, развит наш ум, тем с большей тонкостью мы может чувствовать.[50]
Только сильное переживание делает меня способным к творчеству, и только творчество даёт мне эти переживания.[51]
Всё должно исполняться как будто впервые.[52]
Меня не покидает боязнь потерять свежесть чувства, непосредственность и «радость первого открытия», которую артист должен передать слушателям. Нужно прежде всего любить то, что сегодня играешь, и страшиться обыденности, потускнения.[53]
(Важна) новость впечатления от пьесы, хотя бы крайне знакомой.
Если художник не останавливается в своём внутреннем развитии, не перестаёт жить интенсивной и многообразной душевной жизнью, – его эмоциональные реакции не делаются менее чуткими и отзывчивыми. Они просто становятся со временем иными – более сложными, изощрёнными, если хотите. Когда за плечами долгие годы профессиональной работы, то волей-неволей начинаешь строже и требовательнее относиться ко всему, что делаешь. Не так легко увлекаешься и загораешься, как в юности. Но это еще не значит, что утрачивается сама способность увлекаться и загораться. (…)
Отношение к музыкальному искусству вообще делается более одухотворённым. Всё сильнее ощущается то, что стоит за ним…[54]
…Настоящее, великое искусство – это так: раскалённая, кипящая лава, а сверху семь броней![55]
Софроницкий В. В.
Это слишком красиво, чтобы быть правдой.
Заметим, что так называемая детскость мировосприятия с присущей ей полнотой и свежестью чувств, – и творческий дар находятся с достаточно близком соседстве друг с другом. А возможно, и более того – в органической взаимосвязи.
Действительно, что есть детскость? Не умение ли живо и непосредственно реагировать на окружающее? Легко увлекаться новым, незнакомым, неизведанным…Детскость – это и пылкость воображения, и свободный полёт фантазии, и особая обостренность чувств, и способность удивляться, и почти непрестанная, неослабевающая активность мыслительных процессов. Это, наконец, ценнейшее свойство мгновенно загораться, приходить в состояние внутренней приподнятости, окрылённости, вдохновения. Словом – ансамбль психических качеств, во многом пересекающихся с тем, что понимается под способностью к художественному творчеству, сливающихся с этой способностью, входящих в его структуру.
Разумеется, детскость большого художника – психологическая субстанция особого рода. Трактовать её упрощённо, понимать эту детскость в буквальном смысле слова было бы неверно; менее всего общего у неё с инфантильностью или тому подобным. И потом, обнаруживает она себя обычно в сложных сочетаниях, взаимосвязях с другими чертами личности – подчас далеко не детскими. Суть лишь в том, чтобы она всё-таки находила себе место в таких сочетаниях, окрашивала их в свои характерные цвета, – уже одно это очень важно.
Ничто так не удручает в музыкально-исполнительском искусстве как выразительность «вообще» – безликая, «безадресная», применяемая в одном-единственном варианте везде и всюду, ставшая игровым штампом, «общим местом». К сожалению, встретить такую псевдовыразительность («невыразительную выразительность») можно где угодно – и в Детских музыкальных школах, и в консерваториях, и на международных конкурсах, – всюду, где появляется музыкант не слишком большой природной одарённости.
С другой стороны, многие молодые музыканты полагают по своей душевной наивности, что чем эмоциональнее будет их игра, чем больше в ней будет сильных, открытых, «горячих» чувств, – тем лучше. Если бы всё было так просто…В искусстве, напомним, имеет значение не только и не столько «количество» эмоций, сколько их качество. Сырые, необработанные (хотя бы и сильные), дилетантски-упрощённые эмоции и чувства – совсем не то, что требует музыка Моцарта, Шуберта, Шопена, Дебюсси, Равеля, Скрябина и многих других композиторов.
…Ни у одного актёра в мире нет таких сильных, горячих, волнительных и волнующих чувств, как у русского.[56]
Чехов М. А.
…Если бы я имел выбор между исполнителем, который играет с вдохновением и воображением, но обращается с текстом довольно произвольно, и исполнителем, абсолютно надёжным в своей верности тексту, но не обладающим воображением и никогда не вдохновляющимся, – я бы вообще предпочёл вдохновенного, хотя и неряшливого.[57]
Жизненные восприятия, ассоциации, образы фантазии и воображения в творческой «лаборатории» музыканта-исполнителя
Непрерывное, постоянное внутреннее питание личности, – первейшее условие роста, обогащения, активной жизнедеятельности истинного таланта.[58]
Чтобы творить, надо располагать «боковым зрением», уметь видеть и думать «около»…[59]
Принявший мир как звонкий дар,
Как злата горсть, я стал богат.
…Вся жизнь артиста, если говорить по большому счёту, должна быть такой, чтобы он всегда, в любой момент, готов был отозваться душой на возвышенное, одухотворённое, поэтически прекрасное. (…) Надо уметь видеть Красоту вокруг себя. И вдохновляться ею. (…)
У каждого из нас должна быть какая-то струнка в душе, чутко отзывающаяся на разного рода воздействия – внешние и внутренние…[60]
Кто может проникнуть в тайну сочинения музыки? Шум моря, изгиб какой-то линии горизонта, ветер в листве, крик птицы откладывают в нас разнообразные впечатления. И вдруг, ни в малейшей степени не спрашивая нашего согласия, одно из этих воспоминаний изливается из нас и выражается языком музыки.[61]
Я сомневаюсь, чтобы музыкант мог быть сильно увлечён чисто звуковой тканью произведения, вне сферы каких-то переживаний и ассоциаций. Обычно тут бывает целый круг переживаний…[62]
…Меня влекли к себе книги, живопись, другие искусства. И не потому, что это просто занимало или развлекало, служило приятным времяпрепровождением. Тут – другое. Суть дела, по-моему, в уходе от повседневности, прозаичности, будничности. Художественные интересы, разного рода интеллектуальные увлечения тем-то и хороши, что помогают человеку как бы подняться над бытом, обостряют чувства и мысли, расцвечивают мир яркими красками, вводят в атмосферу высокой духовности. Для артиста это как глоток свежего воздуха…[63]
Надо уметь видеть. Не пропускать ничего из того, что предлагает тебе жизнь. И еще надо уметь творчески «переваривать» свои впечатления. (…) Такой запас сведений называется тезаурусом. По-латыни это слово означает сокровище. Это очень хорошее слово. Действительно, то, что хранится в нашей эмоциональной памяти, – ни с чем не сравнимое сокровище, которое должно ежедневно, ежечасно увеличиваться…[64]
Ассоциации, богатство ассоциативного фонда – вернейшее мерило подлинной образованности, душевной содержательности, культуры человека. У художника, даже не доходя еще до его сознания, они по пути претворяются в образы, краски, оттенки. От этих «призвуков» и зависит едва ли не больше всего содержание, художественная ценность исполнения…[65]
…Обогащающие меня импульсы исходят не только от музыки. Театр, кино, литература постоянно наполняются мою музыкальную кладовую, помогая в работе.[66]
(Надо) развивать фантазию удачными метафорами, поэтическими образами, аналогиями с явлениями природы и жизни, особенно душевной, эмоциональной жизни…[67]
…Необходимо будить, тормошить свою творческую фантазию, много знать, чтобы верно чувствовать…Художник, как драгоценность, обязан беречь в своей душе каждое переживание, выпавшее ему в жизни: радостное, трагическое, печальное, комическое – всё пригодится в его творческой работе, послужит материалом, из которого он впоследствии будет лепить образы…[68]
Лишь тот исполнитель, кто в нотной пустыне увидел мираж.[69]
…Соната[70] так выразительна, я так сжился с этой музыкой, что мог бы подписать слова под каждым тактом и указать в ней все ощущения, даже все жесты при прощании, и взгляды, и объятия.
Воспринимает не изолированный глаз, не ухо само по себе, а конкретный человек, и в его восприятии (…) всегда в той или иной мере сказывается весь человек, его отношение к воспринимаемому, его потребности, интересы, желания и чувства.[71]
…Настоящий художник – тот, кто все свои душевные волнения, мысли, чувства, жизненные впечатления и т. д. умеет переплавлять в творчество.[72]
Я иногда задумываюсь: что послужило для меня импульсом к творчеству, к работе мысли…Бывает, это какой-то духовный «толчок», полученный от знакомства с ярко одарённым человеком…В других случаях новая книга, спектакль, поездки по новым, ранее незнакомым местам. Всё это – великолепный «питательный материал» для творчества. Вы порой и сами можете не знать, как, когда, каким образом произошли изменения в вашем художественном сознании. Будете чувствовать только – что-то внутри вас словно бы осветилось новым светом; будто что-то скрывалось, дремало в вас, пока яркое, сильное жизненное впечатление не попало – точно стрела – прямо в цель.[73]
Как важно для нас (артистов) вбирать в себя побольше прекрасных, сильных впечатлений (…) так как никто не знает, что взволнует его (артиста) душу и вскроет творческие тайники…[74]
Музыкальная одарённость не сводится к одной только музыкальности…Чтобы говорить музыкой, нужно не только владеть этим «языком», но и иметь, что сказать.[75]
Когда маленькая изящная птичка выпала из гнезда, я чувствовал в руке торопливое, лёгкое биение её дрожащего сердечка. После этого ария Керубино и рондо моцартовских концертов зазвучали для меня совсем иначе, чем прежде.[76]
В юности обычно особым образом воспринимают окружающий мир – непосредственно, увлечённо, с живым и острым любопытством. Воспринимают во всём многоцветьи, сочности и богатстве его красок. Потом эта способность постепенно ослабевает – если не у всех, то, во всяком случае, у большинства. Сказывается возраст, усталость, истощение нервных ресурсов; даёт о себе знать (к сожалению, нередко) заземлённость на прозаичном и обыденном; могут быть, разумеется, и иные причины. И это, пожалуй, одна из самых малоприятных тенденций, характеризующих с годами внутреннюю, духовную жизнь многих людей искусства.
Есть в сфере творчества закон: «отдать» можно лишь то, что было когда-либо воспринято художником извне: воспринято – и затем переработано, переплавлено в «тигеле» его личного духовного опыта. Тут что-то вроде закона «сохранения вещества». «Из ничего не выйдет ничего», как говорил древнегреческий поэт и философ Лукреций. В психологии иногда сравнивают нервную систему человека с воронкой, широким своим отверстием обращённой к внешнему миру, а узким – к конкретному творческому действию. Мир, через широкое отверстие, проникает в человека тысячью самых разнообразных восприятий, впечатлений, импульсов, воздействий и т. д. И чем этот поток полнее, чем интенсивнее – тем соответственно больше различного «материала» поступает во внутреннюю среду человека; тем интереснее и значительнее результаты его творческого труда.
Фактически все музыканты-практики (а это обстоятельство само по себе симптоматично) говорят о важной роли поэтических параллелей и ассоциаций в их творческой деятельности. (Возможно, для композиторов их значение еще более велико). Ассоциативно-образные связи, яркие художественные аналогии лучше всего остального могут опоэтизировать мысль музыканта, разбудить его творческую фантазию, оживить интуицию. Иногда эти ассоциации выступают как чёткие, рельефно вырисовывающиеся перед внутренним взором «видения». В других случаях они уходят на уровень подсознания, таятся где-то в глубинах психики, создавая у человека ту или иную настроенность, окрашивая его переживания в определённые эмоциональные тона.
Разумеется, у каждого индивидуума свои методы работы, свои подходы к творчеству. В отношении ассоциаций и художественно-образных параллелей – тоже. Но, повторим, не будет ошибкой сказать, что большинству музыкантов ассоциации помогают выйти из сферы обыденного и привычного. Помогая подняться над ремеслом, они дают возможность (тут – главное!) включить в исполнение образы памяти, фантазии и воображения и, тем самым, вызвать к жизни неповторимые эмоциональные ароматы, овеять ими музыку…
Человек, чуткий к художественным ассоциациям, отмечен обычно высокой культурой чувств и переживаний. (Хотя сказанное отнюдь не означает, разумеется, что такая культура отсутствует у людей, не обладающих развитым ассоциативным, живописно-образным мышлением). А ведь в музыкальном исполнительстве важна не только сила чувств, но и тонкость, разнообразие, рафинированная изысканность их. Важно не только и не столько «количество», сколько «качество» эмоций, о чем и идёт сейчас разговор.
…Я убеждён, что жизнь не может состоять исключительно из музыки. Не представляю ничего более ужасного, чем всегда слышать музыку, думать о музыке, исполнять музыку!
В жизни так много всего, что нужно ещё увидеть и оценить, и я чувствую: чем больше нового я смогу узнать, тем лучшим артистом я стану.[77]
Всё, что вы пережили в течение вашей жизни, всё, что вы наблюдали, видели, что радовало ваш взор, что вы любили или ненавидели, от чего страдали, к чему горячо и пламенно стремилась ваша душа, всё, чего вы достигли или что навсегда осталось для вас мечтой и идеалом, – всё это уходит в так называемые подсознательные глубины вашего «Я». Там оно (…) преображается в материал, из которого ваша творческая индивидуальность строит душу сценического образа.[78]
…Особый интерес представляют (…) два психологических процесса. Первый – выразить себя на сцене, второй – впитать в себя и накопить как можно больше всякого жизненного опыта, наблюдений и знаний. Несомненно, (…) чем богаче ваш опыт и познания, тем ярче становится ваша игра. Эти два процесса можно сравнивать с дыханием: выражая себя, вы выдыхаете, вбирая в себя – вдыхаете.[79]
Что в принципе отличает художественное дарование от бездарности? В первом случае человек чутко, как локатор, воспринимает всё, что видит, слышит, наблюдает вокруг себя. Отбирая, он – здесь главное! – делает это своим: ассимилирует воспринятое, творчески перерабатывает в себе, а не просто загружает в себя как в багажную камеру. У талантливого человека все накопления творческие, у малоодарённого – механические.[80]
Наибольшим злом современного музицирования следует признать недостаточную силу воображения наших артистов: музыкант легче справляется с инструментом, на котором он играет, чем с произведением, которое он должен исполнять (разрядка составителя).[81]
Безусловно, процессы происходящие в подсознании, самым серьёзным образом влияют на работу (…) – я имею в виду прежде всего различные ассоциации, воздействующие на музыкальную мысль. Но как? Каким образом? Какими путями? При каких условиях? Всё это сплошная загадка.[82]